На границах реальностей

– Выпустите меня! – орал пухлый рыжеволосый парнишка, что есть мочи колотя в деревянную дверь. – Откройте, мрази! – его голос срывался, переходя на всхлипывания. – Я всё расскажу отцу, он с вас три шкуры спустит, – уже сквозь слёзы пообещал толстяк, сел на ступеньку и вконец разревелся, оглашая подвальный мрак завываниями.

«Всего лишь детская фобия», – я наполнил пространство затхлого подвала из воспоминаний клиента мягким желтым светом.

– Господин Альваро, здесь вовсе не так страшно, как вы себе воображали, – я осмотрел тесное пустое помещение: потертые каменные плиты пола, блестящие от влаги стены, многочисленные крошечные сосульки на потолке, что время от времени роняли капли. 

Мальчишка прекратил стенания, повернулся и уставился на меня выпученными влажными глазами.

– В-вы кто т-т-такой? – рыжеволосый замер на месте подобно пузатой каменной гаргулье из фонтана на площади Сент-Мар.

– Придите в себя, – я показательно щёлкнул пальцами перед лицом паренька. – Сегодня вечером вы прислали мне письмо с просьбой о встрече по «безотлагательному вопросу».

На испуганно-изумлённом лице ребенка постепенно проявлялся осмысленный взгляд взрослого мужчины… и спустя несколько мгновений передо мной предстал господин Туан Альваро в своем истинном облике: тучный, с заметно выпирающим из-под длинной терракотовой мантии брюшком, он напоминал раздутый пивной бочонок. Бычья шея, обрюзглое с двойным подбородком лицо и крупный приплюснутый нос придавали мужчине схожесть с арсийским бульдогом [1]. Весь его лениво-вальяжный вид контрастировал с цепким взглядом темно-оливковых глаз и буйной шевелюрой цвета меди.

– Признаться, не ожидал, что наша встреча состоится во сне.

– Профессия обязывает, – я улыбнулся одними глазами. – Давайте перейдем к делу. Зачем вам понадобился сновидец-искатель?

Надо отдать должное дородному аристократу – он быстро освоился в непривычной для себя обстановке и надел маску деловой вежливости.

– Полагаю, вы слышали о моем отце – Сорене Альваро? Он известная личность в среде сновидцев-исследователей, – дождавшись от меня утвердительного кивка, мужчина продолжил: – Вернее, был известной личностью… как бы мне ни хотелось думать иначе.

Я, не задавая вопросов, внимательно глядел на собеседника.

– Отец всю свою сознательную жизнь посвятил изучению цивилизации Меру [2] и ее наследия. Он носился как одержимый по всей планете в поисках заброшенных городов и комплексов меруанцев. Днем исследовал внешнюю часть, а ночью через сон погружался в глубины прошлого, блуждая одним древним известно где, – в голосе Альваро мелькнула нотка ревности и недовольства.

– Насколько мне известно, – заметил я, – многие из этих, как вы выразились, блужданий стали основой для нескольких весьма существенных открытий в научно-технической сфере. Так что ваш отец отнюдь не был праздношатающимся фанатиком древностей.

– Вы правы. Он был крупной величиной среди ученых и дерьмовым отцом для своих детей. Впрочем, последнее к делу не относится, – поспешил закрыть тему Альваро. – Несколько месяцев назад после очередного снопутешествия отец, по сведениям слуг, подскочил как ужаленный ни свет ни заря, поспешно собрался и покинул дом. Этим же утром я обнаружил на столе в его кабинете письмо, в котором отец сумбурно описывает свои ночные похождения, упоминая руины меруанцев Дор-Астан и постоянно твердя об «открытии, которое всколыхнет всё живое на планете». С тех пор о нем ни слуху ни духу…

– Как я понял, подобные отлучки вашего отца – дело вполне обычное. Что заставило вас обратиться ко мне?

– Посылка, которую мы получили вчера утром, – Альваро тяжело вздохнул. – В ней оказался один-единственный предмет – платиновый перстень отца. Именно это событие навело нашу семью на горестные мысли: его больше нет в живых. Кольцо имело для отца особое значение, мастер Харат, я ни разу не видел, чтобы он снимал его.

– Памятный подарок? – уточнил я.

– Отец никогда не распространялся об этом. Возможно, перстень как-то связан с его сновиденными путешествиями по мирам древних – уж очень трепетно он к нему относился. А в жизни старика лишь две вещи вызывали благоговейный трепет – сновидения и треклятые развалины Меру, – не сдержался аристократ.

– Чем могу быть вам полезен, господин Альваро? – ответ я уже знал, но предоставил собеседнику его озвучить.

– От имени всего семейства я прошу вас узнать судьбу отца. Несмотря на сложные отношения между нами, мы любим… любили его. И не успокоимся, пока не проясним все детали его исчезновения. Цена не имеет значения, назовите любые условия, – представитель богатейшего рода Рузанны [3] уперся в меня взглядом – властным и полным затаенной надежды одновременно.

– Мне понадобится перстень вашего отца, – ответил я после секундной паузы и ощутил, как повисшее в пространстве напряжение улетучилось. – Через него я смогу выйти на владельца. Письмо господина Сорена тоже будет кстати. Завтра утром мой посыльный заберет их. Запомните пароль, который он должен будет назвать: «сны – подкладка реальности». Уверен, вы в курсе, что я работаю исключительно по предоплате. Это позволяет мне всецело сосредоточиться на вопросе клиента. Курьер передаст вам записку с указанием стоимости моих услуг. Обозначенная в ней сумма должна быть переведена на мой счет завтра же. У вас есть вопросы?

– Надеюсь, ваш талант искателя столь же блестящий, как и умение вести дела, – усмехнулся Альваро. – Мы очень на вас рассчитываем, мастер Харат, – намек был предельно ясен.

– Приятных вам сновидений, господин Альваро, – попрощался я. – Кстати, вы не против, если я уберу из вашего сознания эпизод с подвалом? – и, прервав его благодарственный порыв, добавил: – Терпеть не могу сырость.

***

После легкого завтрака я покачивался в уютном кресле и курил трубку, наслаждаясь, возможно, последними в этом сезоне теплыми лучами солнца, заполнившими гостиную через настежь распахнутые окна.

