Это было после дождя

Кто не живет согласно истине,

которую он признает сам,

опаснейший враг истины.

(Юлиус Рупп)

***

Это было после дождя.

Я шёл по улице, оглядывая мокрый тротуар, кривые лужи и бледные в свете фонарей дома. Я вкушал запах асфальта, который недавно был накрыт слоем воды, постоянно прибывающей и прибывающей.

«Хорошо, что человечество придумало ливневые канализации!» – оценил я с позиции городского обывателя.

Вечерний моцион продолжался уже около часа и до этого момента мне так никто и не встретился.

«Люблю это чувство – чувство свободы, когда пустой город встречает своей широкой грудью». – В такое время я всегда выходил из дома, чтобы не пылиться в тесноватой квартирке и восполнить то, что не мог получить там…

Вы, возможно, подумайте, что мне совсем одиноко или не с кем провести это время. Нет, это не так! У меня прекрасная семья: жена и подрастающий сын, похожий на своего папашу. Я счастлив, как может быть счастлив любой другой человек, добившийся того, что сейчас есть у меня.

«Один…два… три…» – теперь я считал сменяющие друг друга фонари, с которых периодически скатывались дождевые капли, иногда попадая мне на макушку.

Я завернул за угол, оглядывая собственный дом издалека и прикидывая, когда мне будет необходимо вернуться, как вдруг увидел небольшого седовласого старичка, расклеивающего на фонарные столбы листовки. Сначала мне не показалось это чем-то странным, и я как бы даже не обратил внимания на всю процессию.

Но интерес всё же захлестнул – я направился к ещё одному гостю уже неодинокой улицы. Старичок трудился в нескольких десятках метров от меня, и поэтому, чтобы разглядеть листовку, пришлось почти поравняться с незнакомцем, который до сих пор меня не замечал. Я сфокусировал свой взгляд и тут же удивился:

«Истина там, где её нет» – гласили слова, написанные большими красными буквами. Единственная надпись, которая должна была к чему-то да призывать или, в конце концов, – значить!

Наконец, старик заметил меня, обернулся и окинул спокойным, даже скорее равнодушным взглядом и принялся за следующий столб, отходя на приличные тридцать пять метров.

– Зачем вы это делаете? – спросил я, последовав за ним.

– А затем, чтобы знали! – ничуть не удивившись моему вопросу, ответил тот.

– Истина там, где её нет. – ещё раз прочитал я крайне озадаченный. – И зачем вас заставили это клеить? Вас же заставили?! – вынес я из всего происходящего, говоря с твердым убеждением.

– Нет. А вас кто-то выгнал из дома, раз вы гуляете так поздно, да ещё один?

Мои брови поползли на лоб.

– Нет конечно! – возмутился я.

– Ну вот, и меня никто не заставлял.

– Что же тогда это значит, и зачем вы это делаете? – теперь вопрос показался сущей нелепицей, и это меня смутило.

– Значит для всех разное… а на второй вопрос я уже отвечал, кажется, вы забыли!

Старичок перешёл к следующему столбу и я, как в забвении, поплёлся за ним.

– Но как же что-то может быть Там, где его Нет?! – моя голова заходила из стороны в сторону в знак протеста.

– Да легко! Вот вы же сейчас тоже что-то ищете здесь, хотя его тут нет, но вы всё равно…

– Что мне здесь искать?! – перебил его я, начиная волноваться.

– А я почём знаю, чужая голова – потёмки. Может, – уединение, может, – душевную свободу, а может и… – смерть.

Мои брови снова взметнулись вверх, и я ошарашенно сделал шаг назад от старика.

– Просто гуляю здесь и сейчас. – твёрдо заявил я, когда смесь удивления и боязни отступили.

– Ничего в этой жизни не бывает «просто»! Абсолютно ничего. Вы же выбрали именно эту дорогу, именно это время и тому подобное... Хотя вы могли бы сейчас лежать в своей тёплой постели, – мужчина помедлил и оглянулся на меня. – Надеюсь, она у вас есть?

Старик окинул меня оценивающим взглядом, и заключил:

– Она у вас есть!

Я машинально глянул на свой внешний вид: черное драповое пальто, пошитое на заказ у чешского портного, лаковые осенние ботинки, слегка заострённые к верху, длинный шарф из тонкого итальянского шелка, идеально выглаженные прямые брюки, спускающиеся на ботинки.

– Вот видите, вы и сами это знаете… знаете то, что вы здесь неспроста и что вам есть чем заняться и с кем провести это время, но вы… почему-то здесь!

Старик не казался мне опасным, но и на «доброго наивного старичка» – он вряд ли был похож.

– Ответьте мне на вопрос: зачем вы это делаете?

– Я уже ответил. Это первое. А второе – если вам не хочется быть здесь, то уходите, вас, кажется, уже ждут. – он засучил рукав правой руки и глянул на циферблат стареньких, самых обычных часов.

Я машинально проделал то же самое, взглянув на свой Швейцарский, точный до самых милли- … или чего там ещё бывает, аппарат. Да. Действительно, мне было пора уже возвращаться. Обычно я появлялся дома не позже одиннадцати вечера, когда Она ещё не спала, а читала какой-нибудь роман или смотрела фильм, закончив дела по дому.

Старичок всё больше и больше мне не нравился, но какая-то неведомая сила удерживала сейчас рядом с ним.

– Так, вы уходите? – лукаво посмотрел на меня он и двинулся к последнему в этом переулке фонарю.

Я последовал за ним.

– Думаю, что у меня есть время…

– Вот она главная ошибка Всех и Вся! Вы думаете, что времени у вас предостаточно, а так вот, что я вам скажу – это совсем не так. Время любит тех, кто его ценит. А вы что… ?! А?! Разбрасывайтесь, вот что!

Я совершенно растерялся. Старик теперь показался мне ополоумевшим, хотя внешний вид у него не был похож на душевнобольного. Однако, признаться, душевнобольных я не встречал.

– Так как вас, говорите, зовут? – вдруг спросил он.

– Генри. – быстро ответил я и тут же возмутился, – Я не говорил вам, как меня зовут!

– Как, разве? Вот только что ведь сказали!

Я таращился на старика, как тюлень на кенгуру. Мне вдруг стало предельно ясно, что пора уходить.

– Вам страшно?

Слова незнакомца мне совершенно не понравились.

