И пришел Попрыгун...

Я решил написать роман. Ну? Поздравляйте меня! Кто теперь сумасшедший?

Сумасшедшие не пишут романы. Они и имя-то свое написать не могут после всех тех пилюлек, что им дают. Пилюльки и таблетки - одни разноцветные, другие круглые и с неприличной бороздой посреди. Меня эта борозда всегда смущала. Женщинам может и все равно, но когда женщина дает мужчине такую таблетку – это же... Ну, вы сами понимаете... Приглашение, что ли...

В общем, это пролог.

Глава Первая

Положено начинать с имени. Как у Чарльза Дарвина. Нет, Чарльза Диккенса. Раньше, до того как сюда попасть, я очень много читал. У меня высокий уровень интеллекта. Я в пять лет пошел в школу, сразу во второй класс. Здесь говорят, что люди с высоким уровнем интеллекта часто страдают шизофренией. Вовчик считает, что это чушь.

Раньше я много читал и почти все запоминал. Мама скармливала мне Фенимора Купера, когда другие корпели над азбукой. Майн Рид, Гроберт Уэллс...

Герберт. Уэллса звали Герберт. Красивое имя. А Человека-невидимку звали... Я забыл. Почему-то вспоминается кот моей школьной любви, Юли Сомур. Его звали Афанасий, а человека-невидимку звали... Не Афанасий, это уж точно.

Итак, меня зовут Антон Ткаченко. В школе из-за этого имени у меня были большие проблемы. Даже Вовчик смеялся и передразнивал, мол, не Антон, а... Ну вы поняли. Закончилось все тем, что я его пнул, да так, что он отлетел в угол и там лежал дня два, дулся.

Мне двадцать три года. Последние три я живу здесь, в Свердловской Областной Психиатрической Больнице номер 68. В городе Почтовое, которыйне так давно назывался Свердловск-12. В общем, его переименовали, как мама в свое время хотела переименовать Вовчика в Мишу. Это было неправильно. Я про маму, не про город.

Мой дедушка был интеллигентом. Писал стихи, в которых (по словам мамы) всегда ругал власть. А потом заболел сердцем и умер за месяц. Бабушка не надолго его пережила. Итог, остались мы с мамой, и Вовчик, разумеется, куда же без Вовчика.

Вовчику... Дайте подумать... Лет двадцать, наверное. Спрошу у него позже.

Я учился в средней школе номер 25, в тогда еще Свердловске-12. Должен был поступить в институт, но не задалось. У меня тогда уже начались... эпизоды, и мне было не до этого. Благодаря эпизодам я не попал в армию. В противном случае я бы уже гнил где-то под Донецком. Так говорила мама. Мама вообще антивоенная и антивластная. Так можно сказать? Раньше я бы не задавал таких вопросов. Раньше у меня был прекрасный словарный запас. Вовчик говорит, все дело в пилюльках и таблетках. Разноцветных и круглых, с бороздой.

С неприличной бороздой.

Когда я сюда попал, было совсем плохо. Я не помнил кто я, почему я и даже... (шепотом)...

Так, стоп. Вот я хочу выразить свои эмоции или действия в романе. Как мне это сделать? Как бы поступил Чарльз Диккенс? А Гомер? Не Симпсон, а тот слепой грек, который написал Гомериаду. Илиаду. И-ли-а-ду. Надо запомнить, чтобы не забыть.

Так вот, когда я хочу выразить свои эмоции, я пишу слово в скобках и вы, дорогие читатели, понимаете, что я хочу сказать. Только так и не иначе.

Начнем со слова (шепотом)...

…ходил под себя. Вот умора! В двадцать-то лет, класть в штаны!

В общем, не то, чтобы все стало замечательно спустя три года. Во всяком случае, я перестал грызть дверные ручки и гадить где попало. Евгений Викторович, это мой лечащий врач, говорит, что я иду на поправку. Мол, еще пару лет и меня можно будет переводить в другое крыло, подальше от всех этих бесноватых.

Все, глава про биографию закончена. В следующей главе будет интрига.

А человека-невидимку звали Гриффин!

Глава Третья

Я подумал, что меня не хватит на полноценный роман. Поэтому, я решил обмануть вас, мои дорогие читатели. Следующая глава будет, ну... например, 12 или 126 и вам покажется, что вы прочитали уже очень много страниц. На самом деле, в толстых романах всегда много воды. Писатели спецом заполняют бумагу словами, чтобы показаться умней, чем они есть на самом деле. Вот, например, «Властелин Колец» этого англичанина... Гриффина, кажется. Там хоббиты и всякие смешные уродцы идут к Огненной Горе. Идут, идут... Проходит тыща страниц, и что вы думаете? Они все еще идут и снова идут, и так почти до бесконечности. Три тома они идут, а по пути им встречаются всякие другие уродцы и они с ними сражаются. И ведет их еще один урод.

В этой главе я расскажу о том, как все началось. Вовчик сидит рядом и улыбается. Он всегда улыбается. Мне кажется, это последствия... эпизода между нами. Честно говоря, я не хотел. Я вообще не собирался этого делать, но он не угоманивался. Сидел в своем углу и ныл, мол, я никогда не стану успешным, да у меня нет будущего, да я совсем дебил и желтобилетник. Я ему пытался объяснить по-человечески, что рано или поздно я напишу роман, и все забудут, что я желтобилетник, но Вовчик только хохотал.

В общем, это был плохой день, ужасный. Когда случаются такие дни, все, как правило, идет наперекосяк и с каждой минутой становится только хуже. И единственный способ закончить эту кутерьму - лечь в постель и заснуть.

Как правило, ужасные дни - это понедельник и среда. С понедельником все и так ясно. А в среду неделя переваливает через хребет и прошлое не хочет отпускать будущее. Не совсем понятно, но так оно и есть (шепотом).

Вот тот день был средой. После того как мы с Вовчиком поругались, я надеялся, что все закончится, все... остановится. Иногда помогает счет. Нужно внимательно и вдумчиво считать, пропуская семерки, семнадцатки и двадцатьодинки. Это несчастливые числа. Досчитал до тысячи, не сбился - считай, ничего плохого больше не случится.

Но в тот день все было не так. Стоило мне добраться до семидесяти, как я понял, что все делаю неправильно. Ведь семьдесят, по сути, это та же семерка, только умноженная на десять. А значит, в десять раз более ужасная. Я начал сначала, и теперь меня окружали одни семерки. Двадцать один, двадцать восемь... я не говорю уже про семь на семь...

Я понял, что ничего не выйдет и решил лечь спать. Но стоило мне лечь спать, как приперлась мама. Она долго мялась у двери, мямлила что-то про одиночество и взросление, и про то, как ей тяжело, а потом взяла и выпалила с порога...