Лори, посыльный, получил от меня все необходимые указания и скоро должен был вернуться с кольцом и письмом господина Альваро-старшего.

Вызвав из памяти образы ночного разговора с тучным аристократом, я погрузился в отпечаток сна, тщательно просматривая каждую его деталь. На первый взгляд – всё чисто, но что-то не давало мне покоя, расходясь мелким нестерпимым зудом по телу. Неуловимое движение тени в углу подвала, легчайший порыв воздуха из щели между досками двери… показалось или нет? Если кто-то и наблюдал за нами, то делал это настолько умело, что моих способностей оказалось недостаточно, чтобы поймать его за хвост. Всё, что я смог уловить, – необычные ощущения в теле и смутные подозрения. Которые, однако, за годы практики ни разу меня не подводили.

Мои размышления прервал тройной стук в дверь. Через несколько секунд стук повторился.

«Мальчишка быстро справился». – Положив еще горячую трубку в специальную подставку из обсидиана, я легко поднялся из кресла, пересек комнату и, опустив небольшой рычаг на стене, распахнул дверь.

Лори нервно топтался на пороге, и выражение его лица мне очень не понравилось. Кивком указав ему на кабинет, я внимательно осмотрел улицу – нет ли хвоста – и, не обнаружив ничего подозрительного, запер дверь.

Серьезные дела я предпочитал обсуждать в собственном кабинете, расположенном на стыке яви и мира снов. Среди моих коллег-профессионалов бытует простое и емкое название данного явления: сновидение-наяву. По сути, кабинет был выделенной частью сновиденного пространства, эдаким закрытым мирком, попасть в который можно одним-единственным путем: пройдя через дверь-портал в моем доме с разрешения хозяина. Портал был устроен таким образом, чтобы внимание постороннего соскальзывало с него, не замечая в том месте, где он находился, ничего занимательного. Конечно, опытный сновидец заподозрил бы неладное, будь у него достаточно времени. Поэтому я никогда не приглашал знакомых коллег к себе в гости, да и контактировал с ними весьма редко и исключительно по делу, снискав славу «отщепенца и нелюдимого затворника». Что, положа руку на сердце, меня вполне устраивало.

Напряженная поза Лори, занявшего кресло у письменного стола, была красноречивее любых слов.

«Что, древние побери, могло случиться?!»

Я сел в свое кресло по другую сторону стола и внимательно посмотрел на парнишку, приглашая начать беседу.

– Судя по твоей кислой мине, что-то пошло не так…

– Этот надутый жирдяй Альваро ушел к праотцам сегодня ночью, – огорошил меня Лори. – Когда он не вышел к завтраку, родные забили тревогу и отправили слугу поинтересоваться, не захворал ли «малыш Туан». Слуга отбил себе руку и сорвал голос, пытаясь дозваться Альваро-младшего. В итоге дверь взломали и – вуаля – нашли уже остывшее тело. «Малыш Туан», одетый в пижаму, развалился на кровати, будто дрыхнующий боров. С той лишь разницей, что он был мертв. Вызванный в срочном порядке лекарь, осмотрев труп, в недоумении развел руками: помер во сне от остановки сердца.

– С кем из семейства Альваро ты общался?

– Со старой каргой Люцерной – мамашкой окочурившегося, – выдал Лори, заставив меня поморщиться. За годы общения я полагал, что привык к говору моего подопечного, выросшего среди городских карманников и прочих низов общества, но время от времени он находил, чем меня удивить. – Она, как и остальные члены семейки, знать не знает о решении Туана обратиться к вам за помощью в поисках старика Альваро. А рассказать о вашем с ним договоре в сновидении рыжий просто-напросто не успел…

– Если вообще собирался, – задумчиво произнес я, на несколько секунд уйдя в свои мысли, затем с усилием вернул себя обратно в реальность и продолжил беседу: – А как госпожа Альваро отреагировала на твою просьбу о передаче кольца и письма ее мужа?

– Видели бы вы, как скрутило эту ведьму – зенки чуть из орбит не выскочили! – в тоне Лори промелькнули нотки злорадства. – Но она быстро пришла в себя, сделала морду кирпичом и надменно заявила, что «господин Харат весьма хорошо осведомлен о личных делах семьи Альваро, однако им не требуются его услуги – ни в поисках господина Сорена, ни в каких бы то ни было вопросах». На этом «высочайшая аудиенция» закончилась, и прислуга без особых любезностей проводила меня к выходу.

– Сомневаюсь, чтобы Люцерна соизволила поделиться с тобой подробностями смерти сына, – ехидно ухмыльнувшись, я пристально взглянул на посыльного.

– Старая перечница скорее повесилась бы на собственном лифчике, – заржал Лори. – По пути к вам я встретил Айку – она на кухне в особняке Альваро прислуживает. Мы с ней шебуршим иногда, девка она горячая и до любви охочая, – глаза парня подернулись мутной поволокой, но он тут же встряхнулся и продолжил: – Так вот, Айка мне и поведала все как на духу – и выяснились очень занятные подробности…

– Ну? – я приподнял бровь, давая понять мальчишке, чтобы прекращал испытывать мое терпение и переходил к сути.

– Письмо и перстень старика Сорена благополучно исчезли этой же ночью.

­– Подозрительно хорошо осведомлена твоя Айка для обычной кухарки.

– Один из слуг, что выламывал двери в спальню жиробаса Туана, проговорился за завтраком и чаркой перечной настойки. Говорит, «господыня Люцерна», ворвавшись в спальню рыжего и обнаружив там хладный труп, сразу бросилась к столу и долго возилась с запертым ящиком. Наконец, открыв его, подозвала остальную родню, и они стали тихо переговариваться. Слуга стоял неподалеку и смог уловить только, что пропали ценные вещи господина: перстень и письмо. Вряд ли это совпадение.

– Чем дальше в лес – тем гуще кресс [4], – медленно произнес я, запуская в волосы пятерню.– Что-нибудь еще, Лори?

– Вот записка для Туана Альваро, которую вы дали мне утром, – парень положил на стол вытащенный из-за пазухи конверт и подвинул его в мою сторону.

