Связист

Бочкообразная туша десантно-транспортного корабля "Хрунов" зависла над плоскостью эклиптики системы номерной звезды на самой окраине галактики Стрельца. Главная погрузочная аппарель широким серебристым языком свесилась в пространство, и над ней зиял стометровый зев доковой камеры. Два малых буксира медленно выводили из дока длинную четырехгранную иглу стационарной сигнальной станции дальнего базирования.

Даниил наблюдал за этим с борта малого десантного бота, взмывающего над "Хруновым". Иллюминаторов в "десантниках" конструкцией предусмотрено не было, так что приходилось довольствоваться картинкой с внешних камер на нарукавном планшете. Но даже так подготовка к монтажу "маяка" впечатляла.

Это была первая дальняя командировка мичмана Даниила Дунина. Прежде чем на новом пассажирском маршруте появятся круизные лайнеры класса “Легенда” или хотя бы “Волна”, военным придется как следует потрудиться. Флот Федерации пришел в карликовую спутниковую галактику в Стрельце первым. Подтверждая "право пионера", флотские специалисты принялись устанавливать сигнальные станции на всех значимых направлениях, создавая навигационную гейт-сеть, по которой позже пойдут не только боевые корабли, но и гражданские суда.

Жаль, что Инна далека, как никогда. Причем во всех смыслах. Это расстояние не измерить в одних световых годах.Дан рвался в сверхдальний космос всей душой и приложил немало усилий, чтобы оказаться на борту ДТК "Хрунов" в составе экипажа "маяка". Более пятисот лет осваивая Млечный путь, люди только начали нащупывать дорогу за пределы родной галактики, и Дан очень хотел оказаться в числе первых, кто увидит ее со стороны. А Инна… она не раз повторяла, что и миллиардов родных звезд больше, чем нужно для счастья. Дан не знал, что на это возразить, и мучился от непонимания в родных зеленых глазах. Как объяснить, что он готов всю жизнь провести рядом с любимой, но часть его души всегда будет рваться за пределы разведанной человеком Вселенной? Даниил любил историю метрополии и читал, что в докосмическую эпоху похожие чувства испытывали моряки, полярники - все, кто познал нечто большее, чем простой домашний уют.

Дана чувствительно пихнули в плечо. Малые боты не оснащались грависистемами, и не будь страховочных ремней, мичмана унесло бы из кресла к ребристому борту.

– О чем, задумался, мичман? – улыбаясь, к нему подплыл капитан-лейтенант Кравцов, начальник первой сигнальной вахты. Он бросил взгляд на экран планшета. – Смотришь, как нашего красавца на место тащат? Сейчас подвесят его у звездочки… черт, ей же до сих пор еще имя не придумали.

Кравцов хитро прищурился.

– Ты же первый раз в дальней. Вот тебя почётно и озадачим придумать нашей звезде имя. Считай, первая боевая задача, мичман Дунин.

Дан вежливо улыбнулся капитану. Честно говоря, эта идея ему понравилась.

"Десантник" неспешно резал пустоту вслед за буксирами. Дан провел ладонью над планшетом и перевел картинку на глазной имплант. Стены бота растворились, и мичмана окружило ледяное ничто. Безымянный белый карлик слепил глаза, и электроника послушно прикрылась фильтрами. В паре километров от бота буксиры вели в силовых линиях серое тело "маяка". Оказавшись на нужном удалении от "Хрунова", буксиры разлетелись в стороны и назад, по дуге огибая станцию. Наконец они сбросили гаснущие силовые хлысты и один за другим скрылись в доке корабля. Аппарель стала закрываться, пряча черную дыру в борту транспортника.

"Маяк", оставшись в одиночестве, несколько раз вспыхнул маневровыми двигателями, стабилизируясь над орбитой единственной планеты системы. Самой планеты еще не было видно, но борткомпьютер зеленой точкой отмечал ее местоположение на эллиптической орбите.

