Эндемики

Городок Незванск располагался на подступах и отчасти влезал на склоны внушительного Безбесова холма. Тупоконечный, лысый, как яйцо, гребень возвышался над окрестностями на сто десять метров и увенчивался руинами древней крепости.

Кособокая горка, с полуразрушенной твердыней на маковке да короткое упоминание о князе, чьё имя, якобы, носил город, увы, не делали Незванск примечательным.

Провинциальный старичок, изо всех сил бодрящийся и, может быть, в чём-то милый, но никому по-настоящему не интересный – таким увидел его Дан, сойдя с весёлого дембельского поезда.

Разбитые дороги. Хрущёвские панельки, соседствующие с жильём постарше. Ещё довоенным, а может и дореволюционным. Из полуподвальчиков тянет затхлостью, а от фасадов с отваливающейся штукатуркой почему-то несёт простоквашей. Картину тоскливого захолустья дополняют вылинявшие баннеры да разномастные заборы частного сектора.

Дан – Богдан Арефьев вместе с мамой как раз жили за одним из таких заборов. В деревянном доме с крохотным участком, захваченным старым малинником и яблонями-китайками. Отец парня бесследно пропал пять лет назад. Уехал на заработки в областной центр и не вернулся. С тех пор мать болезненно пыталась удержать сына (даром что вырос амбалом под метр восемьдесят). Боялась, что его постигнет отцовская участь. Дождавшись своего мальчика из армии, женщина вздохнула было с облегчением, но... Дан не наслаждался домашним покоем. Томился от скуки. Маялся.

Желание новизны, крутых поворотов с каждым днём зудело в нём всё нестерпимей. "Хватит! Уезжаю!" – решил он и начал втихаря укладывать вещи. Подумал: " С матерью объяснюсь позже. К чему лишние слёзы, уговоры?"

От пополнения синтетической утробы дорожной сумки его отвлекли уличные звуки. Сквозь открытое по случаю августовских погод окно донеслись звяканье велосипедного звонка и девичий голос:
– Богда-а-ан!

Нина! Конечно, это была Нина. Единственная душа в сонном царстве, не утратившая стремительности. Подруга детства. Хрупкая птичка колибри с ого каким характером! Именно от неё когда-то доставалось всем, кто пытался их «поженить».

«Сами вы тили-тесто! Мы братья!» - кричала она. В полном соответствии с каноном телесериала «Сверхъестественное».

Ребята додружили до конца девятого класса. Дальше Дан по настоянию матери поступил в колледж, а Нина осталась учиться в школе. У каждого появилась «личная жизнь», сопровождающаяся более-менее оглушительными провалами. Период разобщения, потом армия, и вот они встретились вновь. И ностальгически потянулись друг к другу.

– Не передумал? – оказавшись во внутреннем дворике, первым делом спросила девушка,
– Нет. И не передумаю. Не моё это всё! Меня просто тошнит от тутошнего колорита...
– О как! Третья неделя после дембеля пошла, и уже тошнит, – Нина скривилась, будто мутило не собеседника – её саму. – А как же любимая пекарня? Там тебя ждут, вроде.

Пекарня...
Низенькая. Красненькая. Пористая, как кирпичик свежего хлеба. Укутывающая ароматами горячей сдобы. До армии Дан проходил в ней практику. Выпекал мелкоштучку: "лЕтучи"– традиционные незванские пирожки в виде ангельских крылышек.

– Что пекарня? Свет на ней клином не сошёлся. Может, летучи и в столице приживутся? Классная ведь идея? Когда-нибудь открою там пирожковую. Разлетятся наши крылышки!

