Он или я

Если она выйдет из кафе прямо сейчас, то на парковке встретит бывшую одноклассницу. Притащит сюда и целый час будет хвастаться новой должностью. А мне придется напялить улыбку и таскать им подносы. Вот еще!

- Стелла! – окликаю я. – Есть минутка?

Она бросает на меня взгляд, молчит, скидывает рабочие балетки и аккуратно вставляет пальцы в новые туфли.

- Можно сегодня уйти пораньше? - спрашиваю просто, чтобы задержать, уверена, что не отпустит.

Раньше она мне нравилась, мы, наверное, даже дружили. Но тогда она тоже была официанткой, а теперь – менеджер, и не упускает случая напомнить о разделяющей нас корпоративной пропасти. Мой вопрос повисает без ответа. Я снова смотрю в ее будущее – столкнется с одноклассницей нос к носу.

- Понимаешь, - делаю шаг и упираюсь в стол. Наша подсобка, она же кабинет менеджера шириной всего в три шага. Я нависаю над Стеллой и перехожу на шёпот. – Понимаешь, у нас в школе сегодня собрание. Будут рассказывать о тесте на способности и о преимуществах, которые он дает при поступлении. Знаю, у меня еще целый год, чтобы определиться, но я все равно записалась.

- Ты передумала? – взгляд Стеллы вспыхивает, она вскакивает со стула и бросается ко мне. Одной рукой она все еще сжимает туфельку, а второй впивается в мою ладонь. – Серьезно?

Я киваю, и она улыбается. Улыбается так, как раньше, так, как, когда мы еще дружили.

- Правильно! Молодец! Знаешь, - начинает она свою излюбленную проповедь, - тест на способности – это самый быстрый и надежный путь к успеху.

Попалась! Я едва сдерживаю усмешку. Следующие десять минут Стелла будет делиться мудростью, почерпнутой из брошюр по профориентации подростков. Сначала она расскажет, что в мире тысячи профессий, что на поиски призвания могут уйти годы и что глупо тратить на это время. Потом поделится личным опытом. «Тестироваться не страшно, - скажет она. – К твоим вискам прикрепят электроды и зададут несколько вопросов. Потом возьмут немного крови на анализ. Все. Полчаса и готово!» Ну а затем, куда же без этого, она толкнет мотивирующую речь о том, как жила, не имея цели и планов на будущее, как боялась остаться официанткой до конца своих дней, как тест выявил ее способности и как это изменило ее жизнь. «Меня тогда сразу повысили, помнишь? – спросит она. – И не ошиблись. Ведь у меня действительно талант! Управляя людьми, я раскрываю свой потенциал и приношу пользу обществу. И в колледжах это тоже понимают! Приглашают учиться, предлагают стипендии. Если бы не тест, я могла так никогда и не узнать в чем мое предназначение, а теперь передо мной открыты все двери».

Пока она, стоя в одной туфле посреди захламленной подсобки, описывает сказочные перспективы своего завтра, я смотрю, как изменяются линии вероятностей – все, время упущено, встреча с одноклассницей не состоится.

- Ой, - Стелла вскидывает руку и смотрит на часы. – Ты же, наверное, торопишься? Иди. Посетителей немного, девочки справятся без тебя.

- Правда? Не шутишь?

Как все-таки странно работает мой дар… Будущее других я вижу абсолютно четко, словно это маршруты, проложенные навигатором из точки А в точку Б. Я вижу узелки – решения, которые предстоит принять, вижу развилки – то, как могут сложиться жизни, в зависимости от сделанного выбора, вижу вероятности – то, что случится, если в жизни людей не вмешиваться. О будущем других я знаю все, а вот свое не вижу совсем.

- Спасибо, Стелла, - мой голос звучит до смешного удивленно, и я добавляю более уверенно, - знала, что ты поймешь.

- Выявление способностей – правильный выбор ответственных граждан, - цитирует она известный слоган.

На мгновенье мне становится жаль эту дуреху. С тех пор, как два колледжа прислали ей приглашения, она совсем извелась. Она так тщательно сравнивает и выбирает, так боится ошибиться и что-то упустить, что едва может дышать. А мне хочется погладить ее по головке и рассказать, как все будет на самом деле.

Если она выберет северный колледж, то через пять лет станет перекладывать бумажки на восьмом этаже серой бетонной коробки. А если уедет в восточный, то после выпуска обзаведется кабинетом с видом на парковку, где будет перекладывать точно такие же бумажки. Если на развилке с названием «колледж» она пойдет по «северному» пути, то выйдет замуж за коллегу по имени Стен, а на «восточной» ветке на вечеринке друзей встретит Пола. У нее будет двое детей. Мальчик и девочка. Ну или девочка и мальчик во втором случае. К тридцати годам она потеряет связь со всеми, кого знала в студенчестве. А в пятьдесят или в пятьдесят три овдовеет, вернется в родной городок, купит отельчик на берегу озера и следующие двадцать с лишним лет будет изводить придирками горничных. По большому счету, выбор колледжа повлияет лишь на то, будет у ее детей аллергия на арахис или нет. Вот и все. Вот и вся разница.

- Иди, а я распоряжусь, чтобы твои столики кто-нибудь взял, - произносит менеджер-Стелла.

Конечно же я ничего не расскажу. Кто-кто, а она точно выдаст. Но сейчас я ей благодарна, снимаю фартук и форменную кепочку, набрасываю их крючок и хватаю рюкзак. Пока, кафешка. Здравствуй, свобода!

