Невеста леса

Невеста леса
Работа №292

Старик, с трухлявым мешком через плечо, тихонько брел сквозь лесной пружинистый настил - болото. Он аккуратно ступал по холмикам, что покрывались густым мхом. Порой один из вязовиков проваливался в стылую жижу, холодя ноги. Но старик будто и не замечая, шёл дальше. Местность баюкал тягучий туман. Только звуки сверчков разбавляли тишину молчаливого, нескончаемого леса. Старик шел самыми ветхими, забытыми тропами: сквозь болото, мох, густую траву, сквозь осоку и острые кусты шиповника. Он брел по потемкам, ища дуб, с надломленными ветвями, да под которым росла бы костяника. И под дубом этим, старик наспех вывалил из мешка рыбные туши. Одну он взял в руку, а затем, достав нож, аккуратно сделал надрез в области рыбьего брюха, вывалив скользкие внутренности на спелую, багряную костянику. Слезы выступили на тяжелые, усталые веки. Старик, не мешкая, провёл лезвием по ладони, окропив рыбью требуху своей кровью. В горле он сдержал стон, а затем, словно вымаливая, произнес:

Несите ветра, мои слова

За холодные реки, за кучерявые горы

За талые воды, да мёртвые зори

За крестьянские поля,

За невольные луга

Слово мое - Бортника клич

Хозяина лесного, зверя черного.

На зов мой явись.

Из Нави в Явь

Да воздай по справедливости.

С этими словами Старик, тяжело дыша, упал оземь.

***

Величавый старец, что звался Велесом, лежал у седого костра. Ветви тлели, оставляя за собой пепельные угольки, рассыпающихся в прах ласковым касанием ветра. И не давался Велесу покой, да сон. Слышалось, как шевелятся корни деревьев. Носа достигали запахи хвойных еловых шишек, клюквы, да бузины. Доносились уханье ночных птиц, стрекот сверчков. И высоко, где-то в темных, раскидистых лесных кронах, два звериных глаза глядели на Старца змеиным взором, будто бы исподлобья. Пристально, не отрываясь и не чураясь того, что и старец порой смотрел на них в ответ бдительными очами, с мешковатыми грыжами, покрытыми старческими бороздами, но несомненно - могучими. И грыжи эти походили на древесные кольца, что нарастают с прожитыми годами. А над складками, словно жемчугом, блестели его очи, налитые небесно-голубыми, чуть замыленными красками. Будто бы наращенные слои морщинистой кожи прячут глаза совсем еще юнца.

Во рту его стоял вкус земли. Он не ел несколько дней, питаясь лишь тем, что найдется. И хоть обладал он высоким ростом, метким глазом и широким плечом, что запросто мог бы и побороть медведя, сердцу его было тяжко отнять чужую жизнь.

Средь белой луны, чей тонкий свет вуалью ложился на лесной настил, Велес собирался в путь. Очи больше не смыкались, а душе просилось троп, да ухабистых дорожек к деревеньке. Уж очень хотелось горячего и сытного, да мягкой постели, чтоб перина набита гусиным пером, да взбита как следует. Подняв и покрутив ступню, Велес грустно оглядел свои "жиденькие", дырявые вязовики. Затем он что-то пробурчал себе под нос, да двинулся в путь, прощупывая дорожку своим длинным, деревянным посохом.

На рассвете старец добрался до деревенской корчмы бревенчатой, со скатной крышей и ерническими резными наличниками. Он зашел внутрь, аккуратно закрыв за собою дверь. Несколько колченогих столов с чуть горбатыми трухлявыми лавками заполняли все пространство вокруг. Свечи все еще горели, никто так и не потушил их, хоть и зорька поблескивала в окне, ярко пробиваясь сквозь питейное стекло в руках двух нерадивых постояльцев. Хохот гостей разбавлялся зевом тучной, немолодой хозяйки, что стояла за прилавком. Круглолицая, краснощекая, с маленькими глазенками и редкой косой, собранной в высокую прическу, засыпала, опираясь скулой о кулак.

Велес подошел ближе, окликнув ее:

– Доченька.

От неожиданности локоть хозяйки скользнул в сторону. Она вмиг поживела, ее брови прильнули одна к другой и на всю корчму раздался громкий выклик.

