Старуха и волонтер

Она ошиблась дверью.

Никогда нельзя ошибаться дверью. Помните, уважаемый, вы можете стать другим.

Ей нужно было в 65-ю, а она потащилась в 56-ю. Перепутала. И не взглянула для верности в бумаги.

Квартиры располагались в разных подъездах, но у нее имелся «вездеход» – ключ, который открывал магнитные замки во всех подъездах на всей территории муниципального округа. Такими ключами владеют представители ЖКХ. Агитаторам провластной партии накануне выборов их тоже выдают.

На этот раз открыла старуха.

Это была красивая женщина с кинозлодейской внешностью: сухая фигура, бледная кожа, правильные резкие черты лица, живописно разметавшиеся по костлявым плечам седые кольца волос.

– Здравствуйте, – сказала Александра, – я волонтер из общественной приемной депутата Государственной Думы Игоря Смирнова. Вы хотели поставить дополнительную лавочку у подъезда, верно? Чтобы ваша заявка была более весомой, давайте, как мы и договаривались по телефону, соберем подписи под коллективным обращением к Игорю Викторовичу. Наверняка соседи вас поддержат!

– Что еще за лавочка? – пожала плечами старуха. Голос у нее был низкий, запоминающийся. – Мы с вами не договаривались по телефону.

– Ну как же?

Тут-то и всплыла оплошность с номером квартиры.

– Я овца, простите, – подвела черту под инцидентом Александра и собралась уйти.

– Погоди! – остановила ее старуха. – Я подпишу, раз уж так…Проходи!

Александре показалось, что в глубинах черных глаз что-то шевельнулось.

Для яркого июльского дня интерьер старухиной квартиры выглядел чересчур мрачным, каким-то средневековым. Зеркало в коридоре занавешено черной органзой, обои темно-голубые, словно из китайского шелка, тяжелая резная мебель с химерами выкрашена в черный цвет.

– Проходи в зал! – не столько пригласила, сколько повелела хозяйка дома. – Я как раз собиралась выпить кофе. У меня колумбийский…Ты ведь любишь кофе?

Да, Александра его любила, но ее удивило, что хозяйка квартиры демонстрирует гостеприимство.

Молодой женщине было привычней, что те, кто ей открывают, раздражаются. Они выговаривают, что им некогда, что их достали эти выборы. Впрочем, куратор считал, что проблемы возникают лишь потому, что Александра сама испытывает чувство неловкости. Люди улавливают флюиды и ведут себя согласно ожиданиям.

– А депутат Смирнов – достойный народный избранник, – куратор утыкал палец в небо, – три-и-идцать раз в Сирии побывал!

Александра расположилась на диване в темно-гранатовом плюше.

Старуха принесла и поставила на столик перед диваном поднос с двумя чашечками. Руки у нее были в морщинах, с дряблой кожей, но форма их, очертания тонких пальцев очаровывали.

«Правильно куратор говорил, – вспомнила Александра его слова. – Вот старуха мне понравилась, я не стесняюсь, и меня угощают!»

Кофе был чудесным. Александра употребляла этот напиток, так сказать, в промышленных масштабах, и всякий раз она надеялась, что помимо вкуса, почувствует тот прилив сил, ту эйфорию, что вызывал в ее душе этот напиток когда-то. Но поймать эйфорию за хвост удавалось редко, разве что при покупке малюсенькой чашечки по цене чугунного моста в профильном заведении…Дома такие фокусы не получались. А у старухи получилось. После первого же глотка в груди у Александры запела радость, девушка готова была обнять и расцеловать весь мир.

Хозяйка принялась расспрашивать про лавочку, дескать, какого рожна собирать подписи, если можно тупо поставить, и все.

– Что вы! – даже несколько экзальтированно вскричала Александра, – лавочки – это целый мир! Представьте, у вашего подъезда завтра поставят милую, прелестную лавочку, а через неделю в ту же управляющую компанию и дублем в администрацию президента придет письмо от какого-нибудь разгневанного ветерана, что ему под окном пенсионерский бубнеж днем и подростковые компании ночью мешают отдыхать. И на основании этого сигнала лавочку придется сносить. Поэтому нам с вами важно не просто собрать коллективное обращение, а надо, чтобы его подписало большинство от проживающих в доме. Тогда никакой ветеран это решение не оспорит.

– Бред какой-то! – фыркнула старуха.– А причем здесь депутат?

Александра рассмеялась.

– Вы правы, жители могут и сами собрать коллективную заявку, – кивнула она. – Но не все знают, как это делается, в какой форме писать. Депутат как бы предоставляет специалиста, в нашем случае – волонтера, то есть меня, – чтобы помочь организационно. Ну а граждане, понимая, от какого депутата пришла помощь, потом, когда придут на избирательные участки, сделают «правильный» выбор с большей вероятностью.

Александра сама себе удивлялась, что рассказывает старухе о специфике работы.

Это не было запрещено, в ее деятельности все было законно. Тем не менее, по собственной инициативе распространяться о нюансах, с точки зрения Александры, не стоило. Один неловкий момент в ее работе присутствовал, как бы куратор не убеждал в обратном.

А заключался этот неловкий момент в том, что, по сути, депутат Смирнов, избирающийся на новый срок, оседлал и катился на гребне чужой волны. Это не он реально решает людские проблемы, а службы, которым и положено их решать. Депутат банально примазывается к чужому труду.