– Вот ещё! Думаю, это вам стоит опасаться. – уверенно заявил я.

– Кого же, вас? – искренне удивился мужчина.

– Может быть, и меня.

– Ах, ну тут я спокоен. Вы и мухи не обидите!

– Почему же?

– Мараться не захотите. – улыбнулся незнакомец гаденькой улыбкой.

– Ну уж знаете что! – произнёс я и, не дожидаясь ответа, зашагал в направлении к дому.

***

На следующий день я всё никак не мог вспомнить, почему же так резко ушёл вчера, бросив старика одного.

Сегодня на работу отправился пешком, а работал я офисным клерком, но, прошу заметить, заместителем самого начальника, поэтому мог позволить себе многое из того, что пожелаю, и вдобавок: что пожелают моя жена и сын.

Пройдясь по тому же самому переулку, где странным образом имел беседу с расклейщиком листовок, не нашёл и следа вчерашней встречи… Моё поведение теперь вызывало отторжение, и я побыстрее хотел обо всём этом забыть.

День офисного работника по традиции в нашей большой компании начинался с кофепития. Поэтому, когда я появился на пороге офиса запоздав на эту кофейную церемонию, многие, кто особенно ценил моё присутствие в их обществе, проводили мою фигуру неодобрительными взглядами. Сегодня я не хотел кофе и это обстоятельство слегка испугало, ведь этот напиток мне приходилось пить каждый день, учитывая рабочие сложности и сложившуюся в связи с этим привычку…

Вообще, начальству полагался отдельный кабинет для отдыха, а так как я был вторым после нашего боса – вход в ту обитель был открыт. Однако я предпочитал проводить это время в компании обычных работников нашего офиса. Поначалу это всех смущало, ведь начальники или их замы должны держаться опосредованно, чтобы вдруг не нарушилась субординация. Но вскоре все поняли, что я не собирался карать их за «недоделки», поэтому начали относиться ко мне с особым почтением, более того обращались за советом, как эти самые «недоделки» устранить. А учитывая, что мне всегда нравилось объяснять то, в чём я был отчасти асс, это обстоятельство вдвойне мне нравилось. К тому же, как в последующем оказалось, каждый из наших обычных офисных клерков имел по незаурядному увлечению, о котором мог поделиться с другими. Так сложились мои дружеские отношения в коллективе, который за несколько лет работы я сумел отчасти полюбить.

– Доброе утром, мистер Джорд!

– Доброе утро, Алан.

В юности я выработал привычку называть всех по имени, не употребляя фамильярности. Это нравилось людям, особенно в том случае, если это были мои подчинённые, конечно, с начальством таких «игр» я себе позволить не мог.

«Когда ты знаешь своих подчинённых не только в лицо, но и по имени – это достойно уважения» – так считал я.

Я зашёл в свой просторный, однако заваленный бумагами кабинет и устроился поудобнее в кресле. В мою голову вновь застучали воспоминания вчерашнего дня.

«Какая же всё-таки странная штука память! Вроде, хочешь забыть и уверен, что вот-вот уже это сделаешь, как воспоминание вновь возвращается с новой силой».

Чтобы отвлечься, я осмотрел стол, на котором меня ждала ежедневная работа; одно было не то… Над всеми этими бумаги, словно Солнце над Землёй, лежал аккуратный конверт с красными углами. Подписи не было, даже обратного адреса, что на несколько секунд отсрочило его вскрытие.

«Истина там, где её нет!» – прочитал я и чуть не зашиб юную девушку, которая каждое утро справлялась о моих делах; она была помощницей шефа и не только…

– Простите, мисс Делавер!

Девушка была француженка, но с британскими корнями и, хотя она отчасти находилась и в моём подчинение тоже, я опасался звать её по имени из-за шефа…

– Скажите, кто принёс этот конверт? – невежливо опередил её я.

Француженка покосилась на содержимое в моих руках, затем на меня.

– К вам никто не приходил, мистер Джорд. Для разносчика писем ещё рано, вы же знаете. – уверенно заявила девушка.

Француженка знала своё особое положение в офисе, но никогда не переходила черту дозволенного… Вот и сейчас она уверенно отчеканила мне ответ на вопрос и быстро удалилась, цокая тонкими, как её талия, каблуками.

Я вновь опустился в мягкое кожаное кресло, не сводя глаз с письма.

– Если его принёс не почтальон, то кто?

– Думаю, вы сами знаете ответ.

Я подскочил на стуле, как ужаленный; передо мной стоял вчерашний старичок.

– Я вас слушаю.

Присел я обратно в кресло, делая обычное деловое лицо, как, впрочем, каждый раз, когда на пороге моего кабинета появлялась незнакомая фигура. С остальными я предпочитал держаться, по свойственной мне весёлости и простоте, гораздо «обычнее».

– Кажется, мы вчера недоговорили, мистер Джорд, вы так стремительно удалились… – хихикнул старичок в седые усы и оперся о подоконник, аккуратно заваленный бумагами.

– Думаю, вы ошиблись. Я закончил! – чинно произнёс я.

– Что же, тогда объясните мне смысл письма, которое лежит теперь у вас на столе среди тонны ненужной макулатуры.

Моё лицо вытянулось от удивления.

– Это ваше письмо, его смысл мне не известен. Прошу удалиться! – закончил я и немного боязливо покосился на старика, а затем увереннее указал на дверь.

– Известен, просто вы этого ещё не поняли! – улыбнулся гость и слегка склонился на левый бок.

Поначалу я думал ему стало плохо и было уже начал вставать, чтобы помочь, но тот вдруг подскочил и снисходительно оглядывая мой кабинет, исчез за светлой тонированной дверью.

– Да уж! – выдохнул я и разложился в кресле поудобнее, – Кого только не встретишь в нашем мире…

Я глянул на свои идеально точные Швейцарские часы и принялся за работу. Правда, работать в обычном темпе так и не получилось; я всё не мог понять, что именно выбило меня с моего уверенного места.

***

Рабочий день прошёл в своём режиме, к коему я привык и менять ничего хотел. Я вернулся домой к назначенным шести часам вечера с сумкой продуктов, заказанной женой ещё утром. Сын, как обычно, встретил меня со спокойной радостью, которая никак у него не выражалась… словно он хотел что-то мне сказать, но попросту не мог или не знал как; он тащил за собой коричневого мишку, хотя тот упорно цеплялся за все косяки, чтобы остаться, наконец, в покое.