Прежде чем принять экипаж сигнальная станция должна была пройти расконсервацию. Из тускло-серых граней выдвинулись полотна фотонных энергопанелей. Все четыре грани стодвадцатиметровой иглы прострочили пунктиры габаритных огней, кормовая часть раскрылась лепестками, обнажая шлюзовый отсек, а головной колпак "маяка" раздулся, формируя ведущую антенну.

Дан ощутил, как навалилась тяжесть - "десантник" с ускорением скользнул к шлюзу станции. А еще через мгновение бесконечность космоса свернулась в тугой металлический кокон - Кравцов командирским доступом бесцеремонно выдернул мичмана из виртуала.

– Отставить кайфовать, Дунин! Хорошего понемногу, пора и вспомнить, зачем родина засунула тебя в эту жестянку и отправила, утирая слезу, гордо нести ее имя на плече в космические дали, – изобразив торжественное лицо, провозгласил каплей и тут же отвел взгляд, уставившись поверх макушки Дана. – Семёнов! А ты что, дрыхнешь, что ли? Молодой, значит, не посрамив флотской чести, ведет наблюдение за доблестным монтажом вверенного имущества, а ты решил люком накрыться? Стыдно! Подъем, Семёнов!

И тут же бот слегка тряхнуло. Состыковались. Дан, не дожидаясь команды, отщелкнул ремни, взмыл к потолку бота и осторожно вытянул из багажки свой баул. Сзади завозился Семёнов, старший связист и сменщик Дана. А Кравцов уже ввинчивался в тамбур со своим вещмешком на прицепе.

– Говорит пилот-лейтенант Штирц. Наш лайнер совершил успешную стыковку со станцией номер "дохренацифр", – ожил аудиоконтур бота. – Давление за бортом отсутствует, зато в шлюзе тепло и уютно, и даже можно дышать. Пассажиров просят переместиться по месту службы. А наш экипаж желает вам спокойной вахты.

Дан, извернувшись, оттолкнулся от ближайшего поручня и влетел в тамбур вслед за Кравцовым. Когда в проеме показалась блестящая лысина Семёнова, Кравцов наконец справился с люком шлюзовой камеры. Через короткую неосвещенную трубу перехода, усеянную мелкими каплями конденсата, вахтенный экипаж отправился осваивать сигнальную станцию дальнего базирования "М-32СС5", где им предстояло провести ближайшие полгода.

* * *

– Полгода, Дань! – Инна комкала в руках кухонное полотенце, похоже, не осознавая, что делает. – А я?

Дан молчал. Что тут ответишь? Он знал, что разговор не будет простым.

– Скажи… – ее голос задрожал. – Ты специально выбрал такое место? Одна жестянка посреди голого космоса, три мужика и никаких жен?

– Иннушка, ну ты что…

– Двадцать девять лет уже как Иннушка! – голос жены не выдержал, сорвался в жалобный всхлип. – Только не говори мне про то, что я жена военного! И что я знала, за кого выхожу замуж! Полгода, Дань! А потом что? Полгода тут, и снова, и так… И так всю жизнь?

– Я действительно пока не могу взять тебя с собой.

Честно говоря, Дан и сам не мог предсказать, сколько продлится это “пока”. Даже когда в его распоряжении окажется что-то побольше вахтовой “жестянки”, как скоро можно будет привезти с собой жену? Все же другая галактика, особые разрешения…

– Дуррррак! – неожиданно гаркнул на своей жердочке белый какаду Зефирчик. Дан был с ним полностью согласен. Может, и правда дурак, может, достаточно даже не миллиардов звезд Млечного пути, а вот этих двух, зеленых, сияющих в полумраке комнаты?

* * *

– Да ты еще Семёнова переплюнешь, мичман! – прозвучал над ухом голос Кравцова. – Тот хоть не в первой дальней начал спать с открытыми глазами! Он уже нам жизнеобеспечение завести успел, а ты?

– Виноват, товарищ капитан-лейтенант!

– И стойка “смирно” у тебя так себе. А знаешь, почему? Искусственная гравитация отсутствует. Смекнул? Выполнять!

– Есть включить искусственную гравитацию!

