Визит из тьмы

Перед самой полночью владелец, гендиректор Заполярной быт корпорации «Тугут» Косенок написал последний знак в формуле, закрыл скобку и поставил точку. Она венчала многолетний, адский труд.

Шестьсот листов исписанной бумаги, в которых покоились почти двадцать лет его работы, начатой после Плехановки, работы, которая настырно, оголтело втискивалась в бизнес, выкрадывая его время у сна, эти листы лежали перед ним, уложенные в папку.

Захлопнув папку, он посмотрел в залепленное снегом окно. За стёклами пуржила, бесновалась вьюга.

Он вспомнил погожий день весной, когда озарило решение – как завершить работу и впрессовать её в единую биохимически- математическую формулу, бесстрастно, безошибочно определявшую соц. стоимость любого изделия, произведённого руками человека, его усилиями, интеллектом. И на базе формулы - стоимость самого человека.

Асфальтовый, замкнутый квадрат двора с облупленными скамьями и белой паутиной бельевых верёвок, с кокетливой халупой и коровником в конце двора соседки Лиды, что убиралась в доме Косенка и поставляла молоко, творог и сливки его семейству, - всё это потрясло его своей микроскопической ничтожностью Над всем, над ним самим, над распахнувшимся до горизонта посёлком Черский нависла грузной, неизмеримой тяжестью его продуманная формула.

В ней спрессовалось человечество с его блошиной суетой и вековечной жадностью к комфорту, с его утробным интересом: «А сколько это будет стоить?», с их жалкими страстями вокруг семьи, детей, работы.

Оно, всё это человечество, безмерно расползаясь, затопляя континенты, бурлило в примитивно неуправляемом хаосе. Всей этой расплодившейся бессчётно биомассе, которая сжирала мегатонны продовольствия, переварив их, гадила и засоряла земную среду-всей этой массе необходимо было тотально массовое сокращение. Чтобы затем загнать урезанное Пандемиями стадо Хомо двуногих в железную клеть порядка и контроля без государственных границ, где стоимость и цену каждого бесстрастно, безошибочно определит его формула: сколько стоит этот или тот со всеми потрохами? И сколько стоит вещь, произведённая любым из них – в единой, спущенной для всех валюте! Только тогда мир станет комфортабельным для избранных! Куда он только что зачислил сам себя, безвестного!

Его до этого не допускали в блистающий мир звёзд – компьютерных, газетных, банковских, теле-канальных. Мир «королей» и «императоров» эстрады - шутов, павлинов размалёванных: полуболгарина, идиотически менявшего цвет бороды и шевелюры на черно-белые контрасты через день, всю его свиту из престарелых шлюх, с разбухшими под хирургическим ножом грудищами, лобками и губами. Тот мир фигляров, трескунов экранных, бурлил в багамах, куршавелях, и Египте, куда себе позволил выбраться Косенок с женой. Но теле,радио, газетная орда и блогеры крутились возле тех шоу-мартышек, не замечая бизнес-пахана Косенка с его солидной сотней с половиной миллионов и обходя невидяще и торопливо, как пень или булыжник на дороге.

­Ну ладно, болтуны, фазаны крашеные! Теперь всю вашу крутизну надутую проткну научною иглой!

Пошатываясь, пуская очками солнечных зайцев, Косенок вышел тогда во двор. Посмотрел под ноги. В венозных трещинах, прорезавших асфальт пронзительно, отчаянно протискиваясь в щели, зеленели копьеца травы. В ней едва различимо копошились муравьи. Те и другие – всё хотело жить. И потреблять. Кому, какого качества и сколько – дозированно определяла его будущая формула.

Косенок, вознесшись на свою орбиту, всмотрелся пристальнее и обнаружил под ногами ультрамариновые нитки рек, шершаво-зелёные прыщи гор, маковые россыпи людских скоплений, пульсирующую квадратуру мегаполисов, игрушечную геометрию полей. Он с его формулой парил над всем этим хаосом. Директор усмехнулся ухмылкой великана – надо же так заработаться.

Он вынырнул из весенних воспоминаний, вернулся в реальность: -в зиму и пургу на улице, в ревущую симфонию победы во славу его формулы! После того, как на бумаге сложились, выстроились по ранжиру математически - химически-физические символы его открытия, его универсального прорыва в оценочную сущность всех вещей,– после всего прошло не более часа: Почти что час сидел он, бизнесмен, директор, в сиропно-сладостной нирване. В нём не осталось сил, чтобы пойти и разбудить жену в соседней комнате и поделиться с ней свершённым, отпраздновать победу.

Здесь началось необъяснимое.

Х х х

Что-то тяжко хрустнуло и открылось в бездонной, искляксанной звездами бездне Заполярья. Она полыхнула сполохами небывало-яростного Северного Сияния, будто его формула, безмерною, свинцовой тяжестью нависшая над бытием, возбудила гигантскую кочегарку Вселенского огня. Они схлестнулись яростно, непримиримо – Огонь и Тьма над шариком планеты.

