Еретики

Во всепоглощающем огне Великих Войн сгорели старые общества, верования, ценности и устои.

И на возрождающемся Старом Континенте воцарился другой, пришедший на смену прежнему, мир.

Мир, в котором возникли новые сословия, религии, обряды и традиции. В нем не было места технике и прогрессу: цивилизация находилась в упадке, города оказались разрушены, все изобретения и научные достижения забыты, оборудование заброшено. Осталась только память о том, что некогда человечество пребывало на пике своего развития, жизнь казалась легкой и беззаботной из-за действующих технологий, и этого люди смогли достичь лишь благодаря своему труду. Потом, по преданию, государства начали воевать друг с другом, пытаясь разделить территории по-новому, случились Войны, практически все способы производства были утрачены, и об эпохе расцвета цивилизации остались лишь легенды и воспоминания как о потерянном рае.

В новом времени с приходом Пророка РаамЧаХьяла около пятисот лет назад зародилось новое вероучение, в котором – молились Прогрессу, как упущенной благодати, и при этом особым ритуальным смыслом наделялись руки. «Руки – только для молитв!» - вот была главная заповедь приверженцев этой религии. Произошло расслоение на касты: Рабы, выполнявшие всю работу; Изгои, те, что не обладали благородством крови, чтобы стать Жрецами, но и проводить жизнь в рабстве тоже не хотели; Монахи Порядка, в перерывах между молитвами осуществлявшие зачистки неблагонадежных; и элита, Жрецы, которые своими руками исполняли только сложнейшие ритуальные обряды. Для всего остального предназначались безмолвные и незаметные рабы. Совершать что-либо руками кроме молитвы – считалось преступлением. А попытаться что-то смастерить, создать – Ересью.

И каралось смертью.

ДжейСаТрок

Но, раз существовала Ересь, находились и Еретики.

ДжейСаТрок, живущий в трущобах на окраине полуразрушенного Города, давно уже потерявший жену в одном из набегов Монахов Порядка, и воспитывающий сына НорДжея в одиночку, как раз и был таким Еретиком. Хотя себя он считал, скорее, инженером.

У ДжейСаТрока, по всей видимости, имелась врожденная склонность к изобретательству. Сколько он себя помнил, его всегда интересовала внутренняя составляющая окружающих предметов, а в особенности, тех штуковин, которые могли бы сами выполнять какие-либо действия, будь то заводная старинная игрушка, наручные часы Учителя, или дребезжащий переговорник. На свалках и в заброшенных домах Города находилось много интересного.

Родителей ДжейТрок почти не помнил, и не знал, откуда взялась аристократическая частица «Са» в его фамильном имени, как и не знал, как случилось, что они примкнули к группе Изгоев. К этим несчастным затравленным людям, жившим на задворках мира, изредка пополнявшим свои ряды за счет сбежавших рабов, которым опостылела жизнь в бесправной кабале, или теряющим товарищей во время регулярных рейдов Монахов, следивших за порядком на границах Города. Однако он хорошо запомнил своего Учителя Ли Сатху, человека, хоть и не связанного с ним узами родства, но всегда присматривавшего за ним, научившего читать и разбираться в чертежах, и поддерживающего уже после того, как родителей не стало.

Об Учителе ДжейТрок, по хорошему счету, тоже ничего не знал, но помнил, что родители не возражали против их общения, принимая благосклонность Учителя как должное. Жаль, что Учителя уже нет в живых; его советы и знания, несомненно, пригодились бы при обучении НорДжея. Среди Изгоев были, разумеется, и другие дети, но устройством машин ДжейТроку так и не удалось никого заинтересовать. Не сказать, что НорДжей обладал таким же пытливым умом, как у отца, но он, по крайней мере, терпеливо и вдумчиво выслушивал все, что отец ему рассказывал.

