Не отрекаются любя

Не отрекаются любя

Тёплая осень в этом году задержалась…

Я сидел на широком подоконнике второго этажа особняка, разглядывал в окно клён и курил. Изредка золотая пятерня листа величественно срывалась с ветки и, фланируя, медленно опускалась. Дымок сигареты закручивался причудливыми спиралями. В холле мерно отсчитывали время большие напольные часы – клоц-клоц.

В голове проклюнулась мелодия – под неумолимый аккомпанемент секундной стрелки зазвучала протяжная клавиша соль-минор, с повторяющимся мягким переходом в фа. Издалека, по нарастающей. Следом вступила акустическая гитара с задумчивым перебором струн, и клавиши мягко спустились с фа, на ми-минор. Вязь мелодии несмело подхватила вторая гитара. Вместо часов уже барабанные палочки чуть постукивали по ободу том-тома.

Под стать настроению мелодия оформилась, окрепла. Самым естественным образом в ней возник шипящий звук крэш-тарелки и бас-барабан. Он небрежно смял прежний ритм и перетащил его в четырёхсекундный интервал. Бум-бум-бум. Громче, ещё громче, нахрапистее, с глухим мощным сустейном. Чтобы смягчить напор я мысленно бросил в нутро бочки подушку и подвинул ближе демпфер, но звук извне и снизу всё усиливался. Бум-бум-бум.

Грустная мелодия смялась. Спазм сжал горло.

- Аня, - простонал я.

Бум-бум-бум. Особняк подрагивал. С четырёхсекундным интервалом.

***

Только в подвале нашлась отдельная опорная колонна. Снизу столб обхватывала массивная стальная манжета с приваренным кольцом, через него шла толстая цепь, а конец с альпинистским карабином был прилажен к мотоциклетному экзоскелету.

Бум.

В помещении терпко пахло колорадскими жуками.

Бум.

Надёжно зафиксированная и упакованная в сбрую маленькая тоненькая Аня, сильными рывками отрешённо дёргала цепь. От напора бетон начал крошиться: между колонной и манжетой образовался зазор, именно поэтому «бум» сотрясал весь особняк. С потолка сыпалась штукатурка.

Бум.

Отступив на пару шагов, она разбегалась и снова проверяла цепь на крепость. Широкие рукава лёгкого цветастого платья походили на крылья бабочки.

За последние полгода я насмотрелся всякого, но от этого зрелища мне стало плохо.

… Мы с Аней цирковые акробаты. Когда-то у нас был коронный номер «Бабочка». Любимая порхала на трапециях и кольцах под куполом в развевающейся одежде – а это большой риск и вызов. Легче страховать партнёршу, если она в обтягивающем трико, но мы безраздельно любили, доверяли и чувствовали друг друга.

Та репетиция с самого начала пошла наперекосяк. Аня нервничала и делала мелкие ошибки. Я уже хотел прекратить, но она упросила завершить сложную фигуру. Прыжок, перехват, кульбит, раскрутка, снова прыжок… и любимая в сантиметре разминулась с трапецией. Мне удалось поймать её в паре метров от смерти – наши взгляды встретились. В её глазах читалась неуверенность и страх. Для любого циркового это понятный знак – номер распался, надо заканчивать. А ночью под Аней расплылось кровавое пятно. Она ушла из цирка, немножко замкнулась в себе и с той поры вопрос о детях мы поставили на паузу…

Бум.

Чтобы она не ушиблась при падении, пол был застлан мягкими спортивными матами, а под экзоскелет я подложил поролон. В усердном желании вырваться Аня совсем не заботилась о своём здоровье. Мне уже дважды, после приступов, приходилось вправлять ей вывихи.

Бум.

Наконец любимая выдохлась и обмякла. Я отцепил карабин, бережно снял экзоскелет и взял её на руки. Со всхлипом обнажив зубы, она слабо потянулась к моей шее и потеряла сознание.

- Умаялась, девочка, - нежно убрав мокрые от пота пряди волос со лба Ани, проворковал я и, баюкая, вынес наверх.

В спальне уложил её на кровать, ножницами разрезал верх платья, тщательно ощупал ключицы, рёбра, руки, смазал бальзамом старые и свежие ссадины, вздохнул и укрыл одеялом.

У меня было в запасе не меньше шести часов, пока она проснётся. И двое суток до следующего приступа. Раньше между ними пролегала целая неделя.

В холле блямкнул компьютер. Как вовремя! Меня корёжило от бессилия. Нужно было сменить обстановку.

«Гурон, ты сегодня выйдешь на отстрел и утилизацию? – гласило сообщение дежурной по городу Фриды».

Я отправил утвердительный ответ.

Вообще-то меня зовут Юрий, а позывной - Гурон дали из-за длинных чёрных волос, пластичности и смуглой кожи. И правильно. Для меня имя – это порядок, смысл и семья. Густо окрашенный аккорд. А позывной – короткая функция одиночки в изменённом мире. Фальшивая нота из провисшей струны.

