Уйти от охотника

– Я бы понял, будь у вас иной выход...

От его голоса становилось холоднее, будто его ровное чистое звучание делало дом более пустым и стылым.

Катрия стояла за дверью, ладонями упираясь в деревянную – всё ещё тёплую – стену, чтобы не упасть, слегка припадая к светящейся щёлке, пытаясь лучше услышать и, быть может, рассмотреть гостя. Но видела лишь его колени и сомкнутые в замок руки на них: белые, с длинными цепкими пальцами со сверкающим перстнем в виде дракона.

Она знала его внешность, знала имя, но видела лишь несколько раз.

Ей было девять, когда первая их встреча состоялась туманным утром на пристани.

«У него была трость: обычная, тонкая и чёрная, не вычурная.

– Полагаю, вы Катрия, прекрасная маленькая леди?

Тонкая острая улыбка на его губах заставила её отступить. А он, утопая в тумане, присел, чтобы глаза их оказались на одном уровне, и протянул ей руку в белой перчатке.

Катрия не считала себя красивой: болезненная и худая, с короткими очень густыми волосами, что никак не уложить в причёску и не спрятать под головным убором из-за вечно выбивающихся прядей.

Бледная, едва ли не серая, но с яркими губами и лихорадочно пылающими щеками, она нахмурилась.

– Я не подаю руку незнакомцам.

– Я друг твоей матери. Моё имя Анжел. Теперь мы знакомы».

Вторая их встреча произошла три года спустя в саду их дома.

« – Ты изменилась...

Она вздрогнула, остановила качели, на которых сидела, захлопнула книгу и положила её себе на колени, поправив белый воротник клетчатого строгого платья.

– Не хотел пугать тебя, прошу прощения, – слегка поклонился он, прижав руку к своей груди.

Его льдисто голубые глаза сверкнули холодно, хищно. И солнце, что недавно играло на его светлых золотистых волосах, собранных в низкий хвост, зашло за тучи.

– День добрый, – сдержанно ответила она, невольно оглядываясь в поисках матери и нервно перебросила косу через плечо.

– Вы все так внезапно исчезли в тот раз, даже не простившись. Я проделал долгий путь в поисках вас, – подошёл он ближе, уже приветливо улыбаясь подошедшей к ним темноволосой женщине.

– Мама... – начала было Катрия, но ей не дали договорить, жестом руки попросив отправиться в дом».

– Она держится, – голос матери вывел её из мыслей и прервал речь гостя.

Её Катрия видела хорошо: круглолицая, нежная женщина с прихваченными лентой вьющимися волосами, сидела в синем платье напротив Анжела и нервно перебирала чёрные чётки, даже не замечая этого.

– До поры до времени, – возразил он.

У Катрии поплыло перед глазами и перехватило дыхание. Но испугало её не это, а то, что если сейчас она вновь потеряет сознание, они поймут, что их подслушивали.

Звон монет и рассыпавшееся по столу золото слегка привело её в чувство. Катрия сузила свои тёмные как бездна глаза, чтобы в них перестало двоиться, и стиснула зубы, терпя обжигающую боль раскалённым железным обручем стянувшую голову. Но вниманию теперь было за что зацепиться и сознание уже не так охотно покидало её.

– Она должна была умереть, – продолжал Анжел.

Теперь голос его звучал глухо, угрожающе, заполняя пространство вокруг, будто вытесняя из помещения кислород.

– И она умрёт, – пообещал он тоном успокаивающим, приторным. - И вам больше не скрыться. Хотя бы потому, что я могу придать огласке её существование, которое, поверь, дорогая, мало кому понравится. Разве что в плане выгоды...

– Но ведь и ты, – было слышно, что женщина теряла самообладание, – и ты ищешь в ней выгоду!

– Я беру то, что могу взять, оставляя взамен её жизнь.

– И обрекая на рабство?! – встала она, готовая то ли сражаться с ним, то ли бежать, и смахнула со стола золото.

Он же, невозмутимо перекинув ногу на ногу, вздохнул и насмешливо укоряюще цокнул языком.

– Ну, что ты, дорогая? Тебе стоит быть сдержаннее с тем, кто не только предлагает помощь, но и платит за это, когда ты так нуждаешься...

– Замолчи! – выкрикнула она и, испугавшись, что разбудит Катрию, резко взглянула на дверь, прикрыв рот ладонью.

Катрия отпрянула, прислонилась к стене, чувствуя, как болезненно трепыхается в груди её сердце, а во рту ощущается вкус крови.

– Хватит... – уже тише добавила она, но было слышно, что женщина почти сдалась.

– Я и вовсе должен был убить вас, – спокойно добавил Анжел. – Охотников, что специализируются на ведьмах не так много, но те, кто есть... Я ведь один из лучших и прекрасно разбираюсь в том, что происходит с ней, пусть её случай и исключителен. Я мог бы не ждать так долго, не спрашивать, поступить… проще. Но я предлагаю сохранить ей жизнь. А по правилам, мне надо твоё согласие.