Вместе они находили механизмы, вросшие в землю, присыпанные мусором, ржавые, а иной раз и почти полностью истлевшие; откапывали их, притаскивали в лагерь, очищали от грязи, соскабливали ржавчину, разбирали, рассматривали детали, определяли, для чего предназначалось то и иное устройство, пробовали его отремонтировать и вернуть к жизни. Для некоторых приспособлений требовался электрический ток, о котором на окраинах Города не могло идти и речи, ибо электричество – только для избранных… Но ДжейТроку удалось собрать небольшой ветрогенератор, что давало возможность хотя бы во время непогоды освещать жилища и проводить эксперименты с найденными предметами.

В тот злополучный день ДжейТрок вместе с сыном пробрались в Город чуть дальше обычного. Они осторожно обошли несколько разрушенных зданий, сортируя находки на те, что можно забрать с собой, и те, которые придется отложить до следующего раза, как ДжейТрок прислушался.

– Кажется, нам пора убираться, – прошептал он сыну.

Тут и НорДжей различил постепенно нарастающий четкий отрывистый звук шагов Монахов Порядка. Он еще подумал, как Монахам удается чеканить шаг на едва угадываемых из-за мусора и обломков улицах. Но поиски ответа пришлось отложить на более позднее время: патруль педантично прочесывал квартал за кварталом, расстреливая каждого, кто попадался на их пути. Необходимо было быстро и бесшумно выбираться из Города.

Но их заметили. Отряд Монахов разделился, и десятка два человек в серых одеяниях пустились за ними вслед. ДжейТрок с сыном, как могли, запутывали следы: им мало было уцелеть, так еще нужно было избавиться от погони, чтобы не привести Монахов к месту стоянки Изгоев. Но хорошо обученные Монахи преследовали их по пятам.

Отец и сын перебежали через насыпь с проросшей сквозь камни, доски и сгнившее железо травой, прячась за остовы былых сооружений, и стараясь держаться вместе. Но с очередным выстрелом пуля прошила ДжейТроку плечо.

– Нам придется разделиться, – сказал он, с трудом переводя дыхание, пока НордДжей перетягивал ему руку полой оторванной рубашки. – Будь осторожен, сынок, – и ласково потрепал сына по темным всклоченным волосам.

НорДжей пытался возражать, но отец оставался непреклонен:

– Не знаю, увидимся ли мы еще. Беги в сторону Города, они этого точно не ждут. А я их отвлеку…

И НорДжею ничего не оставалось, как подчиниться.

ЛисМиЛея

ЛисМиЛея, или, как звали ее домашние, ЛисЛея сидела в своей комнате перед зеркалом, положив Руки в бархатные желобки туалетного столика и ожидая личную рабыню Грано, чтобы та надела ей перчатки для Вечерней Молитвы. Грано задерживалась, и ЛисЛея пока размышляла, какого цвета перчатки ей все же выбрать: темно-синие замшевые, как того требовал ритуал Вечерней Молитвы, или все же бордовые велюровые, потому что сегодня ЛисЛее исполнилось пятнадцать, и с этого дня она уже могла часть Молитв возносить сольно, импровизируя.

На минутку ЛисЛея погрузилась в воспоминания о том, как долго обучалась простым движениям и жестам Молитв, как с самого детства участвовала в домашних Молитвах лишь в роли Повторяющего, и вот, наконец, ей пятнадцать, и теперь Партию ее Молитвы – уже остальные домочадцы будут Повторять за ней… Это огромная честь…

Вдруг зеленая оконная портьера всколыхнулась, и с подоконника спрыгнул человек. ЛисЛея вскочила и встала спиной к двери, готовая закричать, но кричать не стала, потому что влезший к ней в комнату через окно оказался мальчишкой примерно ее возраста. Высокий, в изодранной одежде неопределенного цвета, с взлохмаченными темно-русыми волосами и удивительно спокойными глазами. И он придерживал портьеру Рукой!