Новое письмо содержало инструкции.

«Промка. Юго-запад. Дуй на убой. И не забудь собрать, отвезти и сбросить трупы с моста».

«Ок, - отстучал я в ответ».

«Потом заскочишь в гости?»

«Нет».

«Бирюк, - написала Фрида и добавила грустный смайлик».

***

Мне очень повезло с прежними хозяевами особняка - они страдали настоящей паранойей. Кладовые ломились от еды и припасов. На аккуратных грядках и в саду росло всё, что душе угодно. Вся немалая территория была огорожена трёхметровым кирпичным забором с острыми пиками и колючей проволокой «егоза».

Я быстро обошёл участок и направился в сторону запасного выхода. К нему, с внешней стороны, была приставлена будка охранника. Дверь внутрь теперь заменяли четыре грубо приваренных лесенкой толстых швеллера. За ними кто-то стоял.

- Галаретка, - пробормотал я.

…Уйдя из цирка, Аня неожиданно быстро нашла себе занятие. Она купила кисти, краски, холсты, оборудовала на чердаке студию и принялась писать самые простецкие, но очень весёлые и жизнеутверждающие картины: на розовом фоне из мыльной пены выныривали…нет, не щекастые карапузы, а улыбающиеся зверушки. Как самый восторженный поклонник я создал галерею в интернете. Спустя некоторое время помимо лайков пошли заказы от детских домов, садов, школ, больниц и офисов. В наш небольшой уютный домик потянулись художники всех мастей, клиенты и почитатели таланта Ани. Одной из них оказалась Галя Ретька. Я прозвал её Галареткой.

Девушка очень напоминала одноимённый десерт: толстая, рыхлая, белокожая, с ярко красными губами и коровьими глазами. Вопреки комплекции эта творческая личность писала странные сказочные миниатюры. Ох, и попила она моей крови!

В Ане Галаретка не чаяла души, помогала во всём, и вскоре стала заведовать домашним хозяйством. Её преданность, кротость и постоянное присутствие выводили меня из себя. Даже немного ревновал. Казалось, она была даже не прочь стоять со свечкой у нашей постели. А Аня жалела девушку. Несчастная, мол, в любви, да и с творчеством плохо ладится.

Её не было, когда мы спешно съезжали из дома, но спустя неделю Галаретка объявилась, как потерянная кошка, и обосновалась в этой будке…

Сейчас она мало походила на себя прежнюю: исхудала, обносилась, давно нечесаные грязные волосы свисали слипшимися сосульками и, судя по запаху, давно покончила с гигиеной. К счастью, даже в нынешнем состоянии ей не светило пролезть между швеллерами.

Я вытащил из карманов консервы и пачку галет. Банки открыл сам – у нынешней Галаретки просто не хватило бы для этого сообразительности.

На фоне вставшего вверх тормашками мира, преданные коровьи глаза дошедшей до животного состояния Галаретки смотрелись жутко.

- Аню благодари, - неловко буркнул я и ушёл.

***

По всему участку были растыканы таблички с надписью «Мины», на окнах особняка демонстративно висели растяжки с учебными гранатами, а из чердачного проёма торчало дуло пулемёта. Главные ворота я заварил, а с улицы впритык к ним поставил двухэтажный автобус Neoplan. Мой дом – моя крепость.

Для выхода наружу пригодился профессиональный трюк. Разогнавшись, я подпрыгнул, оттолкнулся руками от стоящей рядом с воротами железной бочки, сделал кувырок и оказался на крыше автобуса. Совершил бросок до края и спрыгнул на бочку в соседнем дворе, где хранил оружие. Дома у меня его тоже было полно, но придерживал на случай, если придётся обороняться.

Я взял всё что нужно, вывел из гаража грузовик с низкими бортами и вырулил на объездную дорогу.

***

Фрида, а точнее её дроны не ошиблись. Возле забора автобазы толпились «дутыши». Так мы сейчас именовали гниющие заживо организмы, некогда бывшие людьми. Меня инстинктивно передёрнуло.

- Это счастье, что сорвался тогда с трапеции, - пробормотал я, вспоминая события полугодичной давности.

… После распада номера «Бабочка» меня включили в общую группу акробатов. Близились зарубежные гастроли - программу гнали ускоренным темпом. Пятнадцатого апреля во время одной репетиции сложилась фатальная цепь случайностей: усталость, нервы, мало талька на влажных ладонях, поздно брошенная страховка и зазевавшийся рабочий сцены. Я грохнулся с высоты трёхэтажного дома. От удара вышибло дух. Благо возле цирка всегда дежурила «скорая». Меня быстро подключили к ИВЛ и повезли в больницу.

Пока я глотал чистый кислород, произошла авария. Автомобиль врезался в остановку, тряхнуло, маска сползла с лица, ко мне вернулось сознание. Врачи не пострадали, но выглядели, словно после нокдауна. Я кое-как выбрался из машины и тут же забыл о своих бедах – все люди вокруг были в нокдауне, с классической потерей ориентации и бессмысленными глазами. Все люди.

