Девятый этаж

Марат работал курьером. Но он доставлял не еду или почтовые посылки, а штрафные квитанции. Поэтому большинство адресатов презирали его и встречали на пороге с сердитым лицом. А иногда и вовсе не стеснялись грубить в открытую.

Он не обижался. Разве что, изредка на него находило досадное чувство несправедливости, и просыпалось желание поскорее объяснить совершенно незнакомым людям, что эта работа временная и скоро всё изменится. Что он не такой пропащий. Но он молчал и спешил к выходу, краснея от стыда.

А всё потому, что Марат ненавидел и свою работу и себя самого. в первую очередь, за витание в облаках и мечтательность. За страх перед женщинами и завтрашним днём. За слабость и склонность жалеть судьбу, и за то, что за неполные тридцать два года он так и не научился жить как следует. Хотя у него для этого имелись все возможности.

В отличие от многих своих знакомых и друзей он рос в полной семье. Его родители не были пьяницами. Никто из них не сидел в тюрьме. Отец - внимательный, ответственный и справедливый, не колотил жену и детей, как это случалось у соседей. Мать была самодостаточна и заботлива, но не прикованной к кухонной плите патриархальной цепью.

В детстве Марат ни в чём не знал особой нужды. У него было всё необходимое и ничего лишнего. А в юности он имел хороших друзей и подруг, и подавал большие надежды. Но потом что-то надломилось, и он сам не смог бы ответить, как и когда это произошло. Просто однажды пришла невыразимая печаль, да так и прилипла к нему намертво, с каждым годом всё сильнее отравляя жизнь. Чем старше он становился, тем чаще возвращался мыслями в прошлое, в надежде отыскать причины ее и вспомнить день, когда она его настигла.

Вот и сейчас, плутая тёмными переулками в попытках найти выход к очередному адресату, Марат столь же безуспешно блуждал по запутанному лабиринту своей памяти, то и дело упираясь в тупик. Он ещё раз сверился с навигатором на телефоне. Дом получателя должен быть уже за следующим поворотом на перекрестке – одна из высоток жилого комплекса. Но ее до сих пор не видно. Вряд ли тому виной густые сумерки и когтистые кроны деревьев, и плотный алматинский туман, повисший над крышами окруживших Марата коттеджей.

Прислушиваясь к урчанию желудка, он решил, что проблема, похоже, в картах – такое уже бывало. Он дошёл до распутья, намереваясь свернуть к ближайшей автобусной остановке. Но увидел, как в конце улицы, темной башней возвышается многоэтажный дом. По обе стороны от него стояли еще два, точно таких же как он исполина. Будто отражения в черном зеркале.

Марат опустил взгляд на экран телефона. Похоже, дом и в самом деле тот, что ему нужен. Точно появился из тумана, подумал он, и пряча лицо под воротником пальто направился к высоткам.

От частного сектора их отделяла дорога, пустынная настолько, что казалось все давным-давно позабыли о её существовании. Переходя, Марат даже не удосужился осмотреться, а когда оказался на другой стороне, почувствовал необъяснимую перемену. Уши заложило, как это бывает в полете. Тело стало легким и мягким, словно вата. Горло сковало удушье. Воздух здесь был ощутимо холоднее, небо темнее, длиннее тени, и Марат не на шутку испугался. Он подумал, что у него приступ и сейчас он свалится в грязь и умрет. Никто его не спасет – вокруг ни души. Он так часто размышлял о смерти. Эти мысли никогда не пугали его, даже напротив, казались заманчивыми. Сейчас все было иначе. Он уже почти запаниковал, когда наваждение сошло на нет столь же внезапно, как и возникло. Помедлив, Марат откашлялся в кулак и направился к комплексу.

Тихий двор прятался за оградой из острых железных прутьев, но дверь была распахнута настежь. Внутри никого. Как светлячки, тускло горели желтые фонари вдоль прогулочных дорожек и подъездов, возле беседок. На детских площадках горки, замки и карусели, выглядели словно зыбкий мираж, готовый в любой миг рассеется в тумане.

Марату уже приходилось видеть подобное. Так нередко бывает с новостройками. Они, по большей части, годами остаются почти незаселенными. Огромные дома для людей, но без людей. Обширные дворы, призрачно застывшие в ожидании жильцов. А когда на город опускается ночь, считай повезло, если хотя бы в десятке из сотен окон удастся отыскать свет. Для кого их строят? Кому они нужны? Он всё время задавался вопросами, понимая, что занимается пустым делом. Но не более пустым, чем его обычные дела.