– Держи, – я достал из кармана пиджака увесистую монету и бросил ее Лори. ­– Ты славно поработал. Теперь мне нужно подумать. В одиночестве.

Мальчишка не задавал лишних вопросов, за что, помимо прочего, я высоко ценил его. Ловко поймав монету и сунув ее в карман потертой накидки, он молча оставил кресло и направился к двери. Я проводил гонца взглядом, в который раз отмечая легкость и бесшумность его движений, парень словно стелился по земле. Недаром собратья по цеху нарекли его «Тихим Змием». Уже на пороге Лори обернулся, и я впервые увидел нечто похожее на тревогу в его обычно плутовском взгляде:

– Берегите себя, мастер Харат. Жопой чую, не к добру все это, ох, не к добру. – И посланец скрылся, беззвучно прикрыв дверь.

***

Оставшись наедине с собой, я выключил все освещение, кроме торшера с цилиндрическим абажуром из темно-синего бархата, укрывшегося в закутке справа от стола. Его приглушенный сапфировый свет успокаивал и мягко настраивал меня на рабочий лад. Переведя кресло в полулежачий режим, я удобно устроился в нем, сложив ладони внизу живота. Пробежался вниманием по телу, отпустил напряжения, вызвал свечение изнутри, размывая плотные границы телесности, и, когда ощутил себя невесомым и прозрачным, словно утренний бриз над водами Маджори [5], вошел в состояние дрёмы.

«Итак, что мы имеем? – начал я выстраивать цепочку фактов. – Заказ на поиск старика Альваро, поступивший от его сына. Скоропостижная и весьма странная смерть заказчика той же ночью. Пропажа кольца и письма Сорена Альваро, которые я запросил для работы. Странное поведение родственников почившего, в особенности госпожи Люцерны. Добавим к этому навязчивое ощущение чужого присутствия во сне покойного Туана во время нашего с ним разговора…» Образы светящимися сгустками вспыхивали на внутреннем экране, застывая перед глазами. Повинуясь импульсу намерения, сгустки раскрывались, позволяя просматривать запечатленные в них события в мельчайших деталях.

Я перевел свое сознание в будхический режим [6] и спустя несколько секунд ощутил в теле легкий жар, постепенно набиравший силу. Вскоре меня буквально распирало изнутри, словно переполненный вином бурдюк. Испарина мелкими горячими каплями стекала по лбу, попадала в глаза, вызывая резь и обильное слезотечение. Моего предела пребывания в режиме Будхи – около тридцати секунд – как правило, с лихвой хватало для получения четкого внятного образа рассматриваемой ситуации. Вот и сейчас я ощутил, как паззл из разрозненных фрагментов превращается в целостную, гармонично сложенную картину. Еще несколько мгновений и…

Приглушенный стук в дверь ворвался в сознание громогласным набатом, вышибая меня обратно в мир яви. Я сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, приходя в себя. Голова гудела, словно чугунный колокол, разбуженный умелыми руками звонаря. Пространство кабинета плыло и мутилось, будто картинка из барахлящего проектора. С усилием я поднялся из кресла и неуверенной шаткой походкой двинулся к выходу из кабинета. Повторный стук в дверь застал меня уже в гостиной – колотили вежливо, но при этом настойчиво.

– Иду! – попытался как можно громче выкрикнуть я, но получился лишь сдавленный хрип.

Кое-как я доковылял до двери и, насилу справившись с замком, рывком отворил ее. 

Любезно улыбаясь, передо мной стоял служащий банка «Аристани», судя по строгому костюму цвета бордо и фирменному значку в виде золотых весов на фуражке. Мой внешний вид мгновенно стер улыбку с лица клерка:

– Вы в порядке, мастер Харат? На вас лица нет! Может, вызвать лекаря? – обеспокоенно затараторил мужчина.

– Тяжелый день, – я через силу улыбнулся в попытке сгладить первое впечатление, но выражение лица гостя стало еще более озабоченным.

– Прошу прощение за беспокойство, я могу зайти позже…

– Проходите, раз уж пришли, хуже не станет, – и посторонился, пропуская мужчину в дом.

В гостиной я жестом пригласил клерка присесть за стол и устроился напротив него.

– Чему обязан? – я поморщился от ломоты в теле, что мужчина, судя по всему, принял на свой счет.

– Я не отниму у вас много времени, мастер Харат, – взволнованно зачастил он и полез в кожаный портфель, выуживая оттуда несколько заполненных бланков. – Сегодня на ваш счет в нашем банке были зачислены средства – вот, прошу ознакомиться и поставить подписи, – служащий протянул мне печатные листы.

Взгляд сразу же упал на графу «сумма перевода», и меня бросило в холодный пот: цифра была ровно в два раза больше той, что я указал в письме покойному Туану Альваро. Ниже стояло имя отправителя, которое ни о чем мне не говорило. Подписав бумаги, я вернул их клерку.

– Кто этот господин Зорай Ульхем? – как можно более небрежно поинтересовался я.

– Мы думали, вы в курсе… – озадаченно посмотрел на меня служащий банка. – В назначении платежа этот господин указал: «Компенсация за прискорбное недоразумение и в надежде на будущее взаимопонимание».

– Хм, весьма красноречиво, – моя попытка изобразить иронию, видимо, увенчалась успехом, так как клерк поспешил объясниться.

– Во всяком случае, господин Ульхем не является клиентом банка «Аристани». Более того, его имя не фигурирует ни в одной из официально проведенных ведомостей. Надо полагать, сегодня он впервые воспользовался услугами нашего банка.

– Вы видели его лично? Как он выглядел?

– Ростом выше среднего, подтянут, изысканно одет: бежевого цвета костюм-тройка, белоснежная рубашка, галстук оттенка синей стали и начищенные до блеска ботинки из кожи туманного козерога. Лицо… – мужчина вдруг запнулся, словно нужные сведения удивительным образом стерлись из его памяти. – Лицо самое обычное, ничем не примечательное лицо, – безучастно, как под гипнозом, проговорил клерк.

