Вспышка

Стоял по-летнему теплый осенний день. Из довольно не примечательного переулка на практически пустующие улицы Города вышло двое. Мужчина лет сорока, слегка болезненного вида, в потрепанном полинявшем пальто. И женщина, немного моложе своего спутника, в запахнутом вылинявшем плаще и довольно приятной на вид шляпке, что скрывала черные волосы. Они спешно повернули на тротуар и, не сбавляя шагу, продолжили идти вперед.

Вскоре они попали на широкий перекресток. Из здания напротив, с яркой вывеской, тянулась еще пока не длинная очередь. С облегчением выдохнув, женщина и ее спутник встали в конец этой очереди на отмеченное линией место. Такие линии, отстоящие друг от друга на некоторое расстояние, уже давно стали чем-то обыденным в местах скопления людей. Они тянулись вдаль, выходя даже на некогда проезжую часть, о прежнем существовании которой напоминали только выцветшие остатки разметки. Машин в Городе не видели уже давно, некоторые с грустью вспоминали о них, но большинство никогда бы не захотело снова увидеть машины.

По мере продвижения очереди вперед, люди все подходили и подходили. Выползали на перекресток из переулков.

– Видишь, дорогой, как хорошо, что мы вышли пораньше? – похвалила себя за предусмотрительность Мария, обратившись к своему мужу Питеру. Тем, кто приходил позже, могло вовсе ничего не достаться, и каждый знал это, но не каждый мог позволить себе столь ранний выход: строгое Предписание регламентировало часы и количество отгулов, которые можно было взять для похода в магазин. Уйдешь раньше и запросто лишишься работы, а это в Городе было равносильно смерти. Поэтому Марии было чем гордиться сегодня, ведь она специально переработала для этого похода несколько смен.

Питер смог заставить себя улыбнуться, но вышло у него плохо. Чувствовал он себя неважно. С каждой минутой ему было все тяжелее стоять. Но он пошел сюда только чтобы помочь жене, и для того чтобы ненадолго убежать от работы, где он и почувствовал себя не хорошо. Такая передышка, как он думал, поможет вернуться ему на ноги, ведь к вечеру нужно снова заступать на смену и уж там ему точно нужно быть здоровым.

Очередь продвигалась, и вот уже показались двери магазина. Однако Питер больше не мог держаться. В горле жутко першило, того и гляди раскашляешься при людях. Стало трудно дышать. Питер даже расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке.

– Дорогая, – хриплым шепотом обратился он к Марии, – что-то мне нехорошо. Давай уйдем. – Он еле сдержал кашель после того, как закончил говорить. Это вызвало у него ужас. Ведь если он не сдержится, в лучшем случае его отправят к лекарю, выпишут больничный, а потом дадут за каждый день недоработок дополнительные сверхсмены, а в худшем… Нет! Питер даже не хотел думать о таком, это было так давно, так страшно. Это просто усталость, пытался он убедить себя.

– Потерпи, Питер. Еще немного и пойдем домой.

Нет, думала Мария. Отсюда сегодня, она не уйдет. Столько трудиться, чтобы наконец заслужить продовольственную А-карточку. На нее можно было столько набрать, что о походе в магазин на ближайшие пару недель можно забыть. Сегодня она никуда отсюда не уйдет.

– Пожалуйста, дорогой! – умоляла она. Хотя и сама прекрасно видела, что Питеру нездоровиться. Ей это совершенно не нравилось, и она была этим обеспокоена. Она заметила бледность мужа, как только тот вернулся с утренней смены, перед походом в магазин. Но подумала, что такая прогулка пойдет ему на пользу. Теперь она видела, что ошиблась. Но и уходить нельзя было. Карточка сегодня заканчивала свой срок. Она так долго готовилась к этому моменту...

Питер кивнул ей, мол, ради тебя и нас, дорогая. Она одарила его самой нежной улыбкой. Питер понимал ценность сегодняшнего похода, и каких это стоило усилий для него и Марии.

Мимо проходили довольные горожане, кто с авоськой, а кто и с котомкой полной съестных и бытовых припасов. Прошли даже соседи Марии и Питера, поздоровались на расстоянии вытянутой руки и спешно понесли свои покупки домой.

Вот и Питер с Марией зашли внутрь магазина. Впереди них стояло еще человек пять. Полки и витрины в самом зале были пусты. Только прилавок и стоящие за ним стеллажи полнились товаром. Остальное продавец приносил со склада. Мария уже прекрасно знала что купить, но была готова к тому, что чего-то не окажется.

Обслуживаемый покупатель уже забирал свой пакет из специального окна в стекле, которым был огорожен прилавок. Как вдруг тишину зала нарушил сухой громкий кашель. Питер не сдержался.

Это ошарашило всех. После того как каждый в зале осознал, что произошло и происходило сейчас (ведь Питер продолжал кашлять), толпа отпрянула подальше, вжалась в стену. Стал раздаваться крик и вой. Кто-то заверещал на улице. Одна Мария осталась на белой линии рядом с Питером. Она просто растерялась. Ей тоже надо было отойти, убежать. Но это кашлял Питер, ее муж. Она помнила страх и ужас, который чувствовала много лет назад, как наверное, помнили многие в этом зале и Городе. Но бросить Питера она не могла. Поэтому потерялась и в некотором забытьи продолжала стоять посреди зала и смотреть на ужасно кашляющего Питера.

Он же сразу осознал, что происходит с ним: видел это в прошлом и знал, чем такое заканчивалось. И от этого ужаса приступ кашля только усилился. Горло просто разрывало. Он не мог остановиться. От надрывного кашля даже согнулся пополам.

Люди в зале стояли, как вкопанные. Только один мужчина решился выйти вперед. Он оторвал от рубахи лоскут и приложил ко рту и носу: стал дышать через тряпицу. Такая простенькая защита позволила ему приблизиться к Питеру и со всей силы оттолкнуть его в противоположную сторону. Питер ударился о полки, не устоял и повалился на пол, не прекращая кашлять, но уже с кровью. Мужчина же схватил Марию и оттащил из центра к стене, у которой собрались остальные обреченные.

