Подарите куклам слезы

1

– Господин Майерс, вам слово.

Фрэнк поднялся, оглядел присяжных. Надежда, что весь этот цирк вот-вот кончится, стремительно таяла. Он посмотрел на прокурора, на судью, но в глазах обоих застыло то же беспокойство что и в его голове: «Фрэнк, мы сами ни черта не знаем».

Он остановился напротив обвиняемого и постарался потянуть время, изучая «клиента». Клон убил хозяина, как такое возможно? Никто и мысли не допускал, что бездушная вещь сможет навредить человеку. И как судить вещь? На этот счет законодательная база светилась одним огромным пятном. А опыта адвокатской практики у Фрэнка хватало, чтобы осознать положение, в которое он влип.

Клон держался спокойно. На вид лет двадцать пять. В белом комбинезоне он казался чем-то неправильным, казался ошибкой; и нарисованный на виске штрих-код только усиливал это ощущение.

Будто игрушка на витрине, подумал Фрэнк. Еще до начала заседания он, судья с прокурором и представитель «Сандейкорп», монополиста на рынке клонов, попытались договориться. Их втянули в столь громкий процесс, что в зале сидел наблюдатель из Белого дома, а за стенами ожидали журналисты со всего земного шара. Судья и прокурор рассматривали десятки приговоров, а Джек Хилл от лица «Сандейкорп» соглашался на любые выплаты, лишь бы буря успокоилась. Однако им дали ясно понять, что стоит рассматривать это дело под иным углом, где клон будет чем-то большим, чем послушная копия.

Итог, когда первый адвокат обвиняемого слился, откосив по болезни перед самым заседанием, на его роль назначили Фрэнка. Для одного из лучших защитников округа это был опасный шажок по карьерной лестнице.

– Вы понимаете, где находитесь? – приступил он.

Чем дольше тянешь, тем труднее. Так всегда учил отец.

– Да, – клон потер правое плечо.

Он дышал, двигался, моргал, говорил тем же голосом и с теми же интонациями что и убитый хозяин при жизни. Но он не был живым. Живым в понимании Фрэнка. Да и многих американцев тоже. Сегодня практически каждый мог приобрести собственного клона. Никто, конечно, не позволит заполучить в рабы одноклассницу, которая продинамила на выпускном. Без ее согласия. Но вот себя копировать можно в любом количестве. Возраст, оттенок кожи, черты лица, ограничение поведения – копию настраивали как угодно, лишь бы денег хватило. Некоторые, особо предприимчивые, торговали «телами», чтобы потом обзавестись слугой для личного пользования. Но кому интересна домохозяйка из Пенсильвании? В отличие от известных личностей. Некоторые актеры, в основном из индустрии фильмов для взрослых, не стеснялись выставлять себя на продажу. Сайты так и пестрили рекламой о внеземных радостях и возможности поучаствовать лично в том, что происходило на экране.

– Почему вас зовут Парф? – поинтересовался Фрэнк.

– Так звали собаку хозяина.

Всхлипы вдовы жертвы, утихшие к началу заседания, возобновились с новой силой. Диана Рейни с сыном занимали места в первом ряду, и Фрэнк опасался, что долго держать себя в руках она не сможет.

– Это вы убили Артура Рейни? – обратился он к клону.

– Да.

– Зачем, можете пояснить?

Клон промолчал, вновь потер правое плечо.

– Вы не знаете, – рискнул предположить Фрэнк.

Парф поднял голову.

– Нет, не знаю. Я просто сделал это и все.

– На что это было похоже?

Обычно, вопросу к третьему, прокурор не смолкал со своими «протестую» и «возражаю». Но не сегодня. Сам отдувайся, выжигали воздух мысли всех, кого привлекли к шоу. Фрэнк предполагал, что нынешний президент, чей рейтинг в последнее время летал не слишком высоко, планировал укрепить свои позиции за счёт поднявшейся шумихи. Вся страна стоялана ушах. А так как число «желтых», что считали клонов живыми, составляло не менее четверти от всех американцев, то власть, не без выгоды для себя, намеревалась показать всему миру, сколь рьяно США чтят демократию, справедливость и жизнь в любом ее проявлении. Пусть даже в условном.

И все из-за этого идиота – сына погибшего Артура Рейни, что случайно снял и выложил видео убийства отца в сеть. Парфа ждала бы утилизация, а семью жертвы солидная компенсация. И все были бы счастливы.

– На что похоже? – переспросил клон. – Не знаю. На мойку машины. На стрижку газона. Я просто сделал и все. Будто уже делал это.

– Вы что-то почувствовали, когда душили жертву? Может, думали о чем-то?

– Нет.

– Вы ненавидели мистера Рейни?

– Нет.

– Любили?

– Нет.

– Кто такой мистер Рейни?

– Это мистер Рейни.

– Он вас бил, оскорблял, насиловал, морил голодом?

Ох и на тонкий же лед ты ступил Фрэнк. Хотя многие не брезгуют чем-то подобным. Чего уж там, убитых хозяевами клонов в сводках копов хватает. Только клоны – вещь, а со своими вещами американцы вправе творить что хотят. Впрочем, «желтые» постоянно проталкивают идеи по защите копий от побоев.

– Нет, – ответил Парф.

А понимаешь ли ты что есть норма, размышлял Фрэнк.

– Он был вашим врагом?

Парф закрыл глаза.

– Нет.

– Другом.

– Нет.

– У вас есть враги?

– Нет.

– А друзья?

– Да.

– Да? – на мгновение Фрэнк растерялся. – И... и как его зовут?

– Это она.

– Она? Женщина?

– Кажется. Девушка. Я не помню имя. Она заботится обо мне.

– Расскажите о ней.

– Она как и я. Мы одинаковые.

Парф вновь тронул плечо.

– Одинаковые? – Фрэнк вновь растерялся. Никто и словом не обмолвился, когда ему навязали это дело, что в убийстве, возможно, фигурирует второй клон.

