Партизаны

«Во время той войны зародилась добрая народная традиция партизанить».

(цитата из радиопередачи)

«Чем дальше в лес, тем толще партизаны».

(поговорка)

Карету трясло. Шляпа раздражала более всего. Она то сползала на затылок, то, когда затылок на ухабах как мяч отскакивал от фанерной стенки кареты, падала на нос. За окном в безбрежной белой пустоте сверху зловеще парили серые тусклые вороны, а снизу скакали глупые облезлые зайцы-русаки.

Бонаппортэ размышлял. Что занесло его и ещё шестьсот тысяч цивилизованных граждан одной из передовых европейских держав в эту забытую Богом и здравым смыслом глушь? На кой ляд сдались им эти тысячи миль перемешанного с говном и грязью снега с огромной суетной похожей на восточный базар деревней в середине. И ещё эти зайцы, зайцы…

«Дебилы какие-то, а не зайцы…» - подумал император. И тут же как по команде, один облезлый косой, сиганув прямо под колёса телеги, следующим же прыжком внезапно шарахнулся в совсем противоположную сторону и вдруг замер как вкопанный в снегогрязь верстовой столб, посмотрев на Бонаппортэ тем загадочно-страшным взглядом, который один, казалось, выражал всю полноту и неизъяснимость души этого непокорного и смурного народа.

В этом взгляде животного воедино и неразрывно слились три несовместимые стихии: бесшабашная, граничащая с безумием удаль, полный удали как бы воинствующе-безумный идиотизм и прикрытое сильным налётом вековой беспросветной тупости сметливое хитрожопие.

«Народ, в полях которого водятся такие зайцы, непобедим. Я - идиот!» - Бонаппортэ погрозил зайцу кулаком, отхлебнул из фляги домашний, пахнущий родиной коньяк и, уткнувшись в меховой воротник, задремал.

От сильного толчка шляпа, совершив сальто, перелетела через нос и приземлилась аккурат на острые, измазанные весенним придорожным говном, чёрные носки армейских сапог сидевшего напротив денщика.

- C'est quoi ce bruit? Merde![1]

- Je ne sais pas, Votre Majesté! [2]- встрепенулась старая гвардия, испуганно отряхивая прибежище имперской мысли и тупо пялясь в заиндевевшее окно кареты.

Снаружи послышались шум, ругань, бабий визг и ещё какие-то не сулившие ничего хорошего инородные звуки.

Сделав ещё глоток и тихо выругавшись, Бонаппортэ толкнул сапогом мёрзлую дверцу кареты, закряхтел и медленно спустился на снег. Денщик последовал за ним как тень. Картина, представшая глазам императора, выглядела неутешительно и несколько нелепо.

На переднем плане мизансцены ан фронт стояла с огромной косой в руках здоровенная баба, одетая в дикого вида каракулевый полушубок и дырявый в нескольких местах картуз. Вокруг бабы амфитеатром выстроилось ободранное и замёрзшее французское воинство. Солдаты и офицеры молча пялили на бабу усталые красные глаза и безмолвствовали. Баба истошно орала.

- Вы шо удумали, супостаты изверхи! Топчут и топчут! Мы всю осень её садили, а вы топчете! Что б вас бес побрал! Чур меня старую! Греховодники!!!

Бонаппортэ повернулся к денщику, поднял одну бровь и строго спросил:

- Qu'est-ce que cette femme veut?[3]

- Je ne sais pas, mon général! [4]- отрапортовалгвардеец.

Бонаппортэ задумался, сделал несколько шагов в сторону происходящего, вскинул руку и с величием римского императора в лице произнёс:

- Qui es-tu, femme? [5]

- Кто-кто, известно кто, - ничтоже сумняшеся ответила та на чистом русском. - Василиса Кожина я, меня тут всякий знает. Аты, барин, чьихбудешь?

- Je suis l'empereur Napoléon Bonaparte![6]

- Да ладно! Рассказывай… Брешешь!

- C'est vrai, Madame. Je jure par la France![7]

Солдаты наблюдали за происходящим с вялым интересом. Им хотелось есть и погреться.

