Светлана Ледовская

Помощь из будущего

Автор:
Александр Мишкин
Помощь из будущего
Работа №63
  • Опубликовано на Дзен

Монитор светил белым. Открытый текстовый документ под заголовком «дневник» ждал слов. Алексей сидел у пульта управления и мирно покачивался в кресле. Рядом, на втором экране, без звука, шла бесконечная лента новостей. На пяти других мониторах цифры и столбики графиков тянулись вверх, падали и снова поднимались. Гул рабочего оборудования окружал парня, но всё его внимание было направленно в дневник.

Восемь лет на орбитальной станции отразились на нём чуть сильнее чем прогнозировалось. Длинна теломер увеличилась, что прибавило ему теоретических десять лет жизни, серое вещество уменьшилось чуть больше, но к заметным изменениям это не привело. Физически он был здоров, для человека, который работает восьмой год в космосе, в условиях искусственной гравитации. Алексей страдал душевно, и штатный психиатр прописал ему пить лёгкие антидепрессанты и вести дневник…

***

— В нашем положении — это нормально, — говорила ему психиатр за столом в просторном кабинете. — Все мы подвержены стрессу и тревоге из-за задержки сменщиков…

— Люди хотят домой! — восклицал взбудораженный Алексей.

— Это нормально и объяснимо, отправить сто миллионов человек замены не такая уж и простая задача. Работы ведутся, добровольцев достаточно. Скоро мы отправимся домой.

— Они говорят, если мы самовольно покинем станцию, нас арестуют, а эти кибертеррористы? Они угрожают всему миру и нам в том числе! Они говорят, что станция будет первой жертвой, принесённой для перерождения мира! — Алексея трясло от того, что психиатр, зная тоже, что и он, ведёт себя абсолютно спокойно и не хочет его понять.

— Вы смотрите слишком много новостей, Алексей, и, судя по всему, не все они объективны. О каких террористах вы говорите? Где вы услышали про аресты?

— В интернете, множество ресурсов…

— Постойте. Вы проверяете информацию? Пытаетесь её анализировать?

— Конечно…

— Нам всем хочется домой. В трудные времена нужно стараться найти позитив и сохранять оптимизм, вас же, ваша тревожность, привела к поиску совсем уж фантастической информации. Такие вещи усугубляют положение. Я настоятельно рекомендую отказаться от просмотра вообще каких-либо новостей. Вам нужно хобби… Заведите дневник. Записывайте мысли, тревоги или радости. Перенесите всё в текст. Напишите рассказ. Для вашей работы — это самое подходящее занятие. Хорошо? Я выпишу вам лекарства… Не переживайте… И меньше смотрите новостей…

***

Вести дневник… Вот уже пол часа он сидит перед белым экраном и не может начать. Мысли слиплись и разделить их оказалось не так просто. Кошмары последних нескольких дней стремились выбраться и обрести тело, но Алексей не спешил выпускать их всех разом. Нужна была структура, порядок, избавляться необходимо порционно, кусочками.

Пальцы коснулись клавиатуры. Кошмары и тревоги приготовились к высадке. Напряжение достигло пика, мысли разделились на ровные и чёткие кусочки, вот оно, сейчас, радости и печали примерят плоть из символов, из абстрактного перейдут в цифровое поле. Всё внимание было направленно во внутрь, он неосознанно тыкнул одну клавишу, вторую, третью, как раздался сигнал аварийной остановки. Пасть приёмника подавилась мусором. Снова...

Алексей спустился по лестнице к широкой ленте конвейера и квадрату приёмника. Разный бытовой мусор лежал ровными брикетами, ждал своей очереди. Красный свет аварийной лампы бил по глазам. Он подошёл к махине, посмотрел в сторону защитной маски, которую повесил рядом. Двинулся было к ней, но передумал. Пол часа назад он уже был внутри громадины, почистил. Наверное, опять грязь попала на датчик, обойдусь... недолго.

Нога поднялась на ленту, скользнула по ровным брикетам мусора. Алексей дёрнул рычаг ручного поднятия задвижки приёмника. Лампа над макушкой мигала красным. Внутри, в двух метрах от входа, на сортировочной катушке болтались ошмётки отходов. Острожным шагом он пробрался вперёд к тупику, где многоуровневое устройство распределяло утиль по классу и наматывало на бобину, отправляло в дальнейшую переработку, в пропасть за собой. Над механизмом, у крышки, располагались отслеживающие датчики. Иногда робот увлекался и раскручивал кушанье слишком сильно, отчего кусочки попадали на лазер, срабатывал триггер, и система уходила в блок. Раньше, когда станция была только построена, подобного не случалось, расчёт скорости вращения был всегда одинаков, но теперь, когда ей шёл восьмой год, такие вот ситуации стали нормой. Лёша посмотрел вверх. Два овальных сосочка залепило крупным обрывком салфетки. Парень смахнул сор, не обращая внимания на его цвет. Постоянные остановки приучили не замечать такие детали, иначе можно было добавить к уже имеющимся твёрдым кирпичикам более жидкую порцию.

Алексей вылез из приёмника, вернул задвижку обратно и поднялся на пульт. Тыкнул несколько клавиш, восстановил работу системы. Аварийная остановка отключалась только с главного компьютера, чтобы, не дай Бог, его не зажевала вечно голодная пасть. Оборудование загудело. Пасть раскрылась, конвейер заработал, брикеты поехали. Графики ожили, подпрыгнули, поползли в верх. Лёш вернулся к чистому листу... но как оказалось не совсем. Три чёрных буквы красовались на белом.

«Гав»

Он улыбнулся.

Гав… Сам не заметил, как напечатал это. Интересно, что я хотел написать? Забавно получилось… Алексей посмотрел краем глаза в сторону.

На втором мониторе бесконечная новостная лента играла картинками и лицами людей. Полностью отказаться от новостей он не смог. Тогда, для начала, он лишил их звука. Показалось это даже полезнее для мозга: пытаться понять, что происходит только по изображению.

«Гав»

Как собаки делают… Собака…

Алексей мысленно вернулся в те времена, когда ещё жил на Земле. В квартиру бабушки и дедушки, в маленький городок у границы, где был настоящий средневековый замок, речка-вонючка и курган славы, на который ещё в школе их каждый год водили почтить память погибших солдат…

Бабушка любила собак сколько он себя помнил. Когда ему было пять лет у них жили грозные и большие псы: овчарки, немецкие и кавказские, два ротвейлера. Но к его пятнадцатилетию размер пёсиков стал меньше. Старички перестали работать охранниками на стройках и школах, перешли на более безопасные виды работ. Дед вообще отказался трудиться, а бабуля ушла в гардеробщицы. Любовь к лучшим друзьям человека никуда не делась, и рабочая необходимость иметь клыкастого помощника сменилась потребностью душевной. В доме появлялись собачки поменьше: кокеры, мопсы, бульдоги и йорки.

