Андрей Лакро

Освобождение

Автор:
Марина Крамская
Освобождение
Работа №118
  • Опубликовано на Дзен
  • 18+

Чучело они заметили издалека: одетое в черно-красный клоунский костюм, оно, как вилы в стоге сена, торчало слева от дороги. Крест, на котором его распяли, накренился, голова в алом колпаке свесилась на грудь. Илья придержал сына за плечо и шепнул на ухо:

– Подойдем близко – не смотри.

– Почему?

– Не смотри и всё. Слушай, что отец говорит.

Яшка понуро кивнул. Спорить с отцом – дело напрасное.

По взбитой дорожной грязи пробирались с трудом. У Яшки сапоги были прихвачены бечевкой под голенищем, чтоб не потерял. Привычная сизая дымка, сквозь которую что солнце, что луна – все едино, застилала небо до горизонта. Мертвые земли по обе стороны от дороги поросли серой травой. Весь мир в Яшкиных глазах был черно-белым, и только чучело в шутовском наряде казалось каплей крови на карандашном наброске.

Отец шёл на шаг впереди, и Яшка ступал точно по его следам. За плечом у Ильи подпрыгивал набитый холщовый мешок, со дна которого уже подтекала свежая кровь. Из-за массивной фигуры отца вдалеке виднелся дом с соломенной крышей, больше похожий на хлев. Ни движения, ни единого звука – только они вдвоем в пустом прозрачном мире, похеренном ядерной бомбежкой.

Когда до чучела оставалось шагов десять, Яшка, как обещал, потупил взгляд, но стоило отцу отвлечься, уставился на диковинное создание во все глаза. Из рукавов (правый – рубиновый, левый – что вороное крыло) торчали серые кисти рук мертвеца. В просвет между отворотами штанов и узконосыми туфлями тоже виднелась полоска бесцветной кожи. Седые патлы свисали с затылка до самого подбородка, скрывая лицо. Из штанов шутки ради кто-то выпустил чучеловы причиндалы, и их уже начали поклевывать вороны.

Отец остановился и ждал. У Яшки страшно чесалась немытая голова, но он терпел, отчего-то боясь привлечь внимание мертвого стража. Но тут вдруг так засвербело в носу, что он оглушительно чихнул.

Чучело дернуло головой. Раздался хрип:

– Кто-о-о?

– Нам бы хозяина твоего повидать, – отозвался отец, и было слышно, как дрожит его обычно твердый голос.

– Кто таки-и-ие? Зачем пожа-а-аловали?

– Помощь нужна. Да ты принюхайся, мы ж не с пустыми руками явились.

– Ты мне тут не командуй, – чучело медленно оторвало подбородок от груди и подняло голову.

Яшка почувствовал, как в желудке колыхнулся скудный завтрак – ломоть серого хлеба да тонкий слой вяленого мяса. Понял, почему отец велел не смотреть. Он и рад был бы забыть, что увидел, но подозревал, что такое не забывается. В правой глазнице у чучела запал полуслепой голубой глаз, а левую – пустую – затянула паутина, в центре которой от движения покачивался паук. Стоило чучелу открыть рот, как между губами повисли омерзительные склизкие нити. Сколько ж оно пролежало, прежде чем его?.. И как?..

Страж тем временем склонил голову сначала на один, потом на другой бок, словно разминая шею. Затрепетали полупрозрачные ноздри. Правый глаз на мгновение скрылся за единственным веком без ресниц. Губы влажно причмокнули.

– Чу-у-ую, – согласился он и вновь уставился на отца. – Проходи.

Илья взял сына за руку и потянул за собой. «Что же это такое?» – спрашивал себя Яшка, пока они пробирались к ветхой хижине, больше похожей на юрту из-за накиданных на крышку и приколоченных к стенам ковров. После войны много времени минуло, они с отцом многое повидали: и огненные вихри, и двухголовых волков, вышедших из леса, и искаженные радиацией целые селения, но живых мертвецов не встречали. Отец только однажды шепотом сказал, что теперь-то люди поверили в магию, в тех, кого раньше жгли, а теперь о помощи просят. А Яшке в магию поверить было проще – мир в его глазах одномоментно стал иной реальностью.

Еще утром Яшке не терпелось попасть в дом Стервятника, сколько бы жутких историй о нем не рассказывала покойная бабка. Теперь костер любопытства в груди почти прогорел. И если бы не Илья, уверенно тащивший его по тропинке к дому, у него бы точно ноги отказали. Но отец сказал:

– Вот помру, ты один останешься. Лучше тебе сейчас со стариком знакомство свести, чтобы и без меня знал, что делать.