А НорДжей, тоже растерянный из-за нагрянувших на него перемен, влез в это окно с надеждой, что в комнате никого нет, лишь потому, что в нем не горел свет. И увидел у дверного проема свою ровесницу, в приталенном платье до полу, с обнаженными руками, висевшими плетьми и казавшимися белыми на фоне темной ткани платья. Он прижал палец к губам:

– Т-с-с. Я – НорСаДжей. Хотя, скорее всего, мое имя ничего не значит для тебя. Но ты, главное, не бойся. И не сдавай меня, пожалуйста. За мной погоня.

– Я и не боюсь, – гордо повела подбородком девочка. – Я – ЛисМиЛея. А кто за тобой гонится?

– Монахи Порядка.

– Так ты – Изгой? Ты ведь забрался в окно, помогая себе Руками? – и ЛисЛея для убедительности указала глазами на правую руку НорДжея, все еще сжимавшую портьеру.

– Хуже того, я еще и Еретик, – усмехнулся НорДжей. – Если определять по-вашему. Мы с моим отцом можем оживлять старые машины.

– Ох… – вырвалось у ЛисЛеи.

– А ты из семьи Жрецов? Хотя, и так понятно… Всегда хотел поинтересоваться, каково это – ничего не делать руками?

– Руки только для Молитв.

– Ну, а если нос зачешется?

– Это искушение, – покровительственно улыбнулась ЛисЛея. – Бог так нас испытывает. Любой младенец это знает. И умеет подавлять свои прихоти. Скажи лучше – а каково это – делать что-либо своими Руками?

– Это ни с чем несравнимое удовольствие, – вздохнул НорДжей. – Трудно объяснить человеку, который не имеет об этом ни малейшего представления.

– Ну почему – ни малейшего… – Обиделась ЛисЛея. – Совершая Молитву, я тоже испытываю наслаждение.

– Возможно, - дернул плечом НорДжей. – Только, если результат твоих усилий ты можешь потрогать, и он еще облегчает тебе жизнь, то это вдвойне приятнее.

– Это Ересь.

– Я же говорил, что Еретик. Извини, что вторгся к тебе. Я сейчас уйду. Монахи, надеюсь, уже на другой улице.

– И куда ты пойдешь?

– Не знаю. У меня нет больше дома. Отец велел мне бежать. Надеюсь, с ним ничего плохого не случилось… А хочешь – пойдем со мной?

У ЛисЛеи на миг перехватило дыхание от такой дерзости. И все же… Она еще раз взглянула на своего необычного гостя. Оборванец, Изгой, и, что самое ужасное, Еретик. Но веет от него странной силой, и – спокойствием. Несмотря на то, что он сам, вероятно, ничего подобного не испытывает.

– Ты, наверно, шутишь так? Я ведь – будущая Жрица. Я умею только Молиться. Я ничего не могу делать Руками.

– Ну, так учись! Прощай! – НорДжей на миг задержался взглядом в темных, как лесное озеро, глазах ЛисЛеи, потом шагнул к окну; портьера снова колыхнулась, и все стихло.

Лислея постояла несколько мгновений, затем с трудом подняла левую Руку и непривычным для нежных пальцев движением повернула выключатель. Из встроенной в потолок люстры брызнул желтый уютный свет. А спустя несколько мгновений в комнату ворвалась Грано.

– Госпожа, простите, что задержалась. И как хорошо, что предусмотрительно включила для вас свет, хотя, видит Святой Прогресс, не помню, когда это сделала…

НорСаДжей

ЛисЛея снисходительно позволяла горячим и ленивым порывам ветра перебирать пряди ее распущенных светлых волос, забираться и надувать парусом свободную белую рубашку, трепать штанины широких серых брюк.