2

Фрэнк налил кофе и на цыпочках, по краю лестницы, чтобы не скрипеть досками, поднялся в кабинет. Ему не хотелось будить жену или детей. Они уговорят идти спать, а он собирался поработать. Дело Парфа ему поручили недавно, и к первому заседанию он едва успел ознакомиться со всем в общих чертах. К счастью, сегодня они больше играли на публику, чем что-то решали. При этом все оставшееся время Фрэнк пытался узнать у клона хоть что-то о девушке, которую тот упомянул.

Задавая вопрос за вопросом и получая в ответ молчание и пустой взгляд, Фрэнк чувствовал себя дураком. Услышать хоть что-то о чувствах и дружбе от создания, что по определению на такое неспособно, все равно что выпытывать секрет долголетия у дуба. Это выглядело столь нелепо, что в конечном счете Фрэнк просто плюнул и вернулся на место, предоставив слово прокурору. Позже, переговорив с агентом ФБР и представителем «Сандейкорп», он узнал, что скорей всего Парф говорил об одном из детей Рейни. Во всяком случае, допрос и тесты, которые они устроили клону, подразумевали такое объяснение. Да и вдова Рейни подтвердила, что отношения у семьи с клоном были дружеские, на сколько это вообще возможно.

Фрэнк глотнул кофе и поставил чашку на стол. Он рассчитывал разобраться во всем к следующей встрече и к этому моменту уже изучил протоколы задержания. Арест, права Миранды, работа криминалистов. Никаких нарушений. Парф не сопротивлялся. Копы сработали как по учебнику. Отпечатки клона на шее убитого – точная копия отпечатков жертвы. Запись убийства, снятая сыном Рейни на телефон – главное доказательство. Он оправдывался, что снимал ради шутки, полагая, что отец их разыгрывает. Трудно его винить, кто в здравом уме мог предположить, что клон навредит человеку.

Фрэнк пролистал отчет психолога. Врач проверил Парфа словно живого человека на наличие склонностей к жестокости или убийству и ожидаемо пришел к выводу, что чего-то подобного у клона нет.

Другой отчет содержал техническую документацию на Парфа. Команда спецов ФБР тщательно покопалась в паспортах «Сандейкорп», отследив от начала и до конца процесс выстраивания последовательности ДНК, внедрения ограничений, маркеров и прочей ерунды, в которую Фрэнку, скрипя извилинами, пришлось вникать. Затем они «влезли» клону в голову. Проверили контрольный чип, прогнали на симуляторе программу поведения, базовые навыки, область накопленных воспоминаний. И ничего. Отклонений нет. Вмешательств нет. Все блокировки и ограничения поведения оказались на месте.

Фрэнк вышел на балкон и закурил. После перекрытия на ремонт хайвэя, что протекал в паре километров от их района, шум от бесконечного потока машин сменил гул строительной техники. Сколько клонов согнали на работу, Фрэнк не задумывался, но был благодарен, что по ночам их увозили, и темнота становилась такой спокойной, что он слышал ворчание сверчков под окном. На пару минут он расслабился и позволил себе насладиться тишиной и прохладой.

Вернувшись к делу, Фрэнк взялся за жертву. Артур Рейни. Пятьдесят шесть лет. Фрэнк изучил сводку происшествия, просмотрел смоделированное видео убийства. Причина смерти – асфиксия. Анализ ДНК подтвердил причастность клона. Характерную для каждой копии метку, вшитую в цепочку, обнаружили в частичках кожи на шее жертвы.

Все выглядело складно. Доказательства, статья, приговор. Но что с того? Вместе они напоминали «старт» и «финиш», между которыми совершенно отсутствовала беговая дорожка. И еще Фрэнка беспокоили две мелочи. Во-первых, на каждом отчете, что касался Парфа, стоял непонятный штамп «СКП». А во-вторых, все, что в деле относилось к клону, можно было охарактеризовать простой фразой – аппарат исправен. Но ведь исправные вещи не должны причинять вред людям?

3

Утром, проспав достаточно чтобы не клевать весь день носом, Фрэнк уехал в контору. Пока за окном мелькали переулки и вырастали дома по мере приближения к центру, он позвонил прокурору и поинтересовался по поводу штампа «СКП», что фигурировал в бумагах по клону.

Том Рэджис ответил, что никакого отношения к секретности штамп не имеет. Это печать «Сандейкорп». Они проверяли Парфа после ФБР и просто подтвердили их выводы. У них ведь, пояснил прокурор, и оснащение побогаче и опыта побольше. А чтобы не строчить одно и тоже на дорогой бумаге, нашлепали меток на уже составленных отчетах, вроде как результаты те же.

Тода Фрэнк поинтересовался, а видел ли кто их отчеты? На что Том предложил обратится к Хиллу, мол, тот поможет.

Напоследок Фрэнк выразил беспокойство, что «Сандекорп» молги что-то утаить, но прокурор уверил, что за компанией по клонированию приглядывало ФБР, а те ребята свое дело знают.

Фрэнк попрощался, набрал представителя «Сандейкорп» и через час сортировал на столе отчеты компании. Ничего нового он не увидел. Они лишь тщательнее поковырялись в голове клона и выдали схожее с ФБР заключение.

4

Рейни жили в пригороде. Не самый богатый район, нечто среднее. Толстосумы давно перебрались в особняки побольше, а у тех, кто только начал свой путь по карьерной лестнице, приобрести здесь дом финансы пока не позволяли.

Свернув на улицу убитого, Фрэнк медленно покатил по усыпанному желтой листвой асфальту мимо припаркованных у обочины машин. Пока еще не дорогих, но куда лучше, чем колымаги парней с рабочих кварталов.

Однако удивляли не машины. Всю улицу, каждый дом украшали цветы и свечи. И больше всего их было на газоне перед домом Рейни. Фрэнк вылез из машины и буквально ощутил ту волну скорби, что накрыла округу. Такой поддержки соседей он не видел ни разу в жизни.

