Чудовище

Передо мной светится яркими желтыми огнями мост, перекинутый с одной части Города на другую через грязную жижу, называемую рекой. Я вижу на мосту парадное карнавальное шествие людей, наряженных в пестрые кричащие костюмы, танцующих и поющих, бьющих в бубны и размахивающих факелами. В середине этой вереницы движется открытая повозка, где на сверкающей позолотой площадке пронзительным голосом поет женщина в одеянии из блесток и страусовых перьев. Шум, сияние и феерия красок влекут меня; мне интересно, чем заняты эти люди, да и вообще, сами люди мне тоже любопытны.

Я иду к мосту, пытаясь при этом рассуждать о том, кто же я, откуда взялся и что собой представляю. Хотя ничего определенного придумать не получается: все, что я нахожу в своей памяти – это дразнящий искрящимися огоньками, разрезающий ночное небо надвое мост, к которому я и стремлюсь.

Вот я уже ступаю на него, оказавшись в самом начале праздничной процессии, вот ко мне приближаются люди, и я присматриваюсь к ним, и вижу их лица, искаженные ужасом. Несколько человек даже пытаются бежать назад, или прыгнуть с моста, но у них ничего не выходит, потому что все они за считанные мгновения обугливаются и осыпаются кучками пепла. Я не понимаю, что не так с этими людьми; может, мне попадаются неудачные фальшивые подделки? И я движусь по людскому потоку в надежде увидеть настоящих людей. Но глаза всех встреченных мною наполнены бесконечным страхом, и я не могу понять, почему, ведь издали мне их карнавальное действо казалось веселым и радостным. Я приближаюсь к сверкающей повозке. Люди, тащившие ее за украшенные цветами канаты, как и все другие до этого, превратились в прах, и повозка остановилась. Но женщина на ней продолжает петь.

Я делаю шаг, чтобы лучше рассмотреть ее, и тут встречаюсь с ней взглядом. Она как раз взяла высокую долгую ноту своим чистым резким голосом. Я вижу, как за доли мгновения расширяются ее зрачки, как испаряется одежда, как лопается кожа на груди, обнажая мышцы, ребра, внутренние органы, но ее голос продолжает звучать и обрывается лишь в тот миг, когда сама царица карнавала оседает на повозку кучкой пепла. Я тронут ее страстью к своему искусству, и готов признать, что она и есть самый настоящий человек. Но ведь ее настигла ровно та же участь, как и всех остальных, встреченных мною до сих пор.

Может быть, дело не в них, а во мне? Что со мной не так, да и кем я, собственно, являюсь? Я опускаю взгляд вниз и вижу два расплывшихся выроста, которые лишь отдаленно можно назвать ногами, потому что они представляют собой плотное месиво из трупных червей, мокриц, тараканов и мертвоедов, беспрестанно движущихся в черной зловонной жиже, испускающей ядовитое зеленое свечение. Это и есть я?

Я в замешательстве оборачиваюсь назад, и вижу на покрытии моста огромные бесформенные смолянистые пятна с тем же зеленоватым сиянием. Это мои следы? Получается, весь этот страх и ужас, который я видел на лицах погибающих людей – вызван мной? И погибали они от того, что я со своим излучением приближался к ним, превращая их в пепел? Но ведь я не хотел этого! Я не испытываю к людям никаких иных чувств, кроме любопытства и сочувствия. Я даже на миг думаю; «Я ведь не монстр…»… И тут же осекаюсь, потому что именно монстром я и являюсь. Но только снаружи. Во всяком случае, я хочу в это верить.

Но что я могу сделать, чтобы не стать настоящим чудовищем? Первой мыслью было желание остаться тут же, на мосту, растечься аморфной массой, не двигаясь с места, чтобы только не нести с собой ужас, смерть и разрушение. Но в этот же миг я понимаю, что останавливаться надолго мне не подвластно. Все, что составляет мою сущность, кишит, бурлит и заставляет меня двигаться. Я лишь вправе выбирать направление.

Затем я думаю о том, чтобы вернуться в реку, откуда я, по сути, и вышел. Но тут же осознаю, что и это не вариант. В реке, куда стекают нечистоты, я стану лишь сильнее. И рано или поздно все равно покину ее, став еще большей угрозой всему живому.

