Грин-Хелл

1. Труд освобождает

Авраамова дыра, Грин-Хелл, Серый застенок, Пустота, Проклятая точка. У этого места, где я отбывал не лучшее время своей жизни, было множество названий. Впрочем, официальным оставалось лишь одно, нарисованное красивыми буквами на табличке в двух милях от здания: «25-47, Государственная тюрьма Грин-Холл. Посылки и передачи не принимаются».

Но что бы там ни писали в официальных бумажках, у местных были слова покрепче, куда ярче передающие смысл этого места. Приятным заведением тюрьма Грин-Холл никогда не была, причём когда еще даже не была исправительным учреждением.

Архитектор здания создавал ее не для того, чтобы люди не смогли сбежать из этого серого застенка, а для того, чтобы они не могли проникнуть внутрь. Этого безумца звали Авраам Гринштейн, и его история наглядно передает его странный замысел. Постараюсь пересказать вам то, что знаю. Я в каком-то смысле тоже являюсь важной частью тюремной судьбы.

Вернемся назад и познакомимся с Авраамом. Он родился в начале XX века в Германии в семье очень бедных евреев. Как и положено бедняку, он начал с уличных краж и впоследствии добрался до почетного статуса домушника.

Мальчишке было 17 лет, когда он сел в тюрьму в первый раз. Но просидел недолго, и уже на восемнадцатый год продолжил заниматься любимым делом: сначала в Дании, а потом во Франции. К 25-ти он разменял семь тюрем и более сорока мест жительства. Ну а количество преступлений, связанных со вскрытием квартир и сейфов, не поддавалось исчислению в отделах правопорядка.

Однако судьба очень зло разыграла успешного беглеца. В 1940-м году Авраам оказался во французском городе Монтуар, где попал в руки армии вермахта.

Ему в некотором смысле повезло. Его не расстреляли, ведь решили, что он пригодится делу фюрера. Авраама перераспределили в трудовую тюрьму под маленькой польской деревенькой Бжезинка, приветственная надпись на входе в которую вошла в историю как самая паршивая ирония, придуманная человечеством. «ТРУД ОСВОБОЖДАЕТ» — очень смешно. Но никто не смеялся.

Что до самой тюрьмы, то самое близкое слово, которым можно было описать это место — «Ужасное». Любой его синоним даже близко не передаст сути, хоть и будет близок к изначальному значению. Местные охранники не знали слов «спасибо» и «пожалуйста», «здравствуйте» и «просим пройти обедать», зато больно били и метко стреляли.

Однако Авраам, даже будучи голодным и ежедневно избиваемым, не растерял своего «я». Через год он сбежал и оттуда, попутно перерезав камнем горла трем надзирателям и одному стукачу.

Еще до конца войны Аваарам Гринштейн перебрался в Америку, где взял фамилию Грин. С собой в Новый Свет он прихватил одно лишь единственное желание — больше никогда не попадаться. Он открыл свой бизнес — стал торговать охранными системами, разработанными им самим и им же самим протестированными. Коммерческий успех пришел к нему почти сразу.

Но полученные миллионы он тратил не на помощь другим эмигрантам и людям, пережившим войну. У него был план, и этот план был посвящен ему одному.

Для начала он выкупил обширный участок земли на пять квадратных миль между Монтаной и Миннесотой. А потом приступил к строительству собственной крепости, откуда бы его не смогли достать ни французские законники, ни лично дядюшка Адольф, пусть даже тот к тому моменту уже пять лет как помер.

Авраам вложил в крепость Грин-Холл все, что имел: деньги, знания и здоровье. И даже успел пожить там пару лет, прежде чем умер. Его нашли спустя четыре недели особо доверенные посыльные, которым он дозволял заходить внутрь здания один раз в месяц. Авраам Грин умер от обезвоживания, когда починил блокировку дверей в одной из комнат. Дверь отключалась с пульта, который он позабыл на столике в туалете в другом крыле крепости.

Блокировка сработала превосходно.

2. Дело всей жизни

Авраам был слишком занят своим проектом, потому не оставил наследников, и после его смерти здание и вся территория вокруг перешли в федеральную собственность. Поначалу крепость захотели забрать себе военные, но, прибыв на место, они просто развели руками. Грин-Холл действительно была неприступна, но пришлось бы потратить миллионы, чтобы сделать здание пригодным для людей.

«Да это просто тюрьма какая-то!» — пожаловался министр обороны, лично посетивший территорию. Слова оказались пророческими, и уже через год здание в свои руки получило федеральное министерство исполнения наказаний. Государственные крючкотворы и поверить не могли, насколько замысел Авраама Грина оказался близок к их мечтам об идеальной тюрьме. В здание было крайне тяжело попасть, а значит и выбраться сложно. Оставалось лишь слегка переоборудовать то, что уже и так было построено и налажено.

Но радость министерства оказалась слегка преждевременной. О том, что находится в Грин-Холле и как работает ее система безопасности, знал один лишь ее владелец, поэтому новым строителям и целой бригаде федеральных архитекторов пришлось изрядно помучиться, чтобы понять хотя бы половину задумок гения. Для этого пришлось буквально простукивать каждую стену. А потом еще раз, на всякий случай.

Каждый дюйм здания скрывал под толстым бетоном и пластиковыми панелями тысячи механизмов, готовых защитить Грина от любой угрозы. Десятки тайных ходов и перегородок изрядно путали всех новоприбывших. Иногда даже казалось, что комнаты могут перемещаться. Ну а как еще было думать, если: «Вот тут только что была комната, а сейчас ее нет!»

Все оказалось несколько проще. У некоторых комнат раз в пять часов пропадала дверь —съезжались настенные панели, да так плотно, что не было видно даже шва — и появлялась другая, ведущая в новое место. Одни такие трюки работали автоматически, другие включались удаленно, третьи — с помощью хорошо замаскированных переключателей.