Нина внезапно вспорхнула с садовых качелей, на которых они с Даном только что устроились, и сердито уставилась на парня блестящими пасмурно-серыми глазами:

– Угум... Разлетятся! – ухмыльнулась она. – Тебе отвели нишу, но ты захотел большего...
– Отвели нишу?! – качели жалобно скрипнули. Возмущенный и одновременно озадаченный Дан слишком резко соскочил с них. – Ты прямо как матушка, – начал заводиться он. - Она тоже всё твердит, что отец от добра добра искал. А я не хочу ниш и рамок! Не могу жить в этом мелком пересыхающем пруду. Не понимаю, как ты, будущая журналистка, можешь? Что здесь делать? Здесь ничего не меняется. Ни-че-го не происходит.

– Не происходит? Так я, собственно, по этому поводу, – Нина секунду покопалась в кармане ярко-зеленых бриджей и вытащила оттуда сложенную в восемь раз газету.

– Вот! – затрясла она кое-как разглаженным бумажным листом перед носом друга, и, не дожидаясь его реакции, сама принялась зачитывать передовицу " Аномалиуса".

"У Плутова омута обнаружен странный пузырь.
Полупрозрачный, студенистый шар, примерно полутора метров в диаметре, повис над водой. Этот объект непонятно каким образом крепится к круто обрывающемуся берегу. Что ещё более непонятно: выглядит он обитаемым. Внутри большой белой икринки угадываются не только очертания, но и движения загадочного живого существа. Кого же на сей раз породит Плутова яма?.."

Остальное Дан не дослушал:
– Шутишь? Сколько можно? Мы уже не дети, – передёрнул он плечами. – Нина, ты же знаешь, как твой дядя Роберт клепает подобные
статейки.

Подруга молча насупилась. Выдохнула воздух через ноздри так, чтобы Дан заметил: она в обиде, а он не прав. Её дядя – кристально честный человек, и вообще: нужно проверять информацию!

Знакомая песня.
В пору школьного детства ребята облазили множество указанных в "Аномалиусе" мест. Заводилой в дуэте, конечно, выступала Нина – этакий Дин Винчестер в образе мелкой девчонки. Миссия Дана - Сэма (потому что большой и рассудительный) состояла в сдерживании её неоправданной комплекцией храбрости. Ни оборотней, ни пришельцев они так и не встретили. Не важно. Тогда им просто нравились приключения.

Но сейчас? Девушка словно не желала вырастать из любимой забавы.

– Ладно. Я с тобой, – нехотя согласился Дан, удивляясь тому, что потребность защищать несносную пигалицу вновь взыграла в нём. – Пусть это будет прощальное развенчивание газетной утки дядюшки Роберта.
– В семь у моего дома, – Всё ещё сердито буркнула подруга, – Велик не забудь. Омут далеко.

Ехать и впрямь пришлось долго. Причём по асфальту только первую часть пути. Дальше по колдобинам полузаброшенной промзоны.
За железнодорожной насыпью, заросшей пахучей жёлтой пижмой, пошли совсем уж дикие места. Спуск к реке обозначался еле заметной тропкой в длинном коридоре исполинских кипреев. Небольшой ветерок, раскачивал розовые, задымлённые пухом султаны, намекая на близость прохладной воды.

– Сейчас посмотрим на твоё чудовище! – усмехнулся Дан и, оставив Нину в начале цветочного тоннеля лихо помчал вперёд.

Окаймленный ивой и ольхой высокий берег пустовал. Вернее, обязан был пустовать. Потому, что скептик всегда прав. Тысячу раз прав, а тысячу первый?..
Кто-то копошился под кручей. Скрежетал и чавкал.

Дан не то чтобы испугался, но на миг позабыл о призвании разоблачителя. Он оглянулся назад, на поле иван-чая. Не появилась ли у тропинки подруга? Не хотелось бы, чтобы она разглядела тень сомнения на его лице. Нина почему-то медлила.

Оставив велосипед на траве, Дан осторожно двинулся к краю и заглянул под выступ. Хватило мгновения, чтобы пожалеть о проявленном любопытстве. Глаза-фасетки огромного насекомого отметили присутствие добычи.