«Морок либо отвод глаз – наподобие двери в мой кабинет, – прикинул я. – Хотя скорее второе, судя по тому, что одежду служащий запомнил прекрасно, а о лице и двух слов связать не может».

– Ладно, древние с ним, с этим щедрым господином. Главное, сегодня я стал богаче на двести тысяч курайсов [7], – резюмировал я, старательно изображая радость. ­– Если с бумагами все в порядке, не смею вас больше задерживать.

– Да-да, разумеется, мастер Харат, – пролепетал служащий, поднимаясь со стула. – Скорейшего вам выздоровления, и да хранят вас древние.

– И вам всех благ, друг мой.

Проводив клерка до двери, я пожал ему руку, вложив в нее монету достоинством десять курайсов.

– Благодарю за добрые вести, вы сделали мой день.

Ощутив прохладную тяжесть в ладони, мужчина расплылся в подобострастной улыбке:

– Вы так добры, мастер Харат! Пускай удача денно и нощно, как верный пес, бдит у вашего порога, – служащий изобразил нечто вроде поклона, неуклюже развернулся и засеменил вверх по улице.

– Твои слова да древним в уши, – тихо проговорил я, глядя вслед удаляющемуся клерку.

***

Проводив служащего банка, я первым делом вернулся в кабинет и тщательно осмотрел оставленный Лори конверт с письмом. Сургучная печать с изображением пикирующего сокола – моей личной эмблемой – была целой и без каких-либо следов чужого вмешательства. Невидимый обычному глазу маячок, который сработал бы, попади письмо к кому-либо, кроме адресата, также был на месте. Не то чтобы я сомневался в парнишке, но многолетний опыт и набитые «граблями» шишки научили меня осмотрительности и готовности ко всевозможным сюрпризам. Конверт не вскрывали – значит, сведения о сумме оплаты за поиски старика Альваро были взяты из единственно возможного источника – моей головы.

«Великие древние, в какое дерьмо я вляпался на этот раз?!» – я с силой сжал подлокотники кресла так, что костяшки пальцев побелели, и шумно выдохнул.

Я рывком поднялся из кресла и скривился от боли: все еще сказывались последствия прерванного режима Будхи, затем решительно направился в гардеробную.

«Пойду проветрюсь, пока не заявился очередной гость со сногсшибательными новостями».

Накинув плащ – северные ветры уже вовсю хозяйничали на улицах Рузанны – я подошел к стоявшему в углу гардеробной резному комоду и открыл верхний ящик. Внутри на подстилке из зеленого бархата покоилась трость. Золотисто-соломенные тона, сплетаясь с голубовато-зелеными разводами, создавали причудливые узоры на гладкой, безупречно отполированной поверхности дерева. Я взял ее бережно, словно любимую женщину. Изготовленная по специальному заказу под мои параметры, эта коварная красотка стоила целое состояние. Я провел рукой по шафту [8], ощущая прохладную тяжесть лунного эбена [9]. Рукоять, выполненная в виде разинувшей пасть змеи, как нельзя более точно отражала суть аксессуара: молниеносный выпад – укол – смерть. «Секрет» трости составлял зуб василиска, постоянно генерирующий особый яд. Попав в кровь живого существа, он вызывал мгновенный паралич. Достаточно было малейшей царапины, чтобы вывести из строя практически любого противника, разумеется, обладая должными навыками обращения с подобным оружием. Я ласково называл трость Апатой [10] и относился к ней с большим трепетом: боевая подруга не раз спасала мою задницу в критических ситуациях.

Вооружившись и погасив в доме освещение, я вышел на улицу. Жадно вдохнул прохладный осенний воздух, наполненный ароматами аптекарских трав и булочек с корицей, запер дверь и без колебаний пошел в направлении манящих запахов.

Прогулки по городу были для меня отдушиной, и я пользовался малейшей возможностью размять ноги и заодно проветрить голову. С каждым шагом тело оживало, впитывая из окружающего мира образы, звуки, ароматы и одновременно раскрываясь навстречу громадному и непостижимому существу, коим на самом деле являлся город.

Иногда – по своему усмотрению – Рузанна передавала мне собственное состояние, позволяя на краткий отрезок времени стать ею. Это поразительное ощущение, которое трудно передать несовершенным человеческим языком. Границы моего существа расширились до размеров вселенной. Внутри них нечто постоянно двигалось, бурлило, вспыхивало. Меня самого вся эта бешеная круговерть ничуть не волновала, я воспринимал ее словно легкую рябь на поверхности бездонного океана. Я и был этим океаном – всеобъемлющим и безмерно спокойным.

При этом я не терял человеческого восприятия мира и вел себя вполне адекватно: подмигнул эффектной незнакомке, проезжавшей мимо меня в экипаже; поприветствовал кивком часовщика, закрывавшего мастерскую на обеденный перерыв.

Наслаждаясь прогулкой и на удивление хорошим настроением, я сам не заметил, как вышел на Садарскую площадь. Мой нос оказался отличным проводником: ароматы трав и булочек с корицей доносились именно отсюда. Только теперь к ним примешивалась добрая дюжина других запахов: жаренного на огне мяса, дыма от фейерверков, благовоний и древние знают чего еще. Передо мной, удобно раскинувшись на обширном пространстве площади, гудела Осенняя ярмарка. Обычно я избегаю шумных сборищ, предпочитая тихие уютные места, но сейчас ярмарка как нельзя лучше соответствовала моей цели: на время отрешиться от ситуации, связанной с делом Альваро. Поэтому, недолго думая, я нырнул в этот бурлящий весельем улей.

Одно дело – наблюдать, как развлекаются другие. Совершенно другое – быть полноправным участником действа. Находясь среди шумной толпы, я умело сочетал обе позиции: был вовлеченным, не вовлекаясь. Этот архиважный для сновидца навык приходит с годами практики и железной самодисциплиной, позволяя сохранять трезвый рассудок и адекватное восприятие реальности, в которой пребываешь в данный момент времени. В противном случае сновидца ожидают страстные и несокрушимые объятия гипнозии [11].