А дома хаотично вышагивал бесчувственный манекен – Аня.

Целыми днями я пытался её растормошить. Без толку. Физиологически она оставалась человеком и даже внимала просьбам, но умственная деятельность и осознанные реакции опустились на отметку «ноль».

В городе бушевали пожары и что-то взрывалось. На окраине было пока сносно. Я перекрыл общий газовый вентиль, воду, свет, провёл к себе от работающей ещё подстанции отдельную линию и стащил в магазине электроплитку.

У меня возникли кое-какие мысли насчёт кислородной маски и потери сознания. Я полез в зависший интернет, нашёл живой городской чат и сходил по адресу. Полтора десятка испуганных людей забаррикадировались в больнице и капризно требовали помощи. Мне хватало своих забот, чтобы заниматься чужими.

Впрочем, ход мыслей оказался верным. Выжили лишь те, кто пятнадцатого апреля летел в самолёте или дышал чистым кислородом. Я полез в сеть и принялся шерстить активные сайты. В итоге категории «счастливчиков» пополнились шахтёрами, подводниками, дайверами и диггерами.

Время шло. Люди подались в родные места. Городская община выросла и переселилась на хорошо защищённую территорию оптовой базы. Там теперь заправляла бывший кризис-менеджер и владелица трёх дронов, бойкая дама с позывным Фрида. Бригады активистов расчищали улицы от транспортных пробок и там же разбрасывали самую простецкую еду. Я помогал им, но в гости заглядывал редко – чисто чтобы послушать живую человеческую речь. Мне страшно не хватало щебета Ани, гомона толпы и звуков города.

Отношение к деградирующим несчастным – их для удобства прозвали «оболочками», - сильно изменилось. Первый шок прошёл, равнодушие тоже, но выросла брезгливость. Кто-то пошёл дальше. Мне нередко попадались растерзанные тела девушек и маленьких девочек.

Я прятал Аню и разными способами пытался привести её в сознание. Крутил кино и цирковые представления. Разговаривал, шептал слова любви. Выводил на реакцию. Без толку. Где ты, милая обаятельная щебетушечка?

Хлопот с ней было невпроворот. Мне приходилось её одевать, умывать, купать и расчёсывать волосы. Чтобы реже происходили конфузы, надевал на неё памперсы. Она норовила есть с пола. При звуках ритмичной музыки, как годовалый малыш, топала ногами, а под чтение быстро, урча кошкой, засыпала. Хуже всего становилось ночью. Лежать рядом с любимой, вдыхать её аромат, прикасаться к желанному телу и… Не мог я переступить черту.

Спустя месяц в запахе Ани начал появляться странный оттенок, а с ним и непонятное беспокойство. Одним нехорошим утром она, благоухая резким ароматом колорадских жуков, бросилась на меня. Спасла реакция, самая крепкая защёлка на третьих дверях и нейлоновый шнур. Любимая билась и извивалась, а я, чтобы спокойно обдумать происшествие, решил проехаться.

Бесцельно кружа по городу, с удивлением обнаружил, что некоторые «оболочки» начали кусать своих товарищей. Наверняка от них тоже пахло колорадскими жуками. Спустя несколько дней укушенные разбухали гнойными нарывами. Так появились «дутыши», настал звёздный час Фриды с её тремя дронами, а я решил срочно подыскивать новое жилище…

В отношении «оболочек» можно было точно сказать две вещи. Они непреодолимо любили свежий воздух и бесцельное движение. «Дутыши» же страстно стремились в смрадную статичную толпу.

По интернету я списался с половиной мира. Людям непременно хотелось узнать, кто виноват, хотя это уже не имело никакого значения. Утечка вируса действительно была случайной, потому что бенефициары так и не объявились.

Впрочем, я потратил время не зря и вынес один печальный факт - нас осталось едва один процент от прежнего.

Вирусологов и биологов среди живых, увы, не нашлось. Но мне понравилась версия одного столичного интерна. Тот предположил, что у просочившегося из лаборатории вируса очень короткий жизненный цикл. Молекулы водорода воздуха стали катализатором его размножения в геометрической прогрессии и одновременно средством распространения. Произошёл эффект горящего тополиного пуха. И под него, а это время двух-трёх вдохов, попали почти все. Оказавшись на слизистой или в лёгких, вирус мутировал, частично парализовал центральную нервную систему и вызвал желание инфицированного распространить себя через укусы. Интересна была и его теория «маркеров». Вирус, оседлав молекулу водорода, оставлял на ней значок, типа «использована», а обогнув весь земной шар, на второй круг попросту не пошёл. Дальше интерн «поплыл» и скатился в банальность. Дескать, гниение и гангрена у «дутышей» – это следствие нечищеных зубов. Потерю речи он вообще оставил без комментариев. Зыбкую версию о происхождении запаха колорадских жуков я прочитал наискосок. Формулы – это не партитура. Зато вчитавшись в резюме, накрепко уяснил, где на данный момент замыкается цепочка. Чтобы не дожидаться новой трансформации, нужно утилизировать «дутышей». Как оказалось, не один я пришёл к подобному выводу – предложение интерна стало руководством к действию по всему миру.

