Маргарита Блинова

Во благо и вопреки

Автор:
Екатерина Годвер
Во благо и вопреки
Работа №70
  • Опубликовано на Дзен

На улице стремительно темнело: день клонился к вечеру, а с гор шла снежная гроза. Чернильного оттенка облака залепили небо над Эйрлок-тауном до самого горизонта.

– Смотри, одуванчик! – Алена нагнулась, чтобы лучше рассмотреть цветок у забора. – А ведь почти зима...

– Он называется «орвис», – поправил Борис.

Алена посмотрела на брата: крепко сложенный, угрюмый – тридцатидвухлетний Борис возвышался над растением, как злой рок. Легко было поверить, что через секунду тяжелый ботинок опустится на хрупкий стебель. Но Алена за всю жизнь не видела, чтобы брат обижал слабых: ни на Земле, ни здесь, на Харборе.

Харборейский орвис, желтый и пушистый, очень напоминал земного двойника, с которым генетически не имел ничего общего. Орвис точно так же не терпел неволи: срезать его – значило обречь на скорое увядание. Но и под забором стадиона старшей школы Эйрлок-тауна у него не было будущего.

– Жалко. – Алена вздохнула. – Ляжет снег, и конец чуду.

– Корневище перезимует, – возразил Борис.

Со стадиона несся гул: зрители, пришедшие посмотреть матч, не боялись непогоды. Ветер подхватывал их кричалки и разносил по улицам.

– Мы не опоздаем? – спросил Борис.

Алена вздрогнула. Она осознала вдруг, что они минуту назад обсуждали цветок и зиму, спорили о ерунде – как будто все это еще имело значение. Словно скорая катастрофа могла взять и отмениться, а уютный городок с двухэтажными домами, широкими улицами и единственным стадионом – простоять еще многие века.

– Что мы делаем, Боря?! – Алена посмотрела в глаза брату. – И что мы должны делать?! Сейчас, теперь.

– Идем смотреть футбол. – Он не отвел взгляд, но еще больше помрачнел, даже стал как будто ниже ростом. – Твои ученики ждут. Мы ведь обещали.

– Земляне часто не держат слово. – Она неохотно встала.

За толщей облаков над горизонтом Харборы восходили две луны, меньшей из которых, Илвегу, предстояла скорая гибель из-за необратимых процессов в ядре. Часть обломков должна была рухнуть на планету...

Большинство землян, а с ними и многие харборейцы, уже эвакуировались. Но некоторые не хотели бросать дом. Они продолжали жить обычной жизнью: ходили в школу и на работу, играли в футбол.

У входа на стадион стоял полицейский внедорожник: харборейский офицер внимательно наблюдал за двумя землянами. Алена решительно направилась к нему.

– Не надо! – Борис тщетно попытался удержать ее.

– Сэр Гиллиан. – Алена остановилась перед харборейцем. – Почему?! Почему даже вы нам не верите?!

"Земля хочет разграбить недра, а гибель Илвега – только предлог" – так считали очень многие.

Командор Гиллиан Гални, заместитель начальника полиции Эйрлок-тауна, ростом уступал Борису, но отличался от землянина звериной грацией, особой собранностью движений. Во всех харборейцах проступало что-то волчье, а Гиллиан выделялся даже среди них. Он не носил бороды – только черные, с ранней проседью бакенбарды, что придавало его лицу выражение хищное и в то же время, благородное. Когда он приходил в школу с лекциями о законах и правилах – дети слушали его внимательно.

Говорил по-русски Гиллиан разборчиво, почти без акцента, хотя в речи проскакивали английские и харборейские словечки.

– Я верю вам, мисс А-лиен. – Голос у него был с хрипотцой. – Но ученые ...sometimes... преувеличивают угрозу.

Его фуражка с тяжелой медной кокардой лежала на капоте машины. Рядом стоял термос: от кружки в руке командора уютно пахло кофе.

– Но если они правы? – спросила Алена. – Ваши убежища не выдержат!

Гиллиан кивнул с таким видом, будто это его не касалось. Стадион за спиной взревел: началась игра.

– Нужно эвакуировать на границу системы хотя бы детей! – с нажимом сказала Алена. – А если...

– Даже наши дети не настолько наивны, чтобы поверить в это "если", мисс А-лиен. – Гиллиан отхлебнул кофе.

В его словах была доля истины: Харбора часто подвергалась метеоритным атакам и разрушительным ураганам, а кое-где в перспективных колониях не хватало дешевой рабочей силы... Надеяться на то, что Земля запросто вернет Харборе ее детей – даже если планета почти не пострадает – не стоило: чиновники по делам миграции всегда могли сослаться на ураганы и плохой климат.

– Но оставаться здесь слишком опасно! – воскликнула Алена. – Ситуация ухудшается очень быстро. Почему вы не хотите понять? Это...

– Гил понимает, Лена, – перебил Борис. Все это время он неловко топтался рядом: с харборейцем они были приятелями. – Но делает другие выводы. Спорить тут бесполезно... Я тоже могу спросить тебя – разве ты сама ни разу не задумывалась, чтобы остаться здесь, с учениками?

– Если бы детям не грозила опасность, не было бы повода для таких раздумий, – отрезала Алена. – Сэр Гиллиан, у вас ведь есть дочери...

Гиллиан поставил кружку на капот.

– Эй, Джелмерли! – Он окликнул подростка, бегущего ко входу на стадион. – Подойди.

Тот неохотно приблизился:

– Я ничего не натворил!

– Помнишь мисс А-лиен? – Гиллиан указал на Алену. – Она учила тебя земным наречиям, когда ты был младше. А это ее брат Борис, он инженер из... data-center. Они могут взять тебя туда, где ты будешь в безопасности, когда развалится Илвег. И твоих родителей мисс А-лиен тоже может взять с собой. Что скажешь?

Мальчишка нахмурился:

– Мы с папой уже решили: там нам делать нечего. Но мама сказала, все равно надо поблагодарить мисс А-лиен. – Он неуклюже поклонился. – Сэр Гиллиан, я могу идти? Футбол...

Гиллиан кивнул, и мальчишка припустил бегом.

Борис переминался с ноги на ногу. «Нам тоже пора», – читалось на его лице.

– Я не могу принудить других спасаться, отняв их свободу выбора и достоинство, – сказал Гиллиан, взглянув Алене в глаза. – И тем более не могу требовать, чтобы они сами отказались от достоинства. Моя жена предпочла безопасность – и я не осуждаю ее за это; но дочери отказались лететь с ней. Милена и Рейке уже достаточно взрослые и сделали выбор. Если все убегут, планета обречена на запустение. Но мы – харборейцы и гордимся этим.