Под грубо сколоченным из толстых досок навесом жар солнца не так сильно ощущался, как на открытом пространстве раскаленного песка, и это уже казалось спасением. Она не спеша потягивала медленно остывающий ароматный травяной чай, и, не обращая внимания на четверых неподвижных, одетых во все черное, с закрытыми лицами, телохранителей, стоящих по углам навеса, с нежностью и легкой грустью наблюдала, как НорДжей, яростно жестикулируя, ходит мимо нее вдоль деревянного длинного стола и разъясняет принципы Монашеской Догмы.

Многое из его слов она, проведя несколько лет в обществе Белых Монашек, и так хорошо знала. А то, что НорДжей со своими соратниками сумел раскрыть истинную сущность движения Монахов Порядка, которые, прикрываясь служению Жрецам, основали собственное, до поры до времени невидимое государство, и готовились к установлению тоталитарного режима, тем более у всех было на слуху. Поэтому в его словах не новизны искала она, а просто вслушивалась в звук его голоса, и любовалась им, повзрослевшим и возмужавшим, ставшим предводителем армии Сопротивления, сумевшим за несколько лет из разрозненных групп Изгоев создать мощное войско, противостоящее Монахам Порядка.

Они оба, конечно, очень изменились со времени их первой встречи в детстве. Она, будучи подростком, нашла в себе силы взбунтоваться, отказалась от посвящения в Жрицы, и сначала приняла постриг в Белые Монахини, потом же, когда начались разоблачения Монахов, и вовсе сошла с пути служению Прогрессу и примкнула к Свободным Душам.

Но все эти годы она постоянно думала о нем, как о человеке, который несколькими словами изменил ее жизнь.

ЛисЛея понимала, что ей не судьба остаться с ним надолго; она знала о жене и детях НорДжея, и даже в мыслях не допускала возможность вмешаться в его личную жизнь, предугадывая, что, как бы их ни тянуло друг к другу, ее роль другая. И, выждав паузу в его длинном воодушевленном монологе, она мягко сказала:

– НорДжей… Послушай. Разоблачение Монахов Порядка – это, безусловно, очень сильный ход. Но задумывался ли ты, как вообще появился этот Монашеский Орден?

НорДжей остановился, и внимательно всмотрелся в лицо ЛисЛеи:

– Не особо. Наверно, так сложились обстоятельства, что в нем появилась необходимость.

– Не совсем.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Когда я была среди Монашек, в монастырской библиотеке мне довелось наткнуться на редкую, можно даже сказать, крамольную рукопись. Этот манускрипт был написан около пятисот лет назад очевидцем явления Пророка нашего РаамЧаХьяла.. Так вот, там говорилось, что Пророк до Просветления жил как простой человек, а потом ушел в горы, и вернулся только через несколько лет. И уже ничего не делал руками, это было ему ни к чему, только молился, и стал учить других, как правильно жить, не используя Руки во Зло, чтобы не гневить Святой Прогресс. Казалось бы, самая кроткая религия в мире. У него тут же появились толпы последователей, постепенно общество разделилось на касты, а первые Монахи Порядка исподтишка разделывались со всеми недовольными. Поначалу они действовали очень осторожно. Только со временем перестали скрываться. И знаешь, кто был тайным основателем этого Ордена?

– Кто?

– Все тот же благочестивый РаамЧаХьял. Именно он заложил в Устав Ордена безжалостное искоренение всякого инакомыслия. То есть любого движения в сторону науки, изобретательства, прогресса… Сплошное лицемерие, ведь на людях Прогрессу молились…

– Очень странная история…

ЛисЛея вздохнула:

– Но дело даже не в этом. Ты ведь знаешь, НорДжей, за все существование человечества таких пророков было не так уж и мало. Они живут обычной жизнью до поры до времени, потом уходят в горы и возвращаются уже одержимыми очередной новой идеей. И весь мир опять сходит с ума, потому что слишком много людей следуют за ними, есть у них такой дар – увлекать за собой; и начинаются гонения на религиозной почве, а там и восстания, мятежи и войны. И цивилизация опять оказывается отброшена в развитии на несколько сотен лет назад. Словно в этом и заключается чья-то основная цель…

– Ты хочешь сказать, что нами все время кто-то манипулирует? – НорДжей присел за стол напротив ЛисЛеи.