Изобретатели вируса проявили предельный цинизм. Подлый парадокс заключался в том, что к живым «оболочки» равнодушны и по вложенной агрессивной программе распространения предпочитают кусать подобных. Удерживая Аню, я вынуждал её зациклиться и бросаться исключительно на себя…

Остановив машину впритык к «дутышам», я рассовал по карманам запасные обоймы, вооружился двумя пистолетами ПМ и, сглотнув тяжёлый ком, занялся убоем.

Рефлексия – вышедшие из оборота деньги, но я оказался старьёвщиком. Вглядываясь в раздутые лица, убивал знакомых и незнакомцев. Те не сопротивлялись. Рядом прохаживались безучастные «оболочки». Внезапно ко мне вернулась утренняя мелодия. Только теперь мощные ударные бум-бум, сменили выстрелы. Бесноватые гитары с дёрганой поддержкой рычага тремоло погнали ввысь. Райд-тарелка звенела не в такт. Клавишные истерично гнали минор в среднем диапазоне. Пафф-пафф – посыпались сложные густые грозди аккордов.

Горечь на душе почти смылась мелодией.

Грузовик забил под завязку. Благо до ближайшего моста было рукой подать. Сейчас в городе до всего было подать рукой. Сбрасывая трупы в неспокойную речку, я сотворил молитву. Для «дутышей». Для Ани. И для себя.

На обратном пути сделал небольшой крюк. Проезжая по полностью выгоревшему кварталу я пробормотал:

- Хорошая мелодия. Жаль, уже не запишу.

Где-то среди неузнаваемых коробок была и моя небольшая студия с тремя электрогитарами, ударной установкой и синтезатором.

…Цирк давно отказался от духового оркестра. Я сочинил и записал почти весь аккомпанемент номеров. Иногда обращались местные рок-группы. Но в основном, играя поочерёдно на всех инструментах, записывал собственные мелодии для души…

- Э-эх.

Повздыхав, я поехал домой. По дороге подстрелил курицу. Откуда в городе объявилась живность, так и осталось загадкой.

***

Меня поджидал гость – средних лет, сутулый, худощавый мужчина с глубоко посаженными глазами и тонкими губами. Я наставил на него ПМ и приказал:

- Отойди от автобуса, Мачмо.

- Мачо, - не вынимая рук из карманов, нехорошо усмехнулся мужчина. – Пора бы запомнить.

- А стоит? Позывной тебе идёт. Отражает ущербную натуру. Или ты уже прекратил насиловать и вспарывать животы девушкам?

- Оболочкам.

- Не меняет сути.

- Ошибаешься, Гурон. «Дутышей», значит, можно мочить?

- В них точно ничего человеческого не осталось. Ладно, чего надо?

Мачмо медлил и внимательно разглядывал пулемёт на чердаке.

- Пусто на улице. Разогнал всех «оболочек»?

- Подай на меня в суд за ущемление их прав.

- Смешно.

Сейчас в городе обитало под две сотни человек. И больше полумиллиона «оболочек», к которым люди испытывали стойкое равнодушие. Я жил на другом краю. Изолированное жильё мне нужно было для того, чтобы скрывать Аню, шерстить интернет в надежде, что кто-нибудь найдёт антидот от вируса и, на всякий случай, без свидетелей готовиться к часу, когда всё закончится. Община помалкивала. Меня считали мизантропом с сорванной крышей. Утилизировать «дутышей» – это не языком трепать.

Равнодушие равнодушием, но жестокость не приветствовалась. По сети гуляла петиция о запрете причинять вред и убивать «оболочек» из-за их недееспособности. Крупные и весомые общины мира её поддержали. Поэтому горожане не жаловали Мачмо, но он оказался единственным мастером на все руки из ЖЕКа и поддерживал коммуникации, кроме мобильной связи, в более-менее нормальном состоянии.

- Осень золотая, - подставив лицо ласковым лучам солнца, непринуждённо отметил Мачмо. – Эх, последние денёчки!

Мне стало понятно, о чём пойдёт речь, поэтому опустил оружие.

- А вот это правильно. Тем более, я всё равно быстрее выстрелю, - одобрил он. – С холодами община собирается уезжать. Хотят подыскать небольшой посёлок, очистить его от «оболочек» с «дутышами» и зажить нормальной жизнью. Скоро весь город будет мой… наш. Что скажешь? У нас же похожие увлечения. И только не рассказывай, что реально здесь живёшь один. Забавы Гурона не для посторонних глаз, да? Нам не будет тесно – разделим крепость и территорию пополам.

- Весь город к твоим услугам, - онемевшими губами ответил я, заранее зная, что Мачмо не отступится.

