@ndron-©

В шкафу не живут чудовища

В шкафу не живут чудовища
Работа №113
  • 18+

В субботу Андрею наконец привезли шкаф, и пока солнце не укатилось спать, он развешивал и раскладывал все свои вещи, долгие месяцы прожившие на спинках стульев и в большом чемодане.

Шкаф был самый неприметный, из дешевого дерева немногим толще картона, выкрашенный в плоский белый цвет, обещавший скоро стать желтым, как зубы курильщика. Не то чтобы Андрей не мог себе позволить что-то получше, но он не был уверен, что они уживутся в одной квартире. Этот хотя бы не жалко выбросить, если придется.

Закончив с вещами, Андрей еще раз окинул взглядом комнату с новым жильцом. Определенно, стало гораздо опрятнее: оказывается, разбредшиеся повсюду одежда, книги и разная мелочовка съедали немалую часть помещения. Теперь они все уместились в этой большой белой коробке, и даже стало как будто тише. Сейчас, впервые за долгое время, тишина показалась Андрею умиротворяющей и ласковой. Бережно запечатав это чувство, он с легким сердцем отправился спать.

Ночью в кровать к нему заползла тревога.

Даже сквозь сон Андрей чувствовал тяжелое присутствие шкафа в комнате. Вот он, стоит у стены, почти в изножье кровати, бесстыдно белый в застывшем лунном свете. Гроб, притворяющийся хранилищем вещей. Андрей вздохнул и стиснул зубы. Если бы он ходил к психологу, ему бы посоветовали взглянуть в глаза своему страху. Вот он и смотрит. Страшно — это когда в доме кто-то чужой. Или когда закоротило микроволновку, и уже пылают занавески, пока ты залипаешь в телефоне в соседней комнате. Страшно, когда близкий человек смертельно болен. Страшно, если медленно сходишь с ума. А это всего лишь шкаф.

Кое-как Андрею удалось уснуть, и на утро ночные страхи снова поблекли, потеряли свою силу. Планов на воскресенье не было, так что он позвонил Полине, неожиданно позвал ее в гости.

— Что, ты закончил наконец свой ремонт? — недоверчиво и по-доброму насмешливо спросила Полина, и Андрей слышал, как она хлопает дверцами — уже выбирает, что надеть.

Когда она приехала, он сгреб ее в охапку еще у порога, не давая опомниться. Она немного посопротивлялась, просто чтобы он не думал, что так легко победил, но быстро сдалась, отвечая на поцелуи. Потом, сидя на кровати, завернувшись в простынь, она оглядывала его комнату и вдруг сказала:

— Какой стремный у тебя шкаф.

Андрей уставился на него и заметил, что шкаф уже успел немного пожелтеть, а на дверцах кое-где оказались царапины. И как он не обратил внимания раньше? Можно было вернуть в магазин, если бы он внимательно осмотрел шкаф при доставке, а не поспешил захлопнуть за работниками дверь.

— Ну, в смысле, он же совсем не вписывается в твой интерьер, бледный какой-то, — Полина, кажется, решила, что Андрея задело ее замечание. — А так ничего такой, обычный шкаф.

Больше они к этому не возвращались. С этого дня всё пошло как-то легче. Полина расслабилась, будто приглашение домой стало знаком, что Андрей наконец, спустя столько времени, начал ей доверять, впустил в свое пространство. Ему и самому неожиданно полегчало. Подумать только, он не звал ее к себе, только чтобы не отвечать на обязательно возникший бы вопрос, почему бы ему не купить гардероб, а не развешивать вещи по стульям. Она бы решила, что он зарабатывает меньше, чем делает вид, или что он ленив и неряшлив, что ему нормально жить вот так, в хаосе вещей... или бог весть что еще. Например, что он псих, который боится одного определенного предмета мебели.

