Боязнь

Дремать на уроках не было хорошей идеей, но я ничего с этим не мог поделать. Прошлую ночь я потратил на просмотр кинофильмов, посвященных старому миру. Подумать только, предки размышляли о проблемах освоения космоса, а сейчас выйти на поверхность и увидеть небо своими глазами было не более чем неисполнимой мечтой.

Должен признать я абсолютно не слушал, что творится на уроке истории и посвятил все силы борьбе со сном. К слову, я её проигрывал.

– Дмитрий, вам есть что добавить? – надменно спросил меня Алексей Сергеевич. Мы с ним не ладим и не факт, что учитель обратился ко мне именно потому, что у меня глаза слипаются.

– Нет, Алексей Сергеевич, – невинно ответил я, гоня сонливость. Позади хихикнула одна из девчонок. Не знаю кто это был и что здесь смешного. Я никогда не оборачиваюсь.

– Не нужно стеснятся. Я знаю, что вам всегда есть что добавить, – криво улыбнулся учитель.

Я скосился в Ванин планшет. Он уже вывел на экран Каина братоубийцу – сегодняшнюю тему урока. Как и с большинством тем, с этой я знаком.

Вяло поднимаюсь:

– Я просто не понимаю, зачем Бог потребовал от братьев даров, – начал я. Снова послышались смешки за спиной. Учитель одним жестом призвал к тишине. – Это кажется мне неправильным…

– А что кажется правильным? – Алексей Сергеевич мягко поглаживал седую бороду. Так он по обыкновению делал, когда готовился поразмыслить.

– К братьям обратился не Бог. Это не мог быть Бог! Сколько даров Ему принес Адам? А Ева? Ной? Этот «Бог» намеренно поселил меж братьями вражду. Вынудил одного убить второго! Да еще этому «Богу», пришелся по душе кровавый дар! Что? Почему?! Вы никогда не задумывались? Я имею ввиду… – в этот момент мне пришлось приложить немало сил, чтобы подавить зевок. Не заметил, как хорошо у меня вышло. Судя по лицу Алексея Сергеевича – плохо. Я невозмутимо продолжил:

– Если в наше время принести в жертву парочку голов скота тебя сочтут еретиком или сатанистом…

– То есть ты считаешь, к Каину и Авелю обратился дьявол? – Алексей Сергеевич умело изображал добродушие голосом, но в пристальном взгляде не было даже намёка на теплоту.

– Да. Как человек Бога от дьявола то отличит?!

– Вот поэтому и был наслал на нас Гул, – зарезал мои рассуждения учитель.

Гул. Всё сводится к Гулу.

В давние времена человек усомнился в делах Божиих. Освоил запретные технологии, да попытался проникнуть на землю Господа, чтобы вернуть дары человеком потерянные, в числе которых была и жизнь вечная. В наказание Он наслал на человека Гул. Это причина, по которой человеку не осталось места под солнцем. Седьмое поколение человечеству только и остается, что прятаться под землей.

Так говорит история.

– Сомнения в словах Божьих… – обратился к классу Алексей Сергеевич.

– Я не думаю, что человечество способно отличить, какие слова принадлежат Богу, какие человеку, а какие дьяволу! – неожиданно для себя, зло прыснул я. Обычно я держу себя в руках и не позволяю эмоциям проникнуть в мои слова.

– Ну, ты такой способностью уж точно не наделен! – ехидно вставил Вадик. Терпеть его не могу. Он всегда пытается меня высмеивать и мистическим образом у него получается. Весь класс превратился в цирк. А я разве сказал что-то смешное? Почему каждый раз всё заканчивается именно так?

– Я попрошу тишины, – по доброму хихикая, потребовал учитель. – Над глупостью и невежественностью не положено смеяться.

Не положено. Верно. А сам что делал? Добивался этого представления с самого начала!

– Дмитрий, вы молоды и не понимаете множество вещей. Когда-нибудь да снизойдет до вас мудрость Господа, да осветит потёмки в вашем разуме.

Очередной взрыв хохота. Мне только и осталось молча сесть на место, скрывая своё раздражение. Ваня – мой сосед по парте и лучший друг по совместительству, понимающе кивнул. Он, наверное, единственный в классе, кто не считает мои вопросы глупостью. Ваня такой же мечтатель как и я, хоть и менее разговорчивый.

Дружный хохот заглушил краткий вой сирены. Классную комнату залил красный свет. Заработал аварийный генератор.

– Внимание, внимание! Гул приближается. Всем немедленно направиться в убежище! Внимание, внимание… – произнес знакомый механический голос.

– Ну вот… Опять… – заныл один из одноклассников. Все как по команде тяжело вздохнули.

