Когда меняется мир

Кто бы мог подумать, что это лето окажется последним в нашей спокойной жизни? Лето, прочертившее нашу жизнь на «до» и «после». В начале июня в новостях начали выбегать тревожные сообщения: «В Венеции зафиксирован максимальный уровень воды за последние годы. Он продолжает повышаться. Подступающая вода привела к первым жертвам в Южной Азии. Англия вводит чрезвычайное положение. Таяние льда в Гренландии вызвало беспрецедентный подъем уровня океана».

Совсем скоро появилась новость о сложной ситуации в Питере: дамба не поспевает за нагрузкой. Нева поднимается на критический уровень. В Ленинградской области начались перебои с электричеством.

Обстановка в Архангельске была ничуть не лучше положения в Санкт-Петербурге. Уже две недели не сходит уровень воды.

Встретив июль, я впервые такое наблюдаю за свою жизнь. За все двадцать пять лет я ни разу не видел такой жары в Архангельске. Воздух чуть ли не обжигал.

Я стоял на балконе, вдыхая душный летний воздух. Город зеленел. Небо голубело, скрываясь за ватными облаками. Во дворе перекликались галки, которые перемыкались на ветках берез, и дребезжали машины. Для меня стало привычным видеть представителей местного управления с техникой для дорожных работ. Сооружали дренажи и воздушные платформы для ходьбы, кроша и без того хилые дороги. Над нашим домом пролетела пара вертолетов.

Меня беспокоило не только глобальное природное потрясение, которое медленно наступало. На душном теплом балконе я б не оказался просто так. Хотелось отвлечься от той ссоры, что произошла между мной и моей сестрой.

Мы нечасто ругались, несмотря на сложный характер Любы. С детства я запомнил ее холодность и зависимость от настроения. Когда у Любы нет настроения, она из милой и любящей сестры превращается в змею. Сегодня поругались из-за глупости.

От мыслей меня отвлекли прохладные руки моей девушки Ингалины. Пальцы прошлись по моей спине и сомкнулись на животе. Именно Инга была ложкой меда в сегодняшней бочке дегтя. Ее щека прикоснулась к моему правому плечу, и от ее горячих чувств у меня прошли приятные мурашки.

– Витя, не мучай себя, ты не виноват. Все люди ссорятся. А хочешь, проживу это чувство вместе с тобой? Я знаю, как опустошают ссоры...

Она говорила спокойно и искренно. Камень разочарования будто начал осыпаться. Такие моменты поддержки только подогревали мое желание страстно любить и оберегать эту девушку. Я нащупал кисти и накрыл их своими влажными ладонями, почувствовав прохладу на пальцах Инги. Мой взгляд все также был опущен на улицу во двор, куда Люба выбежала несколько минут назад.

Я мучительно вздохнул, держа ее руки и ощущая ее прижавшееся тело. Развернулся, и передо мной стояла темноволосая кудрявая девица. Её бурые узковатые глаза охотно изучали мое лицо, полное уныния, а тоненькие губки стали шире, брови упали и выразили сочувствие. В такие моменты мое сердце наливалась неописуемая привязанность, к губам приливали кровь и чувство глубокого удовольствия от единения с любимой.

– Пойдем, доешь, – сказала Ингалина, поглаживая мои щеки.

***

Мы жили втроем. Это была наша с сестрой квартира. Она досталась нам от родителей. В первый год наших отношений Ингалина жила в съемной квартире, а на второй мы решили жить вместе. Любаня была не против и даже рада, что у меня появилась пассия. Я был в восторге, когда увидел, что у Инги с Любой нашелся общий язык.

Завтрак выглядел аппетитно, но даже вкусная еда не привлекла меня. Стоя с девушкой на балконе, я почти отошел от мучительной тоски, а теперь это чувство опять вернулось.

– Ты сегодня собираешься куда-нибудь? – невзначай спросил я, желая разбавить молчание.

– Да куда там! Я побаиваюсь. Я с Катькой созванивалась сегодня. Говорит, вода у них поднялась. Она на втором живет, а вода уже почти до порога двери подъезда добралась.

Услышав это, я непроизвольно выронил вилку и произнес:

– Она же на окраине живет!

– Поэтому и боюсь. Если наводнение начнется, что мы с тобой делать будем?

– Не бойся, не только мы сейчас в такой ситуации, – сказал я и опустил глаза на стол, облокотившись на локти. – Мы теперь постоянно видим МЧС: нам помогут, если что-то случится страшное.

Инга кивнула, перебирая руками кудри.

Солнечные лучи гостили на балконе, освещая и стены тесной кухоньки.

– Мы вот сидим дома, а люди наверняка закупаются. Помнишь, Ин, в воскресенье пошли с тобой в магазин – а гречки нет. Разобрали всю.

– Ты предлагаешь нам запастись гречкой? – засмеялась девушка веселящим хихиканьем. Она понимала, к чему я клоню, но способность смягчать обстановку я не мог у нее отобрать. – Еще по пути можно зайти в банк, снять деньги с карты, мало ли что. Помнишь, мы читали про Ленинградскую область, у них там электричество отключали.

День летел незаметно. За все время, пока нас не было, Люба так и не появилась. Мы сходили в магазин и вернулись с огромными баулами. Сидеть дома мне не хотелось. Я пригласил Ингу на высотку. Здание проектных организаций на центральной площади — это самое высокое здание нашего маленького городка. Хотелось увидеть мой любимый Архангельск в столь тяжелый для него час и разведать обстановку.