Полина даже стала наведываться к нему без приглашения по вечерам, после работы. В первый раз прибежала в среду. День выдался трудный, клиенты трепали нервы, а коллеги отшучивались, что всему виной ретроградный Меркурий. К вечеру сил совсем не осталось, и Андрей, придя домой, переоделся в домашнюю футболку, бросил рубашку на стул, устало вытянулся на кровати и включил наугад что-то из рекомендаций «Ютуба», просто чтобы играло фоном. Ужинать не стал, хотя желудок протестовал, подвывая тихонько. И тут истерично завизжал дверной звонок.

Полина с порога всучила ему пакеты с продуктами, поцеловала в щеку и побежала мыть руки. Пока Андрей пытался понять, как он к этому всему относится, с кухни пополз сочный запах жарящихся котлет. Полина позвала его, и он послушно поплелся к ней, а потом так же, без споров, отправился в магазинчик у дома за кетчупом. Когда вернулся, стол уже был накрыт, и Полина дожидалась его, довольная собой.

Андрей молча уселся за стол и принялся жевать. Какое-то время Полина улыбалась, ожидая похвалы или благодарности, но постепенно выражение ее лица изменилось — сначала на удивленное, потом на обиженное. Она хотела что-то сказать, но Андрей внезапно спросил:

— А рубашка моя куда делась?

— Я ее в шкаф повесила, — сухо ответила Полина.

Андрей бросил вилку на стол, и та со звоном отскочила, упала на пол.

— Не трогай, — рявкнул Андрей, когда Полина наклонилась поднять вилку. Он встал, проскрипев стулом по плитке пола, и прошагал прочь. Достал рубашку из шкафа и бросил обратно на стул. Когда вернулся, Полина была уже в дверях, никак не могла застегнуть замочек на босоножках. Он стоял и молча смотрел, пока Полина не справилась с застежкой, а потом закрыл за ней дверь.

Когда она ушла, Андрей вернулся в спальню, снова вытянулся на кровати, выдохнул, и вдруг будто наваждение рассеялось — он понял, как несправедливо себя повел по отношению к Полине. С четвертого раза она взяла трубку, и Андрей извинился, объяснив, что просто устал и перенервничал за день, что не привык быть не один в квартире, что вообще во всем виноват ретроградный Меркурий. Полина хмыкнула, и он понял, что она его, конечно, простит. Они проболтали почти час, наверстывая всё, что не выговорили за испорченным ужином, и уже попрощались, когда Полина вдруг спросила:

— Слушай, а зачем тебе зажигалка, если ты не куришь? Это чей-то подарок? Интересная такая.

Поняв, что Андрей замешкался, она добавила:

— Я на тумбочке у тебя видела, когда относила ту злосчастную рубашку в шкаф.

— Да я и не помню уже, откуда она у меня, — отозвался Андрей. — В хозяйстве иногда пригождается, свет тут часто отключают.

Голос Андрея снова потускнел, и Полина не стала продолжать расспросы.

***

Теперь они встречались у Андрея, чаще договариваясь заранее, но иногда Полина всё-таки врывалась без предупреждения. Первое время было трудно: каждый раз, когда Полина появлялась в его доме внезапно или задерживалась дольше обычного, Андрея словно придавливало чем-то тяжелым и темным. Не хватало воздуха, становилось труднее думать, хотелось только выпроводить ее, вынуть занозу.

А еще этот шкаф. Андрей заметил — или ему так казалось, — что шкаф тоже как будто реагировал на присутствие чужих в доме. Постепенно темнел, начинал поскрипывать, как ворчливый старик, но возвращался в норму, как только Полина уходила.

Постепенно, однако, всё это прошло, отпустило, и Андрей собирался с духом, чтобы предложить Полине жить вместе. Он пригласил ее в гости в субботу, спустя пару месяцев после первой встречи на его территории, и решил обставить все празднично и романтично. Всю пятницу мучил офисный компьютер запросами рецептов особенных блюд, способов красиво их подать и накрыть на стол. Вечером носился по магазинам и уставший, с полными пакетами вернулся домой затемно. Открыл дверь и понял: что-то не так.