Уже в дверях замечаю парочку. Новые посетители устраиваются за моим столиком. Смотрю на их вероятности – куча претензий, жалкие чаевые. И кстати, дяденька… Ох и не завидую я вам. Впрочем, прежде, чем дама заскучает и безжалостно объяснит почему, у вас будет пара увлекательных месяцев. Скоро вы узнаете, как сильно она любит эксперименты. Ого! А вы на удивление гибкий, не думала, что люди в вашем возрасте могут так задирать ноги. Тру переносицу, прячу ухмылку, и еще раз заглядываю в будущее голубков. Ну а что? Все любят подсматривать.

Улица бьет в лицо зноем, запахом пыли и суетой городского полдня. Жмурюсь, открываюсь весенним лучам и улыбаюсь. Все-таки жаль, что я не могу видеть собственное будущее, а то пользовалась бы даром чаще.

Кроссовки пружинят шаги, будто сами отталкиваются от тротуара. Иду по городу и глазею на прохожих. Листаю маршруты их жизней. Прямые, развилки, линии вероятностей и снова параллельные отрезки почти одинаковых судеб. А еще сотни, тысячи, миллионы узелков-вопросов. Что выбрать? Как поступить? Сказать или нет? Серьезные лица, озабоченные взгляды. Интересно, если бы люди знали, что их выбор ничего не изменит, им стало бы легче? Они перестали бы суетиться, менять работы, переезжать, назначать свидания другим, если бы знали, что все равно проживут точно такую же жизнь? Ведь они сами, их суть остаются прежними. Чтобы на развилке вероятностей возникла новая судьба, перемена должна быть, как прыжок с крыши – ни компромисса, ни плана Б. В жизни таких решений немного. А тех, кто на них способен, почти нет. Уж я-то знаю.

Солнце толкает в спину, рубашка льнет к телу, я закатываю рукава и оттягиваю ворот. Целых два часа свободы. Пойти в парк? А может в кино? Нет, лучше к Мэри. Сегодня как раз ее смена. Она постоянно хвастается, что прячет лучшее шмотки, чтобы купить их самой, так пусть хоть раз поделится с сестренкой! Тем более, что уже завтра она уволится. Сейчас или никогда.

Кроме сестры в магазинчике никого. Гулкий кондиционер разливает прохладу по мраморному полу, разномастные наряды жмутся друг к другу хлипкими вешалками. Мэри водит отпаривателем по лацкану наброшенного на манекен пиджака. Интересно, каково это? Делать не то, что любишь, когда тебе уже двадцать?

- Ники? – она замечает меня, нажимает кнопку, и облако пара исчезает, оседая в морщинках ткани. – Ты почему не на работе?

- А, - взмахиваю я рукой, изображая безразличие, - надоело. Решила прикинуться миллионершей и заставить лучшего в городе продавца показать мне самые крутые модели новой коллекции.

Мэри закатывает глаза и смеется. Сколько ее помню, она всегда мечтала уехать в столицу, наняться на работу к модному дизайнеру и шить платья для кинозвезд. Она хочет этого и сейчас. Но развилка, на которой она бросает учебу и сбегает из дома, исчезла год назад. А все потому, что у нее есть Джереми и быть с ним она тоже хочет.

Джереми хороший, но слишком уж педантичный. Все у него по полочкам - сначала диплом, потом работа, потом набраться опыта, открыть счет в банке, купить дом. Когда он не зубрит свою экономику, то подрабатывает курьером, колесит по городу на маленькой желтой машинке, развозит коробки и уверяет, что так он глубже изучает рынок. А для Мэри он нашел работу в магазине, говорит, ей нужен опыт работы с клиентами. Он составил подробный план на всю их жизнь вперед. Вот только я-то знаю, что все будет иначе.

Через пару часов Джереми получит срочный заказ, разгонит машину и выскочит на Каменный мост. Он будет почти на середине, когда идущий впереди трамвай сойдет с рельс, потеряет управление и перегородит дорогу. Джереми ударит по тормозам, вывернет руль и вылетит на встречку. К счастью, дорога будет свободна и все обойдется. А дальше, все, как в моих любимых фильмах. Джереми поймет, как непредсказуема жизнь, что «встать на ноги», «состояться» - может подождать. Он приедет к Мэри и скажет то, что она так мечтает услышать – давай рискнем, давай уедем и осуществим наши мечты!

Сестра шуршит вешалками, извлекая из плена аляповатых балахонов припрятанные вещи, и даже не догадывается, что совсем рядом разгорается огнями витрин, наполняется шумом улиц, наливается вдохновеньем развилка ее новой жизни. Мне нравится знать, что она будет счастлива.

- И как только Стелла тебя отпустила? - спрашивает Мэри.

- У нас сегодня лекция о тесте на способности. Я сказала, что хочу пойти.

- И что? Правда пойдешь?

- Ну я же здесь, а не там.

Мэри поворачивается ко мне, округляет глаза и хмыкает.

– Представляешь, что сказал бы отец, если бы ты пошла?

Я вытягиваюсь в струну, поднимаю указательный палец.