Мимо меня пронеслась стайка орущей ребятни. Бегущий первым держал в руке сахарный бублик, выхваченный у менее расторопного товарища, судя по возмущенным выкрикам преследователей. Справа надрывался зазывала, настойчиво предлагая отведать «лучших в Арсии натуральных мясных деликатесов». Я не был голоден, поэтому спокойно прошел мимо источающей аппетитные ароматы лавки. Вдалеке, над шатрами, то и дело взмывали в небо монгольфьеры, парапланы и небольшие дирижабли, охотно катающие желающих насладиться чувством полета и лицезреть столицу с высоты.

Краем глаза я приметил неброскую вывеску возле одного из шатров, скромно гласившую: «Напитки обители Сейтуса».

«А сюда, пожалуй, загляну».

Обитель Сейтуса входила в состав ордена траппов – закрытого сообщества исследователей трансцендентных материй и состояний. Я не особо интересовался их научно-экспериментальной деятельностью, а вот эль члены ордена варили отменный, за что и были горячо любимы истинными ценителями этого напитка.

Отодвинув полог, я вошел в шатер и осмотрелся. В центре стояло кольцо барной стойки, гости могли подойти к ней с любой стороны. По пространству шатра были разбросаны немногочисленные деревянные столики с лавками, сейчас полупустыми. Публика здесь собиралась солидная и вполне приятная, что немудрено: траппский эль – удовольствие не из дешевых, и до него еще нужно «дорасти». Обычному городскому работяге или клерку милее простое, как две шульди [12], пиво низового брожения, которое пивные аристократы глумливо именовали «шульдьским пойлом».

– Добрый день, господин! Что вам налить? – вежливо, но с достоинством поинтересовался дородный представитель обители Сейтуса из-за барной стойки.

– Денек и впрямь хороший, но уж больно прохладный, – поежился я. – Хочется чего-нибудь плотного и согревающего. Ришфор десятый есть?

– Вижу настоящего ценителя сейтусского эля, – трапп слегка улыбнулся, что в его случае было равносильно безмерному радушию. – К сожалению, закончился, завтра подвезут. Попробуйте Штрас-Хенрек – он тоже из квадров [13], сваренный аккурат к Осенней ярмарке. Вполне достойный аналог «десятке».

– Уговорили. Пинту, будьте любезны.

Выверенными, отточенными до автоматизма движениями трапп подхватил с полки фирменный бокал, промыл его под струей ринзера и наполнил темно-шоколадным элем, покрыв сверху обязательной пенной шапкой.

– Прошу вас, – мужчина поставил передо мной бокал, предварительно подложив бирдекель.

– Благодарю.

Я взял бокал и направился к столику в углу шатра, откуда был хороший обзор помещения, удобно уселся там, и принялся за дегустацию эля. В аромате преобладали тона сливы, карамели и мускатного ореха с легкими нотами цитрусов. Сделав большой глоток, я зажмурился от удовольствия: сильные солодовые ноты дополнялись нюансами темных сухофруктов, конфет и пряностей. Сладость была хорошо сбалансирована острыми нотками горького шоколада и ржаного хлеба, оставшееся послевкусие – гладкое, сухое, затяжное. Напиток, достойный древних!

Не без сожаления я покатал на языке последние капли божественного сейтусского эля и поднялся, готовый продолжить прогулку. Тепло густой приятной волной растеклось по телу, голова при этом осталась ясной – верный признак подлинного траппского напитка.

– Братия постаралась на славу – эль превосходный! – Я отблагодарил траппа щедрыми чаевыми. – Благополучия и процветания вашей обители!

– Да услышат вас древние, господин! Заходите еще, мы тут до окончания ярмарки будем.

– Непременно. – Я приподнял трость в знак прощания и, развернувшись, пошел к выходу.

Но только я собрался откинуть входной полог, как едва не отлетел от неожиданного удара в плечо: в шатер стремительно шагнул незнакомый мужчина.

– Прошу прощения, господин, я не заметил вас, – его глубокий баритон завораживал. – Вы в порядке?

Потирая ушибленное плечо, я обернулся, чтобы взглянуть на своего невольного обидчика. Обладатель баритона был примерно моего роста, худощав, седые волосы и борода выдавали зрелый возраст, глаза… Два пылающих угля буквально пригвоздили меня к полу. Я не мог даже моргнуть, не то что пошевелиться. Казалось, время и пространство застыли замерзшей глыбой льда, и все, что оставалось, – глядеть в эти глаза-угли… всегда… вечно…

«Через час в Нижнем парке Мон-Мартэ возле фонтана. Дело Альваро», – прозвучало в моей голове.

Мир снова ожил, хлынув на меня бурным потоком, мне едва удалось сохранить равновесие. Проморгавшись и с силой потерев руки, как после затяжного сновидения, я начал приходить в себя. Загадочный незнакомец, оказавшийся сновидцем-телепатом, как сквозь землю провалился. Более того, окружающие, похоже, даже не заметили происшествия: брат обители Сейтуса увлеченно протирал бокалы за своей стойкой, немногочисленные посетители были заняты поглощением эля и беседами.

«Проклятье!»

Бережно выстраиваемый карточный домик моего хорошего настроения в мгновение ока сдуло порывом ветра. Злополучное дело Альваро совершенно не считалось с моими чувствами и не собиралось давать мне передышку.

«Назвался Гераклием – вычищай дерьмо из Авгуровых конюшен» [14].