Бульдоги…

Алексей вспомнил собаку, которую подарила ему на день рождение мама. Она не могла быть вместе с ним и родителями — работала за границей. Но подарками баловала Лёшу постоянно. И вот в его восемнадцать лет, попросила бабушку купить для него бульдога, настоящего бойцовского пса.

Бабушка выполнила заказ мамы, но добавила в него небольшое изменение. Бульдога купили французского, а не какого-нибудь англичанина, маленькую, девочку, пока Лёша лежал в больнице с гайморитом. Его выписали раньше ожидаемого числа и, возвращаясь домой, он думал, что получится славный сюрприз для бабули, не представлял, что нежданчик ждёт его самого.

Когда он пришёл домой никого не было. Он прошёл по двум комнатам и шагнул в коридор кухни, увидел закрытую дверь. Тогда подумалось, что тугоухий дедушка закрылся и кушает. Он нажал на ручку и вошёл, заметил, что к нему бежит маленькое пузатое чудо с торчащими ушками и тупой мордочкой. В их доме периодически появлялись щенки, бабушка разводила их для продажи, поэтому Лёша не удивился мелкому пришельцу. Он сел на пол и дал малышу обнюхать себя, облизать пальцы, опробовать силу крохотных зубок.

Таким было знакомство с его сюрпризом.

Собака, его щенок, стал жить с ними, а потом бабушка привела ей подругу, йорка. Бульдожка Алексей назвал Джиной, в честь знаменитой женщины-бойца Джины Карано. Тогда она снялась в фантастическом сериале по одной популярной вселенной, которую Лёша очень любил, и запала в душу, особенно когда он узнал о её бойцовском прошлом.

Джина была славной. Она смешно хрюкала и пукала. Забавно вставала в позу, когда видела на улице других собак или кошек. Короткая шерсть на холке становилась дыбом, уши поворачивались в сторону противника, а мордочка грозно выдыхала с соплями воздух. Она любила спать вместе с Лёшей. Всегда ложилась в ногах, а когда замерзала, подкрадывалась к нему и царапала лапой, просила пустить под одеяло. Везло если она попадала по спине, но иногда Лёша получал по носу, отчего он иногда ругался, но придя в себя всегда пускал ушастую морду в тепло, и конечно, прощал.

Когда всю сознательную жизнь живёшь с собаками сложно понять людей, грезящих о четвероногом, для тебя это обыденность, а для кого-то мечта. Ребёнок, получающий постоянные отказы в покупке щенка от родителей, желает друга с большей силой, и, когда мама и папа сдаются, переполняется чистой и сильной любовью к псу, которая делает их лучшими друзьями. Примеры такой дружбы и любви Лёша видел по телевизору в фильмах и сериалах. Он не испытывал чего-то подобного. Собака была для него, что солнце над головой. Ему было восемнадцать, он поступил на инженера в университет. Много гулял и пропадал по ночам. Джина всегда встречала его, облизывала щетинистые щёки, давала обнять себя, когда было тошно. Он любил её, но совсем не так сильно, как она.

Лёша сам не заметил, как начал печатать историю Джины, да ещё и с завидной скоростью. Мысли превращались в тонкие строчки, стройные столбики. Он вспоминал всё больше и больше. В дневник нужно положить всё радостное и тревожное, хорошее и грустное. История с его Джиной была полна таких эмоций.

Джиной большую часть времени занималась Бабушка. Дедушка был к ней равнодушен, как и она к нему. Лёша гулял с ней только по вечерам. Их отношения стали похожи на отношения его бабушки и дедушки. Они живут вместе, иногда по-доброму обнимаются или помогают друг другу, но в большей степени предоставлены сами себе. Так они и жили. Лёша учился, гулял, переживал от неудачных отношений, а Джина старела и на её морде появлялось всё больше белых волосков.

Проблемы начались, когда мочевой пузырь Джины стал её подводить. Ей было двенадцать, они жили на пятом этаже, и она всё чаще стала писаться на первом, не могла донести до улицы и сходить на травку. Лёша, чьи мысли, помимо учёбы, обычно были заняты гулянками и девушками, в такие моменты иногда срывался, кричал на несчастную и гнал быстрее во двор. Ситуацию усугубляло то, что моча пахла отвратительно и иногда она была со сгустками крови. Соседка с первого, мрачная старушка, каждый раз, будто по часам, выглядывала из своей квартиры и поносила на чём свет стоит Лёшу, его бабушку и Джину. Её особенно.

Так продолжалось год и когда в очередной раз собака не смогла дотерпеть, бабушка разразилась гневной речью, которую случайно услышал Алексей. Он пришёл домой с гулянки и застал бабулю отчитывающей Джину. Она обещала, что отдаст несчастную, что сил больше нет, что дочка ветеринар не может помочь, и как она устала. Лёше тогда не понравился её тон и слова про передачу его Джины кому-то другому. Он поругался с бабушкой, и пообещал, если она так поступит, она его больше не увидит. Он жил рядом, в соседнем подъезде, конечно утрировал, но на тот момент был очень серьёзен.

Прошло два дня, и он зашёл к бабушке, чтобы помериться. Нёс пряники к чаю. Стал открывать дверь. Услышал лай мелкой подруги Джины — Эммы. Другого зычного лая не было. Он зашёл, заметил под ногами виляющую хвостом Эмму. Вошёл в комнату где сидела бабушка.

— Где Джина? — спросил он.

— Отдала.

— Кому?

— Не важно.

Пряники полетели в стену. Он развернулся и ушёл. Не разговаривал с бабушкой месяц, а потом как-то остыл. Ему было жалко его собаку, подарок от уже покойной мамы... Но он понимал, что так для неё было лучше. К себе забрать он её не мог: хозяин квартиры запретил. Тётя, тоже ничем не могла помочь, Джине нужен был хотя бы первый этаж, или дом. Лёша винил себя за то, что не поискал жильё ниже, но на третьем, да и рядом с бабулей, по такой цене... Тётка уверяла его, что Джина попала в хорошие руки. Живёт за городом и не бедствует, за ней ухаживают и всё у неё хорошо. Стало спокойней. Он любил её, но этой любви не доставало силы, не хватило заряда, чтобы заставить его пойти на жертвы, пройти через всё, но сохранить Джину в семье.

Он не мог остановиться, писал, рассказывал о Джине и чувствовал, как вместе со словами он оставляет что-то ещё.

История Джины закончилась трагично. Спустя два года, Лёша собирался получить второе высшее. Технологии, благодаря инвестициям двух экстравагантных миллиардеров, что в сумме для изучения космоса пожертвовали почти триллион долларов, развивались колоссальными темпами. Готовилась постройка орбитальной станции, что будет опоясывать кольцом планету. Грандиозная исследовательская и научная лаборатория. Покорение Марса, базы на луне, добыча полезных ресурсов из пояса астероидов, всё это нависло над человечеством и ударило, как молот об наковальню Бога грома. Искры от удара несли будущее. В случайном разговоре с тётей, он узнал, что Джины не стало. Выяснилось, женщина, что приютила её, не смогла свыкнуться с болезнью собаки. Тёте передали, что последние пару месяцев она очень ругала Джину. От этих новостей в груди Лёши всё сжалось. Тётя пыталась сгладить углы, говорила, что все это время, Джина жила как королева и что возврат давал своё, баба эта… конечно, той ещё оказалась, но всё же, условия... куда лучше прежних. Он был согласен, но это мало утешало его.