- Человек – это не биомасса! Личность нельзя измерить и запихнуть в таблицы! Нас определяют не способности, а только выбор, стремление и воля, - подражая жесту отца, я провожу рукой по щеке, будто оглаживаю невидимую бороду. – У нашего поколения выбора не было. Но мы боролись! И теперь вы, наши дети, вольны сами избирать свою судьбу. И мне горько, - я снова взмахиваю пальцем, - горько осознавать, что вы пренебрегаете свободой. Что позволяете другим определять кто вы и для чего живете.

Мэри кивает и улыбается, но улыбка совсем не веселая. Она протягивает разноцветный ворох одежды, и я ухожу в примерочную. Прикидываю, рассматриваю, кручусь перед зеркалом, но думаю об отце. Ему, и правда, пришлось не легко. После школы он отправил документы в авиационное училище, блестяще сдал экзамены. Но в те времена тест на способности был обязательным и именно он определял, какую профессию может выбрать человек. Врожденных талантов к пилотированию у отца не обнаружили и в поступлении отказали. Он любит вспоминать, как отчаянно его поколение боролось за право осуществлять мечты, как они митинговали, стояли в пикетах. Потребовалось почти двадцать лет, но у них получилось – тест на способности стал добровольным. И когда Мэри исполнилось шестнадцать, она официально отказалась его проходить. Отец был безумно горд, говорил, что прожил не напрасно, что подарил крылья своим детям.

Я несу к кассе пару футболок и лезу в рюкзак за кошельком. Мэри выбивает чек, и мы болтаем о погоде. На двери звякает колокольчик, в магазин вплывает посетительница, скользит равнодушным взглядом по вешалкам. Я собираюсь уходить. Сестра прощается со мной коротким кивком, шагает навстречу клиентке и расплывается в стерильной улыбке.

Я выхожу на улицу, иду вдоль витрины и вижу сквозь стекло, как Мэри что-то объясняет, указывая на ряды платьев. До чего же хочется сказать ей, что все будет хорошо. Что я знаю это совершенно точно – у нее все будет хорошо! Жаль, что нельзя. Мэри, конечно, не выдаст, но все равно опасно. Когда люди узнают, что ты провидец… Провидец. Люблю это слово! Как будто я не совсем человек. Впрочем, может так и есть? Ученые до сих пор не разобрались, что такое дар предвидения – естественное развитие человеческих способностей или зарождение нового вида. Может провидцы, как те обезьянки, что не полезли на дерево, а взяли палки и эволюционировали? Впрочем, с обезьянками ученые тоже до конца не разобрались.

Что-то хлопает меня по затылку, я оборачиваюсь, не успеваю увернуться, и розовый воздушный шарик ударяет меня в лоб.

- Бека! Ну что же ты делаешь? - тучная тетка с безразмерной сумкой оттаскивает в сторону белокурую девчушку в розовом, как шарик, платье. – Сейчас же извинись!

- Извини, - пищит малышка.

- Извините, - с нажимом на последний слог поправляет тетка.

Малышка хихикает, лукаво щурит глаза, я показываю ей язык, и она заливается звонким хохотом.

- Бека! Да что же это? Девушка, простите нас, пожалуйста, - торопливо бормочет женщина и тянет девочку за собой. – Неси шарик аккуратно, а то больше не куплю. Ты не замерзла? Давай кофточку наденем?

Я провожаю их взглядом. Интересно, если бы эта тетка узнала, что я – провидец, о чем бы спросила? Хотя, если бы узнала, то никогда бы не отвязалась, ходила бы по пятам и засыпала вопросами. Беке лучше ходить на танцы или в бассейн? Не покусает ли ее соседская собака? Отпустить ее на выпускной бал или пусть состарится не целованной? Для таких наседок, как она, в жизни ее цыпленочка важна каждая мелочь.

Я высматриваю розовое платье в толпе прохожих, заглядываю в будущее девочки и замираю. Бека сейчас умрет.

Трясу головой, сбрасываю оцепенение. Наверное, я просто ошиблась. Смотрю еще раз.

Вот Бека идет по улице, держит за руку мать. Вот в конце квартала они поворачивают за угол, подходят к перекрестку, останавливаются на светофоре. Звонит телефон. Женщина выпускает ладошку дочери, роется в сумке. Порыв ветра, юбка Беки надувается колокольчиком, она хлопает себя по бокам, разжимает пальцы и выпускает веревочку. Розовый шарик взмывает в небо. Бека пытается его поймать, бежит следом. Визг тормозов. Черный глянцевый мотоцикл, заваливаясь на бок, скользит по дороге. А потом крик. Жуткий. Отчаянный.

Скорая приедет через несколько минут, но мать впадет в шок, она будет кричать, просто кричать и не скажет об аллергии дочери. До больницы Бека не доедет.

Через две минуты она выпустит шарик. Через двадцать – ее не станет. Вероятность почти абсолютная, линия судьбы четкая.

Четкая, но не единственная! Вероятность – это то, что произойдет, если в жизнь человека не вмешиваться. А я могу вмешаться, могу позвать на помощь! Кого? Понимаю, что стою посреди улицы, кручу головой и хватаю ртом воздух. Нечем дышать! Беки с матерью не видно. Они уже завернули за угол. Сорок секунд.

Я бросаюсь бежать. Несусь, уворачиваясь от прохожих, задеваю кого-то плечом. Быстрее! Смотрю в будущее. Вот Беки плачет, а мать ругает ее за потерянный шарик. Развилка зыбкая, почти не заметная. Быстрее! Вот сегодняшний вечер, вот утро Рождества. Маршрут перестраивается, вероятности меняются. И я вижу ее целиком – длинную четкую линию. Самую обычную, ничем не примечательную и такую желанную жизнь.