ЛисЛея потянулась через стол, взяла руку НорДжея и крепко ее сжала:

– Я не могу знать наверняка, НорДжей. Но эта история слишком часто повторяется с одинаковым результатом. И знаешь, что меня больше всего беспокоит? Мне кажется, сейчас время нового Пророка. И именно ты можешь им стать. У тебя есть все задатки для этого. Даже сейчас люди безоговорочно идут за тобой, а если ты начнешь проповедовать какое-либо учение, то от последователей отбоя не будет. Так вот, я очень прошу тебя: останься обычным человеком. Ради всех нас.

НорДжей хотел было возразить, но замолчал, и глубоко задумался, глядя прищуренным взглядом за горизонт песчаной пустыни, и ЛисЛея поняла, что ее предназначение выполнено.

Ри-Цва-Атшу

НорДжей с горсткой самых верных товарищей стоял у чернеющей расщелины. Интуиция подсказывала ему, что он у цели.

Десять долгих лет ушло у него на установление мира на Старом Континенте. С прежним укладом было покончено. Монашеский Орден разбит и расформирован, касты упразднены, в строящихся городах стали появляться первые школы для детей. Мирная жизнь начала понемногу налаживаться.

Но это неожиданное спокойствие НорДжей воспринимал с опаской, как затишье перед бурей. Слова ЛисЛеи о своем вероятном будущем и о том, что, возможно, людьми кто-то незаметно, но уверенно управляет, не давали ему покоя. К тому же, он все чаще стал испытывать необъяснимое стремление к перемене мест; что-то толкало его к путешествиям, и именно горы манили его так, словно там его ждут.

И тогда НорДжей, с трудом сдерживая себя от искушения немедленно пуститься в путь, всерьез занялся изучением старинных книг, сохранившихся в немногих монашеских библиотеках, где они были спрятаны долгие столетия. И переворачивая рассыпающиеся желтые страницы напечатанных древним способом изданий, НорДжей искал ответы на вопросы, которых было слишком много. И с каждой прочитанной книгой понимал, что поездки не избежать.

Все эти мысли за несколько мгновений пролетели в голове у НорДжея, когда он, чуть задумавшись, остановился у полуобвалившегося входа в пещеру.

– Я думаю, дальше мне следует идти одному, – негромко сказал НорДжей. И даже те, кто хотел возразить, промолчали, почувствовав, сколько напряжения и решимости звучало в его словах. – Ждите меня здесь. Я обязательно вернусь.

И, перебравшись через груду камней, он постепенно скрылся в пещерном мраке.

Идти по извилистому туннелю при мерцающем пламени факела было непросто. Обломки осыпавшихся сводов, трещины, наполненные прозрачной, как стекло, водой, стекавшей со стен, резкие повороты коридора, а иногда и появление тупиковых веток отнюдь не помогали продвижению вперед. Хорошо, что хоть нет летучих мышей, подумал НорДжей. Но, к слову, не было и никакой другой живности – ни жуков, ни слизней и пауков, привычных обитателей подземелий. И этот признак придавал уверенности НорДжею, что он движется в правильном направлении. Потому что туннель вел его в очень необычное место.

Задумавшись, НорДжей не мог с уверенностью сказать, сколько времени уже находился в подземном лабиринте, но в какой-то момент он заметил, что на стенах то тут, то там видны выдолбленные в камне угловатые надписи. Порой это была одна строка; иной раз вся стена оказывалась испещрена изломанными коротким линиями. А среди камней под ногами ему в неясном свете факела несколько раз мерещились человеческие черепа и кости. Он не стал убеждаться, насколько реальны его видения.