Класс вяло начал собираться. Точнее делать вид, что собирается. Школьное убежище в столовой, на пять уровней ниже. Не близко. И если спуск был еще терпим, чтобы не навернуться на высоких ступенях лестницы достаточно держаться за поручни или плечо товарища, то подъем наверх был невыносим. С ним никто не поможет.

И раньше все думали, что учебные эвакуации проводили слишком часто, обычно дважды в три месяца, но в этом месяце это уже третий сигнал тревоги. Многие жаловались и на второй. Представить всеобщее недовольство не составляло труда. Я и сам его испытываю.

Достаточно схватить планшет да идти к выходу, но мы ждём команды Алексей Сергеевича, а он не торопился. Видимо раздумывал, стоит ли спускаться в этот раз. Для него обратный подъем на пять уровней вверх больше чем невыносимый. Алексей Сергеевич один из самых старых жителей нашего блока, и поэтому, пропустить учения было бы для нашего класса не впервой.

– Видать не пойдем никуда, – с ноткой презрения сказал Ваня.

– На всё воля Божья, – процитировал учебник я.

– Внимание, внимание! Это не учебная тревога! Всем жителям блока 174! Немедленно проследуйте в убежище вашей ячейки! Повторяю! Это не учебная тревога! Всем немедленно…

Каждый невольно потянулся крестику на шее, и я исключением не стал. В обращении «это не учебная тревога» никогда не звучало. Гул не проходил через наш блок десятилетия. Если я не ошибаюсь – восемь десятков. Его даже Алексей Сергеевич ни разу не застал. Блок 174 считается самым безопасным блоком нашего сектора!

Лицо Вани побагровело от недовольства, а крестик в его руке смялся. Еще бы, по времени мы уже должны были быть на полпути в убежище. Я успокаивающе хлопнул друга по плечу. Ваня в ответ кратко кивнул и без слов мы поднялись из-за парт. Не мы одни. Никто ждать команды больше не собирался. Каждый ученик теперь горел желанием оказаться в школьной столовой. Класс шустро начал выстраиваться в две колонны.

Кто-то хлопнул меня по плечу. Мира.

– Ты забыл, – прошептала она, протягивая мне мой планшет. Мира была причиной, по которой я никогда не оборачивался на смешки в классе. Боялся увидеть, что она хихикает вместе с остальными девчонками. Наши родители часто заходили друг другу в гости и вне школы мне приходилось часто с ней общаться. Так было до гибели моего отца, а сейчас мне очень не хватало этих встреч.

Я кивнул в знак благодарности и глупо улыбнулся. Она мило улыбнулась в ответ. На мгновение, я забыл где нахожусь и что происходит. Это её способность.

Ваня грубо дернул меня за рукав, вернув в реальность.

– Идём! – крикнул он, делая первый шаг из класса.

Я и Ваня – первые, учитель – замыкающий. По пустым коридорам добраться до лестницы не составило труда. А вот на ней всегда возникали проблемы. Даже при учениях по лестнице спускались медленно. Она слишком узка да ступени высоки. Всегда несколько классов не успевали дойти до убежища вовремя. Ходили разговоры, что построят дополнительную лестницу или убежище, но дальше слов дело не пошло. А в этот раз, видимо, о пропуске эвакуации подумывал не только наш класс. Толкучка на лестнице была даже больше чем обычно.

Спуститься получилось лишь на один уровень. От убежища нас разделяло еще четыре уровня… и коридор метров 50. Такими темпами до убежища не дойти. Мы не успеем.

Кто-то сверху перемахнул через перила и прыгнул вниз. Хотел зацепиться за перила на нижнем уровне или он сдался? Разбился ли он насмерть? Почему его никто не остановил? Я не знаю, но кое-что всё же ясно.

Гул близко. Боязнь проявила себя и забрала первую жертву.

– Через перила?! – прокричал Ваня с округленными от страха глазами.

Я отрицательно мотаю головой, пытаясь совладать с растущей в моей голове боязнью.

Боязнь – первый признак приближения Гула. Человеческий разум подвергается «испытанию Веры». Если вера недостаточно крепка, можно потерять себя. Поэтому при сигнале тревоги необходимо как можно быстрее добраться до убежища и приступить к молитве.

Так просто объясняют это явление в учебниках.

Я же знал об этом немного больше, по счастливой случайности мой отец был оперативником КБПГ – комитета борьбы с последствиями Гула. Он мне многое рассказывал. Информация не то чтобы была секретной, просто не общеизвестной.

Воздействие боязни на человеческий разум невероятно разнообразное, но самая распространенная – неконтролируемый страх, ужас, который часто выливается в панику. Оттуда и название. Но этим боязнь не ограничивается… Галлюцинации, вспышки ярости, паралич, тошнота, головокружение, путанность мыслей… Произойти может всё что угодно! Был даже случай как один человек начал испытывать чесотку, причиной которой тот считал паразитов под кожей. Чесотка оказалась настолько невыносимой, что тот с большим рвением начал сдирать с себя кожу. Печальней всего, что боязнь заразительна. Первый содрал себе лицо, второй искал паразитов у себя животе, третий вырвал себе челюсть…

Сейчас с нами происходило тоже самое. Мы должны пройти испытание веры, иначе будем потеряны.