Вплетаясь в эту схватку, в вой пурги, нежданно, дико возник, стал приближаться рёв мощного мотора. Аэросани в этой сумасшедшей круговерти, в полночь?! Какого чёрта…кто этот недоумок?

Косенок шагнул к окну, и отодвинул штору. Вгляделся с высоты третьего этажа в чернильный мрак. Там отразился микрообразец творившегося во Вселенной: во тьму двора пульсарами врывались пучки неонового света из фонаря напротив дома – давно погасшего от замыкания. Теперь всё то же замыкание опять гасило-зажигало тот фонарь?!

Во мглистый, судорожный перепляс тьмы-света втёкла массивная, зализанно-багряная громадина аэросаней. Остановилась. В боку болида возникла и расширилась чёрная дыра овала. Из этого овала шагнула в остервенелость полуночи запакованная в кукашку* фигура с кейсом. Скользнула ко входной двери в подъезд.

-Болван сейчас напорется на отлуп охранника,- возникло предостерегающее опасение у Косенка: его не оповещал ни о каком-либо визите ни один из филиалов, разбросанных в низовьях Колымы, Индигирки, Лены,– тем более столь диком, полуночном. Сейчас охранник затрезвонит.

Но телефон с мобильником молчали.

Ворвался, взрезал тишину звонок входной двери.

-Охранник запустил ночного шатуна за ограждение – решётку?…Уволю раздлбая, идиота!»

Он подошёл к двери, открыл внутреннюю, из окованной жестью лиственницы и заглянул в глазок второй – стальной, с английским цифровым замком. К глазам скакнуло и впаялось в зрительную память забранное в меховой овал капюшона узкое лицо. Под полу дугами взлохмаченных бровей мерцали хладной синевой глаза с

(Кукашка- меховая шуба из шкур оленя)

провально-чёрными, вертикальными, как у сиамского кота, зрачками. Из них струилась и пронизывала власть.

- Кто? – спросил сипло Косенок: необъяснимость ситуации, наслаивалась, припекала.

- Ми так и будем говорить за вашу формулу через железо? - С картавой, бархатной учтивостью спросил стоящий в меховой кукашке. Щели-зрачки в глазах пульсировали, расширялись. Нещадное тепло подъезда расплавило заиндевелость капюшона у вошедшего, растаявшие капли на нём отсверкивали россыпью алмазов.

« Он знает…он сказал про формулу!!» - Замкнуло что-то в Косенке под черепом, копируя фонарь в его дворе. После чего его рука, с суетной, торопливой автономностью, поднялась, повернула ключ в стальной двери.

Вошедший с небольшим квадратным кейсом гость снял кукашку с капюшоном, оставшись в чёрном, с красною отделкой, кителе. Повесил массивно-шерстяную шубу на вешалку. Неторопливо, молча, подволакивая ноги в меховых унтах, направился в гостиную. Сел в кресло, поставив рядом кейс. Поднял глаза на Косенка, стоящего в оцепенелости напротив. Сказал с придурошно-одесской, местечковой фамильярностью:

- Кузьмич, ви так себя ведёте, как будто бы не я, а ви мой гость в этой халупе. Но ви ж таки хозяин здесь. Садитесь.

Протестно-изумлённый, слабый импульс ворохнулся в оцепенелой сути Косенка: нахально-вызывающая роскошь его жилого трёх- этажника, распялившегося на полквартала Черского – это халупа?! Импульс, истаявши, исчез, ибо щели зрачков у гостя расширились, с пронизывающей цепкостью внедряясь в мозг хозяина.

- Ви ничего не хочете спгосить? – втёк в Косенка масляно-бархатный вопрос пришельца, губы которого остались безмятежно сомкнутыми

- Как называть вас? Кто послал ко мне?.

- Херр Косенку полезней знать другое – зачем я, Люций- фон- Левитус, здесь.

- Вы знаете про формулу. Кто вас послал ко мне? – Упрямо обретала былую твёрдость сталистое « Я» хозяина.

- Ви так настойчивы, Кузьмич, шо нету сил вам отказать, - с шутовским снисхождением поддался, уступил напору Люций - меня послали Давосские мозговики. Короче и точнее для профанов – GOODKLAB. Или «Римский клуб». Или Биг-Фарма при иллюминатах – как вам удобней. От них узнал про вашу формулу Владыка..

- И кто этот Владыка? - всё более твердел и лез в суть полуночного визита Косенок.

- Мы никогда не называем гоям его имени. За каждый наглый лишний раз язык может отсохнуть. Но вам это сейчас дозволено. Я назову его - твердел, заметно напрягаясь, гость.