Продавец, пожилой, но еще крепкий, добродушный на вид, с первого же раза понял, что к чему. И пусть его защищало стекло, в прошлом он видел достаточно, чтобы понять: оно его не спасет. Он лег за стойкой, судорожно пытаясь отыскать запрятанный еще с тех времен противогаз. Когда же, наконец, нащупал заветную тряпицу, в которую тот был завернут, его как по голове огрело. Он заметил красную кнопку под прилавком. Продавец прекрасно о ней знал. И знал, для чего та предназначена, но когда момент настал... Он не решался на нее нажать. Однако таков был его долг, и он, скрепя сердцем, зная к каким последствиям это приведет, нажал на нее. В этот момент зал погряз в тишине. Кашель прекратился. А Питер скончался на полных страха глазах толпы.

Город же не затих. Напротив он уже давно не был таким живым. Все закопошились, ведь практически каждый в таком маленьком селении уже знал, что произошло. Городские власти, боясь повторения страшного сценария прошлого, приняли решительные меры. Весь район, где и был тот злосчастный магазин, огородили и никого из него не выпускали. Жители Города судорожно собирали пожитки, что-то прятали, заколачивали окна и запирали двери. Кто-то прощался со знакомыми, а кто-то и с близкими и детьми. Ведь уже на второй день послышался приближающийся гул сирен. Машины, которых Город уже давно не видел, возвращались.

На этих машинах в Город приехали маски. Ужасные и внушающие страх маски. Еще тогда, много лет назад, когда они впервые появились, все знали, что они нужны для спасения, что именно с их помощью кошмар прекратиться, но даже тогда они внушали страх, подсознательный и инстинктивный. Для многих маски из спасителей превратились в бедствие. И в то утро они начали свой обход, объявив во всем Городе карантин. Они принялись за район, где случилась трагедия. Стали вламываться в дома, вскрывать квартиры. Всех, кто вызывал у масок малейшие подозрения, забирали в специальные резерваторы, вновь открывшиеся с давних пор. Оттуда возвращались не многие.

Первым делом, конечно же, осмотрели магазин. Хладный труп Питера утащили в закрытом коробе и увезли из города. Сам магазин оцепили и, когда эвакуировали все близлежащие квартиры, подожгли. Сгорело все: и здание, и годовые запасы продуктов, и бытовая утварь. Всех контактировавших, а такими маски сочли всех, кто был в тот день в магазине, первым делом вытащили из квартир в резерватор, тех же, кто сопротивлялся, целыми семьями вывозили в страшных черных коробах. Никто пока не говорил это вслух, ведь до сих пор многие надеялись, что это ошибка, и что скоро все закончиться, вернется к прежнему руслу, но уже было понятно, что такого не случиться. Власти оставались молчаливы. С каждым днем масок в Городе становилось все больше, и все больше из закрытого района вывозили черных коробов. Постепенно пустели квартиры, целые дома сжигали, чтобы остановить пожар другого рода. А жители Города уже не надеялись на спасение. Так начиналась история второй Вспышки.

***

Как только маски утвердили свои порядки в Городе, они собрали в муниципалитете всех представителей местной власти. Одноэтажное здание в центре Города, обычно пустующее, сегодня, как и весь город, полнилось от жизни. В зал для собраний со всех концов селения из своих поместий уже слетались правящие семьи. Первым явился Марк Верховенцев, чья фамилия от самых корней этого поселения занималась властью законодательной. Статный, подтянутый, в кителе. Седина в висках и лысеющий лоб говорили о почтенном возрасте правителя. В глазах читалось беспокойство и не малая решительность. Но только проницательный человек смог бы заметить каким ужасом был объят Верховенцев. Он помнил о том, что произошло лет тридцать назад. И потому первым же прилетел на собрание. Нужно было принять решительные меры, чтобы спасти Город, хотя бы что-то от него. Однако он был разочарован, когда понял, что зал был пуст. Только четыре обтянутых черной кожей стула встречали его. Даже маски, призвавшей его, тут не было. Он стянул на подбородок сероватую марлевую повязку и в нос ударил запах лакированных половиц.

Скрипнули двери. Верховенцев встрепенулся и развернулся. Он надеялся увидеть в дверях трех оставшихся патронов, но вместо них там стоял всего лишь Анатолий Асутин – местный лекарь, единственный врач в этом селении, да и то врачом его можно было назвать с натяжкой. Верховенцев был озадачен появлением тут Асутина. Лекарь же поклоном головы поприветствовал правителя прежде, чем войти в зал.

Анатолий и сам до конца не понимал зачем его просили присутствовать на этом собрании. Но просьба поступила не только от маски, но и от Матери, а с ней он спорить не желал. Сейчас он слишком устал, поэтому даже не выказал должного уважения достопочтенному Марку, которого уважал, но симпатии не испытывал. Пройдя в зал и осмотревшись, он понял, что пока ничего не началось. Отдышавшись и приспустив с лица марлю, он встал спиной к стене и стал дожидаться остальных. Анатолий был представителем местной малочисленной народности – болотных людей, во всяком случае, его бабка была одной из них. Остатки такого наследия виднелись в немного узковатых голубых глазах, да плосковатом квадратном лице.

Взмокшие взъерошенные русые волосы напоминали о том, что всего несколько часов назад он, не зная отдыха, бегал по городу от одного дома к другому, чтобы осмотреть людей и оказать им посильную помощь. Анатолий даже не успел толком понять, что же произошло. Визжащие сирены вернули его в Город с болот, куда он отправился несколько дней назад, чтобы пополнить запасы трав. Поэтому он до сих пор был в высоких болотных сапогах, наскоро вычищенных от торфа, а из котомки, которую он, наконец, мог снять с плеча, выглядывали стебли и цветки свежих трав.

Верховенцев нервничал, расхаживал по залу. В такт его шагам стучал маятник часов. Анатолий старался не глядеть на правителя. Однако и сам начинал нервничать. Ему тут не следовало быть, так он думал. Пока он тут ждет, не пойми чего, маски уничтожают город. Об их методах он был не лучшего мнения. Сам Асутин был слишком молод, чтобы помнить первую эпидемию, поразившую не только Город, но и всю страну. Про первый приезд масок он слышал только из уст старожилов. Да и отец его, Димитрий, рассказывал, каким ужасом была первая Вспышка этой непонятной заразы. И столь же ужасающими методами были попытки борьбы с ней. Город так и не оправился с тех пор: где-то еще зияли раны, да и целые кварталы лежали в руинах.