Заворачиваю за угол, они стоят у края дороги, розовый шарик покачивается на ветру. Звонит телефон. Десять секунд. Я кричу, мать оборачивается, но смотрит на меня, а не на ребенка. Слышу за спиной рев мотоцикла. Я успею! Осталось несколько метров, бегу, вытягиваю руку. Вдруг кто-то хватает меня за запястье. Теряю равновесие и падаю, лечу на асфальт, разбивая колени.

Порыв ветра. Визг тормозов.

Крик длится и длится. Я чувствую его всем телом, содрогаюсь от его силы и, наконец, понимаю, что кричу сама.

- Поднимайся, - произносит низкий мужской голос.

Открываю глаза. В нескольких сантиметрах от моего лица массивные черные ботинки. Я стою на коленях, одной рукой упираюсь в асфальт, а вторую все еще сжимает тот, кто меня остановил.

- Расходитесь. Не на что тут смотреть.

Мне не нужно смотреть. Но я поднимаю взгляд и вижу, как над крышами домов летит, набирая высоту, розовый шарик.

- Ее можно было спасти, - говорю и не могу разобрать своих слов. Тот, кто держит руку, тянет меня вверх. Плечо и запястье взрываются болью. Я вскакиваю и ору, ору что есть сил. – Я могла ее спасти!

Бью кулаком, толкаю черную фигуру, но человек не движется, а я отшатываюсь и снова падаю. Он подхватывает меня, ставит на ноги и куда-то ведет.

- Не толпитесь, дайте пройти. У девушки истерика. Ей нужна помощь.

Я понимаю, что низкий голос говорит обо мне. Помощь? Оставалось всего несколько метров… Мне нужно было просто дотянуться. Пытаюсь высвободиться, но человек в черном крепко держит меня за плечи и толкает вперед. Шагаю. Перед глазами стоит пелена, я смаргиваю ее, и она бежит по щекам горячими каплями.

- Почему? - бормочу я. - Почему вы меня остановили?

- Ты неслась, как ненормальная. Не остановил, угодила бы под колеса.

Его слова едва различимы из-за воя серены. Скорая! Я оборачиваюсь. Двери машины уже закрыты, она гудит, вспыхивает сигнальными огнями и отъезжает. Как это? Сколько прошло времени? Как я оказалась так далеко от перекрестка? Дергаюсь, мои плечи выскальзывают из рук мужчины, бросаюсь обратно, но он останавливает меня, обхватывая за живот.

- Отпустите, - я пытаюсь сбросить его руку. – Мне нужно туда! Я должна предупредить.

- Успокойся. О девочке позаботятся.

- Остановите машину! У нее аллергия, я должна им сказать. Стойте!

- Не кричи. Врач со всем разберется.

- Нет! Ей нельзя это лекарство! Я видела, что будет!

- Что ты видела?

- На помощь! Послушайте меня, у Беки остановится сердце! Отпусти! Не трогайте ее, не надо, не надо.

Все. Созданная мной развилка растворилась. Я слышу отголоски бесполезной сирены и вою вместе с ней.

– Я могла ее спасти.

- Неужели? – вкрадчиво, почти ласково спрашивает мужчина, и от этого вопроса у меня подкашиваются ноги.

Оборачиваюсь и впервые смотрю на него. Короткая стрижка, пристальный взгляд, черная футболка обтягивает широкие плечи. Он выглядит, как злодей из боевика, и из-за него погибла Бека.

- Ты знала, что это случится?

- Нет, - я отступаю на шаг.

- Если ты знала об аварии и не сообщила, это делает тебя соучастницей.

- Что? Нет, я ничего не знала.

- А, по-моему, ты врешь. Может стоит отвезти тебя в полицию? Думаю, у них будет к тебе масса вопросов.

Хочу возразить и не нахожу слов. Губы мужчины шевелятся, он что-то говорит, а я ничего не слышу, лишь понимаю, что мой главный страх вот-вот станет реальностью - если меня задержат, то обяжут пройти тест на способности. Голова закипает от тысячи одновременных мыслей. Я вспоминаю слухи о том, что тест разрабатывали, чтобы искать провидцев, а выявление способностей – просто приманка, чтобы люди проходили его добровольно. Я думаю, что будет с моей семьей, если все откроется. Вспоминаю истории о тех, чьи жизни разрушила огласка.

Когда о провидце узнают, он перестает принадлежать себе. Люди считают, что у них есть право на его дар. Они приходят с вопросами, но ответов не бывает достаточно, даже получая желаемое, люди продолжают спрашивать «а что, если». Они становятся навязчивыми, ненасытными, требовательными и, наконец, опасными. Рано или поздно каждому провидцу становится нужна защита, и власти охотно обеспечивают ее, но взамен на услуги. Аэропорты, вокзалы, больницы, крупные производства. Анализ будущего нужны везде, где есть риск аварий или несчастных случаев, и провидцев всегда не хватает. Их уважают, их труд ценят, но поменяться с ними местами не хотел бы никто. Они живут, как в тюрьме, с той лишь разницей, что не общество защищают от них, а их от общества. У них нет друзей, они не ходят на свидания, никто не знает, где они живут, даже общение с родными строго ограничено. Этого требует безопасность. Этого требует дело, которому они отдают жизнь.