- Ну ладно, коли так, - Василиса слегка приопустила косу.

- Император, так император. Да хоть бы сам Царь Батюшка, а только не хрен нашу свеклу топтать. Мы её родимую всей деревней сеяли не для того, что бы всякий заезжий лягушатник её родимую топтал.

Бонаппортэ нахмурился, задумчиво сдвинул шляпу на лоб и сдержанно произнёс:

- Les femmes russes sont stupides et grincheux…[8]

Апотомдобавил:

- Cependant, comme les français. [9]

- Скажите ей, что мы уходим, - бросил он денщику.

- Мы возвращаемся на родину в тёплую солнечную Францию. А они пусть вечно сажают здесь свою проклятую свёклу и вечно едят её, запивая своим вонючим самогоном.

С этими словами император одним глотком допил оставшийся во фляге коньяк, кряхтя залез обратно в карету и громко скомандовал:

- Aller! [10]

* * *

Ночь выдалась тревожной. Боннаппортэ плохо спал, карету трясло, шляпа то и дело падала, ветер выл. А под утро императору приснился странный сон - будто он - это не он вовсе, а большая нажористая свёкла и вместо шляпы у него на голове ботва. И вся его армия - это много-много маленьких свёкл. И вот вдруг как по команде срываются они из родной земли и переносятся в далёкую смурную страну Московию, аккурат на Бородинское поле. И всё бы ничего, и поле вполне себе хорошее, и расти бы себе да расти и давать урожай, и радовать этим урожаем крепостных мужиков и баб, как вдруг появляется на горизонте огромная тучная Василиса Кожина с чёрной косой в натруженных руках, да как вдруг закричит что есть мочи:

- Па-а-артизаны!!!!!

- Les partisans! Les partisans! Sauvez-vous! Courez! [11]- донеслосьсовсехсторон.

Боннапортэ нахмурился: за окном темно, коньяк во фляге давно кончился, Франция ещё далеко.

- Cul… [12] - мрачно произнёс он и снова полез из кареты наружу.

Наружа встретила императора нелюбезно. Холодный утренний ветер норовил сорвать шляпу с головы и застил мокрым не то снегом, не то дождём глаза. На дороге никого не было. Солдаты, судя по всему, разбежались.

- Lâches… Et c’est la vieille garde! [13]- проворчал он и хотел было уже залезть обратно в карету, но что-то его насторожило. Кто-то смотрел на него из утреннего сумрака.

Император пригляделся пристальнее, этот кто-то был - заяц! Но не простой безбашенный заяц-русак. В этом зайце была какая-то особенная стать, да и размера он был гигантского.

- Comme un cheval, [14] - подумалось императору.

И тут заяц вдруг заговорил по-французски:

- Attendez, Empereur! Vous ne pouvez pas aller plus loin.[15]

- Maispourquoi? [16]

Вместо ответа заяц внезапно совершил гигантский прыжок и скрылся в придорожном кустарнике. Светало, дорога была пуста. Ветер дул.

Бонаппортэ снова забрался в карету и растолкал спящего денщика.

- Bonjour, Votre Majesté! Que s'est-il passé?[17]

- Le lièvre a traversé la route - un mauvais présage. Dormir… [18]

Гвардеец задремал. Боннапортэ впал в задумчивость - необходимо было что-то решать. Один в бескрайней степи на чужой территории - это не путь императора. Левая икра Бонаппортэ неистово завибрировала.

- Enfer! Ça ne suffit pas! [19]

Снаружипостучали.

- Qui est là?[20]

- То это я - Василиса! - послышался знакомый голос.

Бонаппортэ приободрился, вылез из кареты и угодил прямиком в объятия каракулевого армяка старой знакомой.

- Господи, барин! Ты чего дрожишь-то так?

- Madame, je viens de voir un lièvre qui parle![21]

- А, ну так это - Косой. Он тебя, Ваше Величество предупредить хотел.

- О чём предупредить?

- Да о том, что дальше ехать нельзя.

- Mais pourquoi diable?! [22]

- Дальше путь закрыт. Дальше - чёрные партизаны!