Он знать не знает ни про какую лавочку. И еще про тысячу других обращений от своих избирателей. Он как бы загребает жар чужими руками. Он вообще в Сирии.

Александра жаловалась старушке, а та слушала, полуприкрыв глаза и обхватив руками предплечья.

Изящные белые кисти, несмотря на выпуклые вены и дряблую кожу, вызывали восхищение.

Александра говорила и говорила… Уже даже против воли, как будто что-то ее заставляло.

Картинка перед глазами закачалась и стала дробиться, словно изображение на поверхности воды после того, как в воду бросили камень.

– Я же кофе пила, а не алкоголь! Наверное, старуха что-то подсыпала в чашку! – подумала одна часть ее сознания, тогда как другая часть, большая, была словно загипнотизирована и полностью подчинялась старухе.

Александра словно погружалась в транс.

Она слышала со стороны собственный монотонный голос, докладывающий колдунье, где она родилась, как училась, про институт, про наивные мечты об актерской карьере, про отношения с бывшим мужем…

– А зачем тебе сила? – громко прозвучал вопрос, и часть сознания, еще принадлежавшая Александре, ощутила, что решается ее судьба.

– Они ничего не хотят делать! – твердо ответила девушка. – Не хотят, и абсолютно уверены в том, что им ничего не будет. Это несправедливо. Я хочу наказать.

– Хорошо сказано, запомни эти слова, – одобрила старуха. – Знаешь, я тоже этого хочу. Она считает, что я никуда не денусь, передам, как миленькая, и поэтому в сердце ее нет благодарности. Она только требует. Расчетливая маленькая дрянь! А я вот возьму, и сделаю назло!

Старуха приблизила к Александре лицо. Одурманенной девушке показалось, что голова хозяйки дома очутилась у ее лица в одно мгновение, словно бы дряблая шея сделала бросок вперед, словно это и не шея была, а кобра. Туловище старухи осталось на стуле, и руки двигались, как ни в чем не бывало.

Белое морщинистое лицо находилось у самого носа девушки, оно застилало собою мир, но боковым зрением Александра все же видела, как качается длинная, растянувшаяся на полтора метра шея, как шевелятся, словно волосы медузы горгоны, седые космы.

Черные бездонные, как вселенная, глаза вбирали Александру в себя. А взамен в разум входило что-то чуждое, сильное, непостижимое.

Обмен потоками ускорялся. В какой-то момент Александра как будто слилась со всеобъемлющим, черным космосом, превратилась сама в этот космос. А потом все взорвалось, лопнуло, разлетевшись на миллиарды сверкающих звездных осколков…

***

Александра очнулась с ощущением тяжести и нехватки воздуха.

Она лежала на полу все в той же темной средневековой квартире, а сверху, как в эротическом триллере, пристроилась старуха, уткнувшись лицом в ее грудь.

Седые космы растеклись широким кругом, как тело сдохшего осьминога, и часть щупалец пробралась к Александре на лицо.

Чуть не закричав от ужаса и брезгливости, Александра скинула с себя старуху и вскочила на ноги.

Тело безвольно отодвинулось в сторону. Оно было не просто безжизненным, оно было как будто нечеловеческим, словно туловище куклы, сделанной из высушенной древесины. Седые космы тоже напоминали не волосы человека, а какой-то искусственный, не природного происхождения материал.

– Е… твою …ь, – емким народным заклинанием выразила отношение к происходящему Александра, не имеющая привычки материться.

Сколько она пролежала в отключке?

Судя по странному трупному окоченению старухи, несколько часов. А если свериться со смартфоном, лишь несколько минут.

Что делать? Вызывать полицию? А вдруг ее заподозрят в убийстве? И затаскают по судам. Даже арестуют!

Нет! У нее нет ни времени, ни сил доказывать свою невиновность. Лучше просто исчезнуть.

Ее никто не видел входящей в квартиру. Она также незаметно покинет ее. А если потом все же «накроют», скажет, что да, в квартире была, и кофе пила, но потом ушла, оставив старушку живехонькой-здоровехонькой.

Александра натянула резиновые перчатки, благо из-за коронавируса она всегда таскала их в сумочке, и вымыла чашки.

Потом, посмотрев в глазок, убедившись, что в подъезде никого нет, выскользнула из квартиры. Дверь за ней захлопнулась с легким щелчком.

На улице в разгар трудового дня народу тоже было совсем ничего – пара прохожих на горизонте, и те спиной.

Невиданное везение!

Александра выдохнула с облегчением и отправилась в штаб.

Куратору скажет, решила она, что никого в нужной квартире почему-то не застала и поэтому соберет подписи под коллективным обращением завтра.

Уже собираясь завернуть за угол дома, Александра обернулась.

К подъезду, куда ее занесла нелегкая, подходила девушка в красном брючном костюме. Генетической экспертизы не требовалось – это была родственница старухи, скорее всего внучка.

Высокая, с черными вьющимися волосами, с резкими чертами лица, девушка в красном была очень похожа на бабушку. Но если старшая родственница, несмотря на возраст, излучала обаяние, то внучка держалась высокомерно, это была неприятная особа.