– А ну хватит тут сидеть, забулдыги горемычные! Гулянья давно все кончились. Я тут с вами до утра сидеть должна?! Ба-а-атюшки! – она огляделась. – Да уже рассветает! Айда все отсюда! А ты? – Хозяйка, наконец, обратила внимание и на Велеса. – Ты, Отец, кто? Что-то на гуляньях свадебных я тебя не видала. Ты кем будешь? Не из наших. Наверное, с соседних селений, небось с Рощи? Видать прознал, что боярин в честь свадебки сына гулянья устроил, да и пришел. Только вот опоздал ты уже! Три дня отгуляли, отец. Даром ничего не осталось, – Хозяйка грозно смотрела на двух пьяных за столом, изредка обращая внимание на Старца.

– Даром ничего не надо, – Велес достал несколько серебряников. – Мне бы поесть. Да поспать хочу. На постоялый двор - не посылай, а лучше - приготовь мягкую постель. Я без официального визита. Задержусь у вас, в Вязинках, на несколько дней, – Велес протянул еще один серебряник хозяйке.

– Как прикажешь, Отец. Присаживайся за стол, сейчас принесу кушанье, – Хозяйка корчмы прижала к груди серебро. Отвернувшись она спешно, с жадностью, стала совать его себе в корсет.

Через несколько минут Старцу было подано горячее - похлебка пахла грибами с квашеной капустой, фасолью и зеленью. Мягкие пряности дополняли вкус, а чеснок и лук делал кушанье густым, богатым и ароматным. Подано такое блюдо было в глиняном горшочке. Также, к похлебке предлагался ломоть хрустящего, горячего хлеба, посыпанного мукой, да намазанного сверху густым куском тающего сливочного масла. Велес взялся за ложку.

Мужики, сидящие позади, тихонько сидели за своими недопитыми кружками. И казалось, будто бы сейчас они свалятся под лавки отсыпать до полудня, они стойко продолжали подбадривать друг друга, будто бы назло хозяйке.

– Ну а работать кто будет? Боярин-то отгулять свадебку дал, но видели какой он грозный был? Ох, не сносить вам голов, братцы, если на поля не явитесь… – Причитала женщина. Не с заботой, а будто бы из желания что-то говорить, не смыкая рта.

– Маренька, дэк это самое, он сердитый чего был? Не гулял давненько боярин… А щас-то он добренький! – Мужики снова загоготали.

– В Вас не столько хмеля, сколько глупости! Тихона, вон, боярин наказал за что-то. Весь битый ходил, стыдился... И дочку его не видать. Сколько дней уж без настроения наш добренький боярин! – Хозяйка заговорила чуть тише. – Поговаривают хворь у него. Вы смотрите чтоб как с Тихоном не было, под горячую руку-то! – Хозяйка забрала кружки со стола.

– А может и правда плетухана высекли за дело. И поделом ему! Нечего такие цены за лапти просить. Я вон лучше босой похожу… – Недовольно буркнул один из мужиков.

– Плетухан, говоришь? – Велес положил ложку в сторону. – А где живет ваш плетухан?

– Так крайний дом слева. Иди, Старик, только у тебя все равно деньжат не хватит, – насмешливо бросил мужик.

Велес встал из-за лавки и будто бы рост его увеличился. Плечи распахнулись, а грудь выкатилась колесом вперед. Его длинная борода блеснула серебром, и лик будто бы чуть помолодел. В нем чувствовалась стать прожитых лет. И хоть одежды на нем были скромны и пыльны, нищим и пустым его образ назваться не смел. Несвежа и проста рубаха в путешествиях у странника, но самое большое богатство - мудрость дарит только шаг. Велес взял свой посох, поблагодарил хозяйку и удалился прочь.

Вязинки выглядели густо. Множество бревенчатых изб, покрытые берестой и дерном. Некоторые из них были расписаны резьбой и выкрашены различными узорами. Баньки топились щедро. В конце деревни стояла церквушка, чей купол своим величием рассекал небо. А двор Боярина и вовсе казался никак не хуже царского. Люди здесь любили работать. Нужды и голода в Вязинках не знали. Воздух пах сеном, чуть смолой и теплом. Многие решили бы, что тепло пахнуть не может. Но утром, теплым, рассветным утром, когда птицы перекликаются громогласным кличем, а мясистая трава сверкает росой - воздух пахнет крепкой ясностью и бархатистым настилом отголоска ночи.