– Генри, милый, я тут подумала, – с порога заявила мне жена. – У нас растёт сын, ему всё больше и больше надо… – она запнулась. – Может, мы могли бы купить дом – просторный и с небольшим участком; я бы засадила его ягодами и цветами. И вообще, возможно, мне бы хотелось второго…

Я удивленно посмотрел на Грейс, словно та несла полную околесицу. За почти десяток лет совместной жизни, она впервые выставила мне чуть ли не претензию…

«Или, может, она права – сыну действительно нужна комната побольше?!»

– Давай подумаем об этом позже, когда я буду не таким уставшим! – осторожно заявил я, боясь обидеть жену.

Она удивленно воззрилась на меня, но промолчала.

Мне была понятна её реакция, ведь впервые за несколько лет, как устроился на ту работу, что сейчас приносила мне хороший доход и спокойную жизнь, я так открыто заявил, что устал.

«Всё этот старик со своими листовками…»

Весь день его дряхленькая фигурка не выходила у меня из головы. Что-то было сказано им такого… – врезалось в мой ум и теперь не хотело самостоятельно выходить.

– Грейс, а ты думала об истине? – вдруг спросил я.

– Об истине? – жена подозрительно уставилась на меня, чересчур оголив белок глаза.

– Да, Грейс, о ней самой. Что ты думаешь? В чем она есть, а где нет, или её вообще ещё никто не создал, не ввёл, как закон или билль? Может, она даётся определённым людям?! – пофилософствовал я, чем окончательно смутил жену.

Она принялась мыть посуду, оставив мои размышления без внимания.

– Ну же, Грейс, когда ты была помоложе, сама же заваливала подобными вопросами.

По лицу жены я сразу заметил, что мои слова задели её...

– Когда была помоложе… я не помню ничего уже! – огрызнулась она и вновь включила воду, которая шумным потоком билась о невымытую посуду.

– Не обижайся, это не то… – приобнял её я, принимая молчание за исчерпывание инцидента.

Мы сели ужинать: сын постоянно тянулся за конфетами и отказывался есть то, что сегодня приготовила его мать, Грейс раздражалась моим молчанием и ругала сына за огромное количество съеденных конфет.

После я отправился на балкон. Почему-то сегодня дико хотелось выкурить папиросу, хотя я давно уже бросил заниматься столь пагубным делом, но, к моему сожалению, небольшой портсигар всегда ждал меня в ящике рабочего стола.

Я вышел на просторный, но не длинный балкон и восхитился красотой ночного города. В нём было всё как всегда: те же высотки и те же запрятанные где-то коттеджи; парки с осенними деревьями и… фонари. Фонари освещали город, делая возможным пешие прогулки и ночные гонки молодых шумахеров. Внизу разрывалась стоном машина: кто-то опять слишком громко прошагал мимо неё, – это незнакомое авто завывало каждую ночь.

Кто-то спешил домой, а кто-то только проснулся, чтобы начать свой день с поздней ночи. Таковы уж жизненные принципы многих подростков, которые, как и я когда-то…, начинали день с ночи, а ночь со дня. Подростки переворачивают всё с ног на голову, наверное, в этом и есть прелесть безрассудной, но истинной молодости.

– Аа-а, так вы уже начали думать путями истины, мистер Джорд.

Я чуть не подавился папиросой, которая тут же отправилась куда-то вниз, вдоль чужих окон, под действием силы тяжести.

– Ну, ну, боже правый, так и задохнуться можно. – беззлобно изрёк старик и направился ко мне.

Я шарахнулся от него, как от приведения, выставив одну руку вперёд.

– Ну что вы! Не убивать же я вас сюда пришёл, в самом деле! Поговорить лишь… – хитро улыбнулся он и замер на месте.

Я выпрямился, став на целое туловище выше старика, и нервно глянул в окна собственной квартиры: жены не было видно, значило это только одно – она уже легла спать.

– Да, с вашей женой всё в порядке… однако, вы ей сегодня заявили… – ухмыльнулся в седые усы старик. – Надо же было сказать: «когда ты была помоложе…» – пробубнил он, якобы парадируя меня.

– Это вы во всём виноваты! – зло прошипел я, стыдясь за своё поведение с женой. – Нечего было говорить мне всякую чепуху, вот и…

– Э-ээ, милый, чепуха – это то, что ты жене своей сказал, не подумав! И сам знаешь, что я прав. – Старик схватился за спину и цокнул языком. – Прохладно вообще-то, хоть бы в дом пригласил!

«Как он вообще здесь оказался?»

Я взглянул вниз.

«Шестой этаж…» – мысли завертелись, словно шестерёнки, заставляя голову работать. – «Как оказался…?!»

– Судя по всему, приглашения в квартиру не будет, ну и не гостеприимный же вы, мистер Джорд! – цокнул языком старик, так и не дождавшись ответа.

Я чуть не задохнулся от возмущения.

– Вы как сюда попали!? – вскрикнул было я, но вовремя опомнился, побоявшись разбудить Грейс.

– Как и всегда. – скучающе произнёс старик и выпрямил спину, отчего та затрещала, как сосновые паленья в очаге костра.

Я вдруг отчетливо ощутил давно забытый смолистый запах, а перед глазами запрыгали яркие золотисто-красные искры.

Когда наваждение прошло, я вновь глянул на старика: тот довольно улыбался, а его выцветшие глаза оценивающе семенили по одежде, рукам, голове.

– Что по-вашему истина? – вдруг спросил я и сам себе удивился.

– Не знаю, – спокойно отреагировал он на мой вопрос, словно знал, что я спрошу. – Возможно, истина – это есть счастье, – старик на секунду задумался. – Что же, учитывая, как мы требовательны к счастью, не может же истины быть так мало? О, конечно, нет, – перебил себя он. – Возможно, истина – это и есть вся наша жизнь, ведь мы не видим в ней чего-то особенного, люди воспринимают жизнь, как данное и соответственно редко ценят её в то время, когда живут. Лишь, когда её забирают… Вообще, всё становится ценным, когда это у нас забирают. Неправда ли, парадокс?! Всего лишь надо что-то забрать, чтобы люди что-то поняли. Но Вы – особый случай! У вас есть всё: семья, дети, деньги, любимые люди – и вы не видите в этом чего-то особенного, более того – даже не стремитесь найти большего. Вы просто-напросто уверены, – хмыкнул старик, пожимая плечами в знак удивления, – Что у вас есть все, что нужно и даже не очень.