- Чёрные партизаны - Qui est-ce? [23]

- О, Ваше Величество, - это долгая история.

Василиса присела на торчащий из грязи пень, положила рядом косу, достала расшитый бисером кисет, ловко соорудила внушительного вида самокрутку и закурила.

- Это, Ваше Величество, долгая история... – медленно выдыхая ароматный дым, повторила она нараспев.

- Dis-moi vite, femme! [24]

- Ну ладно, Ваше Величество, будь по-твоему, - Василиса выпустила дым.

- Чёрные партизаны - они ведь как ещё до войны в этих местах появились, так с тех пор тут и хозяйничают. Это их территория, мы сами их боимся.

При этих словах женщина понизила голос, осмотрелась и на всякий случай подвинула косу поближе.

- Madame, je veux tout savoir sur eux! [25]- оживилсяБоаппортэ.

Интуиция его никогда не подводила, вот и сейчас он чувствовал своей левой икрой, что это его единственный и последний шанс повернуть ход кампании вспять.

- Ну, слушай, милок, коли так.

Василиса подбоченилась и размеренным голосом бывалой бабы начала своё неспешное повествование.

- Никто не знает, откуда и когда пришли чёрные партизаны. Старики поговаривают, что их сотворил сам Сатана ещё в те самые времена, когда был самым светлым и самым любимым сыном Божиим. Но потом возгордился он и был изгнан с небес за гордыню свою. Вот тогда-то и замыслил он отомстить и Отцу своему и всем ангелам его. Но для мести ему нужна была армия, но армия не простая, а бессмертная! А для создания такой армии непременно нужен был камень Колым-баюн. Много лет витал Сатана над глубинами Земли в поисках Колым-баюн камня, уж совсем было отчаялся и решил сдаться на милость Отцу своему и ангелам его. Как вдруг встретился ему один человек, а звали того человека...

Тут Василиса затянулась особенно глубоко.

- А звали того человека Микитка-горшок. Микитка-горшок и говорит Сатане: я тебе, говорит, помогу Колым-баюн камень разыскать, но ты мне за это заплатить должен.

- Чем же заплатить тебе? - спрашивает его Сатана. - Хочешь, все царства земные положу к твоим ногам?

- Нет, - отвечает Микиткаа-горшок. - Это мне не интересно. Я волей к власти не обременён и царствовать не желаю.

- Так чего ж тебе потребно? - спрашивает его Сатана во второй раз.

- А вот чего...

Тут Василиса затянулась ещё раз, коса выпала из её рук и баба неожиданно рухнула как была в полушубке прямо горизонтально на талый весенний снег. Лежит и молчит...

Бонаппортэ обошёл полушубок с содержимым вокруг, осмотрелся.

- Les femmes russes sont très mystérieuses.[26]

Вокруг было тихо и пустынно, даже ветер стих. Только из кареты доносился храп денщика. Бонаппортэ замер в некоторой нерешительности. Необходимо было двигаться дальше, но не вполне было понятно - куда и зачем?

- Pourquoi tout ça? [27] - пробурчал он еле слышно и, тяжело пыхтя, залез в карету.

Карета оказалась пуста. Куда делся только что храпевший денщик, было решительно непонятно. Бонаппортэ снова вылез наружу. Там его ждало ещё большее удивление - тулуп с бабой тоже пропали. Он повернулся, чтобы зачем-то залезть в карету опять, но и кареты не обнаружилось.

Кругом, насколько хватало глаз, раскинулось бело-серое единое ничто с бело-серой же линией, делящей это ничто на условные верх и низ.

- Ce serait une bonne image! [28]- вскричал Бонаппортэ в пустоту и пустота внезапно откликнулась.

- Чего орёшь, барин?

Бонаппортэ вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял мужик лет сорока с окладистой пышной бородой и тоже в тулупе.

- Qui êtes-vous, Monsieur?[29]

- Я-то? Да я-то Ваше Императорское Величество того-этого, как бы это...

Мужик замялся, пряча бороду и руки в тулуп.