После третьего звонка дверь открыла Диана Рейни. Фрэнк напомнил, что он новый адвокат Парфа и что договаривался о встрече, после чего его пригласили в гостиную. Конечно, обстановка не походила на творения дизайнеров, что носили черные костюмы и разъезжали на «кадиллаках», но обладала так необходимым каждому жилью уютом. Все было удобно, аккуратно, каждая вещь находилась на своем месте.

Фрэнк уселся в кресло, и пока Диана варила кофе, разглядывал на стене фотографии. Артур с женой, с детьми, с внуками. Молодой, постарше. На одном из снимков он, еще подросток, широко улыбается, обнимая за плечи девушку, очень на него похожую. Рядом та же девушка на фоне Эйфелевой башни. Ниже на фото, где им обоим лет по пять, в радостной позе застыла собака.

Фрэнк принял чашку, поблагодарил и кивнул на стену памяти.

– Это все ваши?

– Да, Арт любил детей. У нас их девять. Кроме Джона все давно выросли и разъехались, Джон лишь пока с нами... простите, со мной живет. Но и он школу закончит и уедет. – Диана вздохнула. – Ну, зато старшие внуков часто привозят.

– Их не было на суде.

– Знаю. Я попросила не приходить. Не хотела, чтобы видели мою истерику. Джон только был. Парф, его теперь убьют?

Фрэнк поставил чашку на столик.

– Так давно бы поступили. Но, видите ли, в дело влезли все эти клонозащитники. Не хочу показаться грубым, но ничего не случилось бы, если б ваш сын не выложил видео в сеть.

– Да, он немножко подхватил эту желтую хворь. Впрочем, я его не виню. Парф, он у нас почти семь лет. Сложно воспринимать его как нечто неживое. Он нам нравился.

– Скажите, – Фрэнк замялся, подбирая слова. – Артур мучил Парфа?

– Нет. Он пальцем никогда никого не трогал. Знаете, я даже не помню, чтобы он на кого-то кричал. Всегда был спокойным, заботился о семье, о других. Хорошо ладил с людьми. Он ведь работал бригадиром. Много ли людей в наше время могут похвастаться работой? Все больше копиями торгуют.

– Не замечали ли вы каких-либо странностей в их поведении?

– Нет.

– А муж? Может, пропадал где-то подолгу.

Диана рассмеялась и быстро смахнула с лица слезинку.

– Где, у любовницы, на это намекаете? Может это я подговорила Парфа на убийство?

– Я всего лишь проверяю версии, – смутился Фрэнк.

– Вы вроде не детектив.

– Да, но защита клиента требует выяснения всех деталей, даже таких, что могла упустить полиция.

– Знаете, сложно иметь любовницу, когда все свободное время проводишь с семьей. Он и соседям помогал. Выгляните на улицу, вы все поймете.

Собираясь с мыслями, Фрэнк потянулся за кофе.

– Кто эта девушка? – он указал на фото с Эйфелевой башней.

– Его сестра. Они близнецы.

– Она...

– Она умерла.

– Мне жаль.

– Это было давно. Им было по четырнадцать. К ним в дом вломились. Арту разбили голову, а Филис убили. Только в этот раз свекровь на похороны сына не приехала. Вот и вся разница. Отдых в Европе важнее.

Диана посмотрела в окно. Фрэнк задал еще много, по сути, бестолковых и повторяющихся вопросов, пока не решил, что пора заканчивать.

– Как думаете, почему Парф это сделал?

– Не знаю. Сломался, наверное, вот и все. Может, злился за что-то. Хоть и говорят, что клоны на такое не способны. Мне уже все равно. Арта не вернуть.

5

Джек Хилл согласился встретиться в южной части Центрального парка во время ланча, когда вокруг вертелось не так много зевак. Фрэнк приехал заранее и рассчитывал прогуляться по аллеям, но, обнаружив представителя «Сандейкорп» на лавке в условленном месте, оставил мысли на потом. Его все время удивляла и настораживала позиция Хилла. Вроде бы он должен защищать компанию, но до сих пор на этом поприще не сделал ни одного шага. Будто любое слово могло навредить куда больше чем простое молчание.

Фрэнк поздоровался и присел на скамейку.

– Вы рано.

– Вы тоже, – заметил Хилл и поправил очки. – Чем могу быть полезен?

– Меня интересуют клоны.

– Парф?

– Нет, все. Хочу кое-что уяснить.

– На вас микрофон?

– А нужно?

Хилл покосился на Фрэнка.

– Случалось ли подобное раньше, это вас интересует?

– Типа того.

– С изделиями для гражданского рынка нет.

– Значит, где-то было.

– Ну, мы ведь не только домохозяек копируем. НАСА, фармацевтические компании, крупные фирмы, заводы, армия. Вы знаете, что самое интересное в клонах?

Фрэнк покачал головой.

– Талант. Неожиданно, верно? Память не передается, а вот талант к чему-то в девяносто семи процентах случаев сохраняется. Возьмите лучшего слесаря, создайте десяток копий, и цех покажет чудеса производительности.

– Значит, если у кого-то склонности к убийству...

– Нет. Любой, абсолютно любой клон с момента создания не способен причинить вред человеку.

– Зачем тогда они военным?

– Затем, что они наш главный заказчик. Вы не представляете, сколько клонов уходит в Европу, чтобы сдерживать этих русских. Гражданский рынок по сравнению с ним капля в море.

Теперь Фрэнк понимал. В компании тоже не знали куда рулить с делом Парфа и выбрали выжидательную позицию. Пока Белый дом напирал на всех, «Сандейкорп» тихо отсиживались в сторонке.

– Так клоны могут убивать?

– Да. Клоны – это роботы, только выращенные из вашей ДНК. И их как и роботов можно запрограммировать. Хотя несколько иначе. Мы блокируем агрессию – это сложная процедура и внедряется она в каждого клона на этапе формирования зародыша. Только так мы можем гарантировать, что никто и никогда не сможет изменить модель поведения. Они изначально одинаковы. Что гражданские, что военные, у всех стоит блок агрессии. Разница в том, что для армии клоны начинены модулем обхода. Надеюсь, вы понимаете, что то, о чем я рассказываю, не подлежит разглашению? Даже в баре за бокалом пива.