В квартире было душно, несмотря на открытые окна, в которые заглядывала прохладная июньская ночь. Ноги сами привели Андрея в спальню, и под босыми ступнями что-то зашелестело. Когда вспыхнул свет, разбуженный нервным щелчком выключателя, Андрей увидел, что пол усыпан белой перхотью осыпавшейся краски.

Шкаф будто стряхнул с себя остатки грима и теперь выглядел угрюмым стариком с потемневшей кожей.

Андрей, стиснув зубы, сдерживая злобу и дрожь, нашел в интернете ближайший круглосуточный магазин стройматериалов и вызвал такси. Вернувшись домой, привычно щелкнул выключателем, и сердце замерло: свет не включился. Слышно было, как едет как ни в чем не бывало лифт, ругается у кого-то телевизор. В его квартире было темно и тихо. Отложив возню с этой проблемой на утро, Андрей взял с тумбочки зажигалку, откопал в кухонном ящике пару свечей и решительно направился в спальню.

Зажигалка открылась со звонким щелчком, вспыхнул огонек. В его пляшущем свете крашеная древесина шкафа казалась сморщенной и какой-то живой. Стоило поднести огонь ближе — и тени разбегались по ее складкам, будто стараясь отпрянуть подальше от яркого жара. Андрей завороженно чертил зажигалкой круги, разгоняя тени всё дальше.

Оставшуюся часть ночи Андрей в дрожащем свете свечей красил шкаф в ярко-красный, чувствуя себя шаманом, чертящим защитные знаки кровью на вратах в иной мир. Вымел осыпавшуюся шелуху и без сил провалился в сон, разрешив себе продолжить приготовления к свиданию с утра.

Закружились в танце впечатления дня и невозможные миры. Улыбнулась с живой фотографии неживая мама, превратилась в Полину, засмеялась, потряхивая шваброй, с которой посыпался хрустящий снег, засыпая Андрея с головой. Сквозь забившую уши тишину протиснулся тонкий отвратительный звук, как будто кто-то у самого уха скрежетал зубами.

Андрей вскочил с напуганно колотящимся сердцем и прислушался. Звук был реальный, но тише, чем во сне, и исходил из пульсирующе-алого шкафа. Мыши — понял Андрей. На втором этаже они вполне могли быть нежданными гостями, соседи предупреждали, когда он только въехал.

Когда Андрей вернулся из кухни с кусочком колбасы, банкой и монеткой, чтобы соорудить ловушку для ночного гостя, и распахнул шкаф, там стояла белая фигура.

Андрей отпрянул, но банку не выронил. Вспомнил, холодея, что не закрыл окно, когда выходил за краской. Но фигурой оказалась всего-навсего его рубашка на вешалке и светлый чемодан на полке.

Мыши в шкафу уже не было.

Утром Андрей проснулся измученным. Импровизированная ловушка захлопнулась, но в ней никого не оказалось.

Шкаф был облезлым и обгорело-черным, хлопья алой краски струпьями висели на исцарапанных дверцах. По комнате растекался запах сырости и мышиной мочи.

Полина, конечно, расстроилась, что Андрей обещал что-то особенное и внезапно всё отменил, но в ее голосе сквозило скорее беспокойство, чем обида, и от этого на душе было гадко, будто он ее обманывал. И правда, обманывал, говоря, что заболел, и придумывая причины, почему ей к нему не нужно ехать. Но к вечеру на самом деле почувствовал, что горит.

Ночью лихорадка схватила Андрея цепкими лапами, несмотря на выпитое жаропонижающее. В шкафу нагло скреблись мыши, но было совсем не до них. Темнота была душной и тяжелой, от нее сердце трепыхалось, как запутавшаяся в сетях рыба. Света в квартире по-прежнему не было, хотя вокруг электрически гудела жизнь, и комнату освещали две уже заметно изуродованные, оплавленные свечи. Огибая их пламя, в комнату вползали сотканные из мрака существа, подбираясь к кровати. Мокрые насквозь подушка и матрас затягивали Андрея, как трясина, и в бессилии он думал, что лучше утонуть, чем попасть в лапы всего того, что копошилось теперь вокруг, ожидая, когда он сдастся. С каждым ударом его сердца существа набирали силу, вставали на ноги и теперь уже будто не обращали на Андрея никакого внимания — расхаживали по комнате, двигали мебель, тыкали пальцем в его коллекцию фигурок супергероев и посмеивались, о чем-то переговаривались. Где-то за пределами видимости упали и с холодным, острым всплеском разбились песочные часы с драконами, привезенные из отпуска. Одна из фигур подошла к кровати, наклонилась над Андреем и с раздражением прошипела:

— Спи ж ты уже.