Верховенцев снова глянул на часы, потом на скучающего Асутина и тяжело вздохнул. Он уже было собирался поговорить с лекарем, узнать вести с поля битвы с заразой, но тут двери в зал распахнулись. Первыми в него вошла чета исполнителей и судей Буровых: высокий седовласый Андрей, прозванный Стальным, в длинной черной судейской мантии и его жена Анита – все еще прекрасная и властная, несмотря на возраст. Андрей и Марк пожали друг другу руки, Аниту он поприветствовал наклоном головы. Следом, своей тяжелой поступью, в зал явился Борис Апанин, грузный, даже необъятный. Длинный кожаный плащ поверх красной рубахи с пиджаком, тянулся за ним. На толстых пальцах сверкало по перстню. Борис был казначеем города. Все деньги, как и оба градообразующих предприятия, принадлежали целиком ему. Если и говорить про то, у кого из семейств была настоящая власть, так это у Апанина, который держал ее железными жестокими руками. За ним в зал тихонько зашла его кроткая женушка Лизавета, теряющаяся на фоне своего мужа, даже в достаточно дорогих одеяниях. Буровы и Верховенцев поздоровались с соправителем и стали выжидать.

Замыкал процессию маска. Весь с ног до головы в черном мешковатом комбинезоне из прорезиненной ткани. Руки в перчатках. На ногах сапоги. Но самым важным была, конечно же, маска на лице, которая и дала им такое прозвище. Она внушала какой-то подсознательный страх. Эта маска закрывала лицо, а специальные красные окуляры скрывали даже глаза, так что порой было непонятно есть ли кто там, позади нее. Вместо носа – недлинный выступ, на подобии клюва, от него тянулись в разные стороны круглые фильтры, верно спасающие носителя этого ужаса от заразы. Маска осмотрелся и, когда окинул взглядом всех собравшихся, принялся закрыть двери, но большая крепкая ступня преградила дверям путь. Тогда из-за них показалось двое. Сначала вошла сгорбленная старица, которой казалось, было сотню лет. Глаза ее не видели, редкие седые волосы выглядывали из-под платка болотного цвета. Старица, шаркая своими лаптями, уверенно прошла в направлении правителей. За ней зашел тот, кто удержал двери. Крепкий, но не высокий, как и всякий из местного народа, человек, ее внук – Асар, в легкой шубенке поверх традиционной расшитой нитями рубахи.

Правители и их спутницы, а также Анатолий, поклонились старице, которой была сама Мать Катерина – предводительница общины болотных людей, хранительница народа вод или Ас-Га, как они себя именовали. Однако сей сокровенный ритуал почтения был прерван хлопком двери. А затем раздался приглушенный встревоженный голос:

– Теперь все собрались? – прозвучал он из-за маски.

– Да, – зазвучал утробный бас Апанина. – Так что давайте начинать. Хватит попусту терять время.

– Вы правы. Я собрал всех тут, – начал маска, – чтобы обсудить возникшие… не простые обстоятельства. Верховные власти дали моей команде четкие указания. Если это та самая болезнь, то действовать нужно быстро и решительно. Город будет оцеплен, всякий зараженный район будет опечатан и выжжен. Здоровых нужно эвакуировать в резерваторы. Я беру командование всеми операциями на себя, а потому вы вынуждены сложить с себя полномочия, господа.

– Позвольте! – возразил Андрей Буров. – Я, как верховный судья, требую распоряжения на то Властей. Вы не уполномочены…

– Уполномочен, – ответил маска и протянул судье листок. Буров побледнел и на глазах постарел, когда пробежал взглядом по листку. Остальные правители по очереди выхватили друг у друга бумагу, чтобы ознакомиться с тем, что подкосило Стального Андрея.

– Вы хотя бы уверены, что это та же самая болезнь, что и тридцать лет назад? – вступил в разговор Верховенцев, после того, как ознакомился с бумагой.

– Я не могу сказать с точностью. Симптомы и тогда были очень размыты, – отвечал маска. – Нужно все сверить, пронаблюдать за больными.

– Но люди в опечатанном районе умирают! – возразил Анатолий. – Отчего же, позвольте узнать?

– Это я хотел спросить у вас, – обратился маска к лекарю. – Вы тут единственный врач. Вы не замечали в последние дни никаких недомоганий у горожан?

– До того как ушел на болота, – вспоминал Анатолий, – все было нормально. Никто не обращался ко мне, в общине тоже все были здоровы, мои слова подтвердит Мать.

– То есть люди гибнут, а вы не знаете от чего? – рассудительным тоном спросил Верховенцев.

– Я склонен считать, что это именно та самая болезнь, что и во времена Вспышки, – отвечал маска.

– Но никаких подтверждений тому нет? – был недоволен Апанин. Оно и понятно. Ведь опечатанным районом был Заводской, в котором расположилась Рудная фактория, где перерабатывали болотную руду, добываемую в топях. Факторию тоже опечатали. Люди остались без работы, а Борис без прибыли, что не могло его не злить.

Тут закряхтела Катерина. Все правители замолкли и обратили свой взор на нее. Катерина занимала особое место в жизни Города, как и прочие Матери общины до нее. Она считалась негласной хозяйкой селения. Во всяком случае, люди с просьбами и проблемами всегда шли сперва к ней, а только потом к управителям. В ней была сила, сверхъестественная, и люди это чувствовали. Катерину боялись и уважали.

– Это болотный мор, как и тридцать лет назад, – зашевелился беззубый рот Катерины. – Я видела и предсказывала это. Перст указующий вновь явит хворь и прилетят вороны, чтобы пить кровь и снова стонать земля станет, истекая желчью. В агонии своей она заберет всех, кто попадется ей под руки. Я так говорила и так оно и произошло. Хворь пришла в наше селение. И сразу же на нее слетелось воронье.