Это стало первой и самой главной проблемой новых владельцев. Однако и других у них было предостаточно.

Например, внешние двери и окна. Первых у здания не было вообще. Попасть в тюрьму, как, впрочем, и выбраться из нее можно было только по подземной железной дороге, по которой раз в день ходил двухвагонный состав. Впоследствии один вагон использовали для пассажиров, второй — для товаров: еды, одежды, запчастей и прочих необходимых вещей. Утром в пассажирском вагоне ехали рабочие и охранники на смену, а вечером привозили тех, кто в ближайшие годы не собирался ехать обратно.

Иным способом попасть в Грин-Холл было невозможно. Нанятые строители пообещали, что в случае попытки сломать внешнюю стену и сделать лишнюю дверь, нарушится целостность всего здания. К тому же Грин не был дураком: внешняя стена была лишь немногим тоньше Великой Китайской, сделана из сверхпрочного бетона и укреплена сталью, чей состав разработал лично Грин. Попытки сломать ее архитекторы отмели сразу.

С окнами тоже возникали сложности. Их было немного, но и они наглухо влиты в бетон. Даже банальная замена стекла закончилась бы капитальным ремонтом всей стены. К счастью, окна тут не меняли — вместо стекол Авраам Грин использовал толстый прозрачный полимер, практически неуязвимый для пуль малого и среднего калибра. На таких окнах не нужно было даже ставить решетки — они не ломались и не открывались.

Прочие «отверстия», ведущие из здания, не годились для побега. Вентиляция широко раскинулась по зданию, но мало где по таким трубам могла проползти и змея, чего уж говорить о рослых и накаченных мужах, что должны были прибыть сюда на правах постояльцев.

Словом, последователям Грина пришлось убить на этот диковинный объект еще три года, но зато результат превзошел все ожидания. Грин-Холл стала самой безопасной тюрьмой, откуда не мог сбежать никто.

3. Случай на перестройке

— Что ты сделал перед тем, как дверь закрылась?!

Прораб бригады строителей, крупный усатый мужчина, чей возраст уже прошел полувековой рубеж, закашлялся. Он привык кричать так, чтобы его слышали, но чтобы докричаться до федерального юриста, ему пришлось буквально рвать свою глотку. Юрист голосил в ответ, правда с непривычки голос его быстро сел, и до прораба доносился только слабый визг.

Случай с юристом был не единичным. Примерно раз в неделю кто-то повторял неудачный опыт архитектора Грина и застревал в одной из комнат.

Прораб припомнил план. Они находились в северной части будущей тюрьмы. Здесь входы в комнаты не перестраивались, и из них в ближайшие полгода надлежало сделать камеры для заключенных. Двери надлежало переделать под удаленное управление через диспетчерскую и подключить таймеры работы подачи еды. С последним прораб сталкивался впервые. Обычно в тюрьмах полагалась столовая, а здесь, по замыслу новых владельцев, еда должна была поступать прямо в камеры по специальному желобу, будто в вольеры зоопарка к самым ужасным хищникам. Кто-то говорил, что такая система уже есть в здании, и предстояло лишь ее расширить.

Однако прежде нужно было найти все, что припрятал Грин в стенах и под полом. Не хватало еще чтобы какой-нибудь заключенный нашел такой «секрет» и открывал свою камеру, когда вздумается.

— Эй, ты там жив?! — прикрикнул он на юриста. — Еще раз сделай то, что произошло перед закрытием! Дверь должна открыться!

Прораб отдышался и продолжил кричать:

— Шаг за шагом! Движение, — вздох, — за движением!

Юрист что-то промычал в ответ, слов было не разобрать.

«Бедняга», — подумал прораб. Это место погружает в депрессию, едва только сюда попадаешь. Окон почти нет, коридоры узкие, единственный выход — под землей. Случись что — и ты в могиле. Если будет пожар и не сработает система пожаротушения, то Грин-Холл поглотит вообще всех, кто тут есть. А в эту систему Грина прораб не верил и считал ее какой-то фантастикой. Детектор дыма блокировал помещение, а вентиляция откачивала кислород, полностью прекращая любое горение. Судьба тех, кто оставался в блокировке была незавидной, но здание оставалось бы целым. Узнав об этом, прораб сначала не поверил в само существование такой антигуманной системы, а когда ему показали схему, то стал считать архитектора полнейшим психопатом. И это место, эта крепость была бы для него самым подходящим домом.

«Вот уж воистину Грин-Хелл», — шептал себе под нос прораб, когда каждый день смотрел схемы, планы и чертежи объекта, с которым работал. Это исковерканное название закрепилось за тюрьмой и после, когда она начала работать и впустила в себя первых жильцов.

Дверь открылась и перед прорабом и парой строителей предстал дрожащий лысый человечек в круглых очках на длинном носу. Он обливался потом, но в самой комнате было довольно прохладно. Он выбежал из нее, растолкал рабочих и понесся по коридору, скрывшись за углом.

— Он куда? — спросил строитель. — Там же душевая и тупик.

— Ага, — согласился другой. — А еще девять абсолютно одинаковых коридоров. Настоящий лабиринт для психушки.

Первой мыслью прораба было бросить это жалкое создание на произвол судьбы и свой глупости. Пускай бы тот побродил там пару дней, ища выход. Но все же передумал.

— Давайте за ним и сопроводите дурака к кабинетам, — сказал он. — А я пока посмотрю, чего за потайной рычаг двери он активировал.

Прораб мог бы поклясться своей матерью, прахом своего отца и жизнью и красотой своей дочери, что уже убирал из этой комнаты все кнопки и переключатели.