Особняк в силу расположения, постройки, подхода, обзора и оборонительных возможностей действительно был крепостью, где могли автономно жить три десятка человек. Просто первым её занял я.

- Мало ли кто может заявиться? - пожал плечами тот, помолчал, и добавил: - Короче, у тебя неделя.

- И что потом?

- Община всё узнает. Фрида осерчает. А в сети появится данные с фото об ещё одном кандидате на отстрел. Знаешь же, сколько праведников развелось.

- Я подумаю.

По сути, он был прав – мы оба в разной степени причиняли вред «оболочкам». Соберёшься съехать и примкнуть к чужой общине, а твоя физиономия в «чёрном» списке. Пристрелят или нет – вопрос, но не примут точно. Мотаться потом по дорогам вечным изгоем, перспектива так себе.

- Хорошо, - покладисто кивнул Мачмо. – Неделя. И чтобы тебе, Гурон, легче думалось, к шестому дню обрублю все коммуникации.

Изложив ультиматум но, так и не вынув рук из карманов, он начал отступать мелкими шажочками, уселся в джип размером с половину танка и дал по газам.

В общине рассуждали здраво. С приходом зимы не способные даже подтереться «оболочки» попросту вымерзнут. Тем самым вопрос с появлением и утилизацией «дутышей» попросту отпадёт. А вот встречать тепло в обществе тысяч разлагающихся тел никому не хотелось.

Сплюнув, я проделал обратные манипуляции: загнал машину в соседний двор, совершил восхождение на автобус, кульбит с курицей за пазухой и приземление на бис. Других акробатов в общине не было, поэтому я был спокоен – мой дом действительно крепость.

Над головой завис один из дронов Фриды. Эта тоже сулила мне тёплое место в постели и корону лидера. После того, разумеется, как соглашусь с общиной покинуть город.

- Обложили, - процедил я, и в сердцах шмякнул тушку об землю.

***

Аня ещё спала. Принюхавшись, сноровисто переодел её в юбку и матросскую блузку с рюшем. Я всё ещё не терял надежды любовью, заботой и уходом вернуть любимую к жизни… и ещё, чтобы окончательно не рассыпаться, мне нужна была иллюзия нормальности.

Расчесав ей напоследок волосы, спустился на кухню готовить.

Через полтора часа на обеденном столе красовался суп из куриных потрохов и жаркое. Придирчиво оглядев натюрморт, я вытащил из кастрюли раскисшее перо и полез в погреб за томатным соком.

Вернувшись, едва не выронил банку – любимая была на кухне. Такая уютная, домашняя, сонная, с неровно подстриженными тёмно-рыжими волосами она прохаживалась неистребимой цирковой походкой, чуть выворачивая стопы. Мелькали крепкие икры, подчёркивающая попу юбка колыхалась…

- Аня, - прошептал я.

Любимая обернулась: овальное лицо, мягкий подбородок с едва заметной ямочкой, широкий улыбчивый рот с чуть выступающей полной верхней, ярко очерченной губой, аккуратные уши - в её родословной отметилась едва не полвина земного шара. Небольшой носик к кончику чуть расширялся. Я называл его местом для поцелуев. В широко расставленных серых дымчатых глазах мне почудился проблеск сознания и мысли.

- Аня!

В груди набух ком, но тут на солнце нашло облачко. Иллюзия развеялась. Игра света.

- Садись, - упавшим голосом попросил её.

С первыми тремя ложками супа она справилась сама, потом опустила лицо в тарелку и громко зачавкала.

После обеда юбка и матросская блузка отправились в стирку, а Аня в ванную. От нахлынувших слёз отчаяния у меня перед глазами всё плыло.

Вечером, устроившись на подоконнике и посадив рядом жену, я любовался закатом сквозь клён и ворочал в голове трудные думы. Уютно прильнув ко мне, Аня урчала кошкой. Чмокнув её в место для поцелуев, я затянулся и медленно выпустил дым. Мелодия не вернулась. Пустоту заполнил мечтами.

***

Больше таких вечеров не было. На пятое утро наступил край. Пора было признать, что заботой и уходом я всего лишь оттягивал момент неизбежного. Приступы шли один за другим, с мизерными перерывами. Следующий попросту убьёт Аню. А если не посажу её на цепь – то меня. Плечи любимой покрылись глубокими ранами, вывихам потерялся счёт, а запах колорадских жуков, казалось, не пропадал никогда…

Наконец, она выбилась из сил, мерзость внутри затихла и у меня появилась трёхчасовая передышка.

Уложив бедняжку в кровать, я стребовал с Фриды внеочередной убой, назначил Мачмо встречу там же и бегло просмотрел новости из интернета.

- Где ты, добрый доктор со сладкой пилюлей и волшебным уколом? Клён почти опал, и даже если приклею последний лист к окну, как в рассказе Генри - это ничего не даст, - угрюмо произнёс.