Нет, мне нельзя в полицию. Пытаюсь придумать, как отделаться от мужика, смотрю в его будущее, вижу военную форму, и новая волна страха мгновенно накрывает меня. А что, если все это правда? Что, если истории о секретных правительственных базах, о военных бункерах, не просто глупые страшилки? Ведь провидцы, о которых говорят в новостях, видят не так уж далеко. Чтобы предупреждать о землетрясениях, предотвращать кражи или спасать от отравлений просроченным фаст-футом, достаточно считывать ближайшие вероятности. А что случается с теми, кто видит будущее на десять или на сто лет вперед? Куда они исчезают, чем занимаются?

- Хватит глазами хлопать! – рявкает мужчина и хватает меня за локоть. – Идем, отвезу тебя, куда следует.

- Вы не имеете права. Я несовершеннолетняя. Вы обязаны позвонить моим родителям.

- Позвоним. Сядем в машину и позвоним.

Он тянет меня к парковке. Если я сяду в машину, мой привычный мир исчезнет. Я не вернусь в свою комнату, не увижу, как Мэри переезжает, не буду по субботам есть мамины вафли. Если я сяду в его машину, ничего в моей жизни уже не будет зависеть от меня. Пытаюсь вырваться, он сильнее сжимает пальцы, и я кричу от боли.

- Что тут происходит?

От парковки на встречу нам спешат двое мужчин. Один - щуплый, долговязый, он тащит на плече огромную серую сумку. Второй - невысокий и пожилой, но держится очень уверенно, его лицо кажется мне смутно знакомым.

- Что тут происходит? – повторяет пожилой.

- Эта девушка – свидетель наезда, - сухо отвечает мой похититель. – Я везу ее в участок.

- Не утруждайтесь. Мы вызвали полицию, они будут здесь через несколько минут. Вы вполне можете оставить девушку на наше попечение.

- Чего?

- Неужели вы не видите, что она напугана? Прежде всего, ей нужно успокоиться. Мы с моим оператором присмотрим за ней.

Долговязый кивает, а я понимаю, что на плече у него не сумка, а профессиональная камера.

- Меня зовут Фердинанд Раш, - продолжает пожилой, обращаясь к тому, кто сжимает мою руку. – Я репортер Центрального канала новостей. Смотрите телевизор? Вы вполне можете доверить девушку мне. Мы вместе подождем полицию, а пока выпьем по стаканчику лимонада. Любишь лимонад, милая?

- Да, спасибо, - я дергаю рукой, и пальцы на моем локте разжимаются. – Вот только мой рюкзак, я уронила его там, у дороги.

- Будь так любезен, - поворачивается Раш к долговязому, и тот снова кивает. – А потом поезжай на студию и отдавай материалы в монтаж.

В кафе пусто. Официантка ставит перед нами два запотевших стакана, смотрит на меня с интересом и улыбается Рашу.

- Благодарю вас, - репортер улыбается в ответ, а потом обращается ко мне. - Так как же тебя зовут, милая?

- Ники.

- Ники, - повторяет он, лезет в карман пиджака, вынимает телефон и, прежде, чем успеваю возразить, фотографирует меня. – Надеюсь, ты не против, милая? Профессиональная привычка.

Он делает глоток, довольно кивает и пододвигает ко мне второй лимонад. Весело позвякивают кубики льда, пузырьки, перегоняя друг друга, стремятся на поверхность. Я чувствую, как страх понемногу отступает. Даже если тот мужчина, еще на улице, он уже не сможет просто увезти меня. Мистер Раш видел нас вместе, да и официантка, наверняка, меня запомнила, я же сижу со знаменитостью.

- Итак, Ники, расскажи мне, что случилось?

- Я шла по улице и увидела, что маленькая девочка собирается выскочить на дорогу, побежала, чтобы остановить, но… Я была совсем близко, но тот мужчина… Тот. Вы видели его. Он схватил меня, и я не успела.

- Очень странно, а вот мисс, - Раш жмурится, трет виски и, наконец, стучит себя пальцем по лбу, – мисс Трейси Кейн утверждает, что ты неслась по улице, как безумная, чуть не сбила ее с ног, а потом закричала, что могла спасти малышку.

Я молчу, слушаю, как шипят пузырьки лимонада, и молчу. Я не могу сказать правду. Беке она уже не поможет, а вот мне… Боже, клянусь, если я выберусь из этой истории, больше никогда не буду смотреть в будущее!

- А тот мужчина, - прерывает мои размышления Раш, - ты знаешь, кто он?

- Нет.

- Тогда почему он тебя схватил?

Я пожимаю плечами. Вспоминаю, как показала Беке язык, как счастливо она хохотала, и сглатываю подступивший к горлу комок.

- Скажи, Ники, как ты считаешь, тот мужчина понимал, что ты пытаешься спасти девочку? Мог он специально помешать тебе это сделать?

- Что?

- Позволь, я буду говорить с тобой, как со взрослой, хорошо? Видишь ли, милая, я знаю свое дело и умею сопоставлять факты. Мне показалось странным то, как быстро приехала скорая. Я спросил водителя, и оказалось, что кто-то позвонил и сообщил об аварии за десять минут до того, как все произошло. Это, случайно, была не ты?

- Нет, не я, честно!