Город схуднул. Многие машины, стоявшие в нашем дворе, исчезли со своих мест. Обстановка в городе накалялась. Людей на улицах было меньше. Уровень воды на дороге уже не первый день был такой, что оставлял волны от колес и мог промочить ботинки. Главное, уровень часто повышался и понижался. Пешие шагали по сооруженным плавучим планкам, которые не погружались в темную холодную воду. Пластинки поскрипывали и чавкали. Архангельск превращался в территорию с полосой препятствий.

«Газели» и внедорожники МЧС стали частыми гостями на улицах. Они перекрывали движение на многих дорогах. Несмотря на опустошение города, это создавало пробки. Мы подходили к проспекту Обводный канал. По ту сторону велась борьба с натиском озлобившейся природы. Дорога на проспекте была незаметной чертой, разделяющей опасную зону от центральной части Архангельска, нашего маленького уютного городка. Вода здесь была выше, чем в нашем квартале. Постов спасателей не снимали, и это надвигало на меня и Ингалину тревожные мысли. Торговые центры и магазины, которые не имели ступенчатых подъемов, не работали. Они были опечатаны, прилавки были пусты. Патрулировала полиция, а водители были особенно нервные.

Нас не пустили на Воскресенскую улицу, пришлось идти дворами. Пока мы шли у мрачных и приземленных хрущевок, окружавших нас повсюду, видели нагруженные мебелью грузовики у подъездов. Они подсказывали мне, что жители не собираются праздновать новоселье.

С крыши высотки был виден весь страдающий город. Смотря на набережную, мы нашли мечущихся спасателей и волонтеров. Сооружалась дамба, а у границ этой линии борьбы скапливались грузовики и водооткачивающая техника. Вертолеты, летящие к набережной, выглядели отсюда крупнее. Над городом нависла серьезная угроза. Та же участь угрожала целому миру: тысячам городов, миллионам людей. Мы получали сводки о том, что происходит в других городах нашей необъятной Родины, и от этого в душе закрадывалось ужасное чувство: полной беспомощности и тревоги, опасение за себя и близких, за всех людей.

Природный дар Ингалины кружить голову одерживал надо мной победу раз за разом. За два года наших отношений чувства не ушли в осадок, а, наоборот, подогревались взаимным влечением друг к другу. У меня были к ней серьезные намерения. Я был рад, что встретил ее. Я получал необходимую от нее поддержку и чувствовал себя вполне уверенно.

***

Вечерело. Мы шли обратно по знакомым улицам, держась за руки. Уровень воды вроде бы снизился, и это подняло нам настроение. Уже идя по Садовой улице, я заметил наш дом, в котором в виде несобранной мозаики светились окна. Разыскиваю четвертый этаж, нашу квартиру, балкон. Темнота!

Настроение упало. Смотрю на Ингу – ей тоже стало не по себе. Нет, рано еще сдаваться! Она просто закрылась в своей комнате, читает романы, как обычно. В конце концов, она просто сейчас не на кухне. Надеждой была входная дверь. Не знаю почему, но я надеялся, что именно она послужит ответом на вопрос: «Вернулась ли Люба домой?»

Дверь не поддалась. Брызнула злость, которая накапала на пути к подъезду. Я сжал ручку до боли в ладонях. Потом отпер и резко толкнул дверь, ударом об выключатель осветил прихожую.

Ее не было. Время: «21:57».

Через десять минут в дверь позвонили. Я подскочил так, будто сидел на горячих углях. Сердце забилось в надежде на возвращение Любови, гадкой сестренки. В этот момент я б не стал ее ругать. Я б закрыл глаза на ее убогий характер, не заметил бы ее надутой губы, не заметил бы взгляда гордости, который тормозил ее извиниться за выходку. Я готов был все простить. Лишь бы увидеть ее голубые глаза и услышать ее голос. Сердце трепыхалось, словно муха в паутине. У меня сбилось дыхание.

Не она!

На грудь словно опрокинули груз. В глазке я увидел соседа: сорокалетний мужичок, всегда выделяющийся своей скромностью и воспитанностью при встрече. Насколько я знаю, он - бывший военный, сейчас в отставке. Я вышел к нему.

Сосед был в клетчатой фланелевой рубахе с распахнутым воротником, в брюках и домашних тапочках. Он повернул свой серьезный взгляд на меня, протянул руку:

– Приветствую! Не отвлекаю? – раздался его ровный голос, который с огрубляющим эхом пронесся по подъезду.

– Здорово, Игнатьич! Да нет, не отвлекаешь. Ты чего хотел-то? – я пожал его крепкую руку и перевел тему, пытаясь выдавить любопытство.

Игнатьич изучил меня строгими голубыми глазами, иногда дергая шеей вперед. Казалось, что ему мешает ворот рубахи, подергивавший короткие волосы на затылке.

– Тут паренек какой-то заходил.

– А что за паренек?

Игнатьич отвел глаза от меня на стену, задумчиво вздохнул, прищурился, дернул головой.

– Худощавый, в очках. Одет по простому. Я спрашивать не стал.

Я понял, о ком говорил Игнатьич. Это был Женя, мой приятель с работы. Мы с ним занимаемся трёхмерной графикой. Ему симпатична моя сестра, я об этом догадывался.

– А когда он был здесь?

– Может полчаса назад. Недолго постучал, потом постоял с телефоном, да и ушёл, – говорил Игнатьич спокойно, мягким басом, придавая командирскую нотку в предложения.