– Господа, мы же не будем верить в эти… так называемые предсказания, – заговорил маска после того, как Катерина замолчала и уставилась на него своими слепыми глазами. – Давайте полагаться на научные факты и наблюдения. Пока мои люди обследуют в резерваторах…

– Замолчи, маска! – закричал Асар. – Как ты смеешь подвергать сомнению слова Матери!?

– Маска? Что же, я наслышан, как вы относитесь к тем, кто пытается остановить болезнь и не позволить ей уничтожить половину страны, как было в прошлый раз. У меня есть имя, уважаемый. Я – Герман Ардов. Уважаемый столичный профессор и дипломированный эпидемиолог. И уж простите, но полагаться на какие-то там предсказания я не собираюсь.

– Заткнись, маска! – прорычал Асар. Он был слишком вспыльчив, думал Верховенцев, для будущего предводителя общины, так называемого Отца, и подавно. С таким будет не просто сладить.

– Старший Асар, – попытался остудить пыл наследника общины Марк, – не срывайте это собрание. Профессор Герман не знает того, что знаем мы. Проявите снисходительность к его словам.

Асар грозно зыркнул на профессора, но унялся и, сложив руки на груди, скрылся в дальней части зала.

– А как звали первого заболевшего? – прервал всех Анатолий. Его очень заинтересовали слова Катерины. Он и раньше слышал это предсказание, но не принимал все эти слова просто на веру, как и прочие предсказания Матери. В них был смысл, но очень иносказательный, к такому нельзя было относится серьезнее, чем к житейской мудрости, как он считал. Но сейчас он зацепился за них.

– Питер Перст, – ответил маска после того, как снял с пояса папку с бумагами и прочитал записи на листках.

– Перст указующий, – удивился Буров.

– Питер, да, я знал его, – задумался Анатолий. – И работал он на фактории. На рудной, – договорил он, а после глянул на Апанина. – Достопочтенный Борис, не поступало ли вам жалоб от десятников и бригадиров? Ни с Рудного, ни с Пушнинного?

– Нет! – отрезал Апанин. – Мои заводы чисты!

Это был исчерпывающий ответ. Но не для Анатолия. Да и Верховенцев повернул голову в сторону Бориса. Достаточно было прожить в Городе несколько месяцев, чтобы понять: Апанина не остановит ни одно предпядствие, чтобы достичь желаемого. Чего уж говорить и про сокрытие заболевших на его золотых жилах. «Особенно легко это было сделать, пока меня не было в городе», – подумал Анатолий. Однако сейчас Апанин был в проигрыше. Рудный остановлен. Пушнинную факторию ждала та же участь, ведь опечатывание Кожевенного района было лишь вопросом времени. Поэтому Анатолий не видел выгоды для Апанина в сокрытии заболевших… пока не видел.

– Болото стонет, – закряхтела Катерина. – Вопит от боли. Давно я такого не слышала, – договорила она и уставилась своими покрытыми пеленой глазами на Бориса. Тот невольно отпрянул назад.

– Прошу вас, увольте меня от этого вздора! – заговорил профессор. – Я жду, когда вы сложите с себя полномочия. И тогда приступлю к эвакуации здоровых в отдельные резерваторы.

– А что будет с городом? – встревожился Верховенцев. – Вы говорили, что планируете выжигать опечатанные районы.

– Если это та самая болезнь, то боюсь, мне придется похоронить весь Город, – произнес маска-профессор.

После этих слов зал забурлил. Правители от услышанного пришли в ярость. «Как это похоронить?!» – кричали они в один голос. Борис Апанин кричал во всю свою утробу, так что стекло в часах задребезжало. «Это произвол!» – вопил он. – «Всех разгромлю и растопчу!». Буров пусть и был исполнителем закона, такого не мог принять. Он был готов пойти против воли Властей, дабы спасти свое детище, свой Город. Верховенцев побледнел, но спокойно продолжал убеждать маску, что эти меры слишком жестоки и пока не обоснованы. Молчала только Катерина. Она не сводила своего невидящего взгляда с Апанина.

– Ворон не хочет услышать, он хочет лишь напиться крови, – изрекла она. – Гибнет болото, и мы погибнем вместе с ним. Хворь не остановится.

– Хватит нести вздор! – не сдержался маска. – Гибнут люди! Ваша зараза унесла тридцать лет назад жизни половины граждан страны. Если для того, чтобы этого избежать мне потребуется пожертвовать одним городишкой, я не остановлюсь!

Болото стонет, сказала Катерина, гибнет. Анатолий пусть и не до конца верил во все суеверия общины, но знал о них достаточно. Болотные люди считали лес на болотах по настоящему живым, именно из него родилось все, как верили они. Болота защищало своих детей от врагов и наказывало за проступки. От старожилов можно было слышать о порождениях болот: о русалках, что собираются на окраине топей и поют песни, об утопленниках, которых когда-то поглотило болото, но вернуло, чтобы те бродили по земле и исполняли его волю, о леших, пастырях деревьев и животных. В эти россказни он точно не верил. Но верила его община и его отец. Да и сам Анатолий однажды в детстве, когда отец учил его искать нужные лекарственные травы в глубинах болот, видел что-то. Смутное очертание. Порождение детского воображения, как он пытался себя убедить. Однако… Город всегда был слишком необычным, не похожим на прочие. Это Анатолий понял только, когда снова вернулся в него спустя долгие четыре года странствований по еле выстоявшей эпидемию стране. Люди ли были здесь иными, или все же пугающий и вместе с тем чарующий болотный лес был тому причиной. Этого Анатолий не знал. Но знал, что одно из реальных, а не выдуманных, порождений болот могло быть причиной болезни. И это могло спасти Город от уничтожения, поэтому он спросил:

– Профессор, а что если вы узнаете источник болезни? Вы сможете победить ее?

– Возможно, – после минутной задумчивости ответил маска. – Но если этого не произошло до сих пор, почему должно произойти сейчас? Лучшие умы страны бились над панацеей от вашей заразы, но потерпели неудачу! Вы просто хотите потянуть время. Сложите свои полномочия, и закончим этот балаган!

– Вы просто не хотите найти решение! – впервые за собрание повысил голос Анатолий. – Я много слышал про ваши методы, столичный профессор. Вам удобнее будет просто сжечь все вокруг, чем спасти!