– Она уже не ребёнок и сила входит в пик...

– А кто недавно убеждал меня в том, что она дитя, которое я, такое чудовище, собираюсь похитить из дома? – усмехнулся он. – А если серьёзно, – голос его превратился в сталь, – не важно, сколько ей... Её сила никогда не станет ей подвластна. Точнее, станет и она тотчас погибнет. Сейчас ты поддерживаешь её жизнь. И знаешь, что лишь оттягиваешь момент. Поэтому мне нужно твоё согласие. Передай её мне, – склонился он над столом, приблизившись.

Катрия увидела, как длинные локоны волос золотом спадают с его плеч. А затем он медленно повернул своё острое, аристократичное лицо в её сторону.

– Заходи, красавица, не устала стоять?

Катрия, вновь отпрянув от двери, побежала к себе, но уже на четвёртой ступени обессилено остановилась и, держась за перила, опустилась на колени.

Она слышала плач матери, её спешные шаги, но не к ней, а к входной двери.

Затем настала тишина. Катрия не знала, сколько прошло времени, как она услышала мягкую, но уверенную поступь того, кому её только что продали...

Она ощутила тяжесть его ладоней на своих плечах и как жёсткие пальцы сдавили их, заставляя подняться.

Анжел резко развернул её к себе. Длинные волосы выскочили из под заколки, что со звоном упала вниз по ступеням и разметались по платку на её плечах и ночной рубахе, укрывая Катрию словно плащом.

–Теперь ты будешь принадлежать мне...

– Моя мама, где она? – слабость, что мучила Каттрию уже около года, вдруг охватила её с новой силой, стало тяжелее дышать, поэтому спросила она почти беззвучно, слабо шевеля губами.

Бездна глаз наполнилась сверкающими слезами, что придали блеск её бархатному взгляду.

– Я не говорил ей, что она останется в живых, – протянул Анжел задумчиво. – Таковы правила, такова плата, не обессудь. Но не думай, она не пожертвовала собой. Как ведьма твоя мать была бездарна, она думала, что сможет просто уйти. Она плохо представляла, что я собираюсь делать. Тебя просто продали. Не стоит жалеть её, красавица.

***

Из открытого окна лился свет, и ветер колыхал лёгкие занавески, которые задевали стопку книг и шуршали бумагами, вынутыми из папки.

Катрия сидела, подперев щеку ладонью, и покусывала колпачок ручки, когда с первого этажа раздался голос её хозяина.

Она не ответила, только раздражёно поморщилась и что-то подчеркнула в своём конспекте.

– Катрия, кажется, я попросил тебя подойти! – его голос звучал несколько сдавлено и зло.

Но она вновь промолчала.

– Почему я вечно вынужден применять силу?

На этот раз она, не желая ждать этого, спустилась к нему.

В круглом тёмном зале, где стояло два больших книжных шкафа, и находился камин, на кресле у стола сидел Анжел и с руки его на бордовый ковёр стекали вязкие капли крови.

– Взгляни, – подозвал он её кивком головы и положил увитую тёмным проклятием руку на деревянный подлокотник. – Кажется, это было посмертное заклинание. Не могу снять его… Мне видится всякое вместо руки и чувство, будто… – он замолчал, пытаясь переждать очередной приступ боли, а затем выдохнул: – Что ты застыла?

Катрия присела на ковёр рядом с ним, подула на свои пальцы и, поглаживая руку Анжела, словно стирая с неё проклятие, пропела:

– У котика боли, у собачки боли, а у Анжела не боли! – вскочила на ноги и вспорхнула обратно к себе на второй этаж.

– Прекрати вести себя, как ребёнок!

***

Ей не спалось. По белой простыне, по белому одеялу и подушке плясали тени, отбрасываемые деревом у окна. Они и лунный свет раскрашивали комнату в чёрно-белые цвета, писали на стенах кружевные узоры и превращали пол в кишащее неведомыми тварями чёрное озеро.

Катрия ворочалась, и волосы её разметались по подушке, мешаясь с россыпью теней. Ей чудилось, будто вокруг змеи сплетаются в узлы.

Дверь приоткрылась тихо, выпустив к кровати стрелу оранжевого света.

Катрия тут же приподнялась, натянув на себя одеяло, пытаясь оградиться от Анжела.

– Зачем ты здесь? – прошептала она, когда он застыл напротив.

Анжел, молча, присел на кровать, потянулся к Катрии, и она отпрянула к стене, ударившись спиной, не обратив на это внимания.

– Ты обещал, что не притронешься ко мне!

– И держал это обещание много лет.