- Хорошо. Я тебе верю. Так что на счет моего вопроса? Как ты думаешь, мог тот мужчина намеренно помешать тебе спасти ребенка?

- Я не знаю. Но зачем? Зачем кому-то смерь Бе…, - я осекаюсь. Чуть не проговорилась! - Беззащитной девочки?

- Дело может быть вовсе не в ней, - Раш берет телефон и нажимает несколько кнопок. - Ты знаешь, кто это?

С экрана на меня смотрит молодой мужчина, он задумчиво улыбается, облокотившись на подлокотник массивного кресла.

- Не знаю. Актёр?

- Это он сбил девочку, - Раш вздыхает, молчит, а потом стучит по экрану отполированным ногтем. - А еще он единственный сын человека, который собирается стать нашим новым верховным судьей. Вот только папины связи ему не помогут, мой оператор уже везет материалы в студию, и, когда выйдут новости, карьере его отца придет конец. Понимаешь, о чем я?

- Да… Подождите! А вы? Что вы делали там? Как оказались…

- Отличный вопрос, милая! – Раш смеется и трясет перед моим носом указательным пальцем. – Может тоже в репортеры пойдешь? Но нет, это ложный след. Я оказался на месте аварии совершенно случайно. Мы с коллегой работали над сюжетом о старейшем банке страны и приехали сюда, чтобы взять интервью у потомков его основателя. Они живут в вашем городке, не знала? Мы уже закончили работу, шли к машине, когда услышали крики. Просто повезло, как бы ужасно это не звучало, - он пожимает плечами, словно извиняясь за свою репортерскую удачу.

Я редко смотрю новости, только если происходит что-то важное, но о Фердинанде Раше знаю даже я. Он известен своей удивительной способностью оказываться на месте событий раньше других. Его даже обязали повторно пройти тест, настолько подозрительным было его везенье. Но результаты показали, что видеть будущее он все-таки не может, тогда у него и появилось прозвище – провидец без дара. И вот опять он очутился там, где произошла сенсация.

- Послушай, - он понижает голос и говорит очень серьезно. – Я знаю, что ты врешь.

Хочу возразить, но Раш прерывает меня.

- Не отрицай! История, которую ты сочинила, просто нелепа. Но я понимаю, почему ты боишься сказать правду, ты не хочешь раскрывать свой секрет. Так? Вот только я уже все понял. Сколько тебе дет, Ники?

- Пятнадцать.

- Вот как? Обычно способности провидца просыпаются в шестнадцать, но в редких случаях, когда дар по-настоящему сильный, могут проявиться на несколько лет раньше. Как давно ты видишь будущее, милая?

Я молчу.

- Послушай, Ники, то, что сегодня случилось – ужасно, и, к сожалению, мы не можем этого исправить. Но мы можем понять, почему это произошло, и кто за этим стоит. Если я покажу тебе подозреваемых, а ты проанализируешь их вероятное будущее, мы поймем мотив и узнаем почему погибла маленькая девочка, - он замолкает, кладет руки перед собой и сплетает пальцы, разводит и сплетает снова. Мы молчим, а его пальцы движутся размеренно и плавно, как щупальца осьминога, плывущего в толще воды. – Ты знаешь, чем занимается верховный судья, Ники?

Я мотаю головой.

- Он рассматривает дела о наиболее важных государственных преступлениях, - Раш смотрит мне в глаза, - и, если тот мужчина помешал предотвратить аварию, чтобы повлиять на выборы судьи, то не кажется ли тебе, что последствия, к которым приведет твое молчание, станут слишком высокой ценой за сохранение личной тайны?

Я опускаю взгляд, тянусь к лимонаду, делаю глоток, но не чувствую вкуса.

- Знаешь, - продолжает Раш, - когда я был в твоем возрасте, нас учили, что талант человека должен служить на благо общества. Понимаю, времена уже не те. Сейчас модно говорить о свободе выбора, а не о долге. Вот только ответь мне, Ники, если ты может принести пользу людям, многим людям, разве ты не обязана сделать это? Даже, если придется чем-то пожертвовать?

- Не чем-то, - поправляю его я, - а мной. Моей единственной жизнью. И моим правом прожить ее так, как я хочу. Разве честно, просить меня об этом?

- Боюсь, что да, милая! – кивает Раш. - Это фундамент, на котором держится общество. Люди должны помогать друг другу. И сейчас поделиться талантом – это твой долг.

- А что, если я не хочу? Это же мой талант, и мне решать, что с ним делать.

- Я расскажу тебе одну историю. Это случилось сразу после того, как тест на способности стал добровольным, и провидцы получили шанс оставлять дар только себе. Молодой парень по имени Сэм научился использовать знания о чужом будущем в своих целях. Он начал с малого – со школьных экзаменов. Сэм не мог увидеть билет, который вытянет сам, но он сообразил, что может посмотреть в билеты своих одноклассников, их-то он точно не вытянет, а значит, можно не зубрить. Можно подсмотреть варианты контрольных, которые будут писать другие, и выучить только то, о чем спросят. Оценки Сэма стали намного лучше, но он решил, что колледж ему не нужен. Он устроился работать продавцом лотерейных билетов, когда кто-то делал покупку, Сэм смотрел в его будущее, а потом грабил тех, кто должен был выиграть. Это долго сходило ему с рук. Выигрыши были небольшими, а полиции и в голову не приходило, что грабитель нападал не ради сумочек и бумажников, а ради еще не сыгравших лотерейных билетов. Время от времени Сэм менял место работы и жил припеваючи. Пока однажды очередная жертва не выстрелила в него. Он выжил, но остался инвалидом. К тому же получил срок за мошенничество и грабеж. Теперь он отдает долг обществу, анализируя вероятные события в тюрьме, в которой сам же и сидит.