Велес стоял напротив плетуханской хаты. Деревня уже проснулась и многие собирались на работы. Но грузный мужичок сидел на крыльце своего дома, опустив вниз голову и о чем-то размышляя. Вид у него был то ли хворый, то ли удрученный. Он приподнял голову, чуть улыбнулся и казалось, былая отягощенность сменилась неожиданным любопытством. От волнения, плетухан перебирал пальцами густой и затхлый воздух, что будто бы уплотнялся вокруг него и его хаты. Потухшие глаза заискрились надеждой, будто ожидая от Велеса какого-то правильного слова.

– Здравствуй, – Поздоровался Велес, став прямо напротив плетухана. – Ты Тихон, плетений мастер?

– Тихон, да. Больше не плету. Кочедыка у меня нет. Сломался.

Велес демонстративно поднял ногу, чтоб дырка в вязовике попала под взор плетухана:

– Гостей, значит не ждал, мастер? Что ж ты, сам дал клич, а… – Велес не успел закончить свое слово, как плетухан наспех схватил его под руку и потащил к себе в хату, в сени.

– Бортник! Я тебя ждал, милостивый, ждал! Я тебе не то что старые заделаю, я тебе новых сплету сколько хочешь, только помоги! – тараторил плетухан. – Нет нам больше тут жизни. Нет и не будет. Я и не верил, что ты откликнешься. Но есть же в жизни зло, что к честным людям ненароком приходит. И зло это смерти хочет, погибели. И некому защитить честных людей, кроме тех, кто сам у добра попросит! Я и попросил… – Плетухан крепко держал Старца за руку. И хоть сам он казался не моложе Велеса, все же обращался с уважением и трепетом.

– Я, Тихон, твой зов слышал. И ночи в лесу были бессонные, мрачные. Будто где-то печаль скребется, а я утешить ее должен, – Велес сел в уголок, на небольшой табурет. Посох он отложил в сторону. – Но не скрою: есть у меня и свой умысел. Пришел за тем, что ищу уже много недель. Чую, что найду это здесь. Не спроста все.

– И что же ты ищешь? – Тихон присел рядом.

– Как найду, я сразу же отправлюсь в путь. Но время утешить твою печаль ещё есть. Может и не спроста все так… Чувствую, сердце твое рвется на части. И нет ему покоя.

Тихон взялся руками за морщинистое, изможденное лицо, низко опустив голову. Из-под рубахи, шлейфом, словно змеи, к самой шеи ползли глубокие шрамы, что могла оставить только плеть. Велес протянул руку, положив её на спину и будто бы боль чуть унялась. Тихон поднял на него сверкающие, мокрые глаза:

– Идем. Увидишь все сам.

Плетухан жестом пригласил войти его дальше. Велес сделал широкий шаг в низенькую комнату, освещенную лишь пыльными, замутненными окошками, да покачивающимся огоньком от свечи в уголке комнаты. И взор его пал на сжавшуюся в себя худенькую девчонку, костлявую и угловатую, тихонько всхлипывавшую на деревянной кровати, закрывая лицо руками. Ее белые кисти и длинные пальцы были усеяны синеватыми пятнами и ссадинами. И подняв свое полупрозрачное, фарфоровое личико, ее глаза будто бы отделились, выйдя первым планом. Девушка стыдливо прятала взгляд, задержавшись на самом Велесе лишь на несколько секунд. Она невольно оттягивала ветхое, заляпанное коричневыми пятнами платьице, с аккуратно пришитым и тут же порванным абажуром, неловко поправляла ладонью горящие щеки, как бы скрывая себя от посторонних. Но было что-то в этих глазах помимо стыдливой кротости. Что-то вольное и твердое, отличающие от других крестьянских дочерей.

– Видишь что он с Варной сделал? С доченькой моей...