– Я не… – кажется, нужные слова вылетели из головы.

– Вот именно! Вы понимаете, что я прав, хотя в моих словах, естественно, ничего нет… – старик на какое-то время умолк. – Вам будет дан один день, чтобы понять это. Всего один! Я выбрал вас, потому что таким как вы – очень сложно во всё это поверить. С виду вы практик, но в глубине души… а значит именно вам и суждено всё изменить, если, конечно, сможете! Более того, я здесь потому что вы этого сами хотели!

Я резко поперхнулся, не понимая, как это могло произойти, и закашлялся на всю улицу. Старик довольно щурился, чуть склонившись над моей страдающей фигурой.

«Вот же чокнутый» – подумал я и вновь закашлялся так, будто моё горло раздирало на тысячу мельчайших клеток.

***

Утро показалось мне абсолютно привычным во всех аспектах моей привычности. Более того, я чувствовал себя лучше прежнего… Мистическое чувство отчужденности – а именно такой диагноз я поставил себе вчера – растворилось без следа.

Жена всегда поднималась на час раньше, чтобы приготовить завтрак и очистить дом от накопившейся за день пыли – она делала это каждое утро, как ритуал обязательного бытия. Я был уверен, что за 24 часа пыль не может навредить человечеству, но жена имела другое мнение, и мне никогда не приходило в голову перечить ей, ведь мнения людей должны различаться.

Я отстранил легкую ткань балдахина и быстро очутился на кухне. Воздух был напоен ароматами утренней трапезы. Жена быстро орудовала у плиты, и я не смел ей мешать.

Я быстро привёл себя в порядок, в какой приводил каждое утро и, не мешая никому, уселся за круглый стол из орехового дерева.

– Сегодня что-то новенькое, Грейс? Пахнет просто замечательно!

Жена ничего не ответила, из чего я извлёк, что она пребывала не в лучшем настроении и всё ещё обижалась за вчерашнее…

Через пару минут на кухне появился сын, сонный и недовольный. Сегодня он не тащил за собой большого коричневого мишку, как делал всегда, и я решил поинтересоваться в чём же причина медвежьей отставки.

– А где же Бадди? Неужели я что-то пропустил, и ты уже вырос для своей игрушки?

Сын широко открыл рот, и его язык завилял из стороны в сторону. Раздался глубоких выдох, казалось, несвойственный маленькому мальчику. Я хохотнул, а Грейс нахмурилась.

– Сколько раз я тебе говорила, – раздраженно обратилась она к сыну, – Зевать за столом – некультурно.

Я хотел возразить, но подумал, что это только разозлит Грейс.

В гостиной раздался звонок, и я спешно засеменил к трубке.

– Ну что, мистер Джорд, как вам новое положение?

Я весь задрожал от злости! Старик, который уже начал испарятся из моей памяти, вот так вот нагло звонит мне по телефону, да ещё как…, прямо домой!

«Неужели он не перестанет издеваться?!» – подумал я.

Настроение испортилось. Я спешно повесил трубку, после чего оделся и, ничего не сказав, вышел из дому.

Путь на работу прошёл без происшествий. Стеклянная высотка встретила меня своим привычно-скучающим видом. Разодетый швейцар с беззаботной надменностью пропускал неспешных клерков на работу, то и дело притворяя за ними дверь.

Я быстро очутился возле лифта и уже через несколько минут расположился в своём кресле, бросив черное пальто на разветвленную вешалку. Стоило мне это сделать, как резкий хрипловато-знакомый голос выбил из меня всю расслабленность.

– Вы что это…? – рядом со мной вырос старик, всего на пол головы, оказавшейся сейчас выше.

Я вжался в кресло и закрыл глаза.

– Вы что это…? – повторил мужчина с акцентом удивления и, как мне показалось, недовольства.

Я открыл глаза разочаровавшись, что на присутствие гостя моя махинация не сработала – мне хотелось, чтобы старик оказался лишь частью фантазии и просто исчез.

Гость опирался на трость с золотым набалдашником и, не отрываясь, удивленно глядел на меня.

– Вы ещё даже не поняли, что перестали существовать? Хе, вот уж не думал – всё настолько… – присвистнул он.

– Неужели вам не надоело преследовать меня! Ещё чуть-чуть и я вынужден буду обратиться в полицию! – устало заявил я.

– Хе-х, полицию, говоришь! – раздраженно прищурился старик и указал на дверь. – Иди-ка и посмотри, что ты натворил…

Я опустил голову приходя в раздумьях. В горле вот уже с самого утра сохло – а я только сейчас это понял.

За дверью послышались голоса и оживление. Я привстал и обнаружил, что старик исчез. Плохое предчувствие отсчитывало минуты.

– Заходите, мистер Патрик, это ваш кабинет! – упитанный мужчина, который всего несколько раз попадался мне на глаза в кабинете заседания Совета…, провожал ещё более упитанного человека в мой кабинет.

Я широко раскрыл глаза, не понимая всей происходящей картины.

– Обустройте кабинет по вашему усмотрению, – лестно рапортовал «провожающий». – Предыдущий владелец не особо ценил уют!

Я так возмутился, что непроизвольно припал к креслу и тряхнул головой. Несколько минут мне потребовалось, чтобы прийти в себя.

– Прошу объяснений! – спокойно заявил я, уверенный в некой ошибке…

Оба вошедших меня проигнорировали, словно я был лишь тенью от их пальто.

– Молодые люди, – учтиво начал я. – Либо вы объясняете мне, в чём тут дело, либо прошу покинуть мой кабинет! – вновь привстал я и твердо указал на дверь.

Один из мужчин демонстративно взглянул на кресло и направился «на меня»…

От испуга я подался назад, но через секунду произошло что-то непонятное: моё тело свела лёгкая судорога, а руки как-то неестественно похолодели. Мужчина сделал шаг и оказался по другую сторону от меня. Он уселся за стол, вальяжно потянувшись в кресле. Я аж качнулся от удивления.

– Ну, и что ты думаешь по поводу всего этого теперь?! – знакомый старик опирался одной рукой о трость, а другую держал в кармане мятых холщовых брюк. – Я, кажется, предупреждал, но ты не слышал! – непринуждённо заявил он и оценивающе оглядел кабинет.