– Спасибо, Игнатьич! Кстати, что ты думаешь по поводу паводков? Почему мы не можем их преодолеть? Раньше же справлялись.

– Да не паводки это ни черта, – Игнатьич повернулся к окну, будто пытался рассмотреть очередной вертолет, и скрестил руки. - Везде вранье: по телевизору, в интернете и газетах. Устал я от всего этого.

– А что же это?

– Глобальное потепление, а не паводки! - Игнатьич устремился суровым взглядом мне в глаза и затем отвёл его на моё плечо. - Не скажут правды, потому что весь мир не может с этим справиться. Не хотят паники допустить. У нас давно такой температуры не было. Сам вспомни - когда у нас температура почти ежедневно сорок градусов была? А прибытие воды? Она же не уходит? Мы стоим перед грандиозным кипишем.

Игнатьич выстроил суровое, полное сухости и тоски лицо. Глаза медленно изучали прокуренный подъезд, придавая лицу уверенность. Игнатьич никогда не казался мне глупым мужиком, хоть мы и были мало знакомы.

– И что делать?

Я как будто отвлек Игнатьича от размышлений.

– А что делать? Сухари сушить! - сосед неожиданно усмехнулся, и его глаза со светлыми бровями окрасили лицо дружелюбностью. – А если так подумать, – продолжил Игнатьич, – нужно готовиться вставать на лыжи, если вода не остановится. Где блокпост сейчас?

– На проспекте Обводный канал выстроили, а вода по голень, там повыше планки.

Сосед прищурился, опустил взгляд и слегка сгорбился.

– Плавательные транспортеры видели?

– Да, видели парочку.

Игнатьич в лице не изменился, лишь кивнул, прислушиваясь к вертолету, пролетевшему над нашим домом.

– Не, Вить, чего-то у тебя все же случилось.

– Да Любка ушла утром и не пришла до сих пор. Сейчас уже десять вечера. На нее это не похоже. Я ей звонил, а она не доступна. Вот сейчас варианты перебираю, где она может быть. Ведь ты сам видишь, какая сейчас ситуация: мы будто бы тонем, полиция и спасатели всюду. Вдруг что случится, – мне не хотелось раскрывать всю проблему соседу, но по его глазам я увидел, что он меня понял.

– Ладно, надеюсь, все хорошо будет. Давайте аккуратнее: в соседнем доме прошлой ночью несколько дверей выпилили да сперли все, что могли! Скорой помощи я не видел. Похоже, хозяева этих квартир будут не в восторге, если вернутся домой.

Я призадумался. Мой взгляд притуманился, но я не придал этому происшествию значения, сославшись на убеждение о том, что меня это не коснется. Этих преступников наверняка ловят сейчас.

– Спасибо! – я пожал ему руку. – Если что, на связи.

– Конечно, – кивнул сосед, улыбаясь уголком губ, и исчез за дверью.

Войдя в тесную прихожую, я столкнулся с Ингалиной. Подрагивая черными ресницами, она явно хотела мне что-то сказать.

– Виктор, – обращалась она ко мне так всегда, когда назревало что-то серьезное, – я позвонила ее подруге. Нам не стоило беспокоиться тогда: Люба пошла к ней.

– Подожди, что за подруга?

Инга отошла на кухню и примкнула к дверце балкона, за которой уже густел мрак.

– Ее институтская подружка, они на одном курсе. Но Люба вышла от нее еще сорок минут назад, – сказала она и остановилась.

У меня в голове начали переплетаться еще более тревожные мысли. Но в тот же миг я вспомнил, где нахожусь – мы ж не в лесу живем, а в городе. Может быть, ей стало стыдно, и она зашла в магазин купить, так скажем, торт для примирения. Или ей пришлось обходить…

– Ин, а где эта подруга живет?

– На улице Урицкого, пешком тридцать минут идти.

– Дом какой? – с напором и давлением спросил я, уже желая дернуть ее за плечо.

– Сороковой, – она поколебалась, будто б припоминая. – Да, точно, дом сорок! – высказала она и получила от меня поцелуй в лоб. – Телефон у Любы вне зоны доступа.

– Да что ж такое! Я сейчас попробую! – нервно ответил я, рванув в нашу спальню.

Пройдя санузел и открытую комнату Любки, я отошел назад и посмотрел вновь в апартаменты сестры, в надежде увидеть ее волшебное появление. Увы, сестра не появилась, и я разочаровался в мистических силах.

В нашей спальне приятно пахло духами Ингалины. Я присел на заправленную кровать и разблокировал телефон. Он яростно завибрировал, и в табло, словно по команде, начали высвечиваться уведомления. Оказывается, мне три раза звонил Женя. И звонил он в то время, пока мы гуляли, были у Обводного канала. Что за чертовщина? Опять что-то с сим-картой?

От контакта моей сестры я не видел никакой активности. На душе стало холодно и противно. Хотелось забыть все плохое, провалиться из этого трудного мира, лишь бы сестра была дома. Что-то разрывало мою грудь изнутри. Я протер ладонями лицо, прижимая их плотно к щекам, нервно выдохнул. Сердце подсказывало: «Нужно взять телефон и позвонить, будь мудрым, ведь это твоя сестра».

И действительно, ближе сестры у меня из родни никого не осталось.

Во рту пересохло, и я крикнул в коридор, пытаясь добавить ласки в просьбу:

– Солнце, плесни мне чайку, пожалуйста.