После того, как Дан запустил систему и стало можно ходить, а не болтаться, перебирая руками по поручням на стене, дело пошло бодрее. Семёнов тут же сел колдовать над настройками системы жизнеобеспечения. Продул кислородом жилые отсеки и камбуз, повысил температуру и влажность воздуха. Управляющий отсек станции весело замигал огоньками, приветствуя первую в ее истории вахту.

– Только влажность прикрути, – сказал Кравцов. – Тропиков нам тут не надо.

Споро разложили личные вещи по каютам. Дан подскочил было: оборудование станции, пора приступать к работе! – но каплей остановил.

– Сначала выпить за успешную стыковку. Кофе, конечно, – усмехнулся он в сторону оживившегося было Семёнова. – Привыкай, мичман. Работа прежде всего. Но есть у нас еще и такое понятие – традиция.

Кравцов разлил по подставленным стаканчикам из своего термоса. Кофе был настоящий, не из концентрата. И где каплей егодобыл? Дан только раз пробовал такой кофе, в кабинетеу начальника курса, еще в академии. Тот вызвал проштрафившегося Дунина на серьезный разговор, а потом вдруг по-отечески смягчился и надо же, угостил.

Теперь Дан пил крошечными глотками густую горьковатую жидкость и вспоминал себя тогда. Молодого пацана, курсанта. Это было еще до Инны. Без Инны. Совсем как теперь.

– Старший мичман, как у нас с деликатесами?

– Запас проверил, товарищ капитан-лейтенант, – бодро отрапортовал Семёнов. – Если не приглашать гостей чаще, чем раз в полгода, должно хватить.

Кравцов хохотнул, едва не расплескав кофе. Оценил шутку.

Разверткой навигационного оборудования начальник вахты занялся сам. Но подозвал к себе Дана – смотри, мол. В действиях Кравцова читалось: “Да знаю я, что системы тебе знакомы, и ты бы скорее всего сам справился. Но однажды ты вот так же прилетишь начальником вахты на новый “маяк”, и новичок так же будет смотреть за тем, что и как делать правильно.

Учись не делать, учись учить”.

Дан был Николаю Марковичу благодарен. Значит, верит в мичмана, видит потенциал. Вот только где-то на задворках сознания трепыхалась предательская мысль. Это что же, Инна была права? Полгода дома, полгода на каких-нибудь жестянках посреди ледяного ничто? Вахтовым матросом ли, начальником ли вахты, невелика разница. Об этом ли он на самом деле мечтал, когда рвался в сверхдальний космос? Нет, он знал, что бои с пришельцами на бластерах бывают разве что в детских книжках. Но неужели это и есть удел первопроходцев? Не открытия, не преодоление, а рутина долгой вахты на отдаленном “маяке”?

Тут, правда, своего преодоления тоже хватало. Когда станция вышла на рабочую мощность, и потекли обычные дни службы, приходилось преодолевать и скуку, и, порой, раздражение. Нет, с сослуживцами Дану повезло. Николай Маркович охотно делился опытом, а Антон Семёнов был вполне себе хорошим сменщиком. Иногда, правда, бесил слишком уж расслабленным отношением к работе. Этакий всезнающий опытный вояка, который съел на подобной службе не одну сотню собак.

Весточки от Инны приходили раз в три-четыре дня. Ни о каких видеозвонках на таких расстояниях мечтать не приходилось, только текст. Почему-то Инна почти не писала о себе, больше о других. Сестра попала в больницу на замену слухового импланта. Подруга завела собаку популярной в этом сезоне породы. Попугай Зефирчик сломал зеркало в клетке. Дан читал всю эту ерунду, пытаясь выловить хоть крохи тепла из нескольких строчек. Выходило не очень.

Сам он мало что мог написать. Большая часть работы попадала под приказ о секретности, и Дану приходилось что-то каждый раз изобретать. То переписывать байки Кравцова, что-нибудь добавляя от себя. То впадать в лирическое настроение и писать паршивые стихи про окружавшие “маяк” звезды. То седлать научного конька и расписывать особенности ближайшей пустой планеты с ее мощной ионосферой.

Письма уносились сигналами в холодный космос, и Дан старался не представлять, с каким лицом их читает Инна там, дома, за тысячисветовых лет.