Покинув шатер обители Сейтуса, я неспешно пошел в случайно выбранном направлении, размышляя на ходу. Неведомая сила, устранившая во сне Туана Альваро и выкравшая перстень и письмо его отца, скорее всего, не имела отношения к случившемуся несколько минут назад инциденту с телепатом. Иначе какой смысл покупать мое бездействие столь весомой суммой? Нелогично. Судя по возможностям, которые были продемонстрированы, эти ребята легко могли убрать меня, однако предпочли откупиться. Это тешило мое самолюбие, но я не обольщался на свой счет. Меня сметут, словно крошки со стола, вздумай я копаться в делах старейшего семейства столицы. Значит, сновидец-телепат, назначивший мне встречу, – представитель другой заинтересованной стороны. Которая тоже в курсе моей причастности к этой истории и, по-видимому, желает распутать клубок, причем с моей помощью. Или лучше сказать – моими руками? Да тут древние зубы обломают! [15]

Я вынул из жилетного кармана цепочку с золотыми часами и взглянул на циферблат: десять минут третьего пополудни. До предполагаемой встречи с телепатом оставалось чуть менее часа. Решение нужно принимать прямо сейчас. В принципе, я уже его принял, осталось договориться с собственными опасениями. Чем я рискую? Максимум своей жизнью. Вполне справедливая ставка, когда играешь по-крупному. К тому же у меня в рукаве было несколько козырей, способных удивить возможных убийц, кем бы они ни оказались. Одна малышка Апата чего стоит! Зато, рискнув, я мог получить весьма ценные сведения и, возможно, приподнять завесу тайны над исчезновением старика Альваро и скоропостижной смертью его сына. Кто знает, когда и где это может пригодиться. В любом случае этим людям что-то от меня нужно, и вряд ли они так просто отвяжутся, так что лучше сразу расставить все точки над «i».

Старый дворец Мон-Мартэ – забытая древними глухомань на северной окраине Рузанны. Добираться туда на экипаже не менее часа при условии, что водитель не будет плестись, как черепаха, страдающая подагрой. Нижний парк с трех сторон окружен озером, и единственная возможность попасть в него, не замочив ног, – дорога через Верхний парк. В общем, если воспользуюсь экипажем, у фонтана я буду в лучшем случае часа через полтора. Поздно.

И тут мой взгляд упал на поднимавшийся в небо дирижабль с очередной восторженной группой любителей высоты.

«Чем древние не шутят!» – Я поспешил в сторону площадки, откуда стартовали аэростаты.

Приметив чуть в стороне небольшой дирижабль ярко-оранжевого цвета, я подошел к его, казалось, скучающему пилоту.

– Приветствую, уважаемый. Что не летаете?

– Дак перерыв у меня, милостивый господин. Вот отсижу чутка задницу – и снова в небо, – зевнув, лениво процедил мужчина.

– А если я предложу вам слетать до Мон-Мартэ? – я бросил на пилота лукавый взгляд.

– В такую даль не полечу, – веско заявил тот. – Это ж полчаса только в одну сторону!

– Какой у вас дневной заработок? – как бы невзначай поинтересовался я.

– Ну-у-у… – мужчина замялся. – Курайсов двадцать поди наберется.

Сумма была завышена как минимум вдвое, но я и глазом не моргнул.

– Плачу шестьдесят курайсов, если доставите меня ко входу в Верхний парк. Вылетаем сию минуту, – я протянул ошарашенному пилоту четвертак. – Это аванс. Остальное получите, когда прибудем на место.

Мужичонка вскочил, будто ошпаренный, засуетился, пряча полученные монеты в карман линялых штанов, и вот он уже застыл у гондолы, придерживая пассажирскую дверцу:

– Милости прошу, добрый господин. Доставим в лучшем виде!

***

Пилот и вправду оказался мастером своего дела. Побуждаемый звонкой монетой, он не давал дирижаблю спуску, выжимая все, на что был способен его летательный аппарат.

Подходя к условленному месту встречи, я сверился с часами: стрелки показывали ровно три.

«Отлично», – в вопросах времени и своевременности я тот еще педант. При этом вполне снисходительно отношусь к опозданиям других – в пределах разумного, конечно.

Мой сегодняшний визави пока не обнаружил себя, поэтому я обратил внимание на фонтан, стоявший в центре небольшой поляны, отделенной от остального парка густым лиственником. В центре круглой чаши из потемневшего от времени белого мрамора, скрестив ноги, восседала огромных размеров статуя обнаженной женщины. Непривычно вытянутый гладкий череп и многочисленные жгуты-щупальца, выходящие из ее спины, указывали на принадлежность женщины к расе меруанцев. Запрокинув голову и подняв вверх руки, древняя словно обращалась с мольбой в вышние сферы, устремившись туда всем своим существом…

– Символично, не находите? – прозвучал за моей спиной знакомый баритон.

– Что именно? – я не обернулся, продолжая смотреть на статую и давая возможность телепату поравняться со мной.

– Статуя канувшего в Лету божества в заброшенном парке.

– Да вы настоящий философ! – я позволил себе легкую улыбку.

– Поживете с мое – тоже станете философом, – хмыкнул мужчина. – Человечество, скажу я вам, недооценивает любовь к мудрости, которая, по сути, является основой для науки.

– Что вы подразумеваете под философией?

– Логику, – серьезно ответил телепат. – А без нее, как вы понимаете, не может жить ни одно существо, включая человека. Если у человека нет логики или она сильно искажена — он умственно отсталый либо сумасшедший. Но, мастер Харат, даже у сумасшедшего есть своя логика.

– Мастер…

– Рилас Атейн – к вашим услугам, – представился мой собеседник.

– Мастер Атейн, вы ведь пригласили меня не для того, чтобы устроить философский диспут?

– Это было бы чересчур даже для меня, – усмехнулся сновидец, отвечая на мою иронию. – Давайте прогуляемся, здесь чудесное место – тихое и уединенное, в самый раз для беседы, которая нам предстоит.

Мы прошли сквозь завесу лиственниц, оказавшись на одной из парковых аллей – слегка заросшей, но вполне пригодной для прогулки. Телепат молчал, вероятно, собираясь с мыслями.

– С Сореном Альваро мы познакомились, еще будучи студиозусами Сновиденной академии, – наконец заговорил мой визави. – Сдружились практически сразу, хоть и были совершенно разные: он – идеалист-романтик, витающий в облаках и мечтающий о великих открытиях, я – до мозга костей прагматик, к тому же редкостный зануда. Неудивительно, что наши профессиональные интересы разошлись: Сорен выбрал научно-исследовательское направление, а ваш покорный слуга, как вы уже поняли, стал сновидцем-телепатом. Тем не менее мы сохранили теплые дружеские отношения, хоть и виделись после распределения довольно редко. После выпуска, благодаря блестящей рекомендации ректора академии, меня пригласили на королевскую службу. При дворе мои навыки оказались весьма востребованными, и я быстро пошел в гору. И так же стремительно скатился на самое дно… – Атейн помолчал, напряженно всматриваясь вдаль, затем встряхнул головой, будто отгоняя призраков прошлого, и продолжил: ­– Впрочем, я уже давно на пенсии, и придворные интриги меня, хвала древним, больше не касаются. Во всяком случае, мне приятно так считать.