Я крепко схватил Ваню за плечо и крикнул одно слово:

– Боязнь!

Все что знал я, знал и Ваня. Не могу утверждать, что именно так я привел его в чувство. Ваня не глуп, он и сам мог догадаться, что происходит. Но, так или иначе, мысли прыгнуть через перила у него не осталось.

Внезапно, кто-то толкнул меня в спину. Падая, в попытке удержать равновесие, я ухватился за впереди стоящего ученика, он помладше меня. Я его не знаю. Я хотел было извиниться, но чувствую второй толчок. Точнее пинок. В этот раз я перелетаю через незнакомца. Случилась драка? Нет… Из меня хотят сделать ступеньку!? Ученики выше поддались боязни и любой ценой решили добраться до убежища!? Выяснять некогда.

Я сгруппировался и попытался падать дальше. Нельзя останавливаться! Затопчут! Кто-то поймал меня, был ли это один из учителей? Хотел ли он помочь? Не знаю. Я в панике стукнул человека локтем по лицу, сумел выскользнуть и покатиться дальше. Я не горжусь этим. Выбора нет, ведь сверху надвигается лавина из учеников.

Моё продвижение остановила стена в конце лестничного пролета. Так я добрался до третьего уровня. Еще два до убежища. Поскольку я падал, не разбирая дороги, столкновение со стеной было неизбежным и болезненным. Повезло, что удар пришелся на спину, а не на голову…

Но я не могу сам подняться! Ноги не слушаются, я не могу найти опору!

Кто-то схватил меня под руку и рывком поднял. Ваня. Он не только не побрезговал воспользоваться проложенной мной дорогой, но и боязни не поддался. Ведь про меня не забыл. Я не в состоянии бежать дальше, но Ваня тащит меня вперед.

Правила сложившейся ситуации просты: кто упал – уже не встанет, кто промедлит – упадет. Мы двигались примерно по середине буйного потока, рвущегося в безопасность. Толкать приходилось тех, кто успел подняться, но не успел рвануть вперед, или же тех, кто потерял себя и начал драться… Сам спуск уже был не по ступеням, а по рукам, ногам и головам. Отвратительно, но что мы могли поделать? Что я могу сделать? Только идти дальше.

К началу второго уровня я окончательно пришел в себя и продолжил путь самостоятельно.

На первом уровне, рядом с лестницей, скопилась куча тел. Под влиянием боязни все больше учеников приходило к выводу, что спасение лежит за перилами. Спрыгнувших оказалось настолько много, что образовалась своеобразная подушка. Некоторые ученики даже поднимались как ни в чем не бывало. Правда, они не продолжали бегство, а озадаченно озирались по сторонам. Некоторые начинали нападать на пробегающих мимо.

Они потеряли себя.

В коридоре было спокойней. Никто не лежал на полу. Все организованно бежали трусцой к убежищу. На входе, около гермодвери, стоял Смотритель – еще один признак, что происходящее не учебная тревога.

Забежав в убежище, меня сразу встретила мама. Заключила в объятья и поцеловала в лоб. Обычно я был против таких нежностей, но я им рад как никогда. Мама работает поваром в школьной столовой, поэтому ей не пришлось столкнуться с хаосом, который творился снаружи. Я рад за неё. Глаза мамы красные от слёз. Наш класс должен был объявится в убежище намного раньше. После гибели отца мама часто плачет. Мне больно видеть её такой.

Столовую заливал мягкий зеленый свет. Сигнал, что каждый ученик обязан занять место и приступить к молитвам. Когда убежище будет запечатано, свет переключится на голубой. Столы и стулья при помощи механизмов сложены под пол, чтобы освободить побольше мест. Обычно здесь не протолкнуться, что во время тревоги, что во время обеденного перерыва, но боязни поддалось слишком много человек.

Непривычно видеть столовую настолько пустой.

Из нашего класса никого кроме Вани я не приметил. Большинство преклонили колено и читали молитвы.

По-хорошему, мне тоже необходимо к ним присоединиться.

Добравшись до убежища, боязнь никуда не исчезает. Молитва обычная процедура борьбы с ней, но для поддержания порядка в каждом убежище необходим Смотритель. Его обязанность не допустить распространение боязни.

Когда человечество только училось бороться с Гулом, были случаи, когда убежище полностью захватывала боязнь. Ничем хорошим это не заканчивалось. Массовые самоубийства, убийства, каннибализм. Иногда люди открывали гермодверь во время Гула… Разом гибло всё убежище! Сотни человек!

