В поисках надежды

Всё хорошо — уговаривал я себя. Да, у Грея что-то не в порядке с головой, и это выяснилось не сразу. Да, тесты не смогли это определить. Как? — вновь ужасался я. Как наша с ним совместимость могла оказаться почти стопроцентной? С такими результатами нас, ясен пень, распределили в один экипаж.

И всё же было в порядке. Мы с Греем проверили каждый винтик нашего судна, каждую заклёпку, протестировали электронику согласно алгоритму КНПиГ-23. На самом деле просто делали своё дело — всё, что сделал бы каждый здравомыслящий человек, отправляясь в космос на неопределенное время.

Нет, конечно, меня, бывает, тоже иногда вырывает на минутку из реальности — нахлынут вдруг какие-то странные сантименты и воспоминания, которых, может, и не было. До сих пор не по себе, когда представляю, как выглядел со стороны, когда перед самым полётом полчаса гладил дерево по стеклу защитного купола. Грею, заставшему меня за этим занятием, я всё объяснил вечной нехваткой кислорода, генетической памятью и детской впечатлительностью. Когда я был ребёнком, попал однажды в кино на редкий фильм о древней природе. И хорошо запомнил те ощущения: я ходил средь шелестящих листьями исполинов, трогал шершавую кору, запинался о могучие корни. Не верилось, что для наших предков это не было диковинкой, и они могли бродить средь лёгких планеты и совсем не обращать на них внимания. А сейчас на Земле сохранилось не так уж много деревьев, все они укрыты защитными куполами, к ним подведены провода и шланги. За деревьями тщательно ухаживают, берегут каждый плод, каждое семя, собирают кислород в резервуары, чтобы распределить потом баллоны на всех жителей планеты. Половина землян заботится о жизнеобеспечении Земли, половина озабочена поиском планеты для переселения в случае, если с деревьями опять что-то случится.

Пока что из миллиардов галактик, мы знаем почти всё лишь о нашей и ближайших тридцати. Но если туманность Андромеды, М33 и Магеллановы Облака мы исследовали вдоль и поперёк, то остальные нам ещё изучать и изучать. Учёные предполагают, что планет с действительно подходящими для землян условиями, скорее всего, не много. Поэтому так важно перепроверять всё лично: атмосферу, источники воды, дружественность коренного населения, если таковое имеется.

На поиски планеты, мало мальски похожей на пригодную (в идеале – необитаемой), могут уйти годы, да даже десятки лет, поэтому и важна психологическая совместимость — чтобы поисковики банально не перессорились за это время, а работали слаженно и надёжно.

В общем, согласно тестам нас с Греем определили в один экипаж, и мы отправились в галактику Г13Ц к планете Мрик-347. Командование возлагало на нас и планету большие надежды.

Превращаться в психа Грей начал незадолго до того, как мы достигли кромки искомой галактики. Как неприкаянный метался он от одной стены рубки к другой, листал на стене изображения старинных форм растений, гладил их цветочки-лепесточки, садился в кресло и часами смотрел в потолок. По ночам он спал очень не спокойно, вздрагивал, что-то шептал, смеялся, в общем всячески мешал мне выспаться. Днём он отвечал невпопад, стал мрачным и угрюмым, мог внезапно захохотать. Но свои обязанности выполнял исправно. Я же с каждым днём всё больше злился по пустякам.

Раздражало, что я привязался к человеку и так в нём ошибся. У меня было много приятелей, но за короткое время Грей умудрился стать мне другом, которого я готов был назвать лучшим. Он был таким цельным, таким чертовски умным и рассудительным, и при этом очень весёлым. Он умудрялся рассмешить и меня. Кажется, за месяцы, проведённые вместе, мы рассказали друг другу обо всём на свете. Можно сказать, узнали друг друга вдоль и поперёк. Единственное, Грей, как, впрочем, и я, особо не распространялся на романтические темы. Я знал лишь, что у него есть какая-то давняя пассия, отношения с которой находятся скорее в виртуальной плоскости. Вообще, нам, поисковикам не свойственно поддаваться чувствам, и уж тем более влюбляться раз и навсегда. Мы предпочитаем лёгкие, быстрые связи. Толку иметь семью и не видеть её, скитаясь в Космосе? Но дело не в этом. А в том, что мой лучший друг Грей стал сходить с ума, а мне с ним предстояло ещё лететь и лететь, работать и работать. Я не знал, что делать, и просто старался по максимуму дистанцироваться от напарника.