– Слава богу, – подумала Александра, скрываясь за углом и как бы переворачивая сегодняшнюю страницу жизни. – А то належалась бы в жару, бедная бабуля, пока соседи не учуяли бы запах разложения.

***

Прошла пара недель с момента странной кончины похожей на колдунью старухи. Никто Александру не искал. Никаких разговоров о необычных происшествиях в городском округе не возникало. Похоже, что родственники сочли смерть бабушки естественной.

История стала понемногу забываться, как вдруг…

В администрацию муниципального округа обратился гражданин с просьбой заставить управляющую компанию сделать ему вентиляцию на кухне. Вентиляция не работала сорок лет.

В качестве ответа на данное обращение в один из дней к заявителю пришли начальник управления ЖКХ администрации муниципального округа (то есть самый главный по ЖКХ чиновник), директор управляющей компании и Александра.

Ивана Ивановича (так звали заявителя) попросили своими словами описать проблему.

Кивнув, хозяин повел делегацию из тесного коридора в главную, или большую комнату.

Впрочем, назвать комнату большой язык поворачивался только в сравнении с остальными помещениями. Дом представлял собой хрущевку из силикатного кирпича, и все в ней было малым, игрушечным, низким и неудобным.

В большой комнате на самом видном месте висела иллюстрация из журнала – цветная фотография, запечатлевшая момент воздушной заправки одного самолета другим.

Иван Иванович с гордостью сообщил комиссии, что в свое время (судя по печати, это были поздние советские годы) служил пилотом на самолете-заправщике.

Крутая специализация хозяина жилья не очень-то вязалась с бедностью и неустроенностью вокруг. С дешевой, некачественной плиткой на кухне, с замызганными обоями в коридоре, с наплывами старой краски на межкомнатных дверях.

Квартиру с неисправной вентиляцией Ивану Ивановичу с семьей дали еще в середине 70-х. Никто не сомневался, что вскоре летчика ждет новоселье в квартире улучшенной планировки. Это будет настоящее жилье, просторное, чистовик жизни. А пока придется потерпеть черновик, пристанище временное.

Но, как сказал мудрец, нет ничего более постоянного, чем временное. Обещанной квартиры Иван Иванович так и не дождался…

Спрашивается, если сорок вентиляция не работала, почему на сорок первом году она должна была заработать?

А дело в том, что этим летом в доме начали капитальный ремонт. Меняли окна, входные двери в подъездах, сантехнику, трубы отопления. Это был первый масштабный ремонт многоэтажки. И если до ремонта она стояла вся такая серенькая, скромная, неказистая, то после, причепурившись, как будто расправила плечи.

Жители вместе с домом тоже воспрянули духом, и бывший пилот воздушного заправщика в который раз обратился к уполномоченным органам по поводу вентиляции. А вдруг повезет?

Заявитель для своих примерно восьмидесяти лет выглядел моложаво и даже модно – встретил комиссию в джинсовых шортах по колено, в розовой футболке. И домашние тапки у него были крутые – белые, типо сабо, не дешевые.

Вместе с летчиком в квартире проживал внук – такой же высокий, худой, сероглазый, как дедушка. По нескольким репликам хозяев Александра поняла, что старый и малый друг другом гордятся, друг друга обожают, и в то же время обоюдно собачатся – видимо, из-за разницы в возрасте и жизненных подходах.

Александра считала, что летчику необходимо помочь. Герой, пожилой человек, видно, что лидер местных общественных мнений, да и странно, действительно, для великой страны, запускающей в небо ракеты, обрекать своих граждан на то, чтобы жить в духоте. На момент подписания акта окна в квартире были распахнуты, но воздух был плотным, тяжелым и влажным.

Противоположного мнения придерживалась директор управляющей компании, или лучше сказать – директриса. Она слушала летчика с кислой миной. Это была горбоносая представительница одной из бывших южных республик Советского Союза, женщина невысокая и – уж простите, но из песни слов не выкинешь – кривоногая. Слово «директриса» очень подходило этой неприятной особе – в силу рифмы с известным животным.

Директриса, даже не начав обследование, с ходу заявила, что помочь нельзя. Да, квартира на пятом этаже, то есть до крыши, куда выводится вентиляционная шахта, рукой подать, но это ничего не значит.

Вообще, по поводу управляющей компании к ним в общественную приемную звонили часто. Просили «депутата Смирнова» найти управу на «банду золотой орды» (по образному выражению кого-то из обращавшихся) – дескать, только деньги собирают, но ничего не делают.

Странно, что главный чиновник по ЖКХ водил вокруг директрисы хороводы, не требовал, а просил ее помочь заслуженному человеку.

Директриса составила акт осмотра вентиляции в квартире, устно сформулировала, почему вентиляционное отверстие не сможет быть прочищено. Из-за обилия технических терминов причину не поняли ни Александра, ни хозяин дома.

– Проще говоря, когда возводили здание, мужики набросали в дыру строительный мусор, – снизошла до непрофессионалов директриса.

– А нельзя мусор достать, может, промышленного альпиниста вызвать? – с надеждой спросил отставной летчик.

– Нельзя! – отрезала директриса.

– А я предупреждал, что ничего не выйдет, – насмешливо отозвался из коридора не участвовавший в общем разговоре внук. Александра услышала за насмешкой обиду. Внук словно бы укорял дедушку, мол, велено же терпеть, безропотно тянуть лямку, а ты все надеешься, все веришь в чудеса.