— Как она умерла? — спросил он.

— Не знаю. Она просто убежала.

— Что?

— Тётка сказала, что не закрыла однажды дом, калитку… и она убежала.

— Так она может ещё живая?

— Вряд ли…

Так он и узнал о том, что стало с его Джиной. Она убежала. Всё.

Пальцы вывели последнюю строчку.

Что стало с Джиной после, когда она убежала?

Алексей подумал над тем, чтобы самому придумать продолжение. Но в голову ничего не лезло. Джина убежала, а дальше... Будь у него ещё несколько минут, он обязательно бы пофантазировал, но пасть приёмника пронзительно завыла, подавилась снова. Замигала красная лампа. На втором мониторе лента новостей ускорилась, картинки стали переключаться одна за одной, дым, огонь, вооружённые люди. Лёша наблюдал всё это боковым зрением, и не видел ничего необычного. Мир полон огня, пепла и людей с оружием.

Он спустился по лестнице. Поднял заслонку. Посмотрел на защитную маску во второй раз, не надел. Залез в приёмник. Пробрался к бобине. Механизм разворотил мусор, словно голодная и дикая собака. Ошмётки разлетелись по всему внутреннему корпусу. Соски датчиков облепило противной коричневой жижей.

Твою мать…

Алексей старался дышать ртом, стоял и думал, что делать. Руки можно отмыть, в отходах нет ничего опасного. Но вот дышать… Работы было на десять минут, может меньше, воняло не так уж и сильно. Лёша посмотрел в сторону выхода.

Хрен с ним…

Он встал поудобнее и начал снимать руками разбросанный по кругу мусор.

Работёнка эта была не приятной, но терпимой. За восемь лет, три из которых приходилось возиться в мусоре, он поубавил градус привередливости, смирился с положением и мирно работал. Желающих заменить его не нашлось, а он, в конце концов, решил, что занимает не последнее место на станции. Кто-то ведь должен делать эту работу, так почему этим смельчаком не будет он?

Лёша пытался отодрать особенно липкий кусочек фиолетовой жижи. Какие только поразительные смеси он не видел. Оказалось, что в космосе из обычного бытового мусора, от средств гигиены и остатков пищи, может получиться такая вот прочная и липкая дрянь. К рукам она не приставала, но вот с металлом расставаться не желала.

Такая простая и грубая работа погружала мозг в спящий режим. Алексей обратил внимание, что ни о чём не думает. Посмотрел на часы. Прошло только пять минут, как он спустился. Нет, с пустой башкой он будет здесь работать вечность. Попробовал исправить это. Представил, как встряхивает черепную коробку, словно новогодний стеклянный шар с белыми песчинками. Острый запах мусора пробивался через ноздри, делая вдох и выдох ртом, он иногда сбивался и проглатывал порцию. В голове гудело. Он подумал про дневник. На ум пришла идея фантазии про жизнь Джины в эти два года вне его дома до самой смерти, и о том, чтобы ещё в него написать. Превращать мысли в слова было приятно. В душе разгоралось вдохновение. Грезились километровые и стройные столбы текста, сотни историй, которыми он мог поделиться. Возможно даже сможет показать кому-то, в виде рассказа, или романа... но получиться ли у него вообще что-то путное в таком случае?

Он понял, что его не отпускает мысль про Джину. Алексей подключил воображение, попытался представить жизнь его малышки.

А не хочешь послушать что с ней случилось?

В мысли вкрался вопрос, будто принадлежащий другому. Тонкий, лающий. Но Лёша не испугался, шизофренией тут не пахло, пахло другим, кислым и тухлым. Голос ощущался чужим, но он подсознательно знал о чём хочет рассказать этот голос. Интересные кульбиты устраивает его воображение. Алексей решил, что сыграет в эту игру. Опыт казался интересным.

— Конечно хочу, — ответил он мысленно. — А ты кто?

— Меня зовут Плюмка. Я потомок твоей Джины. Из будущего.

— Ого…

— Мы в будущем эволюционир-р-овали и стали полноправными членами общества. Теперь мы свободны.

— Это замечательно…

— Да. Тепе-р-р-рь мы не собственность, теперь мы самостоятельные.

Удивительно, но голос Плюмки казался в самом деле чужим, но Алексей чувствовал, после каждой фразы, что она не чужая, а его собственная. Будто воображению хватало только на долю секунды окрасить голос Плюмки, наложить покров. Смешно было слышать тонкий голосок с рычащими нотками.

— Я нашла тебя в базе данных. Ты был близким др-р-ругом Джины, моей… Очень много «пр-р-ра» бабушки.

— Да, был…

— Я изучила её историю. Нам теперь доступны многие вещи и по эху движения частиц даже восстановить события пр-р-рошлого.

— Как интересно…

Фиолетовая жижа тихонько сдавалась. Половина влажного и мягкого тела отцепилась от корпуса и повисла над лицом Алексея.

— Я тебя не отвлекаю?

— Нет… Что ты…

— Хор-р-рошо! Я изучила родословную… Историю своего р-р-рода. И подумала, что тебе будет приятно узнать, что с ней стало, когда вас разлучили.

— Это точно. Было бы классно узнать.

— Я так и знала! Ты не бойся. То, что я залезла тебе в голову никак тебе не навр-р-редит!

— Я не боюсь. Рассказывай.

— Я покажу. Подожди… Подключу тебя к потоку…

— Хорошо. Жду.

— Она тебя любила…

— Знаю…

— Ты был хор-р-рошим другом.

— Не достаточно.

— Она хор-р-рошо пожила.

— Это да…

— Готов?

— Готов.

— Смотр-р-ри…

Плюмка пропала. Мысли Лёши тоже куда-то делись. На секунду в голове образовался вакуум, как за бортом станции. Через мгновение всё внимание его ушло вглубь сознания. Он продолжал совершать машинальные движения, отрывать жижу, но зрение потеряло фокус. Картинка поплыла, словно потихоньку теряешь связь с реальностью, окружающие события уходят на второй план. Взгляд направлен сквозь объекты. Люди смотрят на тебя, как на спятившего.

Внутренняя тишина была приятной. Но вскоре мерный и мягкий поток образов начала потихоньку заполнять черепушку Лёши. Он был маленькой, но мускулистой собачкой, Джиной, смотрел её глазами. Вот бабушка. А вот поводок. И они гуляют.