Яшка и так знал, что. Не знал только, как.

Неприступного забора вокруг юрты не было, лишь калитка, через которую проще перелезть, чем открыть. Они так и сделали: отец подсадил Яшку, а затем и сам перешагнул. Чем ближе к дому, тем невыносимее пахло тухлыми яйцами, Яшка даже рукавом зажал рот и нос. Они с отцом зашли внутрь. Из единственной комнаты сочился теплый рыжий свет. Зажженные свечи в ней стояли где попало: на грязном столе среди пустых склянок, в изголовье узкой кровати, на полу и даже у единственного крошечного окна. А в углу на груде сена восседал сам Стервятник.

Яшка представлял его по рассказам, но он оказался совсем иным. Рослый, высохший старик с вытянутым лицом, больше похожим на змеиную морду, и клоками белых волос над ушами, одетый в гнилое платье до колен. Белые ноги были широко расставлены, а взбухшие вены на них походили на подкожных голубых червяков. В руках он перебирал бусы из волчьих клыков. Взгляд янтарных глаз мгновенно обшарил гостей, задержавшись на мешке в руке Ильи.

– Зачем малого приволок? – позабыв о гостеприимстве, тягучим низким голосом нараспев спросил старик. – Я с детьми дел не имею.

– Это сын мой, Яков, – сообщил отец, до боли сдавив Яшкино плечо. – Ему тринадцать скоро. Хочу, чтоб знал в случае чего, как с голоду не помереть.

– На знакомство, стало быть, привел? Ну так пущай подойдет, посидит со мной, пока старшие о делах толкуют.

«Ни за что!» – подумал Яшка, с ужасом представив, как костлявые заскорузлые пальцы старика схватят его за горло.

Но поймав взгляд отца, понял – выбора у него нет.

Каждый из шести шагов до соломенной кучи сильнее скручивал Яшке сердце. Он задержал дыхание и позволил Стервятнику усадить его рядом. Из-под грязной рванины старика вдруг с писком выскочила мышь и затерялась между коврами, которые и внутри покрывали хижину с пола до потолка. Господи, как же от него несло! Запах тухлых яиц был не так плох, как запах мертвечины, пропитавший тряпье и кожу старика насквозь. Яшка хорошо знал эту вонь – именно она окутывала их с отцом сарай на заднем дворе, от которого Илья велел держаться подальше.

Старик едва не любовно взял Яшку за руку, и тот содрогнулся от прикосновения ледяной влажной ладони.

– Хороший мальчик, – прошипел Стервятник. – Тёплый.

– Так что насчет дела? – напомнил о себе Илья, не глядя на сына. Яшка утешил себя тем, что отцу хотя бы стыдно. – Мне нужно три банки.

– Три так три, – равнодушно пожал плечами старик. – Что в уплату дашь?

– Сам смотри.

Отец ослабил веревки на горле мешка, перевернул и вывалил на пол три тушки мертвых шакалов. Всем перерезали горло и выкололи глаза – таких уже к жизни не вернешь, пропадут, слепые. Стервятник задвигался, как выползающая из норы змея. Поднялся, схватил одного из шакалов за шкирку, поднес к лицу и языком попробовал свежую кровь.

– Подготовился, вижу, – кивнул старик. – Только это ж щенки, мелкие, их на три банки не хватит. Ты вот что, слушай. Оставь-ка мне мальчишку своего. Я его ремеслу нашему обучу, и не придется вам сюда таскаться больше.

Яшка был готов бежать. Он хорошо знал отца. Шакалов они разыскивали две недели: расставляли силки, а когда утро за утром находили их порожними, отец чуть волосы на себе не рвал от бессилия. И без того убогий урожай погибал на глазах. Голод подступал все ближе. Если б Илья только мог сам… Но Стервятник секретами ни с кем не делился. До этого дня.

В глазах отца Яшка прочитал неприятную решимость. Старик, дав им время на размышления, сгреб дохлых шакалов, запихнул в тяжелый ларь черного дерева и навесил замок. Было слышно, как его босые шелестят по ковру, как в животе у него что-то громко булькает, словно зелье на огне. Яшка представил, каково засыпать под этот аккомпанемент, и его затошнило. Но отец всегда знал, что делать. Только его мудростью они и жили.