– Чего вы хотите добиться? – начал пререкаться маска.

– Хочу попытаться спасти людей! – уверенно заявил Анатолий. – Выполнить свою работу и клятву спасать жизни!

Маска оглядел правителей. Из-за фильтров слышалось учащенное хриплое дыхание.

– У вас пять дней, – объявил маска-профессор. – Через три – я начну эвакуировать здоровых. На пятый день в Город прибудет санотряд.

– Вы же понимаете, что это… – попытался возмутиться Верховенцев, но маска замахал руками, останавливая всякие пререкания.

– Пять дней! – повторил он свой приговор. – Если это новая Вспышка, то я и так слишком медлю. Через пять дней Город будет полностью уничтожен вместе с заболевшими.

– Если только я не найду причину болезни, – самонадеянно пробубнил Анатолий.

– Если… – проговорил маска и распахнул дверь. – Все свободны!

Буров и Апанин, лишившись всякой власти, роптали и поносили всех, кто был к этому причастен. Верховенцев был взвинчен и явно встревожен, но сохранял видимость спокойствия. Его руки еще не были связаны полностью. У него на лице читалась серьезная дума, только вот понять направлена ли она на спасение Города и людей или себя самого было невозможно. Одна только Катерина безмолвно взирала на Анатолия.

***

Ничтожно малое количество времени на решение загадки происхождения этой непонятной чумы, мора… проклятия, как его называли болотные люди, действовало Анатолию на нервы. Но он сам ввязался в это, ему казалось, что ответ вот он, прямо перед носом, стоит только протянуть руку. Он считал слепцами всех остальных, но очень скоро убедился, что сам не очень трезво глядел на ситуацию.

Остаток дня после собрания Анатолий провел за обходами пока еще здоровых районов. Маски в них орудовали в полной мере, но у него, как у городского врача, были некоторые привилегии. Признаков заболевших в дальних от Заводского районах не наблюдалось. В Складском, Речном, Центральном, Судебном и Театральном Анатолий осматривал в первую очередь тех, кто работал на Пушнинной и Рудной факториях. Все, кто работал на заготовках пушнины, чувствовали себя нормально. У трудяг с рудной были признаки легкого недомогания, но это скорее виновато Верховенцево хваленое Предписание, которое было призвано быстро восстановить Город после упадка и заодно предотвратить повторения Вспышки… Но что-то явно было не так. Что именно, где крылась разгадка, лекарь ответить не мог. Слишком устал за этот длинный и несуразный день.

За полночь Анатолий вернулся к себе в берлогу – двухэтажный домишко из кирпича на окраине Кожевенного. Здесь он жил и принимал пациентов. Как и его отец когда-то. Отец… он встретил первую Вспышку с достоинством. Да, погибло много людей, часть Города пострадало, но он выстоял, а вместе с ним выжили и люди. Теперь все могло кончиться, навсегда. Наконец, отогнав тяжелые думы, Анатолий мог передохнуть. Заварил чая из собранных трав. А после скудного ужина отправился готовить травяные настои.

Такое ремесло было народной медициной, если это можно было так назвать, совершенно не научным подходом лечения заболеваний. Анатолий, пусть и не имел диплома медика, прекрасно понимал это. Благодаря скудному медицинскому образованию, полученному в своем путешествии по стране, в котором он встречал и слушал светил медицины, Анатолий больше склонялся к современным методам лечения и профилактики заболеваний. Однако удаленность Города от остального мира мешала: лекарства привозили поездом раз в год. Никакого нового медицинского оборудования, кроме того, что смог выбить для Асутиных Верховенцев, в Городе не имелось. Невольно приходилось заниматься таким «варварством» в виде настоев из болотных трав. Впрочем, Анатолий не мог не отметить, что эти варева улучшали действие таблеток, повышали иммунитет и чудесным образом поднимали людей на ноги от многих хворей. Только против страшной заразы все это было бесполезно. Это с ужасом обнаружил Димитрий; такое откровение пошатнуло его веру в традиции общины.

До того, как усталость полностью свалила Анатолия с ног, он успел заварить несколько скляночек настоев и устроить все свежие травы на сушку. Наконец, можно было передохнуть, уйти, скрыться от гложущих сознание дум во сне. Однако пришедшие сны не подарили желанного спокойствия. В них был и Димитрий, тщетно пытающийся уничтожить заразу, и Мать Катерина, предрекающая гибель, и… болото. Ветер, пляшущий средь кривых темных стволов, стонал. Пели свою мрачную песнь козодои, неполная луна прокрадывалась меж ветвей. И что-то шептало из мрачных топей, влекло...

Тяжелый стук в двери и набат, заставили сны растаять. Снова визжали сирены. Зараза пришла в Кожевенный. И маски рвались в дома, чтобы отсеять здоровых от обреченных. Дверь в дом лекаря выбили и маски ворвались внутрь. Анатолию дали несколько минут на сборы всего необходимого, после чего вывели на улицу. Поток людей, ведомый масками, тек в соседний район. От нескольких хороших знакомых, которых удалось обнаружить в толпе, Анатолий узнал, что и Кирпичный тоже эвакуируют. Это были ближайшие к Заводскому районы. Зараза потихоньку невидимыми шагами ходила от одного дома к другому, подобно врачу, совершала свой темный обход. Она точно пришла с болот. В этом Анатолий не сомневался. И, как было ясно, никакие стены ее не остановят.

***

Когда обе толпы из Кирпичного и Кожевенного разместили в квартиры пока еще здоровых районов, наступал рассвет. Первый из последних для Города пяти дней начался рано и трагично. Анатолий, однако, не унывал. Он, прежде чем приняться за расследование, совершил осмотр переселенцев. От людей он узнавал, что произошло ночью. Ему поведали о многом, но важными для себя Анатолий отметил только две вести. Одна о том, что практически вся община, которая проживала в Кирпичном – самом ближайшем к болоту районе, была эвакуирована по причине отсутствия симптомов. Болотные люди и, правда, реже болели, но что бы их не брал этот мор… Димитрий о таком не упоминал. Или Анатолий об этом просто не помнил. Однако вторая весть не позволяла думать о первой. Старица Катерина, Мать общины, хозяйка города… умерла. Все знали, что однажды это случится. Но потерять ее в такой момент… Многие сочли, что смерть Катерины означает гибель всего Города и его немногочисленного народа и потому везде витал страх.