Я ощутил дрожь в коленях, припоминая вчерашний разговор. В голове завертелись странные мысли о каком-то «третьем пришествии», кажется, это было последствие фэнтези-фильмов, которые особенно любила смотреть по вечерам моя жена. Непонятная лёгкость, с которой начался сегодняшний день, стала теперь чем-то страшным.

Я хотел схватить за руку полного мужчину, который собирался макнуть мою фирменную ручку в тушь, но ладонь вдруг побледнела и прошла сквозь человека.

Розовощёкий старик усмехнулся и сделал какой-то странный жест, предлагая следовать за ним. Я ещё раз взглянул на пухлого мужчину, сидевшего теперь за моим столом, и сняв с вешалки своё черное пальто, вышел вон.

Оказавшись на улице, мир показался мне ярче обычного, а воздух приятнее духов.

– Ай да почувствовал, смотрю! Да поздно что-то… – старик обрисовал перед собой круг и неестественно скрючился. – Ты теряешь время, дорогой, советую поторопиться!

Я глянул на старика и нерешительно бросился в сторону, прямо на проезжую часть. Машины быстро пролетали сквозь меня, словно я и не существовал! Мои глаза попытались отыскать старика, но тот провалился сквозь землю.

Тогда я бросился домой, но там никого не оказалось: сын пребывал в детском саду, а Грейс – на работе; я знал это, но почему-то не хотел, чтобы сейчас так было. Мне ничего не оставалось, как отправится к жене…

Я не тратил времени на рассуждения и через четверть часа очутился возле массивных дверей, обитых дубовыми панелями – здесь работала Грейс – она редактировала статьи, заголовки, а иногда и целые рассказы, которые появлялись у неё на столе. Грейс всегда любила работу, но из-за домашнего быта так и не получила заслуженное повышение.

– Она всё равно не увидит, Генри!

Я даже не оглянулся, мне было понятно, кто находился за моей спиной.

Огромными рывками я миновал три этажа, не дожидаясь лифта. Ещё через некоторое время – оказался в дверях её скромного кабинета. Грейс улыбнулась мне, и я расслабленно выдохнул.

– Грейс, пожалуй, вот эта статья должна рассматривать не только корректуру, но и полную замену некоторых абзацев!

В кабинет зашёл молоденький худощавый парень с подвижным ртом, словно созданный для разговоров. Он улыбнулся моей жене и занял единственный стул в этом маленьком помещении, размахивая над собой какими-то листами.

Я разочарованно глядел на происходящее...

– Пат, я тебе полностью доверяю, – оживлённо ответила ему Грейс, – Прошу, сделай это сам!

Я недовольно уставился на парня, открыто флиртующего с моей женой!

– Как хотите, мисс Джорд. – парень опять заулыбался и подмигнул Грейс.

– Мисис, Пат, я мисис Джорд. – ответила моя жена и снисходительно глянула на собеседника.

Парень пожевал свои губы и вальяжно обвёл кабинет глазами, выказывая шутливое неодобрение.

Я был готов истерзать этого наглого юнца, который совершенно не видел рамок дозволенного…

– Да уж, – протянул сзади меня голос. – Странная ситуация.

– Почему меня никто не видит? – наступал я на пожилого мужчину.

– Успокойтесь, мистер Джорд, разве я не предупреждал? – ухмыльнулся старик.

Я усиленно вспоминал вчерашнюю ночь.

– Как я могу всё исправить? – поглядывая на свою жену, спросил я.

– Ну-у, сначала нужно понять, что было не так… а уже потом…

Я кинулся домой и, пока взбирался по лестнице вверх, осознал, что всё ещё ощущаю неодушевленные предметы – это меня порадовало.

– Что же делать? Что делать?! – огромными шагами я мерил пространство между комнатами.

– Советую начать с вашей работы, пока жены нет дома! – чересчур добро улыбнулся старик.

– Что не так с моей работой? – запротестовал я, взъерошив на себе волосы. – Я никого никогда не унижал, а подчиненные доверительно относились к моему присутствию в их компании. За редким исключением приходилось быть грубым, но даже тогда спор решался в пользу обеих сторон. – мне пришлось сделать огромный вдох, чтобы успокоиться. – Я хорошо выполняю работу!

– Это да! – с хрипотцой ответил старик. – Но ваша работа… – медлил он.

– Что?!

– Она вам нравится?

Я удивленно уставился на старика.

– Конечно нра… – начал было я, но осёкся. – Моей мечтой не было становиться клерком, но разве это важно теперь?!

Старик довольно закачал головой из стороны в сторону, выказывая сомнение.

– Я мечтал стать режиссёром и ставить на сцене пьесы: Островского, Теннесси, возможно, свои – но это оказалось невозможным, меня попросту не приняли…

– А ты пытался ещё? – уточнил старик, вдруг перейдя на «ты».

Я хотел возразить, но мужчина перебил меня.

– Вот именно! – отозвался он.

– И как мне теперь...? – недоумевал я, безрезультатно размахивая руками около себя.

– Подумайте! Я за вас всю работу делать не собираюсь. – произнёс он и ушёл.

Я продолжил мерить квартиру шагами.

Ничего не приходило в голову, кроме потрёпанного сценария – когда-то давно он был написан юным мальчиком, верившим в чудеса и пытающимся доказать всему миру свою правоту – тогда его не признали, и он ВПИСАЛСЯ В ЖИЗНЕННЫЕ РАМКИ, позабыв о мечте.

Я прошагал в кладовую и достал огромную картонную коробку. Она была вся в пыли.

«И почему Грейс её ещё не выкинула?»

Какие-то старые папки, бумаги, клочки ткани – чего только не содержала в себе эта коричневая коробка. Я опрокинул её вверх ногами и вывалил содержимое: среди этой кучи мне посчастливилось заметить бордовую кожаную папку, обшитую в старой манере.

– Неужели это она?! – восторженно удивился я, ощущая немыслимый прилив сил.

Прямо, как и сидел – в запыленной тесной коморки, предназначенной для старого барахла, – я отряхнул папку и принялся читать…

Через пол часа я имел полное представление о своей юношеской задумке.

– Хм, признаю, интересная пьеса.

Я обернулся и чуть не налетел на старика, поняв, что он единственный на кого мои прикосновения как-то действуют.