- An’aaradamnom.pr./ nagaadhiraaja / tiira / tulya/ nR^ipatim /– - сгибаясь, выцедил гортанно-хладную надменность санскритских слов сквозь сдавленное горло визитёр. Закончил, хватая воздух пересохшим ртом.

- Перевести на наш, на русский, можно? – спросил Косенок.

- На ваш, на гусский? Я бы не стал теперь приклеивать Херр-Сэра-Мсье-Мистера -Дон Косенка к таким замызганным изгоям на планете, ка укро-руссы. На их говённой мове и кириллице мной сказанное означает «Посредник между Создателем и людьми, владыка гор, равнин, морей и повелитель всех двуногих». Для Посвящённых - BAFOMET – Подёрнулось благоговейным тиком лицо у гостя, - на этом –ша. Ми будем называть его Владыка. От его имени я послан.

- Зачем?

- Ви-таки испустили пгавильный вопрос. Ми добгались до самой сути. Зачем? За этим.

Гость сунул руку в щель кителя с багровой окантовкой, достал оттуда округлый слиток бронзы, бугривший жёлто-витыми кружевными завитками. В плоть завитков впаялся сверкающий холодно-огненным блеском алмазов шестигранник.

- Я должен был доставить это вам -. Пантакль. – Сказал внезапно жёстко перевоплотившийся в диктатора, уже без местечково-шутовской картавости, пришелец. Продолжил:

- Алмазов здесь – на сорок семь каратов от корпорации Де-Бирс. Для вас трамплинный второй уровень. С которого вы сможете запрыгнуть в третий. И если мы всё сделаем, как надо, я удалюсь. А здесь останется Herr-Mister-Ser-Msie-Don Косенок, допущенный к трамплину, чтобы прыгнуть.

- И в чём отличие тех уровней?

- Вы, сотворивший формулу давосцам и Владыке, имеете сейчас недвижимую мелочовку: пятнадцать филиалов комбината в Заполярье и Сибири: пошив одежды, изготовление сетей, нарт и капканов, гостиницы, магазинчики, кафе и прочую дрянь.Это-мизер. Всё общей стоимостью по вашей формуле - какие-то сто пятьдесят восемь миллионов российско-деревянных.

- Для вас всё это мизер?-Ударило по сути Косенка и она взвыла: той самой сути, которая кусалась, извивалась, рвала когтями и клыками конкурентов, дельцов в законе, хребтом, хвостом виляла перед полицией, скупала, смазывала покровительство ментов и мэров, обретала крышу следаков и прокуроров в вибрирующих фейками фальшивых тендерах, которые сжирали жирные откаты за выигрыш, вбивая объекты от «Тугута» в уже обжитые уйгурами и отсидевшими своё бандосами Сибирско-Заполярные пространства. Оскаленная теснота в бездонной, тухлой трясине денег.

-И для тебя всё это мизер?!

- Не для меня. Для вас, дон Косенок. Для вас, которого ждёт третий уровень,- ухмылисто считал растерянное возмущение с мозгов хозяина пришелец.

- И что в нём, в третьем?

- В нём инвестиции и совладение в мега-корпорациях. Соуправление аптечной сетью от Биг-Фармы в Заполярье. На сотни миллионов евро, долларов и шекелей.

В нём власть. И исполнение практически любых желаний.

В нём знание и пониманье сути планетарных ситуаций и событий , в которые не посвящаются профаны и адепты , как первого, так и второго уровня.

-Вы прибыли, чтоб посвятить меня в третий?

- Чтоб сделать вам этапы посвящения, нужно ваше согласие.

- А разве есть дебил, который захочет отказаться от власти и исполнения любых желаний?

- Так ви, законный муж при иудейке Алле, значит, согласны? Пронизывающей чернотой пылало ожидание в глазах у гостя.

- Я говорю: «Да!».

- Ви продали свою субстанцию – всю плоть и потроха с душой...Я зафиксировал согласие! Его нельзя забрать обратно! Торжествующий, победный рык истёк из гостя Он выполнил возложенное на него. После чего обмяк, растёкся в кресле, отдыхая, закрыл глаза. Спустя секунды выпрямился, положил Пантакль на подоконник рядом со столом, где полыхали краснотою в зелени цветы размашистой герани. Продолжил с повелительным напором:

- Тогда начнём.

Поднял, раскрыл кейс, достал из его бархатной утробы кипу документов.

- Вам надо это подписать.

- Что здесь?

- Здесь наши инвестиции в корпорацию «Тугут» - в её пятнадцать филиалов в Северах. Я не ошибся?

- Не ошиблись. Кто, сколько инвестирует?

- « Кун, Леб и К*» в партнёрстве с Рейнско - Вестфальсткой корпорацией в Берлине – сто двадцать миллионов евро. И перед лейблом «Косенок» появится приставка «HERR»

Братья Лазард, банк «Гинзбург» из Парижа - пятьсот шестнадцать миллионов франков. И к Косенку добавится учтиво «Mсье».