***

– Разрешите обратиться, товарищ капитан-лейтенант?

Кравцов, заинтересованно вскинув голову, подошел к сидевшему за радиолокационным пультоммичману. От начальника вахты густо пахло растворителем и немного – кофейным концентратом. Он редко сидел без дела в межвахту и, если только не спал, всегда находил себе занятие по обустройству станции. Дан старался от него в этом не отставать.

– Обращайся, Дунин. Никак новую радиостанцию в космосе поймал?

Дан не улыбнулся в ответ на шутку.

– Так точно, товарищ капитан-лейтенант. Вот, посмотрите.

Он мазнул пальцем по сенсору, выводя на центральный экран запись пойманного сигнала.

– Вот здесь.

Уточнение было излишним. На графике даже далекий от радиосвязи человек сразу увидел бы, где белый шум превращается в сигнал определенной частоты.

Дан не мог видеть стоявшего у него за спиной Кравцова, но затылком почувствовал, как тот принял боевую стойку. Словно пес, почуявший дичь.

– Мичман, вруби-ка частотный фильтр! А я пока в реестре поковыряюсь. Поглядим, может, в данных разведки что есть, о чем нам не удосужились сообщить.

Каплей втиснулся в соседнее кресло и застучал пальцами по пультовой панели. Перед ним в воздухе расцвел инфокуст. Пока начальник сосредоточенно манипулировал массивами информации, Дан занялся фильтрацией входящего сигнала.

Происходящее балансировало на грани ЧП. Головная антенна "маяка" приняла мощный ровный устойчивый сигнал, на пике доступного радиодиапазона. За более чем месяц работы станции ничего подобного не наблюдалось. Привычный белый шум космоса, жесткое радиоизлучение все еще безымянного белого карлика, нечастая эфирная перекличка с дальними разведчиками, идущими вглубь спутниковой галактики. Никаких аномальных упорядоченных сигналов не предвиделось.

– Так, – повернул лицо Кравцов. – Ничего нового я не нашел. По данным системной разведки тут ничего нет. Система стерильна. Умирающая звезда, планета вторичного генезиса.

И он вопросительно поглядел на мичмана.

– Я отфильтровал паразитные излучения, – сообщил Дан. – Сигнал не имеет отношения к звезде, и внесистемное происхождение тоже исключено.

– Тогда где источник? – Кравцов вернулся взглядом к инфокусту, ладонью смахнул на свой терминал линк от пульта Дана, и принялся изучать параметры радиоаномалии.

– Товарищ капитан-лейтенант, – осторожно подал голос Дан. – Пеленг аномалии – как раз планета.

– Но там же оставлен дежурный спутник, он бы засек подозрительную активность.

Дан, нахмурившись, забегал пальцами по сенсорам, потом развернул получившуюся визуализацию перед Кравцовым.

– А спутник и засек. Сигнал идет через его ретранслятор. Планета приблизилась к нашей точке, и спутник нас "увидел" и начал передачу на "маяк". Судя по всему, сигнал идет с поверхности. И есть сложность. На спутнике нет логов сигнала. Передача ведется в реальном времени, запись блокирована. Я первый раз вижу, чтобы наша аппаратура не могла фиксировать входящий.

– Мальчики--р-р-разведчики! – прорычал каплей. – Отличную систему для гейта подобрали. Ладно, мичман. Сигнал, конечно, странный, и разведка знатно лопухнулась, проморгав аномалию, но мы-то уже здесь, так что давай разбираться, пока не поздно. Возможно, что никакой опасности нет. Мало ли что может фонить на вторичных экзопланетах.

– С такой чудовищной стабильностью, почти плато? – скептично заметил Дан. – Это точно не радиоактивные залежи. И очень необычная пульсация. Как биение сердца, иначе и не скажешь.

– Не делайте мне нервы, мичман, они и так не титановые. Если спутник не может вести логи на свой накопитель, что скажешь, наш борткомп сумеет записать сигнал?