Плетухан смотрел в пол. Его седая борода покачивалась вместе с тяжелым, грузным телом. Он перебирал густой, застоялый воздух перепачканными пальцами. Затем Плетухан наспех открыл дверь, взяв под руку Велеса, и немедля захлопнул ее снаружи. Они снова оказались в сенях. Плетухан покачался взад-перед, а затем сел на кованую, рябую лавку, схватив себя за голову. И так же, измазанными чем-то черным пальцами продолжил перебирать седые клочки волос:

– Ты погляди на нее только. Сил моих нет на дочь смотреть. И она, видя меня - как смотрю на нее я, еще больше плачет. Сердце мое ноет, не держится. Я и сам готов Боярина этими руками удушить, ты только глянь, – старик вытянул ладони, сам осмотрев их. И казались эти грубые руки теплыми и работящими, что ни свет, то колодка, да кочедык. Под ногтями забилась темная смола, чуть измазав ладони и линии на них. – Но что толку от меня будет? Я Боярина убью, а меня следом повесят. И Варна совсем одна на белом свете останется. Заклеймят ее, забьют. И за рыло это свиное! – Плетухан сперва зажмурился, а затем глянул ввысь. – И будем расплачиваться мы с дочкой.

Тихон поведал о том, как четыре дня назад отправил Варну к боярину с просьбой о новом кочедыке. И как радостно Варна бежала туда, к своему любимому - Улебу, сыну боярина. Как они собирались жениться, как все ладно у них складывалось. И как Варна, в доме боярском, не застав Улеба, обратилась к самому Хозяину. И как свиное рыло на нее накинулось, порвало платье, истерзало дите. Как просила она о помощи, молила не делать того, что боярин сделал с ней. Поведал и о том, как больно предал Варну Улеб. Тем же днем - не поверив и побрезговав ею. И на следующий же день женился на какой-то девке, что отец ему сосватал. Плетухан, с мокрыми щеками рассказывал о том, как не выдержав, явился на эту самую свадьбу и требовал от боярина объясниться. И как со смехом, с забавою приказал боярин высечь Тихона прям на площади, чтоб честный люд на свадебке позабавить. Выслушав всю историю, Велес обратился к Плетухану:

– Что же ты хочешь от меня? Какое наказание моими руками хочешь вершить?

– А то, что оба заслужили. И отец, и сын. Смерти, – Плетухан сжал свой кулак. Надбровные дуги его задрожали, а желваки со скулами заходили ходуном.

– Считаешь ли ты, Тихон, что убийство - это справедливое наказание? И считаешь ли ты "добром" это наказание творить моими руками?

Вместо ответа плетухан снова держался за голову, пропуская седые клоки сквозь пальцы.

– Утешься, – сказал ему Велес. – твоя дочь жива. Ты будешь всю свою жизнь гнаться за мщением, которое погубит и тебя, и твою дочь. Но если отступишься, уедешь…

– Простить? Ты, Старик, говоришь мне "утешиться"? – уже исподлобья, злостно шептал Плетухан. – Варнушку мою, миленькую, и так и эдак… Впрочем, тебе, Бортник не понять. Что же ты такое нечеловеческое, коль боль отца не поймешь? Ворожей? Или нечестивый? Может торгуешься ты, хочешь нажиться?

И тут Велес будто не выдержал и встал, словно первородная мощь, непонятная и необузданная. Он озарил собою все пространство, а посох в его руке загорелся огнем, поблескивая золотистым отливом. Он гордо поднял голову и посмотрел с такой добротой и теплом на плетухана, что тот в миг вжался в себя и ему стало невыносимо стыдно за свои слова. Он взял Велеса за руку и больше был не в силах держаться.

– Знаю, Тихон, знаю, – Велес ласково гладил Тихона по седой голове. – Но мщение не принесет ни справедливости, ни облегчения. А впрочем, я схожу до двора и посмотрю на бестию, что вашего Боярина обуяла. Слышалось мне, что ему нездоровится. Меня ему высечь не по силам. Затем вернусь к тебе и скажу как поступать. Дождись меня.