«Спейер и К*» с филиалами в Лондоне и Нью-Йорке - двести двенадцать миллионов фунтов стерлингови триста миллионов долларов- и вашу фамилию возглавит англо-саксонское «SER-MISTER».

«Nia – Banken» в Мадриде - триста тринадцать миллионов песо или евро. И Косенок приобретает статус «DON» и приставку к именам дворцовой знати при королях Испании.

Весь капитал «Тугута» при этих инвестициях запляшет в них свои семь-сорок. Мы последим за этой пляской, и если она нас устроит, приделаем вам пейсы и отвезём в Иерусалим к стене для плача. Ви будете перед стеной рыдать за Холокост и каяться. Как должен каяться весь мир и фашизоиды.

- Что значат эти… семь-сорок?

- Понятнее для вас: ми сделаем сэр-мистер Александра Кузьмича соучредителем с партнёрской долей в нашем капитале – семь и сорок сотых процента. Время тянуть кота за хвост закончилось. Поставьте здесь ваш бриллиантовый автограф от обладателя Пантакля, подписывайте, Herr Кузя, - усмешливо и фамильярно велел пришелец, раскладывая на столике перед креслом финансовые документы.

И, разложив, он придавил их кругленькой, прозрачной ручкой с золотым пером, внутри которой скользили, извиваясь в сладострастии две голеньких, чешуйчатых русалки.

Растерянный восторг вползал на фейс директора – зачуханного быткомбината в заснеженной Черской дыре, забытой Богом Якутии, на коего свалилась благосклонность Посвящённых.

Мозг раскалился в бешеных попытках подсчитать приобретённое – его «Тугутовскую» долю от валютных сумм. Он, избранный, допущенный, складывал все названные гостем цифры инвестиций. Сложил. Умножил получившиеся 1 461 000 000 - на семь-сорок. И разделив на сто, заполучил 158 миллионов Он задохнулся в сладострастии: ЕГО, «ТУГУТОВСКИЕ» СТО ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ МИЛЛИОНОВ ДЕРЕВЯННЫХ РУБЛИКОВ, взлягнув игриво, непостижимым образом стали валютой!

Сдерживая дрожь в руке, оторопело скашивая глаз на русалочье порно-лесбийство в ручке, он подписал всю кипу документов: оригиналы с копиями.

Пришелец, опустив глаза, из коих истекала, изливалась скучная брезгливость, пережидал. Всё это было многократно. Для этой необъятной дуры, пропитанной антисемитским чванством РАШКИ, давно уж не нужны ракеты с термоядерной головкой. Её уж двадцать с лишним лет сдают свои рашко-чиновные плебеи и разжиревшие нувориши, сдаёт прожжённое ворье – сдают англо-саксонсому Сиону.

Сдают, холуйски извиваясь в преклонении, любой ценой пропихивая в лондоны-парижи-вашингтоны счета в их банки, жен с челядью, с мажористыми выродками. Сдают остохреневшую Рассею со всеми потрохами, недрами, заводами, лесами и полями, со всеми реками, с Байкалом; сдают в аренду на полвека китайцам и уйгурам, но главное - сдают ИМ. Тем, кто освоил за века главнейшую профессию планеты – мастырить на станке зелёные бумажки – хоть сотни триллионов. На каждой из которых бдит, надзирает, смотрит за ползучей оккупацией недремлющее ОКО их ВЛАДЫКИ. Процесс давно пошёл и близок к завершенью.

Поставив на бумаге последний свой автограф, «допущенный» теперь сэр-мистер-херр-мсье-дон спросил с вибрирующим торжеством:

- Я подписал… Что будем делать?

- Теперь вам надо делать вид.

- Что это значит?

- Вам надо делать вид, что ви, сэр Косенок, приклеивший свои семь-сорок к НАМ, по-прежнему хозяин на «Тугуте». Ви будете всем делать этот вид на конференциях и форумах, в Давосе, с трибуны Думы, на первых и вторых TV-каналах и раздавать всем интервью. Ваше лицо размножится на всех экранах, а голос Косенка полезет изо всех щелей - от радио до утюга. Ви будете красиво говорить про оживляж Россией Заполярья… Что именно - то вам напишет перед каждым разом ваш Хозяин, владелец банка под названием «Тугут». В итоге будете иметь всё то, чего давно хотели: вас теперь узнает стая блогеров и журналистов – в Москве и на Багамах, в Сочах, Сейшелах и в Давосе. А все шоумены, шоб они сдохли, усохнут в чёрной зависти. Ви же хотели этого?

- Не только этого. Хочу узнать: с чего, зачем такая щедрость для меня, полярного клопа с моим « Семь- сорок», для тех, у кого 92,6? И для чего вот эта бляха с бриллиантами – Пантакль?