«Да сколько же их тут всего?!» — мысленно закричал он, но вслух лишь вздохнул и зашел в комнату.

4. Место для избранных

Вам, наверное, хочется узнать, как сюда попадали посетители, юристы да родственники заключенных? А никак. В Грин-Холл не сажали тех, к кому приходили гости. Тут обычно мотали срок те, кому вообще запрещалось общаться с живыми людьми. Так сказать, «особому месту — особый контингент».

Грин-Холл мог принять в себя сто двадцать шесть заключенных и вдвое больше охраны и обслуживающего персонала. С учетом того, что очень многое в тюрьме было полностью автоматизировано — такие пропорции вполне адекватны. Ведь сажали сюда отнюдь не одуванчиков, впервые попавшихся на подделке печатей или краже доллара из шляпы нищего у перехода. Зеки Грин-Холла были легендами преступного мира. Злостные маньяки-извращенцы, главари банд, серийные убийцы полицейских и лидеры государственных переворотов. Здесь жило даже парочка каннибалов, пустивших на мясо сотни человек.

Система правосудия США делила тюремные режимы на обычный, усиленный, строгий, сверхстрогий, а также смертников. Так вот, те, кто томился в Грин-Холле были вполне адекватны, чтобы не загреметь в какую-нибудь тюрьму для психов, но при этом мер заключения сверхстрогого режима для них было недостаточно. В тюрьму сумасшедшего архитектора попадали люди, получившие от трех до десяти пожизненных сроков, и ни одна амнистия мира не должна была помочь им еще хоть раз вдохнуть свежего воздуха. Словом, из Грин-Холла был один путь — в морг на втором подземном ярусе. И все, кто здесь пребывал, знали об этом.

А еще об этом знало руководство тюрьмы и понимало реальную степень опасности. Один местный зек мог держать в ужасе какой-нибудь город на двести тысяч душ, а здесь таких отбросов была сотня. Так что на работу в Грин-Холл принимали исключительно военных, причем отдельным пунктом в их резюме значилось участие в боевых действиях. На собеседовании их сразу предупреждали, что они попадают в такой горячий котел, рядом с которым пламя самого ада покажется экспедицией на северный полюс в одном исподнем.

Даже если ты просто целый день сидишь в диспетчерской на четвертом этаже, смотришь в экраны и удаленно открываешь камеры — ты все равно должен быть чертовски собран и всегда в напряжении. Одна заминка, один просчет, и прольется чья-нибудь кровь. Здесь не висели мотивационные надписи для охраны, типа «Будь внимательным!». Те, кто здесь работал, и без речевок знали, что поставлено на карту. В лучшем случае зазевавшегося охранника могли убить. В худшем… Скажем так — у местных жителей была богатая фантазия и большой опыт экспериментов с человеческим телом.

5. Большое открытие

Тюрьма открывалось с помпой. Архитектор Грин по понятным причинам никому не показывал и даже не рассказывал о том, что находится внутри его крепости. Это же правило должно было сохраниться и после запуска тюрьмы. Так что журналисты смекнули, что единственной возможностью посмотреть на детище безумного гения — это день открытия. Съехались буквально сотни писак со всей страны, и каждому не терпелось поскорее промчаться на подземном поезде прямиком в самое безопасное место на планете.

Началось все с разочарования — они не смогли сфотографировать тюрьму снаружи. Подземная железнодорожная ветка была не длинной, всего пара миль, однако между входом в подземку и тюрьмой находился густой смешанный лес. Чтобы сфотографировать тюрьму, журналистам пришлось бы пешком прошагать нехоженый лес, сделать снимки, а потом идти обратно. Не решился на это никто, и потому они сразу поехали на поезде, по тридцать человек на рейс.

Для руководства тюрьмы такое количество людей не было проблемой. Наоборот. Первый начальник тюрьмы посчитал, что это станет неплохим “краш-тестом” для первого состава охраны. Им предстояло следить и охранять большую толпу, смотреть, чтобы журналисты не разбегались и не терялись. Охрана через систему видеонаблюдения должна была держать журналистов в фокусе и отслеживать возможные слепые зоны.

Строители сделали все, что могли, но чудеса им были недоступны. Грин-Холл даже спустя три года реконструкции все равно был полон тайных закутков, и о новых узнавали чуть ли не каждый месяц.

Из зала прибытия поезда вело три пути. Первый — в электрощитовую, обслуживающую лифты, а два других - к самим лифтам. Пассажирский лифт принимал по три-четыре человека за раз — Грин не думал, что нужно больше, ведь он собирался жить здесь один с минимальным количеством прислуги. Грузовой лифт, напротив, был чудом инженерной мысли. Он был огромен, и туда при желании можно было загнать пару танков. Вверх лифт тянули не тросы, а подземный гидравлический кран, а значит при том же желании танки можно было не только загнать, но и поднять, причем со всеми экипажами и запасным боекомплектом из сорока снарядов.

Вот только журналистам все равно пришлось ехать на пассажирском. Система управления грузовым была настолько усложнена (в т.ч. бюрократией), что им пользовались только в самых крайних случаях, когда иного пути просто не было.

Дело происходило так. Условный работник с помощью карточки сотрудника сначала должен был получить доступ к системе связи с охраной. Потом он называл дежурному пароль, который менялся каждые восемь часов, а охранник должен был сверить запрос со своим реестром. Если все было верно, то он звонил начальнику тюрьмы, запрашивая разрешение доступа к грузовому лифту. Начальник, если был на месте в кабинете, давал разрешение, но предварительно тоже называл пароль, чтобы охранник мог быть уверенным, что разговаривает именно с начальником тюрьмы. Получив удовлетворительный ответ, охранник клал трубку и открывал двери лифта.