- Но это не значит, что и со мной случится, что-то подобное, - возражаю я, а по спине бежит липкий холодок. Мы с Сэмом пугающе похожи. Я тоже не собираюсь в колледж потому, что рассчитываю на дар больше, чем на диплом. Да и о фокусе с контрольными работами я тоже догадалась, именно так на прошлой неделе я получила по химии высший бал.

- Не все будет зависеть от тебя, милая. Как репортер, я слышу множество историй, и некоторые из них настолько ужасны, что не попадают даже в новости. В прошлом году милая домохозяйка из пригорода, так хотела счастья себе и близким, что заперла в подвале подругу, которая призналась, что видит будущее. Женщина настолько увлеклась планированием идеальной жизни, что забывала кормить пленницу. Когда ту спасли, она была на грани смерти. А несколько месяцев спустя в другой части страны родители неизлечимо больного ребенка взяли в заложники провидца и его семью. Они надеялись, что тот найдет способ помочь, а когда поняли, что чуда не будет, то…

- Зачем вы рассказываете мне это?!

Раш берет лимонад и цедит его медленными глотками.

- Никто не может скрываться вечно, Ники. Рано или поздно, но защита потребуется и тебе.

Он опускает стакан так, словно ставит мат в шахматной партии. И до меня, наконец, доходит – он не убеждает, он шантажирует меня.

- Быть частью команды, милая, намного проще, чем справляться в одиночку. Тебе нужно выбрать, с кем работать, пока выбор за тобой.

- И что я буду делать в вашей команде? Просматривать фотографии политиков и знаменитостей, читать вероятности и искать для вас сюжеты?

По лицу Раша пробегает судорога. Брошенная наугад фраза попадает в цель. Выходит, я не первая, кого он шантажирует. Конечно! Вот, что стоит за его репортерской удачей – он заставляет какого-то провидца работать на него. Кто-то читает будущее, находит в нем катастрофы и преступления, но сообщает не властям, а Рашу, и тот делает из этого новости.

- Держи свою сумку, - слышу я над ухом низкий мужской голос. Оборачиваюсь. Тот, из-за кого погибла Бека держит мой рюкзак.

- Сержант, мне кажется, я ясно дал понять, что разберусь сам, - шипит Раш.

- И как? Разобрался? Выяснил, что она знает о нас?

- О вас?! – задыхаюсь я от ужасной догадки.

- Послушай, милая, все не так, как ты вообразила. Мы хорошие люди и у нас благие цели.

- Серьезно? – я вскакиваю, но жесткий толчок тут же опускает меня на обратно на стул.

- Будешь дергаться, вырублю, - сухо обещает сержант.

- Я понимаю, что тебя смущает, Ники. Но гибель малышки потрясла и нас тоже, поверь, мы сделали все, чтобы этого не случилось, и, если бы в нашей команде работала такая талантливая девушка, как ты, подобной накладки никогда бы не произошло.

- Наш друг хочет встретиться с ней. Поехали.

- Какой еще друг? – спрашиваю я, хотя уже знаю ответ. Раш фотографировал меня не ради репортерского досье, он отправил снимок провидцу.

- Поднимайся. Самолет через час.

- Сума сошли? Никуда я с вами не поеду! – кричу я, но натыкаюсь на холодный взгляд и вспоминаю угрозу. Нет, терять сознанье мне нельзя.

Мы выходим из кафе. Сержант подталкивает меня вперед, больно сжимая локоть, следом семенит Раш, что-то бормочет, обращаясь ко мне, но я не слушаю. Как же глупо! Я потратила столько времени на разговоры, вместо того, чтобы искать способ сбежать. Всматриваюсь в ближайшие вероятности моих похитителей, но не вижу ничего, что могло бы помочь. Мысли путаются. Нужно собраться! Нужно искать, что-то должно быть, обязательно должно.

Звонит телефон, сержант прижимает трубку к уху и молчит. Я вслушиваюсь, стараюсь разобрать слова, но на улице слишком шумно.

- Сядешь на переднее сиденье, - говорит он мне, когда голос в трубке затихает.

- Это еще почему? - взвивается Раш. – Я не могу ехать сзади, меня укачивает.

- Потерпишь. Наш друг сказал, это важно.

Меня вталкивают в машину, хлопает дверь, я не кричу и не сопротивляюсь. Пытаюсь думать, но паника нарастает, накрывает меня. Руки дрожат. Я вцепляюсь в лямку рюкзака и вспоминаю, как умоляла родителей купить его мне. Что, если я больше никогда их не увижу? Машина гудит, вздрагивает, мы выезжаем на улицу, там за углом магазинчик, в котором работает Мэри. Мне хочется кричать, умолять, чтобы меня отпустили, но я знаю, что это не поможет. Нужно собраться!

- Вы пропустили поворот, - ворчит за моей спиной Раш.

- Он сказал мне ехать по второй продольной. Сказал, что так надо.

- Да что вы? И это все? Или может он еще что-нибудь сказал?