– Чтобы рассуждать о доме, о выборе и свободе – нужно быть живым, командор, – сказала Алена. – Ничего из этого – не важнее жизни.

Гиллиан покачал головой:

– Если самым главным в жизни становится выживание – такая жизнь ужасна. Она бессмысленна. Иногда приходится начинать все сначала, но сейчас выбор у нас есть: простите, если он кажется вам глупым и эгоистичным.

– Это вы нас простите. – сердито сказала Алена. – Что не смогли переубедить хотя бы ваших детей.

Гиллиан улыбнулся уголками губ:

– Хотите кофе? Отсюда немного видно поле. В машине есть вторая кружка.

Алена отвернулась и пошла прочь: от невыносимо уверенного в своей правоте командора Гиллиана Гални, от упрямого цветка, от стадиона, где харборейские дети проводили, возможно, свой последний в жизни матч и старались играть так хорошо, как никогда раньше.

Ей хотелось плакать от обиды и кричать от ярости. Лететь прочь, удаляясь от Харборы со скоростью света – и остаться. Вопреки здравому смыслу продолжать вести уроки, читать газеты, пить кофе и сладкое местное вино. Гулять вечерами, безразлично поглядывая на небо и доказывая самой себе, что в жизни обычной учительницы с Земли тоже больше смысла и достоинства, нежели страха.

– Его слова тебя задели, – заметил Борис, когда догнал ее.

– Он болван, – гневно выпалила Алена.

– Даже не спорю, сестренка. – Борис остановился. – И не предлагаю попить с ним кофе. Но что насчет футбола? Нас ждут.

Отец бы удивился, подумала Алена. Борис никогда не любил спорт, но сейчас он как будто действительно хотел попасть на этот последний, особенный матч.

– Ты прав, – со вздохом сказала Алена. – Пойдем.

Но посмотреть игру им не удалось: едва они дошли до входа, на поясе Бориса включилась рация. Всем землянам в окрестностях Эйрлок-тауна предписывалось немедленно прибыть в комендатуру или выйти на связь через защищенный канал голографа.

***

Эйрлок-таун строился в первую волну колонизации планеты как городок лесорубов и золотодобытчиков. Сейчас он разросся вширь, но не ввысь; не блестел металлопластиком, предпочитая дерево и камень – в противоположность лежавшему в сорока милях к северу космопорту.

Больше трехсот лет назад Тихоокеанское Содружество взялось осваивать Харбору и завезло на нее по кабальному контракту сто тысяч рабочих из Латинской Америки и других бедных земных регионов. Сперва ее называли «Новым Клондайком», но легкодоступные запасы ценных металлов быстро иссякли, а Земля погрязла во внутренних проблемах – и планету забыли на три века. Выполнять свою часть контракта и возвращать людей обратно Содружество не стало.

Однако колония не погибла.

Люди приспособились и создали общество не худшее, чем то, что бросило их на произвол судьбы. Инженеры сумели передать потомкам большую часть знаний: на Харборе появилось сложное производство, зародилась своя культура. Когда, спустя три столетья, земляне вернулись – с местными пришлось считаться. Харборейцев оказалось больше трехсот тысяч, разбросанных по планете. Они охотно шли на сотрудничество, осваивали новые земные технологии и помогали с возобновлением золотодобычи – но держали дистанцию.

Постепенно земляне привыкали к непростому климату планеты и стоицизму харборейцев, граничащему порой с фатализмом, а харборейцы – к напористости и сложной этике землян. Но тут начался распад ядра Илвега, и все полетело кувырком...

Комендатура землян – сейсмоустойчивая квадратная башня в пять этажей, обшитая бронепластинами, – была самым большим зданием в Эйрлок-тауне.

Большой зал для совещаний к началу собрания оказался заполнен всего на четверть. На востоке Харборы осталась только часть персонала дата-центра и технопарка, администраторы, отвечавшие за эвакуацию, экипажи двух звездолетов, «Ортеги» и «Париса», – и несколько человек, которые, как Алена, решили задержаться.

– Ты давно последний раз видела отца? – спросил Борис. – По настоящему, а не через голограф.

– Сразу после того, как все началось, – сказала Алена. – Он был... недоволен. Но пытаться отослать меня не стал.

Хотя мог: капитан «Ортеги», адмирал Константин Викторович Устимов, мог почти все что угодно. Алена с Борисом родились от разных матерей, оба рано их потеряли и росли по интернатам: адмирал Устимов пропадал в рейсах. Однако за судьбой детей следил, и, когда они выросли – помог с учебой и работой. То, что они все втроем сейчас находились на Харборе, едва ли можно было назвать случайностью, но сентиментальностью адмирал не отличался.

Алена смотрела по сторонам, пытаясь найти кого-нибудь, кто знал бы о причинах собрания – но все точно так же оглядывались друг на друга. Механики в серых комбинезонах подозрительно поглядывали на управленцев в форменных пиджаках, управленцы – на недоумевающих докторов.

Потом в зал зашел комендант Земной Харборы Томас Витенас, сел на свое место рядом с замкоменданта Робертом Норжечем и включил голосвязь. По рядам прокатился шепот: на линии были не только капитаны обоих звездолетов, но и начальник космической научной станции, сейчас выведенной на окраину звездной системы.

– Передаю изображение с нашего телескопа. – Голограмма профессора Трунова слабо мерцала.

Все взгляды обратились к экрану. В черной пустоте космоса белела покрытая плотной атмосферой Харбора; светил отраженным светом второй спутник – Антор. А рядом повисло облако обломков и пыли.

Илвега больше не было.

В зале наступила гробовая тишина.

– ... распад завершился три часа назад, – затрещал голос профессора. – ... сообщена невысокая начальная скорость... ожидаемое время столкновения – сто двенадцать часов... данные уточняются... Масштабы разрушения поверхности.... зависят в том числе от спровоцированной сейсмоактивности Харборы... но согласно модели нельзя исключить... гибели до девяноста процентов биосферы... в первые годы....

– Благодарим вас, профессор. – сказал комендант Витенас. – Вот такие новости, господа.

Профессор Трунов выглядел расстроенным, постоянно покашливал в кулак и поправлял очки – зато Витенас теперь, когда неопределенность кончилась, оказался в своей стихии. Скорбную торжественность на его моложавом лице оттенял только дурацкий ярко-зеленый галстук, который он надел утром, когда собирался присутствовать на футбольном матче.

Алена посмотрела на голограмму отца: адмирал Устимов к началу собрания наверняка уже знал о катастрофе.