Однако на этом бюрократические приключения бедняги, что вздумал прокатится на самом большом лифте в штате, не заканчивались. Такая махина требовала огромных ресурсов от электричества до галлонов машинного масла, и деньги на это тратились из кармана налогоплательщиков. А значит работнику приходилось отчитываться за них еще до того, как он бы поехал вверх. С 60-х годов внутри лифта стоял письменный стол, и сотрудник должен был на нем заполнить сорок четыре листа государственной анкеты на несколько сотен пунктов.

Заполнив анкету, работник запечатывал ее в герметичную папку и отправлял вверх по пневматической почтовой трубе. Через час он получал ответ, все ли он правильно заполнил. Если претензий не было, то ему дозволялось заполнить еще одну анкету, если типов привезенного товара было больше.

Если и там все было в порядке, товар загружен в лифт и его содержание соответствовало указанному в анкетах, то работнику оставалось лишь повторно воспользоваться карточкой, чтобы связаться с охраной, и та запускала лифт. Подъем наверх на этом чуде инженерной мысли занимал три минуты. Ради этого ответственный за доставку сотрудник мог потратить четыре часа и артрит кистей рук от постоянной писанины.

В 1991 году внутри лифта был установлен электронный терминал, позволяющий сэкономить сотню листов бумаги и тридцать минут времени. Правда, иногда он мог посреди заполнения анкеты зависнуть и выключиться, и тогда сотруднику нужно было заполнять формуляры с самого начала.

6. Потерянные журналисты

Когда всю ту ораву журналистов удалось поднять на пассажирском лифте, оказалось, что как минимум четверо из них бесследно исчезло. Коллеги утверждали, что те точно заходили в лифт и должны были встретить оставшихся наверху. Обратно вниз те точно не возвращались.

На поиски отправили запасных охранников, вызванных не по графику как раз для такого случая. Они просмотрели камеры: журналисты действительно вошли в лифт, но наверху, где уже толпились коллеги в ожидании, те не вышли. Был задан запрос проектировщикам и архитекторам. Те понятия не имели, как такое могло произойти. У пассажирского лифта было всего две точки остановки: «-2 этаж, вокзал» и «1 этаж. Приемное отделение, служба охраны, прачечная».

Охрана сама прокатилась на лифте. Да, кнопок по-прежнему было две, плюс кнопка остановки. Сотрудники попытались остановить лифт на «-1», но открыв двери, они убедились, что выхода из кабины там нет. Примерно через сорок минут экспериментов с лифтом их по рации вызвал дежурящий глава охраны. Потерялось еще шесть человек.

Двое ушли в туалет еще в начале экскурсии. Пропажу еще одного заметили, когда поднимались по главной лестнице в холле здания (причем его коллега утверждал, что тот пропал прямо посреди диалога с ним), а еще четверо исчезли, когда разглядывали картины второго этажа — единственное место, которое удалось украсить новым владельцам. Последние испарились пока смотрели на портрет Авраама Грина.

Пришлось подключать к поискам куда больше людей. Но пока искали одних, пропадали другие. К концу экскурсии от внушительного количества гостей осталась лишь половина.

Некоторых из них удалось отыскать. Джефф Роккс из «Дейли Уик» осматривал тюремную кухню, нажал на какую плитку на полу и обнаружил себя в прачечной, в одной из пока еще пустующих корзин для белья. Кена Уилкинса и Марту Ламберт из «Нью-Йорк Таймс» обнаружили запертыми в туалете, откуда они пропали часом раньше. Где они пребывали все это время и почему находились в одной кабинке, те объяснить не могли. В течение следующих суток обнаружились десять человек, заблудившихся в девяти коридорах между тюремными камерами. Я про это место уже рассказывал. Остальных находили совсем не там, где теряли, жутко испуганными, а если находили поздно, то еще и отощавшими.

Через неделю пропавшими без вести осталось лишь шесть журналистов. Погрешность была небольшой, а дурная репутация тюрьмы, распространяемая пострадавшими журналистами, пошла ей даже на пользу.

7. Всего лишь бездна

Я не знаю, что именно видел и чувствовал Марк Келсо, но предполагаю, что все было именно так.

Марк неожиданно понял, что едет в лифте один. Заходил он туда с тремя коллегами, из-за чего в кабине было довольно тесновато. Но пока разглядывал стену кабинки, все, кто с ним ехал, бесследно испарились. Марк поморгал, огляделся. Неужели он на какое-то время отключился, и они вышли, даже не отдернув его? Нет, обычно он так глубоко не задумывался. Тем более на работе. Ну тогда почему он один, и почему лифт едет так долго? Охранник говорил, что лифт поднимается только на два этажа, а Марк ехал уже минут пять. Казалось, подъем длился целую вечность.

В том, что лифт находится в движении, Марк не сомневался. Он слышал, как поскрипывают механизмы, и ощущал движение. Вот только… оно было каким-то странным. Будто двигался лифт не только наверх, но и куда-то вбок.

Марк жал кнопки остановки и переключения этажей, но результата не было. Кнопка вызова лифтера отсутствовала как таковая. Да и зачем она в тюрьме? Здесь должны были пристально следить за всеми передвижениями, поэтому лишние кнопки были ни к чему. У охранников всегда были рации, а они должны сопровождать всех прочих сотрудников, куда бы те ни направлялись. Для журналистов, из-за их огромного количества, сделали исключение, и в лифте они поднимались без сопровождения. Судя по всему, очень зря.

Наконец, кабина остановилась и открывшиеся двери выпустили журналиста на свободу. Однако свобода до чертиков его испугала. Там, за пределами хорошо освещенной кабины лифта, была лишь густая темнота. Марку не хотелось выходить, и он решил рискнуть и пару раз нажал на кнопку «-2 этажа». Лифт отреагировал мерцанием света. И в те секунды, когда лампа накаливания гасла, Марк словно попадал в само Чистилище. Он не мог назвать это темнотой, и даже несмотря на богатый журналистский опыт не смог бы придумать для увиденного ни одного синонима, кроме как «Бездна».