Когда слабое голубоватое свечение планеты Мрик-347 стало видно невооружённым глазом, мы приглушили моторы, включили режим невидимки и стали готовиться ко встрече с неизвестным. Через пару дней Грей задумчиво сказал:

— Если это та самая планета, Дик, я не дам её разрушить, как Землю. Они никогда не узнают, что мы нашли подходящее место.

— Что ты несёшь? — возмутился я. — Во-первых, командование уже знает, что мы подлетаем к Мрику. Во-вторых, Землю разрушали наши предки. Не мы. Мы наоборот — стараемся её спасти. Ты же знаешь, что учёные делают всё, чтобы восстановить земную атмосферу и водные ресурсы. А лично мы с тобой просто ищем подходящую планету для переселения. К тому же, возможно, лишь временного переселения. В наших интересах, чтобы Мрик нам подошёл! Какой у Земли ещё выбор? Миржали и Адржали? Они давно переполнены.

— Вот именно! А кто спрашивал миржальцев и адржальцев, хотят ли они прогибаться под нас?

— С ними заключили договор! Всё по-честному! — рявкнул я. — Никто их не угнетает.

— Это ты так думаешь, — буркнул Грей и решительно добавил: — Я всё равно не отдам им Мрик-347! Я слишком долго его искал.

— Не дольше, чем я. Ты не забыл, что мы с тобой летим вместе? — я начал закипать, но вовремя вспомнил практики борьбы со стрессом: задержал дыхание, сделал пару долгих вдохов-выдохов и несколько раз энергично встряхнул плечами. Мы уже здесь. Для разногласий нет причин. Осмотримся, возьмём пробы воздуха, почвы, жидкостей, познакомимся с формами жизни. Если есть разум, установим контакт... А что до фантазий и странного поведения Грея — ну, что он реально может сделать? Мелет чушь, ну и пусть мелет. Перетерплю. К тому же я командир, и Грей обязан мне подчиняться.

Приблизившись к планете ещё на день, мы обалдели. Шарик Мрика был почти копией древних снимков Земли: зеленовато-бурые континенты на ярком голубом фоне. Я сразу нащёлкал кучу фотографий, но отправить их в Центр Управления не удалось. Аппаратура фонила несколько дней подряд, пока сигнал окончательно не угас. Сначала я подозревал Грея, но, похоже, он и сам был удивлён неполадкам.

Среди буйной зелёной растительности Мрика нам с трудом удалось отыскать более-менее свободный и ровный участок для приземления. Атмосфера оказалась вполне подходящей для дыхания. Мы сделали не меньше сотни проб и исследований воздуха на токсичные вещества, убедились в его безопасности и только после этого вышли на поверхность. В масках и тяжёлых скафандрах. Грей огляделся, вздохнул и снял кислородную маску. Я не успел его остановить и с подозрением наблюдал, как жадно он глотал воздух, а его глаза светились всё ярче и ярче. И тут Грей окончательно слетел с катушек.

— Я нашёл тебя! Я нашёл тебя! Ты здесь! Я знаю, ты здесь! — закружился он по песчаному грунту, растопырив руки, и слёзы текли по его небритым щекам могучими ручьями, оставляя в щетине мокрые дорожки. Глядя на напарника, я решил ни за что не снимать маску.

За деревьями мелькнули неясные тени, я схватил Грея за руку и потащил к кораблю. Он же со всей силы рубанул меня кулачищем по запястью — как не сломал вообще? — оттолкнул и побежал в лес.

— Идиот! — сдавленно прокричал ему вслед, — Когда вернёмся, собственноручно сдам тебя под трибунал за невыполнение должностных инструкций.

Я подхватил сумку с инструментами и рванул за ним. Но вспомнив, чем чревато отходить от корабля, не изучив досконально место посадки, остановился, решив, что Грей далеко не уйдёт, вернётся. Всё-таки осторожность у него в крови, а мы совсем не знали, какие здесь могут быть формы жизни. Через некоторое время, наползавшись вокруг и не обнаружив ничего опасного, я забеспокоился, что с Греем всё же что-то случилось. Запер корабль и быстро пошёл по следам товарища, на всякий случай держа наготове парализатор, надеясь, что он подействует на местных обитателей, если таковые имеются.