Двухметровое существо на откосе цеплялось за оголённый ивовый корень. Недокопия стрекозы (слишком тяжеловесно горбато и шипасто для неё) оно едва успело вылупиться из яйца и ещё не обсохло. Мутные сгустки слизи застряли на изумрудной спине между загнутых словно крючья выростов хитина.

Новорожденное мерзкое шестиногое уже готово было набивать брюшко.
Увидев потенциальную жертву, переросток защёлкал жвалами. Закачался на корне...И вдруг резко развернул крылья, выпростав их из натёков родовой жидкости и обдав ею молодого человека.

– Пфыр!
Дана ослепил вибрирующий, сверкающий в лучах заходящего августовского солнца, поделённый прожилками слюдяной веер.

Попавшие на кожу отвратительные, пованивающие тиной брызги вывели парня из оцепенения. Он наконец сдвинулся с места – попятился назад.

Поздно. Крылья насекомого завибрировали чаще. Оно грузно оторвалось от корня. Поднялось в воздух. Создавая минивихри, в которых кружились пушинки семянок иван-чая зависло над Даном. Оказалось, что хвост у твари – не хвост – гибкосуставчатое орудие. Со скорпионьим серпом на конце.

Взмах. Удар! Жало едва не вошло Дану в ухо. Ещё взмах. Вжих! Живой кистень рассёк воздух в сантиметре от виска.

Уклонившись от нескольких атак летающего жнеца молодой человек неожиданно услышал за спиной голос Нины. До безрассудства спокойный.

– Дан, что с тобой? Ты танцуешь?
– Нина, берегись! – крикнул он подруге,
– В чём дело? Ты странно себя ведёшь. Скачешь по пустому берегу!

Пустому? Нина, что она болтает?
Вот же чудови... Стоп. Сто-о-оп! Где?
– Где эта тварь? Что за фокусы?
Никого. Ничего. Сколько бы Дан ни озирался. Ни мятой, сдувшейся оболочки яйца, качающейся на тёмной глади Плутова омута. Ни самого монстра. Ни его соплеобразной смазки на Дановой одежде и коже.

Гигантское шестиногое не улетело, не спряталось (куда бы?) Просто исчезло. Возможно, Дан моргнул и что-то упустил из виду
– Эй, ты! Превратился в невидимку? – подняв голову к розовеющему небу, крикнул парень.
– Пожалуйста, успокойся, – Нина подошла к другу и попыталась взять его за руку. Но тот отстранялся, тревожно вытягивая шею и высматривая врага. Крутился на месте так, что девушка всё время оказывалась у него за спиной. Под защитой. Стоило большого труда зайти вперёд. Заглянуть, наконец, в лицо своему герою.

– Послушай меня, олух! – разозлилась Нина. – Опасности нет! Город показывает чудеса, только и всего. Что бы там тебе не померещилось, оно не настоящее. Иллюзия! Это был мираж, понимаешь?
– Мираж? – Дан сфокусировал-таки взгляд на взволнованном лице девушки , – А ты... ты его видела?
– Нет, не видела. Опция доступна только тем, кто решил сбежать из Незванска. Говорю же, город показывает чудеса. Типа намекает.
– На что намекает?
– Я понимаю так: "Ослушник! Ты узрел нечто принадлежащее другому миру. Нечто появилось и пропало. Как можешь пропасть и ты!"
Впрочем, думаю, дядя Роберт лучше объяснит.

Роберт Иванович Ложкин, владелец малотиражной газетёнки "Аномалиус", сибаритствовал. Несмотря на довольно поздний час, распивал чаи на веранде собственного дома. Из самовара да с пирогами. Хотя по ноуту поспешно убранному с круглого, покрытого клетчатой клеенкой венского стола и по переполненной пепельнице, задвинутой под старый диван, можно было догадаться, что Ложкин использует веранду ещё и как рабочий уголок.