В общем, всё то, что сейчас происходило снаружи может начаться и здесь…

Смотритель, как и любой член КБПГ, в меру своей подготовки научен противостоять боязни. Обычно закаляют дух при помощи мантр, если же этого недостаточно, то слабых духом лишают эмоций при помощи хирургических операций на мозге. Тогда боязни не на что давить.

Узнать Смотрителя легко по татуировкам на лице и монашескому балахону, под которым скрыто высокотехнологичное снаряжение. Должность Смотрителя важна и почётна.

– Что случилось!? Где остальные? – обеспокоенно спросила мама, безуспешно пытаясь поправить порванную в нескольких местах школьную форму.

– Боязнь, – хрипло ответил я.

– Хвала Господу, ты здесь! С тобой всё в порядке? Ничего не болит?

– Пара ушибов. Жить буду, – я улыбнулся как можно шире.

Ноющая боль в спине, синяки на руках и ногах. Неплохой набор, но бывало и хуже. И могло бы быть хуже. Намного.

– Мы еще поговорим об этом. А сейчас иди молиться! – наказала мама. – Мне нужно отойти…

– Подготовить провиант, – закончил я. – Знаю мам. Иди. Со мной всё хорошо.

Мама поспешила на кухню. Я подошел к Ване и легонько хлопнул его ладонью:

– Ты как?

– Бывало и хуже, – ответил тот. На его лице красовалась пара отеков. Ему тоже досталось.

– Читаешь мысли! – приободрился я. – Из наших, кто еще есть?

– Вадик должен быть где-то здесь, – зло ответил Ваня. – Это он тебя вытолкнул…

– И это всё? Наверняка же, еще кто-нибудь дошел… – протянул я. Мира! Я совсем про неё забыл!

– Конечно. Но посмотрим позже. Время молитвы.

Я согласно кивнул, но внутри я ощущаю растущую пропасть. Мне тошно. Как я мог забыть!? Мы устроились неподалёку от входа, чтобы я мог наблюдать за каждым вошедшим. Я должен сложить ладони и приступить к мольбе, но я не могу. Не могу отвести взгляд от входа. Никого не узнаю. Люди измучены, напуганы и слегка побиты.

Время подходит к концу, но поток людей и не думал иссякать. Директор образовательной ячейки стоит рядом с Смотрителем виновато потирая руки, а Смотритель готовится к закрытию гермодвери. Директор своим крючковатым носом напоминает крысу. Почему эта мысль посетила меня только сейчас?

Свет в убежище переключился на голубой, и секунду спустя убежище оказалось запечатано. Механизм полностью автоматический. Дверь закрывается за три минуты до прихода Гула, а откроется только по команде группы зачистки извне. Смотрителю пришлось вытолкнуть пару учеников с пути двери, чтобы никого не придавило. Оторванные конечности никак не могли помочь тем, кто остался внутри.

– Впустите! Впустите! – послышался приглушенный крик за гермодверью.

Крик слышно. Это плохо. Очень. Ваня вцепился мне в плечо, не осмеливаясь произнести очевидное: «катушки, не пропускающие внешние звуки, установленные в двери – неисправны».

Любое проявление Гула опасно для человека. Будь то физический контакт, визуальный или акустический. Любой кто услышит Гул будет стёрт, точнее его личность. Останется лишь пустая оболочка – кукла, которая завянет примерно за трое суток.

Смотритель непонимающе посмотрел на дверь, а затем на крысу, точнее директора.

– Почему ты здесь? Раздавай беруши! – грозно скомандовал Смотритель, глядя на табло своего планшета.

В случае нарушений звукоизоляции беруши обязательны. И не простые, а «тихие», выпускающие особые частоты, лишающие человека слуха и равновесия. Такие беруши простым людям в личное пользование не получить.

– Их нет… – пропищал директор. – По документам, с дверью всё в порядке… нам не нужны беруши…

На лице Смотрителя промелькнула злоба, но он мгновенно собрался и нажал кнопку на своём планшете:

– Всем немедленно переместиться как можно дальше от двери! Дверь дефектна! Всем… – раздавалось из динамиков убежища.

Тревожные вести повышают влияние боязни, но лучше поддаться боязни, чем услышать Гул… Разве убежать подальше от двери поможет в нашей ситуации? Конечно, ребристая поверхность пола, потолка и стен столовой рассеивает обычный звук и устраняет эффекты эха, но речь же идёт о Гуле… И что, если катушки в стенах тоже неисправны?

Мы обречены? Мы станем куклами? Из-за чего? Из-за каких-то бумажек!?