Грея я по следам не нашёл. Зато наткнулся на небольшую речку, взял пробы воды, почвы, собрал ботанический материал. Живность тоже видел. Не понял только, насколько разумную. Надо мной кружили большие оранжевые мухи, видел я и парочку полосатых змееподобных, но не успел разглядеть подробнее — уж очень быстро исчезли. Всю дорогу меня сопровождали какие-то невнятные тени за деревьями, но никак не выдавали своих намерений. Я заподозрил, что тени принадлежат неким разумным существам и забеспокоился, потому что ничего не было понятно. Чувствовал лишь только, что на этой планете разумны не одни мы с Греем.

Горизонт стал темнеть, и я не рискнул уходить ещё дальше. Вернулся на корабль и стал ждать. Наверняка Грей в порядке и придёт к вечеру. Но ночь я провёл в одиночестве. Так странно было спать в тишине — привык уже к его вечному бормотанию и вскрикам.

Зато на утро он объявился. Без скафандра, весь какой-то взъерошенный и до неприличия счастливый. Не помню, чтобы я вообще когда-либо видел, чтобы человек так явно проявлял своё состояние. Мы же с детства учимся сдерживать свои чувства, управлять ими. Да и вообще это важное профессиональное качество. Я поражённо застыл на выходе из корабля. За спиной Грея колыхалась тень. Не его тень, а какая-то другая, похожая на те, что я видел в лесу вчера.

— Познакомься, Дик, — почти пропел Грей, — с моей суженой. — Я так и сел. На ступени. А Грей продолжал: — Это и есть Надя. На местном языке её, конечно, зовут по-другому, мне пока ещё сложно выговорить, а ты, наверное, даже и не услышишь здешнюю речь. Я тебе рассказывал про Наденьку. Она — мой сбывшийся сон, моя мечта, моя надежда!

Я переводил взгляд с него на тень и ничего не мог понять. Но чем дольше я смотрел на это странное существо, тем явственней проступали очертания её лица и тела. Они чем-то были похожи на человеческие, отдалённо так. Еле заметные черты гуманоида. Как бледная тень на тени. Грей же продолжал рассказывать:

— Я знаю, тебе сложно в это поверить, Дик, но мы с Надей много лет общались во сне. Она моя вторая половина. Я это точно знаю. Мы учим языки друг друга, и я уже вполне сносно общаюсь и с остальными. Я знаю всё о Наде и её родных, об этой чудесной планете. Не знал я только точное местоположение, ведь на местном языке Мрик называется иначе, а про космические координаты здесь не слышали. Я и в поисковики-то только потому и подался, чтобы Надю найти. — Широкая улыбка Грея вдруг исчезла, и я вновь признал в нём своего серьёзного, пусть и безумного товарища. Он твёрдо сказал: — Дик, послушай меня: ты прямо сейчас сядешь в корабль и улетишь. А я останусь здесь. Навсегда. Понимаешь? На-всег-да.

Я молча кивнул. Да и что тут можно было сказать? Он явно тронулся. Как? Как можно познакомиться во сне? Тем более с инопланетянами? Я уж молчу о том, чтобы влюбиться в неведомое нечто. Мне срочно нужно было выгнать тень, связать Грея и запереть в каюте. Как только я об этом подумал, тень изменилась, задрожала, начала увеличиваться и как будто шипеть. Она недвусмысленно угрожала. У меня мурашки по спине побежали. А я вообще-то не из трусливых.

— Дик, не надо! Они не позволят меня увезти, — и тут я заметил, что вокруг нас потемнело от покачивающихся теней. В сердце защемило. — Вот, я принёс тебе пробы из пещеры забвения, это примерный перевод того, как её тут называют. Скажешь, что вся планета такая — непригодная для жизни.

— Но она же пригодна, Грей! Я не могу соврать. Я не имею права врать! Люди ждут новую планету. Как ты не понимаешь? С местными можно договориться. Тем более ты знаешь их язык. Ты же бесценен! Как это ты хочешь остаться здесь один? Ты с ума сошёл?