Отчаянный стук в груди замедлился и стал ровнее, тише, монотоннее, постепенно превращаясь уже не в стук, а в вибрирующий гул. Гул отделился от тела, и Андрей решил, что это его сердце вынули и уносят куда-то. Но сквозь пелену с усилием прорвалось понимание: это вибрирует на прикроватной тумбе телефон.

Андрей дотянулся отяжелевшей рукой до мобильного и поднес его к лицу. На экране, в черном кружке аватарки, стоял знак вопроса, а под ним светилось имя контакта — «Мама».

Такого контакта у Андрея никогда не было. Он жил сначала с бабушкой и дедушкой по папе, потом с тетей, а маму если и знал, то так давно, что уже не помнил. И все-таки трубку Андрей снял. Там, далеко-далеко, кто-то то ли плакал, то ли смеялся, и звук, вырвавшись из телефона, как будто поселился в комнате, зазвучал откуда-то из шкафа.

Температура не отпускала несколько дней. Пришедший врач открыл Андрею больничный и выписал какие-то таблетки, смотрел обеспокоенно, предлагал поехать в больницу. Андрею было стыдно за едкий запах, расползшийся теперь по всей комнате и ощутимый даже в прихожей, и врача он выпроводил как мог быстро. Пропущенные от Полины копились в неуклонно разряжающемся телефоне. Андрей надеялся, что она пока не решится взять и приехать.

Теперь мыши возились в шкафу и днем, умудряясь куда-то прятаться, стоило Андрею распахнуть скрипучие дверцы. Вещи снова переехали на стулья и на пол. По ночам мышиный писк незаметно перерастал в навязчивый приглушенный смех, чередующийся с плачем, и тогда открывать шкаф Андрей уже не решался. Не решался, пока ему не стало лучше. В одну ночь, уже не лихорадящий, но мучимый жаждой, он по пути за водой вдруг понял, что всё это время просто бредит. Вооружившись свечой и выставив ее вперед, он открыл одну дверцу. Отвратительные звуки стихли. Внутри ничего и никого не было.

Когда Андрей вернулся, на его кровати сидела она.

— Мама? — спросил Андрей, не узнавая свой голос. Он как будто был детским и звучал растерянно.

Его мать сидела, сгорбившись и разглядывая свои тощие ноги, на кровати, в той самой ночнушке, в которой проходила весь последний месяц своей жизни. Андрей сделал шаг в ее сторону, но она даже не пошевелилась.

— Мам, что ты здесь делаешь?

Приблизившись, Андрей увидел, что за спиной матери темнота комнаты шевелилась и подрагивала. Он снова позвал, тогда мать встала, не глядя на него, и повернулась к окну, спиной к Андрею. Под спутанными седеющими волосами через прорехи в рубашке Андрей увидел, как прогрызают себе путь сквозь ее плоть чьи-то лица. Отца, сестры, маленького брата, дальних родственников, которых видел раз в жизни. Его самого. К звукам привычной мышиной возни добавилось отчетливое чавканье. Пошевелиться Андрей не мог, смотрел зачарованно, как искаженные лица открывают рты, роняя кусочки мяса, и что-то ему говорят.

— Убирайся в шкаф, убирайся, закройся там и сиди тихо. — Вот что они говорили. — Ты тут не один. Не мешай. Не высовывайся.

