Кицунэ

Солнце катилось к горизонту, и уставшие крестьяне, отбрасывая длинные тени на рисовые поля, шли к своим домам.

— Видали пару дней назад дым за священным лесом? — спросил старик Сэтоши.

Все к нему повернулись. Он продолжил:

— К югу от нас сгорела деревня. Сначала полыхали деревья, а потом огонь сожрал и дома.

— Лисы! Это всё рыжие твари! — зло сказал Арата.

— Верно, они. Больше некому! — подхватил Таширо.

— Они вечно гадят людям. Все знают, что лисы плюются огнём, — продолжил Арата.

— Мне бабка в детстве рассказывала, что они собираются вокруг деревни и выдыхают пламя, а хвостами крутят — раздувают, — объяснил Сэтоши.

— А мой отец говорил, что у них это… из-под хвоста… прямо искры! — сказал Таширо.

— Ты дурной, что ли?! Плюются они огнём! Сэтоши всё верно говорит! — вспылил Арата.

— Сам ты дурак! — огрызнулся Таширо.

— Чё?!

Спорщики было сцепились, но их разняли.

— Какая разница, откуда у лис огонь, если уже месяц по всей округе пожары, — примиряюще прошамкал старик.

Таширо ухмыльнулся и сказал:

— Ну не скажи! Вот бы поймать одну такую тварь! Я бы заткнул ей!

Мичи отошёл от захохотавших односельчан. Ему не нравились разговоры про лисиц кицунэ, которые якобы виноваты в лесных пожарах вблизи деревень. Не стыковалось у него в голове: с чего бы существам, живущим столетиями, для забавы поджигать место своего обитания?

Дома Мичи проглотил плошку риса и завалился на циновку, чтобы завтра снова отправиться в поле. Отец сгинул в одном из пожаров пять лет назад, поэтому мальчику пришлось рано повзрослеть и помогать матери прокормить младших детей — у Мичи было две сестры. И в последнее время девочки вели себя странно. Они умудрялись занашивать сандалии варадзи с невероятной скоростью. Старший брат через день плёл сёстрам новые из рисовой соломы. А утром сестёр не добудишься, словно они по ночам бодрствуют, убегая куда-то — так и стаптывают сандалии.

Но выяснять, что происходит, у Мичи не было сил. Изо дня в день он работал ради семьи, а ночь принадлежала только ему. Каждый раз юноша надеялся увидеть тот самый сон, который помнил с детства. Вот и сейчас он закрыл глаза и улыбнулся, погружаясь в знакомое видение.

***

Оглушающе поют цикады, и маленький Мичи идёт по берегу реки. Пахнет жарким летом и тиной. Под босыми ногами скрипит нагретая солнцем галька. Из-за спины слышится всплеск — крупная рыбина хлопнула хвостом по воде. Мичи резко поворачивается на звук и, подвернув ногу, падает в реку. Холодно, очень холодно. Вода густеет, превращаясь в болото, и тянет мальчика на глубину. Мичи хочет вдохнуть, и ледяная вода обжигает лёгкие. Тьма сдавливает грудь, тело слабеет и отдаётся на милость жадной стихии.

И тогда Мичи видит женскую руку, которая тянется к нему сверху. Мальчик касается её пальцами. Тёплая и нежная, она стальной хваткой вцепляется в запястье и вытаскивает на поверхность, под лучи яркого солнца.

Прежде чем проснуться, Мичи успевает мельком увидеть свою спасительницу: красное кимоно, распущенные волосы и янтарные глаза. А из-под мокрого от речной воды подола выглядывают девять лисьих хвостов.

***

Химавари потянулась, вдыхая аромат лесных трав, и перевернулась на другой бок. Ей было ещё не время вставать. В полудрёме она видела первую встречу с Асуко.

Не закате молодая женщина робко, оглядываясь, несёт в лес три горстки риса в корзинке и тлеющие благовония. Доходит до полянки, встаёт на колени и расставляет дары перед собой. В небе щебечут первые ночные птицы, а из чащи веет прохладой. Асуко складывает руки в молитвенном жесте и касается лбом травы.