***

У неё получилось дотерпеть до улицы. Хорошо было облегчиться в мокрой травке. Прохладная, она так приятно щекочет животик. Они гуляют. Столько запахов! Ого! А это что? И... Почти дотянулась... Иду, хорошо... Ого! А тут чем пахнет? Это кто у нас? Таких мы тут не помним! Ты кто такой?! Кто такой?! Не подходи! А где?.. Рядом... С ней всё хорошо? Плохо вижу её лицо... Всё плывёт... Странные запахи. Мы здесь раньше не были... Ой! Какая большая собака! Так громко и страшно рычит! Ещё одна! Сколько их тут! Как страшно... Почему мы стоим? Пошли! Пошли быстрее!

Джина бежала радом с бабушкой, шарахалась от проезжающих мимо машин. Глаза подводили, а запахи сливались в кашу. На ходу разобрать что к чему не получалось, вот если бы остановиться, принюхаться… Но поводок сдавливает шею, нужно бежать.

Так трудно дышать… Сколько мы уже идём? Куда? Столько запахов… Тяжело…

Язык вывалился из пасти. Лёгкие с хрипом выталкивают воздух. Жарко. Хочется пить… Мягкая и нежная рука коснулась спины. Приятные мурашки побежали по телу. Перед носом появилась ладонь, а в ней…. Вода! Такая вкусная. Откуда она здесь? Ого! Из хрустящей штуки у которой можно отгрызть голову и сладко жевать! Она говорит… Не понимаю. Голос такой мягкий. Значит всё хорошо. Куда мы идём?..

Ещё одна большая и злая собака. Какая страшная… А это что? Знакомый запах. Мы тут были! Пахнет… Нет! Не нужно к этой в белом, пожалуйста… Поводок сдавливает шею.

Ну ты чего, Джиночка? Мы туда не пойдём. Мы тут рядом постоим, ну чего ты?

Её мягкий голос, такой приятный, ласковый, значит всё хорошо. Мы не заходим? Здорово! Тут постоим? Отлично! Хочется пить… Ой! Эта! В белом!.. Ого! Целая миска воды! Как же хорошо… как хорошо…

А это кто? Её я не знаю. Чего это она к ней подошла? Зачем ко мне опустилась? Ты кто такая? Пахнет приятно. И ладонь такая мягкая, нежная, как у неё… А это что? Пахнет едой… Как вкусно! А ещё?

Рядом с Джиной и бабушкой стоит рыжая женщина. Тонкая и высокая. Смеётся. Она приехала за ней. Слушает бабулю, запоминает особенности. Угощает вкусняшками из кармана. Тётя забрала пустую миску.

Всё хорошо, Зиночка. Я понимаю. Знаю. У меня ей будет хорошо. Ты же меня знаешь… В любое время можете приехать посмотреть. Конечно, милая. Ну что ты? Не переживай. Я понимаю. Она такая красивая… Я всегда о такой мечтала.

Как хорошо… Попить и поесть, а потом ещё попить. Что там сверху происходит? Ничего не вижу. Пахнет… Пахнет вкусно. Ого! Вот теперь я её вижу… Почему ты такая грустная? Что-то случилось? Что случилось?! Мокрая вся и солёная… Какие у тебя приятные руки. Да… Вот тут почеши. Ага, вот здесь… ещё… Не понимаю… Только имя своё и всё. Почему ты такая грустная? Почему лицо такое солёное?

Пока, Джиночка. Пока милая. Прости меня, старую. Прости пожалуйста… И Алёшеньку прости, всех нас прости… Мы тебя навестим, обязательно. Слушайся Галочку. Она хорошая. Тебе будет у неё хорошо. Прости меня, моя хорошая…

Солнышко пробилось лучиками сквозь ветки и зелёные листья. Греет мордочку. Рядом рычат большие собаки. Кругом столько запахов… Она пахнет горькой на вкус травой с белыми штучками вокруг жёлтой серединки. Вторая пахнет… Как зимой, свежо и холодно. А та в белом… Плохо пахнет, пахнет колючими железками и невкусными круглыми штучками. Поводок сдавил шею. Ну пошли… Хорошо… Куда это мы? Зачем к этой большой и злой собаке? Куда ты меня ведёшь?

Внутри большой собаки очень жарко. Пахнет странно. Она стоит рядом, её лицо, видно, но не нельзя лизнуть. Невидимая стенка, не пускает, не даёт. Она машет… Лицо такое грустное. Почему? Я ведь рядом, только стенка эта невидимая мешает…

Собака зарычала. Но внутри неё не так страшно. Её больше не видно. Она превратилась в размытое пятнышко. Запах совсем рядом. Её запах. Ой! Упала… Всё трясётся. Как страшно. Что происходит? Что происходит?!

Машина везла Джину за город, в маленькую деревню у леса. По песчаной дороге, вдоль зелёного поля, к домику у широкого тополя. Двухэтажный с красной крышей, с зелёным металлическим забором в рост человека. Он приветственно раскрыл двустворчатую пасть, впустил большую собаку с маленькой внутри.

Джину выпустили, и она неуклюже плюхнулась на траву. У крыльца дома сидел пушистый серый кот, а на пороге стоял мужчина в полосатой майке. Рыжая подошла к нему и стала говорить. Джина принюхалась.

Столько новых запахов.

Она неуверенно прошлась вдоль машины. Понюхала травку. Увидела запах кота, фыркнула и шёрстка на спине встала чуть дыбом. Увидела какашку, фыркнула. Учуяла новый неизвестный запах. Подняла мордочку. Запах шёл от одного из двух мутных пятен. Она подошла поближе. Увидела усатого и полосатого мужика. Его запах. Резкий.

Серый кот лениво крутил хвостом, когда Джина подошла к нему и понюхала. Пушистый пах кашей и мясом. Он облизывал лапы и выглядел довольным.

Шёрстка на спине поднялась ещё выше, Джина фыркнула, но её пыл остудил приятный голос женщины.

Знакомься, Джина — это Боря. А это папа Витя. Пошли в дом… Ну чего ты. Это Борька. Он свой. Фу, Джина! Фу! Пойдём… Пойдём покажу тебе всё…

Рыжая подняла поводок, что ползал за Джиной хвостиком. Потянула к себе. Пушистый недовольно фыркнул. Её тянули в новый дом, который пах… вкусно. Кашей и мясом. А ещё чем-то другим, что нельзя было увидеть.

Куда ты тянешь? Что там? Не чувствую её. Где она? Тут всё чужое! И шерстяной этот! Ух я бы его! Нет их запахов. Ой! Не могу терпеть! Ой! Нужно. Сейчас. Ой…

Чего это она? Обоссалась?!

У неё слабый мочевой, она старенькая.

А воняет как! Сама будешь за ней убирать! Делать тебе нехер…

Я всегда о такой мечтала. Зина просто так отдала!

Если она обоссыт мне диван — вылетишь вместе с ней.

Так! Давай мне тут не разговаривай! Нашёлся деловой!

Ага…

Иди сюда, Джиночка. Иди, хорошая. Ничего страшного… Всё хорошо. Пойдём. Вот так.