– Всем нам свойственно заблуждаться и находить в этом утешение, – понимающе кивнул я.

– А теперь, мастер Харат, попрошу вас быть предельно внимательным, – неожиданно сменил тон телепат. – То, что я расскажу дальше, касается вас самым непосредственным образом.

Сновидец придирчиво осмотрел меня и, по-видимому, удовлетворившись результатом, продолжил.

– Две ночи назад ко мне в сон пришел Сорен. Он выглядел как затравленный зверь, что держится из последних сил. От моих обеспокоенных вопросов Сорен отмахнулся, как от надоедливых мух, и протянул мне платиновый перстень. «Нет времени на объяснения, друг мой. Охотники уже дышат мне в затылок, – возбужденно заговорил он, озираясь по сторонам. – Этот перстень – ключ, а замок найдешь в Дор-Астане. Ты обязан исправить мою ошибку. Обещай мне, Рилас, во имя всего человечества, что сделаешь это!» Ученый схватил меня за плечи, его руки обжигали подобно раскаленным клещам. Лихорадочно блестящие глаза взыскующе уставились на меня. «Обещаю…» Напряженное, почти безумное лицо Сорена сразу расслабилось, черты стали мягче. Теперь его взгляд излучал благодарность и тихую грусть. Он хотел еще что-то сказать, но вдруг начал таять, словно облако под взором сновидца-стихиаля [16]. В считанные секунды мой друг растворился, будто и не было его вовсе – лишь ощущение остывающего жара в плечах и отпечатавшийся в памяти взгляд подтверждали его недавнее присутствие.

­– Тогда каким образом кольцо оказалось у покойного Туана?

– Я самолично отправил его в особняк Альваро, – неожиданно ответил телепат.

Я изумленно взглянул на Атейна, но воздержался от комментариев.

– Из короткой, но весьма информативной встречи с моим старым приятелем стало ясно, что Сорен влип в прескверную историю и его, судя по всему, уже нет в живых. За сновидцем-ученым, вернее, за перстнем, что он мне передал, ведется охота. Чтобы понять, с кем придется иметь дело, мне нужно было временно выйти из игры. И я пошел на уловку: подбросил перстень в дом Альваро и развернул сеть круглосуточного наблюдения за ним с помощью союзников-фамильяров.

– Вы и глазом не моргнув подвергли смертельному риску семью вашего друга? Королевская служба, несомненно, сделала из вас настоящего джентльмена! – не удержался я от сарказма.

– У меня были на то свои причины, мастер Харат, – отрезал Атейн без намека на смущение. – В данный момент я предпочел бы обойти эту тему.

Глядя перед собой, я кивнул, давая понять, что готов слушать дальше.

– Охотники никак не проявляли себя до тех пор, пока Туан не обратился к вам за помощью в поисках отца.

– Так это ваше присутствие в сновидении господина Альваро не давало мне покоя?

– Все-таки учуяли меня, – усмехнулся Атейн. – Что ж, от сновидца-искателя с репутацией лучшей ищейки королевства меньшего я и не ждал.

– Досужие сплетни, – без тени улыбки ответил я. – Что было дальше?

– Передавать кольцо кому бы то ни было еще, особенно вам, в мои планы не входило. Поэтому сразу же после вашей с Туаном договоренности я открыл портал, заранее вложенный в перстень, перенесся в его спальню и забрал кольцо, попутно прихватив письмо Сорена.

– Туан Альваро был еще жив?

– Разумеется. И заявлял об этом недвусмысленно, оглашая громоподобным храпом весь дом.

– Тогда непонятно, зачем охотники убили господина Альваро, ведь кольца при нем уже не было…

– Чтобы смерть заказчика отбила у исполнителя охоту соваться в это дело.

– Сегодня на мой счет в банке «Аристани» была зачислена сумма вдвое больше той, что я планировал взять с Туана Альваро, – я поведал телепату подробности утреннего разговора со служащим банка.

– Красиво сработано: заплатили за молчание и наглядно продемонстрировали возможные последствия вашего вмешательства в эту историю, – задумчиво покачал головой Атейн. – Это переводит нас ко второй части разговора и, собственно, к тому, зачем я пригласил вас.

Какое-то время мы прогуливались в молчании, слушая шелест листьев и хруст мелких веток под ногами.

– Я твердо намерен разобраться в этой истории, мастер Харат, – спокойно начал телепат, но было ощущение, что внутри него все бурлит и клокочет. – И дело даже не в обещании, данном Сорену. Я обязан ему своей жизнью, а этот долг не из тех, что можно благополучно выбросить из головы и с чистой совестью жить дальше. Поэтому, с одной стороны, я безумно рад, что представилась возможность вернуть долг, пускай моему другу это ничем уже не поможет. С другой стороны, отдаю себе отчет, что шансы на успех ничтожно малы, учитывая возможности силы, с которой он на свою беду столкнулся. Меня это не пугает – во время королевской службы повидал многое – но даже я, старый самоуверенный хрыч, понимаю, что в одиночку дело не вытянуть. Почту за честь, если вы согласитесь… мастер Харат, что с вами? Мастер Харат?! Проклятье!

Последние слова Риласа Атейна долетали до меня, словно пробиваясь сквозь толщу воды – растянуто-медленно, искажаясь до неузнаваемости. Перед глазами возникла пелена, похожая на полупрозрачную дымовую завесу, которая постепенно сгущалась, поглощая видимый мир. В голове калейдоскопом завертелись световые образы, сплетаясь в причудливый хоровод. Закружив в безумной круговерти, они увлекли меня за собой. Как завороженный я следовал за сгустками света, погружаясь все глубже и глубже. В какой-то момент пелена спала, и я обнаружил себя в абсолютной темноте. Пустой. Холодной. Безразличной.