Тогда я решаю дойти до конца моста, пересечь Город и навсегда покинуть его пределы, затерявшись где-нибудь в безлюдных лесах, горах или пустынях. Я даже даю себе слово выбирать самые широкие улицы и площади, чтобы как можно меньше живого попадало в поле моего смертоносного излучения.

Но сказать легче, чем сделать.

То короткое время, пока я, замедлившись, размышляю о том, как мне поступить, люди, к которым я приблизился настолько, чтобы они увидели меня, но все же не так близко, чтобы их убить, бросаются вспять по мосту. Паника волной проносится до конца моста и, словно круги по воде от брошенного в нее камня, расходится по улицам Города. Что ж, это меня устраивает. Чем меньше людей окажется на моем пути, тем легче мне представляется моя задача. Я рад бы вообще обойтись без жертв, но понимаю, что это невозможно.

И вот я уже перемещаюсь с моста на пыльную асфальтированную городскую улицу, оставляя после себя смерть и шевелящиеся пятна черной слизи. Хорошо, что людям из последних рядов карнавальной процессии удалось сбежать. Улица, ведущая к мосту, и все примыкающие к ней переулочки пусты. Но я чувствую, что в высотных домах вдоль нее спят люди. Взрослые и дети. И мое присутствие убивает их, превращая в пыль. Только теперь я понимаю, насколько я огромен, ведь на мосту мне не с чем было себя сравнивать. А сейчас уровень моего зрения находится на высоте нескольких этажей. И, я так предполагаю, радиус моего воздействия еще больше. Я даже пытаюсь сжаться, вобрать в себя свое огромное расплывающееся тело, и от этого становлюсь меньше в диаметре, но выше на два или три этажа. Так что по сути ничего не меняется…

Только я не хочу ничего этого! Ни своего существования, ни этих бессмысленных смертей, ни своей благой цели. Но ничего другого мне не остается. Лишь двигаться по Городу, стараясь пересечь его кратчайшим путем, и чувствовать, как с каждой новой смертью увеличивается груз моей скорби.

На какой-то миг я даже чувствую некое злорадство по отношению к людям. Ведь сейчас я поступаю с ними так же, как и они до этого со всем живым на Планете: неосознанно, и, может, порой, не желая того, уничтожаю все вокруг себя. Словно я – это заслуженное Возмездие, созданное природой или неизвестно какими высшими силами для того, чтобы заставить людей одуматься и остановиться в своем разрушающем движении. Всего мгновение я ощущаю себя значимым персонажем в человеческой цивилизации, но тут же прогоняю эту мысль прочь. Я не хочу быть наказанием, я вообще не хочу – быть, но раз уж в этом выбора у меня нет, то хотя бы просто попытаюсь поскорее покинуть этот Город…

Моя улица заканчивается, дома расступаются, и я вижу просторную, окруженную высокими фонарями и черными елями, площадь. Я надеялся, что на моем пути попадутся площади и проспекты, потому что они широкие, и в этот ночной час должны быть безлюдные. Похоже, я ошибся. На этой площади собралось немало народу. Только все люди находятся на противоположной от меня стороне, и я их почти не вижу, потому что их скрывают металлические щиты и огромные машины с направленными в мою сторону стволами.

Меня здесь ждали…

Я в растерянности замедляю ход. «Я вам не враг!» Потом понимаю, что они этого не знают. В их глазах я велик и ужасен. И несу в себе смерть. Значит, со мной нужно разобраться. Так, как принято у людей. Если при виде одного таракана человек тянется к сложенной газете, даже не задумываясь, есть ли у его визави интеллект, то стоит ли говорить обо мне, который и есть сплошной ком червей и насекомых. Сам поражаюсь, что могу мыслить и чувствовать. А люди даже предположить этого не могут.

Внезапная вспышка света, тут же за ней следует резкий громкий хлопок, оторвавшаяся часть меня отлетает на несколько метров в сторону, и с хлюпающим звуком падает на брусчатку. Все замирают в ожидании, что будет дальше. Даже я. Ни боли, ни злости я не чувствую. Только любопытство. Которое тут же улетучивается: отстреленный кусок тянется ко мне бесформенной амебой и уже через несколько секунд сливается со мной. Словно ничего и не произошло. Похоже, просто так уничтожить меня невозможно. Разве что водородную бомбу сбросить. Уничтожив при этом Город и всех его жителей.