***

С Господского двора тянуло холодком и морозным покалыванием. Таким, когда с кончиков пальцев начинает знобить, а кровь застывает, постепенно охлаждая всё тело. Мир становится медленным и равнодушным. Чем ближе Велес подходил ко двору, тем сильнее ощущался этот невольный озноб. Он сглотнул и остановился у порога дома. Рукою, словно что-то нащупывая, Велес водил по расписным, входным воротам. Резко отдернув ладонь к себе, он спешно согрел ее своим дыханием. Ворота отворились, а навстречу ему вышел неказистый, худощавый человек с большим зобом из трех подбородков.

– Чего тебе, холоп? – Недовольно, с явной надменностью сказал человек. – Милостыню просить шагай к храму.

– Впусти меня, боярину моя помощь нужна, - чуть беспокойно ответил Велес.

– Твоя помощь? Чем же ты, холоп, можешь самому боярину помочь? – Человек рассмеялся. – Давай по тебе, старик, розгами пройдемся, чтоб почтению научить! – Человек схватил Велеса за руку, но тут же отлетел назад, пролетев кувырком с десять шагов. Он со страхом и трепетом обратил взор на Старика, который теперь больше походил на взрослого, могучего мужчину. Черты лица его заострились, разгладив глубокие кожные борозды. Опущенные уголки рта приподнялись, а белую бороду теперь украшала россыпь темных, густых волос. Его глаза, что всегда оставались молодыми, выглядели еще яснее.

Велес расправил плечи и шагнул внутрь величавого, но совсем холодного дома. За массивным резным столом восседал Боярин. Испуганные крестьянки то и дело подносили ему разные кушанья. Золотистую, с хрустящей коркой, осетрину. Разносолы. Пышные, пылающие жаром блины и пироги. Поджаристого оленя, чьи соки и жир стекал по перекошенным губам и плотным рукам.

Боярин жадно набивал свой зоб, запивая всё хмельным мёдом. Отсутствующий, тупой взгляд, будто бы нависший лоб, толстое, круглое, и бледное лицо, с напряженными желваками. Брови чёрные, лохматые и нахмуренные. Будто бы с истонченной, покалеченной и больной чувственностью, мужчина продолжал жевать. И глаза его наполнялись кровью, подобно животному, что было загнано на убиение. Он ел и, кажется, совсем не обращал внимание на тех, кто находится рядом. Омерзительные, сальные волосы падали на его грязное лицо. От его тела шел неприятный запах человеческих испарений. И заметив подошедшего к нему Велеса, боярин ничуть не отозвался. Равнодушно, будто бы никого и нет, боярин продолжал запихивать себе в рот всё, что стояло на столе.

– Здравствуй, – сказал Велес. Ответа не последовало. Боярин только поднял на него глаза, откусывая очередной кусок, спешно огораживая еду рукою, подобно зверю, что защищает свою добычу. – Голод тебя мучает, – Велес сел напротив. Одна из крестьянок хотела было что-то сказать, но не успев открыть рта, другая остановила ее, жестом наказав молчать. – Значит проклятье на тебе, муж. И кто же проклял тебя? – Обратился к боярину Велес, но ответа не следовало.

– Дочка, подойди сюда, – махнул он одной из подносивших еду.

– Простите… – Сказала пышногрудая, розовощекая крестьянка, стыдливо глядя в пол. - Наш Господин немного хворает… У вас, наверное, визит запланированный, но видите ли… – Замлела она.

– О нет, дитя. Проклятья лечить - дело хитрое, такое планировать нельзя. Давно, скажи мне, милая, он проклят? – Велес не выпускал посох из рук. Крестьянка, заикаясь, не находила слов для ответа. Старец взял ее за руку. – Не бойся, дочка. Вижу и тебя боярин обидел, – он ласково, по-отцовски, провел рукою по щеке. Девушка, чуть обомлев, зажмурилась и задрожала.

Вторая Крестьянка, стоявшая побоку, с пепельно-белым платком на голове, вмешалась в разговор:

– Уж с семь дней, батенька. Постепенно, знаете ли… Сначала стал злющим, будто бы и правда хворь какая. А затем с таким аппетитом наш Господин кушанье стал уминать, да девок портить. А потом и чернь эта… Каждый день я с постели черные, как смоль, пятна оттираю. И все больше он на зверя походит. Человеческую речь уже не понимает… А был наш господин, – крестьянка сжала пальцы в кулак. – Ух какой был! Добряк добряком. И все у нас ладилось. А теперь уж что? Даже Барыня с Улебом уехали вон. На нас господина оставили… Свадебку быстро отыграли, да и наутек. Мать за сына больно переживала.