Джина шла и пугливо посматривала на сделанную лужу. На пороге Боря лениво открыл пасть. Принюхался к новому запаху. Скорчил недовольную морду и скрылся из виду.

Следующие два года пролетели в воображении Лёши калейдоскопом. В каждом кусочке узора была частичка жизни маленькой собаки. Вот она кушает кашу с мясом, которую вынюхала по приезду. Вот она бегает по скошенной травке за резиновым мячиком, который бросает усатый и полосатый дядька. А вот она лежит на диване, опустив мордочку между двумя короткими лапами. Частенько мелькала и рыжая женщина, которая ласково трепала за ушком. Пушистый Борька, лениво умывающийся на крыльце. Эти несколько лет в самом деле казались не хуже тех двенадцати у бабушки. Но вот яркие и сверкающие моменты стали исчезать, и на их место вставали более мрачные. Всё чаще ей было сложно вытерпеть, и она делала свои дела на ковёр. Усатый кричал и ругался, иногда даже пинал под попу, когда она только садилась, старушка бежала не в силах остановиться, оставляла на светлом ковре крупные жёлтые капли со сгустками крови. Её больше не пускали в жилое помещение. Она ютилась в прихожей.

Ехидный котяра проходил мимо с деловым видом, проскользнул в открытую для него дверь. Алексей видел, как песчинки калейдоскопа складываются в одну целостную картинку: седая мордочка между двумя короткими лапами. И тут он ясно ощутил тоску, но не ту, что приходит внезапно, когда мысли уводят в прошлое к лучшим временам, а другую, с которой ты живёшь каждый день и стараешься задушить весом дел и забот. Тоска, которая не отпустит, пока не умрёшь или не избавишься от её причины. Джина тосковала, и никакая травка или вкусная еда не могли её отвлечь от прожитых лет. От мягких и ласковых рук, от сильных объятий Лёши с которым можно было лежать часами и чувствовать тепло. От милой и пушистой подружки, с которой было не скучно, когда их оставляли одних. И славных днях, среди людей, и их любовь, что стала частью её, и которую не забыть и не заесть кашей с мясом...

За два года в осколках жизни так и не появилось Лёши и бабушки…

***

Вращение калейдоскопа прекратилось. Получилась целостная картинка. Лёша вернулся к Джине, в дом, что не стал ей родным. В коридор, под стол. Его старушка спала, и Лёша почувствовал, что это был тот самый день.

Лёгкий и холодный ветерок дотронулся до влажного носа. Он пришёл не с пустыми руками. Помимо осенней прохлады и запахов двора, он притащил ещё кое-что. Джина открыла глаза и принюхалась. Что-то, что казалось забытым, вернулось. Размытый образ Лёши. Не может быть! Она не чувствовала этот запах так долго… Неужели он рядом?

Джина потрогала носом воздух. Фыркнула. Левый глаз заплыл катарактой, правый видел чуть лучше. Она поднялась и посмотрела в мутное пятно перед собой. Размытый серый прямоугольник плыл вдалеке. Дуло с его стороны. Ей показалось, что она увидела фигуру. Запах, он шёл прямо оттуда! Она почувствовала, как обрубок хвоста дёрнулся. Он здесь! А если есть он, значит есть и она!

Джина пошла на запах. Ветерок дул сильнее. Пока она спала, рыжая и усатый шумели и говорили о чём-то, топали ногами, где-то близко и одновременно далеко. Она сбежала от них под стол, после того, как не смогла стерпеть и наделала очередную вонючую лужу, спряталась, а когда никто за ней не пришёл уснула. Глубокая старость она такая. Дверь во двор была открыта, и она вышла. Пушистый Борька сидел на крыльце и лениво лизал лапу. Запах уводил влево, к воротам. Джина фыркнула на кота, тот продолжал умываться.

Странно, в холода её выпускали только утром и вечером, но сейчас не пахнет утром или вечером. Сейчас пахнет…

Запах был тонким, еле уловимым. Она испугалась, что он может оборваться. А он обрывался, становился тоньше, уплывал. Она сделала шаг к забору, обернулась. Пахло кашей с мясом, рыжей и усатым, пушистым Борькой, всеми чем угодно, но не домом. А он… Джина рванула к калитке. Открыта. Холодный ветер пролетел резким порывом мимо, зацепил, потрепал мордочку, будто приглашая в путь.

Это не мой дом. А я хочу домой. Хочу домой…

И она побежала. Так, будто и не было никогда тех трёх и домика за зелёным забором, а были только Лёша и бабушка, вредный дед и подружка Эмка, с которой было весело, когда они оставались одни.

Короткие лапы налились силой. Она бежала за тонким хвостиком запаха, к дому, к родным. Окружающий мир был одним мутным пятном, но ей не нужны были глаза, чтобы видеть. У каждого предмета свой запах и стоит только почувствовать, как образ тут же появляется внутри.

Ветер завёл её в поле по протоптанной кем-то тропинке, мимо обломков сухой травы, камней и земли, к полоске леса у дороги. Крохотное сердечко готово было выпрыгнуть из груди, но останавливаться нельзя. Ленточка запаха, такая тонкая и слабая, в любой момент оборвётся, а вместе с ней и надежда на возвращение домой.

Квартирка на пятом этаже, бабушка, Лёша, малышка Эмма, они были частью её жизни, вселенной, возможно ли заменить целый мир кусочком? Стоило только почувствовать тонкую нотку прошлой жизни, как инстинкт поднял на лапы и отправил в путь, оставить чужой дом, чужой мир. Иначе нельзя. По-другому она не работает.

Сосновые иголки щипали лапки. Валежник так и лез в мордочку. Дышать стало труднее. Остановится бы… отдохнуть… Нет! Нельзя! Он уйдёт! Бежать. Бежать. Бежать…

Что это? Пахнет… Здесь ходят большие собаки? Да… Кажется, одна совсем рядом. Рычит, так страшно.

Грохочущая фура промчалась мимо. Ветер вывел её на дорогу.

Пахнет собаками и… дорогой. Нужно бежать вперёд, он там! Как же пахнет собаками. Но их тут нет. Они пометили тут всё, но их тут нет. Нужно бежать…

Джина подбежала ближе, встала четырьмя лапами на асфальт. Вдалеке показалась белая, с чёрным, морда фуры.

Трудно дышать… Передохнуть… Воды. Лечь и поспать. Прямо здесь. Так хочется спать.

Порыв ветра подтолкнул Джину под попу.

Нельзя! Бежать!

Джина рванула. Водитель фуры заметил маленькую чёрную точку, вдавил сигнал. Фура издала страшный рёв.

Большая собака прорычала за спиной Джины. Малышка сбежала с дороги по тропинке вниз, к кустам, в лес.