– Не хватит на три, так подай две, – распорядился Илья.

Стервятник смерил Яшку долгим взглядом, обнажил желтые зубы в оскале и полез в соседний сундук.

Когда они вышли на двор, сумерки уже затопили и без того мрачное небо. Мимо чучела прошли, не поднимая голов. Яшке так хотелось отблагодарить отца, но язык будто отнялся. Они шли прочь от дома Стервятника, и с каждой секундой дышать становилось легче. В окровавленном мешке теперь позвякивали две банки.

Яшка думал, что отец подождет до утра, но тот не стал откладывать, пошел прямиком к сараю. Яшке полагалось закрыться в доме и в лучшем случае посматривать из окна, да и то нежелательно. Но Илья вдруг спросил, не обернувшись:

– Хочешь со мной?

Яшка не знал, хочет или нет. С одной стороны, тайна сарая, вонь из которого пробиралась сквозь забитые войлоком щели, мучила его. С другой – он до сих пор не мог избавиться от ощущения прикосновений Стервятника. Воды для мытья не было, но он хотел хотя бы обтереться влажным полотенцем.

«Полотенце подождет», – решил Яшка и поплелся за отцом к сараю.

Стоило Илье открыть скрипучую дверь на ржавых петлях, как их обоих обдало теплым приторно-сладким духом. После дома Стервятника запах гнили уже не вызывал отвращения. Но то, что возвышалось посреди сарая на полу, вновь напомнило Яшке о съеденном завтраке.

Туша коровы лежала на боку. Она уже сдулась, живот впал, отвисшее вымя растеклось по полу бледной лужей. Мухи черной жужжащей кучей облепили рваную рану на задней ноге. Слепые коровьи глаза уставились в стену, от прежней Маруси остались только знакомые Яшке рога, короткие, но острые.

Отец нерешительно приблизился к корове, присел рядом. Мухи взвились, их зеленые тельца заблестели в свете керосинки в Яшкиных руках. Он так и стоял, быстро сглатывая и гадая, что задумал отец. А Илья тем временем достал одну банку, выбрал из разбросанного по полу сена пустую консервную банку и налил молочно-голубоватой жидкости до краев. Сверху Яшка увидел, что содержимое банки светится лунным светом. И только тогда до него дошло, на что решился отец.

Он хотел закричать, но горло заложило. Вот значит зачем три банки – для огорода хватило бы и одной. Но Илья взял не про запас, нет.

– Пап, – просипел Яшка, обнимая себя руками и содрогаясь от страха. – Ты уверен?

– Уверен. Уверен, что попробовать нужно.

– А если… не получится? Ее можно будет… снова?..

– Да кто ж скажет? Думаю, можно.

Яшка заслонил лицо ладонями, когда отец влил корове между зубов лунное зелье. Открыл глаза только услышав странный звук – что-то тяжелое заворочалось на полу. Сначала посмотрел через щель между пальцами, а затем и вовсе отнял ладони.

Большие коровьи глаза больше не смотрели слепо в одну точку. Маруся моргнула и медленно задвигала ногами, будто привыкая к новым ощущениям. Отец отшатнулся, когда отощавшее тело напряглось и перевернулось на живот. Корова поднялась на все четыре ноги и испуганно осматривалась. Вымя провисло почти до полу. Разъеденная мухами рана выглядела омерзительно, но Маруся ее явно не замечала. Она мотнула головой и носом зарылась в подгнившее сено.

– Ну, Стервятник, – прохрипел отец, подойдя к Яшке и обхватив того за плечи. – Дьявол, не иначе.

У Яшки слов не было. Он изумленно наблюдал за тем, как Маруся осклизлыми губами подхватила клок сена и попыталась его прожевать.

– Пап, – смог спросить он, когда они плотно заперли дверь в сарай, не забыв прихватить банки. – Она что, снова будет давать молоко?

– Надеюсь, – кивнул отец серьезно. – Иначе на кой черт она нам сдалась?

Яшка про себя подумал, что лучше корень хрена съесть, чем выпить Марусиного молочка.

Они вышли из сарая и остатки дикого зелья разлили по трем сухим грядкам. Завтра ростки оживут, а вскоре и накормят отца с сыном.

Дома царила мертвая тишина. Илья отнес пустые банки в свою спальню и спрятал в известный Яшке тайник под креслом. Сели ужинать. На столе только и было, что две вареные картофелины, да разрезанная на двое тощая морковь. Отец подумал немного и вдруг принес из комнаты целых два кружка волчьей колбасы – последние, по подсчетам Яшки.