Ответ последовал одобрительный.

Я расслабил голову и облокотил ее на левую ладонь. Судорожно нашел контакт Любы и нажал на вызов.

Гудок. Гудок. Еще один. Будто бы я разговаривал с гудком.

«Вызываемый абонент не отвечает, ваш звонок был переадресован на голосовой почтовый ящик. Вы можете оставить сообщение после сигнала», – произнес равнодушный голос фонограммы.

Брови упали, глаза стали тяжелыми. Я был подвластен отчаянию.

«Пойти сразу к дому подруги? А если мы разминулись? Еще подожду минут десять. Если не придет – придется проветриться. Я чувствую, что ей нужна моя помощь. Бог с ней, с этой глупой ссорой! Я готов был все простить и закрыть глаза на ее отвратительную черту характера, ее холодность. Я готов был забыть все разногласия, что были между нами. Главное, чтобы моя сестра была цела и невредима. Я не чувствовал обиды. Может быть, у нее разрядился телефон… А зарядить у подруги нельзя что ли?» – я схватился за голову, зажмурился, желая поскорее забыть этот кошмар.

У балкона, в углу сидела Ингалина, отрешенная и замкнутая. Она сложила руки на ладонях, устремив туда глаза. Она, как и я, думала о моей сестре. Они несказанно сроднились, ладили друг с другом. Странно, что Люба не позвонила ей, раз уж так горда.

Через пять минут кто-то позвонил. Я со скоростью рефлекса вскочил со стула и добежал до комнаты. Я сначала не поверил своим глазам: звонила Люба! Не медля, я взял трубку.

Будто пребывая в громком вагоне, я начал прикрикивать в трубку:

– Люба! Люба, Люба! Ты где? Что с тобой?

Сначала было молчание. Лишь звуки мигалок доносились до слуха. Эта молчанка по ту сторону провода так невыносимо изводила меня, что я готов был браниться. Затем я услышал всхлипывания и тонкий голос сестры, который я сразу узнал:

– Витенька, забери меня отсюда, приди за мной, пожалуйста! – Люба не выдержала и начала реветь.

Я так был рад слышать ее приятный голос, что даже не стал ворчать насчет плача и такого долгого отсутствия. На душе стало легко от того, что с Любой все в порядке.

– Люба! Где ты сейчас? Люба!? Вышли мне координаты, зайти в приложение «Карты» и отошли мне координаты, я уже бегу за тобой! Сможешь?

Люба громко шмыгнула носом. Она была чем-то взволнованна.

– Что случилось? Почему ты плачешь?

Первый раз я ничего, кроме завываний, не понял. Я вслушивался в каждое слово, но все же попросил повторить. Люба уже более уравновешенно доложила:

– Тут потоп, и мне страшно. У меня интернет не работает этот гребаный! Я вышла от подруги и хотела добраться нашей маршруткой, как обычно, но она не приехала. А на остановке ко мне начали приставать…

– Кто?!

Люба предпочла не отвечать, лишь продолжила, закатываясь от плача:

– Я немного оторвалась от них, но они где-то рядом. Я сейчас у энергокомпании какой-то, свет почти не горит. Тут так много недовольных людей, они с фонариками. Здесь такой беспорядок. Почти паника. Они пытаются меня найти! Меня спасает лишь толпа! – сестра была на пределе, и конец последней фразы буквально сорвался вместе с плачем.

– Любочка, оставайся на линии, просто сверни вкладку звонка и вышли свои координаты, – просил я, все еще не веря в чудо. Долго координаты не приходили, а сигнал становился рваным. – Все, получил. Жди меня, сестренка! Я уже бегу!

Она что-то продолжала говорить, но вдруг сама сбросила трубку.

Я сверился с навигатором. Она отошла от дома подруги на десять с чем-то минут. Точка указывала на Северодвинскую улицу, восемьдесят второй дом. Твою медь… Улица рядом с Обводным каналом.

У меня появилась мысль. Я должен позвонить Жене, нужно идти с ним. Он больше ту местность знает, он часто там бывал. В конце концов, выходить в такие тревожные времена одному, тем более ночью… Получишь по башке и очнешься без всего в подворотне с сотрясением. Если, конечно, вообще придешь в себя.

За спиной появилась Инга. Увидев мои поднятые брови и блестящие серые глаза, ее замкнутость стала отходить.

– Да, она на Северодвинской улице. Она так ревет, что я мало чего понял, но ей нужна помощь, – у меня начал заплетаться язык.

– Ты собрался идти туда? – Инга перепугалась.

Я кивнул, утирая влажный лоб. В комнате стало душно, поэтому я вывел Ингу в коридор. Я погладил ее по плечам, не желая с ней расставаться. Я чувствовал, что меня одного она не отпустит. Описав ей ситуацию, я вдруг задумался: «Как быть с Ингой?» Одну ее я боюсь оставлять: мало ли, заявится кто-то, а она у меня теряется в такие моменты. И дверь у нас не такая крепкая, как у Игнатьича, например.

Точно! Дверь! Она напомнила мне слова Игнатьича о выломанных дверях соседнего дома. Неужели в городе такой беспорядок, что грабители ничего не боятся? Если они наблюдают за квартирами, то наша хатка их наверняка не заинтересует. А вдруг также думали хозяева тех квартир?