Дан покачал головой:

– Я уже проверил. Фиксация сигнала блокирована по всему диапазону аномалии. Я не знаю, как такое возможно, но мы можем принимать сигнал и при этом не в силах сохранить параметры.

Каплей приподнял бровь:

– Это что получается, мне командованию рапорт на основании только наших ощущений подавать придется?

– Ну, давайте скрин хотя бы сделаем.

– Журнал "Веселые картинки" это будет, а не рапорт. Ладно, мичман. Скрин так скрин, – Кравцов щелкнул по нарукавному планшету ногтем, выводя хронометр. – Через полчаса вахта Семёнова. Надо бы ему сообщить, что обстановка значительно повеселела. Я сначала к нему, потом пойду доклад готовить. Ты, Дунин, следи за сигналом, а то мало ли… За неимением лучшего остается только органолептика. Введешь старшего мичмана в детали, будут изменения - сразу сообщать мне.

Каплей хлопнул Дана по плечу и покинул управляющий отсек.

Сигнал, квазар его сожги, был стабилен.

«Всем бы такую стабильность», - подумал Дан, и как раз в этот момент планшет брякнул звуком принятого сообщения. Мичман скосил глаза, стараясь не терять из поля зрения сигнал.

Инна.

По регламенту он должен был соблюдать приказ Кравцова и внимательно следитьза сигналом. Тем более что до конца вахты оставалось меньше получаса. Сменись, и хоть сообщения от родных читай, хоть на голове стой. Обычно Дунин так и делал. В смысле, не стоял на голове, конечно, а откладывал все личные сообщения до конца вахты. Но сегодня всё было иначе. Что-то подсказывало, что сигнал пару минут подождет.

Дан пробежал глазами по нескольким строчкам, и сердце едва не выдало пресловутое “плато”.

“Решила… будет лучше… свой путь… еще найдешь… буду вспоминать только хорошее…”

Слова толкались в сознании, никак не складываясь воедино. “Помехи на линии, – мелькнула дурацкая мысль. – Не может такого быть, это не она, это интерференция или черт пойми что, но это не она!”

Из коридора донесся звук шагов старшего мичмана.

Когда в каюту мичмана без стука вошёл Кравцов, Дан сидел на своей койке и крутил в пальцах брелок в виде первого дальнего звездолета, “Байкал-3”. Сувенир он выиграл пару лет назад в тире, когда они с Инной отдыхали на Арктурианских курортах. Топорно сделанная штуковина превратилась в своеобразныйталисман для командировок.

Каплей пару секунд смотрел, как его подчиненный мнет и ломает в пальцах гибкую игрушку из синтпласта, потом коротко бросил:

– У нас ЧП. Срочно за мной.

И стремительно скрылся за комингсом.

Дан вскочил, подхватил со столика форменный китель, и натягивая его на ходу, выбежал из каюты. Кравцова удалось нагнать практически у входа в управляющий отсек.

– Полюбуйся, Дунин! – сквозь зубы процедил капитан-лейтенант.

Дан заглянул в пультовую рубку и ошалел от увиденного. Разбитые проекторы, развороченные сенсорные панели, резервные дисплеи в мелкой паутине трещин. В стене ощерилась иззубренная дыра, внутри которой сыпали мелкие искры разорванные пучки кабелей. Рядом валялся помятый огнетушитель.

И посреди этого бардака на полу извивался старший мичман Семёнов со связанными за спиной руками. Увидев их, он замычал, безумно вращая глазами – между его зубов был толстый кабельный жгут, стянутый на затылке.

– Какого хрена?! – не сдержался Дан, напряженно глядя на Кравцова.

– Того самого! – резко ответил тот. – Захожу, значит, принимать смену, а это чучело раздолбало огнетушителем стену и руки свои в дыру тянет. Пока его за ноги оттаскивал, он проводку порвал. Хорошо, не успел дурак до узла дотянуться, мелочевку какую-то порвал только. Да мне фасад немного попортил.

Дан только сейчас обратил внимание на кровоподтек во всю правую сторону лица каплея. Тот в ответ на встревоженный взгляд мичмана коснулся синяка пальцами и поморщился.