— Спасибо тебе, добрый лесной дух, за жизнь моего первенца! Я отвлеклась на стирку и не успела бы к тонущему сыну. Да и сама я скверно плаваю. Спасибо!

— Твои дары скромны, — говорит из кустов Химавари.

Асуко поджимает губы.

— Я бедна, добрый лесной дух. Я не знаю, чем тебя ещё отблагодарить. У меня больше ничего нет.

— А я знаю, — хихикает Химавари. — Ты мне нравишься, приходи сюда завтра в это же время.

— Как пожелаешь, добрый лесной дух.

***

Мичи вместе с мужчинами таскал вёдра с реки. А совсем близко пламя гудело, с хрустом сжирая лес, словно сотни демонов устроили себе страшный пир. Небо заволокло дымной пеленой, превратив утреннее солнце в уродливое бельмо.

Мичи вылил десяток ведер на занявшиеся пламенем заросли кустарника у самого своего дома, но огонь возвращался. У юноши начала кружиться голова.

— Мама, где сестры?!

— Они ждут меня у реки. Тут всё сгорит. Мы сюда не вернёмся.

— Но это же наш дом! Я отстоял его.

— Мы с другими женщинами уходим на север, в соседнюю деревню. Догоняй нас.

Мать скрылась из виду, а Мичи упрямо помогал соседям.

— Намотай мокрую тряпку себе на лицо, — крикнул ему кто-то.

— Проклятые лисы! Всё им неймётся! — ругался Таширо.

— Чем им не угодила наша деревня?! — простонал Сэтоши.

Мичи заливал пламя у дома обессиленного старика, но огонь возникал снова и снова.

— Это бесполезно!

— Землёй, засыпай землёй! — кричали соседи.

***

Химавари снится, как в ночи крадётся Асуко. Она уже несколько месяцев приходит в лес с угощениями и благовониями. Конечно, самыми простыми. Откуда у крестьянки богатые дары? Но Химавари важно другое — она показывает простой смертной чудеса чужих миров, которые сама когда-то видела, а та глядит.

Вот круглый хлеб катится по дороге, а старуха и старик рыдают, глядя ему вслед. Потом Химавари показывает, как девочка в красной накидке идёт с корзинкой через тёмный лес, где сверкают жёлтые глаза хищника, а спустя пару мгновений появляется кот в чудных очень высоких ботиночках моноигуцу и утешает плачущего юношу.

Асуко хлопает в ладоши и восхищается подругой. Крестьянке нравятся не только представления Химавари, но подарки — серёжки с речным жемчугом, позолоченный гребень и шёлковый пояс.

— Будет моим дочкам приданое! — радуется Асуко, хотя дома сама примеряет украшения, думая, что никто не видит.

А Химавари видит и дарит ещё и ещё.

Вскоре Асуко приносит уже две горстки риса, а потом и вовсе одну. Представления она смотрит рассеянно, а оживляется только тогда, когда видит колечко с янтарём или шёлковую ленточку. Но Химавари всё равно.

Однажды муж Асуко прокрадывается вслед за ней на поляну. Как назло, именно тогда Химавари решается обнять подругу. Та хитро щурится и шепчет:

— А перстень с изумрудом ты мне подаришь?

Тогда разъярившийся мужчина выскакивает из чащи и, раздавив тлеющие благовония, отвешивает жене пощёчину.

— Ведьма! Тварь! Шлюха! — вопит он.

Химавари шипит на крестьянина, надеясь напугать, но он не обращает внимания и вцепляется жене в волосы.

Муж Асуко не знает или не помнит, что благовония им подарила пожилая родственница, посетившая храм Атаго. Там традиционно поклоняются покровителю огня — божеству Кагуцути. Он оскорблён неуважением к благовониям, и пламя, затухшее под сандалиями неразумного крестьянина, вспыхивает, окутывая смертного в полыхающий кокон. Лицо Химавари обдаёт жаром. Она хватает подругу, оттаскивая женщину от мужа:

— Он обречён!

— Нет!

— Ты тоже сгоришь!