С общиной Анатолию удалось повидаться уже ближе к полудню. Люди общины приняли весть легче остальных горожан, но и среди них ходили шепотки о том, что Город обречен. Никто не отваживался произнести это вслух. Кроме Асара, который полноправно вступил в роль Отца. Он давно дал понять, что терпеть не может Город, его порядки, отношение горожан к общине и традициям. Он считал Город раной на теле мира, маленького, болотного мира.

Анатолий, как часть общины, прибыл почтить нового предводителя после того, как завершил осмотр людей. В одном из коммунальных домов Речного района, где разместилась часть общины, все было организовано для церемонии. В кругу порученных посреди большого зала восседал Отец Асар. Церемония была тихой, верно из-за ужаса, происходящего вокруг. Асар не обрадовался появлению здесь Анатолия. Он видел в нем соперника, у него были равные с ним права на место предводителя общины.

– Зачем явился сюда, Ас-Шушэн? – спросил он, когда Анатолий кивком головы поприветствовал Асара. Порученные сразу затихли и обратили удивленные взоры на своего Отца. Ведь хуже оскорбления для одного из общины быть не могло. Ас-Шушэн или оторванными людьми пренебрежительно называли только городских и то за глаза.

– Соболезную твоей утрате, брат. И рад, что теперь наших людей поведешь ты, – отвечал Анатолий, скрыв обиду. Мысленно он уже корил себя за то, что пришел сюда. Но не почтить память старицы Катерины он не мог.

– Да! Поведу, это ты верно заметил, – возгордился Асар. – Здесь моему народу делать нечего, этот союз всегда был противоестественен. И Мёхар-га тридцать лет назад заявила об этом.

– Ты так уверен, что всему виной болота? – поинтересовался Анатолий.

– Всему виной неуважение здешних людей к нему! – разгневался Асар. – Вы только и делаете, что берете у него все! Но ничего не отдаете взамен.

– И ты, Отец, хочешь всех увести? Но куда вы пойдете?

– Неважно куда. Главное, что мы уйдем. Болото милостиво к своим детям. Нам мор, как видишь, не страшен. И никакие маски нас не остановят.

Анатолий лишь тяжело вздохнул. Остановить порыв Асара он не смог бы. А болотные люди не стали бы ему перечить. Уход общины из Города означает только то, что Города больше не будет. Он вырос на союзе двух народов. И теперь один из них, притесненный и обиженный, разрывал этот странный вековой союз. Больше Анатолию тут делать было нечего. Асар всем своим видом говорил, что ему лучше уйти. Он так и поступил. Но перед тем как затворить за собою дверь, его окликнули.

– Она сказала, чтобы ты слушал шепот Мёхар-га, – поубавив пыл, произнес Асар. Анатолий понял, что это была последняя воля старицы и ее последние слова. Он не до конца понимал, что имела в виду Катерина, но поблагодарил Отца и покинул дом.

***

То, что болотные люди в основной массе не заболели, дало лекарю новую зацепку. Нужно было понять, как зараза попала в Город, кто мог ее принести? Если первым явным заболевшим стал работник рудной фактории, то и источник, скорее всего, находился там же, думал Анатолий. Оставалось только просмотреть все свои медицинские записи и выяснить, кто и в каком цеху работал. К несчастью, все его записи остались в доме в Кожевенном и, скорее всего, обратились в пепел, если маски добрались до окраин района.

Помочь ему могли только знакомые десятники – Савва Бронщик и Ришка Большой. Первый после смен любил засесть в Складском, где, невзирая на Предписание, в ночные часы работала питейная. А второй был семьянином и потому сейчас его без сомнений можно было застать в квартире в Речном, куда Анатолий и поспешил. Только никого там не оказалось. Дверь заколочена. Жильцы сверху и снизу толком ничего рассказать не могли. Говорили, что Григорий, он же Ришка, заболел; маски его из Заводского не выпустили, увезли в резерватор. А за ним отправилась жена с детьми, спасать. Да только никто так и не вернулся.

Расстроенный и озадаченный Анатолий полетел к складам. Здесь, среди ржавеющих гаражей, одноэтажных бараков, ангаров и контейнеров, в тени грузового вокзала, к которому тянулись рельсы – артерии, соединяющие Город с большим миром (не считая заросшей и всю в колдобинах старой автомагистрали, по которой только маски и ездили), притаилась питейная. О ней знали практически все, может даже и управители, но закрывать ее не спешили. Считай единственное место после заброшенного театра, куда народ мог прийти и расслабиться. Бронщик оказался здесь, от него разило горючкой, сам он развалился, прикрывшись облезлой курткой, на столике. Много от него Анатолий не добился. Но невнятных слов десятника было достаточно, чтобы Анатолий подтвердил свою мысль. Болотные люди работали в основном в черновых цехах, где была простая работа, не требующая специальных знаний. Специальные цеха и руководство было из городских. Покойный Питер работал в цеху по переработке руды. И, по словам Бронщика, все из этого цеха первые и заболели. Анатолий знал, что не все, но поправлять бедолагу не стал. Поблагодарил, заплатил за Бронщика, чтобы тот опохмелился, и вышел на свежий воздух.

Стоял вечер. Анатолий валился с ног, пора было возвращаться в предоставленную масками коммуналку. А завтра, решил Анатолий, нужно будет пробраться на факторию. Все нитки пока тянулись туда. Что-то там могло произойти… Апанин… Анатолий предполагал, что Борис Жестянка что-то скрывает. Но прежде, чем предстать перед патроном и вменять ему что-то в вину, нужно было все проверить.

***

Спозаранку лекарь выдвинулся в сторону складов, прихватив с собой котомку с настойками. На улицах никого не было, кроме патрулей из масок. Они заместо городской дружины смотрели за порядком и соблюдением комендантского часа. Зараза пока засела за баррикадами, но в любой момент могла переступить их и продолжить завоевывать Город.