– Ну, поболтаю о футболе.

– Знаете, в иной ситуации я бы молчал, но мы тоже заинтересованы в решении проблемы.

Хилл раскрыл дипломат, достал планшет, вывел на экран бланк договора и передал Фрэнку. Стандартная форма о неразглашении, усиленная жуткими штрафами и ответственностью. Фрэнк прижал палец к рамке для подписи. У него складывалось впечатление, что Хилл давно наметил объем допустимой утечки и теперь разыгрывал представление, намеренно не договаривая о вещах, о которых Фрэнк может и не спросить.

– Хорошо, – Хилл убрал планшет. – Модуль обхода – это, во-первых, список командиров, приказы которых позволят обойти блок агрессии. И второе – сильный стресс, который должен испытать клон.

– Иными словами...

– Тогда они убьют по приказу.

– Парф может убить по приказу?

Хилл покачал головой.

– Исключено. Модуль обхода трудно распознать обычными средствами, но у нас есть необходимая методика. И у Пафа нет этого модуля. Да и зачем? Артур Рейни обычный работяга. У него не было врагов. Куча друзей. Он хороший начальник, и с руководством всегда ладил. Это бессмысленно. Не ищите здесь заговоров. Никто не желал ему смерти.

– Но клон способен обучаться, запоминать. Парф не мог сформировать в памяти схожую команду и обойти ограничения?

– Нет. Все дело во втором компоненте – в эмоциях. Нет стресса, нет возможности причинить кому-нибудь вред.

– Клоны, вроде, не способны на эмоции.

– Все так. Мы намеренно лишаем их механизма испытывать эмоции, заменяя определенной моделью поведения.

– А у армейских экземпляров модель позволяет убивать.

– Ну, не совсем. Их поведение формируется по принципу создания идеального солдата, но убийство происходит по другой причине.

– И по какой же?

– А почему убивают люди?

Фрэнк пожал плечами.

– Зависть, страх, месть, психическое расстройство. Да мало ли причин?

Хилл кивнул.

– Но что такое зависть или страх, как они позволяют совершить то, что нормальному человеку сделать крайне сложно? Почему заставляют переступить тот барьер? Наша воля? Или нужна причина? Порой осознанно, порой нет. Даже случайно в драке, но желание защитить себя оказывается решающим. Мы теряем контроль, забываем, пусть на мгновение, такой аспект как ценность жизни. И вот наш обидчик мертв. Понимаете? Из-за страха, под воздействием адреналина, мы неосознанно совершаем непоправимое.

– Я все еще не понимаю.

– Вы убивали?

– Нет.

– А если придется, если на кону будут жизни близких и иначе никак? Сможете?

– Может быть. Но надеюсь, до этого не дойдет.

– Вот вам и ответ.

– Ответ? Погодите, вы хотите сказать, что приказ заставляет клона ненавидеть врага, бояться его и захотеть «случайно» убить? Но ведь вы отобрали у них страх.

– Страх – это эмоция, реакция организма на некое событие. Есть угроза. За ней следует всплеск адреналина, учащенное дыхание, пот. Мы боимся. Формируется оборонительная мотивация. Так же с радостью, злостью, печалью. Но если причина и следствие течет в одну сторону, то почему нельзя поменять порядок? Вы знали, что страх можно экспериментально смоделировать, воздействуя электричеством на особые области мозга? Но мы действуем не так грубо. По сути, приказ приводит к тому, что в организме начинается выработка нужных нам гормонов и особых молекул, которые и вводят клона в состояние неотличимое от стресса. Настолько сильного, что возникшая перегрузка очень схожа с эмоциональной. Она-то и позволяет перешагнуть через барьер.

– Сперва вы лишили их эмоций, а потом наделили волей бояться?

– Нет, – Хилл довольно улыбнулся. – Им лишь кажется, что они боятся, что они живые, вольны выбирать и делать что захотят.

– А хотят они покрошить врага в капусту.

– Именно так.

– Не слишком ли сложно? Почему не исключить для военных блок агрессии?

– Ну, тогда никто не гарантирует, что наша многомиллионная армия клонов не пойдет вразнос и не обернется против нас.

– Получается, что если обычный клон переживет некий опыт, настолько эмоциональный, что заставит почувствовать себя живым, то он, пусть и не убьет, но выйдет из-под контроля?

– В целом да. Только сами по себе клоны не могут пережить подобного потрясения, именно с этой целью мы и создаем их чистыми. Отсутствие эмоций само по себе является барьером. Нет зависти – нет желания украсть. Они не способны любить, не могут привязываться к кому-то. У них нет сострадания, нет воспоминаний, нет инициативы. Они как послушные псы подчиняются заложенной программе поведения и не сделают шага в сторону, не спросят или скажут лишнего, пока им не велят. Они безразличны к своей или чьей-то судьбе. Да, в случае опасности, клон защитит хозяина, но это будет самопожертвование, потому что причинить вред, пусть и преступнику, он не сможет. Кроме того, мы регулярно проверяем их на эмоциональный отклик.

– Ладно, – Фрэнк проводил взглядом миленькую девушку в обтягивающих лосинах. – Допустим. Но для военных убийство дело привычное. Тогда какие случаи вне гражданского сектора бывали?

– Что вообще вы знаете о клонировании? – спросил Хилл.

– То же что и все.

– Когда мы начинали, законы были куда лояльнее к экспериментам. Мы пытались добиться полного воспроизведения. Получить копии со всеми воспоминаниями.

– Играли в бога?

– Почему нет? Мы всегда так делаем, если вы не заметили, все мы. Раздавив жука, вы ведь не задумываетесь что натворили, о его роли в этом мире. Вы сделали это, потому что могли, потому что захотели, вас не мучает совесть, разве это не замашки бога?

Фрэнк промолчал.