– Как можно…? – начала было молодая крестьянка.

– Ах! Говорю тебе, ему речи наши невдомек. Ничегошеньки он не понимает, - полушепотом сказала вторая.

– И никого чужого не было накануне? Все свои? – спрашивал Велес, оглядывая помещение.

– Нет, все свои. Никаких визитов. Только слуги, барыня, молодой господин, да его девка - дочь плетухана. Все спокойно было.

– А может Господин ваш какое зло сделал кому? Кого-то из слуг наказал, высек?

– Ну что вы, Батенька, - крестьянка отмахнулась. - Господин добр к нам был! Никакого зла не делал. Бывал, конечно и строг но… Нет уж, никто ему зла желать не мог. Вот разве что…

Велес, опирающийся на посох, вытянул шею чуть ближе:

– Говори же. Не бойся.

– Улеб, сын Боярина… Мог бы. Чтоб самому земелькой управляться, – крестьянка говорила тихо, полушепотом. Она оглянулась на боярина, убедившись, что господин продолжает есть, продолжила. – И как-то спешно они невесту нашли, да и уехали, только лишь господин эту хворь поймал.

Велес отпрянул, покачивая головой

– В доме я силы не чувствую. Только холод, да смрад от черного наваждения. Если бы Улеб обладал бы такой способностью - нечеловеческой силою; в доме была бы затхлость, жар, – размышлял Велес. И тут глаза его заблестели, и он спешно засобирался.

– Батенька, - Обратилась крестьянка в платке. - помоги нам, отец. Господин - мужик хороший... Не дай его хвори этой погубить. Видишь же, как бывает… Жена с сыном его, окаянные, бросили на погибель. А мы, слуги, просим тебя, - молодая Крестьянка, вторя старшей, подняла голову, и слеза её капнула на пышную грудь. Она тяжело вздохнула и тут же закивала.

- Я вернусь. Ждите к ночи. И никого к боярину больше не пускайте. Сами с темном запритесь в опочивальне, а Господина в зале оставьте. Ночь на него больше звериного лика надевает.

Велес ушел, шагая раскидистым, спешным шагом. Напуганные крестьянки, тряся подносами, продолжили нести еды голодному, со звериным ликом, Боярину.

***

Тихим вечером, когда поля опустели, а облака таяли под золотистыми лучами и темнеющим небом, Велес добрался до деревенской хатки, на самом краю деревни. Он шел быстро, опираясь на посох, словно тот был его третьей ногой. Хата была закрыта. Громко Велес постучал в дверь. Вскоре плетухан отворил ее. Старик вышел на крыльцо, а Велес, глядя тому через плечо, все пытался заглянуть внутрь.

– Где твоя дочь, Тихон? – спросил Велес.

- Спит доченька. Уснула, наконец.

- Что же ты, Тихон, не сказал, кто ее мать была.

Плетухан наспех запер дверь, полушепотом, словно чего опасаясь, произнес:

– Колдуньей из леса. Но никто из наших знать не знает, – он оглянулся убедиться, что лишних ушей нет. – Народ здесь набожный - им лучше и не знать.

Велес устало сел на крыльцо.

– Я нашел что искал. И теперь, непременно, нам нужно отправляться в путь. Только напоследок, благое дело надо сделать… То что дочь твоя натворила, надо исправлять.

Плетухан сделал шаг назад. Его брови нахмурились и челюсти стали ходить туда-сюда.

– Значит, ты Варну мою искал. И теперь забрать хочешь.

– Ты, плетухан, и не представляешь важность твоей дочери. И даже не догадываешься, что она, одна из семерых столпов данных миру, должна или погубить, или спасти всё то, что так дорого твоему сердцу.

– Каких еще столпов? Я тебя, Бортник, призвал боярина наказать… А ты! – Плетухан сжал кулаки.