Вскоре всё кончено. Смертная рыдает над обугленным трупом.

Больше Асуко не приходит на поляну. Химавари подбрасывает на порог подруги разноцветные веера, перстни с чудесными камнями и золотые монетки. Асуко подарки собирает и прячет под полом, никому не показывая и больше не примеряя.

***

Мичи брёл по лесу. Он помнил, как, задыхаясь от дыма, упал перед домом Сэтоши. Очнулся юноша далеко от людей — в обожжённой пожаром чаще. Словно во сне, Мичи плутал, пока мёртвые чёрные деревья не расступились, пропуская на поляну. Там он заметил непонятный комок тряпья. Он подошёл ближе и рухнул на колени. Грязный, обугленный шёлк. Ткань прикрывала изуродованное ожогами женское тело.

Дрожащими руками Мичи дотронулся до несчастной — послышался тихий стон. «Живая!» — сжалось сердце юноши. Он представил, как ей больно от ожогов. Мичи, замирая от страха причинить еще большие страдания, взял женщину на руки. Бережно прижал к себе. В нос ударил запах жжёных волос. Мичи заметил, что лисьи хвосты, выглядывавшие из-под остатков кимоно, были черны от сажи. Кицунэ приоткрыла глаза.

— Уходи, человек, — прошептала лиса.

— Почему ты обгорела от собственного огня? — Мичи задал мучивший вопрос.

— Потому что огонь был не моим. Люди подожгли лес.

Каждое слово заставляло кицунэ морщиться.

— Это чушь!

— Думай, что пожелаешь. Оставь меня тут и убирайся!

— Нет! — закричал Мичи.

Юноша прижал лису к груди.

— Тогда отнеси меня к реке, — прошептала кицунэ.

Мичи в нерешительности замедлил шаг. Надо было сделать большой крюк, чтобы обогнуть деревню и не наткнуться на соседей. Да и кто-то из них наверняка будет у реки. Вспыльчивый Таширо придушит лису голыми руками. Если, конечно, сосед выжил… Мичи остановился.

— Ты хочешь мне помочь? — спросила кицунэ.

— Угу.

— Значит, неси. Там никого нет.

Вода серебрилась в ночи, словно спина дракона. Мичи поёжился от побежавших по спине мурашек и опустил лису на берег. Она всхлипнула:

— Теперь уходи.

— Нет.

Она подползла к воде.

— Теперь уходи, — повторила кицунэ.

— Я хочу помочь.

— Ты уже помог.

Послышался всплеск. Это лиса нырнула в реку. Мелькнула тень, и вниз по течению поплыло обгоревшее кимоно.

— Ты сказала, что огонь был человеческий. Ты знаешь, кто поджёг лес? — спросил пустоту Мичи.

— Да, — послышалось в темноте. — Один знатный вельможа.

Всплеск, и под бледным светом звёзд Мичи различил в реке кицунэ. На острой мордочке блестели капельки воды. Лиса моргнула глазами, светящимися янтарным светом, и засмеялась. Она снова нырнула. В этот раз она была под водой дольше. Мичи переминался с ноги на ногу, не зная, пойти ближе к реке или вернуться в деревню.

Кицунэ снова вынырнула, но уже в человеческом обличии. Длинные волосы налипли на лицо, шею и белую грудь. Мичи хотел бы отвернуться, но не мог. Лиса протянула к нему исцелённые руки. Заворожённый, он пошёл к реке.

***

Химавари приманила дочерей Асуко самым надёжным способом — шёлковыми лентами и золотыми колечками. Она не сомневалась, что девочки походили на мать. Однако побрякушки быстро им наскучили — гораздо охотнее сёстры смотрели на воспоминания Химавари о чужих мирах.

Дети с открытым ртом глядели на уродливого карлика, превращавшего солому в золото, на крошечную девушку, выданную замуж за крота, и лесных зверей, живущих все вместе в чудном домике посреди леса. После сёстры до утра танцевали на поляне с Химавари и пели.

Сперва лиса надеялась, что девочки уговорят мать ходить с ними на полянку, но потом поняла, что искреннего восхищения девочек ей было достаточно.