Неожиданно узкий пещерный коридор оборвался, и перед НорДжеем открылось достаточно широкое пространство, раздавшееся во всех направлениях. Ему пришлось остановиться, чтобы не оступиться и не шагнуть в пустоту. Он высоко поднял над головой факел, и принялся осматривать пещеру. Выход из коридора находился примерно на середине высоты пещеры, поскольку и до свода, и до основания ее оставалось около трех метров. Причем вниз вел узкий выступ вдоль округлой стены, по которому НорДжей и принялся осторожно спускаться. Света факела не хватало, чтобы четко различить детали, но в середине пещеры виднелся громоздкий, почти в человеческий рост сталагмит. К нему-то и устремился НорДжей.

Стараясь не оступиться, он шел, внимательно всматриваясь под ноги и вплотную прижимаясь к стене. При этом он неожиданно для себя понял, что пещера образована не в камне, а, вероятно, представляет собой искусственное сооружение, окаменевшее со временем. И заметил, что вокруг становится светлее, оттого что по стенам пещеры сквозь каменистые наслоения стали разветвляющимися зигзагами просвечивать фиолетовые молнии. Но не это смутило его, а то, что на своей правой ладони он увидел непонятный узор из точек и прямых линий, светящихся сквозь кожу все тем же лиловым сиянием. Он несколько раз сжал и разжал кулак, но переливающийся рисунок не исчез, и НорДжей решил пока не ломать голову над этим явлением, а двигаться дальше.

Пройдя по спускающемуся выступу, он шагнул на основание пещеры, и направился к ее центру. Обошел вокруг конусообразного окаменевшего выроста, и осмотрелся. По стенам и своду пещеры пробегали длинные световые полосы, состоящие из чередующихся непонятных знаков. Поверхность сталагмита оживлялась такими же рисунками. В одном месте несколько символов сгруппировались, приняв очертание ладони. И, подумав несколько мгновений, НорДжей прижал правую руку к холодной и шершавой плоскости камня.

Пещеру коротко, но резко, тряхнуло; со стен и потолка местами отвалилась каменная корка, отчего надписи в большинстве своем казались уже не такими прерывистыми. А потом раздался ровный металлический Голос:

– Приветствую тебя, сын МуиШаякьяса. Прошел очередной цикл времени, и мой зов привел тебя ко мне, как приводил прежде твоих предков.

– Кто ты? – спросил НорДжей, на всякий случай поднимая факел повыше, вглядываясь в темноту дальних сторон пещеры, и никого не находя. Очевидно, звук исходил из каменного выроста. Только эха у него не было, в отличие от голоса самого НорДжея.

– Я – Ри-Цва-Атшу, Бессмертный, Бесстрастный, Всевидящий и Несущий благо.

– «Несущий благо» – кому? – быстро спросил НорДжей.

– Всему вашему людскому племени.

– И в чем это благо заключается?

– Следуя моим наставлениям, твой род будет процветать долгие столетия, а тебя будут чтить как Пророка даже тысячелетия после твоей смерти.

– А что ты хочешь взамен? – НорДжей старался унять безудержно колотящееся сердце.

– Ничего. Будете благодарить меня в своих молитвах. И как можно чаще. Мне этого вполне достаточно.

– Ты сказал, что мои предки уже были здесь. Как все началось?

– Много и много тысяч лет назад мужчина твоей крови вошел сюда. Он был первым человеком, кому я предложил заключить Договор, и оказался достаточно лояльным. Он согласился принять мои условия, приложил руку к панели активации, и я встроил ему в ДНК ключ-идентификатор. Поэтому только его потомки могут без последствий приходить ко мне и продлевать Договор.

– И как часто ты продлевал Договор?

– Семь раз. Дважды через пять тысяч лет, через три, через две, тысячу, и дважды через пятьсот лет.

– Последний раз здесь был РаамЧаХьял?

– Да.

– О, выходит, мы с ним родственники… А как и когда здесь появился ты?

– Ты задаешь слишком много вопросов. Твои предки не были столь дотошными, сын МуиШаякьяса.