– Какой в этом смыл?! Я не смогу реализовать задумку вот просто так… на коленках. Нужны люди, материалы для костюмов, световые приборы… нужно место… – в конце концов.

– А тебя никто и не просит делать это сейчас! Кстати, о людях… – начал он, почесав затылок. – Давно ли ты знался со своими друзьями, Генри? – мягко, по имени, назвал меня старик, что каким-то теплом отозвалось в душе.

– Конечно, общался и не так давно. – заверил я собеседника.

– Генри, ты хороший человек, но совершенно безразличен к проблемам и радостям других людей. Ты безучастен к их судьбам. – старик обошел меня с другой стороны и аккуратно положил руку на плечо. – Ты, на редкость, не завистлив и не испытываешься других порочных чувств по отношению к знакомым, возможно, это одна из причин, за что судьба наградила именно Тебя, но при всём этом ты живешь по принципу: «они есть, но ведь так и должно быть!» Казалось бы, что еще от тебя может требоваться! Однако… однако, ты – не прав!

Я недоумевал, но что-то в моём подсознание отвечало его словам…

– А твой сын… Да ты даже не замечаешь его!

– Не правда! – запротестовал я.

– Твой сын уже прожил пол дня, ни разу не вспомнив об отце, Генри. – бесцеремонно перебил меня старик. – Думай! Время неумолимо крутит стрелки…

Я прошёл в спальню сына и сел на кровать. Моя рука гладила неаккуратно застеленное покрывало, словно жила отдельно от тела. Что-то грустное показалось мне сейчас в его комнате, казалось, старик был прав...

Я вновь отправился в пыльную кладовую и достал очередную картонную коробку, только на этот раз меньше. В ней были фотографии 5-ти, 7-ми, 10-ти летней давности – фотографии моих друзей, институтских товарищей, наши совместные с Грейс и некоторые с сыном. Я удивился почему последние находились здесь, мне казалось, они были вставлены в маленький фотоальбом, который жена хранила особо трепетно в выдвижном шкафу туалетного столика.

Я достал стопку снимков и принялся рассматривать. Вместе с ними обнаружились письма, которыми мы с друзьями обменивались, будучи ещё студентами.

Мне удалось быстро рассортировать фотографии и запаковать их по конвертам. Накинув пальто, я вышел из квартиры, решив начать свой путь с Голд-стрит.

Машины неумолимо куда-то мчались, иногда нарушая правила и не пропуская пешеходов там, где ещё не было установлено камер. За каждой машиной сидел свой водитель, который ехал по назначенному пути.

«У каждого – свой путь!» – улыбнулся я своим мыслям и отправился разносить письма, захватив в одном из кафе ланч в красивом крафтовом пакете. Меня по-прежнему никто не видел, но это не избавляло от чувства голода. Я забрал заказ, предназначенный кому-то другому, однако оставил за это 13 долларов.

Я плохо помнил адреса, зато память отчетливо выдавала нужные картинки домов и улиц. Первая многоэтажка должна была подарить мне встречу с давним другом – латышом Петерсоном. Вместо этого дверь отворила его жена; она оказалась такой, какой я её и запомнил – с симпатичным, жизнерадостным лицом, но крайне высоким ростом. На её руках восседала маленькая девочка – оказалось, у моего друга подрастала дочка, о которой я даже не знал. Девушка аккуратно опустила девочку на пол, а сама подобрала письмо. Она вскрыла конверт и улыбнулась. Её тонкие морщинки в области лба разгладились, а брови спокойно опустились. Я видел, как она закрыла дверь, не отрываясь от фотографий.

Помимо совместных снимков, я добавил в каждый конверт ещё и маленькие записки, несшие в себе сожаление о потерянной дружбе. Так оно было или нет, но я всё же признал за собой, что совсем не интересовался этими людьми…

Письма получили, как минимум, семь семей нашего города, ещё два – я отправил электронной почтой, выудив где-то в старой записной книжке телефоны и адреса.

Я устало вместился в любимое кресло, вспоминая проделанный за сегодня маршрут.

– А ты думал быть «участным» в жизнях других легко?! – знакомый голос раздался где-то рядом.

Я повернул голову на звук и удовлетворительно кивнул старику. Тот прошёл в комнату, остановился напротив меня и удивлённо приподнял брови.

– Ты согласился со мной? Мне не привиделось?!

– Нет, – как-то чересчур довольно произнёс я. – Привидения посещают только меня. – гаденькая улыбка расползлась по моему лицу.

– Тьфу! – старик сплюнул через правое плечо, а после как-то странно повернул голову набок. Он вдруг поднял указательный палец вверх, поравняв ладонь с головой.

– Твоя миссис идёт! – произнёс пожилой мужчина и засеменил вон из комнаты.

Ключ заскрежетал в замочной скважине, и я мигом оказался у порога, встречая Грейс. Она, конечно же, меня не заметила, зато я отметил её усталое осунувшееся лицо. Сын быстрее матери снял с себя ненужную одежду и пробежал в комнату.

– Руки помыть! – крикнула Грейс, снимая с себя тяжёлое драповое пальто.

Раньше мне и в голову не приходило, что она может быть такой уставшей.

Сын вновь появился в коридоре, только теперь – в пижаме и, показав своей маме мокрые руки, направился прямиком на кухню; Грейс, проделала схожий с сыном маршрут.

Словно по волшебству, на столе из орехового дерева появилась еда, оставшаяся со вчерашнего дня, а в духовку отправился целый гусь, начиненный яблоками.

Я следил за тем, как жена справлялась с хозяйством и удивлялся её аккуратности и быстроте. Мои глаза впервые были открыты настолько, что я смог оценить ущерб собственной слепоты.

– Ну и что ты тут стоишь? – появился сзади меня старик.

– А что мне ещё остаётся?!

Пожилой мужчина раздражённо выдохнул.

– Действовать! Когда хоть что-то пытаешься сделать, результат так или иначе идет в руки.

Я равнодушно глянул на старика, словно на что-то постоянное в своей жизни, и отправился в комнату к сыну. Повсюду были разбросаны игрушки, а кровать – по-прежнему небрежно застелена. Мишка Бадди грустно валялся в углу, забытый своим хозяином.

Я присел на пушистый ковёр и загрёб в охапку коричневого медведя – он действовал на меня успокаивающе.