***

На берегу реки Мичи торопливо одевался и рассуждал:

— Я отправлюсь в столицу и расскажу императору о вельможе. Как он скрывает вырубку священных деревьев, поджигая лес.

— Нет, мой милый мальчик, никуда ты не поедешь, — промурлыкала кицунэ, вылезая из воды.

— Но я же должен остановить его!

— Ничего ты не должен, кроме как любить меня.

Кицунэ зажмурилась и подставила губы для поцелуя.

— Но мой отец… он погиб в таком же пожаре. Я обязан наказать мерзавца за его смерть!

Лиса поморщилась:

— Ну и дурак!

Кицунэ обернулась зверем и исчезла в лесу.

Мичи долго хмурился, глядя ей вслед. Прошло несколько минут. Лиса не появилась, и Мичи вернулся к людям.

***

— Жители славной столицы! Коварный вельможа, управляющей моей областью, вырубает священные деревья! — кричал Мичи посреди столичной площади.

Возле юноши стала собираться толпа любопытных.

— А потом мерзавец поджигает лес, чтобы скрыть преступление. Похищенные деревья он сплавляет по реке, чтобы…

Мичи замялся, потому что дальше он не успел придумать. Кицунэ почему-то не объяснила, что именно творил вельможа с похищенными деревьями, но Мичи и сам не дурак — догадался о бесчинствах. Что смог понять, то и выдал народу, чтобы знали. В деталях разберётся император и его советники. Они обязательно накажут виновного.

Тем временем толпа гомонила. Мичи чувствовал — они заражены его возмущением! Юноша уже представил, как идёт ко дворцу императора вместе с людьми и требует справедливости.

За спиной Мичи послышалось хихикание. Слева и справа тоже начали посмеиваться. Вскоре со всех сторон в Мичи тыкали пальцами и ржали.

— Парень, ты серьёзно? — спросил беззубый старик в соломенной шляпе.

— А что? Почему вы смеётесь?!

— Священным называют заросли железного дерева. Оно тонет в воде!

Толпа захохотала ещё громче. Пристыженный Мичи побежал прочь. Его план не сработал! Он был так уверен в своей правоте…

***

Сестрички-погодки опять в гостях у Химавари. Она водит с детьми хоровод вокруг тёплого голубого пламени. В прошлый раз она показывала малышкам, как девочка из снега прыгнула через костёр и исчезла. Сёстрам так понравилось, что они уговорили устроить такие же прыжки через пламя. Чтобы девочки не обожглись, Химавари разводит волшебный огонь. Дети задорно верещат и улюлюкают, перепрыгивая синеватый чуть тёплый костёр.

Под утро Химавари провожает их до деревни, но в душе острыми коготками скребётся тревога. За ней следят. Химавари решает запутать наблюдающего, чтобы никто посторонний не узнал про её поляну. Приходится делать крюк через лес. Уверенная, что оторвалась, она беззаботно гуляет в чаще, наслаждаясь пением утренних птиц. В какой-то момент тонкий лисий нюх улавливается запах гари. Химавари со всех ног бежит к поляне и видит, как посреди неё настоящее жаркое красное пламя пожирает веера, шёлковые шарфы и ленты, превращая их в безликий чёрный пепел. Размазывая слёзы по лицу, Химавари топчет их, обжигая ступни, и не замечает, что поляна уже окружена кольцом огня.

***

— Зачем ты меня обманула? — закричал Мичи.

— Я тебе не лгала. Огонь не мой.

Кицунэ щелкнула пальцами, и у неё над ноготком большого пальца возник язычок голубого пламени. Лиса поднесла к нему рукав кимоно — ткань не загорелась.

— Видишь?

— Вижу. Но ты сказала, что это вельможа приказал поджечь лес.

Кицунэ пожала плечами.

— Кто виновен? Ответь! Я же тебе помог!

— За все это время ты так и не спросил моего имени! — со слезами в голосе выкрикнула кицунэ.