Я стоял перед новым выбором, ответственным и опасным. А что самое сложное – нельзя медлить! Ограниченность времени и общая напряженность очень давили на психику, поэтому мое тело то сдавливалось, то мотивировалось. Холод в груди сменялся жаром. Я старался взять себя в руки и не сорваться на Ингалину, которая навязывалась пойти со мной. Я не мог взять ее с собой, так как на улице не безопаснее, чем дома. Я решил связаться с Женей, надеясь, что он доступен.

Трубку он взял почти сразу. Оказалось, он сам хотел нас найти, поэтому и приходил. До Любы он также не мог дозвониться. Мы договорились встретиться через пятнадцать минут у подъезда. Получив инструктаж от изобретательного приятеля, я повесил трубку и принялся искать средство защиты, на всякий случай. Все же, не на свидание собрался…

Мне не хотелось прощаться с моей девушкой. Я боялся за нее. Не мог я не беспокоиться за такую скромную и лучезарную, обаятельную и верную, полную энтузиазма и сентиментальности, девушку. Нас разъединяла безысходность, которую я хотел решить как можно скорее.

Я вышел на лестничную клетку и позвонил в дверь Игнатьича. Поговорил с ним, что бы он присмотрел за Ингой и квартирой, пока меня не будет. Просто, чтоб негодяи никакие не ошивались.

– А ты куда намылился? – поинтересовался сосед, явно желая скрыть легкую растерянность. Он посмотрел на окно, потом посмотрел на меня, как на больного.

– Сестру выручать пойду.

– О-о-о, вот как…Что взял?

– Фонарик, на всякий случай.

– Защиту взял? – Игнатьич нахмурился, слегка утомившись от разговора.

– Да. – Я вынул из чехольчика маленький нож с лезвием на шесть сантиметров от силы. Ручка дугой. Очень удобный. Таким ножом и увечий не оставишь крупных, и, если что случится, защититься можно.

Русый мужичок покрутил в крепких руках ножик, усмехнулся, сказал подождать и появился через минуту. Он протянул мне газовый баллончик. Мне стало неловко. Он протягивал его настолько убедительно, что непроизвольно заставил меня взять его.

– А за Ингалину не беспокойся. Если что, я помогу. Можешь на меня положиться.

Тихий мужичок, который никогда прежде не показывался мне таким отзывчивым, предстал передо мною в новых тонах. Он уверенно смотрел на меня, и у меня создавалось ощущение, что соседу можно довериться. Я поблагодарил его, и мы пожали друг другу руки.

На сердце было неспокойно. Весть о нарастающей катастрофе еще неплотно засела в моей голове, и я наивно надеялся, что все еще обойдется. Справимся мы с эти наводнением. Человечество сейчас так умно. Мы постоянно в прогрессе. Неужели не отразим атаку природы и в этот раз?

***

Вода подступила к последней ступени. Я заметил это, когда открыл багровую входную дверь в подъезд. На платформах, которые также поднялись за уровнем воды, я заметил передвижение. Это был Женя. Уличные фонари ясно освещали его ходьбу и осанку. Достав худую руку из кармана, он сказал:

– Здорово, Вить. Ну что, как ты?

– Приветствую. По дороге расскажу, – ответил я, и мы спешно пошли по ночным улицам города. – Странная вещь произошла со связью. Я действительно не видел пропущенных звонков. Как думаешь, что это за чертовщина?

– Слушай, это вполне могли вышки связи отключить. Ведь, смотри, они могут и всю сеть отрубить, – Женя принялся рассуждать о многих технических процессах, продумывая планы правительства прямо на ходу. – Ты же видел вертолеты?

– Да кто же их не видел? Видал тройку.

– Они меня разбудили сегодня, о чем ты? – Женя решил сойти на усмешку. – Скрывают они все. Дамба не выдерживает, сам видишь. Магазин рыбацкий ограбили ночью - сводки читаю. Короче, начнется настоящий хаос скоро. Оружие-то есть у тебя? Травматический пистолет было б хорошо тебе достать. Там по спецэффектам примерно такой же, как огнестрельный, но он менее опасный, – он поправил очки, которые придавали лицу строгость и задумчивость.

Он предлагал теории, как дальше пойдет жизнь, и тут же проверял их аргументами. Женю было увлекательно слушать. Он был с математическим складом ума, всегда расчетлив и точен. Мы работали в одной компании трехмерной графики: он программировал, а на мне висела творческая часть. Работа меня устраивала, так как мы работали дома.

Я почти всю дорогу молчал, сверяясь с телефонным навигатором. Лишь иногда на увлекающие вопросы отвечал сухо, но я знал, что Женя меня понимает.

Мы отправились уже по знакомым платформам, к Северодвинской улице. Наступала полночь, но улицы говорили совсем иное. Машины тащились по водной преграде, оставляя после себя волны. Вода промачивала платформы, и уже слабо верилось в то, что получится что-то сделать.

– Ее с утра нет. Поругались, главное, из-за ерунды. Ну, ты ее знаешь!

– Знаю, знаю, – в глазах Жени, даже через очки, прикрывавшие его взгляд, проснулась несвойственная для него растерянность. – Вы с ней хоть и брат с сестрой, а вовсе не похожи. Куда забираетесь уезжать, если начнется эвакуация?

Я как будто наткнулся на что-то острое, незнакомое. Я не задавался таким вопросом. В моей голове еще жила мысль, что все будет как прежде, все наладится. Я думал, это сезонное явление, с климатом у нас часто теперь проблемы…

– Я… Не з-знаю… А ты?