– В таких условиях мы сможем безопасно пересечь околопланетное пространство? – обратился к нему Роберт Норжеч, заместитель Витенаса.

– «Ортега» и «Парис» – грузовые транспорты пехоты с третьим уровнем бронезащиты, – ответил адмирал Устимов. – Кроме того, мы можем задействовать замедляющее поле Лобана. Нашим кораблям не страшно ничего, кроме самых крупных обломков, от которых не составит труда уклониться.

– На Харборе вводится чрезвычайное положение, – объявил Витенас. – Действие Конституции приостановлено. С двадцати до шести – комендантский час. Через сутки «Парис» должен покинуть планету. «Ортега» должен последовать за ним не позднее, чем еще через сутки. Всем жителям Эйрлок-тауна, за исключением тех, кто получит иные инструкции, предписывается прибыть на эвакопункты к семи часам по местному времени. С собой можно взять не более пяти килограммов имущества.

Норма была вчетверо меньше, чем предполагалась при обычной, плановой эвакуации. В зале поднялся ропот, но быстро стих.

– Так это все?.. – растеряно спросил пожилой мужчина, один из инженеров дата-центра.

– Не совсем. – Комендант Томас Витенас оглядел собравшихся. – Есть еще один вопрос. Для решения которого мне необходима ваша поддержка.

Когда в зале установилась тишина, Витенас продолжил:

– Видеодоказательства распада Илвега переданы местным властям. С губернатором Химезисом достигнута договоренность о том, что кадры профессора Трунова и его разъяснения покажут в новостях. Населению Харборы также предписано прибыть на эвакопункты... Многие здравомыслящие – придут. Что ж до остальных – как комендант Земной Харборы, я считаю необходимым применить силу. Хотя бы там, до куда можем дотянуться.

– Потом они скажут нам «спасибо», – добавил замкоменданта Норжеч. – Или нет. Но те, кто останется здесь, точно ничего не скажут – мертвецы не разговаривают.

– Может, они хотят попасть в десять процентов выживших, – громко произнес Борис.

– У них это не получится. – Норжеч сердито взглянул на него. – Будут горстки уцелевших дураков, которых все равно придется эвакуировать нашим спасателям – а вы представляете, сколько это будет стоить?

– Они не дураки! – не выдержала Алена. – Идеалисты, фаталисты... но не дураки.

– Ведь мы сами их учили, – заметил пожилой инженер. – И обещали неприкосновенность их общине. Что же, Томас: выходит, это мы – глупцы, да еще жулики?

– Я готов ответить за ошибки перед судом, – мрачно сказал комендант Витенас. – Позже. А сейчас силовой сценарий – единственная возможность спасти тысячи людей.

– Но как вы собираетесь это провернуть? – спросил один из механиков.

– Да, да: как? – зашумели рядом.

Алена оглянулась по сторонам. С недоумением, переходящим в ужас, она переводила взгляд с лица на лицо. На каждом из них читался вопрос – «как?» – и лишь немногие выглядели обескураженными.

Если бы, подумала Алена, Витенас объявил, что решил вообще отказаться от эвакуации местного населения – это тоже не вызывало бы сильного возмущения. К тому, что не застрагивало их непосредственно, люди относились равнодушно.

В последнюю очередь она решилась посмотреть на отца: адмирал Устимов оставался совершенно спокоен.

– На «Ортеге» есть запасы усыпляющего газа и пневмопатроны с парализатором, – сказал он. – Обычно этот арсенал используется для борьбы с агрессивной фауной: наши матросы обучены с ним обращаться. Возможность провести силовую операцию, если поступит такой приказ – есть.

– Проще говоря, – сказал Витенас, – мы сможем усыпить тех, кто откажется покидать планету, и погрузить их на «Ортегу».

– Но медицинские последствия применения подобных препаратов... – Начальник медслужбы Эйрлок-Тауна, доктор Эрлих, вскочил с места.

-... гораздо менее фатальны, чем последствия планетарной катастрофы, – перебил его замкоменданта Норжеч. – Вы можете с этим поспорить?

– Да! Пренебрежение правами граждан тоже имеет последствия, отдаленные, но не менее угрожающие. – Эрлих сел, яростно сверкая глазами через стекла очков.

– Доктор прав в том, что возможны жертвы, – мрачно сказал Витенас. – Сейчас для нас нет хорошего пути: лишь лучший из худших.

– И причина этому – не стихия, а упрямство харборейцев и прекраснодушие некоторых колонистов! – снова вклинился Норжеч. – Земля одобрит наше решение.

– Прекрати, Роберт, – комендант Витенас поморщился. – Сейчас не время грызться между собой.

Алена посмотрела на коменданта. В отличие от Норжеча, он не упивался бескомпромиссностью плана. Но говорил убедительно.

– Задача перед нами непростая, – продолжал Витенас. – Если пострадавшим от парализатора потребуется существенный медицинский уход – последствия коснутся каждого... Поэтому окончательное решение еще не принято. Ради него я созвал это собрание. Но прежде, чем высказать свое мнение, я попрошу вас еще раз взглянуть на это. – Он вновь включил экран.

Кадры планетарной катастрофы сменяли один другой; а затем вдруг пошла трансляция со стадиона. Под начинающимся снегопадом подростки и юноши гоняли мяч. Старшеклассники побеждали выпускников – на табло горел счет 3:2. Оператор выхватывал крупным планом раскрасневшиеся лица игроков, довольных зрителей на трибунах.

– Какая примитивная манипуляция, – пробормотал Борис.

– Я должен напомнить вам: едва ли не на половине планет земного круга падает рождаемость, зато стадионов в избытке, – сказал Витенас. – Итак. Кто готов поддержать принудительную эвакуацию Эйрлок-тауна?

Словно в замедленной съемке, Алена смотрела, как вокруг поднимаются руки. Воздержавшихся почти не было.

***

Снегопад в Эйрлок-тауне по прогнозу должен был продлиться всю ночь. Коллега Бориса подвез их с Аленой до квартала у школы. Раньше дом занимали четверо учителей, но теперь Алена жила одна – поэтому Борис не поехал в общежитие, а занял свободную комнату.

Алена села в кресло у визора. Она смотрела в мертвую черноту монитора – и видела приближающиеся из этой черноты обломки; их движение продолжалось даже в темноте под закрытыми веками. Но включить местные новости или встать, чтобы собрать вещи, она никак не могла себя заставить.

Борис на кухне колдовал над кофемашиной.

– Ты меня удивила. – Он поставил перед Аленой дымящуюся кружку и сел напротив.

– Чем? – Алена неохотно открыла глаза.

– Я думал, что ты поддержишь коменданта Витенаса. – сказал Борис. – Что-то в словах Гиллиана тебя переубедило?