В доме что нависал над ним, бесконечно тянулся вглубь двора, и выглядел теперь не башней, но стеной, свет горел всего в одном окне. Он приковывал к себе взгляд и манил Марата, как сияние лампочки привлекает насекомое, и пробуждал глубоко в душе неизъяснимое переживание.

Словно меня там ждут, тихо прозвучало у него в голове, и он не узнал собственный голос, будто мысль принадлежала не ему. Но он с ней согласился, и отправился на поиски получателя.

Пока шел, все чудилось словно кто-то наблюдает за ним и преследует. Ещё шаг. В голову принялись тайком заползать тревожные мысли и вскоре в ней оказалось совсем неуютно. Марату стало душно в отсыревшем пальто. Лямки рюкзака давили на плечи, точно в нём не письма, но чугунные гири. Он остановился отдышаться, обернулся к соседней высотке. Та была сплошь черной и казалась ему чем-то чужеродным, неземным и враждебным. Гигантское неподвижное чудовище с тысячей глаз, однажды упавшее с неба. Мёртвое или спящее. Устрашающее. Он внимательно всмотрелся в пустые окна, боясь отыскать в них движение, но ничего такого не заметил. Зашагал дальше, стараясь унять воображение.

Туман стал гуще. Дом над ним терялся в мглистой дали, словно ему не было конца. Марату вспомнились глупые байки, что он слышал в детстве у горного костра. Вроде как, городские легенды. Одна из них была о мрачной призрачной новостройке, что появляется временами в разных частях города. Она заманивает пропащих одиночек в свои недра, а затем исчезает без следа. Однажды попавшие в ее стены обречены вечно блуждать по бесконечным коридорам и лестницам, и видеть в окна звездные пространства и невообразимые миры, пока безумие не овладеет их разумом. Марат в эти бредни не верил. Не тогда, не сейчас.

Вскоре он нашел нужный подъезд. Одиноко горящее окно оказалось прямо над ним, на девятом этаже. Он набрал на домофоне номер квартиры адресата и принялся ждать, в мыслях уже представляя, как вернется домой к горячей еде, видеоиграм и порнофильмам. Спрячется за дверью и тяжёлыми шторами. Завернется в одеяло словно в кокон и забудется сном. Но его дом – съемная комната в приватизированной общаге, где он делит квадратные метры с семейством мышей, колонией тараканов и большим чёрным пауком, что живет под раковиной. Там мрачно и даже летом холодно будто в крипте. Там уныло, как в дешевом доме престарелых, где никому не нужные старики доживают свой убогий век.

Четыре гудка спустя трубку подняли и, ничего не сказав, открыли дверь. От неожиданности Марат замешкался и едва успел распахнуть её. Он буркнул благодарности и хотел рассказать зачем пришёл, и узнать, на какой этаж ему подняться, но понял, что его никто не услышит. Трубку уже повесили. Он молча вошёл в подъезд.

Внутри было ухожено и чисто, даже слишком. Парадная выглядела неживой. Белые стены и потолки казались бумажными, а пол, покрытый чёрной мраморной плиткой, холодным и глубоким, словно прозрачный лед над бездонной пропастью. Комната консьержа пустовала.

Марат подошёл к лифту. Нажал кнопку вызова, и никак не мог узнать себя в отражении на зеркальных дверях.

Я так выгляжу? – подумал он, и дотронулся до лица.

На бесцветных губах его застыла растерянность. На костлявых скулах и впалых щеках бледнели тревоги и страхи. В глазах, похожих на стеклянные шарики, отражались сомнения, и разочарования сползали с век набитыми усталостью и бессонницей серыми мешками.

Он щупал свое лицо, и никак не мог избавиться от неприятного чувства, будто всё что он видит вокруг – декорации и отражения в кривых зеркалах. Словно строитель прекрасно знал, как должна выглядеть парадная многоквартирного дома, но не имел ни малейшего представления почему так, а не иначе. Пространство говорило с Маратом на понятном ему языке. Но в ответах он улавливал игру и фальшь, будто оно не понимало смысла собственных слов, как узник, запертый в китайской комнате.

Ловушка, – промелькнуло у Марата в голове, – мышь в лабиринте.