- Ви нам всё больше нравитесь, Кузьмич – логично мислите и рассуждаете. Начнём с Пантакля, которого ви неразумно обозвали «бляхой». Встаньте! Возьмите его и себя в руки! И повторяйте слово в слово!

Обрёл стальную упругость голос полночного пришельца Люция. Херр-мистер-сэр-мсье-дон поднялся, взял в руки с подоконника блистающий холодными алмазными лучами круг со Звездой Давида. Оторопело, мимоходом, зафиксировал цветную катастрофу: ликующее буйство красноты – бутончики герани, оккупировавшей подоконник, скукожились, опали и почернели за минуты, листья увяли. Коврик из опавших цветов и листьев зловеще устилал пластмассу подоконника. Вонзался в Косенка неистовый фальцет гостя, втыкаясь в уши режущей струёй Сионо-заклинанья:

- О Адонай, Iеве, Зебаотъ, о превысшiй отецъ, творецъ неб и земли, четырёхъ элементовъ и высшiхъ духовъ, заклинаю тебя, ради твоихъ силъ и добродетелей освятить этотъ ПАНТАКЛЬ, который изготовлен для твоего блага!

Пронзала Косенка отточенная чужеродность словосочетаний. Он повторял послушно заморожено порабощающую вязь слов – разбуженное и извлечённое из тьмы веков магическое заклинание.

- Я заклинаю тебя, источающий эманацию ПАНТАКЛЬ, именемъ истины, жизни, вечности, именемъ творенiя, произошедшего изъ ничтожества, чтобы ничто не мешало в моемъ прирастании богатством, силой, властью! Властью, богатством, силой!

Они закончили магическую формулу воззванья к Адонаю – единокровного близнеца новорождённой формулы от Косенка. Две формулы слились на старте предстоящих действий - магический пришелец из глубины веков – и современное творенье Косенка на стыке математики, физики, химии и психологии.

-Теперь я в третьем уровне? - спросил, едва ворочая задубевшим языком, Косенок. Свирепо-властный текст, замешанный на зомби-излучении Пантакля, сдавивший метастазами всё тело, истаивал и отпускал неспешно, нехотя.

- Теперь тебе позволено знать кое-что, – изрёк Люций-фон-Левитус , рождённый тьмою рептилоид, – ты спрашивал, зачем нам и Владыке твои пигмейские «семь-сорок» при наших миллиардных капиталах? Для маскировки. Ты – наша маска, невинно-кроткая, овечья морда для Владыки. Вся ваша Рашка, бывший спокойный, безопасный полутруп из 90-х, вдруг ощетинилась в имперской спеси, и обнаглела до предела. Бросать нам улитиматумы! Этот кошмар недопустим! Вдобавок ко всему в Кремле решили сделать оживляж Сибири, Заполярья и Севморпути со всеми их богатствами, которые стал охранять ваш сучий Севморфлот. Здесь возрождаются два кластера: Абакан-Минусинск, где добывают лантаноиды, без коих сдохнет в мире электроника. И второй кластер – Красноярс-Братск, где медь, никель, марганец, свинец, уголь, алюминий, золото и висмут. Все филиалы твоего «Тугута» вздулись прыщами на этих территориях. Мы укрупним прыщи до статуса фурункулов, добавим к ним аптеки, компьютерную сеть, НИИ, продовольственные базы, био-лаборатории с очередною разработкой новых штаммов Омикрона. И в нужный час вся эта цепь из электроники, продовольствия, и пандемии сработает для окончательного вывода из строя всей жизненной инфраструктуры Заполярья, кластеров Сибири и Севморпути.

- Ковид и Омикрон, выходит вы склепали? - пронизало откровенье гостя - Косенка. Здесь у него в квартире конструктор Пандемии?! Зарытые в могилы сотни тысяч трупов от Ковида – работа этой Люций-касты?!

- Ми это-таки сделали,- кивнул брезгливо Люций-фон-Левитус, опускаясь, снисходя до просвещения взнузданного заклинаньем гой-профана. Продолжил.

- Ви кажется, хотите знать подробности? В Ухане мы породили для начала первичного Ковида-19. Потом отшлифовали его штамм до Омикрона, в лабораториях Арканзаса, Гарварда и в институте онкологии DANNA-FARBER и «THENATIONALCЕNTERFORBIOTEHNOLOGYINFORMATION» при НИИ Пентагона. Ми вставили белок от человека в модифицированный белок – рецептор АСЕ-2 летучих мышей. И получили новый штамм. В этих летучих мышках наш шустрик Омикрончик прошёл две стадии мутаций: Q493R и Q498R. И научился взламывать входную дверь людских иммунитетов. Теперь, чтобы убить вирус, потребуется антител у гоя в 40 раз больше, чем для убийства штамма первого ковида из Уханя. Мы заразили этим пронырой четырёх офицеров военной миссии из Пентагона и послали их в Африку. Отуда Омикрончик сквозанул в Европы и в Россию.