– Не знаю. – Она помолчала. – Я хочу, чтобы все выжили. Особенно дети. Но все это... очень мерзко, Боря. Мы отнимаем у людей достоинство. А что можем дать взамен – новенький стадион где-нибудь на Ардонисе?! Который снова сможем забрать «во благо», но вопреки их воле, если посчитаем нужным. Я – землянка, и тоже хочу гордиться тем, что я землянка. Согласились бы мы сами, чтобы нас вот так спасали?

– Сомнительно, – сказал Борис.

– Просто сейчас нам все равно. Это не нашу землю обрекают на запустение, это не нашу свободу попирают – ведь мы свой выбор сделали сами. Благоразумный выбор цивилизации, которую научно-техническое превосходство обязывает к мессианству и жестокости.

– Такой выбор позволяет многим чувствовать себя лучше. – Борис откинулся в кресле. – Смирение с судьбой редко когда на протяжении истории считалось большой добродетелью: иначе, спустившись с дерева, человечество бы далеко от него не ушло. А Витенас и Норжеч – политики. Им по натуре смирение чуждо.

– Папа мог бы поспорить с Витенасом. Но не стал: ему тоже все равно.

– Возможно. – Борис пожал плечами. – Выходит, я и впрямь плохо знаю тебя, сестренка. Гилу стоило бы стать не копом, а философом. Или учителем, как тебе...

– А его ты знаешь хорошо? – Алена отхлебнула чуть теплый кофе. Борис положил вдвое меньше сахара, чем она привыкла, оттого вкус казался горьким.

– Не слишком. – Борис предпочел не заметить иронии. – Гил переехал в Эйрлок-таун подростком по программе трудоустройства сирот. Однажды после урагана на его поселок сошел оползень. Убежище осыпалось. Гиллиана достали через трое суток: больше никто не выжил.

– И все равно он?!.. – пораженная Алена посмотрела на брата.

– Наверняка он боится повторения пережитого, – мрачно сказал Борис. – При мне он ни разу не спускался в убежище при метеоритной тревоге... И не спустится, когда развалится Илвег. Но Гил действует так, как велит ему совесть, а не страх. Он тоже считает, что поступает благоразумно.

– А как считаешь ты? – преодолев неловкость, спросила Алена.

Борис молчал, хмуро глядя мимо нее.

– Иногда среди плохих путей нет лучшего, – сказал он тихо, будто с усилием выталкивая непослушные слова. – А если нет разницы – мы должны подчиняться приказам: иначе будет неразбериха. Я доверяю отцу. Раз он не стал спорить с Витенасом – то и я не стану. Можешь считать, что мне тоже все равно.

Алена накрыла его ладонь своей.

– Ты прав, что мы плохо знаем друг друга, тех, кем мы стали, Боря, – сказала она. – Но я никогда не говорила, и не хочу сказать ничего такого.

– Уже сказала – об отце. – Он взглянул на нее исподлобья.

Алена щелкнула кнопкой пульта, не ради новостей – просто, чтобы прервать разговор. Но на экране плыли только адреса городских пунктов эвакуации под монотонный дубляж диктора.

– Ты не знала? Меня предупредили на закрытой частоте, – смущено сказал Борис. – Все частное вещание заглушено, внутренняя городская связь отключена. Так распорядился Витенас... Чтобы не распространялись слухи. В эфир выходит только штаб. На улицах патрули.

– Слухи, значит. – Алена выключила экран.

– Слухи.

Борис забрал чашки и вылил недопитый кофе в раковину.

***

В полночь Алена распахнула окно и спрыгнула во двор. В соседней комнате спал Борис: шум в коридоре мог бы разбудить его.

Холодный снег с дождем на миг отрезвил ее – но через минуту к ней вновь вернулась решимость.

Алена не могла решить, чего именно больше хочет добиться: капитуляции харборейцев перед готовностью землян применить силу - или же сопротивления, которое сделает принуждение опасным. Но молчаливое согласие с происходящим стало для нее невыносимым. Она хотела предупредить полицию, губернатора, любого, кто встретится на пути...

Здание правительства наверняка охранялось, поэтому Алена посмотрела в школьном журнале адрес младшей дочки командора Гиллиана Гални и направилась к нему домой.

Из-за комендантского часа и непогоды улицы ночного Эйрлок-тауна были пусты. Ветер подталкивал ее в спину. Алена не слышала собственных шагов за шумом бежавшей по земле воды: снег, ложась на тротуар, сразу таял.

Она преподавала маленьким харборейцам не просто языки планет земного круга – но сами основы земной культуры; и сквозь то, какой человечество хотело представить эту культуру, неизбежно проступало ее настоящее, неприукрашенное лицо. Теремок рушился, не способный вместить всех, а Колобок раз за разом отправлялся в путешествие, чтобы бесславно окончить его в пасти у лисицы...

Алена услышала шум мотора, когда уже стало слишком поздно.

По глазам резанул луч фонарика.

– Стоять! – Матрос-космофлотец заступил ей дорогу. Черный дождевик делал его похожим на зловещего рыцаря. – Пропуск?

Бежать было бесполезно, как и придумывать отговорки.

– На что вы надеялись, мисс? И ради чего? – Матрос равнодушно посмотрел на нее из-под капюшона. – Я вынужден задержать вас за нарушение комендантского часа...

***

Ее отвезли на единственную в Эйрлок-тауне «земную» гауптвахту, занимавшую половину харборейского изолятора.

В камеру, рассчитанную на двух человек, поместили восьмерых: кто-то попался случайно, забыв пропуск, кому-то, как Алене, не сиделось на месте.

– Лена, вы совсем промокли! – сокрушенно вздохнул доктор Эрлих, протягивая ей свою куртку. Он, как старший, устроился на одной из двух коек. Его очки сидели криво из-за погнутой дужки; левое стекло треснуло. – Боюсь, горячего чая мы сегодня не дождемся...

– Почему вы здесь, доктор? – спросила Алена. – У вас ведь... – Она смущено замолчала.

– Карьера, семья, два инфаркта? – Он усмехнулся. – Ну, а вы почему здесь?

– Возможно, ради себя, – сказала Алена.

– Это хорошо, что вы так говорите. Только мерзавцы постоянно оправдывают свои поступки благом для других людей... – Доктор Эрлих снял разбитые очки и посмотрел на нее в упор, слеповато щурясь. – Вот что я думаю, Лена. Черта, которую нельзя переступать, за которой происходит распад личности – есть у каждого. Я рад, что не переступил свою; но, должен вам признаться, рад и тому, что меня поймали. Потому что не знаю, как лучше... Теперь же я сделал все, что мог, и чувствую облегчение. Это немного лицемерная позиция: но сегодня я буду спать крепко. Вы сумели не перейти черту и отстоять себя, Лена – значит, день прошел не зря. А завтра все закончится. – Он улыбнулся. – Постарайтесь отдохнуть.