Он попытался проследить за своими мыслями, уцепится за них, но те проносились мимо, ускользали и переходили одна в другую. Только ощущение оставалось постоянным – безвыходность.

Она была ему знакома уже давно. Ужасающая, изнуряющая, доводящая до исступления. Она преследовала его всюду, и не отступала ни на шаг. Пряталась по ночам под кроватью, и просыпалась вместе с ним по утрам. Взбиралась к нему на плечи, крепко обхватив голову и шею, и шептала на ухо одно и то же.

“Выхода нет”, – повторяла она.

Звонко раздался сигнал и выдернул Марата из раздумий как будильник из вязкого сна. Двери лифта плавно расступились. Он шагнул внутрь, и, ни секунды не сомневаясь, нажал на циферблате девять. Кабина поднималась бесшумно, будто вовсе стояла на месте. Но вскоре она остановилась, и этаж встретил его слепящей тьмой. Только сияние, падающее из лифта, освещало небольшой клочок пространства впереди.

Марат вышел и осмотрелся. Он достал из кармана телефон и включил фонарик. В свете его сонно клубилась пыль, и площадка выглядела совсем иначе нежели парадная внизу. Ни о каком ремонте здесь не было и речи. Стены не оштукатурены. На их поверхности широкими мазками прилип цемент, рисуя причудливые и жуткие линии. В игре света и тени они напоминали человеческие лица. Пол, грубый и неровный, не вымощен плиткой. То тут, то там по нему разбросан разный строительный мусор. В помещении стоял затхлый запах.

С обеих сторон от лифта было два выхода: дверь справа вела на общий балкон; слева - к жилым помещениям. Марат зашагал во втором направлении.

В коридоре он быстро нашел искомую квартиру, но рядом не было кнопки звонка. Он постучал. Никто не ответил. Выждав, он повторил, на сей раз, настойчивей, и дверь покачнулась под его ударами. Тихо скрипнув, она отворилась.

– Ой, чё я сделал, – буркнул он.

Из узкого проёма повеяло сквозняком и сердце Марата забилось чаще. Он заглянул вовнутрь и неуверенно позвал хозяев, но вновь ответа не последовало.

- Есть тут кто? – шепнул он и шагнул за порог.

Он окинул светом фонарика пространство перед собой. Луч беспомощно утонул в глубине комнаты. Это была даже не прихожая. Просто огромный пустой зал с угловатыми колоннами, лишенный окон и разделяющих стен. А на месте, где должна бы по обыкновению висеть трубка домофона торчали лишь голые провода.

У Марата перехватило дыхание. Лоб и спина покрылись испариной. Голова закружилась, будто пол норовил выползти у него из-под ног. Он покачнулся. Уперся плечом в дверной косяк и опустил взгляд. Ему не хватало воздуха. Пыль забивала глотку и ноздри, заполняла ядом легкие, и он громко закашлялся. Выступили слезы, размывая в кашу сумрак комнаты, но краем глаза он заметил движение. Расслышал шорох. Нечто бесформенное и тёмное лениво зашевелилось в глубине пространства, у одной из колонн, куда свет фонарика не мог толком добраться. А потом раздался громкий омерзительный шлепок, будто увесистый кусок сырого цемента оторвался от стены и упал. Под невидимый потолок поднялся мученический разноголосый хрип.

Марат, пошатываясь вышел за квартиры. Закрыл за собой дверь, и быстро направился к выходу из коридора. Дурнота несколько отступила. Поступь стала тверже. Глубоко втянув голову в плечи и пугаясь шума собственных шагов, он свернул к лифту. Подошел к дверям, нажал кнопку вызова. Ничего не произошло. Он попробовал еще раз, но вновь безуспешно. Лифт не работал. И тогда Марат заколотил по клавише кулаком.

- Сука, - яростно шипел он, - Сука, сука, сука, сука! - и остановился, услышав пронзительный дверной скрип.

Он направил фонарик в сторону коридора и замер. Воздух застрял в его горле, руки разбил озноб. Сердце колотилось словно безумное, но резко застыло, когда вслед за отзвучавшим скрипом, отчетливо раздалось шарканье, как если бы что-то тучное и громоздкое ползло по полу.