В ней могли таиться кошмарные монстры. Но самой страшной вещью был человеческий разум, отказывающийся воспринимать эту чернейшую пустоту как что-то реальное. Здесь не могло существовать никого и ничего, и именно это пугало так, как не смог бы и самый неописуемый лавкрафтовский кошмар.

Марк ударил по панели лифта, не метя ни в какую из кнопок. Ему было все равно — главное, чтобы хоть какая-нибудь сработала. В ответ на это свет в кабинке погас окончательно. И Марка Келсо поглотила тьма.

8. Историческое событие

Грин-Холл была лучшей тюрьмой в мире. Казалось бы, из нее просто невозможно сбежать. Однако в сентябре 1988-го, в день моей смерти, произошло историческое событие — самый настоящий побег.

Сбежавшего заключенного звали Корнелий Белтест, но в своем кругу он уже лет пятнадцать был известен только как Биг Дик. Его знала каждая улица Чикаго. Наркотики, проституция, масштабный оборот оружия, заказные убийства, подделка документов, запугивание чиновников всех уровней, взятки полиции, массовые расстрелы, поджоги и прочее уничтожение частной собственности — Биг Дик занимался практически всем, и с каждым годом его послужной список возрастал на три-четыре тома уголовных дел. Биг Дик, несмотря на крайне тупое имя, был человеком отнюдь не глупым. Он умел планировать практически каждый шаг своей жизни, имел агентурную сеть даже в Белом Доме, и знал о передвижении каждого федерала в пределах страны. Он собирал информацию обо всем и очень тщательно планировал любое свое движение и сказанное слово.

И вот однажды он понял, что за него взялись всерьез и избежать наказания ему не удастся. Даже если адвокаты смогут отмазать его от половины преступлений, то присядет он все равно всерьез и надолго. Тогда он позвал меня, одного из самых верных ему людей, и мы начали продумывать план побега еще до того, как нас взяли. Биг Дик составил список возможных тюрем, куда его могли поместить, а я отправился добывать строительные планы. Список был не слишком длинный: таких людей, как он, могли позволить принять отнюдь не все — только ВИП-казематы.

Я две недели грабил федеральные библиотеки и приносил архивные чертежи зданий тюрем. Биг Дик долго смотрел на каждый, а потом писал в блокноте списки всего того, что понадобится для побега из каждой из них.

Например, федеральная тюрьма Джерси должна была стать крепким орешком. Но Биг Дик в кратчайшие сроки собирался получить компромат на каждого местного охранника, и с помощью бригады подрывников, фургона без номеров, огромной стальной цепи и автомата с газировкой планировал сбежать из нее на следующий день после прибытия.

Так он «прощелкал» все тюрьмы. А вот Грин-Холл…

— Это все? — спросил Биг Дик и почесал старый уродливый шрам на левой щеке.

Я кивнул и вытер кровь с костяшек. Целую неделю я искал чертежи этой чертовой тюрьмы, но их просто нигде не было. Точнее они были, их было много, но каждый из них слишком сильно отличался от предыдущего, словно Грин-Холлом было восемь разных зданий.

Больше всего информации мне удалось получить от одного из строителей, который когда-то перестраивал здание, превращая его в тюрьму. Он немного помог мне разобраться в чертежах. Правда, только после того, как я около двадцати минут настойчиво его «просил». Стройку вело несколько бригад, и каждая делала свой чертеж здания, но из-за автоматических механизмов, скрывающих комнаты, планы все время получались разными.

Самое паршивое — часть комнат до сих пор меняло расположение ходов, а некоторые из них становились полностью закрытыми на недели или больше. Все, что нам удалось узнать — это как в тюрьму попасть, как из нее выйти, а также как устроен лабиринт девяти коридоров у камер заключения.

— Там слишком много поворотов, — говорил строитель, сплевывая зубы. — Пришлось бы повесить сорок камер наблюдения, чтобы захватить их все. Никто на такое тратиться бы не стал. Они…. кхеее-тьфу… оставили там много слепых зон.

Это стало отправной точкой плана. Раз не за всей тюрьмой наблюдают, значит можно найти такой маршрут, по которому можно незаметно выбраться.

Дальше в ход пошли деньги. Обычных охранников в тюрьмах подкупить не составляло труда. Но люди, работающие в Грин-Холле, оказались слеплены из другого теста. Их нельзя было подкупить и совсем уж невозможно запугать. Посылаемые к ним амбалы возвращались обратно в непрозрачных пластиковых мешках. Все, что нам удалось, так это подкупить трех поваров, одного уборщика и одного электрика.

Биг Дик долго черкался в блокноте, прописывая возможные схемы, и отдельно в своем плане обвел красной ручкой слово «ПАНИКА». Он не стал мне объяснять этот шаг, сказав лишь, что фаза находится «в разработке».

После бегства мы у нас должен был представиться шанс залечь на дно. Тюрьма давала некоторые преимущества: Биг Дик мог списать множество долгов, по быстрому слить несколько точек бизнеса, да еще и после побега взглянуть на внутренние дела со стороны, с самого низа. Если бы не это, думаю, Биг Дик бы даже не подумал садиться в тюрьму, а сбежал бы куда-нибудь на Кубу, где у него был секретный дом.

Мы загремели в Грин-Холл в 1986-м. Мне дали три пожизненных, ему — пять. Отсутствие продуманного плана затянуло побег на два года, но все же в один прекрасный день Биг Дик сказал: «Пора».