– Что, красавец? Это он ногой мне зарядил, пока я его скрутить пытался.

– А что, собственно, вообще творится, товарищ капитан-лейтенант?

– Дунин, я вижу то же самое, что и ты. Семёнов спекся и вывел из строя оборудование. Мы, конечно, всё починим, в крайнем случае запустим резервную рубку. Но это не избавит нас от вопроса – что сожгло ему, – Кравцов кивнул на лежащего сменщика, – мозги?

Каплей и мичман посмотрели друг на друга долгим взглядом. Похоже, обоим в голову пришла одна и та же мысль.

– Аномалия, – сказал Кравцов, и Дан кивнул.

Семёнов взвыл, его лицо покраснело, хотя казалось, что сильнее некуда. Он силился то ли выпихнуть изо рта кабельный жгут языком, то ли перегрызть. Взгляд старшего мичмана метался по помещению, потом остановился на лице Дунина. Снова вой, умоляющий.

– Развязывать не буду, и не проси, – покачал головой Дан. – Товарищ капитан-лейтенант, он как будто что-то хочет нам сказать.

– Нет уж, благодарю покорно, – ответил Кравцов. – Я наслушался, пока его вязал.

– И чего он нес? – Дану было не по себе говорить о Семёнове вот так, словно его тут нет.

– Полный бред! “Оно зовет! Никого нет! Нужно успеть! Успеть, пока не стало опять холодно!”

Кравцов помотал головой, отгоняя морок. Достал аптечку из нарукавного кармана, вынул маленький аппликатор, нагнулся и, не слушая скулежа Семёнова, вогнал дозу успокоительного в судорожно выгнутую шею старшего мичмана.

Когда Антон обмяк на полу, Дан тихо выдохнул и почувствовал, как сведены плечи. Глухо бухнуло в голову: Инна! Но думать об этом было некогда. Кравцов внимательно осмотрел месиво, оставшееся от пульта, и резюмировал:

– Тут работы не на один день, придется распечатывать резервную рубку. А этого блаженного давай оттащим в медблок.

***

– Ты так и не ложился что ли? – подозрительно спросил каплей у Дунина, глядя на его покрасневшие глаза. Настройка радиолокационной аппаратуры в резервной рубке прошла на всплеске адреналина быстро, можно даже сказать, с огоньком.

– Никак нет, товарищ капитан-лейтенант.

– Ну и зря. Семёнов выбыл из строя, теперь нам двоим “маяк” стеречь. Шел бы ты, накрылся люком минут на девяносто, пока я тут второй рапорт в штаботстукиваю. Нам нужна помощь, да и Семёнова штатный медбот хоть и подлатает, но санчасть по нему плачет. Вот только с ближайшей "дежурки" до нас минимум двое суток "глубины", быстрее никак. А ты сном пренебрегаешь!

Дан едва не ляпнул про Инну, но вовремя осекся. Хороший мужик Кравцов, но вот только распустившего нюни мичмана ему сейчас для полного счастья не хватало!

– Полтора часа твои, больше не дам. Зато потом с меня кофе, так что давайте-ка, товарищ мичман, валите в люлю.

Дунин не стал спорить. Добравшись осевым коридором до каюты, он забылся недолгим поверхностным сном, то и дело вскидываясь. Чудилось, что безумный Семёнов сбежал из медблока и уже идет по станции с огнетушителем наперевес, долбя в стены. То накрывала уверенность, что в борту станции зияет дыра, из которой тянет ледяным ветром, и “оно зовет”, как кричал в бреду старший мичман. Снилась Инна в черном платье, с маленьким черным же чемоданом на гравиподвеске, уходящая прочь, растворяясь во мраке

Через полтора часа зуммер на планшете оповестил Дана о том, что пора возвращаться к службе. Кравцов уже ждал мичмана в резервной рубке и с порога протянул стаканчик с горячим кофе. После нескольких глотков сонная муть немного развеялась, и Дан придвинулся к пульту.

– Какие новости, товарищ капитан-лейтенант?

Кравцов потер лоб, тоже глотнул кофе.