Ну, разве так можно со мной? Меня нужно было подготовить! Чтобы я привык как... ну как коты привыкают к новому дому.

В общем, мама сказала...

Погодите.

Зачем я вам это рассказываю вообще?

Я же собирался написать роман про конец света. Про то, как все полетело к чертям, и как в моей палате теперь воняет тухлым мясом и жрать нечего, и...

Но в хорошем романе к этому еще нужно подвести.

Мама сказала, что она кое с кем встречается. Что за идиотское слово! Мы постоянно встречаемся с людьми. С продавцом в магазине встречаемся. И с парикмахером встречаемся. Мы с мамой встречались на кухне, и каждый раз, когда она заходила ко мне в комнату и ругала меня за то, что я разбросал вещи. Меня, я не Вовчика, хотя, как правило, бросался вещами он. Просто ради забавы.

А тут она стоит и ноет, мол, встречаемся, да одиночество, да он хороший человек и знает про меня.

Знает про меня.

Как будто, я какой-то поганый секрет.

Я разозлился и начал кричать. Просто, чтобы она заткнулась.

А она подождала, пока я прекращу. Посмотрела на меня вот так просто и заявила, что все уже решено, и я могу кричать сколько угодно, но она достаточно жизни угробила ради меня, и не собирается себя хоронить в четырех стенах только потому, что я... Тут она замолчала, но все и так было понятно, что она хотела сказать.

Ну! И кто здесь сумасшедший?

Я онемел, а мама воспользовалась этим и вышла из комнаты. Напоследок заявив, что он, этот хороший мужик, переедет к нам, пока в его квартире ремонт, а потом мы все вместе будем жить у него.

И ушла, пока я сидел с открытым ртом.

Вовчик тотчас начал ржать. Просто покатывался со смеху. Я пнул его, но даже на полу, он продолжал покатываться.

- Ты, - говорит, - идиот! - Тебя, - и хохочет, заливается, - отправят в дурку, и ты будешь там сидеть до конца дней своих.

- Я тебя прикончу! - это уже моя реплика. Я вскочил и еще несколько раз пнул его, прямо в морду. А ему все нипочем.

- Ты – дебил! Они тебя отправят в дурку! Будешь сраться! - он никогда не дрался со мной, даже когда я избивал его. Вовчику достаточно издеваться надо мной... Вербально! Ух, какое слово! Уверен, Чарльз Диккенс не в курсе был такого слова.

В общем, Вовчик орал и орал и издевался надо мной.

- А может, они тебя вовсе приспят! - выдал он под конец.

- Это еще как?- спрашиваю.

Вовчик посмотрел на меня как на пустое место.

- Ляжешь спать, а этот ее хахаль тебя удавит. – Он подумал и добавил, - Подушкой.

Самое смешное, что Вовчик отрицает эти слова. Мол, не говорил он такого, это я все придумал.

А тогда я решил, что хватит с меня его издевательств и всей этой муры. И я вышел из комнаты и пошел на кухню, и меня никто не остановил - ведь тогда на мне не было ни смирительной рубашки, ни наручников. Я был дома, дорогие читатели, а потом уже, после того, что сделал, я попал в психушку. Потом...

Я взял нож. Небольшой.

Интрига?

Глава двадцать восьмая.

В нашей больнице все началось тихо, как чей-то сон

Сначала появились маски. Я сразу подумал про ковид и подумал про вакцину, которую нам всем вкололи полтора года тому назад. По слухам кое-кто умер от какой-то гадости. Вовчик хихикал и шептал мне на ухо, что я тоже умру, не сегодня - завтра. Но я не умер и приобрел суперсилу. Теперь мне не страшен был ковид.

Поэтому я сразу заподозрил, что болезнь вернулась и врачи перепугались. Они вечно боятся всего, эти врачи.

- У нас снова пандемия?- спросил я у Евгения Викторовича.

Он посмотрел на меня... понятия не имею, как он посмотрел, ведь на нем была маска, а глаза прятались под огромными очками с затемненными стеклами. Он выглядел как настоящий бандит из фильмов про ковбоев.

- С чего ты взял?- спросил он, и я тотчас понял, что да, пандемия. За три года я здорово поднаторел в интонациях. Вовчик говорит, что у меня талант. Я мог бы быть частным сыщиком или, чем черт не шутит, психиатром. Если бы не тот эпизод...

- Вы в маске, - сказал я.

- С сегодняшнего дня все в масках,- ответил он.

- А я?

Он помедлил.

- Ты тоже можешь носить маску, если хочешь. Принести тебе? - судя по тону, он не очень-то хотел напрягаться.

- Не... - сказал я, - у меня же иммунитет.

Евгений Викторович что-то промямлил и ушел. А Вовчик тотчас заладил, что это вовсе не ковид, а чума, самая настоящая чума.

- Весь мир сдохнет! - заявил он, и знаете, дорогие читатели, я ему поверил. У Вовчика тоже талант, несмотря на уродливый шрам на горле после того эпизода.

Этим днем меня не выпустили из палаты. Я поначалу решил, что провинился и начал думать, чем же я успел разозлить Евгения Викторовича, а потом понял (потому что я прозорливый), что все дело в эпидемии. Врачи не хотели, чтобы мы были вместе.

Обед мне принесла пожилая нянечка по имени... такое смешное имя, похоже на лютик, или на картошку или на что-то еще. Я забыл, поэтому, пусть она будет Маша. Но вы, дорогие читатели, помните, что это ненастоящее имя, а так, придуманное.

Маша тоже была в маске. И в перчатках. Я даже прыснул - ее руки под перчатками вспотели, и резина стала прозрачной, пошла темными пятнами. Это было... неприлично, как те самые круглые таблетки с бороздой.

Она проследила, чтобы я принял все лекарства, но язык показывать не заставила - все знали, что я на хорошем счету и делаю, что говорят. В этот раз таблеток было на две больше, но я не стал задавать вопросов. Надо – значит надо. Наверняка, одна из них была снотворным. Не прошло и пяти минут, как меня сморило, и я спал до самого следующего утра.

И в тот день все повторилось. Приходил Евгений Викторович в маске. Приходила нянечка, скажем, Маша, или другая, с таким же овощным именем и приносила обед, и завтрак, и ужин, и даже полдник. Из чего я заключил, что сегодня... Вы-то понимаете, что это было не сегодня, а тогда, когда это случилось, но для меня тот день был сегодняшним, и я... И кто здесь сумасшедший?