– У нас с батей лодка есть, еще на даче у родственников катер. Так что, думаю, просто отступать будем к Уралу или к Саянам. Все остальное – равнинное. Если дело дальше так пойдет, то все побегут на Восток. Представляешь, из столицы, из всех крупных городов Центральной России.

– У вас там есть родственники? – выдавил я из себя. От этого разговора стало дурно.

– Нету никого. Все здесь, в Архангельске. Мы стоим на очень тонкой грани. Еще немного, и мир начнет рушиться. Помнишь сериалы про зомби и ядерную войну? Вот, будет то же самое, только без мертвецов и радиации.

Резко погасли фонари. Выключились люстры в домах. То непонятное дребезжание электричества тоже пропало. Как будто я закрыл глаза. Это было настолько неожиданно, что я чуть не свалился с платформы и не промок. Я наивно и глупо подумал, что я и вправду закрыл глаза. Нет! Поморгал пять раз. Так же темно! Светящиеся несколько секунд назад дома превратились в огромные бетонные скалы, которые едва можно было различить на фоне неба.

Женя ругнулся. Я сначала не понял, что происходит. Друг сообразил быстро:

– Видимо, залили генераторы или что-то с проводами.

Стало не до шуток. Мы стояли во мраке. Мы чувствовали, что мы были в городе, но в то же время, мозг пытался завести нас в тупик. Слышались гудки и дребезжание машин, мы были недалеко от людной площади. Я обернулся назад. Сзади тоже была пустота. Что за чертовщина?

– Хреново дела идут у нас.

Я вышел из навигатора и попробовал набрать Инге. Будто по сценарию, дозвониться я не смог. Я посмотрел вверх, на панель уведомлений.

«Только экстренный вызов» – крутилось под крестиком с серой «лесенкой», обозначающей мобильную связь.

Теперь меня опять разрывало на две части. Одна – к Инге домой, другая – к сестре, которая была в беде. Ладно, Игнатьич, если что, поможет. Нужно было торопиться и завершить начатое.

Люди шли с фонариками, освещая себе дорогу. Я смог заметить несколько групп у подъездов. Может, не везде в один момент все отключили. Стрелочка навигатора застыла на Площади Дружбы народов, хотя мы были в другом месте. Господи, и интернета нет! Я решил не сажать телефон и достал фонарь. Женя с уважением посмотрел на меня, похвалил, и достал свой.

Дойти до пункта было невозможно. Дорогу перекрыли полицейские и спасатели. Сооружен какой-то блокпост, по другую сторону от которого был возмущенный народ. Вблизи от блокпоста поставили несколько прожекторов, работающих от генератора. Народу действительно скопилось много. Фонарики напоминали блестки. Мы всматривались в людей, но Любы там не нашли. Несколько раз окликали.

Решили обойти блокпост дворами, надеясь, что там сможем проскочить. Было много воды. Вдруг я услышал неподалеку возгласы: несколько мужских и один женский. Сначала я подумал, просто шумная компания подростков. Но потом сердце мое будто образумило меня. Опасение вселилось и в Женю. Я почувствовал прилив тревоги и адреналина. Тот самый ножик, который не пугал размером лезвия, лежал у меня в чехле на ремне. Я достал баллончик и припрятал его в карман. Он маленький, удобный, почти незаметно.

Приглушил фонарь. Глаза начали привыкать к темноте. В некоторых окнах я слышал шум генератора. Кто-то обзавелся им и теперь пользуется себе на здоровье. Мы приближались к источнику криков. Я стал всматриваться: трое мужчин, один крепче других, двое поменьше. На голос были молоды, один по речи был пьян. У девушки были прибранные в косичку волосы, хрупкие плечики, осанка показалась знакомой. Эти завидные джентльмены приставали к девчушке, не держа при себе руки. Раз за разом они пытались схватить ее за руки и спину. Было темно, и они волокли ее в проулок. Вдруг она крикнула очень обжигающее ругательство, и я узнал ее! Голос, запас ругательств… Люба!

Какая наглость, свинский эгоизм и чувство полной безнаказанности! Решили подойти к ним незаметно. Мы старались показать, что нам все равно. Люба, увидев нас, зря привлекла к нам внимание. Один из них, лысый, обернулся к нам и пригрозил, что останемся без зубов, если сейчас же не повернем обратно. Я скривился от запаха спиртного, решил немного расслабить его и задал вопрос, который сразу поверг меня в отвращение:

– А чего, с вами нельзя?

Я увидел его лицо. Он оторопел и ничего не успел спросить. Правой рукой я зарядил ему в подбородок с такой силой, что он манекеном плюхнулся с платформы в воду. Костяшки на руке заныли и запульсировали, но я не обратил на боль внимания. Эти изверги, пытавшиеся надругаться над моей сестрой, необычайно разозлили меня.

Мужики пытались утихомирить девушку. Второй, обернувшись и увидев своего приятеля лежачим в воде, поднял тревогу. Из-под куртки тип в капюшоне достал что-то длинное. Судя по звону – арматура или какая-то труба. Что-то металлическое.

Он замахнулся. Рассеченный воздух просвистел. Когда его рука обрисовала дугу и только собиралась еще раз замахнуться, Женя ловко подскочил к нему, ухватил правую руку с палкой и резко ударил его локтем. Хватка мужика ослабла, он отшатнулся. Я решил пока не показывать своего оружия. Подумал, обойдется все кулаками. Но не тут-то было!