– Наш мир может ждать непременная погибель. Он окутан туманом чужого, ветхого мира. И сами Древние хотят погибели человеческого рода, намереваясь привести Явь к самому началу. Обезличить, сделать покорной, ввести в вечное забвение. Но Навь и Явь непременно связаны друг с другом. И в наш мир, порой, просачивается, подобно влаге в почву, те тайные силы, что получила твоя дочь. Только они могут дать отпор Древним. Я ищу всех семерых, чтобы направить их. Собрать воедино и дать отпор врагу.

Дверца, чуть скользнув, заскрипела, и на порог вышла худенькая девушка, с длинной черной косой через плечо. Варна. Она близко подошла к Велесу, взяв того за руку.

– Ты приходил ко мне во снах, Велес… Почему же ты теперь просишь остановить путь к началу? Ведь то, что ведет нас вперед, приведёт мир к непременной погибели. И спасти его можно только приведя в первородное состояние. К забвению. Вечному и кроткому… – Девушка смотрела в чужие глаза. Нежным, влажным взглядом.

Она была покорна и казалось, готова следовать за Велесом куда угодно. Но он, глядя на нее, сказал:

– Не меня ты видела. Я есть Велес - дух, что обрел тело, но живет сразу в двух мирах. Здесь я и старец, и молодой муж, и медведь, которого кличут Бортником. Тот же Велес - змей и муж. И подобно Древу Жизни, мы с тем, другим Велесом, неразрывно связаны, существуя, как корни и крона у одного древа.

– Бортник, – Варна бросила руку. Она взглянула на отца, затем снова подняла очи на Велеса. - Ты на погибель всех сюда пришел… Сражаешься за то, чего не знаешь.

Велес подошел ближе к Варне, наперекор ее отцу, что всячески пытался преградить ему путь.

– Змей Велес обманул тебя. Движущая сила любви сможет сохранить и мир, и человека в нем. Если дорог твоему сердцу отец и его жизнь, сними своё проклятье с Боярина. И мы отправимся в путь с первыми лучами солнца.

– Проклятье? Варна, так это он с тобой из-за проклятья? – Плетухан нежно и печально глядел на дочь.

– Он не разрешил Улебу взять меня в жены... И я так разозлилась на Боярина, что невольно крикнула: "Быть Боярину тогда зверем, с тем же голодом о любви, коль он бессердечный!". Но мне знать не зналось, что это я его на такую участь обрекла, – Варна, хрупкая, словно из стекла, своей тонкой ручкой вытирала слезы. – Я пойду с тобою, Бортник. Папонька, родной, я вернусь. Ты знай!

- Нет! – закричал Плетухан. –Никуда я тебя, Варна, не пущу!

Старик хватался за ее руки, но в тот же миг они соскальзывали. А дочь с Велесом отдалялись прочь. Все дальше и дальше…

***

– Заходи, – скомандовал Бортник.

Входные ворота легко поддались удару Велесова посоха. Поскрипывая, они медленно отворились. Внутри был ледяной мрак, что освещался лишь отблеском лунного сияния. Только какое-то чавканье и стон выдавали в нём наличие хозяина дома. Копыта били о пол, измазанный чем-то липким, черным, словно бы и дегтем. Навстречу им вышел зверь, точно в рубахе боярина. Чудище, покрытое клоками волос, с длинными конечностями и крючковатыми когтями. Он оголил в оскале свои грязные, желтые клыки. Проваленные глазницы, с темно-красными склерами глаз блеснули во тьме, и тяжелое чудище бросилось на Бортника с Варной. Велес, заслонив собою девушку, ударил посохом по зверю с такой силою, что он отлетел. Чуть сопя и тяжело дыша, зверь хотел было встать, но громко завыв, он пополз в сторону стола, доедать объедки.

– Варна, ты должна помочь снять проклятье, – Сказал Велес. – Ты сейчас подойдешь к Боярину и возьмешь его за руку. Я помогу тебе. Будешь повторять слова за мной.

Варна, с ужасом на глазах, закивала. Из опочивален выбежали две крестьянки. Они вжались друг в друга, не проронив ни слова. Варна аккуратно подошла к зверю. Она потянула к нему свою дрожащую ладонь, но чудище оскалилось и зарычало, словно у зверя пытаются отнять его пищу. Варна резко отдернула руку. Велес же, держа посох наготове, шептал: "Кровь предков чистая, а земля сырая…". С каждым произнесенным словом зверь успокаивался. "Ты, чур небесный, ты чур земной…" – Варна снова потянулась к нему рукой. И наконец, дотронувшись до зверя, чуть издав хнык, Варна, обрадовавшись собственной смелости, улыбнулась, глядя на Велеса.