В общем, я решил, что уже выходные, а на выходные у нас киносеанс в общей комнате. Я спросил у нянечки Маши, когда за мной придут, и она ответила, что никогда не придут или что сегодня (ну в тот день, который был тогда сегодняшним) не придут, потому что карантин. А потом, она начала кашлять, и кашляла, и кашляла, и кашляла, и это было еще более неприлично, чем таблетки с бороздой, потому что напомнило мне про то как кашлял Вовчик, когда я сделал то, что сделал.

Вечером снова нагрянул Евгений Викторович. Он как-то уменьшился, и я сразу вспомнил роман одного американца про человека, который начал уменьшаться, а потом и вовсе исчез, провалился сквозь какую-то решетку... Молекулярную! Кто здесь сумасшедший, а? Я спросил у Евгения Викторовича, что происходит, и он только вздохнул, а потом закашлялся, но не так сильно как Маша.

- В общем, какая-то мутация ковида гуляет, - сказал он,- Но ты не волнуйся. Мы все здесь привиты, поэтому если и заболеем, то в легкой форме.

Тогда я спросил, почему нас не выводят на киносеанс. И не просто спросил, а добавил, потому что я был порядочно зол, что если нас не выводить на сеанс, то даже те из нас, кто ведет себя тихо, могут устроить бедлам.

- Нельзя, - сказал Евгений Викторович, и вдруг, ни к селу ни к городу, добавил:

- Антон, а ты не хочешь мне рассказать о том... эпизоде? Ну, хоть один раз? Может, ты готов?

Я покосился на Вовчика, но он старательно делал вид, что не заинтересован в нашей беседе. Хитрый жук!

- Я же рассказывал уже, - сказал я, лишь бы Евгений Викторович отвязался, - Все дело в Вовчике. Он меня довел, и я взял нож и...

Глава 64

Снова интрига.

Ловко я вожу вас за нос, дорогие читатели! Вы, наверняка, все ждете и ждете, что я вам расскажу про тот эпизод. Вот и Евгений Викторович ждал.

Я взял нож... Что тут рассказывать... Стыдно, конечно, но поэтому я тут и оказался. Другие кричат, что они никого не трогали. Никого не резали, не насиловали и не делали всего того, за что в тюрьму не садят, а садят к нам, в крыло для буйных. Но это только, если вас признают психом. А то ведь бывает, режет человек напропалую и думает, вот поймают его и отправят в психушку, и будут давать неприличные таблетки с бороздой, и разговоры с ним разговаривать, а по выходным, и по праздникам, и вообще очень часто, выпускать в общую комнату, и даже иногда без смирительной рубашки. А ему говорят, нет, дорогой гражданин! Ничего не выйдет, ты вменяем и все, пиши пропало.

Я ничего не ждал и ни на что не надеялся. Я просто хотел, чтобы все оставалось как раньше, и если бы Вовчик заткнул свою пасть и не подшучивал надо мной, все бы обошлось. Но он никак не мог угомониться, и я взял нож и...

Ну ладно, нечего тут утаивать. Все и так видно. Стоит посмотреть на Вовчика и на ужасный шрам у него на горле.

Я его полоснул так, что только ошметки во все стороны полетели. И он сразу заткнулся, и только пялился на меня этими своими глазами-пуговицами. Не верил, значит, что я способен на такое. А я способен.

Я ему даже не стал помогать, до того он меня разозлил. Пошел к маме и все ей рассказал. И она...

- И что она?- живо поинтересовался Евгений Викторович.

- А что она? - это был глупейший вопрос. Конечно же, запрятала меня сюда и не приходит. Никогда меня не навещает, будто я и в самом деле убийца. А Вовчик, вот он, живехонек, пусть и со шрамом на шее. Да, он натерпелся страху, но не умер же! И мне кажется, что за три года, я искупил и осознал. Но Евгений Викторович все время что-то от меня хочет, и даже не подсказывает правильный ответ. Приходит с тестами, с опросниками, с новыми лекарствами и все спрашивает одно и то же, одно и то же. Так и сто лет пройти может, а я не проживу сто лет. Был бы я вороном, другое дело.

- И это все?- в очередной раз спросил Евгений Викторович. И кашлянул.

- А что еще? – ответил я. Вопросом на вопрос. Знаю, это невежливо и так поступают только евреи, но он меня вывел из себя. Хотя, может я и сам немного еврей?

- Ну, ты подумай, - сказал Евгений Викторович, - Оглянись... - при этом он зачем-то указал на Вовчика, а тот даже не шелохнулся, - Мне кажется, ты сам себе не признаешься в чем-то очень важном, и пока это нечто сидит внутри тебя, тебе не исцелиться, - он как-то так сказал, мудрено и смешно, в своем духе.

- Нет, - ответил я, - Нечего мне вам сказать. И что вы все время кашляете? - тут я понял, что сел в лужу. То есть, он тоже кашлял, но в этот раз кашлянул кто-то за стенкой. Там жил совсем спятивший старик с усами как у казацкого гетьмана. Не знаю, что он сделал, но на всех киносеансах он был только в смирительной рубашке. Сидел себе сиднем. Орал иногда. А теперь, вот, кашлял.

- Простудился, - отмахнулся Евгений Викторович, - А ты как себя чувствуешь, Антон?

- Прекрасно, - сказал я.

- Ну и прекрасно, - ответил он и, наконец, ушел.

- Ты идиот, - тотчас заявил Вовчик, - Тебя отсюда никогда не выпустят.

- Это еще с чего?

- Потому что нужно вспомнить и осознать.

Я вылупился на него. Я уже говорил, что Вовчик тоже очень начитан и иногда выдает такое, что уши в трубочку заворачиваются. Как профессор, прям.

- Что еще осознать?- спросил я...

Глава вторая

А это прием называется «оборвать на полуслове». То есть, у него наверняка есть и научное название, но, во-первых, дорогие читатели, я его не знаю, а во-вторых, даже если бы и знал, не стал бы писать, чтобы вас не обижать.

В общем, все продолжалось в том же духе. Меня не выпускали из палаты. Приносили еду. Сначала Маша или та, другая, с овощным именем, а потом какой-то незнакомый санитар.

- А где Маша?- спросил его я. То есть, дорогие читатели, я сказал вовсе не «Маша», а как там ее... Но для удобства, продолжим называть ее Машей.

Санитар посмотрел на меня и вышел из палаты.

- Она умерла, - тотчас зашептал Вовчик, – И вторая умерла. И твой полудурошный сосед тоже помер.

- С чего это он помер?- взвился я.

- А ты слышишь, как он кашляет?- невинно осведомился Вовчик.

И в самом деле. Вот уже несколько дней, как из соседской палаты не доносилось ни звука. Ни песен, ни фирменных завываний. Ни кашля. Зато кашель доносился из других палат. И из коридора.

Вечером пришел Евгений Викторович, и я его спросил в лоб:

- Мой сосед умер?