Чиновник от ЖКХ взглянул на часы и ахнул – надо бежать.

Он попросил у директрисы не дооформленный акт, поставил свою подпись авансом и попрощался с хозяином.

Внук, судя по скрипу двери, ушел в свою комнату.

В кухне оставались только Иван Иванович, расположившаяся за узким обеденным столом директриса, дописывающая акт на пластиковом планшете, да Александра.

Александра смотрела на директрису управляйки, и в груди ее закипала злость.

Она неожиданно вспомнила собственные слова, сказанные старухе:

– Ничего не хотят делать! И абсолютно уверены, что им ничего не будет. Это несправедливо. Я хочу наказать!

Так вот о ком она говорила, погрузившись в транс!

– Я хочу наказать! – прошептала Александра.

И тут…

– Ай! – взвизгнула директриса, и вдруг как некая плотная капля, как сгусток видоизменившейся материи, она взлетела в воздух и выскочила в вентиляционное отверстие.

Это было невозможно! Директриса была вполне себе нормальных размеров тетка, среднестатистическая, немного в теле, а дырка в стене была такая, что даже голова у директрисы туда не помещалась, но каким-то непостижимым, волшебным образом она прошмыгнула в узкую кишку вся целиком.

И судя по свистяще-шуршашему звуку, сопровождаемому воплями ужаса, директриса своим телом, как щетка, пробивала вентиляционное отверстие, летая туда-сюда. Из дыры на пол кухни сыпались камни и грязь, но опять же, судя по звуку, который из глухого становился все более открытым, прочистка выполнялась вполне успешно.

Вжух! И директриса выскочила из дыры и шмякнулась на прежнее место за столом.

Вид у нее был фантастический. Волосы торчали вертикально вверх, как после электрического разряда, лицо и разодранная одежда были в серой пыли и черной саже, глаза едва не вылезли из орбит, рот застыл в гримасе ужаса.

Иван Иванович был потрясен не меньше, но его удивление было, скорее, со знаком «плюс», ведь бывший летчик постепенно, с нарастанием понимал, что сорокалетняя проблема – не может быть!– решилась. По лицу Ивана Ивановича все шире и шире расползалась счастливая улыбка.

Тётка, которая его унижала, в грош не ставила его геройскую жизнь, собственной задницей прочистила вентиляцию. Вот это да!

И только Александра, скрестившая руки на груди, смотрела на все происходящее спокойно и немного отстраненно.

Директриса, опомнившись, выскочила из-за стола и ломанулась из квартиры вон, на лестницу, на улицу. И пары минут не прошло, как дверь в подъезд хлопнула довольно ощутимо.

Планшет с незаконченным актом остался лежать на столе.

Привлеченный странными звуками, в кухню заглянул внук.

– Что-то случилось? – спросил он дедушку.

– Можно сказать, что да, – ответил тот. – Смотри!

Дедушка взял акт и приложил к дыре. Акт плотно прилегал к отверстию, даже не думал падать, то есть всасывание воздуха было выше всяких похвал.

– Ну, дед, ты просто красавчик! А я тебе не верил, дурак! – обрадовался внук.

Родные, смеясь, обнялись, и Александра, посчитав свою миссию выполненной, вышла в коридор и покинула квартиру.

– Ай да старуха! – подумала она, направляясь в штаб. – Спасибо! Спасибо за дар!

***

Вскоре Александру как волонтера общественной приемной депутата Смирнова опять отправили на подписание акта.

Шестнадцатиэтажный дом, у единственного подъезда которого назначили встречу, выглядел, если мерить человеческим веком, примерно как пятидесятилетний мужчина, слегка подурневший и располневший от сидячей работы. То есть не так чтобы очень, но в то же время еще, пожалуй, ничего.

В доме были большие квартиры, удобная планировка, но краски на фасаде облупились и померкли, не хватало лоска, присущего новостройкам.

Зато перед входом в подъезд довольно объемная придомовая территория была засажена белыми гортензиями, и этот милый кусочек природы добавлял стареющему зданию уюта и аристократизма.

Трудовые мигранты, хлынувшие в муниципальный округ из обедневших российских регионов в надежде на лучшую жизнь, с завистью поглядывали на собственников здешних квартир. Они тоже осели бы в этой шестнадцатиэтажке, будь у них деньги на покупку жилья.

У подъезда уже стоял начальник управления ЖКХ из администрации муниципального округа. Он разговаривал с кудрявым мужчиной в очках и с гражданином на инвалидной коляске.

Александра подошла и поздоровалась. Кудрявый гражданин вежливо уточнил ее должность и отчество. Отечное лицо инвалида и его выпуклые бицепсы на смуглых руках подсказали Александре, что перед ней, скорее всего, бывший военнослужащий, по-видимому, прапорщик, который, увы, злоупотребляет.

Не начинали. Кого-то ждали.

– А директриса-то управляющей компании уволилась, – поделился новостью с Александрой чиновник от ЖКХ, имея в виду кривоногую тетку, что прочистила собственной натурой дымоход у отставного летчика. – Сколько народу нам жаловалось, просило, чтобы сняли ее, а тут – сама ушла. Говорят, слегла с неврозом. Ей что-то привиделось!