– Конечно, доктор. – Алена через силу заставила себя улыбнуться в ответ. Попыталась вернуть Эрлиху куртку, но тот отмахнулся:

– Что вы, здесь и так жарковато... Воздуха мало, людей много. – Он подергал и без того ослабленный галстук. – То ли еще будет на корабле! Я ведь, Лена, прилетел сюда с первой экспедицией: Костя тогда высадил нас здесь и улетел, а мы – остались... Ложитесь тоже.

Он подвинулся к краю койки, жестом приглашая Алену занять освободившееся место.

– Спасибо, доктор, не надо: я сейчас вряд ли усну. – Она присела с краю. Ей было неловко и немного стыдно. Никакого облегчения она не чувствовала: только досаду и опустошенность.

– Ну, как знаете! – Доктор Эрлих отвернулся лицом к стене. – А я, пожалуй, посплю.

– Спокойной ночи, – прошептала Алена, вздрогнув. Только сейчас она поняла, какая в камере стояла тишина. Люди сидели на второй койке, на сброшенном на пол матрасе и смотрели на них с доктором. С некоторыми Аллена была знакома, других – почти не знала.

– Не ожидал, что дочка самого адмирала Устимова будет куковать тут с нами, – сказал Володя Дубов, отличный инженер-связист и неисправимый пьяница, частенько попадавший на «губу» и раньше. – Ох, и влетит тебе от Дядь Кости!

– Тебе-то точно влетит, революционер! – Бородатый парень в грязной спецовке толкнул его в бок.

– Тише вы! – цыкнули на них из угла. – Дайте поспать.

В камере приглушили освещение.

Алена устроилась поудобнее и стала смотреть в маленькое окно под потолком. Возможно, подумала она, кто-нибудь уже сообщил обо всем отцу: но адмирал Устимов – что бы ни думал о нем инженер Дубов – не делал из правил исключений. Это была одна из тех черт характера, которую Алена любила в нем.

Снег за окном все падал.

Понемногу ей удалось задремать.

Среди ночи сильный толчок вдруг сбросил ее на пол. Задребезжало стекло, где-то рядом загромыхало.

Люди повскакали с мест:

– Началось?!

– Включите свет!

Через минуту в камеру заглянул часовой:

– Не шумите! Угрозы нет: вроде как метеорит взорвался над городом.

Вслушиваясь в неровное дыхание доктора Эрлиха, который так и не проснулся, Алена снова провалилась в полудрему.

***

Следующий раз она открыла глаза, когда из коридора послышались голоса.

На пороге камеры появился замкоменданта Роберт Норжеч. Его лицо, заросшее щетиной, было перекошено от ярости.

– Обстоятельства изменились, – рявкнул он. – Мы с вами еще поговорим, а сейчас выметайтесь. Снаружи ждет транспорт до космопорта.

Никто не двинулся с места.

– Что случилось? – спросил Дубов.

– Операция принуждения к благоразумию отменена: «Ортега» никуда не полетит, – процедил Норжеч. – После метеоритной атаки на нем вышла из строя рулевая система.

Дубов выругался.

– Есть жертвы? – спросила Алена.

– Кроме «Ортеги», пострадала пара пустых домов, – отмахнулся Норжеч. – Как подобное произошло на звездолете с третьим уровнем защиты – об этом мы с твоим отцом еще поговорим. Но сперва уберемся с планеты. На «Парисе» места впритык: придется бросить всё. И всех идиотов, которые хотят остаться. Остальные – на выход!

– Охрипнешь, если так орать будешь, – зло бросил ему Дубов, но встал.

За ним поднялись и другие. Все, кроме доктора Эрлиха: тот продолжал лежать, уткнувшись лицом в стену.

– Доктор?.. – растеряно окликнул Норжеч. – Доктор Эрлих! Эмиль! – повторил он.

Эрлих не пошевелился.

Алена осторожно взяла его руку. Ладонь была холодной.

– Позовите врача! – выкрикнул Норжеч в коридор.

Дубов, подойдя, отодвинул Алену в сторону и перевернул старика. Посмотрел в застывшее лицо.

– Он уже пару часов, как умер. – Дубов ладонью закрыл Эрлиху глаза и обернулся к Норжечу. – Об этом мы тоже поговорим, да, командир?

Норжеч, тяжело дыша, смотрел на тело.

– Уходите, все, – наконец, сказал он. – Вас ждет транспорт. О докторе позаботятся...

Люди побрели к выходу. Алена пересела на освободившуюся койку.

– Как сотрудник харборейского управления образования – я требую передать меня под юрисдикцию местных властей, – сказала она. – На трюм «Париса» не претендую.

Норжеч опешил.

– Не шути, девочка. У нас нет времени на такие... капризы, – сказал он.

– Я требую передать меня полиции Эйрлок-тауна, – повторила Алена. – У меня есть харборейское гражданство.

Норжеч захлопнул дверь с такой силой, что снова задребезжало забранное решеткой стекло.

Через час пришли сотрудники медслужбы и забрали тело. Следом за ними появился харборейский командор.

– Мисс А-лиен, сейчас вы в расстроенных чувствах, – начал Гиллиан Гални издалека. – Но ваша семья, товарищи... Разве вы не должны быть с ними? Харбора для вас – чужая планета. Ваш брат...

– Решает сам за себя, – перебила его Алена. – Я остаюсь землянкой, и по прежнему не считаю вас, упрямца, во всем правым, но... Вчера во мне что-то сломалось. Мне тоже дорога Харбора. Была – чужая, стала – своя. Борис поймет.

Гиллиан вздохнул.

– Что вынудило вас нарушить комендантский час? – После паузы спросил он. – Куда вы шли среди ночи? Вам нужно дать убедительные объяснения... Без этого – я не имею права вас отпустить.

– Я не могу сказать. – Ей не хотелось врать. – Не сейчас. Потом, когда «Парис» улетит – я все расскажу, обещаю вам. Но не сейчас.

Возможно, командор и так знал о сорвавшихся планах Витенаса, но если нет – лучше ему было до поры не знать.

Теперь, когда все было решено, напряжение отступило, и силы разом куда-то делись: ее бил озноб, на глазах выступили слезы.

Гиллиан подошел и крепко обнял ее; она уткнулась лицом в его плечо.

– Простите, – сказала она дрогнувшим голосом. – Я правда не могу... Простите.