- Какой такой сосед?- спросил он, и это было неприлично, так поступают только евреи. Может он и сам был евреем? Среди психиатров много евреев, не так ли? Тем более, я видел, что он врет. У меня же отменное чутье. Я бы и сам мог стать психиатром. Тем более, я отчасти еврей.

- Мой сосед с усами! Гетьман!- для верности добавил я.

- А, гетьман... - Евгений Викторович говорил тихо и отрывисто, как будто ему не хватало воздуха, - С чего ты взял?

- Умер же? И нянечка умерла?

Он закашлялся. По-настоящему, хрипло, и не успел я отвернуться от этого неприличного зрелища, как его маска начала темнеть, будто он плюнул на нее чернилами.

И я вдруг подумал... заподозрил, что я знаю, что он хочет от меня услышать.

Очередную чушь, в которую даже младенец не поверит.

- Извини! - прохрипел он и выскочил из палаты.

На следующий день ничего не произошло, а через день мне не принесли завтрак. И обед. Когда дело дошло до ужина, я начал стучать в дверь, но она была обита мягким, и я не уверен, что меня услышали. Я стучал и стучал, а потом прекратил и Вовчик тут же встрял.

- Слушай! - сказал он.

Глава, в которой многое проясняется

В общем, я прислушался и...

Надо бы на этом закончить главу, но тогда вы подумаете, что я и в самом деле спятил. Нельзя постоянно обманывать ожидания читателя.

... ни черта не услышал.

И я подумал, что все ушли. Ночью. Что я настолько плохой, что меня бросили, оставили тут гнить с Вовчиком.

Я запаниковал. Начал ломиться в дверь, орать, прекрасно понимая, что если все ушли, то меня точно никто не услышит. Кроме мертвецов.

Откуда я взял эту чушь про мертвецов? Из сказок, наверное. В детстве, мама читала мне русские народные сказки, и там было много про мертвецов. Ну, вроде того, что солдат возвращается домой и останавливается на ночь у заброшенного кладбища, а там…

Мертвецы.

А что, если все умерли и я единственный выживший? Что тогда?

Я покосился на Вовчика, и он сразу понял, в чем дело.

- Вот тебе хрен! - окрысился он, - Ты меня не съешь. Довольно с меня пыток! - и он выставил вперед свой уродливый шрам на шее.

Я ему пояснил как можно любезнее, что не собираюсь его есть. К тому же, это ни к чему - если все умерли, то и я скоро умру, и вовсе не от голода, а от жажды. Однажды я объявил голодовку и семь дней ничего не ел, а только пил и ничего, чувствовал себя хоть бы хны, пусть Вовчик и шипел мне в ухо постоянно, что я себя уморю.

- Эй! - снова заорал я, - Выпустите меня! Я все понял!

Не знаю, услышал ли мои слова Евгений Викторович или так совпало, но не прошло и минуты, как дверь распахнулась. Он стоял в проеме, покачиваясь, будто перебрал водки. И смотрел на меня. Без маски, небритый, с красными, воспаленными щеками.

То есть, мне сначала показалось, что они воспалены, как после бритья, или после того, как его кто-то отхлестал по морде.

На самом деле, щеки были в крови.

Он измазался... Вот, я вас снова надурил, дорогие читатели. Потому что, он вовсе не измазался. Но это я понял чуть позже. Евгений Викторович просто поднял руку и провел ею по щеке, смазывая кровь, и на коже тотчас проступили новые капли. Он был как губка, полная крови.

- Почти не кашляю, - вместо приветствия заявил он, и я тотчас понял, что он, наконец, спятил, что было совсем не удивительно - ведь он так долго тусовался рядом с нами, что не спятить было невозможно.

- Где все? - спросил я, чтобы не тянуть быка за хвост. Так вроде бы можно сказать? Тянуть быка за хвост... Какая-то чушь, откуда вообще у здравомыслящего человека может возникнуть желание тянуть какого-то быка за хвост?

- Умерли, - просто ответил Евгений Викторович.

- Все?

Он кивнул с некоторым сомнением.

- Наверное. Почти все. Пациенты все. Персонал... кто-то ушел, Кто-то до сих пор в коридорах лежит, кто по палатам свободным, – он посмотрел на меня так, будто видит впервые в жизни, - А ты почему жив, Антон?

Ну, и кто здесь сумасшедший?

- С чего бы мне умирать? - спросил я, - У меня иммунитет.

- Это не ковид, - сказал Евгений Викторович и вдруг сел. Прямо как в комедиях - вот он стоит, а вот сидит, привалившись к мягкой стене. Дверь при этом чуть колыхнулась, и я испугался, что она захлопнется и тогда нам кирдык - она не открывалась изнутри, с ключами или без.

- Мне кажется, у меня внутри все жидкое, - признался он.

Точно спятил.

- Но в принципе, почти не больно. Дышать только трудно немного и в голове мутится как будто... Ты, Антон, не хочешь мне ничего рассказать?- при этом он покосился на Вовчика, а Вовчик посмотрел на меня краем своего круглого глаза-пуговицы и я понял, что он понял, что Евгений Викторович совсем плохой.

- Вам бы показаться врачу, - участливо сказал я.

- На улицах тоже почти все умерли, - как ни в чем не бывало, продолжил Евгений Викторович, - Я даже представить себе не мог... - он забулькал как голубь, сглотнул и продолжил, - ... что это может произойти так быстро. Какой-то... мутант... искусственного происхождения.

- Я хотел напомнить ему, что мутанты - это двухголовые монстры из старых ужастиков, но потом подумал, что он все равно не поймет. К тому же, мне было интересно узнать, что там, на улицах.

- Ты понятия не имеешь, - заявил он, и это было правдой. Я понятия не имел, о чем он говорит, - Сколько там трупов...

Я кивнул, хотя не понимал.

- Кое-кто выживет, – сказал Евгений Викторович, - Я думаю, есть еще люди... Такие как ты... Я видел девчонку... лет восьми. Позвал ее, но она испугалась и убежала. А может, мне показалось, - добавил он.

Ну, кто, кто здесь сумасшедший?

- Эти люди будут объединяться в сообщества... в общины, понимаешь?

Я снова покивал для виду.

- И если ты... если ты мне ответишь сейчас... я тебя отпущу, и ты сможешь... жить как все...

Я чуть не расхохотался и вежливо заметил, что он меня не может отпустить, потому что он сидит, и весь в крови, а я сижу и мне норм. И Вовчик тоже норм, стало быть, нас двое, а он совсем ослаб. В ответ, Евгений Викторович достал из кармана шприц с какой-то мутной гадостью, похожей на молоко.