– У кого невроз? У директора управляйки? Да эти директора сами кого хочешь до невроза доведут, – встрял в разговор инвалид-колясочник.

Тут к их компании подгребла, не поздоровавшись, женщина. Чуть позже Кристине объяснили, что это директриса управляющей компании, но не той, понятно, что обслуживала дом Ивана Ивановича, а другой, которая обслуживала шестнадцатиэтажку.

Эта мадам по виду была совершенно русская, но обаяния в ней было ни на миллиметр больше, чем в ее «южнореспубликанской» коллеге. Та же кислая мина на физиономии и та же вселенская усталость от несовершенства человечества.

Теперь, когда все были в сборе, разбирательство началось.

Кудрявый гражданин, отрекомендовавшийся Антонием Веревкиным, преподавателем географии в университете, проживал с мамой в квартире на первом этаже.

Некоторое время назад в доме установили железную платформу.

– Для соседа, – гражданин Веревкин указал на инвалида, и тот энергично закивал.

Задумка была в том, чтобы сосед на коляске выезжал из лифта в холл на первом этаже, заезжал на платформу, и легким нажатием кнопки платформа опускала бы его к входной двери.

Ради этого демонтировали старую деревянную дверь, или, как говорили коммунальщики, входную группу. И поставили новую – металлическую.

И вот с тех пор новая дверь, закрываясь, издавала звонкий поцелуйный стук.

Его было отлично слышно в квартире Веревкина.

– Мне-то все равно, – оправдывался заявитель, – но мама…

У мамы поднималось давление. Неотвратимый, негромкий стук действовал на старую женщину, как японская пытка каплями воды по темечку. Мама не могла расслабиться даже ночью, все время ждала очередной «чпок» и, услышав его, стонала. Ей уже несколько раз вызывали «скорую помощь». Сердце могло не выдержать.

Веревкин был вежливым, воспитанным человеком, но чуточку нелепым. В жару он вырядился в рубашку с длинным рукавом, и теперь потел, и поминутно вытирал носовым платком крупные капли со лба. Несмотря на брюшко, он был похож пропорциями тела на ребенка. И когда этот большой кучерявый ребенок в очёчах говорил про маму, интонационно он как будто плакал.

Для таких отзывчивых натур как Александра слушать его было мукой.

Так и хотелось пообещать бедняге бросить все и заняться его вопросом немедленно, а еще купить чупа-чупс, чтобы он развеселился.

Колясочник тоже сочувствовал соседу, но по-мужски, скупясь на проявление эмоций. Остальные были кремень – историями про маму с гипертоническим кризом их было не разжалобить.

– Мы сделали все, что могли, – жестко сказал чиновник от ЖКХ, – когда вы обратились в первый раз, доводчик на двери поменяли.

– Но я не заметил разницы. Дверь все равно стучит!

– Стучит! Потому что она металлическая, что-то с чем-то, видимо, входит в резонанс, – сказала директриса управляйки.

– А нельзя вернуть прежнюю дверь, деревянную?

– Нельзя, по отчетам должна быть металлическая, она шла в комплекте с платформой.

– Зачем вы вообще ее поставили!

– Мы должны были реализовать конституционное право человека с ограниченными возможностями, – чиновник показал на инвалида, – на эту, как ее?...на безбарьерную среду.

– Слышь, Антоний, не просил я никакой безбарьерной среды, честно, – оправдывался инвалид. – Тем более эта хреновина все равно не работает.

– Да! А почему ваша платформа не работает? – воскликнул Веревкин.

– Мы вызывали специалистов. Они сказали, что это заводской брак. Вы в праве обратиться с претензией к предприятию-производителю, – ответил чиновник от ЖКХ.

– Я должен обращаться? – ужаснулся Веревкин. – Этого еще не хватало!

Тем временем начальница управляющей компании составила акт, что в настоящий момент дверь находится в исправном состоянии, ранее замененный доводчик работает как положено. Чиновник его подписал.

– Господи, и что же мне теперь делать? – воскликнул несчастный Веревкин.

Ответом ему была тишина. Чиновник от ЖКХ развел руками.

Директриса, покончив с актом, даже не попрощавшись, просто развернулась и пошла по своим делам.

Чиновник от ЖКХ вел себя культурнее. Перед тем, как тоже свалить, он вежливо пожелал Антонию здоровья. Но толку-то от его пожеланий!

– Ладно, сосед, я тоже помчался, – протянул кисть для рукопожатия инвалид-колясочник. – Пойду, пивка прикуплю. Хотя лучше бы водки выпить после этих козлов.

Александра и Антоний Веревкин остались вдвоем. Девушке еще надо было взять у преподавателя географии наказ для депутата Смирнова.

Наказ – это была главная фишка работы Александры. На специальном бланке она вписывала пожелания депутату и под этим соусом узнавала у гражданина номер телефона. Номер потом попадал в базу. Фокус тут был в том, что создавалось впечатление, будто бы бумага имела вес, будто бы депутат узнает о проблемах и порешает их.

На самом же деле политтехнологи придумали всю эту бодягу с наказами, чтобы фамилия депутата застревала у избирателей в головах. И когда они придут голосовать, то вспомнят фамилию, поставят на того кандидата, который как бы уже ангажирован на решение их проблем.