По дороге в душ он толкнул меня в один из коридоров и нанес несколько ударов в мой живот тупой шестеренкой, примотанной к осколку кирпича.

— Тут слепая зона, — сказал он, показывая стены, на которых не было камер. — Пока тебя будут искать, я смогу выбраться из блока и попасть в столовую. А дальше ты уже знаешь.

Да, я знал. Через столовую мы должны были проникнуть в контейнер для отходов. Обычно такие спрессовывают перед отправкой, но благодаря повару, которого Биг Дик взял на крючок, мусор отправится из тюрьмы в своем, так сказать, первозданном виде. Это должно было произойти, пока в тюрьме была бы паника. Теперь я узнал, что она из себя представляла, и что никаких «Мы» в планах босса не значилось. В слепой зоне, в этих девяти одинаковых коридорах у камер изоляции, охранники будут искать меня… минут пятнадцать. Этого времени хватит и Биг Дику, чтобы уйти, и мне, чтобы умереть.

Не знаю, как босс, а я со своей задачей справился в два раза быстрее.

9. Автоматика никогда не подводит

Поговорка гласит: «Не место делает человека, а человек место». Враки это все. Достаточно было пару дней пробыть в Грин-Холле, чтобы измениться навсегда. И лишь по какую сторону от двери камеры изоляции ты находишься влияло на то, в какую сторону пойдет твое изменение.

Как вы уже, наверное, поняли — люди в этой тюрьме пропадали, и пропадали регулярно. Одних находили сразу, других позже, уже не очень живыми. Третьих, которых, к счастью, было совсем немного, не находили совсем. Большая череда пропаж пришлась на 1988 год, когда одновременно пропали восемнадцать человек: трое охранников, четверо уборщиков, один водопроводчик и десять заключенных. Сперва подумали, что кто-то устроил массовый побег следом за Биг Диком. Однако проверка показала, что тюрьму никто не покидал. Да и с чего бы? Сантехнику нужно было кормить жену и двоих детей, в которых он души не чаял, и он вряд ли решил бы все бросить. Все эти люди пропали у душевой, либо в ней самой. Пропали бесследно, будто никогда туда не заходили.

И при этом в самом душевом отсеке произошли серьезные изменения: вся сантехника за сутки превратилась в старую, ту, что изготовлялась в 40-е и 50-е годы. Пропали видеокамеры у входа. А еще перегородки, специально сделанные во время перестройки. Кроме того, пропало несколько камер изоляции, а вместо них появилась библиотека со старыми пыльными книгами.

Начальник тюрьмы в своем рапорте рассказал лишь про пропажу людей, разумно опустив все подробности, из-за которых его могли бы принять за сумасшедшего. Ему было достаточно, что он уже и сам стал себя таковым считать.

Впрочем, примерно через два года у этого явления нашлось разумное объяснение.

Несмотря на капитальную перестройку здания, до сих пор многие помещения в Грин-Холле так и не были найдены, так как не просвечивались, не простукивались и не имели очевидных входов. Как оказалось позже, Авраам Грин построил несколько одинаковых душевых отсеков в обоих крылах тюрьмы, но работала одновременно только одна душевая комната с каждой стороны. Остальные, как бы это сказать корректнее… просто ждали своего часа. Кто-то, возможно сантехник, активировал секретный механизм, и все восемнадцать человек вместе душевой, тремя камерами рядом и раздевалкой покатились куда-то вниз. На место «уехавшей» секции здания механизм поставил запасную — ту, что не менялась со времен Грина.

Автоматика, несмотря на три десятилетия и отсутствие регулярного обслуживания, по-прежнему работала и была великолепна.

10. Культ Тысячи Снов

Пропавшие из душевой люди нашлись. Они очутились в еще одной закрытой секции, где им предстояло прожить два года. По меркам тюремных камер тут была настоящая свобода — восемь больших комнат, доступ к горячей и питьевой воде, а еще пище-кабелю и канализации для отходов. Тут были кровати, чтобы спать, книги, чтобы читать, шахматы, чтобы играть. Поначалу прибывшие повздорили — как-никак тут были маньяки и их надзиратели. Но потом они пришли к выводу, что все же лучше работать сообща.

Увы, за два месяца они не нашли выхода. Они стали просто жить. В шкафах они нашли фиолетовые балахоны и каждый месяц наряжались в них, отмечая еще один цикл своего пребывания, будто тайное сообщество, что проводит темный ритуал со свечами и пентаграммами.

К концу первого года они стали называть себя сектой «Грин-Хелл». Но потом заменили столь мрачное на сказочное — культ Тысячи Снов, в честь тех чудесных грез, что приходили к ним ночами после длинных разговоров: о судьбе, свободе, ответственности и человечности. Вот только ночи ли это были — они не знали. Персоналу тюрьмы запрещалось иметь при себе часы и прочие предметы, которые смогут использовать заключенные как контрабанду или отмычку. Так что никакого представления о времени суток или даже временах года у них не было. Они просто жили, радуясь каждому дню, отмечая дни, недели и месяцы лишь по внутреннему ощущению. А оно их нередко подводило.

Два года спустя (пять, по ощущениям членов Культа) начальник тюрьмы попросил разобраться, куда пропадает часть воды и еды, и бригада сантехников стала искать причину. В предполагаемой точке утечки один из них случайно открыл еще одно странное место, о котором до этого ходили лишь слухи.

«Комната размышлений» по сути своей не имела ничего необычного в обстановке. Это была просто бетонная коробка без мебели и даже стульев. Однако черная краска, что толстым однородным слоем покрывала стены, пол и потолок, действительно пугала неподготовленного человека. Черный цвет был не совсем черным — он, казалось, поглощал весь свет. Человек, заходящий в эту комнату чувствовал, что падает, а через какое-то время ему казалось, что он летит сквозь космос. Авраам Грин, возможно, хотел такую комнату, чтобы заходить сюда и просто думать, полностью забыв про внешний мир.