***

Размытое светлое пятно, постепенно набирая резкость, обрело черты человеческого лица. Из-за круглых очков в роговой оправе меня внимательно и с любопытством изучали серые глаза. Нездоровый блеск в их глубине пробирал до мурашек, я ощутил себя подопытной крысой, которую через мгновение ударят током, чтобы посмотреть на реакцию мозга.

– Как вы себя чувствуете, мастер Харат? – притворно-елейный тон дополнял образ одержимого маньяка-исследователя. – Признаюсь, вы заставили нас поволноваться.

Сухонький старикашка в очках и с проплешиной на голове был не один, рядом стоял средних лет черноволосый мужчина с выразительным лицом. Оба – в белых халатах.

– Где я, во имя всех древних?! И кто вы такие? – эти двое, мягко говоря, не внушали доверия.

– Очередной приступ антероградной амнезии, – сухо констатировал черноволосый.

– Ничего удивительного, mon cher, – подал голос старикан. – Гипнозия, как благоухающий нектаром цветок, притягивает к себе многие психические расстройства, эдаких трутней человеческого сознания.

– Гипнозия? Да вы с ума сошли! – я попытался приподняться, но ремни, коими предусмотрительно пристегнули меня к лежанке, лишь острее врезались в тело. – Позовите Риласа Атейна, мы с ним только что разговаривали в Нижнем парке Мон-Мартэ, он поручится…

– Что и требовалось доказать. Классический, я бы даже сказал, образцовый пример гипнозического синдрома, – назидательно прокомментировал старик, обращаясь к своему спутнику. – Мастер Харат, – он уставился на меня сальными глазками, – вы уже год как находитесь на лечении в нашей клинике с диагнозом острой гипнозии. К сожалению, у вас периодически случаются приступы потери памяти, что осложняет и без того тяжелое положение. Как психиатр с сорокалетним стажем скажу вам откровенно: шансы на благополучный исход практически нулевые. Поэтому расслабьтесь, друг мой, примите свою судьбу и старайтесь получать удовольствие от простых будничных вещей, к примеру, приема пищи. Кормят у нас недурственно, скажу я вам, – доктор с чувством причмокнул. ­– А вот и завтрак! – Источая сомнительные ароматы, в палату вкатилась дребезжащая поварская тележка. – Приятного аппетита, мастер Харат, и до скорой встречи!

– Стойте! – я рванулся изо всех сил, ремни жалобно затрещали от натяжения.

Невидимые грубые руки схватили меня сзади за плечи и опрокинули обратно на спину. Что-то тяжелое навалилось на грудь, незримые клешни сдавили горло. Ног я не ощущал, словно их вдруг парализовало. Паника захлестнула сознание, заставив тело истерично биться в конвульсиях: удар, второй, третий…

Резко дернувшись, я открыл глаза. Сердце бешено колотилось о ребра, кровь пульсировала в висках. Меня трясло, словно в приступе лихорадки. Руки судорожно вцепились в подлокотники кресла. Знакомое ощущение в ладонях помогло прийти в себя. Когда дыхание выровнялось, а мутные круги перед глазами сложились в четкую картинку, я узнал свой кабинет. Мозаичный потолок в виде звездного неба тускло отсвечивал в синеватом свете торшера. Я долго и придирчиво изучал сложный узор созвездий, сличая его с образом из памяти. Удостоверившись в их полной идентичности, я прикрыл глаза и выдохнул с облегчением: «Дома».

Внезапный импульс заставил меня вскочить на ноги и направиться в сторону входной двери. Мыслей не было, тело действовало рефлекторно. Я резко распахнул дверь, чем жутко испугал мужчину, собравшегося было постучаться. Он аж подпрыгнул от неожиданности и уставился на меня широко распахнутыми глазами. Я, со своей стороны, в изумлении таращился на гостя. Передо мной стоял служащий банка «Аристани», судя по строгому костюму цвета бордо и фирменному значку в виде золотых весов на фуражке. Из нас двоих первым вышел из ступора я.

– Проходите, – я сделал приглашающий жест и мужчина поспешно, едва не ударившись о дверной косяк, вошел в дом.

Примечания

[1] Арсийский бульдог – некогда популярная среди знати Арсийского королевства порода собак.

[2] Цивилизация Меру, меруанцы, древние – высокоразвитая цивилизация, предшествующая нынешней. Дали предкам современного человечества основные инструменты развития. Исчезли внезапно, оставив после себя законсервированные города, полные загадок.

[3] Рузанна – столица Арсии.

[4] Крылатое выражение, аналогичное по смыслу нашему «чем дальше в лес, тем больше дров». Кресс – ядовитое шипастое растение, при попадании его сока в кровь живого существа вызывает горячечный бред.

[5] Маджори ­– озеро, на берегу которого расположена столица Арсии.

[6] Будхический режим, режим Будхи – измененное состояние сознания, в котором все мыслительные процессы ускоряются в десятки тысяч раз. Техника получила свое название от имени одного из древних – Будхи – научившего людей пользоваться интеллектом.

[7] Курайс – основная денежная единица Арсийского королевства.

[8] Шафт, ствол – основное тело трости.

[9] Лунный эбен (Diospyros blancoi) – самая редкая и ценная разновидность эбенового дерева. Сочетает в себе невероятно высокую плотность с воздушной легкостью и пластичностью. Произрастает в труднодоступных лесах Миранмы – тропического государства.

[10] Апата – древняя, олицетворение хитрости и коварства.

[11] Гипнозия, бич сновидца – профессиональная болезнь сновидящих, когда они перестают различать сон и явь, становясь опасными для самих себя и общества.

[12] Шульдь – разменная монета Арсийского королевства, 1/100 курайса.

[13] Квадр – траппский эль верхового брожения крепостью 9-13%. Отличается насыщенным темным цветом с красным отливом, полнотелостью, богатым фруктовым букетом, приятной кремовой текстурой.

[14] Крылатое выражение, схожее по смыслу с нашим «назвался груздем — полезай в кузов». Гераклий и Авгур – герои арсийского эпоса.

[15] Фразеологизм, близкий по смыслу к нашему «черт ногу сломит».

[16] Сновидец-стихиаль – специалист, осуществляющий взаимодействие с силами природы, способный влиять на них по своему усмотрению.