Женя подумал, что нокаутировал его, и стал приближаться к лидеру компании, шагая прямо по воде. Я наивно двинулся за ним, как тут же получил арматурой по губе. Я зажмурился от боли, растерялся и соскочил с платформы. В мой адрес пошли ругательства, будто он от меня получил локтем. Я потерял хватку, потому что пропустил еще один удар. Удар пришелся по ребрам. У меня перехватило дыхание. Я крикнул. Внутри моего тела все горело, затем мгновенно охладевало. Я подумал, что пора пускать в ход баллончик.

Я решил поиграть в театр. Будто испугавшись его, я, весь мокрый, стал отползать к дереву. Тяжелой походкой он следовал за мной. Губа пульсировала. Я прикусил ее, считая мгновения. Человек в капюшоне вновь замахнулся. Я резко пригнулся, ударив его в живот и пролетев сбоку. Арматура ударила по дереву. Пока он разворачивался, я уже приготовил холодный баллончик, нащупав точку, откуда пойдет газ. Он не успел замахнуться. Я подбежал к хулигану и прыснул в лицо. Сначала он закашлялся и стал дергаться, а потом замычал, откинул палку, пытался нащупать меня, но ударом в пах был выведен из строя. Он захрипел и сложился, не зная, куда схватиться. Я решил его не добивать. Он и так долго будет отходить от шока.

Я так радовался победе, что забыл про третьего. Обернулся и увидел отлетевшего от громилы Женю. Он плюхнулся в воду и стал отползать. Тревога заиграла во мне с новой силой. Было холодно. Вода, в которой я только что лежал, была ледяная. Немели стопы. Я чувствовал, как опухает мое лицо. Мне было больно вздыхать. Легкие мои просили в два раза больше кислорода. Не скрою, я забоялся третьего.

Высокий здоровяк, коротко постриженный, грубоват голосом и уверен походкой. Он тяжело начал приближаться ко мне. Я решил хитрить и вновь включил актерскую игру. Он замахнулся, я уклонился. Он был неуклюж, это давало мне преимущества. Отпрыгивая от него, я видел его широкий размах. Он старался не отходить от меня. С трудом побегав в воде, я разбежался, прыгнул и хотел ударить его локтем в голову. Увы, не успел.

Он приклонился, встретив меня своим твердым плечевым суставом, и перекинул меня. Моя спина шлепнулась о воду, и я почувствовал, как внутри меня все содрогнулось. Я получил удар ногой в голову. Пытаясь как-то защититься, я перекатился в сторону, прикрыв голову руками. Это вроде получилось. Было трудно с корточек в движении встать на ноги, но я справился. По голове прошлась колющая боль. Я слышал крики и возгласы сестры, и это придало мне некую уверенность.

Но как я не пытался, у меня не получалось отойти от него на безопасное расстояние. Искать Женю не было времени. Я пытался нащупать баллончик. Нет его! Вероятно, он выпал, когда этот урод перекинул меня! Я споткнулся и упал. Он собирался пустить излюбленный прием в ход – надеялся избить меня ногами.

Вдруг что-то прилетело. Возник звук, напоминающий столкновение камня и дерева. Здоровяк упал, испустив фонтан брызг, и больше не двигался. На подмогу прибежал Женя. В темноте он показался мне целым и невредимым. Он хотел подать мне руку, но я отмахнулся и указал на Любу. Он долго решался, но в итоге кинулся к ней.

Голова гудела. Я чувствовал во рту вкус железа и сразу догадался – это кровь. Я еще полминуты лежал, вслушиваясь в окружающие звуки и плач Любы. Было все равно, что я лежу в ледяной воде.

Люба сама подбежала ко мне, заплаканная и радостная. Руки ее были настолько горячие, что я сначала дернулся.

– Витечка, прости меня, пожалуйста! Миленький мой! Дура у тебя сестра! Дурочка! Прости, я не должна была так злиться на тебя. Такая глупость, тем более я сама виновата! А наговорила тебе сколько! Я же со зла! Я же ничего такого не думаю про тебя. Я испугалась, что больше никогда не увижу тебя! Я боялась, что я не вернусь домой. Я тебя так сильно люблю, Витя…

Я остановил ее, прикрыв ее лицо своим плечом. Она зарыдала. Женя держался немного на расстоянии, у подъезда. Понимающий, серьезный и преданный друг!

Я чувствовал знакомый запах волос, прогладил косичку, обнял ее всеми силами. Она обняла еще сильнее. У меня даже сбилось дыхание. Я был рад, что у меня есть сестра. Я забыл все ссоры, что были между нами. Я забыл все обидные слова, сказанные в мой адрес. Главное, что я сейчас вижу ее и обнимаю. Живую. В такие моменты понимаешь, как дорог тебе родной человек, даже не смотря на его заскоки в характере. Я вспоминал каждую секунду нашего детства, наши игры, наши секреты. Вспомнил и завет родителей не ругаться и не делить ничего между собой. Мне стало одновременно радостно и печально. Я чуть не потерял сестру. Слава богу, я не опоздал. Слава богу, я нашел ее! Мое плечо становилось мокрым от Любиных слез, но я не испытывал отвращения. Я не выдержал, мои глаза стали влажными, и из них просочилась соленая волна умиления, что все хорошо.

Нам нужно было спешить домой! Как там Инга?

Мы побежали прочь с этого мрачного двора. Больше чем уверен, мы всей этой суматохой привлекли к себе внимание. Я пытался что-то разглядеть в темноте, но тщетно. И только сейчас я почувствовал на себе взгляд десятков глаз из темных окон. Это заставило ускорить шаг, стараясь не оглядываться на невидимых наблюдателей.