Марат опрометью бросился прочь от лифта и выскочил на общий балкон. Далеко внизу двор комплекса утопал в голубом тумане. В нём, как размывы акварельной краски растекалось сияние желтых фонарей и кляксами чернели длинные тени. Он увидел дверь на другом конце площадки. Подгоняемый страхом подбежал к ней, дернул за ледяную ручку и выскочил на темную лестницу. В несколько прыжков преодолел пролёт. В конце ждала другая дверь. Восьмой, - мелькнуло у него в голове, когда она вывела его на балкон этажом ниже.

Вновь гладкий кафель площадки. Дверь с обжигающей ручкой. Ступени мрачного пролета. Седьмой. Шестой. Пятый. На четвертом этаже он споткнулся и выронил из руки телефон. От удара тот отключился. Спрятав мобильник в карман, Марат стал спускаться в кромешной темноте. Только на балконах блеклая луна вырывала его из мрака лестничных пролетов.

- Третий. Второй, - шептал Марат, теперь уже вслух. Но когда настала очередь первого этажа, двери вывели его не в парадную, а вновь на балкон.

Он остановился, недоумевая и посмотрел через перила. До земли было метров тридцать, не меньше. Он повернулся. На двери откуда он только что выбежал красовалась позолоченная девятка. Он подошёл к ней, открыл и увидел коридор перед лифтом. Лестницы не было. Кошмарным образом один и тот же путь являл собой выход и вход в совершенно разные помещения, и образовывал замкнутую пространственную петлю. Марат с шумом выдохнул, и будто сдулся как гелиевый шарик. Ноги стали ватными. Грудь опала на живот.

Ловушка, - прошелестела у него в голове непрошенная мысль, и вновь он услышал шаркающий звук эхом, пронесшийся по пустым коридорам.

Он увидел, как из-за угла выползает нечто бесформенное и жуткое. В полутьме трудно было разглядеть чудовище, и Марат не стал даже пытаться. Он бежал. Бежал без остановки, не зная усталости, но всякий раз оказывался на балконе девятого этажа.

В небе, в диком хороводе кружили холодные звёзды вокруг болезненно бледной луны. Они проносились мимо, и мигали разными цветами как лампочки новогодних гирлянд. Незнакомые и невозможные. Но Марат старался на них не смотреть. Он кричал, проклиная безумного строителя и его детище. Звал на помощь, но никто не отзывался. Никто не слышал. Эхо его голоса отражалось от дома напротив и гуляло по двору, будто запертый в коробке ветер, пока не иссякало. Тогда он вновь вспомнил легенду у костра, и в его груди разверзлась пропасть.

Выбившись из сил (сколько он пробежал? сто, двести этажей?) Марат остановился. Он сел на плитку, прижавшись спиной к балюстраде, и спрятал лицо в ладонях. Вспомнил о телефоне. Достал его из кармана. Включил. Но радость длилась недолго. Мобильная сеть и интернет не работали, точно он находился не в миллионном мегаполисе, а в вымершем захолустье.

Марат в сердцах закричал, срывая голос. Он вскочил на ноги, и принялся нервно расхаживать из одного конца площадки в другой. Он ругался и смеялся, пока его смех не переходил в горькие рыдания, а затем в истошный вой. Он вцепился в перила и тряс их что было сил, а когда поднял влажные от слез глаза на соседний дом, то увидел, что на темном балконе напротив кто-то стоит.

Луна, сбросив с себя облака высветила незнакомца. Человек смотрел прямо перед собой. Марат помахал ему рукой, и тот ответил тем же.

- Эй! - крикнул он, и услышал точно такой же встречный зов, словно то было эхо.

По спине скользнула тонкая холодная капля. В голове смешались мысли. Марат достал из кармана мобильник. Включил камеру. Выкрутил увеличение на полную и направил на незнакомца. На экране он увидел парня, держащего перед собой телефон, и одетого точно так же, как и он сам. Марат отвел руку чуть в сторону и узнал себя в его лице.

- Безумие, - прошептал он одними губами, не сводя глаз с телефона.

В затылке поднялась жгучая боль. Уши заложило, словно он оказался под большим давлением. В голове возникли чужие голоса. Женские и мужские, детские и старческие. Они выкрикивали нечто нечленораздельное, звонко и отчетливо, точно верили в осмысленность собственных слов. Они произносили их так, будто подражая человеческой речи, путали порядок слогов или говорили задом наперед.

Из-за мигрени у Марата потемнело в глазах, но сквозь помутнение он различил, как за спиной его двойника медленно отпирается дверь.

