Управдом

— Вот же сволочи, — приговаривал Лёня, пытаясь влажной салфеткой оттереть непристойные каракули на свежем слое краски.

Оскорбительные надписи застали его на выходе из квартиры.

Чернила нехотя, но все же тускнели, а вот глубокие царапины под ними не поддавались косметическому ремонту. Лёня тяжело вздохнул, вытер пот с переносицы, посмотрел на часы. Гадство. Замазывать художества времени уже не было и Лёня, перехватив поудобнее портфель, стал спускаться по лестнице. Лифт снова не работал. Каждый шаг отдавался в душе прямо-таки ощутимой болью. Казалось, на несчастных стенах уже и места не осталось, но нет же, каждый день что-нибудь новенькое пририсовывали. Тут требовались капитальные меры — снять к ебеням всю штукатурку и намазать новую. Но ведь хулиганы никуда не денутся, а видеть на чистой глянцевой поверхности шедевры творчества современного быдла скорее всего будет еще больнее.

Дом, в котором снимал однушку Лёня, находился в пригороде. Длинный, облицованный старой серо-голубой плиткой, он смотрелся убого в сравнении с окружавшими его кирпичными высотками. В подвале сновали крысы, из вентиляции сыпались рыжие муравьи и даже тараканы, трубы были покрыты толстым слоем ржавчины. Каждый год Лёня обещал себе съехать, но цены на жилье росли не то что ежегодно, а практически ежедневно и переезд откладывался до лучших времен.

На пролете третьего этажа на узком подоконнике умостились двое. Худые лица, лысые черепа, синюшные татуировки на пальцах, бутылка дешевой водки, расплющенные окурки на полу. Лёню захлестнула злость и чувство тотальной несправедливости. Ну как эти свиньи могут делить с ним один дом, один подъезд, один воздух в конце концов. Он кашлянул и собрался сказать гневную речь, но тут один из алкашей повернулся к нему, набычился и гавкнул:

— Тебе чего, дядя?

Недовольную морду повернул и второй, и теперь Лёня с ужасом обнаружил, что не может вымолвить ни слова. Поправил пальто и ушел.

Внизу перед самой дверью встретилась бабка из восьмой квартиры. Она тянула за поводок упирающуюся собачонку, видать, гулять той совсем не хотелось. Лёня протиснулся мимо, бросил незначительное «здрасьте» и вырвался на улицу. Бабку эту знал весь подъезд. Она каждый день поучала мамашек, за то, что дети мусорят на площадке и ломают кусты, а сама выгуливала животное там же, на детской площадке. Не говоря уже о том, что очень часто эта тщедушная тварь, которую вроде бы звали Леди, гадила прямо в подъезде и на лестничной клетке.

Даже когда пропахший куревом, мочой и сыростью подъезд остался позади, его запах преследовал до самой остановки, мерещился в переполненном троллейбусе. Лёне казалось, что из-за запаха люди косятся на него, стараются сесть подальше, обойти.

Работал он бухгалтером в небольшой фирме, на периферийной станции метро, в офисе, оборудованном в подъезде новостройки. Все здесь дышало уютом и чистотой, включая пожилую консьержку в стильных узких очках. Бумажная рутина ему давалась хорошо, все было выверено и учтено. Лёня считал себя ответственным членом общества, и ему очень хотелось чтобы и другие были такими же. На работе посмеивались на этой почве, но видели в Лёне безобидного мужичка за сорок, странноватого педанта, который никак не обзаведется хозяйкой. И даже сосватали ему Маргариту Петровну из кадрового отдела. А Лёня бы и рад, но Маргариту Петровну же надо куда-то привести, а привести ее в гадюшник с тараканами и алкашами он не мог. Опять-таки, ждал лучших времен и иногда позволял себе пригласить кадровичку в ресторан.

Отработав, Лёня промытарствовал в метро, потом в троллейбусе и с тяжелым сердцем вошел в тусклоосвещенный подъезд.

Запах он почувствовал уже после, когда, пыхтя и отдуваясь, пробовал встать. Наконец, это у него получилось и вот тут снизу потянуло дерьмом. Лёня выдавил стон и приподнял ботинок. По подошве размазалась омерзительная коричневая масса, ошметки валялись на нижних ступенях, один повис на стене. Сразу вспомнилась бабка с упирающейся Леди.