– Вы мужественный человек, – тихо сказал Гиллиан. – Харбора защитит вас. Старт «Париса» назначен через шесть часов: после этого я вернусь за вами.

Он выложил из кармана пальто маленький термос и сверток с чем-то съестным.

– Я прикажу, чтобы чуть позже вам принесли настоящий обед. И чего-нибудь почитать, чтобы не было скучно, – добавил он извиняющимся тоном. – До вечера, мисс А-лиен.

Не найдя в себе сил даже на благодарность, Алена кивнула в ответ.

***

Командор не соврал: вскоре полицейский принес разогретый паек, плед и кипу старых газет.

Алена заставила себя поесть и растянулась на койке, укрывшись пледом с головой. Вскоре ее сморил сон – недолгий, но крепкий. Проснувшись, она принялась за газеты и оставленный Гиллианом кофе с печеньем.

Харборейский кофе горчил и пах орехами. Передовицы в своей сути мало отличались от земных: жители Эйрлок-тауна обсуждали светские сплетни и киноновинки, следили за ремонтом городских тротуаров и беспокоились за птиц, угнездившихся близ дата-центра...

Алена не торопясь перелистывала страницы. Ей было грустно от того, что эта обыденная жизнь разрушена – но и тепло от чувства, что она, Алена Устимова, успела побыть частицей Эйрлок-тауна.

Она дочитывала третью газету, когда лязгнул замок.

– «Парис» покинул пределы атмосферы, – сказал Гиллиан и улыбнулся. – All right. Идемте, мисс А-лиен: вас ждут.

– Кто? – спросила Алена, но харбореец только улыбался. Никогда за последние месяцы Алена не видела у него такой улыбки, искренней и спокойной.

В просторном холле сидел Борис. Рядом изучал стенд со старыми объявлениями адмирал Устимов.

Алена на миг потеряла дар речи.

– Папа?! Боря? Вы что здесь делаете?

– На этот счет возможны разные точки зрения. – Адмирал Устимов обернулся к дочери. – Или предаем Землю, или спасаем. История рассудит. Привет, Лена.

– Вообще-то, мы приехали за тобой, – Борис поднялся с дивана. – Или ты хочешь снова ночевать в камере?

Адмирал Устимов молчал о происшествии с рулевой системой «Ортеги», но всякому, хорошо знакомому с кораблем, было очевидно – метеорит ни при чем.

Звездолет остался на планете. Благодаря бронированному корпусу, полю Лобана и трюмам, приспособленным для перевозки космопехоты, он мог служить тысячам людей убежищем гораздо лучшим, чем неглубокие противоураганные бункеры харборейцев. С «Ортегой» остались сотни единиц тяжелой техники и уникального оборудования, запасы пайков и лекарств – все, что не смог вывезти перегруженный «Парис». Около трети матросов вызвались добровольцами и теперь готовили звездолет к приему людей или помогали с консервацией важных объектов в городе.

Это была надежда.

Не просто на выживание, но на восстановление нормальной жизни – и ее подарил Эйрлок-тауну адмирал Устимов.

– Ты смотришь на него, будто он сверхчеловек из комиксов, – сказал Алене Борис за завтраком в столовой «Ортеги», когда адмирал, рассеяно поздоровавшись и ухватив со стола бутерброд, ушел на командую палубу. – Но ведь он обычный: не высыпается, беспокоится, устает...

– Вряд ли он относит те качества, которые ты перечислил, к своим достоинствам, – со смешком возразила Алена. Она по-прежнему не чувствовала близости с отцом, но сейчас искренне восхищалась им. Немногословный, почти незаметный адмирал был тем героем, на месте которого никто не захотел бы оказаться.

***

До столкновения с обломками оставалось чуть больше суток.

Пока на «Ортеге» заканчивали приготовления, на кладбище Эйрлок-тауна хоронили Эмиля Эрлиха с помпезной неспешностью: повязывали черные и белые шелковые ленты, произносили длинные речи. В зале прощания собралось больше ста землян и харборейцев. Алена стояла в задних рядах вместе с Борисом и Гиллианом: она не могла не прийти, но не знала, что сказать.

На похоронах присутствовал и харборейский губернатор Леон Химезис, и комендант Земной Харборы Томас Витенас – после неудачи с эвакуаций он остался на планете спасать карьеру, сменив риторику и галстук на более подходящие к случаю.

– Любая смерть – трагедия, – сказал Витенас, встав у микрофона. – Но кончина доктора Эрлиха не была напрасна: она позволила нам осознать ошибки. Не будем предаваться ложному оптимизму: опасность велика... Но стойкость Харборы послужит примером другим планетам, которые могут пострадать от беспринципных дельцов или паникеров. Каким бы ни был итог, наш выбор служит лучшему будущему!

– Ваш комендант красиво говорит, – шепнул Гиллиан.

– Такая у него работа – говорить то, что людям хочется услышать, – сказал Борис. – Томас – опытный политик.

Гиллиан кивнул. Его лицо за последние дни приобрело сероватый оттенок; отросшие бакенбарды топорщились на щеках. С того часа, как остатки городского совета и начальник полиции эвакуировались на «Парисе», у него на порядок прибавилось работы.

Когда вышли из поминального зала на пронизывающий осенний ветер, Алена вздохнула свободнее.

До космопорта доехали вместе, но у посадочной площадки Борис попрощался:

– Я в дата-центр. Там какая-то проблема с охладителем.

– Я с тобой: нужно убедить уехать оставшийся персонал, – со вздохом сказал Гиллиан. – Мисс А-лиен, у меня к вам просьба.

– Если это в моих силах.

– Пожалуйста, возьмите мою машину и покатайте Милену и Рейке по Эйрлок-тауну, – смущено сказал Гиллиан. – Чтобы они его запомнили таким, какой он сейчас. Я хотел бы сделать это сам, но, кажется, не успею. Они вас знают: с вами им будет не страшно.

– Обещаю, – сказала Алена.

Харбореец отблагодарил ее коротким рукопожатием, и она вдруг почувствовала, насколько он устал; насколько измотан Борис, засыпающий на ходу.

– Будьте осторожны, – терзаясь недобрым предчувствием, сказала Алена. – Не опоздайте. Отец к десяти часам должен загерметизировать «Ортегу».

– О таком захочешь – не забудешь, сестрёнка. Не беспокойся... – Борис, зевнув, вразвалку пошел в сторону аэробуса, около которого уже ждал пилот.