– Пока все штатно. С Узловой получил линк, что спасательная группа стартует в течение часа. Семёнов в медблоке спит сном праведника, резервное оборудование пашет, так что спасатели мимо нас не промахнутся.

– А сигнал?

Каплей поморщился:

– Сигнал, мать его инопланетную, в наличии.

Кравцов вывел изображение на дисплей.

– Вот наши с тобой “веселые картинки”, Дунин. Я задал системе скринить сигнал с частотой раз в минуту и присылать мне на планшет. Плато, это мы с тобой видели, потом понижение частоты, это уже в вахту Семёнова. А вот здесь, в 6:48 по стандартному времени, видишь, пик? Примерно тогда и накрыло старшего мичмана. Дальше “пила”, сигнал падает от пикового значения в несколько всплесков и снова уходит в ровное плато.

Каплей хлебнул еще кофе из своего стаканчика и обернулся к мичману:

– Что скажешь?

– Получается, дальше опять будет низкая частота, а потом… Пик?

Кравцов кивнул.

– Похоже на то. Какого ж хрена этого не было в отчетах разведчиков?

– Вообще ничего интересного?

– Вообще! Планету бегло изучила военная экспедиция под командованием Житкова. После первых же проб поскучнели: слишком уж там тяжелые граничные условия, как говорится, то лед, то пламень… ионосфера еще эта. Ни тебе станцию поставить, ни добычу чего-нибудь полезного организовать, по причине полного отсутствия этого полезного. Свернули экспедицию, внесли в отчеты неутешительные данные, на всякий случай повесили на орбите дежурный сканер – и отбыли в более заманчивые места.

– Завидую, – усмехнулся Дан.

– А ты не завидуй. Тебе вон Семёнов, может, тоже завидует, пока валяется в бессознанке под капельницей. Принимай вахту, а я пока основную рубку подлатаю. Сна как назло ни в одном глазу!

Мичман остался один на один с тихо шуршащей аппаратурой, в голову снова полезли непрошенные мысли про рухнувшую в одночасье личную жизнь. Сначала, чтобы отвлечься, Дан занялся коррекцией привода "маяка", доводя и без того отлаженную работу основной группы антенн до идеала. Затем решил сосредоточиться на аномальном сигнале. Что же это может быть такое? На стерильной планете, где нет ни земной техники, ни развитых форм жизни… да вообще никакой жизни? Мог ли кто-то или что-то появиться на планете уже после разведгруппы Житкова? Например, разведывательный корабль Единства, в котором сильно недовольны тем, как Федерация технично увела приоритет над этой частью местной группы галактик? Да вряд ли, тем более что "дежурка" на орбите наверняка подала бы тревогу. А свои молча не приходят. .

“Что, Дунин, жаловался на рутину? Не скучно теперь?”

Через некоторое время сигнал снова “загудел” на низкой частоте. Дан сделал скрин и отметил время, сверился с “веселыми картинками” каплея. Так и есть: сигнал чередуется через примерно равные промежутки времени. Плато, низкочастотое гудение, “пила” из всплесков высокой частоты, которая предположительно свела с ума старшего мичмана. Ни на что не похожая сигнатура.

“Главное, вовремя прикрыться, – подумал Дан. – Иначе придется товарищу каплею и меня проводами скручивать, а еще одной резервной рубки на станции не завалялось. Вот только как прикрыться-то?”

Всерьез обдумать варианты Дунин не успел. Нарукавный планшет завибрировал и издал пронзительную трель аларма: экстренный сигнал от начальника вахты.

***

– Успокойтесь, товарищ капитан-лейтенант!

Дану пришлось прижать плечи Кравцова к койке – каплей всё порывался встать и бежать куда-то. Он был бледен и покрыт испариной, губы заметно посинели, на лбу пролегли глубокие борозды морщин. Мичман густо намазал на правую ладонь Николая Марковича противоожоговый гель и дождался, пока тот схватится в пористую “броню”.

– Как салага зеленый попался! Током шарахнуло! Током, мать вашу! Ну скажи, мичман, а?

Кравцов зажмурился.

– Башка как сверхновая, вот-вот взорвется!