— Как же так-то, — с досады оборонил Лёня и поплелся к лифту. За ним по пятам полз приторный, мерзкий запашок.

В квартире Лёня кое-как оттер с ботинок собачье дерьмо, вымыл руки, выкинул вонючую губку. Разделся и встал под душ, долго слушал, как гудят трубы, потом вымылся под желтоватой водой. Ужинать не хотелось совершенно. Он загрузил ноутбук и открыл вкладку с арендой жилья. Большинство объявлений были ему знакомы, но, как он и предполагал, цены выросли. Были и новые предложения. Он уделил внимание каждому, рассматривал и сяк, и эдак, упрашивал себя и даже решился съездить в выходные на осмотр. Вдруг среди обветшалых стен и убожества мелькнул светлый луч. Квартира находилась в одном из спальных районом, недалеко от станции метро. Дом не выглядел новым, одноподъездная девятиэтажка из ярко-рыжего кирпича, ничего особенного. К объявлению прилагались фото подъезда — чисто, ухоженно, цветы на почтовых ящиках. Лёня специально пригляделся к стенам. Никаких надписей и похабных рисунков. И цена! Даже ниже, чем за нынешнее жилье. Лёня взглянул на часы. Пол девятого. И все таки позвонил. Ответила пожилая женщина, договорились на ближайшую субботу.

Все оставшиеся дни Лёня только и думал, что о новой квартире, не ушла бы. Даже несколько раз звонил старушке, напоминал о себе, говорил что он не из этих хулиганов, а наоборот, блюститель чистоты и порядка. Старушка заверила, что квартира его ждет, а блюститель чистоты имеется свой. Это немного резануло по самомнению, но подумав, Лёня решил, что так даже лучше.

Наступила суббота, и к назначенному времени Лёня стоял у подъезда. Район был староват, весь сплошь из подобных девятиэтажек, во дворе располагались школа и детский сад, через дорогу виднелась яркая красная вывеска супермаркета. Вроде все как обычно, но в тоже время странно.

Он собрался набрать номер квартиры на домофоне, но вспомнил, что номера-то и не уточнил, а подойдя ближе увидел, что и домофона никакого нет. Железное полотно было гладким, без вездесущей рекламы даже. Лёня потянул за ручку и зашел в подъезд.

Дохнуло свежестью и… не хлоркой, нет, а дивным ничем, лишенным запахов ароматом ответственности. По полу стелился коврик без единого пятнышка, он приветливо взбирался по ступеням к лифту, приглашая. Лёня блаженно улыбнулся, поднялся, попутно отмечая отсутствие всякого намека на постыдную роспись. Опрятные стены, чисто выметенные ступени, яркая лампа под беленым потолком. Конечно, не новостройка с консьержкой, но как приятно. Он зашел в лифт и пока ждал, отметил слева, за счетчиками дверь, обитую дерматином. На двери значилась цифра один. Тут створки закрылись, и Лёня унесся на шестой этаж.

Старушка уже ожидала на лестничной клетке. Познакомились. Тамара Иосифовна, оказывается, жила этажом ниже, а сдавала квартиру покойного мужа, с которым повстречались при строительстве сорок лет назад.

Квартира была такой же, как на фотографиях, ветхонькой, но очень чистой и ухоженной, с гладким паркетом и обоями в мелкий цветочек. Из окна кухни и смежной с ней лоджии виднелась крона тополя, ветки которого облепили вороны.

Лёня вспомнил свой загаженный подъезд, соседей-маргиналов, придурочную собаку, срущую где попало и согласился. На радостях сели чаевничать.

— Почему у вас домофона нет? — Спросил Лёня и прихлебнул мятного чая.

— Ни к чему, — махнула рукой Тамара Иосифовна, — чужие к нам и не ходят.

— А если бомж забредет погреться?

Прошлой зимой он как раз нарвался на такой экземпляр, спящий в луже собственной мочи под дверью его квартиры.

— Давно отвадили. Управдома боятся. — Старушка укусила шоколадную конфету, улыбнулась. — И ты смотри, не хулигань. — Улыбка все еще висела на ее лице, но в глазах появилось что-то неприятное, угрожающее.