***

Два часа Алена колесила на полицейской машине по обезлюдевшему Эйрлок-тауну. Взгляд выхватывал: детали. Погнутый фонарный столб – что здесь случилось, авария? – и обрывок афиши на заборе. Заброшенный дом с проросшим на карнизе деревцем. В Эйрлок-тауне не было туристических достопримечательностей: только своя маленькая история, которой предстояло исчезнуть...

– Города на другие планетах правда очень большие? – спросила Рейке, старшая. – Мама обещала прислать открытку. Но не прислала.

– Наверное, еще не выбрала самую красивую, – нашлась Алена. – Жалко, что ваш папа не смог поехать сейчас с нами. Он бы рассказал что-нибудь интересное.

Тихо гудел мотор.

– Папа сказал, ты добрая и сильная, – заявила вдруг Рейке. – Ты ему нравишься.

– Добрых людей много, – пробормотала Алена, покраснев. – Только некоторые, когда напуганы, становятся злыми и слабыми... Но со страхом тоже можно бороться. Как с непогодой.

Младшая дочка Гиллиана, Милена, с любопытством смотрела в окно. У стадиона из-под снежной каши тянулся к свету ярко-желтый орвис.

Вернувшись на Ортегу, Алена зашла на командную палубу.

– Есть новости от Бориса? – спросила она, найдя отца, в одиночестве сидящим в капитанском кресле.

– Ущерб от ночного камнепада казался больше, чем мы предполагали, – невесело сказал адмирал Устимов. – Повреждено резервное хранилище данных. Боря сейчас передает архивы на станцию Трунова, но трансляция прерывается из-за перегрева серверов: камни пробили систему охлаждения и почти весь хладогент вытек до того, как ее залатали. Поэтому они с командором Гални додумались до того, что льют в трубы воду: сделали там какой-то радиатор.... Технология будущего в действии!

– Все будет хорошо, – сказала Алена, пытаясь убедить больше себя, чем отца.

– А у тебя как дела? – Адмирал устало потер глаза.

– Мне легче, чем многим, – сказала Алена. На "Ортеге" она по-прежнему присматривала за детьми, пока взрослые налаживали быт: давала задания, рассказывала сказки, играла. Это не слишком отличалось от ее обычной работы.

– Хорошо, что нет паники, – сказал адмирал Устимов. – Тут и твоя заслуга тоже.

Алена помотала головой:

– В основном, командора Гални. Папа, «Ортега» действительно способен это пережить?

– Да, – твердо сказал адмирал Устимов. – Иначе бы меня здесь не было.

Он действительно любил «Ортегу», любил космос, и можно было только догадываться, что для него значило пригвоздить звездолет к земле.

– Спасибо тебе. – Алена опустила взгляд. – Ну, я пойду...

По дороге к жилой палубе она столкнулась с комендантом Витенасом.

– Алена Константиновна. – Комендант приветствовал ее кивком. – Вы действительно считаете, что все вот это – к лучшему?

Она пожала плечами:

– Время покажет. А история - рассудит...

***

Аэробус прибыл на космодром к половине десятого. Пилот прямо с полосы завел машину во внутренний ангар «Ортеги». Когда подняли рампу и закрыли шлюз, Алена, слушавшая через микронаушник служебную частоту, выдохнула с облегчением. Как будто уже ничего не могло пойти не так...

Но где-то на грани слышимости Борис площадной бранью крыл пилота, кто-то куда-то бежал – и это означало беду.

Оставив детей на помощницу, Алена бросилась на командную палубу:

– Что происходит?

– Сейчас узнаем, – мрачно ответил Дубов, дежуривший у коммутатора. – Последняя передача данных на орбиту прошла минуту назад. А аэробус тут. Или они починили сервера, или...

Он не закончил.

Краем глаза Алена видела, как подошел отец.

Через минуту появился Борис: шатающийся, будто пьяный, и со следами запекшейся крови в волосах.

– Докладывай. – Адмирал Устимов указал на свободное кресло. Борис остался стоять.

– Мы не успели, – хрипло сказал он. – Но чтобы подливать воду и переключать тумблер, достаточно одного человека. Я приказал начать эвакуацию. Персонал поднялся на борт, а я вернулся в здание. Но получил по затылку. И, кажется, лошадиную дозу морфина. Меня, якобы раненного, как мешок погрузили в аэробус: я очнулся уже на земле... Что с серверами?

– Профессор Трунов только что подтвердил завершение передачи, – сказал адмирал. – Почему ты не доложил о задержке?

– Ты бы приказал бросить сервера. А я бы не подчинился, – без обиняков признался Борис.

– Тогда почему тебя возмущает, что кто-то не подчинился тебе? – Адмирал повернулся к Дубову. – Володя, вызови дата-центр через резервную голосвязь. Раз командор Гални смог разобраться с серверами, то и с приемником справится.

Алену трясло. Происходящее было невыносимо неправильно... Просто – неправильно.

– Аэробус приземлился? – спросил с экрана Гиллиан.

– Значит, «не можешь отнять достоинство и право решать свою судьбу»!? – Борис рванулся к экрану. – Гил, сукин сын! Сохранить базу данных – моя работа...

– Прости, друг, – сказал Гиллиан со странной, немного растерянной улыбкой: как у спортсмена, проигравшего матч, но вынужденного сохранять лицо. – Но ты землянин: ты понимаешь. Вы учитесь у нас, мы – у вас... Харбора и так в долгу у твоего отца.

– Я разобью тебе лицо при следующей встрече, – пообещал Борис. – Есть еще четверть часа. Спускайся под землю, в лабораторию на нижнем этаже. Она хорошо укреплена.

При упоминании подземелий Гиллиана перекосило.

– Попроси сестру сказать Милене и Рейке, чтобы хорошо учились, – сказал он. – Я их люблю.

– Гиллиан!!! – рявкнул Борис.

Адмирал Устимов жестом приказал ему замолчать и сам встал к головизору:

– Командор Гални, я благодарен вам, – негромко сказал адмирал. – Как офицер космофлота Земли. И как отец. Но раз вы сделали выбор, как землянин – так и поступайте дальше, как поступил бы землянин: боритесь за свою жизнь так же, как боролись за чужую!

Гиллиан вздрогнул, оглянулся на что-то. Он колебался.

Алена встала рядом с отцом:

– Гиллиан, вы слышите? Спускайтесь вниз! Милена и Рейке ждут... И я тоже. Я ведь до сих пор даже отблагодарила вас за кофе. Нам еще восстанавливать тут все... Гил, пожалуйста! – воскликнула она в отчаянии.

– Мисс А-лиен... слышу вас... я... – Монитор последний раз показал его лицо, искаженное внутренней борьбой – и связь прервалась.