– Чего таить, мы пытались обрести бессмертие. Попытка провалилась. Нам так и не удалось перенести память. Клоны будто страдали амнезией. Причем странной. Многие бились в истерике, потому что помнили роды их исходников. Или рутинные события, которые мы обычно забываем на следующий день. Пришлось полностью отказаться от переноса памяти. Поэтому клонов приходится обучать. Каждого, любой профессии и навыкам. Тратить время, пусть и в разы меньшее, – Хилл снял очки и потер переносицу. – Страшней всего было не их состояние из-за пробелов в памяти. Нас пугало то, кем они могли стать из-за этих пробелов. Что если приживутся только воспоминания, где исходник бил малышей в школе или отрывал пауку лапки?

– Значит...

– Семь человек. Все наш персонал. Жуткая картина. Я не просто так сказал про паука. Кроме того, обрывочные воспоминания всегда приводили к шизофрении или суициду клона.

– Вы закрыли программу.

– Сменили направление. Есть иные варианты бессмертия. Донорство, в конце концов. Конечно, не во всех странах законы многое позволяют, но, думаю рано или поздно дело сдвинется.

– Я бы хотел посмотреть результаты ваших экспериментов по бессмертию. И программы проверки на эмоциональный отклик.

– Нет. Это закрытая информация.

– Вы в курсе, что дело на контроле у президента?

– Думаю, вы не совсем понимаете какова расстановка сил. Президент никто. Так, клоун в Белом доме. Он ничего не сможет нам сделать.

Фрэнк призадумался. Проигрывать он не любил, но здесь было нечто большее, чем задетое самолюбие.

– Насколько я знаю, нынешний... клоун имеет солидное влияние на сенаторов. И ему ничего не стоит убедить их сократить, к примеру, бюджет для военных. Особенно на фоне слухов, что клоны могут выйти из-под контроля. На поле боя это чревато последствиями куда серьезнее, чем нам преподнес Парф. Или вы думаете, что ему на самом деле интересна вся эта хрень с «желтыми»?

Хилл молчал.

– Ну же, мы с вами на одной стороне.

– Зачем они вам? Бессмертие к Парфу не относится, а тесты на эмоциональный отклик он прошел.

– Ваше бессмертие кончилось тем же, что натворил Парф. А так как других случаев убийств вы не знаете... или знаете?

Хилл не ответил.

– То почему бы не поискать сходства там, где оно очевиднее всего? – закончил Фрэнк.

– Думаете, мы не искали?

– Думаю, искали не там.

Хилл вздохнул.

– Вам придется послать официальный запрос в рамках дела. Иначе ничего не обещаю.

Неплохой отказ, подумал Фрэнк. Вернувшись в контору, он посвятил остаток дня на уничтожение офисной бумаги, формулируя письмо в «Сандейкорп».

6

Ожидая звонка от Хилла, Фрэнк пересматривал отчеты. Он покончил с Парфом и теперь перелистывал бумаги по жертве. Результаты вскрытия были подкреплены фотографиями. Фрэнк никогда не любил трупы и морги и старался сводить общение с патологоанатомом к минимуму. А так как с убийством Артура Рейни все было просто, он ограничился письменным заключением судмедэксперта. Удовольствие сомнительное, ничего особенного там не было, но чем-то нужно было занять ожидание.

Он вытряхнул из папки фотографии. Обнаженное тело на металлическом, от одного только вида морозно-холодном столе. Словно застывший на годы Парф, потерявший пару десятилетий жизни. Веки и лицо с паутинкой мелких, темно-синих кровоизлияний; на шее следы удушения, не четкие как мел на асфальте, но вполне различимые; кожа цвета смерти покрыта трупными пятнами; стопы, кисти рук с обеих сторон, плечи – врач сделал множество детальных снимков.

Фрэнк присмотрелся. На правом плече убитого было с десяток коротких, с мизинец, ровных шрамов, будто Рейни разодрал руку об утыканную гвоздями доску. Фрэнк порылся в отчете, но упоминаний о шрамах не увидел. Он хорошо помнил, что у Парфа ничего подобного не было. Конечно, клона могли вырастить с какой угодно «расцветкой» и отсутствие шрамов ни о чем не говорило. Кроме одного «но»... Фрэнк по опыту знал, что тихие, неприметные люди, порой скрывают чудовищные тайны. Кто знает, может Рейни и Парфа связывала странная, даже извращенная связь. И в один прекрасный момент игра вышла из-под контроля. Клон не осознал, что забава обернулась бедой, и механизм защиты не сработал.

Фрэнк набрал номер патологоанатома.

Низкий, уставший голос ответил после пятого гудка. Шрамы, как пояснил врач, не были результатом мазохистских игр. Давно зарубцевавшиеся, они появились у Рейни задолго до открытия клонирования. Эти шрамы – следы блейза, популярного лет сорок назад наркотика. Его намазывали на лезвие и надрезали кожу. По словам врача, это было настоящее бедствие. Мощная волна эйфории и сильное привыкание вознесли блейз на пик популярности. И если последствия для здоровья от героина, к примеру, или смерть от передозировки кого-то удерживали от наркомании, то блейз был лишен таких недостатков. От большей дозы просто дольше длилась эйфория. Люди отключались от реальности, впадали в апатию и, как результат, умирали от истощения или от потери крови, если резали глубоко. В те времена, добавил врач, процент смертей среди наркоманов был необычайно высок.

Фрэнк никогда не слышал о блейзе и потому поинтересовался каким образом от наркотика избавились, на что врач ответил, что эффект от дозы длился в среднем неделю, и дельцам оказалось не выгодно возиться с такой дурью, особенно когда основная масса клиентов постепенно играла в ящик. Они убрали блейз с рынка. Наркотик продержался около двух лет, но убил столько же, сколько вся остальная дурь за этот же период.

Напоследок эксперт выразил восхищение, заявив, что впервые видел человека, которому удалось соскочить. И сожаление, что этот человек умер.