- Это пропофол, - сказал он, - Его еще называют молочком забвения. Колют немножко, и ты попадаешь в страну чудес. Чуть больше и ты засыпаешь, а если уколоть слишком много, то ты забудешь как дышать и... Ну, ты понимаешь. Я думал... Я хочу сделать тебе укол, - он совсем поплыл и постоянно размазывал кровь о стену. Это было омерзительно, но я не останавливал его. Невежливо поправлять человека в таком положении.

- Я хочу задать тебе один вопрос. Антон.

- Да-да! - я изобразил внимание.

- Что ты сделал? – спросил он.

До чего же упрямый человек. Лежит тут весь грязный, булькает и все равно твердит одно и то же.

- Я перерезал горло Вовчику, - сказал я и Вовчик кивнул.

- Вовчику?- переспросил он.

- Да.

Он побулькал немного.

- А потом?

- Потом, я пошел к маме и все ей рассказал.

- Ты пошел к маме с ножом?

- Ну да. И все ей рассказал.

- И что дальше?

- Дальше, я оказался здесь. Вы и так знаете.

- А Вовчик?- похоже, он добивался чего-то от меня, но я никак не мог понять, к чему он клонит.

- А Вовчик выжил.

- И его поместили вместе с тобой?- спросил он.

Я покосился на Вовчика, но он делал вид, что его это вообще не касается.

- Ну... наверное, да... - сказал я.

- Но почему?

- Что почему?

- Что он сделал?

И прежде, чем я ответил:

- Как он выжил?

- Евгений Викторович... - как можно спокойнее произнес я, - Вам нужно поспать. Мама мне так всегда говорила, когда у меня были плохие дни, и я спотыкался о цифры семь и двадцать один и семнадцать.

- Нет! - каркнул он (не на самом деле, а метафорически, разумеется). – Ты мне ответь, просто ответь! Антон, я три года пытаюсь тебе пояснить, что в твоей истории все шито белыми нитками! Подумай сам!

- Вам интересно, спросите у Вовчика! - закричал я, потому что он вывел меня из себя.

- Да не могу я спросить у Вовчика! - крикнул он в ответ, - Потому что, Вовчик - это плюшевый, блядь, медведь! Ты сам посмотри!

Я и в самом деле посмотрел. Вовчик и Вовчик. Сидит себе, думает о чем-то. Сквозь плохо зашитый шов на шее торчат куски какой-то... ну, пакли, что ли, откуда мне знать?

- Это ерунда, - сказал я.

- А кто он, по-твоему?

- Вовчик, - ответил я.

- Слушай меня... - он попытался встать и потянулся ко мне своим шприцем, но я легко оттолкнул его, и он упал на задницу и снова забулькал, а потом сплюнул чем-то очень густым, как мясной фарш.

- Слушай... - повторил он и указал на шприц... - Нельзя тебе к людям... Ты же... ты опасен, пойми. Я сам не смогу... Ты должен... сделать себе укол, - и задышал тяжело как лошадь после пробежки.

Видите, дорогие читатели, как ловко у меня получаются все эти сравнения? Это и есть признак высокого писательского мастерства.

К слову, это было авторское отступление.

- Сами себе колите, - огрызнулся я.

- Ты действительно перерезал глотку своему медведю, - он снова ткнул пальцем в Вовчика и в этот раз Вовчик не выдержал.

- Сам ты медведь, папаша! - заявил он, но Евгений Викторович, похоже, ни черта не услышал.

- А потом, ты пошел на кухню и убил свою мать. Подкрался к ней сзади и...

- Это чушь! - уверенно ответил я, - Она просто закашлялась и...

Я вспомнил, как мама закашлялась, и как изо рта ее брызнуло что-то и залило весь стол. Это было некрасиво. Я сказал ей об этом, и она обиделась и вызвала врачей, и милицию, и всех прочих, и меня увезли, и с тех пор она меня так ни разу и не навестила.

- На крики прибежала соседка, - продолжил Евгений Викторович, как ни в чем не бывало, - А ты сидел в своей комнате и зашивал медведя. Мы так и не смогли его у тебя отобрать.

- Какого медведя?- спросил я.

Евгений Викторович вздохнул и вдруг попытался броситься на меня. Пришлось лягнуть его. Несильно, но он все равно упал и в этот раз закашлялся. Звук был такой, как будто у него внутри целый завод по производству мокроты. Он кашлял и кашлял, а потом его вывернуло прямо на пол все тем же густым, черным фаршем.

- Я должен тебя... убить...

- Ну что вы заладили, Евгений Викторович?- я попытался разрядить обстановку, - Давайте я вас уложу... - но он и сам прекрасно укладывался. Он плюхнулся лицом прямо в лужу собственного производства, захрипел. Очки сползли, и я увидел, как его глаза быстренько закатились, как у куклы. А потом он начал дергаться, как будто исполнял какой-то танец, только лежа. И вдруг затих, ударив о стену двумя ногами с такой силой, что дверь чуть не захлопнулась – я только и успел подскочить и удержать ее.

- Фу, какая гадость, - сказал Вовчик без жалости.

- Нет, ну ты слышал? - спросил я с негодованием.

- Ага. Он сказал, что ты убил маму.

Мы посмеялись.

Я смотрел на Евгения Викторовича и думал:

«Ну, кто, кто здесь сумасшедший???»

Глава, в которой главный герой читает прессу

На самом деле, это и есть кульминация. Так бывает в романах самых талантливых авторов. Когда событие, незначительное по своей природе (как сказал бы Евгений Викторович, уж он был мастак на такие фразищи) оставляет глубокий и неизгладимый след.

Вот видите? Я могу писать сложно. Заковыристо могу писать, как Чарльз Дарвин... то есть Диккенс.

В общем, по порядку.

Мы посмеялись, а потом Вовчик заявил, что он устал и не против поспать.

- А ты убери здесь, - добавил он и стрельнул глазами на тело Евгения Викторовича.

- Ничего подобного! - возразил я, - Пусть лежит. Мы все равно уходим.

Но Вовчик уже меня не слушал. Он завалился набок и захрапел.

Я обыскал карманы Евгения Викторовича... Та еще работенка, если вам интересно. От него пахло так, будто он обделался перед смертью, и весь он был грязный, измазанный в собственной крови и рвоте. В карманах я нашел:

Список вещей, который я нашел в карманах:

• Немного денег
• Две пластиковые карточки
• Ручку (она потекла)
• Фотографию какой-то некрасивой женщины

Очень важно, чтобы вы, дорогие читатели, обращали внимание на мелочи. Я намеренно расположил карточки между деньгами и ручкой, чтобы вы не придали им значения, а ведь именно карточки я и искал. Это ключи. Один из них – от моей палаты. Второй – судя по всему, от дверей отделения. На проходной, как правило, дежурит охранник, но я подумал (ну и кто здесь сумасшедший?) и резонно заключил, что сейчас там пусто.