Сосновые иголки и шишки валялись повсюду. Кололи маленькие лапки. Хрюканье Джины поднималось высоко вверх, к пышным кронам. Запах вёл домой. Долго ли бежать? Хватит ли сил? Всё равно. Важен путь, стремление, вера. Нет полумер. Нельзя отказать от самого себя. Дорога к дому для неё и была жизнью. Тоже что и лежать под столом, кушать, гулять. Призрак семьи уводил её вглубь леса, подальше. Может ветер что-то знал? А может и не ветер это был, а собачий Бог? Все эти абстракции были недоступны для старой собачки. Она хотела к своим и так боялась их потерять, снова.

Не потерять… Чувствовать. Бежать. Помнить. Но как болят лапки. Как больно в груди. Какой шершавый воздух и как хочется пить… Но нужно бежать… Ведь они там. Они ждут. Бабушка погладит, а Лёша обнимет. А с Эммкой они поиграют в мячик. Вот только спать хочется очень и внутри болит всё. Чего больше? Сна или боли? Наверное, сна… Да. Больше хочется спать.

Джина бежала и не сбавляла темп от самого дома, но вот лапы стали терять силу, она замедлилась. Седая мордочка наклонилась вниз. Малышка устала, пошла. Сделала несколько шажков и упала. Синий язык вывалился. Пузо увеличивалось и уменьшалось. Свистящее хрюканье вылетало из пасти, улетало к вершинам сосен.

Полежу. Совсем не много. Чуть. Отдохну. Нет! Запах! Они ждут! Но так хочется спать… Что это?! Не подняться! Не увидеть! Запах! Совсем рядом! Я знала! Она рядом! Да… Как хорошо. Вот здесь… Да… Какие у тебя нежные руки… Теперь можно уснуть. Да… Теперь можно. Бабушка рядом. Я её чувствую. И Лёша рядом и Эмма. И даже вредный дед… Вы все здесь. Как хорошо… Как хорошо…

Джину встретила бабуля с лукошком полным грибов. Она услышала странное хрюканье, испугалась, подумала, что где-то рядом кабан, выглянула из-за поворота и увидела на дороге чёрное пятнышко. Осторожно, она подошла ближе, тушка очень походила на маленького кабанчика, а раз лежит поросёнок, значит рядом где-то может быть мама. Она удивилась, когда нашла на тропинке собачку. Бабушка встала на колени рядом, погладила. Малышка попыталась поднять мордочку, но не смогла удержать тяжёлую головку, тогда она пошевелила лапками, будто хотела подползти ближе. Женщина всё поняла, по серой шерсти, по заплывшему глазу. Старушка, такая же, как и она сама. Она гладила Джину, пока та не прекратила хрюкать, пока совсем не перестала дышать. Джина умерла в нежных руках чужого человека. Но она об этом не знала.

Бабуля похоронила её под самой широкой и большой сосной. Вырыла лукошком могилку. Засыпала и установила крестик из двух веток, связанных шнурком. Старушка плакала, а потом ещё долго рассказывала о том, как Бог свёл её с собачкой, которая умерла у неё на руках.

Всё это Алексей видел будто своими глазами, словно сам там побывал. Такой кульбит воображения удивил его. Фокус постепенно возвращался. Он ещё был под впечатлением. Неужели вот как бывает, когда занимаешься сочинительством?

Фиолетовая жижа давно отвалилась. На автомате он отчистил почти весь приёмник и осталось каких-то два кусочка у датчиков.

Алексей улыбнулся. Глубоко внутри разрасталось тепло. Каким-то образом он запустил мощный обогреватель, который набирал мощность. История о его Джине была этим обогревателем. Без сомнений, никакая Плюмка из будущего не прислала ему этот рассказ. Он выдумал его сам, но то, как он это сделал, какие впечатления получил. Он чувствовал приятные мурашки, странную лёгкость, и, отчищая мусор, решил, что вот он наконец и узнал, как прожила остаток своих дней его малышка. И плевать что получилось мрачно, ему, быть может и хотелось бы придумать всё повеселее, но это было бы не правдоподобно, а врать он не хотел, себе в первую очередь. Поэтому так оно всё и было. Его маленькая Джина бросила всё, убежала из чужого дома, только, чтобы воссоединится с семьёй. Старенькая, почти слепая, она бесстрашно отправилась в приключение, и хоть не смогла дойти до конца, всё же не отступила и если бы не смерть, то точно бы добралась домой.

Так всё и было.

Лёша закончил убирать мусор. Сорвал последнюю влажную бумажку, бросил под ноги. Тепло внутри грело. Он вышел из приёмника смакуя пережитый опыт, такой реальный и удивительный. Поднялся на пульт, запустил конвейер и ещё несколько минут сидел в кресле, думал, как же всё-таки бывает. Нахлынут чувства, приплывут мысли, перевернут взбудоражат и оставят сладкое послевкусие и так согреют...

В реальность вернуло странное мерцание на втором мониторе. Лента новостей прекратила бег. Значок отсутствия сигнала мигал тусклым белым. Алексей переключил внимание. Интересно. Попробовал обновить трансляцию. Ничего. Сколько его не было? Он посмотрел на часы. Двенадцать минут. Запись сохранялась автоматически, он оттянул ползунок назад, на две минуты. Прибавил звук. Стал смотреть.

На последних минутах трансляции, бесконечную ленту новостей сменила эмблема в виде бледного лица под капюшоном. Знак кибертеррористов без имени. Под эмблемой была надпись.

«Время переродиться.»

Больше ничего. Алексей отмотал ещё не много. Пять минут без новостей, только эмблема и надпись. Он потягал ползунок в поисках новостей, нашёл, стал слушать. Нового ничего не сказали. На протяжении последних трёх минут обсуждали нападение на маленькую лабораторию под Невадой.

Лёша ничего не понял. Он выключил трансляцию и открыл квадратик с мессенджером. Набрал наладчика Сашу. Гудки. Ответа нет. Позвонил старшему инженеру. Тишина. Начальнику участка. Ничего. Он обзвонил всё подразделение станции. Нет ответа. Когда он перестал пытаться по спине пробежал холодок. Он проверил работу системы. Всё в порядке. Никаких сообщений от коллег. Никаких экстренных сборов. Ничего. Всё было так, как и раньше, за исключением одного: ему никто не отвечал. И ему бы запаниковать, но тепло внутри сдержало напор, что мог бы взорвать платину. Он выдержал первый удар. Маленькая собачка Джина, чувства к ней, к её судьбе, эйфория вдохновения, не дали и так расшатанной стрессом и тревогой психике устроить панику, позволили мозгу работать нормально. Нужно что-то делать. И первое, за что он возьмётся — это пойдёт и узнает, что случилось с его коллегами.

Он спустился. Прошёл к раздвижным воротам. Нажал кнопку. Обернулся, словно уходил навсегда. Почувствовал, как в животе что-то кольнуло, ощутил странную мысль, проговорил её про себя.

Нужно идти. Это не мой дом. А я хочу домой. Хочу домой…

***

В просторном кабинете с серыми стенами за столом сидел мужчина в костюме мышиной окраски. В руках он держал тонкий прямоугольник металлического цвета с одной стороны, и с живыми картинками с другой. Изображения мелькали с космической скоростью. Два чёрных пятна зрачков нацелили взгляд сквозь планшет. Снаружи всё было тихо. Но внутри человека шла работа.