Фрэнк попрощался, влез в сеть и поискал информацию по блейзу. Дурь появилась в 24-м году во Флориде и за пару недель заполонила страну. Фрэнк тогда еще не родился, а Артуру Рейни было четырнадцать.

Тогда он и начал резаться.

7

Следующим вечером после звонка Хилла Фрэнк заглянул в головной офис «Сандейкорп» на Манхеттене. Его провели в экранированную комнату, изъяли телефон и заставили расписаться в очередном соглашении. Оставив наедине с тремя ящиками, Хилл пожелал удачи и пообещал не торопить. Времени он предоставил сколько угодно.

Сперва Фрэнк познакомился с объектом Л4. Клон некоего Лиама Буфе первое время отличался спокойствием. Объем прижившихся воспоминаний составил пятнадцать процентов. Объект помнил последний год перед клонированием и пару лет в промежутке после школы. Все кончилось шизофренией, буйным поведением, нападением на персонал. Клона утилизировали спустя семь месяцев после создания.

Л15. Объем воспоминаний сорок процентов – самый успешный. Однако появление синдрома «дня сурка» на фоне четких воспоминаний о детских кошмарах привели к самоубийству.

Всего Фрэнк просмотрел документы по семнадцати копиям, но ничем, кроме цифр они не отличались. «Сандейкорп» так и не удалось внедрить воспоминания. Попытка всегда оканчивалась психозом, шизофренией, помешательством. В паре случаев полным отключением от реальности. Проект вечной жизни провалился.

Около полуночи Фрэнк перешел к тестам на эмоциональный отклик. В «Сандейкорп» регулярно проверяли каждое изделие, чтобы убедиться, что копии неспособны чувствовать. Клон врача из Мичигана, менеджера из Лас-Вегаса, учителя из Оклахомы – все успешно проходили тесты. Прямая эмоциональной активности оставалась прямой.

Студент из Кливленда от них ничем не отличался, но Фрэнк впервые заметил такой параметр как «эхо», составивший одну десятитысячную процента.

8

От прохладного ночного воздуха у Фрэнка мерзла шея. Он и Хилл, который вызвался проводить его до парковки, молча шли по пустому тротуару, пока Фрэнк не поинтересовался:

– Что такое «эхо»?

– Угомонитесь уже, мало покопались в нашем белье? – зевнул Хилл.

– Ой да бросьте, я уже подписал все что можно. Рассказывайте.

Хилл долго размышлял.

– «Эхо» – это отголоски воспоминаний исходника. Проявляется крайне редко.

– Не понял, так они что-то помнят... сами?

– Я бы не сказал что помнят. Это как пыль после уборки. Всегда где-то остается. Обычно мы имеем разбросанные по закоулкам мозга фрагменты, которые не дают полноценных воспоминаний. Возможно, проявляются во сне. Иногда всплывают в неожиданный момент. Чаще «эхо» возникает в виде похожей походки, движений, фраз или неосознанных поступков. Клон может ковырять в зубах как исходник, отдавать предпочтение тому или иному цвету, спать до обеда. Все это на уровне рефлексов, привычек. И ни один клон не расскажет вам байки о прошлом.

– Копия Кита Грифина могла?

– Могла. Один очень короткий эпизод, что на работу клона никак не влияло. Мы проверяем их на «эхо» как и на эмоциональный отклик каждый год. Только понять что перед нами «эхо» невозможно, если не знать что искать. Кто-то должен обнаружить связь между россказнями копии и прошлым исходника. Но они не способны рассказать о прошлом, потому что оставшиеся воспоминания разрознены, эпизодичны, вроде вспышек. Сам Кит случайно это обнаружил в ходе тестовых работ. Мы прошлись по всем событиям, которые он еще смог вспомнить, но клон ни на что больше не отреагировал. В общем, никто пока не вспомнил свою жизнь сам по себе. Они в принципе не способны рассказать что-либо, если их об этом не спросят.

– То есть в теории клон все же может что-то вспомнить?

– Мы создали уже более миллиарда копий. И никто пока не превзошел «успех» Кита Грифина.

– Но если вы не можете обнаружить «эхо», то как определяли в свое время процент прижитых воспоминаний?

– Внедряемые нами воспоминания оставляли в коре головного мозга определенные метки, по которым мы могли их отследить. Естественная память таких подсказок не дает. У нас даже есть подозрение, что внедрение памяти провалилось, потому что мы так и не смогли скопировать ее полностью. Мы считали, что извлекли все, но на деле, возможно, это были разрозненные куски, которые, опять-таки возможно, потом успешно внедрялись клонам.

Фрэнк не стал прощаться, запрыгнул в машину и указал автопилоту адрес конторы. Влетев в кабинет, он принялся раскидывать документы, пока не нашел протокол судебного заседания. Он пролистал бумаги, провел пальцем по тексту и отыскал нужную строчку.

Его вопрос.

Ответ клона.

И тут он вспомнил еще кое-что – незначительную деталь в поведении Парфа, которая тогда казалась неважной.

Он схватил телефон. Когда на экране появилось заспанное лицо Дианы Рейни, спросил:

– Простите. Но это важно. Артур был левшой?

– Что? – она потерла глаза. – Вы чокнулись?

– Артур левша?

– Ну да, да, он был левшой. Вы время видели?

9

Найти мать Артура Рейни оказалось непростой задачей. Фрэнк обзванивал страны одну за другой, за Парижем Венецию, пока, наконец, портье «Хиллтона» в Мадриде не подтвердил пребывание у них Марты Ле Гринн.

Надо признать, для своих почти восьмидесяти выглядела она не хуже моделей с обложки модных журналов. И только голос намекал на ее реальный возраст. Хилл говорил, что омоложение за счет клонов кое-где упирается в стену, но, глядя на мать Артура, Фрэнк предполагал, что скоро законодательство многих стран станет лояльнее в вопросах продления жизни.

Он представился.

– Я бы хотел задать пару вопросов.

– Не уверена, что мне это интересно, – фыркнула Марта. – Я занята.

