Треск счётчика

Это было в двенадцатом часу ночи, двадцать восьмого числа. На улице стоял декабрь, который почти за месяц своего существования превратился из любящего снегопады щенка в озлобленную морозами и голодом псину. Примерно такая же большая и недовольная дворняга сейчас стояла посреди детской площадки и грызла помятый пакет, некогда содержащий в себе что-то мясное. Её шерсть была седой, бока дрожали от тяжёлого дыхания, она то и дело дышала ртом. Неподалёку от собаки, засунув руки в карманы и ссутулившись, курил невысокий мужчина. Он был одет в толстый коричневый пуховик, завёрнут в огромный шарф, а глаза еле выглядывали из-под натянутой по самые брови шапки. Совсем не вынимая сигарету изо рта, мужчина всё время дёргался, тряс ногой, слегка подпрыгивал в своих толстых зимних ботинках. И всё это происходило в абсолютной тишине самого обычного российского двора.

Лишь в парочке окон многоквартирных домов горел свет, а единственный на весь двор фонарь работал через силу, то и дело мигая и вырубаясь, будто какой-то шалунишка игрался с его выключателем. Его треск явно напрягал курящего мужчину, тот морщился каждый раз, когда слышал этот тихий звук.

Низкая горка, ржавые качели, погребённые под сугробами скамейки, присыпанные снегом автомобили – на улице стояло безмолвие. Весь двор точно спал, и всё здесь было ленивым, тихим и каким-то застывшим.

Здесь всё было не так.

Старый уличный фонарь вновь мигнул, издав тихий треск, и опять облил двор и его нынешних обитателей своим неприятным жёлтым светом. Только теперь, помимо грызущей пакет собаки и нервно курящего мужчины, во дворе появились ещё люди.

Через арку, служившую въездом во двор, стремительно прошёл высокий мужчина в чёрной куртке без капюшона. Правой рукой он печатал что-то в телефоне, а в левой держал ладошку низенькой девочки, которая шла рядом. Она быстро перебирала одетыми в валенки ножками, и что-то активно рассказывала своему спутнику, то и дело жестикулируя свободной рукой. Плотный розовый пуховик был ей явно великоват, но это не мешало девочке шагать быстро, и даже слегка обгонять мужчину в чёрном.

С виду они выглядели обычно, непримечательно. Но чем ближе подходили, тем сильнее становились заметными странные черты их внешности.

На левой щеке у мужчины красовался шрам, похожий на ожог от чего круглого. Давно заживший, покрытый морщинистой корочкой, он всё-таки ярко выделялся на худом уставшем лице. Девочка тоже обладала странностью во внешности – даже на фоне снега её выделяла слишком бледная, будто прозрачная кожа. Светло-голубые глаза с белыми прожилками на радужке смотрели на всё с живым интересом. Из-под розовой шапки с помпоном выглядывали две тощие, абсолютно белые косички.

Курящий мужчина, завидев быстро приближающуюся парочку, тут же поспешил к ним навстречу, попутно бросая размокший от держания во рту окурок на снег. Старая дворняга, словно почуяв что-то, вдруг рванула следом.

– Здравствуйте, дядя Саша! – девочка радостно замахала нервному мужчине рукой и побежала к нему, обнимая какую-то часть его безразмерного пуховика. – Я вас так давно не видела!

Мужчина испуганно вздрогнул, криво улыбнулся и неловко похлопал девочку по плечу, как бы незаметно отстраняя от себя.

– Привет, Маша. А ты выросла, большая стала. Скоро меня перерастёшь, да? – сквозь зубы задал вопрос дядя Саша, почему-то нервно посматривая на до сих пор молчащего мужчину со шрамом.

– Ну куда мне до вас! – девочка звонко засмеялась, и тут её внимание привлекла сидящая неподалёку, тяжело дышащая собака. – Собачка! Такая старая, больная… Можно? – Маша вопросительно повернула голову к своему спутнику, показывая ему бледную ладошку. – Мне понадобиться.

Мужчина со шрамом осмотрел руку девочки, посмотрел на дрожащую собаку и утвердительно кивнул, отступая назад. Маша бросилась к огромной собаке, но та и не подумала лаять, лишь радостнее завиляла хвостом и подставила голову под поглаживания девочки. В сидячем положении дворняга доставала Маше почти до плеча, но девочку это совсем не пугало. Она лишь радостно гладила свою лохматую подружку по морде, бурно рассказывая ей что-то. И даже сквозь тусклый свет мигающего фонаря и стальной блеск снега было видно, как руки девочки слегка светятся голубым сиянием, стоило её коснуться морды собаки.