А телефоны были нужны для того, чтобы лишний раз напомнить о депутате. Например, поставили лавочку у подъезда, и всем, кто за это ратовал, перезвонили, мол, это из приемной депутата, спешим обрадовать, спасибо за вашу гражданскую позицию…

На самом деле, наказ был обманкой. С другой стороны, обо всех проблемах кому положено давно знали. В том числе депутат Смирнов. Просто проблем было на три рубля, а бюджет – на три копейки.

В общем, Александра спросила у Веревкина, какие будут пожелания к депутату.

Несчастный Веревкин не нашелся, что ответить.

– Я напишу, чтобы еще раз, повнимательнее, рассмотрели вопрос с дверью, так? – подсказала Александра.

– Пишите, – обреченно согласился Веревкин. – Наверное, придется квартиру менять…Господи, из-за какой-то двери!

– Подпишите вот здесь, пожалуйста. И напомните номер телефона…

Когда Веревкин ушел домой, Александра дождалась, пока прохожих на улице станет поменьше.

И с чувством произнесла заветную фразу:

– Я хочу наказать!

Через несколько мгновений серая металлическая входная группа, представлявшая собой эдакую пластину, в которой дверь составляла едва ли треть, вдруг просто стекла на асфальт.

В открывшемся отверстии предстал как на ладони холл, лестница, ведущая наверх к лифту, злополучная платформа, окно на противоположной стороне холла.

Несколько серебристых, переливающихся, как ртуть, ручейков, виляя, устремились к одному из кустов гортензии и под его белыми шапками соединились в металлический куб. Это напомнило восстановление робота из капель титана в фильме «Терминатор-два».

– Неплохо! – сама себе сказала Александра.

Тут раздались характерные звуки открывающегося лифта, и в холле появился один из жильцов.

Выходя из подъезда через зияющую пустоту вместо входной двери, гражданин остановился и принялся крутить головой. Приняв увиденное как факт, хоть и не сразу, гражданин продолжил путь. Поравнявшись с Александрой, он поинтересовался:

– А где наша дверь?

Та сделала вид, что тоже удивлена.

Александра вернулась в штаб и доложила куратору о подписании акта. Спросила для вида, какая, мол, инстанция может заставить коммунальщиков пересмотреть свое отрицательное решение по двери.

Куратор посоветовал написать в жилищную инспекцию, но предупредил, что, скорее всего, толку не будет.

Примерно через час Александре позвонил Веревкин.

– Только вы не подумайте, что я сошел с ума, – радостно прокричал он в трубку, – но наша дверь того…Испарилась!

Об исчезновении двери в муниципальном округе говорили несколько дней. Рационального объяснения никто не мог предложить. В соцсетях обратили внимание на металлический куб, обнаруженный рядом с кустом гортензии, но оба факта связать ни у кого фантазии не хватило.

Нужно было ставить новую входную группу, и глава администрации муниципального округа выделил деньги из резервного фонда. Вскоре проблема решилась.

Александра была в курсе событий, потому что Антоний ей звонил. Он искренне надеялся, что новая дверь не будет резонировать и стучать.Увы!

Тогда Александра поздним вечером прогулялась до шестнадцатиэтажки. И на следующий день весь муниципальный округ снова гудел: «Что происходит?»

Ситуация, можно сказать, спас чиновник от ЖКХ. Он не рискнул вторично обратиться к главе администрации за деньгами, зная, что начальство, когда не понимает ситуации, начинает нервничать и увольнять подчиненных.

Чуйка подсказывала чиновнику, что коммунальный полтергейст как-то связан с отказом Веревкину.

Поэтому он пригласил знакомых плотников и попросил за их счет сделать деревянную входную группу, как было раньше. И мама Веревкина была спасена.

***

Александра осознала свою силу. Но осознала также и то, что пользоваться ею нужно аккуратно.

Если она прибегала к старухиному дару, но не ради благой цели, а, скорее, для тренировки, для выяснения границ дозволенного, то на следующий день чувствовала себя как метеозависимый гипертоник при смене погоды. Болела голова, не было сил.

Но если вмешательство, действительно, было обоснованным, если оно приносило людям удовлетворение от восстановленной справедливости, то следующий день обходился без последствий.

Выяснив правила, Александра все равно приколдовывала «по мелочам». То заставит ручку из кармана куратора уползти, и куратор такой – опа! – шарится по джинсам, была же ручка, а ручки нет.

А еще она однажды «переставила» машину куратора с одной стороны здания на другую. Бедный куратор выходит на крыльцо в полной уверенности, что под окнами офиса увидит свою роднулечку, а та исчезла. Он заметался, жене позвонил. Когда машинка нашлась, куратор связался с вышестоящими политтехнологами, потребовал накинуть гонорар, мол, перегруз, мозги вскипают. Он был очень убедителен.

Выборная компания медленно, но верно продвигались к финалу.

Апофеозом ее должно было стать торжественное открытие сквера, или как это пафосно называлось теперь – общественного пространства.

Раньше на этом месте был просто лохматый пустырь с кривобокими березами, а теперь сделали качели, поставили лавочки, отгрохали две собачьи площадки на оконечностях пространства, закатали все рулонными коврами газонной травы, вымостили декоративной плиткой сеть прогулочных дорожек. Получилось симпатично.