- И для чего всё это?!

- Для всех, обгадившихся в страхе гоев станет нужна и третья, и четвертая, десятая и двадцать пятая прививка! И миллиарды доз вакцины Pfizer, Moderna, Аstra-Zeneka, Jonson8Jonson. После которых зомби-двуногие опять заболевают, чтобы опять привиться. К вакцинам - маски, спирт, шприцы, ампулы и спец скафандры медикам. Наша Биг-фарма произвела уже 7 702 859 718 доз вакцины и заработала 612 миллиардов зелени.

Канаду мы избрали полигоном, куда внедрим эксперимент Владыки: стирание всех граней между полами, нациями, языками. Впустив лавину из мигрантов и запретив работать дальнобойщикам без «Паспортов прививок» мы запустили там мега-процесс для получения био-скотов двуногих – с чипами. Для них понадобятся лишь загоны и пастухи с инфра-айтишным пультом управления.

-Ничего личного, только бизнес?! Панически выныривал из преисподней фарм-людоедов, ещё пока не до конца отмытый горбостройкой от русской материнской социальной слизи, новорождённый сэр-мистер-херр-мсье-дон Косенок.

- Почти что так. Но есть и личное Владыки: вас слишком много расплодилось. Вы отупели в кибер рабстве айфонов и айпадов, вы отучились мыслить, творить полезное, анализировать, производить. Зациклились лишь на торговле и холуйстве перед сильными, на сексе, грабеже, предательстве, обманах. Приматы –перволюди от шимпанзе, орангутангов, поднявшись с четверенек, вели себя куда приличнее. А вы – стада из примитивных ското-потребляков загадили планету. Поэтому логичны акции, эксперименты, в которых большинство из вас должно исчезнуть, освободив планету для мыслящей элиты рептилоидов. И их обслуги.

А ваша формула Херр Косенок, должна расфасовать всю эту массу, определив количество и качество элиты. Вас только что воткнули в элитный статус с помощью Пантакля.

- Вы не боитесь…, что я когда-нибудь кому-нибудь… по пьянке сболтну про этот мега-холокост для всех народов? – задавленно выцедил сквозь стиснутое горло Косенок – новорождённый соучастник людоедства.

- Вы не успеете, - сказал пришелец. Поднялся с закрытым уже кейсом, где спрессовались инвестиции.

- Что значит, не успею?

- Вы продали свою субстанцию и душу нам, Пантаклю. Он испускает эманацию. Как только мистер-сэр-мсье-херр-дон захочет поделиться с кем-то нашим разговором, его язык станет таким же.

Гость показал на подоконник, который устилал багрово-чёрный слой из трупиков-цветов герани: наглядно-показательная беспощадность эманации Пантакля..

- Последнее, -сказал уже стоящий Люций.- здесь появился при газете новый кадр – фотограф. Когда-то непонятным образом он влез, всочился в наш Давосский форум и я, страж форума, не смог тогда определить и распознать его присутствие, проникнуть под его защитный кокон. Мне надо улетать. Займитесь им. Любой ценой притиснитесь в контактах, возможно в общем бизнесе, узнайте цель его приезда. Он не фотограф, его ЭГО, рождённое из обгорелой плоти чужого трупа, пульсирует иной, не нашей сутью и не нашим смыслом.

-Чьим смыслом? Под кем он? Вы - под Владыкой, а фотограф?

-Могу предположить – под Антиподом. Посланник коего в двадцатом веке пробужденный из анабиоза гиперборей Индарий.

- Враги Владыки?

- Это неточное определение. Владыка с Антиподом - не враги! – жёстко и сумрачно изрёк пришелец. - Вы, только что вступивший в третий уровень, учитесь проникать в глубины сутей. Творец всё сотворил, используя четыре элемента: земля, вода, огонь и бездна. Земля, созвездия планет – вся эта твердь и солнце парят во тьме глубинной бездны, они неразделимы. Вода гасит огонь, но он же в состоянии ту воду испарять. Те и другие сосуществуют в неразрывной сцепке, как тьма и свет, Зло и Добро. И в этой бесконечной схватке всего лишь временно преобладает, властвует один из элементов. Как ныне в вашем бытие приоритет и торжество Владыки, где под запретом совесть и семья, самопожертвование, честь, любовь, товарищество и материнство. На время! Которое мы все обязаны усиливать и продлевать: любой ценой, делами, мыслями, молитвой в храм-синагоге Бафомета. Он будет строиться, размазав, раздавив все истерические вопли палестинцев и арабов, восстанет волею Владыки, воспрянет на фундаменте мечети.

- Вы мне назвали его имя. Могу узнать я имя Антипода?