Место было действительно необычным, и уборщик позвал руководство тюрьмы.

В комнате нашли труп — старый скелет, провалявшийся тут больше тридцати лет. Позднее экспертиза узнает в нем одного из пропавших во время открытия тюрьмы журналиста Марка Келсо. Неизвестно как он попал сюда, но выбраться он не смог, ведь периодически терял сознание и разум от этой кромешной темноты вокруг.

Открытие комнаты заставило руководство еще раз простукать все стены этажа. Так и обнаружилась тайная обитель культа Тысячи Снов.

Заключенных перевели в другую тюрьму, а работникам дали выходное пособие и отпустили насовсем. Им предстояло начать жить на свободе. Начать жить, что называется, с чистого листа.

11. Байки из морга

Наверное, вы удивились, что я, будучи мертвым, продолжаю вам все это рассказывать? Слушайте дальше, и вы поймете, что не все происходящее в тюрьме Грин-Холл можно объяснить рычагами и механизмами. Обо всех тайнах этого здания знал лишь один человек, но он, как и я, был мертв.

Мое тело нашли, поместили в бокс морга, а потом кремировали в огромной печи. Как я узнал еще на воле, печь там была изначально, но на кой черт она нужна была Аврааму Грину, не знал никто. Некоторые думали, что у него где-то в здании есть пыточная комната, а в печи он хотел уничтожать улики, когда наиграется со своими жертвами. Вот только эта печь, как я смог убедиться на собственной шкуре, работала совсем не так. Обычные предметы она сжигала, а вот тела…

На самом деле я был первым, на ком эту печь испытали за все эти годы. До этого находились родственники, которые забирали тела мертвецов, или какие-нибудь эксперты увозили тела, имеющие историческую ценность (типа Марка Келсо). А вот я был никому не нужен. Меня обмотали пропитанной маслом тканью и отправили в пекло. Мое тело вспыхнуло, как факел, но вскоре жар стал совсем другим. Он забирался внутрь и калечил не тело, а будто бы саму душу.

Я пришел в себя в той же печи глубоким вечером, когда в морге никого не было, лежа на грязном металле и с забитыми пеплом легкими. Практически сразу нашлась ручка, открывающая крышку печи изнутри. Будто кто-то планировал сюда заглядывать, как в сауну, и поставил этот механизм, чтобы вылезать, когда достаточно пропотеет. Я не знал, что произошло, но почти сразу понял, где оказался.

Увы, у меня, в отличие от Биг Дика, не было плана, и я очень быстро был пойман охраной. В любом другом случае я бы получил электрошокером за то, что бродил по коридорам тюрьмы. Но я был голым, перепачканным в саже человеком, который вышел из морга, — охрана не стала пускать в ход оружие и даже подходить ко мне поначалу не горела желанием.

Меня направили прямиком к начальнику тюрьмы, где у нас состоялся длинный, очень длинный разговор.

Без понятия как этот случай записали в отчетах, но к неудовольствию всех окружающих у меня было официальное свидетельство о смерти. Я стал первым человеком, отсидевшим свой пожизненный срок и первым заключенным, покинувшим Грин-Холл с чистой совестью.

Перво-наперво я хотел отправиться искать Биг Дика, чтобы расквитаться с ним, да только это было уже не нужно. Как мне сказал один из охранников, запуганный повар не стал выключать давилку мусора.

Ну что ж, одной проблемой меньше.

12. Грин-Хелл

Это случилось 15 марта 1992-го. Той ночью уборщик Гарри Мориц увидел Дьявола.

Как и любой нормальный человек, сперва он подумал, что ему мерещится. Верить в то, что в конце освещенного мягким светом коридора, прямо напротив автомата с газировкой для сотрудников стоит косматое, крылатое и рогатое существо ростом не меньше восьми футов, мозг упорно отказывался. Гарри сморгнул, отвернулся, внимательно изучил стены, а потом вернул свой взгляд. Дьявол по-прежнему стоял там и смотрел на небогатый ассортимент баночных Пепси и Коки. Уборщик поставил свою швабру к стене и сделал два неуверенных шага в сторону существа. С каждым шагом он все больше надеялся, что это галлюцинация.

Но нет. Грубые нетопыриные крылья могли бы укрыть от дождя десять или даже пятнадцать уборщиков, таких как Гарри. Ороговевшие ступни, казалось, были тверже копыт, все измазаны старой кровью. Уборщик не сомневался — человеческой. Но больше всего пугал мех, старый, вонючий (как впоследствии почувствовал Гарри), слипшийся от многолетней грязи. От меха разило смертью. От меха разило… судьбой. Лоб существа украшали два древних, как само время, закрученных рога, на одном серебряное кольцо, на другом — золотое.

Когда существо услышало его учащенное дыхание и повернулось, Гарри был уже на пределе. Но после того, как он увидел глаза, в которых плавилась и мучилась заживо сама вечность, уборщик сначала заорал, а потом развернулся и побежал прочь. Больше он не кричал, ведь при таком быстром беге крайне тяжело набирать воздух и заставлять легкие работать на что-либо другое. А кричать очень хотелось.

Через два месяца после судов Гарри загремел в психушку. Суд решил, что именно он является причиной поджога и взрыва в тюрьме Грин-Холл 15 марта. Взрыв полностью уничтожил здание и похоронил под обломками более сотни человек.

Гарри Мориц, когда ему рассказали эту новость, расслабился и сказал суду в качестве последнего слова: «Что ж, значит я и вправду его видел». Аргументы не были приняты судом, и до конца жизни Гарри болтался по специальным тюрьмам для душевнобольных и лечил то, чем никогда не болел.