Смотритель достал из кармашка небольшую коробочку. Я сразу её узнал, у отца была такая же, хоть он и не был Смотрителем. Это личный комплект «тихих» берушей. Отобрать этот комплект можно и не мечтать. Под робой у Смотрителя должен быть легкий экзоскелет, так что силой их не отобрать. Помимо берушей, у него в снаряжении должен быть шокер, чтобы быстро нейтрализовать поддавшихся боязни. А для особых ситуаций шумовая граната…

Точно! Граната!

– Используйте гранату! Оглушите нас! – крикнул я Смотрителю, пока тот не заткнул уши.

Смотритель кратко кивнул:

– Сейчас прогремит взрыв! Продолжайте молитвы! – почти мгновенно скомандовал Смотритель через динамики и выбросил гранату вверх.

Не думаю, что хоть кто-то успел подготовится к взрыву. Хоть я и сам это предложил меня всё же неслабо потрясло… Закружилась голова, пришлось срочно присесть, чтобы не упасть.

Из мира исчезли все звуки и теперь дефект гермодвери неопасен. Осталась лишь боязнь. Ваня стукнул меня по плечу, привлекая моё внимание. Он с довольным видом поднял большой палец вверх. Я, благодарно кивнул и повторил его жест. Стало полегче.

Всё будет хорошо.

Пришла пора молиться. И я молился. Сколько времени я выиграл? Час? День? Лучше, чтобы слух самостоятельно не восстановился, в случае чего его можно поправить хирургически.

Я прошу Господа не возвращать слух. Я также прошу, чтобы Гул ушел быстрее. Обычно Гул всегда в движении и не задерживается в ячейках блока больше суток. Блоки специально конструировали так, чтобы Гул мог свободно пройти и не «заблудиться». Был случай, когда из-за неправильно выстроенных коридоров, ячейки образовали полукруг, и Гул по нему бродил чуть больше месяца. Даже представлять не хочется обстановку в местных убежищах.

Также я молился, за Миру. Она должна была дойти. Она должна быть здесь.

Настало время подкрепиться. Всем раздали по яблоку и тюбику питательной пасты. Мою порцию принесла мама. Поцеловала меня в щеку и снова ушла на кухню.

С одной стороны хорошо, что мама рядом, её присутствие немного успокаивало. С другой плохо, ведь убежище испорчено и есть вероятность, что все мы обречены.

Неожиданно в голову прилетел огрызок яблока. Вадик. Ваня говорил, что тот здесь, но я вижу его впервые. Вадик что-то кричит и тычет в меня пальцем. Конечно, я его не слышу. У него рот широко открывается, как у рыбы. Забавно.

«Твоя вина», – прочитал я по губам. Это меня задело. Он считает, что это я навлек Гул своими вопросами к Алексей Сергеевичу! «Сомнениями»… Да, эта тема на уроках проскакивала часто...

Всё что сейчас происходит моя вина? Нет, я и мысли об этом не допускаю. Я «сомневаюсь» давненько. Будь я виноват, Гул пришел бы в самый первый день, а не годы спустя! Тот хаос на лестнице, неисправность катушек, отсутствие берушей… Я тут ни при чём! Моя вина только в том, что все в убежище еще живы! Точка.

Вадик всегда не блистал умом, но сейчас он превзошел самого себя… Нет. Он явно поддался боязни.

Смотритель появился словно из ниоткуда, по «отцовски» обнял Вадика за плечи и усадил его на землю. Конечно, Вадик не вправе сопротивляться. От обиды мне хотелось, чтобы он отказался приступить к молитве, и Смотритель ударил его шокером, но Вадик всё же покорно сложил ладони.

Вскоре случилось то, чего я опасался. У некоторых людей начал восстанавливаться слух. Сначала один, потом двое. Вычислить куклу достаточно легко. Их выдаёт запах. Куклы не способны контролировать опорожнение, от них несёт дерьмом и мочой. К куклам слово «контроль» вообще неприменимо. Они даже моргнуть неспособны, удивительно что они дышат.

Смотритель оперативно отвёл пару кукол к двери убежища и закрыл им глаза, чтобы не высохли. Взрослые без указа принялись убирать беспорядок. А я снова вернулся к молитве. За маму. Она единственная кто у меня остался из родных. Отец стал жертвой Гула пару лет назад. С его исчезновением глаза матери никогда не покидала печаль. За Ваню. Он мой друг и спас мне жизнь. Я ему обязан. За кого молится он? За родителей? Скорее всего. Его родители сейчас в другом убежище, они работают в промышленных ячейках и нет никаких гарантий, что там нет проблем подобной нашей. Один блок как ни крути, с тем же руководством. За Миру. Она где-то здесь. Она должна быть здесь.

Ряды кукол продолжают пополняться. Пять. Восемь. Девятой стала до боли знакомая кукла. Мама. Я впервые за долгое время поднялся и на ватных ногах приблизился к ней. Глаза мамы закрыты, на лице ни капли усталости или печали. Только покой. Такова участь кукол.