- Parama-ishavara /nR^ipa / Jagat-Kartarm/ Jy^eSThasp - звенел и ненавистно истончался голос Люция, произносившего статус соперника противоборца их Владыки на планете, подёргивалось в тике лицо у гостя, при переводе сказанного с санскрита - Всевышнего защитника людей, божественного творца и главного над всеми. Я ухожу.

- Вы не закончили, про третий уровень, HERR Люций, - напористо и торопливо вцепился голосом в посланника сэр-мистер-херр- мсье-дон - Вы сказали вначале, что он даёт помимо инвестиций: власть, исполнение любых желаний. Я не ошибся?

- И это тоже, - пронзил хозяина усмешливым и непонятным сожалением Люций-фон-Левитус,- когда я удалюсь, попробуйте сосредоточиться на желании: хочу! Любом желании. За исключением парного молока с горячим хлебом. Прощайте, посвящённый.

Гость уходил. За ним захлопнулась входная дверь – с железным колокольным звоном. Аэросани за окном внизу, вплетаясь в визги, посвист ветра, взрычали приглушённо. Рёв стихал, удаляясь, и исчез.

Спустя минут пятнадцать-двадцать, застыв в испуганно-блаженном оцепенении, Косенок позвонил начальнику аэропорта. Настенные часы показывали два после полуночи. В мобильнике возник угрюмо-хрипловатый голос Петракова:

- Алло… Кузьмич?

- Я, Николаич. Прости, что разбудил, девятый сон досматривал?

- Заснешь тут, твою мать. С двенадцати аэропорт весь на ушах стоит.

- С какого бодуна? Нелётная погода, пурга взбесилась, собаку на улицу не выгонишь.

- То-то и оно. В одиннадцать пятнадцать вдруг Москва возникла: примите через полчаса VIP-борт особой важности. Я в панике на дурь столичную: какой, к чёрту, борт?! Пурга под десять баллов, ветрило полста метров в секунду и видимость на полосе - пять метров! А мне приказом по мозгам: не рассуждать, а выполнять!

- Да-а ситуёвина… подлее не придумать. Ну и что дальше?

- Послал на полосу пожарников и Скорую, усилил световую окантовку полосы предельной аварийкой, жду при обоссаных кальсонах, в предчувствии финала: борт грохнется и загорится…полсотни или больше трупов, меня приговорят лет на пятнадцать-двадцать... прокуратура наскребёт за что. И что ты думаешь?

- Борт сел без приключений. И выпустил на полосу аэросани.

- А ты откуда знаешь?!

- Знаю. Я что звоню: тот борт ещё стоит?

- Минуты три назад поднялся. Я двадцать лет здесь сопли морожу, но ничего подобного не видел: эта посудина, приняв аэросани, окуталась какой-то сизой смазкой, разогналась, поднялась и исчезла, не отклоняясь от прямой даже на метр, при ветре пятьдесят метров в секунду. Прошила весь тайфун, как нож растопленное масло.

- Всё ясно. Ложись и досыпай, считай, что всё приснилось.

Он выключил айфон, поставил его на зарядку, всеми костями, мышцами и мозгом всполошено ощущая причастность к произошедшей фантасмагории.. Он был допущен к ней, к синклиту посвящённых, творивших на Земле неведомые катаклизмы, включён в когорту избранных, полпреды коих периодически слетались во дворец Давоса: определять судьбу цивилизаций. Так должно быть!. Естественный отбор полезных, нужных для Владыки. Vivat ему!

Лишь избранным – в награду исполнение ВСЕГО. ВСЕГО, ЧТО ПОЖЕЛАЕТСЯ. Как Швабу, Биллу Гейтсу, Ротшильдам, Илону Маску и Бжезинскому. А все быткомбинатовские филиалы Косенка в низовьях Колымы, Индигирки и Лены, в центре Сибири, весь иссушающий надрыв по их созданию, в обход Законов и матёрых конкурентов - отныне всё это - суета сует пред стратосферной высотой, куда его взметнула Формула. И это, снизошедшее, надо проверить: что-то пожелать! Немедленно, сейчас!

Косенок вяло пошарил в своих потребительских закромах и обнаружил одно куцее желание: он хотел парного молока с горячим ржаным хлебом. И тут же вспомнил запрет Люция: про молоко с горячим хлебом. Какого чёрта?! Да почему нельзя хотеть того, к чему привык, что требует, о чём вопит желудок?! Вопят рецепторы во рту! За черными стеклами двойной рамы билась и бесновалась полярная пурга, а ему хотелось…

«Тёплого, парного молока… чтобы не в кружке, не в стакане, а в глиняной, облитой глазурью, миске, куда можно крошить горячий хлеб и деревянной ложкой, раз за разом…в рот».

Резко закололо в челюстях – во рту копилась слюна. Он вспомнил, что не ужинал сегодня…вернее, уже вчера. Конечно же, всё бред сивой кобылы: кто это предоставит в пургу… в два после полуночи– парное молоко и хлеб…опять вернётся Люций?!