- Ты идешь?- спросил я у Вовчика.

Ноль на массу.

Я разозлился, вышел из палаты и запер дверь. Пусть посидит там с трупом Евгения Викторовича и подумает.

В коридоре было совсем пусто. Поначалу мне даже показалось, что меня разыграли, но потом я увидел, что в конце коридора открыта дверь в одну из палат. Что было решительно невозможно. Я подошел к палате и долго смотрел на тело, развалившееся (вот это слово так слово), в черной луже. Лицо было обращено ко мне, но оно так распухло, что я хоть убей, не понял, на кого смотрю. Был у нас один придурок, который вечно ковырял в носу, так вот – этот мертвец был на него похож. Но сложно разобрать.

От него воняло, и я пошел дальше. Зашел за угол и присвистнул.

Перед запертыми входными дверьми лежало человек пять. Трое из них, судя по всему, пациенты. И две нянечки - обе мне незнакомы. Судя по всему, пациенты здорово наигрались с нянечками, а потом пытались разбить... (их головами?) прочное стекло, но устали и умерли. Захлебнулись кровью или черт их знает.

Мне пришлось повозиться, и это было очень противно. Я оттащил несколько тел назад и только тогда воспользовался карточкой и вышел из отделения.

И снова оказался в коридоре. Здесь трупов было еще больше. Они просто валялись вперемешку, и я удивился - все было как в фильмах про зомбаков, которые я смотрел в детстве. Я и тогда удивлялся и думал - откуда столько трупов? Ведь, если человеку становится плохо, он бежит домой или в больницу. С другой стороны, я и так был в больнице, которая была домом для многих из этих мертвецов. В общем отделении двери палат не запирали ни днем, ни ночью. Некоторые вообще жили здесь на добровольных началах, и вот теперь все они умерли. Судя по всему, перед смертью они лезли из палат как тараканы под дихлофосом. Может быть, им не хватало воздуха, а может еще чего. Они же были сумасшедшими!

Среди мертвецов я насчитал двух врачей, а может и не врачей, а просто хитрожопых пациентов, напяливших белые халаты, ха- ха! И несколько нянечек, в том числе – мою Машу. А может и не Машу... Она была так истерзана, что только напоминала Машу, а на самом деле могла быть кем угодно. Глашей, например, или кем-то еще. К тому же, дорогие читатели, как вы помните, Машу совсем не звали Машей, а звали как-то по-другому, а как - я забыл и поэтому назвал ее Машей. Для удобства повествования.

Я сбился с мысли.

А, вот.

Продолжаю.

Я дошел до сестринского поста. Это такая будка из ударопрочного стекла, в которой сидит дежурная сестра и следит за порядком. Обычно они день-деньской читают свои бабские журнальчики. Но с этой сестрой мне повезло. Перед смертью, она выползла из будки. Возможно, пыталась утихомирить больных или просто убежала домой, не знаю. На столе валялась какая-то книжка в мягком переплете. Бушлатов, кажется, или... да не помню я.

Компьютер был включен. Экран ушел в спящий режим, но стоило мне шевельнуть мышкой, как он пискнул и открылся фейсбук. Вот смешно. У меня тоже когда-то был аккаунт в фейсбук.

Я закрыл эту страничку и открыл новостную ленту. Выбрал новости мира, уселся поудобнее и начал читать.

Зачем, спросите вы.

На то было две причины.

Во-первых, мне нужно было успокоиться. Все эти трупы в коридорах, бултыхающиеся в собственной крови, кого угодно доведут до истерики. И психа, и нормального. Во-вторых, я все еще злился, и, признаюсь, крепко злился, на Вовчика, который отказался выходить вместе со мной, а теперь спал в палате с трупом Евгения Викторовича. И я подумал, что если он не проснется до моего возвращения, то вряд ли вообще поймет, что я его наказал. Поэтому я решил задержаться. Я все еще немного побаивался, что кто-то придет. Ну там, врачи или полиция, и начнут орать на меня, и запрут в палате. При этом я понимал, что никто скорее всего не придет, потому что все скорее всего умерли.

Все, за исключением немногих.

Это меня тревожило, и я сам не мог понять – почему.

В общем, я начал читать новости. Некоторые из них я записал, для того, чтобы вы, дорогие читатели, понимали, в какой жопе мы все оказались.

Вот, смотрите, например:

Москва:

Взрыв, прогремевший в Центральной клинической больнице, унес более пяти тысяч жизней. По непроверенным данным, количество погибших превышает официальные сводки как минимум вдвое.

Или вот:

Барнаул

На поля за Новым Мостом продолжают свозить тела погибших от новой мутации ковид-19, уже получившей «народное» прозвище «Попрыгун». Начальник управления надзорной деятельности профилактической работы г-н Терязев сообщает, что тела планируют кремировать, однако чрезвычайно засушливые погодные условия не способствуют этому, в силу риска возникновения пожаров.

А вот еще:

Санкт-Петербург

Более двух сотен человек совершили самоубийство в Казанском Кафедральном Соборе. Подробности выясняются.

А вот из ближнего зарубежья:

Киев:

Городские власти выступили с решительным официальным опровержением слухов о массовых захоронениях на окраине города. Ситуация находится под контролем. Граждан просят не нарушать карантинный режим и оставаться дома.

Стамбул:

Взрыв в Айя София...

Рим:

Центр города охвачен пожарами, возникшими...

Париж:

После обрушения стен Отеля Дье Пари...

Едем дальше!

Мумбаи:

В результате прогремевшего взрыва большая часть города превратилась в руины. Власти отрицают свою причастность к теракту. По непроверенным данным, в международном аэропорту имени Чатрапати Шиваджи сдетонировало ядерное устройство. Количество жертв не поддается исчислению.

Исламабад:

Правительство Пакистана обвиняет власти Индии в намеренном заражении граждан Пакистана новой, смертельной мутацией вируса ковид-19. Военно-воздушные силы Пакистана приведены в состояние полной боевой готовности.

Северная Корея:

Пресс-служба председателя государственного совета КНДР Ким Чен Ына официально заявляет о том, что на территории КНДР не обнаружено ни одного больного, страдающего от новой мутации ковид-19, унесшей по предварительным данным, уже более двух миллиардов жизней по всей планете. Ким Чен Ын обратился с гневным посланием к...

Ну и американцы:

Нью-Йорк:

Фоторепортаж с улиц города-призрака. Шокирующие фотографии трупохранилищ в фойе опустевших зданий Манхеттена. Продовольственные бунты в центре. Полиция стягивает кольцо вокруг района Куинз.