– Угощайтесь! – пригласил он ребят. – Хозяйка моя, Любовь Васильевна, сегодня летучей напекла. Правое крылышко - сладкое, с коринкой, левое - с сыром и зеленью.
– Дядя, Богдану кое-что привиделось, – прервала старика Нина, – Он ведь того... Покинуть нас решил.
– Пошёл по стопам отца? – Роберт Иванович неодобрительно помотал носатой головой и отложил надкусанный, сочащийся растопленным сливочным сыром пирожок обратно в плетёное блюдо. – Незван тебя не выпустит. Непростой у нас городок-то. Ох, непростой. С хозяином. И держит он нас здесь крепко. А тем, кому из плена выбраться повезло... Им не повезло! Ни слуху от них ни духу.

Дан нервно сглотнул. Зачем вот так сразу упоминать отца? Кто дал писаке право поднимать то, что только спустя годы улеглось на дно? А вся эта чушь про Незвана? Неужели имеется в виду князёк, о былом существовании которого вяло спорят краеведы? Чтобы не ляпнуть чего-нибудь неуважительного, парень отвернулся от таращившегося на него Нининого родственника. Сделал вид, что его чрезвычайно интересует мохнатый ночной мотылёк, ползающий по раме.

Роберт Иванович понимающе хмыкнул:
– Знаю, знаю. Считаешь меня старым шарлатаном, давно сбрендившим на почве собственного вранья.
Что ж, основания есть. У газеты моей своеобразная репутация. Заслуженная, между прочим. Сколько слухов, сколько нелепых предрассудков и прекрасных легенд благодаря " Аномалиусу" витает в виде примесей в городской атмосфере! Да и сам я, в прошлом пациент психушки, – лицо, не внушающее доверия. Но на деле-то не всё так однозначно. Например, мой нервный срыв, от которого лет двадцать тому назад меня лечили...

Дан округлил глаза, уперев удивленный взгляд в сидящую рядом подругу. В ответ на молчаливый вопрос Нина сдавленно прошипела:
– Да! Не рассказывала! Потому что ты бы не понял. У тебя к дяде предвзятое отношение.

– Ничего, ничего! – примиряюще заговорил Ложкин, – Я и сам хотел поделиться этим фактом своей биографии. Ведь именно тогда всё началось.
Двадцать лет назад я был молод и мечтателен. Предложили мне перспективную работу в одном крупном издании. Я паковал чемоданы и вдруг увидел в окно глиняного человека. Голема, поджигающего мой дом. Да, голема. Как раз писал о них накануне. Тут, – Роберт Иванович обвёл широким жестом обитую морёной фанерой веранду и стену дома, к которой она примыкала. – Тут всё полыхало. Дым валил. Жар нестерпимый. Оказалось – фикция. Шутка хозяина. Я вызвал пожарных по телефону. А они - психиатрическую помощь. Психушка меня спасла. Остановила.

Можешь не верить, Богдан. Искать разумные объяснения и так далее... Можешь, конечно, но только я – единственный человек, который хоть что-то понимает из творящегося в нашем "заурядном" городке сюра.

Оказалось, газетчик давно ведёт собственное расследование. В его ноутбуке имелись данные о семидесяти трёх людях, уехавших в другие города страны и даже за границу. С тех пор все они словно в воду канули. Розыск ничего не давал. Бывшие незванчане пропадали внезапно. Бесследно. Создавалось впечатление, что за пределами родного городка таковые никогда не существовали.

Была ещё одна странность: перед прощанием с малой родиной многих из потеряшек посещали видения. По крайней мере, так утверждали их друзья и родные, оставшиеся в Незванске.

– Не сходится, – Дан вцепился в последнюю соломинку сомнения.
– Я отслужил. Год не был в Незванске. А Нина? Она в области учится. На очном. Но мы не исчезли. Это как?
– Очень просто, – невесело улыбнулся журналист. – Пока ты варил армейскую кашу, у тебя и мыслей не было удрать из родного города. Ты собирался сюда вернуться. А Ниночка... Во-первых, она хочет остаться и работать в " Аномалиусе". Во-вторых, я давным-давно предупредил её о своем открытии.