Как только Маша отошла, дядя Саша тут же как-то неловко протянул руку мужчине со шрамом:

– Лейтенант Ясенский! Как работа нынче?

Замёрзшую руку дяди Саши пожала сухая и горячая ладонь лейтенанта. В прикосновении этой ладони чувствовалась какая-то тяжесть, а сильно сжатие пальцами как будто выражало предупреждение.

– В СБП не работают, а служат. Хотя вы, сержант Свистунов, судя по районной сводке, ни тем, ни другим не занимаетесь. Не просто так именно вы должны нас встретить и сопроводить. Ваш отчёт за месяц, как эссе непутёвого восьмиклассника – мало, криво и ничего по делу.

Мужчина говорил тихо, но голос его был отчётливым и твёрдым, будто каждый звук отражался от мёрзлого ночного двора, и проникал в уши в виде жуткого эха. Свистунов спрятал руку в карман и перевёл взгляд на болтающую с дворнягой Машу, поёжился, всем видом показывая, как же ему неприятно слушать выговор от лейтенанта. Но Ясенский был не умолим. Он достал телефон и принялся резко зачитывать отчёт Свистунова.

– Вот здесь вы пишите, что «энергия Нави в 12 микрорайоне соответствует норме». – Лейтенант достал небольшой чёрный дозиметр, включил его, нажав несколько кнопок. Приборчик жалобно затрещал, показывая то и дело меняющиеся цифры. Свистунов поморщился от мерзкого треска. Наконец, счётчик остановился.

– Какое число на экране, сержант?

– 293. – Свистунов пробурчал это куда-то в шарф, стыдливо выглядывая из-под своей надвинутой на брови шапки.

– Какова норма энергии Нави?

– 150.

Собака тихонько заскулила, пробегая мимо. В зубах она держала подобранную с земли картонку, которую у неё со смехом пыталась отобрать Маша. И их игра в догонялки смотрелось бы мило, сели бы не глухая тишина двора, которую сейчас разрезали тишь негромкие высказывания лейтенанта. Руки у Маши светились голубым всё ярче.

– Вы пишите, что «странного поведения и необычных жалоб у гражданских в микрорайоне не наблюдается». А уже сегодня к нам, в отдел ликвидации паранормального, поступает доклад о том, что в 12 микрорайоне все жители дома 6а чувствуют тошноту, слышат голоса и плохо спят. – Ясенский вновь убрал телефон в карман, исподлобья глянул на сержанта.

Свистунов впервые за пару минут разговора обратил внимание на черноту глаз лейтенанта. Тёмно-карие, они сливались с пустым ночным небом, делали самого Ясенского каким-то паранормальным.

– И всю эту информацию мы узнаём не от вас, представителя отдела обнаружения паранормального. Нам о ней сообщают наши работники из городских больниц и прокуратуры.

Свистунов вновь начал дрожать и подпрыгивать, не в силах что-либо ответить. Его раздражал треск фонаря. Краем глаза он видел, как Маша уже практически почти голубыми руками чешет загривок лежащей на снегу собаке.

– Ситуация здесь настолько серьёзная и запущенная, что пришлось брать с собой медиума.

Свистунов пошарил в кармане в поисках какой-нибудь завалявшейся сигареты. На Машу и собаку он смотреть не хотел. Он слишком хорошо знал, что увидит.

– Вы подвели организацию и заставили нас прибегнуть к решительным мерам. Думаете, что простым выговором отделаетесь?

– Штраф?.. – неуверенно прошептал Свистунов. В его глазах читался страх и какое-то непонятное смирение. Он наконец нащупал в кармане размокшую сигарету.

Оба мужчины вдруг повернулись вправо. Собака лежала на земле, подложив под себя лапы и уткнувшись мордой в снег. Прямо из её загривка тянулись белые светящиеся нити. Они беззвучно рассекали воздух, и впитывались в Машины голубые руки. Сама Маша стояла над собакой и тихонько напевала что-то. В тишине двора слышалось её тихое, мягкое эхо:

– Спи, моя радость, усни… В доме погасли огни…

Собака не шевелилась.

Свистунов прикрыл глаза, сминая несчастную сигарету в комок. Перед глазами опять стояло разлинованное личное дело, которое он с таким интересом читал в свой первый месяц работы в Службе Борьбы с Паранормальным. Тогда весь этот новый мистический мир выглядел таким загадочным и таинственным, его хотелось исследовать. Сейчас работа в СБП казалась сержанту наказанием.