– Даст бог, получше теперь будет, – с преувеличенным оптимизмом заявил Илья.

«Вряд ли бог одобрит то, что мы сделали», – подумал Яшка, но вслух ничего не сказал, только кивнул с натянутой улыбкой.

Ночью ему не спалось. Он беспрестанно ворочался, забирался с головой под одеяло, но даже там слышал мычание из сарая. И ему казалось, что это самый грустный, самый пронзительный плач, какой он слышал. Яшка представлял, как Маруся там одна, с этой дикой раной на ноге, отвисшем выменем, возвращенная из загробного мира силой. И хоть он не особенно верил в бога, но не сомневался, что кому-то их с отцом поступок точно не понравится. Одно дело засохшие растения удобрять. Но тут живая тварь…

К утру он совсем извелся. Как только услышал, что отец поднялся, ринулся к нему в комнату и застал уже одетым.

– Пойду, попробую подоить, – все тем же слишком уверенным тоном заявил Илья.

Яшке до одури не хотелось пускать отца в сарай, но что он мог? Встать в проходе, упереться руками и сказать, что корову лучше бы пристрелить?

Так и сделал.

Отец вдруг ласково потрепал его по волосам и присел напротив на корточки. На исхудавшем лице его отразилась непривычная нежность.

– Боишься за папку? Не бойся. Ничего она мне не сделает. Не даст молока, да и черт с ней, пристрелю значит. Только нам тогда худо будет, понимаешь? Я о нас забочусь. Будь другой выход, думаешь, я бы не попытался?

Яшка обреченно посторонился, пропустив отца.

Илья вернулся скоро, с алюминиевым бидоном в руках. Слышно было, как в нем что-то плещется.

– Ну-ка, давай опробуем.

Глаза у отца горели тревожной радостью. Яшка уселся за стол, хотя его тошнило так, что он едва держался. И не то, что молочка – маковой росинки он бы проглотить не смог. Но Илья решительно плеснул в граненый стакан белесую жидкость. Отхлебнул первым, посмаковал послевкусие. И расплылся в широкой улыбке.

– Ты погляди, еще лучше, чем было. Ну, Стервятник, ну бесовское отродье. Как тебя земля только носит. Да ты небось и взрывы-то пережил одной только магией своей. А знаешь, сын, что про него говорят? Что, когда рвануло, все вокруг подчистую смело, камни расплавились, а Стревятник так и стоял, и ни единого волоска у него на голове не качнулось.

Яшке тоже пришлось пригубить «мертвого молочка». Оно и впрямь оказалось вкусным, а не прогорклым, как он ожидал. Даже сладость какая-то появилась. «Та самая, какой трупы пахнут», – подсказал внутренний голосок, и молоко запросилось обратно. Яшка поблагодарил отца и вышел на крыльцо, не сводя глаз с сарая. Неужто все так и обойдется? И никто их не накажет за одно маленькое воскрешение?

Весь день он не находил себе места, слонялся по углам, то и дело прислушиваясь, не мычит ли Маруся. Но стояла хрустальная пьянящая тишина. И он в самом деле начал верить, что ничего преступного они не сделали.

Ночь все окрасила новыми цветами. Яшке удалось уснуть, но тут же пришел сон, в котором руки у него были по локоть в крови, а Маруся мычала так отчаянно, будто рыдала, будто чувствовала невыносимую боль и не могла умереть. Яшка проснулся от того, что запутался в насквозь мокрой простыне. Распахнул глаза, уставился в деревянный черный потолок. Из сарая доносилось мычание. Он сдавил уши ладонями, закусил угол подушки, и едва удержался, чтобы не закричать.

Третью ночь он провел на ногах. Мерил свой узкий холодный чердак шагами, а мычание, уже какое-то утробное и совершенно безнадежное, рвало ему сердце. Неужели отец не слышит? Слышит, как же. Но ему не жаль. Ему важно, чтобы по утрам на столе стояло молоко, а в погребе подходила простокваша. Он заботился о Яшке. Только сам Яшка так больше жить не мог.

К ружью, подвешенному на стене в комнате отца, он бы все равно не рискнул притронуться. Да и стрелять не умел. Поэтому взял на кухне нож с самым длинным лезвием, сжал покрепче в потной ладони и неслышно выбрался из дома.