– Вот оно что-о, – протянул Дан, всё ещё упрямо пытаясь ёрничать. – Типа, мы должны душой принадлежать Незванску? Объясните тогда ещё, как связаны видения с вашими статьями? Пузырь на Плутовом омуте. Из него, между прочим, кое-кто выбрался и попытался меня сожрать.

Журналист виновато потупился:
– Признаюсь. Этот материал – полностью вымысел. Надо же как-то подогревать интерес читателей. Я не знал, что у тебя побег на уме. А Незван знал. Он всё про нас знает. Моим сюжетом воспользовался, гад. Так же, как тогда с големом.

– Про Незвана-то, дядя Роберт, ты откуда вообще взял? – Нина, в отличие от Дана не постеснявшаяся стянуть с блюда самый румяный и аппетитный летуч (а потом ещё один), говорила с набитым ртом. В уголке возле её верхней губы осталось крохотное фиолетовое пятнышко – след ягодной начинки.
Дана почему-то оно страшно умилило. Впрочем, так всегда и бывало. Сейчас он вспомнил это. Нина, словно младшая сестрёнка. Любая её глупость, даже самая раздражающая, вызывала в нём желание улыбнуться.

Другое дело - вздыхающий Ложкин. На него покровительственная нежность старшего брата не распространялось. Хотя неприязни поубавилось. А веры в его слова, наоборот, прибавилось.
– Один алкоголик просветил, – снова вздохнул Роберт Иванович. – Алкаши, знаете ли, – особая каста. Пропадают прямо здесь, в городе. Сколько их сгинуло, не вняв предупреждениям! Человек двадцать. Из тех, о ком мне известно. Полиция думает – утонули. Только тел-то нет. Алкоголизм для духа-хозяина сродни бегству. Ему надо, чтобы все мы на месте сидели да благодарили его. Он ведь заботиться о нас. С голоду помереть не даёт. Вот "Аномалиус" мой худо-бедно, но сколько лет на плаву!

– Дядя, не отвлекайся, – прервала велеречие Нина. – Что там тебе покойный пьяница говорил?
– То самое и говорил. Видел он хозяина, – охотно продолжил старик, – Дух явился ему в ночь полнолуния, застав беднягу за распитием спиртного в Незванской крепости. Ах, как несчастного трясло! Потом, когда в редакции он про скелета с горящими глазами рассказывал.

– Нужно пойти в крепость, всё разнюхать! – взвилась Нина. Старый баламут Ложкин тоже подался вперёд
– Нужно, – согласился он, – Только я вас одних не отпущу. Иду с вами.
– Хорошо, – после минутного раздумья кивнул Дан, – Позвоню, уточню, когда выдвигаемся.

Дату он назвал, но не ту – на день позже. Сочинил, будто ждёт, когда мать заступит на суточное дежурство. Не охота, мол, объясняться перед ней за каким чёртом он отправляется на ночную прогулку. Хитрость удалась – Нина и её дядя остались дома. Их присутствие только тяготило бы Дана. Танцы на пустом берегу? Нет уж, спасибо. Однажды он уже выглядел полным лохом перед подругой. На сей раз обойдётся без зрителей. К тому же новый поход мог оказаться опаснее сражения со стрекозкой.

За несколько часов до обещанного Яндексом полнолуния молодой человек взобрался на Безбесову горку. Кремль, если любоваться им издали ещё не утратил некоторой доли грубоватой величавости. Вблизи же детинец напоминал разрушенный зуб. Уцелели фрагменты крепостных стен, две лишённые кровель сторожевые башни, сложенные из серого гранита, малая часть внутренних построек и фундамент – корень.