— Дик, ты не понимаешь, — мягко сказал напарник, — я теперь не один. Я с любимой, я со своими. Смотри, — он достал из заплечного мешка пробирки и баночки. В одной из банок лежал тёмно-серый камень. Грей открыл стеклянный контейнер, надел перчатки и очень осторожно разделил камень пополам. Внутри была полость с булькающей прозрачной жидкостью. Грей сунул в неё нож, и сталь мгновенно начала плавиться. Он отбросил остатки рукоятки в ближайшие кусты, и примерно за минуту кустов не стало. Я оторопело смотрел на выжженное место и прикидывал, как быстро эта хрень может сжечь наш корабль.

— Не беспокойся, через пару минут жидкость испарится и перестанет уничтожать всё на своём пути, — успокоил меня Грей. — Запоминай: командованию скажешь, что я пошёл первым, увидел реку, неаккуратно зачерпнул в пробирку воды, обрызгав скафандр, и кислота меня тут же разъела. Эту пробу я тебе не отдам. Извини. Если хоть капля случайно выплеснется из камня, она, если и не уничтожит, но сильно повредит корабль. А я не хочу тебе зла. Им я зла тоже не хочу, — кивнул он в сторону своей тени-суженой. Медленно соединил две половинки камня и убрал их в склянку.

Я не знал, что сказать, и просто наблюдал за ним и его полупрозрачной Надей. Строй теней поредел. Наверное, они были настроены отпустить меня восвояси. Я же сидел и думал, смогу ли когда-нибудь хоть кому-нибудь поведать о безумии Грея и о своей неспособности повлиять на ситуацию. Какой у меня был выбор? Бороться с ним, запихнуть его в корабль силой, не зная, какими способностями обладают местные жители? Остаться с ним? А толку-то. Рано или поздно по нашему маршруту прилетел бы другой корабль. Нас бы нашли. Да и я слишком люблю Землю, слишком скучаю по женским чарам, чтобы отказаться от этого навсегда.

Грей сел рядом. Его странная тень протиснулась между нами. Она была похожа на туман, но только очень тёплая. Она гладила меня по плечу и странно шелестела, будто шептала. Я закурил. Вдруг из шёпота тени я смог вычленить слова: «очень сложно… люблю Грея… сердце едино… планета нельзя… вы не высшая раса… мы не высшая раса… мы – это вы… вы – это мы… вспомни… спасение… подумай… давно был здесь… вернёшься… придёт время… умрёшь…» Сначала я пытался понять, о чём она, потом в раздражении вскочил, отошёл на шаг. Меня трясло. Не люблю разговоры о смерти. «Страх нельзя…», — донеслось до меня. Чёрт бы их всех побрал! Со всей силы долбанул по обшивке корабля, не понимая, как быть. Грей подошёл ко мне, похлопал по плечу и подтолкнул ко входу. Я обернулся и посмотрел ему в глаза. Он протянул мне руку, и мы обнялись. Я не знаю, сколько времени мы так простояли. Я чувствовал влагу на своих щеках и не знал, мои это слёзы или его.

***

Спустя два дня я будто в трансе сидел за пультом управления. Голубое свечение Мрика отдалялось, и я не мог отвести от него глаз. Я был один. И впервые в жизни одиночество, словно стамеской, слой за слоем выгрызало моё нутро. В какой-то момент я даже позавидовал Грею: он там с со своей тенью Надей. А я? А я к сорока годам так и не обзавёлся возлюбленной с нежными руками и ласковыми речами. Внезапно на экране коммуникатора побежали буквы: «Почему пропали со связи? Кто дал приказ покинуть Г13Ц? Разворачивайтесь!»

Я потёр виски и медленно набрал текст: «Жизнь невозможна».

«Повернуть назад!».

«Жизнь невозможна», — написал я ещё раз, включил голосовую связь и сквозь скрежет и шипение помех прохрипел: — На планете Мрик-347 жизнь невозможна. Я, капитан Дик Арбузов, возвращаюсь на базу. Помощник Грей Скорс погиб при выполнении задания.

На меня заорали голоса из коммуникатора. Связь налаживается, подумал я и почувствовал, как приподнимаются уголки моих губ.

Я поклялся Грею, что никто не узнает о жизни на Мрике. Моя задача объявить планету мёртвой. Правильно ли это? У меня нет ответа.