«Березняк Мария, пол – женский, возраст тела – 9 лет, возраст духа – неизвестен. Медиум высшего класса, специализация – ликвидация. Особенность – впитывание энергии Яви. Особенности содержания – следить за уровнем энергии, подпитывать при необходимости, использовать только в сложных ситуациях.

Обязательно сопровождение л. Ясенского»

На бумаге всё всегда звучит сухо и просто. В реальной жизни маленькая Маша высасывала жизненную силу из живых существ, чтобы напитаться энергией Яви, энергией реального человеческого мира. А потом выпускала эту энергию, нещадно убивая всё потустороннее, всё то, что приходило из Нави.

Машу не убила собаку, она лишь ускорила неизбежное. Больная, голодная и старая дворняга прожила бы не дольше месяца, мучимая болями и холодом. Однако, Маша могла проделать тоже самое с кем угодно. И Свистунов боялся эту девочку, способную одним прикосновением оборвать жизнь. Прошло полгода с их первой и, до сегодняшнего дня, последней встречи с Машей. И Свистунов совсем не скучал.

Маша оборвала нити, убрала голубые руки в карманы и подошла обратно к Ясенскому. Тело собаки за её спиной медленно рассыпалось в труху и тут же растворилось где-то в снегу.

Без энергии Яви тело существовать не может. Маша забрала у собаки всё.

– Я готова. Пойдём? – девочка с улыбкой посмотрела на Ясенского снизу-вверх.

– Да, пора. За мной, сержант. Основной источник энергии Нави засекли в 31 квартире.

Лейтенант и Маша двинулись к ближайшему подъезду дома 6а. Свистунов обречённо поплёлся за ними следом, попутно выкидывая из кармана крошки от раздавленной сигареты. Курить всё ещё хотелось. Идти за этими двумя – совсем нет.

Лейтенант уверенно прижал универсальный ключ к вызывной панели. Домофон положительно запиликал, Ясенский открыл дверь, пропуская Машу вперёд. Свистунов жалобно посмотрел на лейтенанта. Он всё тешился надеждой просто проводить эту странную бригаду и уйти.

– Мне, наверное, надо отчёт переписать, заявление какое-нибудь… Всё-таки, так провинился…

– Не бойтесь, сержант, всё проще. В качестве отработки – участие в процессе ликвидации. Нам нужны ваши знания о навках. И фонарик подержите. Как в старые добрые, а?

***

Деревенский домик скрипел всеми своими частями. Гнилой пол, прикрытый дурацкими цветными ковриками, старая тонкая крыша, давно уже пропускавшая дождевую воду, рваные занавески на мутных окнах и разнообразные картины, календари и плакаты на холодных стенах – всё это шумело и дёргалось, напрягая и без того нервного Александра. Почти сорванная с петель дверь дома впустила внутрь беснующий ветер, который теперь бил в спину, на улице шёл ливень.

– Огоньку не найдётся? – СБПовец, выбрасывающий бычок на пороге дома, в чёрном спецкостюме и в спущенной на подбородок гигиенической маске с интересом глянул на Александра.

– Не курю.

– Мало видел ещё. – пожал плечами мужчина, чиркнул спичкой и закурил вторую.

Войдя внутрь, сержант Свистунов огляделся по сторонам. Снаружи дом и участок уже оцепили СБПовцы, чёрно-белая лента окружала пространство за окнами. Сам дом уже осмотрели, ещё до приезда Александра, но он, как представитель отдела обнаружения, должен был вынести свой окончательный вердикт.

Пол был завален мусором, содержимое всех шкафов, полок и ящиков было здесь. Да, СБПовцы при осмотре не церемонились, но ситуация была не отложная. Среди тряпок, бумаг и битой посуды взгляд Александра остановился на разбитой рамке и торчащей из неё фотографии. Со снимка на него глядела улыбчивая женщина, обнимающая трёх мальчишек, удивительно похожих друг на друга. Свистунов поднял фото, перевернул его и взглянул на кривую, размокшую на сыром полу подпись.

«Мама, Вова, Вася и я (Витя).»

Три сына…

Свистунов ещё немного побродил по дому, добрался до самой дальней комнаты, маленькой спальни. Ковёр на стене был разодран чем-то большим и острым. Всё казалось давно заброшенным, испорченным и побитым. Тут словно давным-давно никто не жил и всё это множество предметов вокруг не имело смысла. Вдобавок к атмосфере разрухи, в кармане непрерывно потрескивал счётчик энергии Нави. Александр взглянул на экран прибора.

306. Да уж, выше нормы.