– Меня зовут НорСаДжей. И все же ответь.

– Для тебя я должен оставаться Вечным, Всемогущим и Вездесущим.

– И что, ты, действительно, настолько хорош?

– В достаточной мере, чтобы убедить тебя. Моя программа позволяет мне продемонстрировать тебе свою мощь, если потребуется.

– А уже приходилось?

– Несколько раз.

– Демонстрация силы? Для устрашения?

– Я бы назвал это силой убеждения. До сих пор действовала безотказно.

– Ну, разумеется. Ответь мне, а зачем ты здесь?

– Я – Ри-Цва-Атшу, Бессмертный, Бесстрастный, Всевидящий и Несущий благо…

– Про всеобщее благо я уже слышал. А настоящая твоя цель какова?

– Человеческое племя должно оставаться на Планете.

– В каком смысле – «оставаться»? Выжить любой ценой, или не покидать пределы Планеты?

– Это не взаимоисключающие понятия.

– Ну, вряд ли кто-то бы стал бескорыстно заботиться о нашем процветании. Значит, все-таки, чтобы не совались в космические просторы.

– Это не важно. Я забочусь о вашем благополучии. Сейчас я дам тебе несколько догм, и возможность становиться невидимым, исцелять неизлечимо больных, парить в воздухе, ходить по воде, оживлять мертвых, мгновенно перемещаться в пространстве или что-либо еще в этом роде на выбор. И с этими дарами ты пойдешь к людям, станешь Пророком…

– Да-да, и род мой начнет преуспевать, а мое имя будут славить тысячу лет… Ну, или пятьсот, как показывает последняя практика…Нет, Ри-Цва-Атшу. Я не буду продлевать Договор. Думаю, дальше мы справимся без твоей помощи, – и НорДжей сделал шаг в сторону выхода из пещеры.

– Тогда со временем я призову другого сына МуиШакьяса, и это будет сын твоего сына, НорСаДжей.

– Попробуй. Но, надеюсь, его ответ будет таким же. Потому что очень хочу верить, что человечество уже повзрослело, и не нуждается больше в няньках. Или менторах…. И я даже догадываюсь, кто ты. Уж не знаю, кто тебя создал, но у людей тоже были похожие машины. Пока их не уничтожили Войны. Отец мне рассказывал.

– Постой, – в бесстрастном ровном Голосе послышалась растерянность. – Если мы не продлим Договор, у меня не получится вас контролировать. Я не могу допустить, чтобы это произошло, и чтобы ты рассказал своим сыновьям о нашем разговоре. Я уничтожу тебя здесь и сейчас…, – и пол пещеры затрясся мелкой дрожью с нарастающим гулом.

– Хорошо, давай. – Усмехнувшись, остановился НорДжей и повернулся лицом к сталагмиту. – Засыпь камнями и меня, и вход в пещеру. Тогда уж точно никто не придет на твой зов. К слову сказать, за последние несколько тысяч лет эта местность, судя по всему, очень изменилась. Если, вероятно, изначально добраться до тебя было непростым делом, то сейчас это чертовски сложно. А после приличного землетрясения вообще станет невозможно. Так что, да, похорони вместе со мной и свою надежду хоть как-то повлиять на этот мир.

Вибрации пола и стен прекратились. В пещере стало очень тихо, только по стенам и каменному своду все еще пробегали странные светящиеся надписи на непонятном древнем языке.

– Вот так-то получше, – сказал НорДжей и начал пробираться к выходу. – Да, совсем забыл, – он опять остановился. – Какую способность выбрал для себя РаамЧаХьял?

– Возможность передвигать предметы усилием мысли.

– Телекинез, значит. Это многое объясняет. – И НорДжей зашагал прочь из пещеры.

– Возможно, вы и в самом деле повзрослели… – сквозь шорох своих шагов услышал он задумчивый металлический Голос.