Разыскав и подключив болгарку, я срезал запоры на воротах, настежь распахнул их, забрался в автобус и немного отогнал его. Затем нырнул в соседний двор, взял оружие, запасные обоймы, завёл грузовик и выехал по адресу убоя.

«Дутыши» толпились на центральной площади у фонтана. Недалеко от них стоял Мачмо. Из машины размером в половину танка бессмысленно таращился в окно его нынешний улов – симпатичная девочка - «оболочка». Не вынимая правую руку из кармана куртки, он приветственно помахал мне левой рукой и крикнул:

- Плохо выглядишь, Гурон!

- Поговорим, как закончу, - ответил ему.

Характер грядущих отношений виделся ясно – Мачмо меня прикончит, едва вызнает все секреты особняка. Он остаётся в городе, следовательно, нужда в лакомом куске - надёжной крепости и накопителе для гарема стоит остро. Грядут смутные времена – ему придётся мочить всех без разбору.

- И нашим, и вашим. Понимаю, - хохотнул Мачмо и демонстративно ушёл с линии огня.

Я задумчиво уставился на «дутышей».

…Как-то завхоз цирка проводил ревизию запасников и нашёл десяток бесформенных поролоновых фигур. Чтобы не пропадать добру их обрядили в цветные лоскуты и пытались запустить совместный с клоунами номер, под названием «Весёлые кегли». Фигуры поставили рядком на арене. Задача акробатов заключалась в том, чтобы на тросах спускаться и сваливать их по одной. А клоуны должны были поднимать обратно. Номер вышел дурацкий и не смешной. Фигуры вернули в запасники…

- Некого мне тут веселить, - пробормотал я, выхватил оба пистолета, бросился в гущу «дутышей» и, отрезая подход Мачмо к машине, открыл огонь.

Тот метко сбил две «кегли», прикрылся случайными «оболочками» и пошёл на сближение. Я с разбега проехался на коленях и по пути истратил шесть патронов. Мачмо интуитивно увернулся и загремел выстрелами в ответ. «Дутыши» вокруг меня повалились. В лицо брызнуло гноем. Образовалось открытое пространство. Вскочив, я сделал обратный кульбит, пальнул в «молоко», но заставил противника занять невыгодную позицию. Рой смертоносного свинца пронёсся мимо. Я ходил колесом, крутился юлой, «кегли» падали, мешались под ногами, путали траекторию и мне, и противнику.

Как любой цирковой я прекрасно умел жонглировать разными предметами. Владел и джогглингом. В первом ПМ кончились патроны. Подбросив оружие, я перехватил его за дуло, крутанулся, и отчаянным броском снизу наискосок метнул в Мачмо. Тот прозевал мой финт и упал, хлюпая раздробленным носом. Гикнув, я подбежал к нему и всадил оставшиеся пули из второго ПМ в сердце.

- Нельзя мне прямо сейчас умирать, - вытерев пот со лба, произнёс я, и пошёл выручать девочку - «оболочку».

Надо было восстановить естественный ход вещей – ей не хватит сообразительности даже для того, чтобы выбраться из машины.

Мачмо занял место на самом дне грузовика и в реку угодил последним. Мне нужно было переждать, пока не уберётся один из дронов любопытной Фриды и спокойно сотворить молитву для «дутышей».

Я глянул на часы. До очередного приступа Ани осталось мало времени. Вскочив в грузовик, резко дал по газам.

***

Сквозь проём между швеллерами сыпались открытые пачки с печеньем, палки сухих колбас, засахаренные фрукты, сырые овощи и прочая еда. Следом я принялся пропихивать зимние вещи. Галаретка урчала.

- Надевай быстро. Да без разницы, что навыворот. Еду экономь, слышишь? Вот, напасть. Свалилась на голову, чёртова баба. Застегни боты. Липучки сбоку. Варежки пока сунь в карманы. Ты меня вообще понимаешь? О-ох. Да не смотри так.

Дома я раскрыл все двери, достал из кладовых и разложил повсюду все продукты, смазал раны Ани зелёнкой, налепил поверх бактерицидный пластырь, надел на неё свитер, тёплую куртку, вязаную шапочку, колготы с начёсом, джинсы, удобные сапожки и прилёг рядом.

- Фух, вот и всё.

Вирус украл у любимой речь, интеллект, обаяние и превратил в неразумный организм, но делать её объектом для короткой услады Мачмо было выше моих сил. С уродом, к счастью, покончено. Пару недель назад адекватные ребята по всему миру запустили по сети предложение одевать в зимние вещи «оболочек». Разработкой антидота против вируса занимались исключительно дилетанты, но вдруг? И организмы в куртках гипотетически входили в первую волну вакцинации. Это если хватит воли, желания и милосердия, конечно.

Унюхав запах колорадских жуков, я обнял Аню и зачастил:

- Знаешь, любимая, какая у меня мечта? Хочу переоборудовать Neoplan под дом на колёсах. Внизу будет кухня, а сверху спальня. Плюс там же демонтирую часть сидений и устрою шикарную обзорную площадку. Наберём продуктов, топлива и махнём по стране. Знаешь, с какими замечательными ребятами я познакомился в интернете? Съездим в обе столицы, потом заглянём в Северодвинск. Там подводники нехило устроились. Чуть покрутимся по Уралу и Сибири, а дальше посмотрим. Как тебе?