Ночь стояла безлунная. Яшка помедлил на крыльце. Он никогда еще не ходил по темноте без отца. Илья говорил: шакалы – это еще полбеды, они сами близко не подойдут. Но вот сколько еще тварей расплодилось здесь за минувший год, уже сам дьявол не сосчитает. Слышали же, как под окнами по ночам кто-то скребется, вздыхает, а иногда постукивает по стеклу, будто в дом просится. Но сейчас узкая тропинка от дома до сарая выглядела безобидной. Яшка вдохнул поглубже и бросился со всех ног.

Он сразу услышал, как кто-то пробирается за ним сквозь серую траву. И припустил еще быстрее. Едва добрался до сарая, сунул ключ в навесной замок, повернул, но услышал лишь, как крошится внутри ржавчина. Стук крови в ушах заглушил даже шелест травы за спиной. «Пожалуйста, пожалуйста, – заклинал Яшка, ворочая ключом в замке. – Пусть это кончится».

Дужка со скрипом вывалилась из корпуса. Яшка дернул ручку изо всех сил, просочился сквозь щель и тут же навалился на дверь с обратной стороны. Послышался хруст и леденящий сердце визг. Яшка опустил взгляд и увидел, что придавил мясистую мохнатую лапу с когтями длиной с указательный палец. Едва дыша, он отпрянул назад и остановился.

Повисла тишина. Маруся не мычала.

Когда Яшка обернулся, она взглянула на него своими печальными коровьими глазами. Они были мутными, в уголках собралась зеленоватая слизь. Маруся тяжело дышала, высунув широкий серый язык, совсем как собака в жару. К задней ноге у нее снова прилипли мухи.

– Я пом-м-м-могу, – заикаясь, шепотом пообещал корове Яшка. – Тебе больше не будет больно.

Маруся снова замычала. Мычание это лилось из ее глотки, густое, словно кисель, обволакивая и замораживая Яшкины внутренности. Из ноздрей у нее вдруг потекла желтоватая субстанция, похожая на гной. Маруся замотала головой, пятясь от Яшки, но он уже набрался смелости и выставил вперед свободную от ножа руку с соломой.

– Все будет хорошо, – глотая слезы, шепотом повторял он, чувствуя себя заклинателем змей.

Маруся смотрела ему в глаза, и вдруг он заметил в их черном омуте движение. Совсем как у человека. И в них плескалось столько боли и отчаяния.

Яшка схватил корову за один рог. Она дернулась, пытаясь спастись, но лезвие ножа оказалось достаточно длинным. Оно вошло в тощую шею по самую рукоятку. Мычание оборвалось, словно перерезанный канат. Яшка в ужасе выпустил рог из руки, даже не заметив, что оцарапал ладонь.

Маруся зашаталась, как пьяная. Сделала еще пару шагов назад и завалилась на бок в том же месте, где Яшка в последний раз видел ее мертвой. Впалые бока еще недолго вздымались, но глаза уже подернула смертельная пелена.

Снова стало оглушительно тихо.

Яшка просидел в сарае до первых лучей солнца, все глядя то на мертвую корову, то на неподвижную лапу, застрявшую между дверью и косяком. Только когда рассвет охватил пыльный квадрат окна, он нашел в себе силы встать и вернуться. Еще предстояло посмотреть отцу в глаза и во всем признаться. Но он отчего-то верил, что отец простит. Он уже и сам мог понять – не будет им счастья ни от молока, ни от простокваши мертвой твари.

Существо с когтистой лапой однозначно умерло. Яшка, трясясь от ужаса, обошел мохнатое серо-синее кошачье тело, размером со взрослую рысь. И побежал. Из последних сил, ничего на своем пути не разбирая. Ворвался в дом. Едва отдышался, бросился в комнату отца. «Я вообще не буду есть, – проговаривал он про себя. – Пап, лучше нам от голода умереть, но только никого больше этим зельем проклятым не поить…»

Отец раскинулся на диване. Рассветные лучи расчертили его лицо розовыми полосами. Горло было перерезано и залито кровью.