Она рванулась к лесу. Но Мичи успел схватить лису за руку. Кицунэ зашипела, вывернулась и, обернувшись зверем, юркнула в кусты, махнув на прощание хвостами.

— Дура! — крикнул Мичи.

И тогда юноша увидел гибель своего отца. Мичи будто сам присутствовал на лесной поляне, когда тот осквернил благовония и сгорел. Узнав правду, юноша поспешил в соседнюю деревню.

Когда Мичи отыскал мать, она спросила:

— Где был? У неё?

— Ты о чём?

Женщина обожгла сына взглядом:

— Я о лисе. Думаешь, я ничего не знаю? Сначала она забрала моего мужа, потом захотела получить моих детей.

— Что хочешь сказать?

В глазах матери будто полыхало пламя. Или Мичи не показалось?

— Эта рыжая дрянь виновата в смерти твоего отца!

— Он умер от пожара — ты сама говорила. А лисий огонь не жжётся.

— Ты видел мёртвое тело отца?

— Ты знаешь, что меня не было в лесу, — уклончиво ответил Мичи.

— Я же видела! Тварь выпила всю кровь твоего отца, заманив его на свою поляну. Так же она поступит и с тобой, и с девочками!

Мичи поглядел на мать, не понимая почему она лжёт. Или показанное кицунэ видение — обман? И почему в доме воняло гарью, если огонь в очаге потушен? Юноша поморщился.

— Что так смотришь на меня? Да, это она зазывала каждую ночь сестёр в чащу. Поэтому-то у них быстро стаптывались сандалии. А теперь она решила заполучить и тебя.

Женщина закрыла лицо руками и жалобно всхлипнула. Мичи растерянно произнёс:

— Я больше не увижусь с кицунэ. И сёстрам не позволю. Тебе не надо плакать!

Юноша попытался обнять мать, но она отстранилась. Да, это от неё пахло костром, а в волосах пробегали искры. Мичи похолодел.

— Лиса хитрая и знает, как заманить в свои сети чистые души! Мерзавка не отстанет от нашей семьи. Ты должен её убить! Отомсти за отца — принеси мне её девять хвостов. Тебе помогут жители этой деревни. Они же не хотят, чтобы из-за козней мерзкой кицунэ их дома сгорели, как наши. Я рассказала местным о бедах моей семьи, теперь они готовы вырвать лисице хвосты голыми руками.

Женщина протянула Мичи серп.

— Иди на ту самую поляну. Жаль, что она не выгорела дотла.

Мичи ощутил горячее, как пар от кипящей воды, дыхание матери. Юноша дрожащими руками взял серп.

Мичи взглянул на мать в последний раз. Её глаза мерцали, словно в них отражался пожар. Сдерживая слёзы, юноша встал на колени, положил серп перед собой и коснулся лбом пола.

— О великий бог огня Кагуцути, прости моих неразумных родителей и одинокую кицунэ из нашего леса! Прошу убей меня, но оставь мою семьи и лису в живых.

Мичи не знал, сколько времени они пробыли в жуткой тишине, когда мать заговорила:

— Ещё ни один смертный на моей памяти не отваживался взять ответственность на себя.

В этом голосе слышался треск огня в очаге и гул лесного пожара. Мичи от страха перестал дышать.

— Прощены! — проговорил Кагуцути.

Юноша успел увидеть только сноп искр, метнувшихся к окну, как мать упала без сознания.

***

Химавари обходила лес в поисках выживших деревьев. Но все пожрал огонь. Без сил она вернулась на свою поляну. Каким-то чудом ей удалось отстоять это место. Она надеялась, что отсюда пойдёт новая жизнь леса. Ради этого она рисковала жизнью и, не щадя рук, ног и хвостов, сбивала пламя.

За спиной треснула обгорелая ветка, послышались шаги не одной пары ног — Химавари вздрогнула и обернулась.

— Ты зачем пришёл?

— Я хочу узнать, как тебя зовут, — спросил Мичи.

— Химавари.

— Красиво.

Они стояли, глядя друг на друга. Кицунэ взмахнула хвостами, и перед Мичи, его сёстрами и матерью возникло чудесное видение.