Она не успела понять, как за одно мгновение оказалась прижата к кровати. Катрия смогла лишь отвернуться, не давая себя поцеловать, как вдруг поняла, что он уже не сжимает её запястья, но она не способна пошевелиться и сопротивляться ему.

– Ты сам говорил, что тебе не нужна безвольная кукла, – она стиснула зубы, терпя.

– А ты несколько раз пыталась бежать. Не я один, выходит, решил поступиться уважением.

– Прекрати… Остановись, или, клянусь, ты пожалеешь об этом!

Он замер, вглядываясь в её лицо. Во взгляде его растворялось лунное сияние. На губах заиграла насмешливая улыбка, когда он заметил надежду в её глазах.

Он оставил её наутро одну…

Катрия лежала, закрыв лицо ладонями, и едва дышала, впав в оцепенение.

На коже всё ещё ожогами горели его поцелуи, и на мгновение Катрии стало страшно от мысли, что её клеймили. Но кожа оказалась чиста.

Она поднялась, глубоко вздохнула и невольно вздрогнула, услышав, как хлопнула входная дверь.

Анжел вернулся.

Под руку попался лишь канцелярский нож. Катрия была полна решимости, она ждала… Но вовсе не забывала, что не сможет вот так навредить ему.

***

Она собрала разбросанные фотографии и растрёпанный теряющий страницы дневник обратно в коробку, найденную в его столе.

– Я просил тебя не копаться в моих вещах, – он остановился у двери, опираясь на трость.

Катрия пожала плечами.

– Ключ лежал на столе, любопытство взыграло, извини. Да и какая разница, если и я твоя вещь?

Анжел тяжело вздохнул, после чего подошёл и потеснил её от стола, резко выхватил ключ из руки своей ведьмы, запер шкафчик и покинул комнату.

– Ты не говорил, что в крови вашего рода течёт магия, – Катрия вышла вслед за ним и свесилась с перил, говоря это, так как Анжел успел спуститься.

Он надевал своё чёрное пальто, собираясь покинуть дом. Катрия не совсем понимала, из-за чего. Не злость же свою он уходит переждать, не сам ли… не специально ли оставил ключ на виду? В любом случае, он хотел, чтобы она узнала больше, она узнала. Вопрос лишь в том, зачем было разыгрывать всё это?

– Мой отец владел магией, – всё же ответил он, задержавшись у входной двери, слушая, как Катрия неспешно спускается. – Моей сестре передался дар. Она не выдержала, сошла с ума и погубила полгорода. Мы с братом…

– У тебя был брат?

– … уничтожили всех наших родных, чтобы магия больше не отравляла наш род. И не заставляла их страдать. Порой магия, вовсе не дар. А в редких случаях она не уходит с чьей-то смертью, а переходит кровным родственникам. К счастью, я был не восприимчив.

– А твой брат? – Катрия подошла ближе, чтобы коснуться его плеча и заставить обернуться.

– С ним было иначе.

***

Она листала книгу, оставляя на страницах белые отпечатки пальцев.

Тыльной стороной ладони потёрла лоб, выпачкав мукой лицо, поправляя сползающую на глаза повязку, и в очередной раз замесила тесто.

Анжел пропадал на службе вот уже несколько недель. Но скоро он вернётся. Скорее всего, раненым. Катрия чувствовала, как он тянет из неё силу и день ото дня ей становится хуже. Она не спала четверо суток, но вчера почувствовала облегчение и вновь принялась за дело.

Волосы, перехваченные обычной льняной верёвкой, как того требовал ритуал, блестели под светом дня, льющимся из окна за которым проходила уютная узкая улочка Лондона.

Погода выдалась прекрасной, а просторный тёплый дом был уютен и светел, будто заполненный золотистым теплом. Катрии нравилось, что в нём было много вещей из дерева и мягких подушек серо-белого и персикового цвета.

Порой её посещала мысль, что дом этот Анжел обустраивал специально для неё…

Вскоре кухню заполнила сизая дымка с ароматом свежевыпеченного хлеба, что так сочетался с апельсинами.

Корзинка, что стояла под окном, была заполнена ими доверху, когда Анжел уезжал. Теперь же в ней лежал ворох кожуры, источающей горьковато-сладкий аромат. Катрия съела бы их с кожурой, но она надеялась, что она хотя бы немного замаскирует следы её ворожбы.

Вскоре было открыто окно на улицу, а помещение чисто вымыто.

К сожалению, Анжел поставил запрет на то, чтобы Катрия покидала дом. Нарушь она его, то пролежала бы без сил несколько дней и вряд ли смогла бы сотворить задуманное. Да и объясняться потом перед Анжелом…

***

– Я отправила служанку в булочную. Хлеб ещё тёплый, – Катрия поставила на стол ароматный целебный напиток и глиняную миску с нарезанным хлебом.