На прикроватном столике, в дальнем углу комнатушки Александр заметил исчёрканный листок бумаги. Видимо, он должен был стать отправленным кому-то письмом, но не сложилось. Среди перечёркнутых слов и странных закорючек, Свистунов смог разобрать лишь пару предложений.

«… сегодня приснились. Вова и Вася, стоят и молчат. Их уже два года… Я рыдала, а они… больше не сплю. А Витя… даже не снится…плачу…Одна…».

Так вот оно что. Письмо выпало из рук сержанта, мягко приземлилось на пол. И все слова пропали в мусоре, пыле и пустоте этого дома. Счётчик трещал.

Вдруг по рации передали о приближении отдела ликвидации. Александр поспешил выйти из дома, оставив письмо на полу.

На улице ветер и дождь по-прежнему воевали. Перетоптанный ногами огород, старый сарай, наполовину разобранная баня и покосившийся маленький хлевв углу участка молча тонули в грязи. К хлипкому забору подъехала машина.

Калитку открыли. Александр увидел их.

Высокий, одетый в чёрное мужчина со шрамом на щеке и маленькая бледная девочка с двумя тощими косичками, торчащими из-под капюшона розового плащика. Её жёлтые резиновый сапожки тихо шлёпали по земле.

Свистунов выпрямился по швам.

– Здравия желаю, лейтенант.

– Вольно, сержант, – мужчина снисходительно покачал головой. – Мы хоть и на службе, но сильного соблюдения субординации не требую.

Мужчина протянул руку, Александр пожал твёрдую горячую ладонь.

– Лейтенант Ясенский, отдел ликвидации паранормального. А это Маша, наш лучший медиум.

К Александру потянулась маленькая бледная ладошка. Глаза у Маши были голубые и пронзительные, слишком чистые для грязи и ветра, царивших вокруг.

– Здравствуйте. А как вас зовут?

Александр с улыбкой пожал хрупкую ручку. Кожа Маши обжигала холодом.

– Зови меня дядя Саша.

С крыльца сошёл СБПовец, просивший у Александра огонька. Он заканчивал говорить по рации. Кивнул Ясенскому, старательно не глядя на Машу. Сухо кашлянул и проговорил:

– Хлев обнесли солью, оно внутри. Рентген движения не фиксирует, но возможно Навь глушит лучи. Короче, надо скорее ликвидировать.

– У Маши энергия понижена, – сухо ответил Ясенский. Маша вытянула вперёд правую руку и закивала головой.

– Понял. – СБПовец отошёл на пару шагов, обсуждая что-то по дребезжащей рации. Маша начала прыгать по маленьким лужам, растянувшимся вокруг дорожки.

– Что насчёт объекта, сержант? – Ясенский повернулся к Свистунову, который отвлёкся на экран своего непрерывного трещащего счётчика, показывающего теперь 384.

– Объект был обнаружен и оцеплен нашим патрулём сегодня, в 4 утра. Очевидцев нет, жертв нет. Находится в хлеву, попыток нападения не предпринимает. По обследованию следов в доме и характеру оставленной энергии Нави, я сделал заключение о том, что это шишига. С момента превращения прошло около 9 часов, – быстро отрапортовал Александр.

– Ши-и-шига? – Маша остановилась посреди очередной лужи и вопросительно уставилась на обоих мужчин. Видимо до этого она с таким существом не сталкивалась.

–Это был обычный домашний дух, как домовёнок или барабашка, - охотно пояснил Александр. – Сам по себе он безобидный. Но этот свою хозяйку поглотил – они так делают, только когда хозяин в постоянном горе и печали. И стал шишигой.

– И теперь её надо ликвидировать, пока не закончила формироваться и не превратилась во что похуже, – отчеканил Ясенский и пошёл в сторону вновь закурившего СБПовца.

Александр кивнул. Ясенский был прав, ведь смысл жизни любой твари из Нави – в терминологии СБП их называли навками - становиться больше и сильнее. Напитавшись негативными эмоциями, болезнями и печалями людей, из маленького барабашки и домового они превращались в шишигу или лешего, а затем в лихо или вовсе в чёрта. И чем больше форма – тем сложнее тварь ликвидировать, тем опаснее её упускать.

Навки способны убивать людей. Слабые просто нашептывают злые слова на ухо жертве или вредят кошмарами. Сильные – едят людей, похищают их, превращают в таких же тварей.

Для Александра суть работы СБП казалась ясной как день. Уничтожать всех навок и следить за тем, чтоб новые не появлялись. Свистунов гордился своей причастностью к этому тайному, неведомому простым людям делу.