Слова капали из слюнявых ртов, и Андрей не заметил, как сам стал повторять их, сначала шепча, потом всё громче, пока не закричал вместе с хором голосов, чувствуя, как каждое слово наполняет его злостью, вытесняющей страх. Схватил мать за плечо, развернул к себе, и орал уже ей в лицо, выплескивая странную злобу. Она не отвечала, смотрела сквозь него.

Он кричит, он повысил голос на родную мать, он оскорбляет ее, а она делает вид, что его тут нет. Она не воспринимает его всерьез.

Чтобы обратить на себя ее внимание, он махнул перед ее лицом свечой, и тогда она вдруг вскрикнула и дернулась. Это обрадовало Андрея.

— Пошла вон! — закричал он, размахивая свечой. — Это твое место там, а не мое!

Андрей толкнул мать от окна назад, вглубь комнаты, она попятилась, а он шел следом, наседая, стараясь обжечь жадным пламенем ее дряхлую кожу. Ему казалось, что она наконец начала чернеть и плавиться, как брошенная в костер фотография. Пока она таяла, Андрей чувствовал, как его собственные силы растут. Когда мать споткнулась и провалилась в распахнутый шкаф, Андрей захлопнул дверцы, и свечи погасли.

Накрывшая темнота была абсолютной, непроглядной и сотканной из безмолвия. Андрей вытянул руки, нащупал перед собой шкаф и развернулся, чтобы дойти до кровати. Шаг — и он снова уперся в морщинистое, шершавое дерево. Попятился — и спиной тоже почувствовал стену. Он был внутри. Дрожащими пальцами Андрей ощупал одну стенку, другую, все четыре, но нигде не было щели, которая бы означала, что здесь спасительные дверцы. Темнота сдавливала голову, мешала думать. Андрей навалился на каждую стенку по очереди, потом снова, и снова, и снова, но ни одна не поддалась.

С каждым прилагаемым усилием внутри становилось всё жарче, всё тяжелее было дышать. Обессилев, Андрей сел, обхватил голову руками и заплакал.

Кто-то коснулся его плеча, но Андрей не пошевелился, чувствуя впивающиеся в лопатку зубы.

***

Утром Андрей позвонил Полине. Она приняла его извинения, и снова тревога в ее голосе перебарывала обиду. Конечно, она приедет, может, что-нибудь привезти? Ничего не нужно, только увидеть ее, извиниться лично, всё объяснить и исправить.

Полина приехала через час, взлохмаченная и бледнее Андрея. Обняла, и он ждал, что она поморщится или отпрянет — пахло от него теперь так же, как от шкафа. Но она ничего такого не сделала, как будто и не почувствовала. Не спросила, почему днем у него включены все лампы в квартире. Они сидели на кухне, пили чай, напряженно молчали. А потом он повел ее в спальню, и она пошла за ним, как послушная овечка.

— Нет, не сегодня, не могу, — сказала Полина, когда он потянулся к пуговицам ее блузки. — Я так переживала за тебя.

Но дело было совсем не в этом. Нет, просто от него несло страхом и аммиачным запахом мочи, который теперь не выветривался совсем. Его волосы слиплись от пота, голос не слушается, и вообще он выглядит как сбежавший из больнички псих. Так она его видит, и в этом всё дело. А еще в том, что он ее обманул. Он больше не хочет с ней жить.

— Давай поиграем? — вдруг сказал Андрей. — Снимем напряжение и, как это говорят, настроимся на командную работу.

Полина странно на него посмотрела. Андрей чуял, как в ее голове проносятся варианты отговорок, чтобы уйти отсюда прямо сейчас. Показалось, что она даже сделала шаг назад, к коридору, к выходу, но он схватил ее за руку, неожиданно грубо, и подтащил к шкафу.

— Давай ты спрячешься тут, а я буду тебя искать? — Андрей рассмеялся. — Да брось, я не псих. Просто не так сказал. Давай вместе заберемся сюда и будем рассказывать друг другу страшилки, как в детстве? Телефон вместо фонарика, укроемся простыней и будем обниматься в самые жуткие моменты, чтобы было не так страшно?