На кухне царил удушливый цитрусовый запах, а свежий ветерок с привкусом дождя проникал через приоткрытое окно.

– Мне не до еды… – он снял перчатку и потянулся к стакану.

Вторая рука его безвольно свисала, а синяя рубашка на плече намокла от крови и прилипла к телу. Бледные губы его окрасились в алый.

Горький отвар сам походил на кровь…

Катрия выхватила стакан из его рук и обмакнула в него кусочек хлеба.

– Глупенький Анжел, так ведь гораздо приятнее принимать лекарство, попробуй, даже не горчит! – поднесла она к его губам хлебный мякиш.

Анжел, усмехнувшись, сдался и сделал, как она хочет.

– Ты ведёшь себя, как реб… – глаза его расширились, тело перестало слушаться, будто заледенев, воздух с трудом проникал в лёгкие, даже грудь его не хотела вздыматься от дыхания и сердце, казалось, вот-вот замрёт.

Хлеб…

И согласился он на это сам. Глупец. Позволить себя проклясть той, которая находится в твоей власти!

Он, не в силах шелохнуться, пытаясь понять, когда Катрия открыла в себе этот дар, желал лишь обернуться, чтобы увидеть, как она, ослабив меж ними связь, уходит.

Катрия, выбежав в коридор и вытащив из-за шкафа заранее собранную сумку, набросив на голову большой кружевной белый платок, бросилась к двери.

Но схватившись за ручку, поняла, что дверь заперта, а если Катрия использует силу, с Анжела спадут чары.

Она спешно вернулась на кухню и без стеснения принялась проверять его карманы.

Ключи нашлись в повешенном на край стула пальто.

Когда Катрия покидала кухню, из губ Анжела вырвался слабый стон и капли крови из открывшейся раны пролились на пол с глухим, но громким стуком.

Так падают гроздья рябины… И горчат они, верно, так же. Как и в отваре, в состав которого входят. Как в отваре, в котором тонули хлебные крошки.

Катрия заставила себя разжать пальцы, выпуская сумку из руки и вернуться к Анжелу.

Не снимая чар, она присела рядом. Сосредоточено глядя на место ранения, осторожно отклеила от него прилипшую ткань и расстегнула его рубашку.

– Плохо… Каким образом твоя рана успела загноиться? – Катрия вышла и через минуту вернулась с бинтами и мазью.

Перевязав ему плечо, она, видя как прозрачные, сияющие глаза его заволокла пелена боли, приложила к ране ладонь, концентрируясь на чужой силе, проклятии, что всё ещё грызло плоть Анжела.

А в следующее мгновение её запястье сжали горячие жёсткие пальцы и с силой рванули в сторону.

Катрия отлетела к стене, крепко ударившись, после чего упала на пол от пощёчины, из-за которой у неё вмиг запылало пол лица и голова пошла кругом.

Анжел, отряхнувшись от крови, смахивая её будто пыль, холодно, уничижительно взглянул на Катрию, забрал со стола перчатку и вышел из кухни, бросив на прощание жёсткое:

– Отрублю тебе руку, если ещё раз испечёшь хлеб.

***

– Я не понимаю, чем именно ты занимаешься. Разве ведьм настолько много? Хотя, нет, я не понимаю, для чего ты этим занимаешься.

«Чёрно-красное зарево. Он видел такое впервые. Оно мерцало на горизонте, расползалось по небу... становилось всё ближе.

Люди проходили мимо, их серые силуэты, отдалённые голоса, устремлённые себе под ноги взгляды, казались ему менее реальными, чем то, сверху. То, что надвигалось, гудя, вибрируя, будто пчелиный рой».

– Я сражаюсь с магией, не с людьми, владеющими ею.

Анжел выглядел невозмутимым. Он сидел на краю расстеленной для него постели.

В комнате темно, пахло лавандой и розмарином, лампада на письменном столе отбрасывала на тёмно-бордовые стены пляшущие тени и россыпь сияющих стрел.

– Ты понимаешь, как нелепо и самонадеянно это звучит?

Катрия, пытаясь сдуть с лица прядь волос, выбившуюся из небрежного высокого пучка, поставила рядом с кроватью таз с водой.

– Да и ты, видимо, терпишь поражение в этой битве, – она ножницами разрезала его рубаху от ворота до рукава.

Анжел чувствовал, как по обожжённой коже невесомо скользит холод лезвий.

– Я вижу тебя израненным чаще, чем в добром здравии.

«Девушка, совсем ещё девчонка, сидела на крыльце старого дома. Её пушистые русые волосы завивались на концах и создавали вокруг неё ореол света, пропуская сквозь себя отблески пожара.

– Вы понимаете, что происходит, юная леди? – положив руки на трость, чуть склонился к ней Анжел.

Ведьма перевела на него сияющий недоброй силой взгляд.