Нечто пульсарное пронизывало и растекалось в кабинете. Пантакль на письменном столе, алмазно полыхая стрелами, сиял неистово и обжигал мозг разгоравшимся желанием:

«ПАРНОГО МОЛОКА, С ГОРЯЧИМ ХЛЕБОМ!»

В соседней комнате, куда была приоткрыта дверь, взвизгнула кровать. Косенок перевел дух, прислушался. С глаз спадала пелена. Шлепанцы Аллы прошествовали в комнату, которая совмещала столовую и кухню. В уютность тишины вонзился скрип шкафчика, приглушенный перестук тарелок. Скрипнула дверь, ведущая из кухни в сени, потом железно звякнула входная дверь. И все затихло: жена спускалась в шлёпанцах по винтовой, с дубовою отделкой лестнице в прихожую с охранником на нижнем этаже.

«Куда это она?!» - всполошено поразился муж: дверь из прихожей вела на улицу, в свирепость бешеной пурги. Попытался встать, но что-то тяжкое упруго придавило к стулу.

Он ждал в оцепенении минут пятнадцать. Грохнула сталью дверь в прихожке. Алла вернулась.

Она вошла в кабинет. Жена, неотделимый спутник двадцатилетнего супружества в свирепых передрягах бизнеса, подрагивая, стояла на пороге в длинной ночной рубахе и шлепанцах на босую ногу, облепленных снегом. В руках у нее был ржаной хлеб, кружка с ложкой и глиняная, облитая глазурью миска. Во взбитых, спутанных ветром волосах таяли, набухали алмазным блеском снежные клочья, глаза были закрыты.

Алла качнулась, шагнула к столу, поставила миску и хлеб. Неудержимой крупной дрожью билось под рубахой тело. Сказала, не открывая глаз, зябко цедя слова:

- Сколько можно сидеть… поешь.

- Ты где была? – напряженно и быстро спросил Косенок, - где ты была?! – повторил он в опалившем его предчувствии.

- У Лиды.

- Зачем?!

- У нее в сенях миска и молоко. Она не запирает на ночь.

- Через весь двор…пол сотню метров…в таком виде? Ты что…с ума сошла?! В пургу… на улице за сорок!– Его начало трясти.

- Ты захотел парного… из глиняной миски…с горячим хлебом,-бессочно-хриплым, мертвым голосом ответила Алла, не открывая глаз. Снег в волосах растаял, стекал ручейками по лбу. Повернулась, держась за стену, пошатываясь, пошла к себе в спальню, пятная мокрыми следами шлёпанцев желтизну паркета. Похрипывали схваченные лютой стужей легкие. Спустя минуты пронизал тишину из спальни её надрывно-хриплый долгий, лающий кашель, как лезвием полосуя Косенку по сердцу.

Он, унимая дрожь в руках, сунул их под мышки. Не хватало воздуха. Привстал, потянулся к окну, дернул форточку на себя. Она не поддалась, окольцованная по краям толстым валиком инея. Он дернул ручку двумя руками, с треском отодрал от окна. В комнату ворвалась режущая стужа, нашпигованная колючим снегом. Он жадно хватал её сухим, жарким ртом, пока не продрог. Закрыл форточку, сел. Налил из кружки в миску молока, накрошил туда хлеба. Подцепив ложкой вымокший, ржано-молочный кус, отправил в рот.

Молоко, пролившись в гортань, было парным и теплым, хлеб горячий – из печи. Он застонал от наслаждения, куда настырно вламывалась оторопь: Соседка Лида только что испекла хлеб и подоила корову… в два ночи?! Какого чёрта…бредятина? Или…по щучьему велению….по Косенка хотению…? Но почему его хотенье ударило наотмашь, беспощадно по самой близкой в этой жизни? И если он, хиляк от бизнеса, слуга Пантакля, ударил так нещадно желанием по своей жене, иссохшей в северных невзгодах, преданной соратнице, то как, в каких масштабах курочат бытие и рушат жизни миллионов безбашенные «Я хочу!» владык Давосских, воротил политики и олигархов?!

Косенок хлебал тюрю и тощие плечи его ходили ходуном от паники, замешанной на наслажденьи. Опорожнив миску, откинулся на спинку кресла и затих, прикрыв глаза веками, воспаленными от чтения и писанины. Внутри вспухала, буйствовала потребность: заорать, оповестить мир о себе – неужто всемогущем?! Насколько, до каких пределов? Какого радиуса круг, где исполняются его желания: дом, двор, весь посёлок Черский, всё Заполярье?! Кто подчиняется его желаньям: семья? Друзья или бесчисленная масса двуногих, которых надо сокращать посредством формулы? Когда, где, как это испытывать? На ком?

Фотограф из газеты, которого не смог взломать и вскрыть сам Люций! На нём. И завтра же.