Уборщик не был сумасшедшим. Ведь в ночь взрыва Дьявола видел не только он.

13. Секреты Авраама Грина

Я вернулся в родной Чикаго и потому не застал взрыва, но с радостью бы посмотрел на него со стороны. Так что эпилог для моей истории пусть напишет сам архитектор Грин-Холла. Возможно, ему есть, что добавить. Его письмо, совсем новое, не выцветшее со временем, обнаружил последний начальник тюрьмы у себя в почтовом ящике утром 16 марта 1992 года.

«Тебе, читающему это и ищущему причины и следствия.

Создавая свой дом, я прекрасно понимал, что, когда закончу, тело мое будет уже старым и немощным. Я не был дураком и психом, что бы там обо мне ни говорили. Я знал, что смертен. Это знает каждый, кто прошел мой путь. И знал, что не оставлю никакого потомства и что мой дом однажды останется без меня.

Современники смеялись надо мной. Строители не хотели выполнять мои приказания, уверяя что мои идеи бессмысленны. И не будь у меня плана, то я бы никогда не решился даже на первую кладку, на первый заказ, даже на первую линию чертежа Грин-Холла.

А план у меня был.

Грин-Холл — это не один дом, а сразу три.

Снаружи оболочка: спальни, кухня, душевые с баней, библиотеки, комната размышлений. Все то, что мне нужно было, чтобы жить.

Второй дом построен внутри него. Лифты, что двигаются по горизонтали, обходные пути, автоматические двери и секретные проходы. Все, что мне нужно было, чтобы чувствовать себя в безопасности.

А третий дом находился под первыми двумя, и вел он прямиком в Ад. Там было все, что мне нужно было, чтобы не умирать.

Я был в Аушвице и знаю предел человеческой жестокости. До побега оттуда я никого не убивал. Воровал, да, и воровал много. Но, как правило, у тех, кто не нуждался в деньгах так, как я. И лишь попав в немецкий трудовой лагерь, я понял, что по всем нам, всему человечеству плачут черти в самой Преисподней. Одних они будут пытать, других поставят во главе пыточных.

Я многое увидел, пока колол дрова и копал могилы для своих друзей. Я видел, как люди мрут от голода. И от всей души ненавидел. Ненавидел надзирателей, ненавидел само место. И моя ненависть оказалась столь сильной, что однажды я увидел за спинами надзирателей улыбку Сатаны.

Морок, подумал я. Но каждый раз, когда я готов был порвать цепи и броситься на надзирателя, поедая его лицо, то видел эту улыбку. Иногда где-то вдалеке, а иногда мне казалось, что она куда ближе. В моей голове.

Кем бы ни было это создание, но оно радовалось моим черным мыслям. Пока я представлял какими способами буду убивать своих «хозяев», Сатана ликовал.

И вот однажды я услышал его голос. Он был ровным, в чем-то приятным, но каждый звук будто состоял из криков страдающих мертвецов, замученных в Преисподней. Сатана сказал мне, что ему нравятся мои мысли, моя изощренная фантазия, ведь даже там, где заканчиваются человеческие знания о кругах ада, никто и помыслить не мог о том, что придумал я для своих надзирателей. В благодарность он подробно рассказал мне как не стать одним из его пленников. И каждое из его слов я воплотил в жизнь.

Под Грин-Холлом, на месте нынешнего тюремного морга была дыра. Ваши современники назвали бы это порталом, а я называл проще — Выходом. Выходом из Ада. Всякий, кто попадал в печь, тут же возвращался в мир живых, минуя заслуженное адское наказание. Раны затягивались, бренное существование продлевалось.

Поэтому я и начал строить свой дом, невзирая ни на что. В нем я собирался жить. В нем я собирался обороняться от тех, кто пришел бы за мной. И в нем я собирался спасаться от того, что грозило каждому смертному.

Но, видимо, судьба не может без треклятой иронии. Из моего дома сделали новый Аушвиц, а я стал жертвой собственной системы защиты и попал туда, куда не должен был попадать — прямо в самое пекло загробного мира.

Но я прожил долгую жизнь, которая вся была посвящена побегам. Я сбежал и оттуда. Жаль только, путь обратно затянулся на четыре десятилетия.

Я сильно заплутал. Мне помогло свечение в том месте, где располагался Выход — кого-то как раз сжигали в морге, и его воскрешение отразилось яркой вспышкой по всему аду. Увидев ее, я точно знал, куда мне идти.

Прошло еще три земных года, и вот я выбрался.

И вновь встретился с Сатаной, который уже поджидал меня снаружи, изрядно припугнув какого-то уборщика.

Сатана оказался в еще большем восхищении от моих дел. Он пообещал, что за это выполнит любое мое желание. Будто джин из сказки, да? Очень злобный джин. Именно такой, какой был мне нужен.

Я оглянулся по сторонам, увидел, во что превратили мой дом, и пожелал, чтобы он был уничтожен.

Всю свою жизнь я посвятил тому, чтобы оставаться свободным. Я прошел через два ада, человеческий и божественный, и мне никогда не забыть того, что случается с людьми, у которых другие отнимают эту свободу. Свобода тела и свобода души — это слишком близкие понятия. Нельзя отпустить душу в полет, если ноги связаны цепью. Нельзя стать лучше, если тебя ударили дубинкой и посадили в камеру к таким же, как и ты, сволочам. Человек не сможет стать лучше в тюрьме, только хуже. И всякий, кто ограничивает его свободу, также виновен в его преступлениях, прошлых, настоящих и будущих.

Так что… пускай Грин-Холл горит. Пускай его пламя сияет как тысяча солнц, и все на планете увидят зарево моей свободы.

К черту это место. И всех остальных туда же.

А.Г.»