– Я не могла не сделать этого... То был магический зов. Это плата за то, кем я являюсь.

Анжел медленно, слегка опустив веки, покачал головой.

– Но выбор, какую жертву принести, был за вами...

– Или я, или они, – поднялась новоиспеченная ведьма, указывая на сгорающий за её спиной дом, часть леса и тело мужчины, лежащее неподалёку на дороге.

Сила её только открылась, хлынула стремительным потоком и требовала разрушений, и выбора – либо сметёт она всё на своём пути, либо ударит изнутри, попытавшись разорвать на части свою обладательницу.

И так часто ведьмы выбирают первое...

– Что ты сделаешь мне, маг? – прошипела она, вместо милой девушки вдруг чудясь ему чудовищем.

– Я не маг...».

Катрии удалось снять с него рубашку, местами буквально вырезая из него ткань. Вся его правая рука и рёбра были обожжены. Край простыни тут же окрасился в алый.

Паутинки чужой магии извивались в порванной коже, в горячей крови, в воздухе, пылающем от жара.

– Ты весь горишь... – прошептала она, намочив белую ткань и промывая его раны.

Анжел бледнел и сжимал здоровой рукой край трости, на которую опирался, чтобы не упасть.

Дышал он обрывисто, судорожно и с каждым таким вдохом Катрия понимала, что причиняет ему боль и старалась быть осторожнее.

– Приляг, я закончила. Перевязывать пока нельзя, – она придержала его за спину, пока Анжел ложился, и поправила ему подушку.

– Холодно... – выдохнул он, не выдержав, и его забила крупная дрожь.

«Она лежала на земле, придавленная его ногой и еле дышала от тяжести. Тонкий конец трости до крови упирался ей в лоб. Из уголка её блеклых обветренных тонких губ стекала струйка крови.

Анжел читал заговор... молитву.

Для него это было молитвой.

Тёмное зарево клубилось над ними, вырывалось из ведьмы, сопровождаемое её криком и пыталось попасть обратно, смести со своего пути помеху, ударяясь в Анжела.

Быть может, ведьма не понимала, что творит... Неспроста же ни одна из них никому не рассказывала, что происходило в день, когда они ощутили магический зов. Помнят ли они? Не жалеют ли после? Способны ли были сопротивляться?

А важно ли всё это, если Анжел убьёт их магию?

– За что?! – вдруг вскричала девчонка. Совсем ещё девчонка... Придавленная к земле его сапогом.

Он увидел испуг и мольбу в её тёмных глазах. Он понял, что сейчас это больше она, чем ведьма.

– Я пытаюсь спасти тебя, дитя...

А сила его пожирала в то время часть её магии. Продлевая ему жизнь, питаясь не тем, что делал он с её помощью – как и положено магии – а тем, что делала ведьма, погибающая от его рук.

Но нет...».

– Анжел? – Катрия положила на его полыхающий лоб холодный компресс.

Он приоткрыл глаза, внезапно потянулся к ней и, запустив пальцы в её волосы, притянул Катрию к своему лицу.

Она не стала дожидаться того, что он хочет сказать ей или сделать. Рефлекторно Катрия попыталась отстраниться от него, упёршись руками в кровать и... в его плечо.

Он разжал хватку.

От боли у Анжела перехватило дыхание и из горла вырвался не крик или стон, а сдавленный хрип.

– Прости, прости, прости, – зашептала Катрия, склонившись над ним, и принялась заговаривать его боль, дуя на открытые раны.

Её волосы скользили по его руке, шее, груди... Он задышал ровнее, уже более осознанно наблюдая за ней.

Губы его разомкнулись, и слабый голос отчего-то заставил Катрию похолодеть.

– Тебя единственную я спас.

«Всё прекратилось.

Девчонка затихла в грязи.

В глазах её отражалось хмурое небо.

Анжел получит обещанную плату от человека, что так опасался проклятия от неё.

Лишить ведьму силы можно по-разному, но чаще всего ей тогда грозит смерть.

Она же должна была погибнуть в любом случае. Что же…

Анжелу приходили заказы на ведьм, это его работа. Но он многим пытался сохранить жизнь.

И он мог... если бы не его собственная сила, требующая пищи.

И они умирали.
Раз за разом.

Но нет… он не маг».

– Ты бредишь, – Катрия укрыла его пуховым одеялом.

– Уйди, ты больше не можешь быть мне полезной.

Его взгляд вновь стал холоден и равнодушен.

***

Она остановилась у двери, думая, что он не заметил, и решала, не уйти ли обратно.

Ей приснилось что-то нехорошее, что забылось сразу же, как она разомкнула веки. Но осадок остался, а сон всё никак не желал приходить вновь.