Минуя патрули, по витиеватым улочкам, между трех- и пятиэтажными домами Анатолий снова пришел к складам. На сей раз его интересовали дальние от вокзала ангары, где обычно водились кладовщики – местные барыги, у которых можно было получить дефицитный товар или продукты в обход продовольственных карточек, за непомерные суммы.

У кладовщиков Анатолий намеривался выменять противогаз, защиту получше, чем марлевая тряпица. Барыги заломили цену, однако лекарю было, что им предложить. Из котомки он вытащил два бутыля своих настоев, что удалось прихватить из дома до эвакуации. Лекарства сейчас высоко ценились, таблетки особенно, но Анатолий хотел их приберечь, поэтому в ход пошли настои. Сошлись на трех бутылях. Противогаз был старенький, потрепанный, видавший, наверное, войну, зато надежный и фильтры свежие.

После того, как Анатолий обзавелся защитой, путь его лежал в охваченный пожаром и болезнью Заводской район. Маски облепили его со всех сторон, точно мухи. Держали там обреченных заболевших. Сжигали зараженные дома и людей вместе с ними. Пройти через пропускник у лекаря шансов было не много, поэтому он добрел до вокзала и направился по единственной железнодорожной ветке, ведущей к фактории. К полудню она довела Анатолия до закрытых ворот, перелезть через которые мешала колючая проволока. Но он знал одно местечко, где зияла прореха, стоило только обойти территорию завода до границы с болотом. В месте, где находился отводной канал от речушки Глинки, можно было протиснуться. Так лекарь и поступил, предварительно нацепив противогаз.

Рудная фактория занимала большую площадь, и часть цехов и эстакад подступала даже к болотному лесу. Апанин знатно тут развернулся. Удивительно, подумал, Анатолий, осматривая пустующую территорию завода, что всего каких-то тридцать пять лет назад всего этого могло не быть. Фактория была остановлена: руду на болотах выработали. Но когда молодой Борис получил такое наследство от своего отца, он смог поднять дело на ноги. Как он это сделал, никто не знал. Димитрий рассказывал Анатолию, что Апанин нанял столичных разведчиков, которые нашли новые месторождения. Впрочем, завод исправно функционировал и останавливался только во времена первой Вспышки.

Анатолий долго бродил по территории завода, огибая здания, трубопроводы и краны, в попытках найти цех переработки руды. Однако он так и не дошел до него. Остановился у рудной площадки, на которой складировали всю поступающую на завод руду. Она привлекла внимание лекаря. Не то, чтобы Анатолий шибко понимал в рудном деле, но он хорошо разбирался в медицине. И когда подобрался к руде поближе, понял, что среди кусков породы, еще не очищенной от торфа, были пожелтевшие части костей… Анатолий покачал головой. Он попытался себя убедить, что они попали сюда случайно. Животное погибло, попало в землю, когда пришли добытчики, выкопали его останки вместе с рудой. Однако не успел он пройти еще пару шагов вдоль площадки, как ему снова на глаза попались части костей. Это могло быть совпадение, но… Катерина говорила, что болото страдает и воет. Анатолий залез на рудную площадку, пораскидывал несколько горок: кости продолжали попадаться. Все это было странно. Почему первыми заболели люди из цеха переработки? Руда ли была всему виной? Или место, откуда ее достали?

Оставив позади завод, лекарь отмылся от пыли в мутных водах Глинки и решил наведаться к Апанину. Впрочем, затея эта оказалась бессмысленной. Апанин, как узнал, что Анатолий рыскал по закрытому заводу, разорался так, что все слуги, жена и двое сыновей собрались в приемной. Борис прогнал Анатолия. Однако он сдаваться не стал. Решил обратиться к старшему сыну Петру, да тот не слишком отличался от отца. Тоже пожурил лекаря и просил уйти. А вот младший Лёня оказался посговорчевее, он поделился тайной Борисовой руды. Лёне вся эта затея не нравилась изначально, но кто его стал бы слушать. И теперь он видел связь между рудой и болезнью, как и Анатолий.

Руду эту добывали где-то в сердце топей. Где точно, Лёня не знал. Ее добывал специальный отряд, который весь был вывезен масками в черных коробах еще два дня назад. Поэтому Анатолию предстояло найти это место самостоятельно. Поблагодарив младшего Апанина, лекарь поспешил вернуться в квартиру и подготовиться. Завтра столичный профессор обещал начать эвакуацию, поднимется суматоха. Следовало все сделать быстро, чтобы спасти Город.

***

Снова из тяжелого сна Анатолия вырвал набат. Зараза перешла баррикады и тянулась своими руками к Речному. Не дожидаясь, пока прибегут маски, Анатолий собрался и выбрался из дома, пока толпа не заполонила улицы. Преодолев несколько переулков и мост через речушку Красноводную, Анатолий перелез через низенький забор и побрел к болотам.

Он шел, пока лес за спиной не сомкнулся и гул сирен не затих. Болотный лес в отличие от Города был спокоен. Звуки, наполняющие его, умиротворяли. Анатолий хорошо ориентировался в топях, много где побывал, но никогда не видел нового разрабатываемого месторождения. Куда было идти? Он зашагал по топям проверенными тропами, к старым выработкам. До полудня Анатолий достиг заброшенных карьеров. Протер забрызганные стекла противогаза и осмотрелся. Ничего он тут не обнаружил. Покружил немного, никаких следов новых Апанинских жил. «Что делать?» – спрашивал он себя. И тут он вспомнил последние слова Катерины, переданные ему Асаром. Слушай шепот болот, сказала она, он и прислушался.

Это могло бы показаться странным, да только про Асутиных всегда говорили, что они чувствуют болото, даже травы сами идут им в руки. Анатолий никогда, впрочем, в это не верил. Но что оставалось делать? Хотя бы попробовать. Если ничего не выйдет, отправится дальше. Или вернется ни с чем, чтобы помочь похоронить свой родной дом.

Простоял недвижимым Анатолий несколько минут, прислушивался к шелесту листвы, кваканью лягушек, пению птиц. Окончательно убедившись в глупости затеи, он пошел вперед, но тут ветер донес до слуха что-то похожее на шепот.

– Ан… толи… – свистел ветер. «Показалось», – подумал Анатолий и снова двинулся вперед, под сапогами зачавкал торф.