- Я-то, Ваше Величество здешний, здешний я. Микиткой меня кличут. Микиткой-горшком. Мы того-этого, Ваше Величество, как бы это, партизаны мы значит, местные. А вон и ребята мои.

С этими словами мужик показал бородой в какую-то неопределённую сторону.

- Où? Je ne vois pas.[30]

- Да вона они, - борода мужика вытянулась в сторону горизонта.

Бонаппортэ вгляделся в серую пустоту. Из пустоты неожиданно выкристализовались и стали медленно увеличиваться, приближаясь, двенадцать чёрных точек. Через несколько секунд император понял, что это идут двенадцать человек, одетых во всё чёрное. За плечами они держали ружья. Причём скорость приближения чёрных людей никак не совпадала со скоростью человеческой ходьбы. Можно было бы подумать, что они скачут на лошадях, но лошадей определённо не было видно...

И вот чёрные подошли совсем близко. Они окружили мужика с императором полукольцом и встали как вкопанные. Мужик вытащил руку из недр своего обширного тулупа и задумчиво почесал бороду. Через мгновение он произнёс:

- Innatura, Sire, всё суть пустотно.

Бонаппортэ задумался. Мужик тем временем продолжал.

- Пустотно всё, абсолютно всё - от нашего сознания до окружающих нас вещей. Да-да, Monsieur, пустотно и в определённой степени иллюзорно. Наши представления о чём бы то ни было не совпадают с предметом их не от того, что они неправильны, но исключительно из-за отсутствия предмета представлений, как такового. Ничто не имеет начала и конца, цели и смысла, причины и следствия. Ничто не может находиться где-либо и поэтому оно везде и в то же время нигде. Ничто не имеет времени и поэтому оно происходит никогда и никогда не заканчивается. Ничто - это миф! Миф и призрак. Как зеркало, отражающее самое себя, парит оно в пустынном весеннем небе над этой степью и лесом, и только серый заяц-русак способен своим непредсказуемым прыжком преодолеть этот иллюзорный барьер...

Микита-горшок замолчал и вопросительно посмотрел на императора. За спиной чёрных истуканов вдруг выросли огромные крылья. Они с шумом расправили их, замахали и, подхватив своего предводителя, дружно ринулись ввысь. Вскоре в сером небе можно было различить только двенадцать удаляющихся чёрных точек, держащих в своих лапах огромный серый тулуп.

Бонаппортэ снял свою шляпу, помахал ею чёрным точкам вслед и проснулся…

* * *

Карету трясло. За окном в безбрежной белой пустоте сверху зловеще парили серые тусклые вороны, а снизу скакали глупые облезлые зайцы-русаки. Напротив клевал носом и храпел денщик.

- Quel rêve étrange, [31] - тихо произнёс император и задремал.

Кампания была проиграна, Россия оставалась позади…

[2] Я не знаю, Ваше Величество!

[3] Чего хочет эта женщина?

[4] Я не знаю, мой генерал!

[5] Кто ты, женщина?

[6] Я император Наполеон Бонапарт!

[7] Это правда, мадам. Клянусь Францией!

[8] Русские женщины глупы и сварливы…

[9] Впрочем, как и француженки.

[10] Вперед!

[11] Партизаны! Партизаны! Спасайте себя! Бегите!

[12] Жопа...

[13] Трусы... И это старая гвардия!

[14] Как лошадь

[15] Подождите, Император! Вы не можете идти дальше.

[16] Но почему?

[17] Здравствуйте, Ваше Величество! Что случилось?

[18] Заяц дорогу перешел - дурная примета. Спи…

[19] Черт возьми! Этого недостаточно!

[20] Кто здесь?

[21] Мадам, я только что видел говорящего зайца!

[22] Но почему, черт возьми?!

[23] Кто это?

[24] Расскажи мне скорее, женщина!

[25] Мадам, я хочу знать о них все!

[26] Русские женщины весьма загадочны.

[27] К чему всё это?

[28] Это была бы хорошая картина!

[29] Кто вы, Месье?

[30] Где? Я не вижу.

[31] Какой странный сон