Кутаясь в белый халат с широкими кружевными рукавами, Катрия была похожа на призрака в тускло-освещённой комнате с чёрными стенами. Или на богиню в белом платье, в глазу которой мерцал едва заметный бирюзовый полумесяц.

Анжел бросил на неё внимательный взгляд, отрываясь от своего занятия, и снова склонился над столом, отмеряя на чашах висов серый порошок, добавляя в него раздолбленные красные минералы.

– Подойди, присядь, ты мне не помешаешь, – его плавный холодный голос растёкся по комнате, обволакивая Катрию. Странное впечатление. Ей не нравилось.

– Что ты делаешь? – она присела на мягкий стул с бордовыми высокими спинками, и заправила Анжелу за ухо выбившуюся из низкого хвоста прядку волос, чтобы та не лезла ему в глаза.

– Вечером привезли ингредиенты для одного яда. Просили изготовить его, как можно скорее, – он всыпал смесь в колбу с янтарной жидкостью и подвесил её над огнём. – Подай мне бумажный свёрток, – указал он на полку позади неё.

Катрия, не вставая, дотянулась до свёртка.

– Научи меня, – вырвалось у неё, когда Анжел соединял какие-то вязкие тёмные жидкости, превращая их в нечто похожее на мутную воду.

Он усмехнулся тонко, покачал головой, будто отвечая сам себе на свои мысли, и только спустя пару минут молчания проговорил почти извиняясь:

– Нет. Я не хочу рисковать, допуская тебя к ядам. Рисковать тобой, пусть и знаю, что ты не подвергла бы себя опасности. И рисковать собой. Я не столь самоуверен… Дорогая, – его глаза блеснули в неверном свете лампы и свечей, будто в них повернулся осколок льда с пляшущими бликами в глубине, – я ведь знаю, что ты желаешь мне смерти.

Катрия не отводила от него глаз, почти не двигалась, только слегка склонила голову. Сидя спокойно и уверенно перед ним, она лишь с сожалением, в очередной раз обвела взглядом заставленный порошками, колбами, травами и различными инструментами большой дубовый стол.

– Что будет со мной, если ты умрёшь? – она не видела смысла переубеждать его, прав он в своём утверждении или нет.

Поначалу было заметно, что он колеблется с ответом.

Анжел отложил в сторону карандаш и блокнот, в котором сделал пару записей, медленно снял с огня и отставил подальше закипающую колбу и, наконец, повернулся к своей ведьме.

– Ничего не будет.

Он решился на правду, и Катрия понимала, что Анжел не лжёт.

– Ничего, – повторил он. – Ты останешься жива и будешь в порядке… со временем. Я давно принял решение, что не стану рисковать твоей жизнью в угоду своей. Это не значит, что не могу прикрыться нашей связью. Но сделаю я это, в крайнем случае: если ты пойдёшь против меня, найдя способ, чтобы я не смог это пресечь. И тогда, принеся мне смерть, ты погибнешь сама.

Катрия, обдумав его слова, поднялась, собираясь уходить.

– Благодарю, – сдержанно кивнула она, – но ты рискуешь. Ты можешь что-нибудь не заметить. Это не угроза, я просто обдумываю твоё… доверие ко мне. Но не глупо ли, раз считаешь, что я хочу тебя убить?

– Не все желания влекут за собой действия, – вновь склонился он над столом за своей работой.

***

Белая ткань раз за разом окашивалась в красный, пока всё же не перекрыла кровь.

Он перевязывал ей ладонь, которая ещё долго полыхала и пульсировала от боли, крепко, но осторожно держа Катрию за запястье своими жёсткими прохладными пальцами.

Анжел нечасто излечивал её раны. И не все раны, оставленные им, могла убрать она магией. А всё из-за их связи…

– Прости, я погорячился.

Его голос – всегда ассоциировавшийся со звучанием воды в стылом широком ручье скованным льдами – отразился эхом у неё голове. Катрия ушла в свои мысли, пусть и не спускала глаз с Анжела, что опустился на пол у её колен, чтобы удобнее забинтовать ей руку, не тревожа её лишний раз.

– Ничего, – отозвалась она устало, – не отрубил, как обещал и на том спасибо.

Он поднял на неё взгляд и Катрия отвернулась, не найдя в нём ничего, кроме холода. А в следующий миг её плечи невольно вздрогнули, когда она почувствовала на своих пальцах горячие губы Анжела и его дыхание.

И слова его ощущались кожей:

– Прости меня.

Вчерашним днём, ранним утром она заметила Анжела в окно слишком поздно.

– Ты говорил, что приедешь через три дня, – несмотря ни на что Катрия выглядела непринуждённо.

Она приняла и повесила тяжёлую, мокрую от липкого снега куртку Анжела, взяла протянутые ей ключи и замкнула входную дверь.