– Я не отниму много времени.

– Похороны обсуждать не буду. Даже не начинайте. Все это меня абсолютно не касается.

– Нет. Меня интересует зависимость Артура от блейза.

– Вы... вот же наглость. Как у вас язык поворачивается?

– Прошу прощения...

– Это не ваше дело.

– Послушайте, я понимаю, вам тяжело. Сперва вы потеряли дочь, теперь сына, – Фрэнк вздохнул, ему вдруг показалось, что было бы неплохо, если бы клонам передавалась память. Любой допрос проходил бы без проблем. Не было бы ни возмущений, ни слез и прочей ерунды. Только сухие и полные ответы лишенной эмоций копии.

– Знаете что, если бы не Артур, то Филис бы не умерла.

– Подождите, при чем тут Артур? Вас же ограбили. Да, – Фрэнк не удержался. – Да вас вообще дома не было, когда ее убивали.

– А я не намерена перед вами оправдываться. Да, нас не было, и что с того? Я скорблю по дочери. И скорблю по мужу. Мой дорогой Пьер покинул меня много лет назад, вот о ком я действительно скучаю.

– И поэтому вернули себе прежнюю фамилию? – опять съязвил Фрэнк.

– Совсем обнаглели? У меня фамилия мужа. Это Артур открестился от нас. Но оно и к лучшему, я считаю. Да вам и не понять. Не звоните больше. Разговор окончен.

Глядя на пустой экран телефона, Фрэнк долго сидел в тишине кабинета. Затем залез в полицейские архивы. Из злости, наверное, хотел найти еще что-то, в чем можно обвинить Ле Гринн, поставить на место. В итоге, убив остаток дня на поиск дела сорокалетней давности, он нашел то, что совсем не рассчитывал найти.

Филис Ле Гринн, сестру Артура, задушили.

10

Фрэнк открыл банку и хлебнул холодного пива. Поблагодарил Тома и опустился в плетеное кресло. Его и судью прокурор пригласил к себе, когда Фрэнк сообщил, что нашел решение. Теперь осталось обсудить новую стратегию и выйти из тупика.

Не то чтобы они были друзьями и часто собирались на заднем дворе у Тома. С судьей Питером Малкони Фрэнк редко пересекался. А вот Тома Рэджиса он знал лучше. Этот прокурор изрядно поклевал ему печень, что впрочем, не мешало иногда опрокинуть в баре кружку другую или собраться на барбекю. Сегодня, правда, под ухом не визжали дети, да жена не сплетничала, чтобы потом пилить Фрэнка, что их машине уже два года, а пассия Тома катается на новеньком «БМВ».

Пока Сэм жарил мясо, Фрэнк прикинул что же из себя представляет судья Малкони. Не молод. Седина четко блестела на черном, да и лоб поредел. Он был лет на десять старше Фрэнка, но проработал в нынешней должности достаточно, чтобы компенсировать изъяны в законах солидным опытом.

– Ну, что ты там нашел? – начал Малкони, когда Том принес мясо.

– Он виновен? – Том отрезал кусок и протянул тарелку судье и вторую Фрэнку.

– Все несколько сложнее, – Фрэнк глотнул пива. К мясу он не притронулся. Не любил портить вкус пива едой.

Он вкратце пояснил что такое «эхо» и эмоциональный всплеск, и каким образом клоны-солдаты могут убивать.

– Так вот, – продолжал он. – Сперва я думал, что это было эмоциональное потрясение, которое позволило Парфу обойти барьер и задушить хозяина. Но это невозможно, ведь приказа как в армии никто не отдавал, да и в семье Рейни не произошло ничего ужастного, что подвергло бы Парфа стрессу. У меня были сомнения, но потом я позвонил Дэвиду Калебу, детективу, что расследовал убийство сестры Артура.

– Сестры, это вообще откуда? – поднял брови Том.

Фрэнк пропустил вопрос и продолжил.

– Я боялся, что он вообще ничего не вспомнит. Сорок два года прошло. Однако он неплохо держится, особенно в том гадюшнике, который некоторые зовут домом престарелых. Хорошенькие клоны-сиделки, ухоженный дворик, решетки на окнах.

– Ну и?

– Он сразу сказал, что это было странное дело. Ле Гринны – солидное, богатое семейство. И копы из кожи вон лезли. Но ничего не вышло. На месте преступления не было ни отпечатков, ни следов, ничего. Артура оглушили, девчонку задушили, однако следов борьбы практически не было. Кое-что из дома пропало, но не все. Расследование не двигалось. А так как родители убитой странным образом молчали, дело в итоге легло на полку.

– И как это связано?

– Я уверен, как бы глупо это ни звучало, но убийца – Артур Рейни. Настоящий Артур Рейни.

Том расхохотался, однако судья нахмурился.

– Продолжай.

– На суде я спросил, есть ли у тебя друг и Парф ответил...

– «Девушка».

– А еще он сказал: «Она как и я. Мы одинаковые». Я тогда подумал, что он имеет ввиду другого клона. Но никто не подтвердил мою мысль.

Судья кивнул.

– Думаю, в Парфе совпало несколько вещей, которые обычно не встречаются вместе. Во-первых, у него проявилось «эхо». Видели как он чесал правую руку? У настоящего Рейни на том месте шрамы от порезов. Ведь он левша и наверняка держал лезвие с блейзом левой рукой.

– Ну, допустим, – неохотно согласился Том.

– Только дело зашло куда дальше, чем копирование привычек. В день смерти Рейни клон вспомнил сестру, вспомнил как убил ее и что чувствовал. И этот когда-то пережитый стресс разблокировал барьер, а сами воспоминания буквально взяли Парфа под контроль, заставив повторить то, что сделал Артур.

– Бред, – Том не унимался, но судья махнул, требуя заткнуться.

– «Я будто уже делал это», – процитировал он.