– Станция тоже замолчала, – сказал через минуту Дубов. – Обломки Илвега недавно достигли звезды: Трунов ожидал мощной вспышки... Вероятно, связи не будет, пока не окажемся на теневой стороне.

Взвыла сирена системы оповещения:

«Тревога! Экипажу проследовать на места! Пассажирам занять койки, использовать аварийные ремни!»

– Десять минут до первого удара. – Адмирал Устимов взял передатчик, подключенный к кабельной внутренней сети. – Рубка, внимание! Говорит капитан. Начинаю обратный отсчет для активации поля Лобана. Десять, девять, восемь...

***

Катастрофа началась и закончилась за четыре часа.

Пока включенное в условиях гравитации поле Лобана крушило пространство на две мили вокруг, на борту «Ортеги» ощущалась только слабая вибрация; но потом крупные обломки достигли поверхности планеты.

Первое попадание и последовавшие за ним толчки оказались не слишком заметны; однако второй удар был страшен – все дрожало и гремело, звездолет ходил ходуном и, несмотря на работу стабилизаторов, получил из-за оседания почвы крен в двадцать градусов.

Но постепенно все стихло.

– Связи с внешним миром пока нет: из-за электромагнитных возмущений, пылевых бурь и грозы мы как слепые щенки, – объявил комендант Витенас. – По данным сейсмомониторинга, извержения спящих вулканов Восточной гряды не произошло. Расслабляться рано, однако можно надеяться, что мы избежали худшего.

Люди встретили его предположение недоверчивым молчанием.

Немногочисленных раненых с ушибами и переломами отвели в лазарет, где заправлял угрюмый Борис с забинтованной головой.

Оставалось только ждать...

Закончив помогать с перевязками в лазарете, Алена прошлась по палубам. Она искала, не требуется ли еще кому-нибудь ее помощь – но на корабле, где каждый старался занять себя хоть чем-нибудь, свободных рук и так был избыток.

К себе возвращаться не хотелось.

Не хотелось думать о том, сколько людей погибло снаружи, и сколько из них в последние секунды пожалели о сделанном выборе... Бессмысленно было сочувствовать их запоздалым сомнениям: многие из сотен тысяч беженцев, которые, подобно жене командора Гални, выживали на пособие и не имели даже возможности отправить открытку детям, наверняка тоже о чем-нибудь сожалели.

Устав бродить по накренившимся палубам, Алена зашла в пустую каюту отца и легла на застеленную кровать, бессмысленно глядя в потолок. Если существовал в мире человек, равно последовательный в словах и в делах – его звали Константин Устимов.

***

Ее привел в чувство треск в микронаушнике.

– Есть сигнал! Норжеч и Трунов в эфире.

Алена бросилась на пункт связи.

– «Парис» вызывает «Ортегу»...вызывает... как слышите, прием? – хрипел динамик голосом Роберта Норжеча.

– Прием, «Ортега» в порядке, что на поверхности, прием! – Адмирал Устимов застыл перед пультом.

– Прием, Костя, на поверхности есть выжившие, прием! – Голос Норжеча пробивался сквозь помехи. – Засек поблизости от вас два... уже три активных радиомаяка, мешает гроза, ионизация атмосферы, прием. Но погода налаживается, видим участки поверхности. Передаю координаты, прием!

Адмирал Устимов обернулся к собравшимся вокруг людям:

– Все слышали? Готовим технику, и как только погода позволит – начинаем спасательную операцию! Это еще ничего не значит, – добавил он тише. – Кроме надежды.

«Надежда – не так уж мало», – подумала Алена по пути в лазарет.

– Как думаешь, многим удалось уцелеть? – Борис, нервно расхаживающий между коек, уже знал новости.

– Отец прав, – сказала Алена, – пока это лишь надежда: найти выживших, восстановить колонию в будущем. Но по данным с «Париса» окрестности дата-центра мало пострадали. Если Гил решился спуститься вниз... – Она суеверно не закончила фразу.

– Иногда нет правильного или неправильного выбора: есть просто – выбор. – Борис снова зашагал от стены к стене. – Я все понимаю... Но все равно злюсь.

– Мы злимся – это значит, мы живы, – сказала Алена

.

Попрощавшись в братом, она спустилась в бывший тренажерный зал. Сейчас его приспособили под игровую комнату.

Дети сидели полукругом около Галины Эрлих, вдовы доктора. Рейке дремала, положив голову сестре на колени. Они еще не знали, что сделал их отец: хотя бы поэтому командору Гални стоило найтись живым и как можно скорее.

– Мне дед говорил, что на Илвеге и Анторе живут великаны, – рассказывал остальным курносый парнишка. – Когда они ссорятся друг с другом, то кидаются камнями, а если промахиваются, то камни сыплются на людей. Но теперь, когда Илвег развалился – что случилось с великанами? Они тоже все попадали и разбились?

– Они еще раньше построили большой звездолет, – серьезно ответила Галина. – И улетели на нем далеко-далеко. Великаны на Анторе будут скучать...

– Но потом звездолет прилетит обратно, – сказала вдруг Рейке, открыв глаза. – Тетя Галя, если рассказываешь сказку, то придумай ей хороший конец. В сказках так можно.

– Но звездолеты правда могут летать туда-сюда, – Алена села рядом.

– А хороший конец – это какой? – спросила Милена. – Для кого он должен быть хорошим, если сразу для всех не получается?

– Этого, милая, никто не знает, – тихо ответила Галина, погладив ее по черным, как у командора Гални, волосам. – Ни люди, ни великаны. В том-то и беда...

***

«Ортега» стоял с креном на левый борт и корму. Когда открыли носовой шлюз, сквозь очки защитного костюма Алена увидела низкое, черно-фиолетовое небо Харборы, цеплявшееся за вершины Восточной гряды. Лесные пожары ослабли, притушенные мощными снегопадами, дым почти развеялся, и в разрыве облаков сверкали звезды.

Другие работы:
+6
00:14
644
23:36
Хорошо написано. Прочитала с удовольствием. Удачи в конкурсе.
09:42
Мне понравилось.
18:20
-1
Весьма аллегорично, в наше-то время) Сильная работа! Лойс, однозначно!
15:41
«Далекая радуга». Еще один вариант. Плюс блуждающий киносюжет о спасении аборигенов, которые не очень хотят спасаться. Фантастика есть, фантазии нет. Хотя лексически неплохо
Почитал в 2023-м… понравилось. Ни у кого нет права решать за тебя- как тебе жить… это и есть свобода. Все остальное- следствия наличия/отсутствия свободы… в том числе и выбор. Спасибо за хорошие эмоции!!!
Загрузка...
Анна Неделина №3

Достойные внимания