На секунду, совсем ненадолго, вокруг воцарилась тишина. Словно бы мир, застывший в одночасье, перестал существовать. В этот миг, разбив всю тишину, в дом влетело с десяток крестьян. Курчавые, молодые, старые, с вилами наперевес, они кричали, брызжа слюной. А во главе, словно бы и воеводой, значился Тихон - плетухан. И увидев свою дочь рядом со зверем, он в миг бросился защищать, крича: "Звероподобный! Бейте, жгите!". Велес только лишь и успел, что отдернуть Варну от покорно лежащего чудища. плетухан с размаху вонзил в него вилы. Зверь, скорчившись и завыв, кинулся на старика, и одним ударом повалил его на черный, смоляной пол. Варна, дрожа и крича, хотела было кинуться в помощь отцу, да Велес так крепко держал ее за хрупкие, почти стеклянные руки, что можно было услышать хруст. Часть из мужиков, светочами поджигали всё то, что могло гореть. И языки пламени в миг охватывали резные, стены, выкрашенные цветами. На зверя кинулись крестьяне, терзая вилами уже почти мертвое, окровавленное мясо. И наконец, с последним своим вздохом, Боярин, в своем человеческом обличии, упал на пол. Его губы шептали только "прости". Слеза упала на смоляной пол. И Варна, высвободившись из крепкой хватки Велеса, подбежала к своему отцу, а затем истошно, с надрывом закричала. Отец, лежавший рядом с мёртвым Боярином, умирал. Кровь сочилась из его жилистой, посиневшей шеи и он, совсем бледный, ласково глядел на свою Варну. Он больше не мог произнести ни слова. Только хрипя и тяжело дыша, он, с какой только мог крепостью, держал дочь за хрупкую руку. И не нужно было слов, чтобы понять, что хочет сказать плетухан своей дочери. В последний раз.

***

Велес сидел на горбатой лавке, около плетуханской хаты вблизи леса. Серебро тумана окутывало мрачное, дождливое утро. Капельки холодной воды капали на совсем седую бороду Велеса. Старик сморщился. И будто бы новая, совсем молоденькая бороздочка добавилась к его лицу. Мимо него, скользящим шагом, прошла будто бы сотканная из хрусталя, худенькая девушка. Она остановилась около него, положив рядом новенький кочедык.

– Боярин мне тогда кочедык все же вручил… Новенький. Я не успела отдать отцу. Ты ему на погребение инструмент положи. Больно он любил работу, – не поворачиваясь, промолвила Варна.

– А ты, значит решила идти? – Велес поднял свои очи на высокую, хрупкую девушку.

- Прав был Велес. Пусть хоть и змей. Новое лишь смерть принесет. И ты принес, Бортник…

– Каждый волен выбирать свою судьбу. И ты, Варна тоже, - Старик сделал паузу. - Я все еще жду тебя. Жду, что ты пойдешь со мной.

– Я теперь невеста леса. И ухожу насовсем, – Она резко обернулась на Велеса и по щеке ее скатилась холодная, одинокая слезинка. – Надеюсь, найти остальных шестерых не по твоей судьбе, – Варна плавно подняла стеклянную, белую руку и распустила красную ленту в волосах. Черные, длинные волосы упали на ее хрупкие, узкие плечи.

На глазах у Велеса стояли слезы, он не оттирал их. Только глубоко вздохнул, обращаясь к нежной девушке:

– Наша следующая встреча может быть и в битве.

Варна тихо шепча, словно баюкая, с некоторым сожалением и болью, произнесла:

– И встреча непременно неизбежна… – Она шла тихо, растворяясь с каждым шорохом, в вуали густого тумана. За ней следом расцветала багряная костяника.

Невеста стала женой.

+2
23:12
430
М.Е.
19:07
Очень интересный язык, спасибо, автор. Правда, жанр на ценителя.
Загрузка...
Ольга Силаева

Достойные внимания