Еще один короткий всплеск света. Что-то раскаленное на огромной скорости вонзается в меня, вязнет в моей живой подвижной сущности, и разрывается внутри меня на тысячи мелких осколков, не причиняя никакого вреда. Все металлические части постепенно оседают в моем теле и остаются в слизи моих следов. Я движусь дальше.

А дальше были очереди ярких вспышек, огненные струи, облака черной пыли. Но, когда я приближаюсь к машинам на противоположной стороне площади, людей там уже нет. Надеюсь, большинству из них удалось все-таки убежать. Хотя, надо отдать им должное, они очень старались меня остановить. Но не удивлен, что им это не удалось. Я и сам при всем желании не смог бы этого сделать.

Я только хочу поскорее убраться из Города. Уверяю себя, что, если двигаться по прямой, рано или поздно можно пересечь что угодно. Даже огромный мегаполис. Но этот Город слишком грязен. Все дренажные каналы, подвалы и хаотичные мусорные свалки на моем пути кишат разнообразной живностью, которую я впитываю в себя и становлюсь лишь крупнее, увеличивая радиус своего смертоносного действия. Похоже, я обречен убивать своим присутствием все светлое и чистое, чем могли бы стать люди для Города, но не стали.

Площадь сузилась до обычной улочки, я протискиваюсь между домами, с болью и сокрушением представляя, что творится в них, и вскоре выхожу на открытый участок, где вижу ряд убогих палаток, тлеющие угли костра и нескольких человек, толпящихся возле огня. Я, как могу, замедляю движение, чтобы люди успели заметить меня и убежать, и большинство их так и делает, поспешно с криками бросившись врассыпную. Лишь один человек, по-видимому, очень старый, с длинной всклоченной бородой и в лохмотьях, не двигается с места. Он падает на колени, подняв трясущиеся руки вверх, и неожиданно зычным голосом затягивает унылую, в то же время торжественную песню. От неожиданности и невольного уважения я почти останавливаюсь, но он и не думает бежать, тогда внутреннее бурление жизни толкает меня вперед, еще и еще, человек попадает в поле моего воздействия, и я уже ничего не могу изменить. Я вижу, как сморщенная кожа сползает с его рук, лица, тела, как обугливаются мышцы, освобождая белые кости, которые, в свою очередь, тут же чернеют и прахом оседают на землю.

Еще одного человека не стало по моей вине. Я уже стараюсь не думать об этом. Я переполнен отчаянием, бессилием и скорбью, но продолжаю двигаться вперед, потому что иного пути у меня нет.

Внезапно я замечаю, что темнота становится прозрачнее, ночь заканчивается, и воздух пропитывается новым днем. Я с непонятной надеждой оборачиваюсь назад, на восток, чтобы увидеть розовеющую полоску восхода, словно она как-то могла бы облегчить мою боль. И спустя мгновение я, сеющий страх и ужас этой ночью, сам ощутил внутренний холодящий трепет.

На фоне светло-голубого безоблачного утреннего неба я вижу поверх домов черные куполообразные силуэты, окруженные дымкой изумрудного сияния. Их много, они размеренно движутся по траекториям, совпадающим с направлениями улиц. Весь Город позади меня наводнен странными тварями. И мне почему-то это не доставляет радости. Я опускаю взгляд вниз, и вижу, как слизь моих следов сползается в одно целое, как она втягивает в себя весь мусор и грязь, и даже кучка пепла последнего убитого мною человека вбирается ею, и эта аморфная черная масса растет, увеличивается, и становится… моим зеркальным отражением. Так значит, все, что движется сейчас по Городу – порождено мною?

Вот от чего я бежал, и к чему пришел. Каким бы чуждым для меня ни было уничтожение живых существ, как бы ни противился я тому, для чего, по-видимому, был предназначен, я так ничего и не смог изменить. И теперь сотни моих копий прочесывают Город, превращая в пыль все живое, и я даже не уверен, что это не доставляет им удовольствия.

От безысходности и отчаяния я совсем теряю контроль над собой. И чувствую, как мое тело утрачивает форму, растекается, расползается огромной черной копошащейся лужей. Скоро меня впитают приближающиеся чудовища. Но я слишком огромен, чтобы меня мог поглотить только один подобный мне монстр. Наверняка части меня достанутся хотя бы нескольким тварям. И, может быть, в них тоже проявятся мое любопытство и сочувствие живому.

Интересно, а чем себя успокаивают люди, когда умирают?