Побродив среди затянутого повиликой нагромождения камней, Дан направился к останкам здания, которое местные окрестили *собором". Почему так – непонятно. На старорусскую шатровую церковь оно не походило. Но именно там ложкинский алкоголик встретил Незвана.

Дан притаился за куском рухнувшего перекрытия в самом тёмном уголке зала.
Сквозь ветхий свод виднелось небо, перебирающее все оттенки вечерней гаммы и остановившееся в конце концов на иссиня-чёрном. Из невероятной комической глубины всплыл одинокий лунный пельмень. Тихо-тихо. Даже не булькнув.

Дан не понял засёк ли он движение, или ему это примнилось. Может быть, он начал клевать носом? Нет. Не показалось. Что-то прозрачнее невесомее и недолговечнее лунного блика на мгновение застило черную вытянутую тень украшенной остатками барельефа колонны.

– Эй, княже! Это ты? – не выдержал парень, скрючившийся за обломками на полу.
– Кто спрашивает? – прогремело со всех сторон.
– Богдан... Дан.
– А! Пекарь. Зачем тревожишь? – голос, только что раздававщийся отовсюду, сконцентрировался в одной точке. Там, где Дан видел странное мелькание. Витающий сквозящим холодком по всему древнему храму эфир уплотнился. Теперь ночной гость, или, вернее сказать, хозяин сделался зримым. Не скелетом с горящими глазами, не русобордым богатырём. Это был... Крылатый козёл, облачённый в серебряную кольчугу.

Ошеломлённый Дан выпрямился во весь рост. На джинсы налипли отсыревшая пыль и каменная крошка, но молодой человек не сделал ни движения, чтобы избавиться от них. Незван, между тем, словно прочитал мысли парня:
– Я могу выглядеть, как угодно. Сейчас угодно так. Козёл с крылами – был когда-то изображён на моём гербе. И, кстати, в Незванске полно упрощённых геральдических символов. Пирожки свои вспомни, пекарь!
– Летучи?!
– Они самые. Раньше у них ещё серёдка была – козья морда. А теперь только вот что осталось

Козёл шумно расправил и вновь сложил широкие ангельские крылья.
При схлопывании одно из белоснежных пёрышек взвилось вверх и медленно кружась в неживим голубоватом свете так же неспешно растаяло в нём.

– Почему ты держишь нас взаперти? – с трудом шевеля пересохшим губами спросил Дан.
– Не я держу. Город! Хотя я и есть город, – призрак обнажил длинные желтоватые зубы и тряхнул бородой. Должно быть это означало весёлость, – Давным-давно я перенёс сюда Незванск из другого мира. Укрыл от лютой опасности и крепость и посад и всех находящихся в городе, присягнувших мне на верность людей. В ином мире я был королём и великим чародеем. Здесь стал князем и радетелем, защитником своего народа. Новый мир, однако, не охотно принял нас. Всё стремился выкинуть чужаков обратно. Выкинул бы, когда бы не моя магия.

Вкопал я под каждую башенку кремлёвскую по заговорённому якорьку. Вкопал у Безбесова холма у подножия. У реки по берегу. А маленьких якорьков раскидал по окрестностям. Никуда мой город с чуждой земли не денется.

– Зато люди денутся, – буркнул Дан.
– Истинно, – сердито раздув ноздри, притопнул раздвоенным копытом Незван – В человека якорь не засунешь и верным быть не заставишь. Да и сам я более не человек. А привязанный к месту, к своим же магическим закладкам дух. Дух города. И пожил-то тут всего пару лет. Отдал Незванску всю силу. Всего себя положил, чтобы горожан оберечь. А они через поколение присяги забыли.

– Зачем людей видениями мучаешь? – негромко, но с явственной угрозой спросил Дан.
– Да кто ж вас мучает? – снова осклабился дух, – Вам скучно – я вас развлекаю! И себя заодно.
Призрак расхохотался, запрокинув рогатую голову. Кончики его крыльев и острая бородка при этом конвульсивно подрагивали.