Вашингтон:

В результате действий террористической группировки «Черная Сила», провозгласившей себя преемниками «Черных Пантер», большая часть города охвачена пожарами. На фотографии: Пылающий Белый Дом. Президента США переводят в подземный бункер во Флориде.

Еще дальше!

Токио:

Продолжается массовая эвакуация населения. Согласно информации, поступившей от частных источников, улицы города завалены мертвыми телами. В некоторых местах количество трупов настолько велико, что образует преграды для движения автомобилей.

Пекин:

Город превратился в смердящий склеп! Военные патрули расстреливают всех, кто пытается покинуть периметр!

Ну и совсем далеко:

Мельбурн:

Центр города погрузился в кровавый хаос после того, как власти признались в несостоятельности мер, противодействующих распространению нового смертоносного вируса.

И снова Москва:

Ответственность за серию взрывов, прогремевших на Садовом Кольце, взяла на себя международная террористическая группировка «Воины - львы Ислама».

Пожары на окраине Москвы вызваны исключительно природными причинами. Слухи о массовых кремациях погибших от новой мутации ковид-19 являются провокацией.

В Москве официально вводится комендантский час...

В результате...

В следствие...

Количество не установлено...

Просьба соблюдать спокойствие...

Гражданский долг...

Да поможет нам бог...

Новости, хотите верьте, хотите нет, становились все более и боле бессвязными и безумными, и я даже начал подозревать, что это не новости, а моя голова создает... этих... забыл слово, вспомню и скажу, потому что я не пил таблетки уже несколько дней. Вот, например, в одной из последних заметок, неизвестный автор утверждал, что во всем виноваты эфиопы. Они, мол, разработали вирус в секретной лаборатории, в пустыне Данакиль, для того, чтобы истребить все белое человечество. Нет. Он не так написал. Он написал, «уничтожить арийское большинство» и это звучало так высокопарно, что я расхохотался. Вот оно, твое арийское большинство, валяется в коридоре в вонючих лужах. Другая статья напрямую заявляла о взаимосвязи между распространением вируса и миграцией саранчи.

Я закрыл ленту.

И закрыл глаза.

Голова гудела как колокол.

Это и есть кульминация, если что. И почти концовка.

Самая главная глава

Когда я вернулся в палату, Вовчик спал. Евгений Викторович тоже спал, вечным сном, ха- ха!

Я вспомнил слово, которое забыл в прошлой главе. Это слово «химера». Но вот зачем оно мне понадобилось тогда, я не помню. Все дело в таблетках. Когда я их не принимаю, все кругом становится прозрачным, и в то же время некоторые детали... ну, испаряются, что ли.

Так и сейчас. Я вспомнил слово «химера», но никак не могу понять, зачем я взял на сестринском посту несколько шприцев и целую упаковку пластиковых пробирок, которые используют для забора крови.

Я намеренно громко топал и Вовчик проснулся. Покосился на меня. Что-то надо было делать с его шрамом. Сквозь прорехи лез Вовчиков внутренний мир, и выглядело это неаккуратно.

- Ну и че? - спросил он без интереса.

- Все умерли, - ответил я.

- Прямо таки все?- спросил Вовчик. В этом вопросе мне почудился и подвох и подсказка. Что-то связанное со шприцем и с пробирками.

- Откуда мне знать?- огрызнулся я, - Может кто-то и выжил.

- Вот именно, - многозначительно протянул Вовчик, - Что дальше?

Я задумался.

- Пойдем отсюда, - наконец сказал я.

- Отличная идея, - хмыкнул Вовчик.- Мальчик и его пес.

- Что?

- Забудь. Это из классики. Не для средних умов.

Я потихоньку закипал.

- Нафига тебе эти колбы?- осведомился Вовчик наимилейшим тоном.

- Это пробирки!

- Да? Зачем они тебе?

В вопросе мне снова послышалась подсказка, словно Вовчик уже догадался о том, о чем я по болезни забыл.

- Ну... - протянул я.

- А куда мы пойдем? - без перехода спросил Вовчик.

- На улицу, - окрысился я, - К людям.

- То есть к выжившим?

- Да, к выжившим.

- Чтобы они упрятали нас обратно в клетку? - осведомился Вовчик.

Я уставился на него. Мне казалось, что в моем мозгу кто-то ворочает огромные деревянные шестерни, и они скрипят как дверные петли. Скрип-Скриииип-сквииик.

- Что ты от меня хочешь? - спросил я, но это был риторический (шах и мат, дорогие читатели, я могу выражаться почище любого профессора, это даже Евгений Викторович неоднократно замечал) вопрос. Вовчик явно намекал на что-то, до чего я и сам додумался. Иначе, зачем мне эти колбы, тьфу ты, пробирки.

- А что, если, - задумчиво произнес Вовчик и я понял, что он издевается надо мной, - Все это не просто новый штамм? Что, если кому-то угодно избавиться от грязи и начать с чистого листа?

- Ты имеешь в виду военных? - спросил я неуверенно, - Террористов?

Вовчик хихикнул.

- Я имею в виду Его, - он указал пухлой лапой в потолок. Нет, сквозь потолок, прямо в небо.

- Не понимаю... - промямлил я и соврал. Все я прекрасно понимал. Я это понял с самого начала. Равно как понял, почему Он оставил меня (и Вовчика, ладно, Вовчика тоже) в живых, а Евгения Викторовича удобненько прибрал прямо в палате.

Вовчик снова хихикнул, но на этот раз в его смехе звучало понимание и одобрение.

- Вот именно, - сказал он, - Это миссия!

- То есть... Ну да, ну да... - я говорил больше для себя, чем для Вовчика, - Мы... то есть, люди, человечество, крепко обосрались.

- О да, - протянул Вовчик, - крепко обосрались.

- Все испортили... - продолжил я.

- Все, - согласился Вовчик.

- Не сегодня-завтра мы бы взорвали всю планету, - сказал я.

- И Луну в придачу, - Вовчик явно ерничал, но я был не против.

- А планета-то не причем! Животные там, природа...

- Коты, опять же... - поддакнул Вовчик.

- Медведи, - сказал я и покосился на него. Вовчик сделал вид, что не понимает намека.

- И вот кому-то...

- Ему! - с благоговением произнес Вовчик.

- ... все это надоело и кто-то...

- Он!

- ... выпустил на волю вирус...

- Генеральная уборка, - со знанием дела процедил Вовчик.

- Но умерли не все... - задумчиво пробормотал я.

- Выжившие будут объединяться, - сказал Вовчик, - Строить цивилизацию заново.

- Все заново, - сказал я.

- Это не дело, - сказал Вовчик.