- Ага. Сказал, чтобы Ники пристегнула ремень и смотрела во все глаза, вид с Каменного моста будет потрясающим, - сержант кривит губы и прыскает смешком.

Я перестаю дышать. Не может быть! Смотрю в его будущее и не могу поверить. Еще несколько секунд назад все было иначе. Раш? Тоже самое!

Тот, кого они называют другом, заставил их поехать этой дорогой, вмешался в вероятности и создал развилку. Чем ближе мы подъезжаем к мосту, тем четче становится линия, на которой сошедший с рельс трамвай, врезается в нашу машину. Зачем он сделал это? Тоже хочет избавится от них? Представляю, какими мерзостями он вынужден заниматься. А что они сделали с Бекой! Может он хочет их остановить? Может это шанс на свободу для нас обоих? Нужно собраться.

Тот, кто создал развилку, видел мое будущее. Он сказал пристегнуть ремень. Сейчас! Я натягиваю ремень безопасности, и сержант хохочет. Ничего! Когда мы окажемся на мосту, первый удар будет с его стороны, сработает подушка безопасности, он отвлечется, и у меня будет шестнадцать секунд. От второго удара машина перевернется, второй удар все закончит. Я должна успеть выскочить, а их не жалко. Это им за маленькую девочку и ее маму!

Мост уже видно, я наматываю на руку лямку рюкзака и группируюсь. Главное, не растеряться. Первый удар и сработает подушка, потом нужно отстегнуть ремень, открыть дверь и бежать. Без паники. Удар. Ремень. Дверь. Удар. Ремень. Дверь. У меня будет достаточно времени до второго столкновения.

Второе столкновение… Джереми! Почему я сразу не вспомнила о нем? Когда трамвай сойдет с рельс, он выскочит на встречную полосу, только в этот раз дорога не будет пустой. На ней будем мы.

Я скажу им… Но это же мой шанс вернуться домой. Я так сильно хочу домой! Но Джереми? Его же можно спасти. А как же я? Разве моя жизнь менее важна? Он или я… Если кто-то должен пожертвовать собой, то почему именно я?

Мы въезжаем на мост. Я не смогу!

- Стойте!

Сержант вздрагивает, но не тормозит, я хватаюсь за руль, но он отшвыривает меня. Из-под трамвайного колеса вырывается сноп искр. Сержант выравнивает машину, я пытаюсь помешать, он бьет меня по голове. Мы несемся вперед. Удар.

Нужно отстегнуть ремень. Кнопка, кнопка, где кнопка? Сбрасываю ремень, пугаюсь в нем, цепляюсь. Ищу ручку. Кто-то кричит. Толкаю дверь. Пытаюсь встать, но не могу нащупать землю. Ноги дрожат. Я встаю, шатаюсь, держусь за дверь. Сколько у меня времени? Шагаю, спотыкаюсь. Нельзя падать! Шагаю. Еще. Бегу. Не думать! Я бегу. Второй удар.

Домой я иду пешком. Жутко ноет нога, но это даже хорошо. Я слушаю боль, концентрируюсь на ней, смакую. Делаю шаг, проваливаюсь в боль и говорю себе – их убила не я. Потом следующий шаг. Хорошо, что идти далеко.

На подъездной дорожке пусто. Иду и стараюсь не смотреть туда, где должна была стоять маленькая желтая машинка службы курьерской доставки.

Отец в гостиной смотрит новости, телевизор бодро рассказывает ему, как прошел день. На кухне что-то шипит, нож стучит по разделочной доске. Так странно. Казалось, что ничего не будет, как раньше, но все, как всегда.

- Ники, это ты? – кричит из кухни мама. – Почему так долго? Переодевайся скорее, ужин готов.

- Хорошо, мам.

Поднимаюсь наверх, включаю душ и обещаю себе, что сразу после ужина зароюсь в подушки и прореву до утра, а пока нельзя. Никто не должен знать. Когда я сажусь за стол, то выгляжу почти нормально, не вызываю вопросов и сливаюсь с обычным вечером моей семьи.

Встречаюсь взглядом с Мэри, и она улыбается. На столе рядом с ней лежит телефон, она то и дело поглядывает на темный экран. Мэри ждет звонка от Джереми. Я не смотрю в ее будущее. Все, что должно произойти, и так надвигается стремительно и неотвратимо, а переживать это дважды я не хочу.

- Кстати, слышали новость? – спрашивает отец, подкладывая пюре. – В нашем городе появился новый провидец.

Я леденею.

- Угу, - отзывается Мэри. – Слышала, Ники? Нет? Представляешь какой-то малолетний чудик залез под паролем старшего брата на сайт знакомств, начал флиртовать там с девушками и вдруг увидел, как одна из них задыхается в дыму. Оказалось, в доме, где она снимает квартиру, аварийная проводка и мог случиться пожар. Говорят, парень спас трех человек.

Мэри продолжает говорить, но я слышу не ее, я слышу голос Раша.

«Ответь мне, Ники, если ты может принести пользу людям, многим людям, разве ты не обязана сделать это? Даже, если придется чем-то пожертвовать?»

- Что с тобой? – мама дотрагивается до моей руки. – Ты побледнела.

- Все нормально, просто немного устала.

- Так чего ты сидишь? Уже поздно. Ты уроки вообще собираешься делать?

- Я не знаю, что мне делать, мама. Я не знаю, что мне теперь делать.