Да, теперь это кукла. Мамы больше нет.

За моей спиной появляется Смотритель и по «отцовски» меня обнимает. Это опасно. Я обязан вернуться к молитве. Но это не просто. Я не заметил, как оказался вдали от кукол. На своём месте, на коленях. Чудом сложил ладони в верном жесте, но слова так и не приходят.

Кто-то легонько хлопнул меня по плечу. Мира.

Как же я рад её видеть! Но я не могу улыбнуться. Ей тоже досталось, на щеках видны следы от слёз, а глаза наполнены грустью. Не сразу замечаю в её руках планшет, на его экране два простых слова – «Мне жаль».

Я горестно закивал, глаза наполнились слезами. Не могу их сдержать. Она здесь! Здесь! Я начал искать свой планшет, чтобы написать ответ, но понял, что потерял его во время давки на лестнице. Мне только и оставалось, что постыдно утирать слёзы.

Мира внезапно крепко обняла меня. Стало гораздо легче. Я снова забылся. Убежище стало чем-то далеким… Будто воспоминанием. Такова её способность.

В этот раз к реальности вернул меня Вадик. Он подошел ко мне со спины, дернул за шиворот и ударил в лицо. Не так уж и больно. Второй удар – не чувствую. Вадик кричит, но я не слышу. Никто не слышит, но я знаю – он по-прежнему винит меня.

Ответить на его выпады нельзя. Третий удар Вадик нанести не смог. Подоспел Смотритель и вырубил его шокером. По пробуждении Вадику придется отправится в лечебницу на реабилитацию. Обычная процедура для тех, кто поддался боязни. Совсем недавно я был бы хоть как-то рад такому повороту событий, а сейчас мне стыдно.

Я снова в убежище. И слезы больше не идут. Я мирно поднял ладони, показывая Смотрителю, что со мной всё в порядке. Я не поддался боязни.

Смотритель спрятал шокер, взгрузил Вадика к себе на плечо и утащил его на кухню, подальше от людских глаз.

Пытаюсь снова приступить к мольбе, но безуспешно. Взгляд падает на Миру. С ней всё в порядке! Мне положено грустить, но я с трудом борюсь с улыбкой. Я не могу ничего просить, Господь меня услышал и мне этого достаточно. Мне больше не о чём просить.

Ваня неотрывно молится неподалёку. Настолько рьяно, что не заметил моей стычки с Вадиком. Так даже лучше.

Когда Гул уйдёт, что мне делать? Как прежде уже не будет. Я не смогу вернуться домой как ни в чём не бывало. Но я ведь не единственный, чьи близкие пострадали… Никто в этом убежище не сможет вернуться к прежней жизни. Большинство людей образовательной ячейки, блока 174 даже до убежища не добрались. А это в основном дети… Каково будет их родителем которые прямо сейчас в убежищах других ячеек?

Такое событие наверняка поднимет суматоху в управлении. Найдут крайних, перестроят всю ячейку, убежище, устранят дефекты, пришлют новых поселенцев... А что до нас? Тех, кто пережил это? Что нам делать? Что я буду делать?

Раньше я хотел пойти по стопам отца. Вступить в КБПГ, чтобы иметь хоть какой-то шанс узнать, что творится на самом верху, на поверхности. А сейчас?

Внезапно начинаю слышать своё сердцебиение. Спокойное тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Это нормально или слух возвращается? Это шутка?! Я стану куклой?! Стоит ли мне прикрыть уши ладонями? Меня охватывает дрожь.

Мира снова хлопнула меня по плечу:

«Гул ушёл, не бойся», – написано на планшете.

В самом деле, свет в убежище снова переключился на зелёный и большинство учеников уже прекратило молитвы, и получало новую порцию еды. Скоро придет группа зачистки.

– Мой слух возвращается? – произнес я вслух.

Мира кивнула:

– Да, и я тебя слышу.

– Ты в порядке? – спросил я, не найдя что сказать.

Мира лишь мило улыбнулась.

– А я уж подумал ты совсем в молитве растворился… – сказал Ваня, протягивая мне бутылку воды. Не заметил, как он ко мне подошел. До меня только сейчас дошло насколько в моем горле сухо. Ваня присел рядом и продолжил:

– Как держишься? Я видел твою маму…

– Я… я не знаю. Могло быть хуже, – растерянно ответил я и отхлебнул воды. Глаза снова невольно заслезились.

– Верно. Я слышал, что куклы не страдают.

– Да, не скажешь, что они способны страдать.

В горле по-прежнему першило, но бутылка воды уже опустела.

– Еще воды принести?

– Спасибо, и пожевать захвати.