– Да. Артур был наркоманом. Возможно, накачался, а она попыталась надоумить или просто попалась на глаза. Они поругались, и он убил ее. Ну а потом, когда очухался и испугался, заявил, что в дом влезли. Семья у них влиятельная, и они смогли замять дело.

– Нда, – судья откинулся на спинку кресла и уперся руками в край стола. – А ты молодец. Если это правда. В чем я склонен не сомневаться. Вот только что нам с этим делать?

– Ничего, – ответил Фрэнк и почувствовал удовлетворение, глядя на удивленные лица коллег. – Мы не сможем использовать это в суде. Да и «Сандейкорп» будет все отрицать. Но...

– Но?

– Они проверили мои слова. И кое-какие нюансы в обследовании Парфа, которые раньше не нашли, потому что не знали что надо искать, теперь говорят в пользу моей версии. Таким образом, мы сваливаем все на них. Пусть расхлебывают. Пусть подгоняют отчеты. Что Парф сломался или наоборот ожил и его положено судить как гражданина Америки.

– Мы подыграем.

– Да. Это будет самым простым для нас решением. Они обещали уладить вопрос с президентом. «Желтые» подождут. Никто не хочет узнать, что их изделие, пусть и одно из миллиарда, при сочетании несочетаемых условий может выйти из-под контроля.

– Я согласен.

Прокурор пожал плечами.

– Почему нет?

11

Фрэнк выслушивал приговор присяжных и смотрел на Парфа. Клон сидел молча, изредка потирая правое плечо, и ни на что не обращал внимания.

«У меня есть подруга».

«Она заботится обо мне».

В итоге все свалили на некоего биоинженера «Сандейкорп», который допустил халатность и якобы не сменил цепочку в программе, отчего в Парфа заложили аналогичные с военными алгоритмы. Не все, но достаточные чтобы «сломаться». Так как бедолага погиб полгода назад, катаясь на серфе на Гавайях, спросить было особо не с кого. Конечно, «Сандейкорп» выплатила кругленькую сумму родственникам, чтобы избежать проблем в будущем; и собиралась потратиться еще больше на внеплановую компанию по отзыву всех клонов для проверки. Но они выплывут.

Фрэнк снова взглянул на Парфа. Равнодушный взгляд, сомкнутые губы, он послушно поднялся и побрел с копами, когда его попросили. В какой-то степени Фрэнк испытывал к нему жалость.

Покинув здание суда, он долго сидел в машине. Том предлагал напиться, но Фрэнк отказался. Он считал себя виноватым, словно отмазал убийцу и отправил на казнь невиновного, не судья или присяжные, а он. Когда ты точно знаешь правду, когда не играешь на чувствах, не апеллируешь ошибками детектива или неточностями в отчетах, доходишь до самой сути – все кажется совсем иным. Злость вскипала, хотелось выплеснуть ее на кого-то, заглушить противные покалывания совести.

Из суда вышла Диана Рейни. Медленно спустилась по ступенькам, дождалась такси и скрылась за поворотом.

Фрэнк набрал номер отеля в Мадриде, но узнал, что Ле Гринн съехала. Он завел машину и указал пункт назначения. Долго катил по шоссе, пока не выбрался из города. Надеялся, что жена Артура Рейни еще не вернулась, но после первого звонка дверь открыли.

Его пригласили в ту же гостиную. В то же кресло.

– Вы не знаете как связаться с матерью Артура? Пытался дозвониться, но она, похоже, пропала.

– Зачем? Они никогда не любили сына.

Фрэнк смотрел в ее глаза цвета ореха. Искал обвинение или ненависть, но неожиданно находил понимание и сочувствие. Она должна знать, подумал Фрэнк, должна.

– Мне нужно кое-что рассказать вам. Вся эта история с Парфом, почему он это сделал. Я не могу объяснить механизм, но это случилось, потому что Артур... он был убийцей. Это он убил свою сестру много лет назад. А Парф лишь скопировал то событие. Простите, я считаю, вам следует знать.

Она не изменилась. Грустная улыбка слегка коснулась губ и только.

– Я знаю. Всегда знала.

– Вы что?

Фрэнк сглотнул от удивления.

– Давно, когда только родился наш первенец, он пришел весь в слезах, упал на колени и все рассказал. Их родителей как всегда не было дома. Уж не знаю почему, очередная сделка или просто прохлаждались на яхте в Средиземном море. Ведь Артура и Филис вырастила свора нянек. Он тогда здорово подсел на наркотик. Почти загубил себя, но Филис спасла. Терпеливо заботилась, помогла бросить. Наверное, он и признался мне не сразу, потому что не мог сознаться, что в итоге не справился с зависимостью, подвел сестру. Он ведь уже бросил, но когда однажды нашел дозу, то не сдержался. Когда Филис это заметила, он уже порезался. А после большого перерыва блейз оказывает на организм сильное воздействие. Арт совершенно не контролировал себя, видел галлюцинации и от испуга набросился на нее. Потом, когда пришел в себя, осознал что натворил, но так и не сдвинулся с места. Прислуга позвонила родителям. Те тут же примчались.

– Они вызвали полицию.

– Нет. Его заставили. Заставили солгать про грабителя и молчать. Никто не хотел проблем из-за сына наркомана и убийцы. Это пожизненное клеймо, крах репутации. Они даже фамилию ему сменили.

– Вы боялись его?

– Я любила его. Он хотел пойти в полицию, потому что не мог жить с этим. Он давно бы это сделал, но, очевидно, боялся отца. Лишь после его смерти он во всем мне признался.

– И вы отговорили его?

– Да. Он хороший человек. Всю жизнь он мучился, старался заслужить прощение. Поговорите с соседями, и вы не услышите ни одного плохого слова. Он раскаивался, не представляете как. Каждый месяц он навещал могилу Филис. Умолял простить. Знаете почему он на самом деле пошел на клонирование? Он видел в Парфе, как он говорил, идеального себя. Того, кто никогда и никому не навредит. Нет, я не боялась его. Я люблю его. Просто он когда-то ошибся. Но ведь все мы заслуживаем прощения, верно?