Анжел выглядел уставшим и бледным, слегка растрепанным, что являлось редкостью. Его рука в белой плотной перчатке мелко, едва заметно подрагивала на трости, которую сжимала чересчур сильно без всякой надобности.

Он сел на мягкую скамейку в прихожей у шкафа.

– Мой друг, с которым я должен был… Впрочем, на данный момент значение имеет только то, что я смог вернуться, – передумал он посвящать Катрию в свои дела. Как и всегда.

– Я не чувствовала, что ты поблизости… – маятник сделанный из его кольца, что Катрия успела снять с подоконника, действительно не показывал приближение Анжела.

– Я, как мог, скрывал свою энергетику, чтобы никого не привести за собой.

– Я помогу тебе дойти до комнаты, – бросилась к нему Катрия, когда Анжел стал подниматься, и придержала его.

– Помнишь, ты просила научить тебя чему-нибудь? – внезапно спросил он, мягко её отстранив и, слабо улыбнувшись, едва заметно покачал головой, давая понять, чтобы она не утруждалась.

– Мне потребуется твоя помощь, – продолжил Анжел, подходя к лестнице, что вела в лабораторию. – В глазах плывёт, мне сложно сейчас смешивать лекарства… Нужно сделать противоядие.

Он осёкся, повернулся к кухне. И Катрия, отступив, вспорхнула на ступени, направившись наверх, к себе, чтобы запереть дверь и, желательно, придвинуть к ней громоздкий, тяжёлый комод. И активировать все амулеты, которые, конечно, не помогут оградиться от влияния Анжела.

Только она не успела даже открыть дверь. Её поймали, больно сжав локоть, и едва не спустили с лестницы, отбросив на пол.

На кухне рассыпанные зёрна на столе плясали от магии всё ещё не утихшей. Белая дымка муки чернела у огня. Небольшой кулич пылал жаром на льняном полотенце.

– Я предупреждал тебя, – Анжел стянул её на первый этаж, толкнул в узкий коридор.

Катрия плечом ударилась об угол стены и не успела опомниться, как её отбросили к двери, ведущей в подвальное помещение.

Там свет из узкого решетчатого окошка под потолком едва освещал узкий старый стол, старинный сундук и замшелые тёмные стены.

– Ты не только нарушила мой запрет, ты подвела меня, когда я нуждался в помощи.

Он не кричал, но голос звучал зло и надсадно.

Катрия, не говоря ничего, пыталась вырваться из его крепких рук. Но вот её за горло прижали к влажной стене. Перед лицом сверкнуло лезвие кинжала, призванного жечь магию, сталь вспыхнула древними письменами – Катрия не могла сопротивляться магически, ведь оружие было в его руках – и Анжел, держа Катрию за запястье, прижал её руку к стене на уровне головы.

Она зажмурилась, ожидая боли, но подготовиться к ней не успела и вскрикнула от жгучей стали, что пробила насквозь её ладонь и пригвоздила к стене.

Анжел отступил, наблюдая за тем, как Катрия, пытаясь освободиться, хватается за рукоять кинжала, но не может сомкнуть на ней пальцы, что покрывались глубокими ожогами, как только касались металла.

Он, молча, вышел из помещения.

Размеренные шаги его какое-то время ещё звучали за дверью, а затем наступила тишина, оглушающая Катрию биением собственного сердца.

Проникающий через окошко свет становился всё ярче, из белого превращаясь в золотисто-серебряный. Затем потускнел и сменился тенью, после чего наступили сумерки.

Катрия давно устала стоять. Ноги отказывались слушаться, рука неизменно полыхала и ныла, ведьмина кровь, соприкасаясь с оружием охотника, шипела и трещала, причиняя ещё большие страдания. А ускользающее сознание, к счастью, каждый раз возвращалось к Катрии, когда она была на грани того, чтобы сползти по стене вниз… и разорвать лезвием кисть руки.

Она не могла даже присесть. И упрямо молчала, не пытаясь звать Анжела. Впрочем, Катрия знала, что её не будет слышно, если только он не подойдёт к двери или лестнице.

Его спешные шаги прозвучали только к утру.

Дверь открылась резко, впуская в подвал тёплый оранжевый свет.

***

Внутри её застыла большая часть магии. Она не боялась, что не переживёт этого.

Слова вились, шипели, раскалялись и, наконец, вспыхивали жарким пламенем.

У Катрии всегда были сложные взаимоотношения с огнём. И на это заклятье шло слишком много силы, а отдача для Катрии будет сильна. Но в том и смысл. Анжел не заметит вовремя её действий, ведь она сейчас будто мертва, скрыта для него. Главное выдержать…

Он спал, лёжа на диване. Они недавно поужинали, поделились друг с другом новостями, рассказали о своём дне.

Они смеялись, пили вино, потом Катрия в шутку заплела его волосы в короткую косу и поцеловала Анжела в щёку, отвечая на какую-то колкость, высказанную им.