Я подумал о сотнях, возможно о тысячах людей, которые не заболели. По той или иной причине. Даже вирус не может быть всемогущим. Кто-то спрятался, а кто-то носил маску, мыл руки с мылом и держался подальше от людей еще со времен ковида. Кто-то обладает иммунитетом... Но даже те, у кого иммунитет, могут заболеть, если концентрация вируса окажется слишком большой. Это называется... называется...

- Вирусная нагрузка, - скучно произнес Вовчик. Должно быть, я думал вслух, вот он и подслушал ненароком.

Я распаковал шприц и колбы... Не колбы же... другое слово... А, пусть будут колбы. Почему я должен все делать сам? Вы, дорогие читатели, и без меня можете расставить знаки препинания и выбрать правильные слова. Я вам не нянька.

От Евгения Викторовича смердело как от общественного туалета. Лицо его после смерти распухло еще сильней и налилось синевой как баклажан. Глаза выпучились как у пекинеса – того и гляди выпадут на пол. На синих щеках – черная корка из присохшей крови. Я взял его за руку, потянул на себя и он протяжно вздохнул. Я сел на жопу, а Вовчик расхохотался.

- Это газы, - сказал он.

- Типа пердежа?- спросил я.

Вовчик ничего не ответил. Он о чем-то крепко задумался.

Мне удалось попасть в вену с первого раза. Из меня мог бы выйти отличный медбрат. Я набрал полный шприц крови и выдавил его в колбу... в пробирку. Вот, теперь все верно. Закупорил ее резиновой крышкой, снова воткнул шприц. В этот раз кровь набиралась с трудом. Мне кажется, я все-таки промахнулся мимо вены.

В третий раз все получилось как нельзя лучше. Все это время Вовчик сосредоточенно молчал, как будто собирался сходить по-большому.

- Ни черта не выйдет, - наконец сказал он.

- Это еще почему?- спросил я.

- Кровь свернется, - сказал он.- Вирусы не живут в мертвой крови.

Я задумался. Мне показалось, или в голосе Вовчика прозвучала издевка?

- Ну... - наконец сказал я.

- К тому же, свернувшуюся кровь нельзя впрыснуть, - добавил Вовчик.

Меня осенило.

- Ее можно подмешать к еде, - сказал я, набирая четвертый шприц, - Типа приправы или соли.

Вовчик покивал.

- Но это не так эффективно, - сказал он, - Тебе понадобится больше колб, - он явно издевался надо мной.

- В Евгении Викторовиче до фига крови, - сказал я, - Наберем побольше.

- Но она свернется, - повторил Вовчик, - И вирус умрет.

И тут я вспомнил.

Еще в классе девятом, сто лет тому назад, к нам в школу приходил какой-то докторишка. И всех старшаков собирали в актовом зале, а он читал там лекцию про то, как важно предохраняться и про то, что СПИД не спит. И про гепатит тоже рассказывал. Так вот...

- Вирус гепатита весьма устойчив к высоким и низким температурам, - заявил я.

Вовчик хмыкнул.

- И может сохранять активность в засохшей крови в течение нескольких недель! -торжествующе добавил я.

- Молодец, - сказал Вовчик, - но это не гепатит.

- Да, - согласился я, - Это не гепатит.

Что-то подсказывало мне, что гепатит и в подметки не годится Попрыгуну.

Эпилог

В каждом романе должен быть эпилог. Это как... ну, как поцеловать свою девушку после секса.

Мне так кажется, во всяком случае.

Я набрал десять пробирок. И спрятал их...

Вовчик был против, разумеется. Он кричал, что я не имею права. Что это издевательство и пытка, что он будет протестовать. Что он удавит меня сегодня же ночью. Что он самостоятельный и не нуждается больше в моей опеке. Что нашей дружбе конец и все такое.

Но я его не слушал.

В конце концов, лучшего места для того, чтобы спрятать пробирки, не придумаешь.

Я нашел иголку и нитки на сестринском посту и немного подлатал его шею после того как... В общем, он надулся и не разговаривал со мной до вечера.

А и пусть.

Мне на удивление легко удалось принять Миссию. Если ОН, тот самый ОН, про которого я никогда толком не задумывался, но всегда предполагал, что ОН где-то есть, пусть и не в образе бородатого старца на облаке, а в виде космического разума, или там Ктулху, или еще чего, на самом деле существует, то лучшего исполнителя своей воли, чем я, ему не найти. Я молодой - это раз. Я никогда не любил людей - это два. И я неприхотливый. Я рад, что мне удалось выбраться из больницы. Рад, что мне больше не нужно пить таблетки, и что Вовчик со мной, пусть Евгений Викторович и назвал его плюшевым медведем. В конце концов, Вовчик до сих пор жив, а Евгений Викторович уже сдох.

На улице было... В общем как я и предполагал. Я видел нескольких мертвецов. Они просто лежали посреди дороги, раскинув руки, как пьяные. Видел, по крайней мере, одного живого мужика. Он стоял у светофора, лузгал семечки, и вид у него был совершенно невозмутимый. Я его не заинтересовал, он меня тоже. Я зашел в магазин и набрал еды в кулек.

К вечеру я оставил город за спиной, дорогие читатели.

Я думаю так. Выжившие уйдут из города. Оставят его собакам и крысам (кстати, я видел трех собак и ни одной крысы. Может быть, Попрыгун убил и их? Не верю). Скорее всего, люди будут разбивать лагеря где-то на окраинах, неподалеку от больших супермаркетов. Поначалу, во всяком случае.

Рано или поздно, я их найду.

Хорошо бы пораньше, потому что я не знаю, как долго Попрыгун может выживать на диете из мертвой крови.

Поначалу меня мучил вопрос... Не вопрос даже, а сомнение. Я не мог понять, каким образом, мне удастся найти всех выживших во всем мире. Ведь это непосильно даже для человека, у которого есть Миссия.

Но потом я понял, что ОН вполне мог назначить эту Миссию не только мне, но и другим хорошим людям.

И все стало ясненько. И понятненько.

Вовчик все еще дуется. Шея у него зашита прочно. Нитки и иголку я захватил с собой. И нож. Рано или поздно, Вовчик перестанет на меня обижаться. Ведь часть Миссии возложена и на него. Он должен гордиться.

Мы устроились в замусоренном парке на окраине города. Я лежу на траве и смотрю на звезды. Я не видел их вот уже три года, и мне кажется, что они мне рады. Мне кажется, что звезды - это не звезды вовсе, а Его глаза.

На меня смотрят миллионы глаз Великого, Всеблагого Бога.

Мне хочется плакать от радости.

Завтра я начну искать выживших.

И постараюсь убить их всех.

Конец