Общественное пространство позиционировали как объект, построенный по инициативе Игоря Смирнова.

Дома, вдоль которых оно тянулось, тоже решили подновить. Чтобы не нарушать целостное восприятие картинки сквера.

Среди домов, подлежащих косметическому ремонту, обращала на себя внимание панелька о двенадцати этажах, серая, как депрессия, вся будто бы в бинтах и пластыре над межпанельными швами.

Ремонт начали еще весной.

С боковин дома сбили плитку, межпанельные швы раскрыли, поменяли старый толстый утеплитель на новый тоненький, заштукатурили. Покрасили фасад в белый цвет.

Одновременно с внешними работами провели внутренние, в счет капитального ремонта, чтобы, как говорится, два раза не вставать.

И тут забили тревогу местные бабушки.

Особенно переживала некая активистка Валишевская, крупная пожилая женщина с фигурой по типу Бормана (если вы помните, как этого Бормана рисовал советский разведчик Штирлиц в известном фильме). Валишевская задыхалась под тяжестью веса, носила рыжий парик, говорила тоненьким кукольным голоском.

Активистка хватала прораба за рукава, а почему все делается так криво и косо, с щелями, с огрехами. Почему, например, обрызгали краской окна в квартирах с внешней стороны? Почему при новом утеплителе стало холодно даже в мае, и ветер гуляет по углам?

Прораб отвечал весомо: не переживайте, все будет как надо, криво только сейчас, а потом окажется прямо.

Однако, когда ремонт завершили, все осталось криво.

Отмахнувшись от старушек, как от назойливых мух, прораб объявил – жалуйтесь, куда хотите, ваше право.

И Валишевская, задыхаясь от астмы, в самую июльскую жару притащилась в общественную приемную депутата Смирнова искать управы на ремонтников.

Александра составила коллективное обращение и отправила его в управляющую компанию, в компанию, менявшую утеплитель, а также в городскую жилищную инспекцию.

И вот инспекция назначила комиссионное обследование дома с участием экспертов и прораба, который обещал сделать прямо, а сделал косо. Также пригласили нескольких бабушек во главе с Валишевской.

Скрестив руки на животе на манер ждунов, старушки стояли и смотрели на прибывших специалистов. В их позах и взглядах много чего было, кроме одного – дружелюбия.

Специалисты походили, потыкали пальчиком в обои, убедились, что им не соврали про плесень в туалетах угловых квартир. И вынесли вердикт – необходимо дождаться зимы, зимой проведут замеры по теплопотерям с помощью тепловизора, и если они превысят норму, будут приняты меры.

«Да как же так?», «Нам что, надо замерзнуть, чтобы вы нам поверили?», «Какого лешего!» – галдели старушки.

Но, как говорится, против лома нет приема. Израсходовав весь запас злости, расстроенные бабки разбрелись по этажам. Последней, как капитан корабля, получившего пробоину, заковыляла домой задыхающаяся, в один миг постаревшая лет на десять Валишевская.

И вот когда корабль, фигурально выражаясь, ушел на дно, и волны сомкнулись над ним, и поверхность океана снова стала спокойной и безмятежной, Александра сложила руки на груди и полуприкрыла глаза.

Казалось, что ветер вздыбил за ее спиной сотканный из воздушных струй плащ народного мстителя Зорро. Плащ взметнулся ввысь, как крылья.

– Я хочу наказать! – произнесла волонтерка, и при абсолютно чистом, голубом небе где-то вдали прогремел гром. Впрочем, скорее, это в соседнем квартале мусоровоз опрокинул в себя бункер для сбора отходов.

Прораб, который еще не покинул место сражения, ничего такого не заметил.

Он сел в служебный внедорожник, похожий на танк, только черного цвета, и велел водителю ехать.

Не тут-то было.

– Я не могу сдвинуться с места, – заволновался водитель.

– В смысле? – не понял прораб.

И тут в стекло со стороны прораба постучали. Что-то странное, желтое, длинное, похожее не то на веревку, не то на змею, слепым концом, словно пальцем, затюкало по стеклу, опущенному на две трети.

Веревка просунула бошку в салон и шустро заскользила на заднее сиденье.

Прораб и водитель сидели, боясь пошевелиться.

Тут прораб увидел, как от фасада здания, прорвав заделанные швы, отделилась длинная субстанция, стала медленно падать на землю, а на земле повела себя как червь – заскользив по направлению к автомобилю.

И почти одновременно от других заштукатуренных панельных швов стали освобождаться утеплители, некоторые – поначалу прямые, как проволока, а некоторые – сразу гибкие. Они шевелились, раскручивались, словно воронки, разрывая штукатурку, иные прыгали. И этот клубок желтых червей вскоре оплел машину и засунул лишенные черт голые морды в салон, в котором сидели два мужика не живы не мертвы. Прораб, что интересно, утратил скучающий вид, с которым он выслушивал бабушек, и был активно бледен.

– Ну что, поехали? – игриво обратилась одна из слепых морд к водиле.

– Куда? – пролепетал тот.

– Как куда? В офис, к вашему генеральному! Фирма же получила бабки за прокладку негодящего утеплителя?

– Генеральный поехал к себе на дачу, – пролепетал прораб. – Он нас убьет!

Все узкие головы, торчащие в отверстии окна, затряслись от смеха.