— Слушай, извини, — Полина попыталась высвободить руку. — Не нравится мне эта затея. А хотя... ладно.

Она посмотрела ему в глаза и, видимо, решила, что лучше не спорить. Забралась в шкаф, и Андрей захлопнул дверцу.

— Эй, ты чего? Мы же хотели вместе? — Полина неуверенно постучала с той стороны, не понимая, это такая игра или уже пора звать на помощь.

Андрей привалился к шкафу, ощущая спиной болезненные неровности его древесины, пропитанной запахом умирающего безнадежно больного.

— Нет, это ты хотела вместе. А я думал, что хочу, но потом кое-что поменялось, и я всё понял. Но мы всё равно поиграем и порассказываем страшилки. Я начну, ладно? Когда я был маленький, у нас дома был огромный шкаф. Катя, моя сестренка, думала, что там живут чудовища. Но на самом деле чудовища живут везде, а в шкафу только темнота. Так вот, Катюшка с нашим младшим братиком спрятались в этой темноте, когда пришли двое, которым что-то было нужно от папы. И те двое нашли их, потому что заплакал Игореша, — он был совсем мелкий, — они их нашли и маму загнали туда же. А потом подперли шкаф снаружи и подожгли. Это так потом говорили между собой серьезные дяди в милиции.

Андрей прислушался. Полина копошилась тихонько — наверное, искала телефон, который лежал сейчас забытый на кухонном столе.

— А знаешь, что самое смешное? Это я открыл им дверь, потому что к папе постоянно приходили… всякие люди.

Андрей рассмеялся, будто история и правда казалась ему забавной.

— Когда они уходили, — продолжил он, — то один, рябой такой, как Фредди Крюгер, подарил мне свою зажигалку. Сказал: «Разберешься, что с ней делать, пацан». И я разобрался.

Помолчав, Андрей снова заговорил, на этот раз без тени улыбки, ускоряясь с каждой фразой:

— Я сидел, как мышь, за огромным креслом в гостиной, в луже собственной мочи, и слышал, как трещит огонь, я слышал, как они кричат, запертые в шкафу. Мне было страшно, но еще я думал, что теперь папа будет любить меня одного, а мама всё равно всегда злая и кричит на меня. Я думал, в какой цвет перекрашу комнату, которая теперь будет только моя, я хотел в красный. Я думал, что это не по-настоящему, я думал, что я этого хочу, я думал, что мне становится нечем дышать. Я думал, что умер.

Полина приглушенно всхлипнула.

— Представляешь, — Андрей развернулся лицом к дверцам шкафа и зашептал в щель между ними, — я всё забыл. Как будто и правда всё было не по-настоящему. Только всегда до истерики боялся шкафов. — Он усмехнулся. — Я думал, что это потому, что в них живут чудовища. А на самом деле чудовище — это я.

Андрей распахнул дверцы, и Полина почему-то закричала.

***

Звонок успел только едва вздрогнуть — Андрей ждал у двери и, распахнув ее, сгреб Олю в охапку, не давая опомниться. Она сопротивлялась долго и почти всерьез, но, конечно, не так, как Марина. Неизменно победив, Андрей отнес ее в спальню, и там, уже сидя на кровати, бесстыдно нагая, она сказала:

— Какой странный у тебя шкаф. Если вещь может быть неприятной, как неприятен бывает человек, то это именно тот случай.

Андрей сел рядом и поцеловал Олину обнаженную лопатку.

— Знаешь, я как-нибудь познакомлю вас поближе. Уверен, вы еще подружитесь.

Оля засмеялась, но по спине ее пробежала едва заметная дрожь.

Шкаф был неприметный, с выкрашенными в белый цвет дверцами. Кое-где под хлопьями начавшей отставать краски проступали алые пятна. Сколоченный из дешевого прессованного дерева и покрашенный в несколько слоев разной краски, он скоро должен был скособочиться и совсем облезть, но пока что был новым, вместительным и, — пожалуй, важнее всего, — умел хранить тайны.

0
00:13
401
Маргарита Блинова

Достойные внимания