Он расхаживал по каменистому настилу в окружении собственных копий. Громадные облака клубились над головой. На фоне об скалы билось море. Чёрные горы стеной заслонили горизонт. Каждая из копий предлагала идею для рассказа, повести, романа. Они черпали информацию из разных времён. События прошлого, незамеченные историей судьбы людей, миллиарды потенциальных сюжетов. Копии выкрикивали по очереди:

— Восемнадцатый век! Простой трубочист с серебряным слитком в кармане!

— Отравление плюмажем потомка Шекспира! Семнадцатый!

— Кража фрагмента тернового венка! Двадцать третий!

— Замурованные заживо муж и жена! Пятнадцатый!

Копий было шесть. Оригинал ходил по центру импровизированного круга и размышлял. Пятый из шести молчал. Думал. Оригинал обратил внимание, бросил короткий взгляд. Пятый заговорил:

— Только что рассекретили данные с орбитальной станции… Двадцать первый…

— Ого! — обратился оригинал к копии.

— Да. Не всё, конечно, но есть кое-что.

— И что?

— Да, и что? — в один голос спросили остальные копии.

— Так… Вас ребята я пока уберу, — оригинал щёлкнул пальцами и лишние копии исчезли. — Так что там есть?

— В сороковом году двадцать первого века…

— Да. Отправная точка нашей истории…

— Из всех ста миллиона служащих станции выжил только один.

— Да, проходили в школе что-то такое… Атака террористов… Взломали коды безопасности… Уменьшили подачу кислорода на десять минут… Люди уснули и не проснулись. Война. Спасение Земли марсианами. Да.

— Выживший ещё позже стал писателем и рассказал свою историю, как жил на станции пять лет, пока на Земле шла война.

— Не читал такого… Но про дядьку этого слышал. Выжить среди ста миллионов трупов и не сойти сума благодаря творчеству…

— Да. Старая книжка, очень, да и страшная. Но в то время была бестселлером…

— Ого…

— Так вот. Рассекретили некоторые данные, среди них, пока в свободном доступе, есть фрагмент его первого дневника…

— И что там? Почему фрагмент? Есть что по этому поводу?

— Сейчас… — копия нахмурилась. — Все остальные его работы за пять лет на станции, дневники, записки, выкуплено корпорацией… у которой пожизненные права на творчество автора. Получены ещё в конце двадцать перового века от сына… Фрагмент… права на него принадлежат… государству… Ведут переговоры, возможно скоро выкупят. Фрагмент с точной датой… и временем окончания, ничего себе…

— И когда он его закончил?

— 20.07. 2040. В 20:07… Представляешь…

— Забавное совпадение чисел... И этому отрывку почти семь сотен лет… Ха!

— Да…

— А что в нём?

— На, почитай…

Прошла доля секунды.

— Как трогательно… Про собачку писал. Но не закончил. Он задаётся вопросом, что было с ней дальше…

— Получается так…

— И ничего потом про неё не писал? Ну он же стал писателем?

— Судя по информации в сети… есть интервью… он говорит, что его вдохновила на творчество история, которую он выдумал, пока стоял в утилизационном блоке… но которую решил не опубликовывать, говорил… говорил, что она его личная, только для него.

— Невероятно, человек провёл пять лет в одиночестве среди погибших товарищей. И всё благодаря писательству…

— Вести дневник ему посоветовал психиатр, есть упоминания из отчётов… он страдал тревожным расстройством… Видимо этот отрывок его первые попытки…

— Ничего себе… А что там ещё интересного есть?

— Он был там, где не должен был быть…

— Как?

— Он стоял в утилизационном блоке. Это его спасло. Взломанная система отключила кислород только там, где были люди. Корпус блока закрыл его от сканера…

— Ого…

— Только что взломанный террористами ИскИн не нашёл его. Ему дали команду понизить кислород там, где по датчикам находятся люди. Интересно, что система безопасности смогла только через десять минут вернуть контроль и выбить террористов из системы… Всё это время он был там… и на целой станции только он был там, где ему не положено было быть…

Оригинал расхаживал по кругу и кивал головой.

— Хорошо… Да…

— Да?

— Человек страдал тревожным расстройством, остался один среди мертвецов, продержался пять лет и не сошёл сума…

— Ну он долго после лечился, так что не совсем… В одном из интервью рассказывал, что его мучают кошмары…

— Хорошо… Не в этом суть. В момент, когда произошла катастрофа, он должен был почувствовать глубочайшее потрясение! Творчество! Ему помогло творчество, понимаешь?! Это будет… правильно. Да! Пошли к Васильеву! Запомни про трубочиста с серебряным слитком…

— А терновый венок разве не интереснее?

— Чувствую, что нет.

— Как скажешь…

Горы, шум моря, облака, всё растворилось. Мужчина поднялся с серого стула в серой комнате. Он смял серебряный прямоугольник в шарик и засунул во внутренний карман пиджака мышиного цвета.

***

Васильев сидел в точно такой же серой комнате за серым столом, с прямоугольником в руках. Когда мужчина ворвался к нему, он вздрогнул.

— Ты чего так влетаешь? — спросил он.

— Важное дело! У меня материал к отправке!

— А через систему нельзя передать?

— Нет! У меня ещё кое-что…

— Что за срочность? И… таинственность?

— Это всё вдохновение! Так поможешь?

— Смотря чем.

— Ты мне должен!

— Значит решил всё-таки воспользоваться…

— Прости, но я чувствую, что должен сделать это! Ну и мой обычный материал готов…

— Тебе бы контроль над волей вернуть…

— Тогда я не смогу придумывать чистые идеи для прошлого!

— Слышали уже… Чего изволите?

— Так, вот материалы. Их отправить как обычно. Про старика и море. Про крыс и рабочего… — зрачки мужчины расширились, он бубнил под нос. — Про двух товарищей и несносную собаку…

— Принял.

— Хорошо. Теперь слушай.

— Ну?

— Нужно отправить конкретному человеку не идею, но… необходимо в конкретное время усилить у человека силу воображения!

— Вот значит как… Нарушить сто тридцать пятый пункт правил…

— Прошлое не изменить! И я не собираюсь усиливать свою историю! Я усилю его собственную!

— Мы так не работаем.

— Миша! Олегу не понравится то, что он увидит.

Мужчина приосанился.

— Ну зачем так жестоко? Он же отнимет у меня пятнадцать минут для объятий…

— Так надо. Я должен помочь этому человеку. Вот время… только скорректируй… ну допустим… пускай подействует на две, нет на пять минут позже, того времени, что я указал…

— Хорошо… Пересылай…

Мгновение тишины.

— Что на тебя так повлияло, хотя бы, скажешь?

— Тебе зачем?