Аня зашевелилась и резко напряглась.

- Чш-ш-ш, успокойся. И прости. Ничего у меня не получилось. Смело кусай. Всё равно без тебя мне не жить. Сердце разорвётся, глядя, как ты будешь безучастно бродить в толпе или станешь «дутышем». Уж лучше я первый. Помнишь же? – горько усмехнулся. – И в горе и в радости… О, слышишь, погода испортилась. Ноябрь. Кончилась золотая осень. Что ещё?.. Ах, да! Дома полно продуктов. Ворота открыты настежь. Наверняка скоро и Галаретка объявится. С ней вообще ничего непонятно. Вроде и «оболочка», только неправильная…

Я ещё что-то говорил, но усталость и апатия брали верх. Первое прикосновение зубов Ани к моему предплечью было почти нежным. Словно щеночек куснул. Потом ещё и ещё. Сильнее, напористее… Свет мерк, глаза закрывались…

В голову вернулась прежняя мелодия. В минорных тягучих тоскливых нотах - протяжной клавишей соль-минор, с повторяющимся мягким переходом в фа.

***

- Юрка, просыпайся! Да что такое? Неужели пьяный. Ты ж раньше никогда…

- «Дутыши» могут общаться с «оболочками»? Не знал, - вяло промямлил я.

- Бредишь? А ну вставай! – крепкий кулачок ощутимо двинул по рёбрам.

- Интересные ощущения.

- Сейчас вообще обхохочешься.

- Ой!

- За ухо укусила, - угрожающе сообщила Аня.

- Всё тебе мало.

Я раскрыл глаза… и тут же закрыл. На мне сидела любимая. В джемпере и вельветовых брючках.

- А где куртка?

- Вот, наконец-то разумные речи. Давай-ка теперь милый муженёк рассказывай, как мы оказались в этом шикарном особняке? И учти – это самый простой вопрос.

- Да-а? – От ошеломления у меня немного помутилось в голове.

- Ты отрастил волосы! Куришь, – воскликнула Аня, запнулась и зловеще добавила: - На улице и в близлежащих домах никого. Тёплую одежду и раны пока опустим. На мне трусики наизнанку! Мало? Очнись, Юрка!

- Действительно, какой я теперь Гурон? Юрка, конечно же, Юрка!..

- Что вообще здесь происходит! – В голосе Ани прорезалось отчаяние, и это меня окончательно привело в чувство.

- Любимая, девочка, щебетушечка моя, - я обнял её и заплакал.

Прежде чем вырубиться через полчаса она узнала почти всё. В доме нашлось несколько шприцов, а во мне крови. Смешав её с соком, дал выпить Ане. Период активности достиг шести часов.

- Выходит, это мои укусы, – упавшим голосом констатировала она.

- Знал бы, не мучил тебя так долго.

- А мне, как ни странно, нравится новая причёска. Оставить?

- Останься.

- Юрка…

Следом была ещё одна порция крови. Спустя сутки она стала абсолютно здоровым человеком. За окнами лил обложной дождь.

- Памперсы… Неужели это!.. Юрка?!

- Пустяки.

- Ужас! Чем ты меня кормил? Набрала два килограмма лишнего веса.

- Это поправимо, - пообещал я и нежно сжал её попу.

- Юрка, ах…

Вторые сутки мы безвылазно провели в постели, а на третьи я спохватился, прочитал в компьютере сообщения, выразил сдержанную озабоченность и посетовал на простуду – община для проформы искала Мачмо. А потом быстро, короткими перебежками, высматривая дроны, миновал две улицы, проник в школу, стащил оттуда самый большой микроскоп, пару чашек Петри и сотню предметных стёкол. Вернувшись, поставил автобус на прежнее место и запер ворота.

Затем приветственно помахав рукой последнему оставшемуся листу на клёне, пошёл по раскисшей от дождя земле к запасному выходу.

Галаретки на посту не оказалось. Ушла кусаться, наверное.

- Возвращайся скорее, - крикнул. – У меня на тебя большие планы.

Авторы вируса, помимо изощрённой гениальности, оказались и отличными знатоками психологии. «Оболочки» на глазах оставшихся счастливчиков будут быстро деградировать, вызывая у живых самые низменные чувства. «Дутыши» же - бонус к полному отторжению. Затем зима убьёт всех. Таков был план. Но тут вмешался я. Наверняка единственный. Мало у кого достало бы возможностей, терпения и любви, чтобы оберегать «оболочку», а потом и позволить себя укусить. В моей крови вируса не было, и именно она оказалась антидотом.