Сегодня ему впервые выпал шанс присутствовать на ликвидации. Жажда предвкушений бегала по спине мурашками. Убить настоящее чудовище и спасти людские жизни – разве это не подвиг?

– Шишига ранила козу, когда рвалась в хлев. Рана глубокая, кровь не остановить. Подойдёт?

Ясенский приблизился к Маше и Александру, протянул девочке руку. Маша подошла ближе, взяла его за ладонь и тяжело вздохнула:

– Пойдём, поможем козочке.

Они быстро зашагали по грязной протоптанной дорожке к хлеву. Александр с интересом двинулся следом.

У маленького, прогнившего хлева трудилось много людей. СБПовцы переговаривались по рациям и проверяли соляной круг, пополняя прохудившиеся места новыми щепотками. Счётчик в кармане Александра зашумел с новой силой, на экране появилась угрожающая цифра 412. У входа в хлев два мужчины в гигиенических масках прижимали к земле громко блеющую козу. Подойдя ближе, Александр увидел, что из глубокой, наспех перемотанной раны на боку козы медленно выливается кровь вперемешку с чем-то чёрным и склизким. Видимо, яд навки.

- Уколите её чем-нибудь, чтоб не дёргалась. – По сморщенному лицу Ясенского можно было догадаться, что он не рад лицезреть подобную картину.

– Мы пытались, но её навка траванула, препараты не действуют. – раздражённо ответил один из санитаров, сильнее прижимая блеющую и дёргающуюся козу к земле за рога. – Пусть медиум приступает, пока вся Явь из тела не вышла.

Маша присела на землю и прикоснулось к рогатой голове. Коза тут же замерла. Из её затылка потянулись светящиеся белые нити, начали растворяться в Машины руках. Бледные ладошки стали приобретать синеватый оттенок. Люди вокруг замолчали, и дождливую тишину прорезало лишь тихое пение Маши:

– Спи, моя радость, усни… В доме погасли огни…

Руки стали совсем голубыми, девочка резко одёрнула ладошку. Козу отпустили, через пару секунд её тело начало рассыпаться и таять в грязи. Санитары прокашлялись и ушли, один из стоявших поблизости СБПовцев тихо выругался и отвернулся. Александр шокировано перевёл взгляд с Маши на пустое место, где только что лежала коза. Значит вот так медиум энергию восполняет? Из живых вытягивает?!

– Удивлены, сержант? Вы не бойтесь, Маша Явь только у обречённых забирает. А у людей, для такой маленькой девочки, её слишком много.

Голос Ясенского прозвучал как-то глухо, видимо потому что в ушах Свистунова всё ещё тихо раздавалась колыбельная Маши.

Александр не стал уточнять, только ли избыток энергии останавливает Машу от высасывания Яви из людей. Но теперь Александр прекрасно понимал, почему многие СБПовцы старательно не смотрели на Машу. Ими руководил обычный животный страх. Теперь он же возник и в глубине души Александра. Раздался голос одного из работавших вокруг хлева:

– В хлеву движение, нужно немедленно приступать!

Ясенский снова взял Машу за руку и жестом позвал за собой сержанта. Они вошли внутрь.

В кромешной темноте хлева было невозможно что-то разглядеть. Счетчик в кармане захлёбывался писком. Александр достал фонарик, включил и навёл на стену.

Прибор издал громкий длинный гудок. 500. Максимум.

На стене, распластавшись по гнилым бревнам сидело нечто размером со взрослого человека. Шишига напоминала голую белую лягушку, покрытую в районе головы чем-то чёрным и склизким. На конце каждой из четырёх конечностей виднелись три длинных острых когтя. Стоило свету ударить в это тело, как тварь открыла два больших чёрных глаза и завизжала, раскрывая широкую зубастую пасть. Александр едва не выронил свой фонарик и рефлекторно отступил к выходу, но сдержался. Страх сковал тело.

Маша мгновенно вскинула руки, из голубых ладоней полетели сотни белых нитей, пронзая кричащую шишигу насквозь и пригвождая её к стене. Ясенский держал Машу за плечи, направляя её и помогая не отступить под напором потока из ладоней. Александру было видно, как лейтенант что-то нашёптывает Маше на ухо.

Пространство вокруг шишиги забурлило, её белая кожа начала пузыриться и растворяться. Потоки чёрной слизи начали спадать с головы, прожигая пол и исчезая.

И вдруг среди нечеловеческого визга шишиги Свистунов отчётливо услышал женский крик. Похолодев, Александр напряг слух.

– Вася!

Не может быть.