«Мне надо было превратиться в этого медведя!» – грустно подумал я, перебирая его мягкими лапами.

Через какое-то время в комнату вбежал сын. Он удивленно остановился в метре от меня, глядя на своего друга. До меня не сразу дошло, какую картину наблюдал сын… Он недоверчиво присел рядом и протянул руку. Я улыбнулся и хлестнул мягкой медвежьей лапой по его ладони, на что мальчишка с довольным визгом подскочил и закружился по комнате. Тогда Бадди закрыл ворсистой лапой рот и крик моментально рассеялся.

Мы играли около часа, пока Грейс не появилась на пороге комнаты с проверкой. Сын сразу же успокоился и занял удобное положение на ковре рядом со мной; мишка Бадди тоже притих, став обычной мягкой игрушкой.

На ореховом кухонном столе стояла большая овальная тарелка с уткой, накрытая хлопчатобумажным полотенцем. Запах свежевыпеченного мяса витал по всей квартире. В раковине покоилась грязная посуда.

Я взял губку и запустил тонкую струю воды. Через четверть часа посуда блестела, высыхая в соседней раковине на специальных пластмассовых решётках.

– Годно! – заявил старик, оценив мою работу. – Но есть ещё одно, о чем ты забыл.

Я внимательно взглянул на старика и устало опустился на стул.

– Твои родители, Генри, давно ли ты навещал их?

Я вновь взглянул на сутуловатого мужчину, потом на часы.

– Невозможно, мне не успеть. – разочарованно покачал головой я.

Старик улыбнулся в седые усы и стукнул черной тростью о пол.

– Ради хорошего дела, можно и временные законы разок нарушить.

Толстая короткая стрелка на круглых часах вздёрнулась и рывками отодвинулась на три деления назад. Я не успел опомниться, как старик схватил меня за шиворот и толкнул вперёд…

Вокруг росли порыжевшие деревья, их было немного, зато каждое – по-своему ухоженно. На город надвигалась ночь, показывая первые сумеречные объятия.

Я был не видим для окружающих, словно застрял где-то между жизнью и смертью. Знакомая дорога вела своего одинокого путника, размышляющего о жизни.

Где-то хрустнула ветка, возможно, это я задел её длинным черным ботинком и попросту не понял этого. Хрустнуло что-то ещё, а потом… ещё. Я насторожился и наконец оторвал глаза от дороги: двое немолодых мужчин курили по ту сторону забора, распространяя вокруг себя едкий запах; один из них топтался на месте, давя под собой ни в чём не повинную ветку. Рядом стояла недорогая машина с бледными фарами и глухо хрипела.

Мы стояли друг напротив друга и единственное, что нас разделяло – был черный забор из тонких заострённый к небу прутьев. Я застрял на месте, глядя на этих двоих – в моей голове, впервые за столько лет творческой отреченности, рождалась идея! Забытое чувство, которое было отброшено самосознанием, вдруг тепло откликнулось мне! Я заулыбался, как младенец, узревший солнце.

Эти двое, ставшие моими вдохновителями, даже не подозревали, какую услугу оказали. Я лихорадочно наслаивал на идею персонажей и их роли… и делал бы это не знаю сколько…

Мужчины вдруг побросали окурки от сигар и двинулись в неизвестном направлении. Я удивился, почему они так безалаберно бросили машину, и даже пригляделся: нет ли в ней попросту кого-то ещё?! Однако – никого не было.

– Помогите! – послышалось с другой стороны… в дополнение к каким-то невнятным звукам.

Я кинулся через забор, пересёк проезжую часть дороги и оказался свидетелем отвратительной сцены: два бугая тащили девушку за собой, стиснув её хрупкие запястья в огромные кулаки.

Я так разозлился, что чуть разом не повалил всех на землю, и именно так произошло, если бы моё тело не потеряло материю.

Тогда я схватил длинную толстую ветку и растянул её под ногами у одного из мужчин. Тот повалился на землю и ошарашенно глянул на напарника.

Девушка кричала и извивалась словно уж, и в какой-то момент её старания принесли пользу: она метнулась прочь, вырвавшись из рук второго бугая. Тот было помчался за ней, но и его настигла вмиг ожившая ветка...

Я нащупал несколько камней и швырнул их в «домогателей». Те ошарашенно перекрестились, причем я так и не понял, кто из них додумался до этого раньше, и метнулись к машине.

– Оказывается и в моём положении есть какая-то выгода! – хохотнул я.

– Да уж, – раздался сзади меня знакомый голос. – Уверен, после такого… – старик довольно проследил за тем, как черная машина тронулась и уехала. – … После такого, они вряд ли захотят делать что-то подобное!

Я кивнул.

– Хотя надолго ли?! В таких головах, как эти две, самому Богу неведома, что творится! Ну, что стоишь-то, на меня смотришь! Время!

Я взглянул на небо: почти стемнело, лишь в западной части горизонта ещё отливалась толстая рыжая линия, не давая ночи полностью захватить небо.

В какой-то момент, я решил, что всё равно не успею, и едва поплёлся. Но через пару секунд одумался и мои ноги ускорились до лёгкого бега…

Я перемахнул через забор, быстро прошагал десятки метров и оказался на месте.

– Ну здравствуйте, дорогие! – запинаясь проговорил я.

Сбивчивое дыхание всё никак не приходило в норму.

Передо мной стояли две белые плиты с высеченными на них именами семьи Джорд и датами жизни каждого.

– Давненько не был у вас! – я коснулся мраморной плиты и присел на четвереньки. – А я вот тут истину ищу. – иронично усмехнулся.

В моей голове сменяли друг друга эпизоды из прошлого: детство… юность – Время, когда всё, вроде как… – как всегда, но неповторимо иначе!

Я понял, что каждый раз, когда появлялся на кладбище, был всегда разным, проходил определённый жизненный этап, меняя начинку своего самосознания. Только теперь мне удалось ответить на вопрос, почему долго не был «здесь» – у меня просто ничего не было внутри. Я, вроде, ничего не терял, но в то же время был обреченно пуст!

Мои глаза слегка затуманились, но не от огорчения – я был рад, что наконец оказался здесь и отдал родным людям дань уважения – от чего теперь и был по-странному счастлив.

***

Я очнулся от стойкого аромата жареной яичницы и мяса. Жена редко готовила такое, считая вредным для утренней трапезы, но мне всегда нравилось, когда она делала это ради меня.