– Тебе смешно?! – Дан больше не сдерживал ни голоса, ни охватившей его ярости. – Тебе смешно, паршивый дохлый колдун! Спустя века никак не угомонишься? Не только от себя не отпускаешь, но ещё и издеваешься?! Да Ложкин из-за твоих фокусов чуть с ума не сошел! Отец из-за тебя исчез! А в чём он был виноват? В том, что нарушил какие-то клятвы, которым тысячу лет в обед и о которых он даже не знал?

Незван словно не замечал состояния парня. Он спокойно сложил на груди мощные вполне человеческие руки и так же спокойно ответил:
– Иная клятва твёрже камня. Да и не в клятве дело. Стоит глупому человечку от якорька оторваться – нет его больше в этом мире. Ибо для мира вы все ненастоящее. И отец твой ненастоящий и ты, пекарь.

Ко встрече с потусторонним Дан приготовился. Заранее. Набил рюкзак бутылками со святой водой, прихватил мешочек с солью, заострил пару колышков, собрал даже кладбищенской пыли. Но ничего из арсенала, подсмотренного у братьев Винчестеров, не показалось ему действенным. К руке прильнуло более привычное ей орудие: добротная увесистая скалка.

Стиснув гладкую деревянную рукоятку до того, что ладони стало горячо, не отводя взгляда от врага, Дан ринулся к нему.
На сей раз Незван не оставил без внимания порыв молодого человека.
Одним толчком волосатых козлиных ног, даже не расправив как следует крыльев он вознесся метров на пять над поверхностью некогда мозаичного, а ныне скрытого под слоем земли пола.
Рокот его голоса придавил Дана, заставил согнуться пополам, втягивая голову в плечи. Звуковые волны били в храмовые стены. С колонны, поддерживающей потолочную балку рухнул кусок замшелого барельефа с нечитаемым орнаментом. Брызнул острыми осколками, поднял облачко пыльно-каменной взвеси.

Оглушённый Дан не понял, что прокричал ему призрак. Но тот вдруг переменил настроение, спустился и повторил уже не как гром, а как его дальний отзвук:
– Неблагодарный! Я готовил тебе счастливую судьбу: дал дело в руки, к суженой подтолкнул. А ты? Ты зол на меня? Ну так давай сразимся. Соскучился я по битвам за семь веков. Потешь же меня, пекарь!

В руках у Незвана возник боевой топорик сходный с укороченным в древке стрелецким бердышем, но, конечно, не являющийся им. Со словами: " Эй, держи-ка отяпень из моего старого мира! Всяко лучше скалки" князь бросил секиру Дану. Себе взамен отданной он отрастил ещё одну такую же древнюю, но весьма неплохо сохранившуюся штуковину.

Бой закипел. Нелепый. С предсказуемым финалом. Дан имел дело с топориком для разделки мяса в поварском училище. С детства умел колоть дрова. Но так обращаться с рубящим орудием, как это делал свирепый крылатый козёл ему и не снилось. Заострённый полумесяц лезвия выписывал резкие угловатые фигуры, рассекая воздух в опасной близости от Дана. Пятясь под жёстким натиском, молодой пекарь оступился. Попал ногой в выщербленную в каменной плите ямку, упал и был рывком поднят с колен. Но только ему на секунду показалось, что противник не лишён благородства, как отяпень просвистел над головой, едва не срезав с неё скальп.

– Не-еет! – раздался вдруг отчаянный крик. Нина! Ворвалась в заброшенный храм маленькой растрёпанной фурией. На бегу девушка отвинчивала крышку с пластиковой бутылки, наверняка не пустой.
" Пошла по моему пути, спасительница!" – мысленно улыбнулся Дан, и тут же первая реакция на появление девушки уступила место тревоге за неё. Напрасно. Следовало бы сосредоточиться на бое.
Мощным ударом козёл засадил отяпень Дану между глаз.