— Это для меня. Любопытно…

— А…. Хорошо. Человек вёл дневник. Задался вопросом, что стало с его умершей собачкой. Он стал писателем, понимаешь?! Я чувствую, что именно в тот момент, пока он был в одиночестве, сразу же после того, как закрыл файл дневника, с ним произошло что-то невероятное, что-то, что дало силы для творчества и… выживания! Но понимаешь… человек того времени, с тревожным расстройством, первые пробы пера… ему не могло хватить духа, силы…

— И с чего ты так решил?

— Не знаю… не спрашивай… мозг настроен так как нужно…

— Сумасшедший…

— Творец!

— Ага…

— Отлично. И знаешь… Да! Нужно сосредоточь всё его внимание на воображении. Не усиливать, а просто не дать окружению его сбивать, пускай почувствует на что он способен… Если его воображение сильно… Оно сильно! Я уверен! Сделай! Это вдохновит его!

— Не плохое вдохновение для человека из двадцать первого века…

— Думаешь?

— Да он определённо сойдёт сума…

— Не сошёл. Всё в порядке.

— Как знаешь…

— Усиление…

— Нет! Сосредоточь всё на воображение!

— Хорошо… и материалы?

— Да!

Прошла доля секунды.

— Сделано. Что ещё?

— Больше ничего.

— Ну тогда всё.

— Спасибо, Миша. Большое спасибо. Ты мне ничего не должен.

— Я рад.

— Ну… Я пошёл.

— Результаты посмотреть не хочешь?

Мужчина помолчал. Поднёс указательный палец ко рту.

— Ну давай про старика и море…

— Нобелевская премия…

— Кто получил?

— Мужчина, которого прозвали папой…

— Не плохо…

Мужчины помолчали, тот, которого звали Мишей, сказал:

— Не кажется ли тебе, что ты лишаешь и так несвободных людей даже иллюзии свободы? Твои нейронные конструкции спонтанны. Да, они проходят проверку, но… многие из нашего круга утверждают, что без свободной воли ты не можешь скорректировать их так, чтобы свести влияние на человека к минимуму. Ты внедряешь им свои мысли, а не просто толкаешь костяшку домино…

Мужчина топнул ногой, человек за столом вздрогнул.

— Нет! Мой подход пугает вас, потому что, обретя свободу раз, вы боитесь её потерять, боитесь себя… Я не боюсь! Я отключаю волю, чтобы быть таким же, как и они! Контроль лишает радости творчества, этого удивительного чувства, когда, как кажется из ничего, пустоты, рождается идея! Никогда не знаешь, во что сегодня мозг переварит твой опыт! Мои идеи рождаются спонтанно, первобытно, как в старину! Я вдохновение! Муза! Отправляю плоды хаоса к живущим в хаосе! Я никак на них не влияю… я позволяю толкнуть костяшку домино случаю… так, как назначено природой! Вот этот папа… не я придумал историю, он! Я только постарался, чтобы его подсознание ухватило, если услышит, эту идею! Чтобы, допустим, услышанный разговор не проплыл мимо, а возбудил интерес!

— Но с этим поступил иначе…

— Ты прав! Всегда есть исключения! Флуктуации! Я чувствую, что так надо! Это рок! Это судьба!

— Мне вас, любителей терять голову, не понять. Всё? Или ещё что-то?

— Да… Да! Всю эту историю с отправкой идей в прошлое, тоже как идею завернём и отправим! Только давай в параллельную вселенную… Записывай! Ага… Отправляй…

— Готово!

— Здорово. Ну… Пока, Миша.

— Пока.

Мужчина вышел из серого кабинета в белый коридор. Улыбнулся проходящей паре. Девушка обернулась и воскликнула:

— Что вы себе позволяете?!

Парень осторожно дотронулся до локтя спутницы, сказал чуть слышно:

— Это Быков, вневременной писатель. У него с головой не в порядке… он свободу воли отключил… для творчества. Пойдём, пожалуйста…

На лице девушки мина неудовольствия сменилась выражением растерянности. Она опустила милую мордашку и отвернулась.

Быков шагал, сиял улыбкой, кланялся всем встречным, приветствовал и заставлял тех подпрыгивать, конфузиться и восклицать. Мужчина не слышал возмущений. Он чувствовал себя прекрасно.

Он помог коллеге из прошлого! Ему верилось, что там, в далёком двадцать первом веке, молодой парень получит его помощь вовремя, ощутит всю радость творчества, поверит в себя, справится со всеми трудностями и сохранит рассудок, для того, чтобы вернуться домой. 

+4
00:07
561
07:25 (отредактировано)
+2
Рассказ понравился.
Это история про хромую собачку. Хотя нет. Точно, да про хромую собачку, но не совсем. А может и нет. Я запутался.

Рассказ понравился, но только не понятно, зачем автор по несколько раза повторяет факты:

Открытый текстовый документ под заголовком «дневник» ждал слов.
Ок. Я понял. Будет писать в дневник.

Гул рабочего оборудования окружал парня, но всё его внимание было направленно в дневник.
Ну да, точно будет писать дневник.

штатный психиатр прописал ему пить лёгкие антидепрессанты и вести дневник…
Да понял я про дневник. Пиши уже.

Вам нужно хобби… Заведите дневник.
Что? Опять?

Вести дневник… Вот уже пол часа он сидит перед белым экраном и не может начать.
#$@#%!!!

Но рассказ понравился. Особенно вот этот момент:
Вот только спать хочется очень и внутри болит всё. Чего больше? Сна или боли? Наверное, сна… Да. Больше хочется спать.

Кстати, я говорил, что мне рассказ понравился?
14:36
+1
Автор не дружит с математикой. Герой восемь лет на орбитальной станции, а в следующем предложении он уже восьмой год там работает. Слово длина с одной Н пишется, это сведения из курса начальной школы. И с психиатрией автор не дружит — без анализов лёгкие антидепрессанты герою прописал. От душевных страданий, значит. А ещё дневник вести посоветовал, как будто он вообще психолог, а не психиатр. И с биологией у автора не очень. У него серое вещество в голове героя измеряется в годах и в них же уменьшается. Вообщем, хорошо у автора только с комментарием Алексея. Сдаётся мне, этого недостаточно для успеха.
19:46 (отредактировано)
Ни в коем случае не напрашиваюсь на драку, просто забавно получилось, как вы предъявляете автору за грамматику используя несуществующие слова pardon
14:24 (отредактировано)
Несколько раз прочитала, пока нашла. «В общем», понятно. Вы меня предупредите, к каким рассказам комментарии с телефона не писать. Списком, пожалуйста. Грамматику я автору не «предъявляю», и слово «длинна» могло быть и опечаткой. Бессвязности сюжета это не изменит.
14:35
02:00
Скукотища, если честно. Но идея — ничего. Но если предположить, что и этого рассказа идея подкинута автору чуваком из будущего, то надо ставить низкую оценку
18:37
Рассказ с Душой! thumbsup
Загрузка...
Ольга Силаева

Достойные внимания