А теперь она заговаривает стены дома, когда как Анжел даже не ощущает сгустившейся вокруг магии его ведьмы.

Его. Ведьмы.

Катрия усмехнулась, задыхаясь одновременно от жара и холода.

В кармане её коротенького плаща позвякивали ключи от машины.

Когда она выехала из-за ворот, особняк полыхал, в буквальном смысле синим пламенем.

Её самый удачный и опасный побег.

***

Белый костяной гребень легко скользил по тяжёлым и невероятно густым волосам. Их приходилось приподнимать над полом, чтобы расчесать полностью.

Она сидела в застеклённой веранде среди разноцветных подушек, где не было ничего, лишь молочно-белый пушистый ковёр, расчёрченный чёрными лентами её волос, да поднос с нарезанными пополам грейпфрутами.

Она подставляла солнечным лучам своё утончённое, белое лицо. Её кожа прозрачная, подсвеченная изнутри голубоватым светом, но вовсе не болезненная, казалось, начинала светиться.

В полуопущенные веки вливалось золото солнца, расплавляя бархатные чёрные глаза, делая их похожими на потрескавшийся тёмный янтарь. И только в одном глазу с боку на радужке начинал сиять едва заметный голубой полумесяц.

***

На тонких белых запястьях поблескивали узкие серебряные браслеты. Алые зёрна граната со звоном падали в чашу, и время от времени, тонкими изящными пальцами отправлялись к её, чуть менее красным сочным губам.

Половинки грейпфрута на подносе отвлекали её, манили своим горьким ароматом, но как только рука вспорхнула над ними, в дверь позвонили.

Заправив за ухо прямую прядь угольно-чёрных волос, она набросила на плечи белую, меховую накидку и вышла в коридор, впустить гостя и ворох снежных хлопьев, что так услужливо подбросил ветер к её порогу.

Полупрозрачный материал длинного серо-голубого платья, выгодно обрамляющего её нежный силуэт тонкой тканью, вмиг заискрился от снега.

– Проходите, – будто не замечая ударившего в неё мороза, посторонилась она, пропуская в дом мужчину, настолько укутанного в шарф, что разглядеть можно было лишь его живые глаза, да светлые волосы, выбившиеся из под шапки.

– Одну минуту, – лёгкой поступью, босиком, Катрия подошла к двери под лестницей и спустилась в сухой светлый подвал.

Дощатый пол приятно грел ноги и казался мягким. На полках стояли завёрнутые в ткань и бумагу хлеба.

Она взяла один, круглый и лёгкий, как пух, и вынесла гостю.

– Как вы заказывали, с семенами льна.

Её тепло поблагодарили. Прозвучал звон монет и, простившись, Катрия закрыла за покупателем дверь.

Улыбка лёгкая, но отчего-то недобрая, промелькнула на её лице.

Она вернулась на веранду, где окна не запотевали от разницы в температуре, и долго смотрела вслед человеку, который не заметил бы её за окном, даже если бы подошёл вплотную.

Сколько лет она уже здесь? Ей нравилось это место, укрытое мягким снегом и залитое солнцем. Дом стоял на холме и со двора его широкие ступени вели к замёршему зеркалу озера.

Катрия печёт хлеб и местные жители, так уж вышло, берут его у неё неизменно, как бы часто не ездили в город.

Связь в этой местности была плохая. Зато затёртые старые книги казались теплее и уютно шуршали страницами по вечерам, ловя красные отблески камина.

Окна комнат каждое утро замерзали, покрываясь плотным узорчатым слоем изморози, в которой просматривались картины леса, цветов, диких трав, так похожих на тысячелистник и полынь, пучки которых висели в её кухне.

Она добавляла их в суп. В обычный суп или похлёбку, в которой они были не заметны.

Спускаясь к пруду, теперь уже Катрия укуталась в шарф так, что только глаза сверкали, пропуская сквозь себя солнечный свет.

Хруст снега за спиной заставил её остановиться, но вот обернуться она не успела.

Огромный рыжий пёс сбил её с ног, повалил в сугроб, придавил тяжёлыми лапами и стал тыкаться носом в её лицо, норовя лизнуть, не обращая внимания на её слабое сопротивление.

От смеха всегда становишься слабее, а в такие моменты Катрия смеялась, как простая девчонка, барахтаясь в снегу и шутливо зовя на помощь.

Но вот соседский пёс, похоже, принял это за призыв к действиям, сорвал с неё шапку и бросился прочь. Отбежал пару метров и развернулся в ожидании игры.

Ей было хорошо и свободно здес ь.

Но временами она ждала, что охотник вернётся за ней, призраком или живым. И списать бы это на чувство вины. Да только ведьмам это чувство несвойственно.

– Но я не люблю тебя, – прошептала она, задумавшись. – Нет…