От страха он разжал пальцы. Мобильник улетел вниз и вдребезги разбился о козырек подъезда. Он услышал шаркающий звук, и обернувшись увидел в проеме бесформенную бледно-серую тварь. Она походила на слепленный из десятка человеческих тел комок, текучий и неспешный. Из нее торчали худые, немощные руки и ноги. Они безвольно висели и елозили по полу, словно разбитые параличом. Под кожей местами вспыхивали яркие пурпурные и багровые пятна, напоминающие синяки от побоев.

У чудовища было несколько голов с лицами, непохожими одно на другое, и каждая имела свой голос. Они медленно шевелили губами. Пускали слюни, широко раззявив рты. Из их глоток изливались нечеловеческие звуки, и вскоре Марат понял, что это их он слышал в собственной голове.

Незрячими глазами лица смотрели в пустоту перед собой, и вытягивали длинные шеи, будто пытаясь вырваться из плена своей отвратительной оболочки. Одна из голов уставилась прямо на Марата, и закрыла пасть. Она что-то тихо сказала. Черты лица ее разгладились. Взгляд прояснился, с него спала бледная пелена.

- Чего надо? - прорычала голова. - Чертов неудачник! Ходишь тут блядь со своими бумажками! Да подотрись ты этим штрафом!

Другие лица чудовища как по команде дружно повернулись к Марату. С ними произошли те же перемены что и с первой.

Они ругали его наперебой. Злобно брызгали слюной и хмурили брови. Смеялись над ним и унижали. Голоса, визгливые, грубые, хриплые, сливались в сплошной хор, и скоро уже нельзя было разобрать их по отдельности. Они обратились в один утробный зов.

Но хуже было то, что лица чудовища постоянно менялись, обретая новые черты и становясь все более похожими друг на друга. Вскоре уже нельзя было отличить одну личину от другой, и Марата передернуло от ужаса, когда он понял, что все они его точные копии. Как отражения в зеркалах. И всё же было в них нечто неуловимо неправильное и отличное от нормального. Некая зловещая первобытная тень, что, поднимаясь из бездны разума проступает в облике человека, когда он подолгу смотрит на себя в зеркало. Отголосок темных пещер и подземных катакомб, заставляющий скалить зубы и грезить об убийствах. Теперь и в набатном голосе чудовища Марат отчётливо узнавал свой собственный.

Усилием воли он сбросил с себя оцепенение и подскочив к двери, захлопнул ее перед тварью. Она тут же заверещала и принялась судорожно колотить конечностями изнутри. Грохот ударов покрывали безумные вопли и скрежет сотен зубов.

Доски на хлипкой преграде ходили ходуном и, казалось, вот-вот разлетятся в щепы, но Марат стоял, прижавшись к двери всем телом и не двигался с места. Закрыв глаза, он молил о пробуждении от кошмара, и словно в ответ на его мольбу, вскоре всё стихло.

Прошло немало времени, прежде чем он осмелился отойти от двери и заглянуть за нее через узкий проем. Внутри никого не было, и только шаркающий звук гулял где-то в глубине коридоров, отражаясь от покрытых трещинами стен.

Марат продолжил спуск. Ночь все не заканчивалась. Его лихорадило. Мучили голод и жажда, и нестерпимые боли в висках и затылке. Когда сил совсем не осталось, он сел на балконе, и смотрел сквозь прорези балюстрады туда, где должен быть его двойник.

Ему чудилось всякое. Звуки, видения, воспоминания. Призраки прошлого, кошмары грядущего. Он видел в небе северное сияние неведомых цветов и радужные туманности. Он наблюдал как черные дыры пожирают галактики и космос бороздят червеподобные чудища размером с целые планеты. Временами он впадал в забытье и плакал во сне, а пробудившись, не мог вспомнить что ему привиделось. Порой бредил наяву, и переносился в разные места из запыленных уголков своей памяти в поисках навсегда потерянного дома.

За дверью снова послышался приближающийся шорох и хрипы. В голове проснулись голоса, но Марат больше не обращал на них внимания. Он стоял на балконе и долго смотрел вниз, на застывший в безвременье двор комплекса. Фонари превратились в солнца, а туман в космическую пыль. Детские площадки и беседки стали омертвелыми костяками гигантских кораблей, а земля и асфальт - черным покровом вселенной.

Марат поднял глаза на дрейфующий в пространстве напротив сумеречный монолит, и увидел, как его двойник залез на перила и шагнул в бездну.