Лёня рассмеялся.

— Ну что вы. Я и сам в своем роде управдом. — «Только неудавшийся» хотел добавить, но не стал.

— Тогда живи, не обидит.

Лёня в этот же день уведомил хозяйку предыдущей квартиры, что сил больше нет терпеть, и он съезжает. Собрал вещи, на прощание нагрубил бабке с собакой, как всегда опасливо прошел мимо алкашей, и не оглядываясь сел в такси.

Жизнь ползла своим чередом. Лёня освоился с районом, до метро ходил пешком, присмотрелся к соседям, сплошь умильным старичкам и старушкам. И решился наконец пригласить Маргариту Петровну в гости. Та была женщиной на вид простой, в сером свитере и в черном пуховике, но Лёня в свои сорок лет и не покушался на идеалы женской привлекательности. То для молодых и обремененных собственным жилищем. Маргарита, как и он, приехала в столицу из глубинки и снимала комнату в общежитии. На работе они общались мало, а тут как раз намечался новогодний корпоратив, и Лёня решил отметить заодно и новоселье, так сказать, тет-а-тет.

За два дня до события резко потеплело. Природа и знать не знала, что у человечества намечается главный праздник в году. С неба крапал мерзкий холодный дождь, а на тротуарах скопилось месиво из мокрого снега, грязи, песка и соли. Дворники куда-то запропастились, что, надо сказать, наблюдалось в конце каждого года. Лёня, будучи сведущ, имел все основания полагать, что жилищники ждут наступления нового квартала и, следовательно, свежих денег.

Под ногами хлюпало всю дорогу от супермаркета до подъезда. Маргарита была весела и приветлива, то и дело хватала его за локоть и улыбалась. Сказывалось выпитое на корпоративе шампанское. Ну и пусть, думал Лёня. В голове приятно ухало спиртное, кажется, директор угощал всех виски, раздавал тосты и обещания годовых премий. Время пролетело быстро, и вот уже под руку с Маргаритой, они подходили к подъезду девятиэтажки.

Лёня с трудом концентрировался на чем-то кроме пушистых волос Маргариты и ее прикрытых позолоченных веках, мелькали почтовые ящики, горшки с цветами, отпечатки грязных ботинок на коврике и ступенях. Что-то грохнуло позади. Маргарита Ивановна, заведующая кадрами, согнулась пополам и громко сблевала прямо перед лифтом.

— Простите, — просипела она с выражением искреннего раскаяния и начала заваливаться к дверцам.

Лёня поддержал ее, локтем дотянулся до кнопки, про себя думая только о том, чтобы никто его тут не увидел. Распахнулись створки лифта, и он затолкал Маргариту внутрь, нажал шестой. В голове шумел выпитый виски, сердце судорожно билось в груди. Ну как же так, как же так, повторял он про себя. Маргарита сверзилась по лестнице на заплетающихся ногах, Лёня с трудом удерживал оказавшееся таким тяжелым тело. От женщины несло кислой, приторной вонью, смесью наполовину переваренного шампанского и роллов с тунцом. Вместе они ввалились в квартиру. Лёня предложил свои тапочки и чаю, а потом он незаметно оказался в спальне, прижатый разгоряченной Маргаритой Петровной к дивану.

Утро расползлось по квартире смутной серой пеленой, не скрадывая тени, а наоборот плодя их. Во рту было гадко, будто там густо испражнилась бабкина псина. Рядом посапывала Маргарита Петровна, макияж размазался по наволочке и смотрелся унылой маской, волосы растрепались, пропало обаяние, которое прошлым вечером казалось естественным. И тут, словно половником в лоб, настигли ужасные воспоминания. Шатающаяся, пьяная парочка, грязные следы на ковре, грохот, пятна блевотины на плитке. И сон, в котором по подъезду рыскала управдом, искала того, кто так по-свински обошелся с подъездом. Лёня точно помнил, во сне это была женщина.