– Вова!

Александр почувствовал, как его ноги подкашиваются, а сознание вот-вот покинет тело. Из мерзкой оболочки шишиги выглядывало испуганное женское лицо. Эта была хозяйка дома, поглощённая навкой. Её дикий крик пронзил уши.

– Стойте! Она живая! Её надо вытащить! – Александр с криком бросился к Ясенскому, но лейтенант одним резким движением оттолкнул Свистунова, отчего тот упал на землю, тщетно пытаясь встать на дрожащих ногах. Фонарик упал напал и вырубился, хлев освещал лишь свет нитей из рук Маши. Гудок счётчика превратился в истошный протяжный треск.

– Отставить, сержант! Это предсмертные иллюзии шишиги, на них нельзя вестись! – непривычно для своего спокойного голоса рявкнул Ясенский. – Давай, Маша, ещё немного.

Девочка вся сжалась и зажмурилась, множество нитей, текущих из её ладоней сплелись в один большой поток, пронзающий грудь шишиги насквозь. Раздался истошный женский вопль:

– Витя! Сын!

И тут навку разорвало. За секунду до полного исчезновения твари Александр успел заметить, как очертания женского лица вновь превратились в оскаленную уродливую пасть. Шишига растворилась в воздухе, не оставив после себя и следа. Александр бессильно смотрел на теперь уже пустую стену хлева. Перед глазами стояло испуганное женское лицо, в ушах звенели её крики.

Ясенский подошёл к Свистунову, сунул фонарик ему в руку и помог встать. Александр не мог даже поднять взгляд от пола. В голове всё смешалось.

Маша подошла к ним, грустно глянула на Ясенского. Краем глаза Александр заметил, что руки у неё дрожат и медленно тускнеют из голубого в белый. Но говорить с ней ему совсем не хотелось.

– Дядя Саша, вы сильно испугались? Я тоже боюсь, когда все эти монстры кричать начинают. Но если на них посветить, они разбегутся и никого не обидят.

Александр молчал, не желая вновь смотреть в эти пронзительные голубые глаза. Ясенский одарил его тяжёлым взглядом и мягко обратился к Маше:

– Молодец, Маша, такую большую шишигу победила! Куплю тебе сегодня целых четыре йогурта.

– С динозавриком? – робко поинтересовалась Маша.

– Какой захочешь.

Ясенский взял девочку за руку и двинулся к входу. Проходя мимо всё ещё не пришедшего в себя Александра, лейтенат остановился и негромко произнёс:

– Привыкайте не жалеть тех, кого больше нет, и беречь тех, кто ещё тут. До встречи.

Они вышли, и Александр зачем-то обернулся посмотреть им вслед. Голос женщины звучал в голове, словно эхо.

Ясенский шёл ровно, с прямой спиной, в ритм затихающему ливню. Маша быстро семенила рядом, что-то рассказывая, и шлёпанье её жёлтых резиновых сапожек ещё долго звучало в голове у Свистунова.

Александр в последний раз оглядел хлев, выругался и вышел. Небо светлело, СБПовцы вокруг собирались уезжать. Александр подошёл к тому, который сегодня просил у него огонька.

– О, сержант! Ну как ликвидация? Девчонка до чёртиков пугает, да? – СБПовец пошарил в карманах и протянул Свистунову сигарету. – Будешь?

Александр посмотрел на мужчину, за тем на полуразрушенный дом и гнилой хлев. Счётчик в кармане тихо потрескивал, показывая стандартные 150. Норма энергии Нави.

Разве это всё - норма? В голове снова промелькнул женский крик. Александр резким движением выключил прибор, взял сигарету и закурил.

***

Уже привычного сигаретного дыма не хватало и сейчас. Александр тяжело вздохнул и продолжил подниматься по лестнице, проклиная не работающий лифт, темноту подъезда и нужную им квартиру, которая находилась на последнем, седьмом этаже. Спасало только то, что в доме всё же было теплее. Маша и Ясенский шли чуть впереди, Александр слышал, как девочка рассказывает лейтенанту что-то о театре, в который они сегодня ходили с классом. Лейтенант её внимательно слушал.

Ах да, Маша же учиться в 3 классе специальной школы СБП. Таких детей в обычные школы не отпустишь, но и не учить их совсем нельзя. Поэтому они учатся при СБП, ходят в театр и кино, организуют утренники. А Ясенский всегда встречает и забирает Машу со школы, дарит подарки и разрешает гладить собак и кошек на улице. Выполняет свою роль опекуна на все сто.