С другой стороны я, не будучи психологом, прекрасно понимал что, даже получив поддержку и согласие на лечение «оболочек» собственной кровью, много народу не спасёшь, и сегрегация, начиная с этапа выбора рецепиентов, сохранится. Мне нужно было вывести Аню из-под удара. Никто не должен знать, что она «оболочка». А роль подопытного кролика предназначалась Галаретке – она как раз вернулась на свой пост.

Я не отходил от компьютера – изучал бытующие настроения и исподволь бросал мутные обнадёживающие намёки. Аня долго предаваться унынию попросту не умела. Она занялась обустройством нормального быта, готовкой, защебетала, а на следующий день по дому - я перетащил из старого жилища всё ценное, - разнёсся запах красок. Ночами же нам было слаще, чем в медовый месяц.

Жизнь наладилась, но без помощи любимой вся затея летела в тартарары. И я ей рассказал всё, о чём раньше умалчивал. Даже взглянув на цепь и сбрую в подвале, она согласилась не сразу. Пришлось устроить Ане экскурсию по городу, показать состояние «оболочек» и познакомить с «дутышами». А потом добить процентом реально живых.

Я срезал болгаркой преграду, любимая поманила за собой Галаретку, и та пошла.

Аня сама раздела и отмыла подругу. Всё остальное мы, дождавшись её приступа, снимали и комментировали на смартфон в доме. Крупной Галаретке пришлось отдать с пол литра моей крови. Теперь она не фигурально, а буквально её пила. Период трансформации в нормального человека тоже затянулся, но всё завершилось благополучно. Мне приходилось крутиться белкой, чтобы постоянно держать в кадре микроскоп, предметные стёкла с капельками собственной крови и Аню, не забывая на все лады восхищаться её блестящим открытием.

- Это всё жена! Сидела безвылазно в доме, считала, думала, экспериментировала – и вот, пожалуйста!

- Любой, кто хоть немножко в теме, меня сразу раскусит, Юрка, - смущённо шептала она.

Я делал страшные глаза – так надо!

Благодаря выложенному видео удалось достучаться до такого числа людей, что они погасили воодушевлением пессимистов. «Оболочек» постепенно начали не только одевать, но и заманивать в тёплые места.

Городская община резко прекратила сборы и притихла. А сегодня Фрида, написав полстраницы вздора и многоэтажно обозвав, отправила меня в бан.

Через пару дней у нас должна была собраться куча народу. Ожидался и столичный интерн. Мне хотелось поделиться с ним догадками по поводу нетипичного для «оболочки» поведения Галаретки и уговорить сделать ей полный анализ крови. Если там не окажется вируса, то пусть послужит человечеству. Чем дальше и дольше – тем лучше.

Я настоял на том, что никакого доклада от Ани не будет – дело сделано, нечего точить лясы. И выставил условие – гости забирают Галаретку с собой как образец и знамя новой жизни.

Едва она об этом узнала, начался кошмар и тоска. Галаретка ныла, зудела и ходила хвостом. Сердобольная любимая колебалась, а я хватался за голову – опять?..

Однажды, скрываясь от зануды, заглянул в студию жены и увидел вместо привычных зверушек в мыльной пене, девочку похожую на себя и мальчика помладше – копию Ани.

- Сигнал понятен, – тихонько произнёс я, спустился к компьютеру и принялся наводить справки.

Эйфория эйфорией, но было понятно, что скоро города – как рассадники болезней и могильники будут обходить десятой дорогой, начнутся проблемы с едой, топливо на заправках выдохнется, а с этим встанет и весь транспорт. Но где-то год ещё будет сносно. Поэтому я решил-таки попутешествовать на автобусе. Акробаты в будущем вряд ли будут востребованы, значит, побуду пока донором. Сердобольная Аня во время пути наверняка кого-нибудь пожалеет…

Но любимая не знала конечного пункта. Из-за Галаретки. Меня не покидало предчувствие, что эта чёртова баба нас снова разыщет, поэтому сыпал обманки и темнил. А вдруг, идя по запутанному следу, и она обретёт личное счастье? Всё-таки стала звездой, сбросила вес и стала как бы симпатичней!..

Я решил, что мы обоснуемся в районе Сочи, где тёплые зимы, рядом море и можно вести натуральное хозяйство. Но не только это было главной причиной. Там несколько сильных общин, есть приличные врачи-акушеры, и сохранилась звукозаписывающая студия. Концовку мелодии я решил поменять. Она не должна звучать так тоскливо. Мало кому повезло как мне - любимая рядом. У меня и мира появилась надежда.

- Будет что-то бравурное с мажорной линией клавишных. Басовая партия – сухо чётко медиатором по струне диапазона ми-контроктавы в стандартном ключе «фа». Напольный том-том в классическом двухсекундном интервале - тум – ц-ца, тум – ц-ца, и в конце каждой цифры спаренные удары палочками. И всё это сбрызнуть мягкими маршевыми септаккордами гитар, а в концовке запустить мерное затухающее тиканье часов. Ане понравится, - копаясь в моторе автобуса, со вкусом протянул я и улыбнулся.