Ткани балдахина были привязаны к столбам кровати и поэтому не прикрывали яркое солнце.

Я поднялся вместе со скрипом собственного тела и улыбнулся этому обстоятельству…

– Неужели старею?! – хохотнул я и отправился по следам аромата.

Сын уже восседал за круглым столом, усадив к себе на колени мишку Бадди.

Жена даже не взглянула меня, из чего я понял, что так и остался всего лишь тенью от драпового пальто…

Я с особой теплотой и грустью глянул на своих домочадцев.

«Ну вот и всё» – подумал я и по привычке отправился в ванну.

Мне все ещё приходилось чувствовать все неживые предметы, а им приходилось чувствовать меня; а вода особенно успокаивала.

Жена пролетела мимо, как молния, когда раздался звонок в дверь. Я не последовал за ней, а уселся в кухне, на предназначенный мне стул. Грейс держала в руках какие-то письма и с удивлением разглядывала конверты. Она прошла с ними взад-вперёд по кухне, потом остановилась у стола, облокотилась одной рукой о стул и замерла.

Я оторвал руку от подбородка, которой подпирал голову и взглянул на Грейс. Та вдруг улыбнулась и, не дав мне времени на осознание, нагнулась и поцеловала в щёку.

– Спасибо, что вымыл посуду вчера, признаться, я очень устала! – вновь улыбнулась она и посмотрела на меня своим сияющим взглядом, какого давно я не наблюдал. – А разве ты ещё не опаздываешь?

Я ошарашенно уставился на жену, прокручивая сказанное ею в своей голове. Сзади неё мелькнула седая голова старика, и мне всё стало ясно.

– Нет, Грейс, я взял тайм-аут, хочу побыть с вами!

Жена довольно прищурилась, и я заметил в её зрачках авантюрные искорки; ещё раз поцеловав меня, она удалилась.

– То есть… – начал я.

– Да! У тебя кучу дел, так что собирайся!

– Куда это? – вопросительно уставился на старика я.

Мужчина указал на письма, лежавшие теперь на столе; это были ответы моих друзей… Настоящих друзей, которые простили мне мою отреченность!

– Да, именно… а ещё тебе пора заняться настоящим для тебя делом!

Старик вынул из-за пазухи стопку бумаг в бордовой кожаной папке.

– Это же…

– Да! – вновь перебил меня старик.

В это время в комнату влетел сын, и мой собеседник шарахнулся в укрытие.

– Папа, папа, папа…

Я так удивился, что аж раскрыл рот! Обычно сын не позволял себе подобного проявления эмоций.

Он притянул меня к себе за рукав майки и шепнул на ухо:

– Ты только никому не говори! – начал он воодушевлённо.

Я кивнул в предвкушении.

– Представляешь, Бадди – живой! Только он не хочет, чтобы кто-то знал! Ну ты же никому не скажешь?! – в его глазах читался восторг.

Я удовлетворительно кивнул и потрепал сына по белокурым волосам.

– Я догадывался, что Бадди не так прост, милый! – со всей серьёзностью заявил ему я.

Сын расплылся в улыбке и крепко пожал мне руку.

***

– Неужели все люди должны быть… – я запнулся. – Хм, правильными?! Это же просто невозможно!

– Ну, конечно, нет – ответил старик. – Просто ты нужен этому миру именно самим собой, если так можно выразиться: от тебя что-то зависит здесь…

– Здесь? – переспросил я, но старик сделал вид, что не заметил моего вопроса.

Прошло некоторое время прежде, чем разговор вновь продолжился.

– Получается, я вас больше не увижу? – с улыбкой глянул я на собеседника.

– А зачем, Генри? Ты ведь и сам всё…! – удивленно уставился на меня старик.

– Кажется, это уже привязанность. – хохотнул я и вальяжно растянулся на мокрых от росы листьях.

Старик вновь посмотрел на меня, но уже как-то по-особенному…, почесал седой полысевший затылок и улыбнулся.

– Дам тебе последний урок! – сказал он, как-то чересчур тихо.

На миг мне показалось:

«Я разговариваю с собственной тенью».

– Учись любить души, и ты найдёте их вновь! – хитро прищурился он. – Гюго не читал?! – улыбнулся вновь и… исчез.

Я приподнялся на локтях, чтобы осознать произошедшее.

В воздухе расползлась золотистая пыль, а на траве осталась лежать черная трость с золотым набалдашником. Я коснулся её, уверенный в том, что и та растворится, как её хозяин, но ничего подобного не произошло… Это был мой подарок.

Эпилог

Как-то я прогуливался в одиночестве по широкой улице города и заметил высокого красавца в длинном сюртуке поверх статного костюма. Он держал под руку очаровательную милую даму с бегающими от восторга глазами.

Мужчина с проницательным взглядом в точности, как у своего отца, зашёл в огромные двери Театра, пропустив вперёд свою спутницу.

Я доковылял до афиши и быстро нашёл сегодняшнюю дату.

– Ах, вот оно что! – улыбнулся я.

«Этот спектакль – с первого взгляда, не выделяется особой незаурядностью, однако очередь за билетами выстраивается с самого утра и уже через несколько часов – мест не остаётся! Режиссёру удалось затронуть души людей, сотворив из слов музыку, а из музыки – смысл! По словам многих зрителей, люди познают некую тайну, ставшую доступной великому создателю…» – пестрели свежие листовки.

Что такого было в спектакле или самой пьесе, написанной режиссёром?! – Неизвестно! Наверное, люди видели в ней то, что самим было пока неведомо.

Я незаметно прошёл через парадные двери и вновь увидел высокого красавца, помогающего своей даме снять пальто. Он пристальным взглядом окинул гостей, наклонился к своей спутнице и что-то прошептал на ухо, та озарилась улыбкой и удалилась. Тогда мужчина снял с себя длинный черный сюртук с фалдами и стянул с головы шелковый цилиндр. В его руке вдруг появилась ручка и клочок бумаги. Мужчина быстро написал несколько слов на листке и аккуратно определил его в карман брюк, где уже было несколько подобных заметок.

Я довольно улыбнулся и, выйдя из театра, отправился своей дорогой.

– Надо будет сказать Генри, что у него вырос прекрасный сын!

«И как это в моду опять вошли эти цилиндры, да фалды?! Вот же ж Мир!» – хохотнул я и скрылся за углом театра.