Лейтенант вдруг остановился и обернулся к Свистунову:

– Сержант, включите свой счётчик. Мой барахлит.

Александр стиснул зубы и сунул руку во внутренний карман пуховика. Полгода не работающий прибор включился с удивлённым писком и тут же затрещал, показывая на экране 360. А это только 5 этаж.

Они пошли дальше. Бесшумный лейтенант, прыгающая по ступенькам Маша и морщившийся от звука счётчика Александр. Число на экране увеличилось до 416.

На лестнице между шестым и седьмым внимание Свистунова привлекла странная чёрная слизь на стене. Он тут же осветил их ручным фонариком. Все пара капель, будто брызги краски, но если присмотреться, то было видно, как эти пятнышки слегка дрожат и двигаются, будто живые.

– Ваши предположения, сержант? – Ясенский остановился рядом, вместе со Свистуновым вглядываясь в черноту на стене.

– Эта частица организма. Старая, укоренившаяся. Вариантов немного, но нужно проверить. Давайте дальше. – Александр вдруг почувствовал искорку интереса внутри, обошёл лейтенанта и невольно стал первым в их маленькой процессии. Он правда разбирался, и сотня терминов и выводов тут же запрыгали вокруг его головы. Впервые за долгое время после летней ликвидации Свистунов вдруг вспомнил, что любит свою работу. Что знает всё о навках и правда хочет помогать людям. Но крик женщины всё ещё слышался в глубине сознания, вместе с треском прибора. Уже 489.

7 этаж встретил Александра тремя дверьми, две из которых были заколочены. Единственная жилая квартира находилась в середине. Толстая кожаная дверь старого образца, потёртые «31» над залепленным жвачкой глазком – квартира казалось какой-то заброшенной. Вместо коврика из-под двери вытекала всё та же чёрная жидкость. Счётчик издал длинный гудок. Снова 500. Снова максимум.

– Пожалуй, придётся без стука. – тихо произнёс Ясенский, доставая отмычку. Замок довольно быстро поддался, и дверь без скрипа отворилась, показывая абсолютную черноту квартиры. Ясенский пошёл первым, Маша, уцепившись рукой за чёрную куртку лейтенанта, зашла второй. Александр выдохнул и зашёл вслед за девочкой.

Перед ними была простая однушка. Пустая, с ободранными обоями, в свете фонарика она казалось ещё более древней. Стены и пол были заляпаны чёрной, словно дышащей жидкостью. А самый большой поток тянулся мимо крошечной кухни куда-то в зал. Оттуда шёл слабый, тусклый свет.

– Маша, готовься. – тихий голос Ясенского, достающего из куртки мешочек соли, вывел Александра из транса. Они двинулись к залу, стараясь не наступать на дёргающуюся черноту. После кивка Ясенского, всё произошло как по команде: лейтенант зачерпнул щепотку соли и вместе Александром, освещающим пространство фонариком, вошёл в зал. Тут же за ними показалась Маша, выставившая свои голубые руки вперёд.

Свет в зале исходил от маленького телевизора, показывающего одни помехи. Перед ним, прямо на полу, сидело нечто похожее на комок грязи. Большое, дышащее существо было покрыто чёрной, двигающейся жидкостью. Воздух вокруг существа был пыльный, словно состоящий из каких-то спор. Жидкость издавала тихое бульканье.

– Это лихо, в последней форме. – шёпотом произнёс Александр. - Она здесь давно. Засоряет весь микрорайон энергией Нави. Поэтому тут у людей болезни и кошмары.

Лихо не могло появиться просто так. Как и шишига, оно просто существовало в этой квартирке как обычный домовёнок. Но вскоре поглотило хозяина.

Что случилось с хозяином? Может он тоже кого-то потерял? Тоже остался один?

В тёмном углу зала Александру померещилась оскаленная пасть шишиги, искривлённое криком лицо женщины. От неожиданности он отступил назад и толкнул локтем открытую дверь комнаты. Та громко ударилась об стену.

Лихо мгновенно обернулось и уставилось на незваных гостей своим единственным жёлтым глазом. Плоский кошачий зрачок оглядел присутствующих. Жидкость на полу и стенах начала бурлить.

– Маша, давай! – одновременно крикнули Ясенский и Александр.

Белые нити заструились из рук девочки, пронзая чёрную жидкость, заставляя её скукоживаться в один комок. Но лихо не сдавалось, оно тянуло к Маше свои склизкие щупальца.

– Сержант, ты с Машей, я прикрою! – Ясенский бросился обсыпать солью щупальца, но они тянулись снова и снова, пытаясь пробиться к девочке. Александр беспомощно следил за тем как Маша непрерывно, но медленно выпускает белые нити.