– Он тебя, уважаемый, убьет потом, а мы сожрем тебя сейчас, – сказала самая глумливая морда, видимо, самая главная. – Трогай!

Автомобиль стал выезжать за пределы двора. Поначалу он был похож на морское дно, усеянное шевелящимися водорослями, но довольно быстро утеплители вползли в салон, и только противное хихиканье, доносившееся из автомобиля, свидетельствовало о том, что только что Александра сотворила очередное чудо.

На следующее утро Александра специально явилась посмотреть на место кораблекрушения, чтобы проконтролировать, есть ли изменения.

О! Они были. И какие!

Торцы многоэтажки снова покрылись строительными лесами. Гастарбайтеры монтировали утеплитель с улучшенными характеристиками, он был толщиной почти с кулак.

Руководил работой знакомый прораб. Только движения его изменились, если раньше они были расслабленными, как у пребывающего в нирване, то теперь мужик крутился, как юла. Бинокля не надо, чтобы увидеть – человек переживает за результат, делает как для себя.

– А что случилось? – напустила на себя невинность Александра, обращаясь к прорабу.

– Начальник прозрел, что был не прав. Из собственных доходов выделил деньги на исправление допущенных ошибок.

– А куда эти подевались? Ну, которые его убедили, приехав на вашей машине?

Прораб посмотрел на Александру с ужасом.

– Они сказали, что попробуют переквалифицироваться в дождевые червяки и пока поживут на даче под грядками. Если, сказали, начальник обманет, они выползут и его сожрут.

– Вдохновляющая мотивация, – согласилась Александра.

Предводительница бабушек Валишевская, привлеченная шумом под окнами, вышла на улицу посмотреть, что происходит.

Прораб, увидев ее, опять ужаснулся. Превозмогая себя, как будто пропихивая в желудок то, что не шло ему в горло, прораб сказал:

– Извините за хамство! Я больше не буду. Мы решим проблему с утеплителем, отчистим окна от краски, купим вашей соседке уличный градусник, который сшибли, как последние уроды. А еще генеральный директор нашей компании в качестве жеста доброй воли бесплатно заменит стеновое покрытие в туалетах угловых квартир.

– Батюшки! – всплеснула руками Валишевская. – Где-то лошадь сдохла!...Что ж, извинения приняты. Спасибо!

Астматическое дыхание Валишевской вдруг стало чистым. Она, словно сказочная Золушка при помощи волшебной палочки, роль которой сыграли извинения прораба, из пенсионерки-замарашки превратилась в исполненную чувства собственного достоинства пожилую леди. Спина ее выпрямилась, Валишевская на глазах помолодела.

– Сашенька, передайте, пожалуйста, депутату Смирнову благодарность от жильцов нашего дома, – церемонно, как и положено леди, произнесла Валишевская. – Если бы не он, не его пинок коленкой под зад этому разбойнику, – старушка подмигнула прорабу, – мы бы окочурились нынешней зимой!

***

Депутат Смирнов благополучно переизбрался на новый срок. Александра и ее коллеги, ни разу не видевшие депутата живьем, надеялись, что хотя бы на прощальную вечеринку в штабе он заглянет поблагодарить за помощь. Увы!

Александра стала безработной.

На вечеринке в штабе, очень скромной, состоявшей из одного бокала шампанского и кусочка торта, Александра набралась смелости и попросила куратора узнать, нет ли у Игоря Викторовича какой-нибудь подходящей вакансии, и если она имеется, замолвить за нее словечко.

– Я особенно хочу помогать Игорю Викторовичу в решении вопросов ЖКХ, – стесняясь своей наглости уточнила Александра.

Куратор, теперь уже бывший, пообещал, что узнает.

И, действительно, он вскоре прислал ей фотку на Ватсап. Смеющийся депутат Смирнов принимает поздравление от коллег по партии. Рядом с депутатом стояла…та самая внучка в красном костюме.

До Александры вдруг дошло, о ком говорила старуха перед смертью:

– …она считает, что я никуда не денусь, передам, как миленькая, и поэтому ведет себя неблагодарно. А я вот возьму, и сделаю назло!

Вслед за фоткой куратор бросил сообщение:

– Видишь эту девицу? Взяли ее, вакансий больше нет. Она как раз усилит направление по работе с гражданами в сфере ЖКХ.

Александра расстроилась. Она, конечно, не слишком-то надеялась, что ее возьмут, но все равно было обидно, что предпочли другую.

Поиск работы – тяжелое испытание…

***

В одном обыкновенном дворике Новой Москвы, возле обыкновенной спортивной площадки, огороженной металлической сеткой, стоял обыкновенный стенд для бумажных объявлений.

Был яркий октябрьский день, одновременно радостный и печальный.

Листья, сорванные ветром с ветвей, летели в воздухе и быстро-быстро вертелись, напоминая золотинки в финале гала-концерта.

Ветер гонял по двору пустой прозрачно-зеленый полиэтиленовый пакет. Тот летал, как безумный, то взмывая ввысь, то падая, то надолго зависая в воздухе.

На стенде, среди других объявлений, висел белый листочек размером со стикер.

Надпись на листочке гласила: «Частное предприятие поможет решить вопросы ЖКХ. Недорого. Телефон такой-то, звонить в такое-то время».