Он поднялся, преодолел порыв тошноты и головокружения, дошел до кухни, выпил воды. Хотел налить кофе, но в холодильнике не оказалось молока. Часы показывали начало девятого. Нужно срочно убрать, обязательно вымыть за собой и извиниться. Тут же скрутило внутренности от чувства собственной ничтожности, потому что идти на место преступления было стыдно. И боязно, что уж говорить. Наверняка какая-нибудь бабулька успела оповестить весь дом, мол среди соседей завелся гнусный хулиган, невоспитанный хам. А на почтовые ящики уже повесили срамную бумажку и догадались, что это именно он, Лёня, нагадил, да еще привел в съемную квартиру пьяную женщину и занимался с нею всяким.

Выпив еще воды заодно с цитрамоном, он решил действовать аккуратно. Уверившись, что Маргарита Ивановна досыпает, он надел пальто, взял упаковку влажных салфеток и осторожно вышел на лестничную клетку. Прислушался. Никто не ругался и даже не переговаривался. Тихонько поскрипывали механизмы лифта, кто-то из жильцов поднимался. Лёня ринулся по лестнице вниз, дабы не быть обнаруженным. Показалась площадка перед лифтом первого этажа. Он ожидал увидеть засохшие подтеки блевотины, но плитка сияла чистотой. Тогда Лёня решился и спустился ниже. Подъезд, как всегда, являл образец благопристойности.

Где-то на верхних этажах заскрежетали створки лифта.

С одной стороны, можно бы и выдохнуть, наверняка уборщица все вымыла, но, с другой стороны, неудобно то как получилось. Тут на глаза попалась дверь квартиры номер один. Звонка рядом не было, Лёня собрал остатки совести и постучал по косяку. Сделалось почему-то страшно. Ну подумаешь, нашалил, он покается, вызовет клининговую компанию, они тут все отмоют и будет лучше, чем было. По спине скатилась противная капля пота, дверь не открывалась. За ней вообще не было слышно ни звука. Пообещав, что заглянет на обратном пути, Лёня вышел из подъезда и направился к супермаркету. Хоть эффект от первого близкого знакомства был смазан, ему хотелось оставаться гостеприимным до конца и угостить даму хотя бы кружкой кофе с молоком.

Вернувшись в подъезд, стучать в первую квартиру он не стал. Дрожь в руках поутихла, в голове прояснилось, а досадный эпизод, наоборот, поблек, стал больше походить на недоразумение. И Лёня решил замять. А если кто поинтересуется, то он прикинется дурачком. Главное, незаметно спровадить Маргариту.

Еще в лифте он почувствовал себя неуютно, смутная тревога вновь подступила, казалось, она сочится из вентиляции, пробивается сквозь щели, обволакивает, давит. На кнопочной панели зависла темная прядь. Волосинки прилипли к какому-то бурому сгустку, Лёня как раз рассматривал его, когда двери открылись. На лестничной клетке было пусто. Он провернул ключ, но вспомнил, что дверь не закрыл и нажал на ручку.

В квартире было тихо, и только глухо пощелкивали стрелки часов.

— Маргарита Ивановна, кофе будете? — Стараясь скрыть в голосе робость, поинтересовался Лёня.

Ответа не последовало, и он прошел в комнату. На диване было пусто. То есть на нем валялось смятое постельное белье, измазанная тушью подушка, но гостьи на диване не было. Он поискал на кухне, в ванной, постучал в туалет, заглянул, заранее извиняясь, и даже на лоджии Маргариты не наблюдалось. Неужели сбежала?

Лёня пристроил молоко в холодильник, вытащил мобильный телефон и набрал номер коллеги. Певучая трель раздалась из комнаты, мобильник нашелся под диваном. Это уже было кое-что. Адреса Маргариты он не знал, но решил, что отдаст аппарат и объяснится в понедельник. Кто знает, может еще удастся провести праздник вдвоем.

В понедельник Маргарита на работу не явилась. По углам пошучивали и косились на Лёню, а он терялся в догадках и прятал в портфеле мобильный телефон. На следующий день в офис нагрянули полицейские. Долго и упорно опрашивали сотрудников, и когда очередь дошла до Лёни, он соврал. Сказал, что с Маргаритой Ивановной расстались у метро, а всякие догадки коллег не имеют под собой оснований. Наверное, он и правда не походил на ловеласа, потому что полицейские ушли.