Ваня кивнул и ушел на раздачу. Обычно провизия жёстко нормирована, но раз и половины людей до убежища не дошло, то о нехватке провианта можно было не волноваться и всем выдавали дополнительные порции. Мелочь, но приятно. В глаза снова ударили слёзы.

– Скорбеть это нормально. Если ты хочешь поплакать – плачь. Никто не осудит, – предложила Мира.

И я заплакал. Мамы больше нет. Дома больше нет. Что мне теперь делать?

– Соберись тряпка! Хлюпиков не берут в КБПГ! – быстро вернулся Ваня.

– Ты ж лучше меня знаешь, что берут! – искренне улыбнулся я. – Через хирурга…

– Не наш вариант! Ты же не раздумал?

– Не знаю…

– Не забывай о цели! КБПГ – единственный вариант.

– Да, ты прав…

– Подбирай сопли. Твоя идея с гранатой всех спасла!

– Не всех.

– Лучше, чем никого! Перестань! – разозлился Ваня и больно стукнул мне по плечу.

Раздался сигнал открытия двери. Группа зачистки здесь.

В убежище зашло трое. Смотритель встретил их кратким кивком. У чистильщиков нет ни единого открытого участка кожи. Лица скрыты за маской, а тела за экзоскелетом. Они озадачено взглянули на группу кукол около входа. Двое повели их наружу, а оставшийся с шипением отсоединил свою маску.

Чистильщик обвел убежище грузным недовольным взглядом. Он наверняка заранее знал положение нашего убежища из рапорта Смотрителя.

– Ты! – яростно крикнул чистильщик и указал пальцем в толпу.

– Я? – виновато донеслось оттуда. Этот голос я узнал. Директор.

– Выйди! – приказал чистильщик. Директор, еле перебирая ногами, вышел из толпы. Капли пота стекали с его мертвецки бледного лица. – Ближе!

Чистильщик что-то сказал директору, так чтобы слышал только он. Директор рухнул на колени и беспомощно заплакал. В убежище зашел другой чистильщик и небрежно поволок директора по земле наружу.

Чистильщик снова обвел взглядом убежище. Его взгляд ни капли не смягчился.

– Я приношу извинения за состояние убежища 41, – неожиданно мягко начал чистильщик. – Произошедшее сегодня настоящая трагедия, но поверьте. Виновные будут найдены и наказаны… А вы получите всю необходимую помощь. После осмотра, вы вольны покинуть убежище и вернуться к своими близкими! При осмотре будьте честны и не стесняйтесь в выражениях. Вы в своём праве. Мы понимаем вас, – кратким кивком чистильщик закончил свою речь и из пола выехал стол и пара стульев. Места для допроса, точнее осмотра. Чистильщик решил заняться осмотром сам?

– Выше нос, всё будет хорошо! – шепнула Мира.

– Дима, соберись и не вздумай плакать! Ты сможешь! – строго сказал Ваня. – А то еще в лечебницу заберут… Ты меня понял!?

– Ну да, нарыдался уже! – ответил я, кисло улыбнувшись, стараясь звучать как можно жизнерадостней. – Спасибо вам за поддержку.

– Вам? – косо поглядел на меня Ваня.

Не успел я опомнится как подошла моя очередь.

– Щербаев Дмитрий Анатольевич! – поприветствовал меня чистильщик, будто давно меня знает. Но в моей голове болезненно гудел вопрос Вани. Вам?

– Присаживайся. Нам есть о чем поговорить. Не волнуйся ты не в беде, – продолжил чистильщик, реагируя на мой озадаченный взгляд.

Я с тяжелым сердцем сел на предложенное место. Вам? Я краем глаза увидел, как Мира села на соседний стул. По коже пробежали мурашки, мне стало не по себе.

– Вы меня знаете? – спросил я, гоня из голоса тревогу.

– О, да, – дружелюбно протянул чистильщик. – Знаю. Ты не поверишь, как я рад увидеть тебя вживую. Знаешь как часто на тебя поступают доносы? Если бы я не знал твоего отца, мы бы познакомились намного раньше…

Вам? Я нервно сглотнул и украдкой покосился на Миру. Она сидела рядом и беззаботно наматывала локон волос на указательный палец.

– Да, расслабься ты! Чего бледный такой! – чистильщик привстал и с легким беспокойством потряс меня за плечо. – Не бойся, я не причиню тебе вреда. Я знаю, что ты потерял маму в этом беспорядке… Я и не думал на тебя давить. Давай соберись! Не ожидал от тебя такого…Ты же всё ещё хочешь стать частью КБПГ? Это тебя не красит.

– Да, да. Простите я…

– Конечно, ты же еще молод и не прошел должной подготовки, не взял эмоции под контроль… Оставлю это вне протокола. И твой недавний срыв тоже.