Ни боли, ни крови. Возможно, мгновенная смерть именно такова. Ничего не успеешь понять, а тебя уже нет. От тебя уже ничего не зависит. И нет времени сожалеть, и нельзя сказать кому-то, что он тебе щемяще дорог.

Нина не надрывала нутро криками отрицания. Она просто стояла и таращила на Дана полные ужаса сине-серые, сумрачные глаза. Секира, торчавшая изо лба её друга, обернулась прозрачной дымкой и развеялась.

– Дан, – позвала Нина глухо, не своим голосом, – Ты живой, Дан?
– Не знаю, – честно ответил парень.
– Живой! Незван не может причинить вреда. Всё мираж. Морок. Я плеснула в него святой водой. Но он улетучился за мгновение до этого. И он... подмигнул мне.
– Так ты видела? – Дан нашёл Нинины руки. Ладошки-ледышки, – Как ты смогла его увидеть? Ты же говорила, что ...
– Говорила, что морок преследует исключительно решивших покинуть родное гнездо? Так и есть. Я и покину. Зачем, Дан?! Зачем жить здесь, если исчезнешь ты? – девушка печально покачала головой.

Пауза затянулась. Тишину нарушали разве что сбивчивое дыхание и колотушечный аритмичный сердечный стук. Дан не испытывал такого даже во время сражения.

– Это потому, что Дин из " Сверхов" всегда впрягается за Сэма? – наконец спросил он. Через минуту или через вечность. Спросил лишь затем, чтобы заглушить сердце звуком собственного голоса. Чтобы немного успокоить машинку для перекачивания крови. Но машинка пошла вразнос.

" Подтолкнул тебя к суженной" – вспомнил Дан слова сердитого духа,
– Нина в меня влюблена?! Я люблю её? Люблю. Я это знал! Всегда.
– Да, дурачок! Поэтому, – ответила девушка на все вопросы сразу и поднялась на цыпочки, чтобы дотянуться до, казавшегося бледным в лунном свете, но на самом деле пылающего лица парня.

Прошла ещё одна вечность, когда они услышали голос снаружи. Кто-то за вратами иномирного святилища выкрикивал их имена.
– Пойдём! Дядя нас ищет, – сказала Нина, неохотно высвобождаясь из Дановых объятий. – Я была не совсем уверена, что ты окажешься здесь. Трубку ты не брал. Может быть, попросту уснул, но я почему-то разволновались. Помчалась сюда. А потом нашла твой велосипед возле стены, испугалась и позвонила дяде Роберту.

Они вышли, держась за руки. Длинные чёрные тени больше не обгоняли и не сопровождали их. Луна, выполнившая свою задачу – выявившая истинную суть вещей, невидимкой ухнула на небесное дно Темнее однако не стало. То есть городок у подножия ещё подсвечивал фонарями окружающий мрак, но за видимой с вершины холма рекою рассвет уже вывешивал отбеленные полотнища.

Пробираясь на ложкинский клич по росистой траве, Нина неожиданно наклонилась и сорвала вьющийся ночной цветок. Душистые голубые звёздочки, собранные в кистевидное соцветие.

– Смотри, Дан, это наше растение, местное. Такие больше нигде не встречаются. Даже поблизости. Эндемик.

Дан взял цветок из рук девушки легонько поцеловал лепестки и вернул его обратно. Голова кружилась от медового аромата и чувства приятного опустошения.
– Действительно, уникальный. Как и ты, – улыбнулся он.

В этот момент из-за единственно уцелевшего угла какой-то постройки вынырнул Ложкин.
– Ниночка! Богдан! С вами всё в порядке?
– Всё отлично, – ответил Дан и сразу, чтобы не возникало вопросов пояснил:
– Дух города существует. А мы... никуда не едем.
– Ты передумал? – изумилась Нина.
– Да. Раз уж мы такие эндемики.

Теперь он не мог позволить себе рисковать.