Яшка не помнил, сколько часов просидел на полу, оцепенев, не понимая, где он и как здесь оказался. В чувство его привели мухи. Он не знал, откуда они взялись и почему появились так быстро, но скоро их на горле отца стало столько, что они заслонили рану черной подвижной рукой. Они копошились в ней, а изумрудно-перламутровые брюшки блестели на высоком солнце…

Дорогу до Стервятника Яшка запомнил хорошо. Чучело лишь коротко взглянуло на него и ни слова против не сказало. Яшка шел босиком, по колено в грязи, исколов ноги о сено в предбаннике дома старика. Сквозь щели в стенах все так же дрожало пламя свечей. Яшка, держась за переплетенные прутья, свернул в комнату и увидел старика на прежнем месте. Стервятник неохотно оторвался от изучения своего ожерелья и хмуро взглянул на Яшку.

– Доигрался все-таки папашка твой? Говорил ему, предупреждал, а толку.

– Вы… – у Яшки дрожало все, что могло дрожать. Он безвольно осел на пол и заплакал. – Вы знали, что так будет?

– А как же. Если уж животину воскресил, изволь этот груз всю жизнь на себе тащить. А коли устал – так и сдохни вместе с ней.

Сознание у Яшки окончательно помутилось. Он сквозь слезы уставился на старика, не в силах даже ненавидеть его. Нет, старик тут не при чем. Не он корову зарезал. Не он оказался таким слабаком, что не мог спать под мычание из сарая. Нет, не его это вина.

– Эй, щенок, – позвал его Стервятник, когда Яшка уже поднялся на ноги и решительно развернулся к выходу. – Не передумал? Пойди ко мне в ученики, я тебя живо обучу такие баночки варганить.

– Идите к дьяволу, – через плечо бросил ему Яшка.

– Неблагодарный, – посетовал Стервятник. – Вы только моей помощью и живы все здесь, а к дьяволу посылаете. Коль чужды вам мои методы, зачем ходите?

– Жить хотели, – ответил задержавшийся в дверях Яшка. – Просто жить.

– Ну так и жили бы.

Спорить Яшке было некогда, да и не на что – сил почти не осталось, а дело кончить надо. Он вышел из юрты, прислушался: никто его не преследовал. Стервятник уверовал, что мальчишку смерть отца переломила надвое, и тот отправился умирать.

А Яшка нащупал за поясом нож – тот самый, с запекшейся кровью, Маруськиной или отцовской, уже не разберешь. Подошел к чучелу, взглянул в мутный голубой глаз.

– Чего-о-о надо-о-о? – застонало чучело.

Уж сколько он провисел на этом кресте, а кровь внутри него не высохла и брызнула Яшке в лицо с напором, теплая, густая. Яшка только глаза отёр, чтобы видеть.

Чтобы видеть, как Стервятник, качаясь, выпадает из своей юрты прямо на низкую калитку и смотрит на мальчишку с ненавистью и смирением. «Никто не знал твоей тайны, колдун, – с улыбкой подумал Яшка. – Никто до нас с отцом не рискнул животину с того света вернуть. Вот ты и не боялся, а зря…»

Стервятник еще недолго дергался в конвульсиях, затем затих. Пройдя мимо него, Яшка поморщился – обделался старик, как обычный смертный. Но никакой запах и никакая кровь, размазанная длинными широкими мазками по коврам, не смущали мальчика. Он ногой сбил замок на черном ларе и распахнул крышку. На дне стояли в ряд шесть светящихся лунным светом банок.

А дома еще оставались нитки, правда вульгарно-красные, но что уж поделаешь. Яшка умел шить, он легко штопал себе и отцу рубахи и даже как-то раз починил стоптанные кожаные ботинки.

Он справится.

Бережно убрал все банки в отцовский заплечный мешок, от которого несло кровью и мокрой шерстью. Перешагнул через низкую калитку, не задев Стервятника.

И зашагал к дому, насвистывая.

+2
19:13
1812
13:37
Есть проблемы в стилистике. Есть неудачные выражения, огрехи смысловые, но рассказ атмосферный. Чувствуется что-то там у автора имеется… Талант что ли? ) Желаю удачи. Любому ремеслу можно научиться.
07:17
Работа №118 Освобождение

Кроме разочарования сказать мне нечего…
Автор, где кусок текста после забоя коровки?!
И как вы неумело слили финал, не подготовили, не проработали…
Мне хочется верить — всё это находится в вырванном куске текста…(задумался: нет там этого нет. Просто финал слит, и кмк, автор не успевал в дэдлайн. Жаль, по задаткам текст был бы сильным, атмосферным, полным)
22:36
Любопытный рассказ. Некоторые моменты даже пощекотали нервишки. Персонажи интересные, живые. Продолжайте в том же духе)
Загрузка...
Светлана Ледовская

Достойные внимания