Я крепко, до боли, сжал кулаки под столом, стараясь сфокусировать взгляд на чистильщике. Вам? Миры здесь нет? Я поднял взгляд к потолку, собираясь с мыслями. Миры здесь нет?

Вам? Почему чистильщик не обращает на Миру внимания? Почему Ваня не обратил!? Они не перекинулись не единым словом!

Миры здесь нет!?

– …Толик был моим другом как никак. Это меньшее что я могу для тебя сделать. Ты вообще слушаешь? – чистильщик грозно постучал пальцами по столу привлекая моё внимание.

Почему мне так тяжело дышать? В убежище всегда было так тесно? Так темно? Так было с самого начала?

– Привожу мысли в порядок, как вы и посоветовали.

– Вот как? И как? Получается? – чистильщик пристально вглядывается в меня. Он не моргает, словно высечен из камня.

– Отчасти. Вам известно, что идея с гранатой была моей?

– А как же, – ухмыльнулся чистильщик. – Ты понимаешь? Если бы не ты… Оглянись! – приказал чистильщик. – Вглядись в каждое лицо! Это ты их спас! Ты! Не будь тебя они бы стали куклами! Ты понимаешь?

Я сдержанно кивнул, лишний раз пробежав глазами по Мире. Её здесь нет.

– Что ты чувствуешь!? Не таи.

– Пустоту.

Всё наигранное дружелюбие чистильщика испарилось с его лица.

– Моей идеи не должно существовать. Я никого не должен был спасать. Никто не должен был нуждаться в спасении.

– Так вот как ты мыслишь, – холодно, но всё же с ноткой удовлетворения заключил чистильщик. – Толик бы гордился. Буду рад увидеть тебя в наших рядах… Но прежде, тебе придется пройти полное обследование у наших специалистов. Тут ничем помочь не могу… Как бы яблоко не выглядело – внутри оно может быть гнилым. Ты понимаешь, о чем я?

– Не судить книгу по обложке? – сказал я первое что пришло на ум.

Чистильщик развел руками:

– Помимо Ольги… твоей мамы, жертвой Гула стали твои одноклассники. Ребята с которыми ты рос… Какая удача, что ты один из немногих кто добрался до убежища…

Как разговор повернул в такое русло? Минуту назад чистильщик был любезен и дружелюбен, а сейчас каждое слово словно наждачка для моих ушей. Это снова притворство?

– Во время эвакуации большинство поддалось боязни…

– Можешь не трудится. Я знаю. Тебе лучше вообще ничего по этому поводу не говорить. Вредно. И не забудь. Ты пройдешь полное обследование. Будь готов. Можешь идти.

Я кивнул и поспешил уйти. Подошла очередь Вани. Мы обменялись короткими кивками. Все прошло хорошо. Насколько это возможно.

Я отошел подальше от толпы. Мира последовала за мной. Что она такое?

– Ты здесь? – прямо спросил я, взяв её за руку. Она тёплая и вполне себе осязаемая. Это сбивает с толку. Она здесь! Вот же она!

Мира бегло огляделась по сторонам, будто я делал нечто постыдное:

– Хочешь, чтобы я ушла? – виновато спросила Мира.

– Д… Д… – мой голос дрогнул. Я должен сказать да. Но как я могу сказать да?! Почему я не вернулся за ней на проклятой лестнице?! Мог ли я её спасти?! Мог же! У меня было время! Внутри меня что-то натянулось. Лопнуло. Больно. Как же больно…

Я хочу заплакать, но не могу.

У меня не осталось слёз.

– Нет. Не хочу… А ты хочешь уйти?

– Тебе нужно рассказать, что ты меня видишь, – жалобно ответила Мира. – Тебя вылечат! Тебе нужна помощь! Ты болен!

– Болен ли? Я так хотел тебя увидеть… и меня услышали. Но чего хочешь ты? Ты хочешь уйти?

– Ты знаешь, что с тобой произойдет, если ты не расскажешь и обо мне узнают!?

– Мне всё равно.

– Отпусти! – Мира снова попыталась вырваться.

– Не отпущу.

– Отпусти! Отпусти!

– Скажи, что хочешь уйти и я отпущу! – потребовал я.

Мира шмыгнула носиком, по щекам покатились бусинки слёз:

– Не хочу… – беспомощно прошептала та. – Я не хочу уходить! Мне так страшно! – уже во весь голос зарыдала Мира.

Обычно Смотритель принял бы меры. Успокоил бы её. Но Смотритель Миру не слышит.

Никто не слышит.

Только я.

– Тогда оставайся, – крепко заключив её в объятья, прошептал я. – Я о тебе не расскажу. Никто не узнает. Никто тебя не заберёт. Обещаю.

Мира дрожит и продолжает плакать. Что я могу сделать? Только быть рядом. Я сдержу своё слово. Я никому Миру не отдам.

Никому.