В невеселых мыслях он вернулся домой. Уже у двери заметил, что забыл отряхнуть ботинки перед подъездом, из-под пяток выплывали две мутные лужицы. Признаться, было не до всей этой чистоты, и Лёня зашел в квартиру. Разулся, повесил пальто на крючок, напялил тапки, прошел в ванную. Долго мылил руки, раздумывал. Куда же она подевалась? И ведь не отстанут полицейские. А он выходит подозреваемый. Тогда нужно срочно выбросить телефон, желательно в диаметрально противоположном районе, желательно срочно. Докатился называется, улики уничтожает.

Его отвлек звонок.

Лёня все стоял и мылил руки, а воображение рисовало одетых в кожу следователей, которые пришли его арестовать. Звонок повторился, хрустнула плитка у двери, а потом кто-то дернул ручку. С силой так дернул, с треском. Лёня выключил воду, но подойти к двери решился только, когда снаружи стихло. Он посмотрел в глазок, убедился, что перед дверью никого нет, сунул телефон Маргариты за пазуху и вышел. Тянуть с этим делом нельзя, а то, чего доброго, переберется из полюбившегося подъезда в вонючую камеру. Он дождался лифта, снова бросил взгляд на темную прядь на панели и нажал первый. Попытался вспомнить какого цвета были волосы Маргариты, по всему выходило, что темными, но такими были волосы у сотен других женщин. И все же…

Лифт замер, открылся.

Дверь первой квартиры была приоткрыта, за порогом клубилась темнота настолько густая, что даже свет лампы не проникал за нее. По подъезду ползала женщина. На тощих ногах болтались растянутые черные рейтузы, сквозь тонкую ночнушку просвечивали груди, огромных размеров живот свесился до пола и влажно чавкал по плитке, босые ступни были вывернуты невероятным образом, как у насекомого. Но самое жуткое было в лице. Омерзительно маленькая голова, распухшая, словно от укусов пчелы кожа, безгубый рот и кошмарный, в локоть длиной язык, которым она вылизывала пол и стены.

Лёня тихо охнул. Рука сработала раньше головы, трясущийся палец вдавил кнопку шестого этажа, но лифт, сволочь, медлил. В Лёню уперся взгляд белесых пустых глазниц, управдом шумно втянула воздух ноздрями-щелками и двинулась прямо на него. А Лёня так и стоял, тупо глядя перед собой, когда лифт соизволил-таки закрыться. Он не помнил, как открывал квартиру, как закрывал ее, очнулся от сильного удара в дверь. Оказалось, он стоял, прижавшись к ней спиной и судорожно ловил ртом воздух. Удар повторился и Лёню от двери отбросило, словно пинком. Скуля и подвывая, он дополз до кухни, вывалился на лоджию. Позади неистово дергалась дверная ручка, раздался скрежет.

Старая рама никак не желала поддаваться. Лёня дернул сильнее, посыпалась труха. В коридоре раздался грохот и утробное, злое мычание. Лёня присмотрел широкий сук на тополе и прыгнул. Каким-то чудом ему удалось зацепиться, но дерево накренилось, раздался хруст и Лёня полетел вниз, сшибая ветки и распугивая ворон.

***

В палате убирали три раза в день. И каждый раз, когда уборщица брякала в коридоре ведром, у Лёни судорожно сжималось сердце. Первые дни он мог только мычать и гикать, врачи пичкали его успокоительным, сломанная в трех местах нога заживала медленно. Приходил участковый, послушал невнятный лепет про дьявольский дом, про уборщицу, которая утащила Маргариту Ивановну и вылизывала подъезд языком, переглянулся с врачом и ушел.

Через месяц кости срослись, нервы успокоились. После выписки он первым делом обыскал карманы, но телефон Маргариты пропал. Быть может, выпал при падении и осел в кармане прохожего. Это было бы очень кстати. Вторым делом Лёня позвонил хозяйке предыдущей квартиры, к счастью,она оказалась свободной.

— А чего это вы передумали? — Спросил прокуренный женский голос.

— Да как-то с управдомом не заладилось.

Войдя в затхлый полумрак старого подъезда, Лёня глубоко вдохнул и расслабился. Прихрамывая, поднялся по лестнице, приветливо кивнул парочке алкашей:

— Доброго вечерочка!

Остановился у двери, оглядел стену. За два месяца появилось несколько свежих художеств. Лёня лукаво улыбнулся, достал из кармана ручку и начертил три заглавные буквы.