Но снова ветер принес слова. «Ан… толи», – гласили они. Точно кто-то его звал. Снова прислушался и услышал шепот, который просил о помощи. Это болото звало. «Боль» – говорил оно, – «Рана». Не знай Анатолий сказок общины, он бы решил, что рехнулся или заболел. Но все было наяву, да и Катерина говорила об этом. И лекарь отправился на зов молящего о помощи пациента… старого болотного леса.

Шепот уводил Анатолия вглубь топей, где кроны смыкались и не пропускали свет. Здесь нужно было ступать осторожно, чтобы не погибнуть. Сколько он блуждал, лекарь сказать не мог. Но болото довело его до места.

Перед Анатолием предстал широкий карьер посреди осушенной части болот. Здесь все было обустроено для добычи. Пока он осматривался, шепот усилился до громкого воя. Подойдя к краю карьера, лекарь глянул вниз. И оцепенел от увиденного. Там, внизу, вперемешку с грязью и породой, были кости и… полуразложившиеся тела… Десятки, сотни тел. Могильник. Старый, древний, как и болотный лес. Неужели… Да! Предания говорили, что до создания Города, мертвецов возвращали в место рождения, в болота. Сотни лет болотные люди хоронили умерших в могильники. И тела их сохранялись под защитой болот. Теперь могильник был вскрыт. Вековая защита рухнула, и в дело вступило разложение. И все сходилось. Апанин возродил завод лет тридцать пять назад, найдя новую руду здесь, и при ее добыче вскрыл «бомбу»…

Осознать все произошедшее Анатолий не успел. Торф под ногами стал съезжать и уволок лекаря в бездну. Тщетные попытки удержаться не увенчались успехом. Вскрик заглушил противогаз. Удар пришелся о породу. Камни разодрали кожу курки, перчатка, верно, осталась наверху. Но самым страшным было то, что треснуло стекло противогаза. Если Анатолий был прав, то зараза пошла отсюда. Именно тут, из сотен открытых воздуху тел родилась страшная Вспышка. И сейчас он вдыхал эти миазмы.

Сохраняя спокойствие, Анатолий попытался подняться. Под ногами оказались гниющие тела и кости. Будь он человеком не знакомым со смертью и гниением, его бы вытошнило. Сняв с себя уже бесполезную маску, он огляделся. Нужно было вернуться в Город и сообщить обо всем профессору. Всех еще можно было спасти, думал он!

Поэтому Анатолий аккуратно прошел к ближайшему выступу и стал подниматься. Так потихоньку, он смог добраться до места, куда опускались лестницы добытчиков. По ним подняться не составило труда. Теперь предстояло вернуться обратно. Высмотрев знакомый путь, он отправился вперед, попутно оставляя засечки на деревьях, чтобы провести сюда масок.

Казалось солнце уже садилось, а Анатолий все никак не вернулся к знакомым тропам. Один раз он взглядом поймал собственную засечку на дереве. И понял, что ходит кругами. Болото не хотело его отпускать, подумал он и испугался собственной мысли. Становилось темно. Времени блуждать тут не было. Собравшись с мыслями и силами, Анатолий доверился чутью и побрел, куда глаза глядят. А когда дальнейший путь скрылся во мраке сумерек, он замедлился, увязнуть здесь было проще простого.

Заразился ли он или просто воображение играло с ним злую шутку, но ему стали мерещиться силуэты. Они показывались меж кривых стволов и… рыдали. Это злило Анатолия! Он достиг ответа, нашел спасение, но не мог никого спасти. Отчаянно прорываясь через топи, он задел сапогом корягу, оступился и ступил в трясину. Его потянуло вниз, засасывало. Паника завладела Анатолием в тот миг. Он вытянул руки над головой и хотел схватиться за ветку или хоть что-нибудь. Но ничего там не было. Это означало только гибель.

Отчаявшись, он закричал, в надежде, что его услышат. Трясина заглатывала добычу с остервенением. Скоро все кончится, подумал Анатолий. Но тут за руки его что-то схватило. И потащило обратно. Он так и не понял что произошло. Все что лекарь успел заметить это силуэт, скрывшийся за стволами. Тяжело дыша, Анатолий уселся на кочку, на которой его оставил спаситель, и стал дожидаться утра.

***

Продрогший лекарь, с радостью встретил утренние лучи. У него болела голова, кажется, начинался жар, першило в горле. Болезнь взяла и его. Но Анатолий все еще соображал и явно видел путь, по которому и поспешил вернуться домой.

И вот, когда показались заводские трубы, он понял что смог вернуться. Но радости не испытал. До носа долетел запах гари, а глаза усмотрели языки пламени, пожирающие Город. Все было напрасно. Не сдержавшись, Анатолий раскашлялся. Когда приступ кончился, вытер губы и заметил на руке кровь: болезнь прогрессировала. Сил хватило на то, чтобы добрести до стен Театрального района. Ноги подкосились и лекарь рухнул. Дальше все было как в тумане.

Анатолия нашли маски. Он в бреду попытался им что-то объяснить, но слушать его не стали. Для больных было два выхода – сгореть или отправиться в резерватор для изучения. Маски решили, что лучше второй вариант, потому Анатолия Асутина схватили и затащили в машину, в которой увезли из Города.

Он все рвал и метал, говорил, чтобы его пустили к профессору Герману, но маски его не слушали. А прочие обреченные, что ехали вместе с ним, сквозь жар говорили, что все напрасно. Санотряд прибыл на день раньше и приступил к своей страшной миссии. Всех горожан эвакуировали, кто не поехал, был приговорен вместе с заболевшими. Только болотным людям удалось уйти от рук палачей.

Союз двух народов – кости Города, были раздроблены. Им больше уже не срастись. Он пережил одну Вспышку, одно предупреждение болота, о том, что оно не будет терпеть надругательств над собою. Но оно осталось не услышанным. Пришла вторая Вспышка… И Город перестал существовать. Уцелело только старое болото, которое похоронит под собой остатки раздробленного скелета и сохранит его, как тела умерших. Пока не будет потревожено человеческой алчностью или любопытством.

Последний раз Анатолий сквозь стекло машины бросил взгляд на сжигаемый огнем и болезнью Город, дом, и упал в забытье.