Вдруг щупальца бросились к Ясенскому одной волной, а лихо начало бурлить и пузыриться, меняя форму. Из-за чёрной жидкости вдруг показалась голова какого-то седого старика. Он смотрел прямо на Машу. Из его глаз текли слёзы.

– Деда? Это ты? – голос Маши звучал надрывно, испуганно. Нити из её рук вдруг стали тоньше, потускнели.

Александр понял, что происходит. Лихо притворяется, чувствует горькие воспоминания людей и воплощает их, чтобы выжить. Ему и самому чудилась та кричащая женщина, её улыбчивые сыновья с фотографии, клыкастая пасть шишиги. Тело вновь сковал страх. Ясенский отчаянно боролся с щупальцами. Свет из рук Маши почти пропал.

«Привыкай не жалеть тех, кого уже нет, и беречь тех, кто ещё тут.»

Александр вдруг почувствовал какое-то ледяное спокойствие. Он положил руки на маленькие острые плечи, наклонился к уху дрожащей девочки и негромко, ласково произнёс:

– Это не дедушка, Маша. Это злое лихо. Его надо победить. И тогда всё будет хорошо.

– Правда?

Голубые глаза смотрели с надеждой. И Александр не стал бы им врать. Он правда знал, что всё будет хорошо. Машиного дедушки, кричащей женщины и её сыновей больше нет. Но есть сам Александр, Маша и Ясенский. И навки, которых надо уничтожать.

– Честное слово.

Свет белых нитей даже немного обжог Александру глаза, таким ярким и уверенным он был. Маша вложила всю свою силу в этот удар. Лихо растворилось за несколько секунд, полностью сожжённое энергией Яви.

Квартира вновь стало тёмной и пустой. Но теперь в ней не было ни чёрной жидкости, ни клыкастой шишиги в углах, ни плачущего дедушки.

Ясенский отряхнул куртку и присел перед Машей на корточки. Та суетливо вытирала глаза. Лейтенант взял её бледные ручки в свои и тихо произнёс:

– Дедушки больше нет, Маша. Я знаю, что ты по нему грустишь. Но ты не одна. Я всегда с тобой.

Маша кивнула головой, всхлипнула и уткнулась в плечо Ясенского. Лейтенант поднял её на руки, крепко обнимая.

Александр посмотрел на них, сердце кольнуло мягкой болью. Ясенский любит Машу, как родную дочку. Он обязательно воспитает её хорошим человеком. Маша никогда не станет навкой. Свою колыбельную она всегда будет петь только тем, кто обречён. Не отбирая у них жизнь, а даруя им сладкий покой.

– А дядя Саша?Тоже со мной? – спросила вдруг Маша, поворачивая голову к Александру. Свистунов вновь посмотрел в светлые голубые глаза, мокрые от только что пролитых слёз. И этих глаз он боялся?

– Я тоже рядом, Маша.

Девочка широко улыбнулась.

– Так, нам пора участок, написать отчёт. А потом в магазин за йогуртом! – Ясенский тихонько подбросил Машу на руках, мягко улыбаясь.

- С динозавриком! – крикнула Маша, спрыгивая с рук и выбегая из пустой квартиры.

– Подвезти, сержант? – Ясенский повернулся к Александру.

– Не откажусь. Мне надо переписать отчёт. Завтра снова приступаю к работе.

Ясенский вдруг усмехнулся, показывая на свой шрам на щеке.

– Однажды я тоже в навке человека увидел. Машу оттолкнул, и её нити меня и обожгли. Она испугалась, бедная. А навка тут же набросилась на нас. Маша с трудом её ликвидировала. Тогда я решил, что мне её беречь гораздо важнее, чем спасать тех, кто уже пропал.

Александр по-новому взглянул на худое и уставшее лицо Ясенского, на его морщинистый шрам и колючий взгляд тёмных глаз. В голову вновь пришла мысль о том, что лейтенант хорошо воспитает Машу.

Они молча посмотрели друг на друга. Коротко кивнули и отправились на выход.

Счётчик в кармане Александра тихонько потрескивал. Но этот звук больше не возвращал в тот летний дождливый день, не напоминал о кричащей женщине и её сыновьях, не являлся болезненным воспоминанием.

Теперь размеренный треск счётчика отображает лишь норму энергии Нави, незаметную улыбку Ясенского, звонкий смех Маши на заднем сиденье и навсегда выброшенные Александром сигареты.

На экране вновь 150. Счётчик трещит. Норма.