***

Свет так и не появился. Это напоминало уже чрезвычайную ситуацию, но мне не хотелось погружаться в глубокие размышления. Усталость накрыла меня с ног до головы. Болели левые ребра при вдохе, неприятно со стягивающей болью кровоточила губа. Мое тело замерзло, и мокрая одежда неприятно примыкала к коже. Нас спешно вела Любка, Женя шел рядом. Я видел, что между ними все же была какая-то искра, но проявлению их чувств мешал я.

Подходя к подъезду, мы услышали странные приглушенные хлопки из подъезда. Я так и не различил, из нашего подъезда хлопнуло или нет, поэтому приказал всем приглушить фонарики, прикрыв свет ладонью. Вдруг кто-то с ноги открыл дверь, выбежала группа мужчин. Один не мог идти и стонал. Двое тащили его на плечах, ругались и кого-то проклинали. Сев в машину, они умчались прочь с нашего двора, оставив за собой большие волны.

Мы решили не попадаться им на глаза и, как оказалось, правильно сделали. В подъезде нос учуял запах пороха. Я побежал по лестнице наверх, как ошпаренный, и чуть не споткнулся о провода. В подъезде была тишина, и идти по нему, не скрою, было страшновато. За мной рванули и Любка с Женей, мой приятель замыкал круг.

Я осветил фонариком нашу дверь. Она была искусана и исцарапана. Одна из петель была почти снята. Моим глазам хватило секунды, чтобы понять, что в нашу квартиру ломились. Может, ломились как раз эти, кого мы видели у подъезда. Мое сердце замерло. Я забеспокоился об Инге. Подбежав к двери, я начал стучать. Молчание по ту сторону сводило с ума и растрачивало мое самообладание. Вдруг скрипнула дверь Игнатьича.

На нас направили фонарик. Слабое свечение от свечек увеличило тень от двери. Я сразу узнал командирский голос Игнатьича:

– Быстро повернулся! Руки!

– Тише, Игнатьич, это мы! – не на шутку перепугавшись, крикнул я.

Щелкнул предохранитель, дула ружья опустились. Фонарик осветил перепуганных Любу и Женю. Команду «забежать в квартиру» мы выполнили сразу же.

Светила Ингалина. Я был самым счастливым человеком на свете, несмотря даже на телесные увечья и обстановку, которая угрожает нашему городу. Мы прямо у двери прижались друг к другу, но, вспомнив о других, отошли в сторону. Она сразу заметила мои травмы, которые уже не давали о себе знать, и мы пошли их промывать.

Тем оружием, что было на нас направлено во мраке, оказалась охотничья двустволка. Игнатьич исчез с ней также незаметно, как и явился вновь. В квартире у соседа была уютно. Мы чувствовали себя в ней, как в настоящей крепости. Мы сидели на кухне при свечах, как на романтическом свидании. Только что это за романтика – сидеть с распухшей губой с девушкой дома у соседа, еще и без света?

Мы рассуждали, почему нет света, и на ум приходили тревожные мысли. Женя интересно преподносил теории Игнатьичу, который проверял их, имея больше опыта за спиной. Беседа была интересна и занимательна, но я не слышал половины.

Именно в этот день я понял то, что, вроде бы, должен был знать всегда, но почему-то забывал. Я уже не сильно надеялся, что вода отступит, что мы все забудем, как страшный сон. Уже было всем понятно, что нужно готовиться к самому худшему. Я не мог оторвать взгляда от Любы, от моего родного человечка, с которым могло бы случиться любое несчастье, если б я не подоспел вовремя. А ведь все из-за глупых ссор, которых не должно быть между братом и сестрой. Я понял, что для меня значит Люба. Это моя родная кровь, надежное плечо и всегда хороший совет в сложные моменты. В этот день все стали мне ближе, не только Люба. Я не подозревал, что такой тихий парень, как Женя, из-за Любы и меня втеснится в потасовку. Мне было приятно знать, как за меня беспокоится моя девушка, как она не хотела бросать меня и рвалась идти со мной. А скромный сосед Игнатьич, который казался мне человеком скрытным, открылся нам, как парень-рубаха. Мужик, который отвечает за свои слова, думает о других, готов протянуть руку помощи. Настоящий военный.

Жаль, что только в такие моменты человек понимает, что для него значат близкие ему люди. Я готов пообещать себе, что никогда не изменю своего отношения к своим близким, никогда не брошу своих родных, буду стоять за них горой.

Нашу душевную беседу со свечами прервал громкоговоритель МЧС. Проезжал бронетранспортер и внедорожник. Мужской голос передавал новости о тяжелом положении дамбы: она была окончательно прорвана. Скоро начнется эвакуация населения. Через заранее открытое соседом окно мы все прекрасно слышали, и ни у кого не осталось сомнений, что наша старая жизнь кончена. И желание прожить хотя бы еще один денек по-старому теперь никогда нее сбудется.

Мы стояли на пороге новой жизни, полной трудностей и испытаний, далекого пути, полного крови, слез, единения, осознания родства и настоящей любви. Звучало пугающе, но оглядываясь и видя таких надежных товарищей и родных, мне было не страшно вступать в борьбу с трудностями. Трудности нужны для того, что бы их подавлять. И нельзя от них бегать. От них никуда не деться. Если мы бежим от испытаний, которые преподносит судьба, то они нагонят нас и ударят с новой силой.