В помещении медблока было тесно, он явно не был рассчитан на то, что сюда одновременно угодит две трети личного состава станции. Дан едва мог развернуться между двумя реген-капсулами – в одной из них под капельницей с транквилизатором видел десятый сон Семёнов – чтобы достать аппликатор с обезболивающим из внутристенного бокса.

– Один ты остался, Дунин, – едва слышно проговорил каплей и шумно вдохнул, когда аппликатор впрыснул обезбол ему в плечо.

– Так точно, товарищ капитан-лейтенант, один.

– Что сигнал?

– Он повторяется. Скоро опять будет “пила”. Нам надо прикрыться, но я пока не придумал, как. Судя по всему, наш радиокомплекс срабатывает еще и как усилитель сигнала. Но совсем заглушить аппаратуру – “маяк” "потухнет" и ослепнет, со спасботом будет не связаться. Да и вообще повезет, если они на нас сразу выйдут без привода. Плюс-минус пара световых лет…

Кравцов снова дернулся на койке, приподнимаясь.

– Спасбот, Дунин! Если они "всплывут" недалеко от планеты и нашего гребанного спутника, так их тоже…

Он откинулся на подушку, прикрыл глаза.

– Вот что, мичман. Придется тебе лететь и вручную гасить ретранслятор на "дежурке". Иначе или у нас с тобой последние мозги вытекут, или у спасателей. А то и у всех сразу. И будет тут не перевалочная в Стрельца, а филиал психлечебницы в дальнем космосе.

– Это приказ, товарищ капитан-лейтенант? – чуть дрогнувшим голосом уточнил Дан. В этот момент он ни за что не признался бы, что завидует спящему под капельницей Семёнову.

– Приказ, мичман, приказ. Нет у меня, понимаешь, желания к картошке с огурцами в родственники набиваться, то есть овощем становиться, – губы Кравцова исказились в кривой усмешке. – Так что ноги в руки, напяливай скафандр с большой табличкой "Дунин" на груди и стремительным домкратом шуруй к планете. Главное, не забудь катер прихватить, а то я тебя знаю, ты и пешком побежишь, – тут каплей посерьезнел, подтянулся насколько мог здоровой рукой, выпрямляясь на податливой обивке внутри капсулы. – Выполнять, мичман!

– Есть выполнять! – дернул ладонью к виску Дан, закрыл капсулы прозрачными колпаками, выставил несколькими касаниями по сенсорам контрольных панелей режимы лечения и покинул блок.

Системы выхода в пространство располагались в задней, самой массивной части "иглы" сигнальной станции, как и стыковочный шлюз, через который они вошли на станцию полтора месяца назад. Оказавшись в микроангаре, рассчитанном на один малый орбитальный одноместный катер, Дан добрался до боксов с личными системами выживания экипажа и вскрыл свою ячейку. Перед тем, как втиснуться в свой скафандр, он выставил на хронометре планшета таймер, отсчитывающий оставшееся время до пиковых значений радиоаномалии, и синхронизировался с системами скафа и катера.

Белый карлик излучал в космос довольно-таки жесткое излучение, так что по регламенту экипажу "маяка" досталась одежка высшей степени защиты. Дан такие скафандры носил только на переподготовке перед командировкой и учениях, регулярно устраиваемых Кравцовым, поэтому ему понадобилось какое-то время, чтобы свыкнуться с тяжелым костюмом. Встроенный экзоскелет облегчал задачу, но Дан все еще чувствовал себя слоном в посудной лавке. Он неуклюже взобрался по короткой консоли в кокпит катера и практически рухнул в противоперегрузочное ложе. Борткомпьютер орбитала среагировал на новоявленного пилота, охватив его петлями ремней безопасности и выведя установочные данные на забрало скафандра. Дан пошевелил пальцами в толстых металлизированных перчатках, и перед глазами замелькали окна командной консоли. С тихим шелестом встал в пазы фонарь кабины. Вспомогательные системы откачали драгоценный воздух, выравнивая давление с забортным. Повинуясь тактильным командам мичмана, стена ангара по правому борту катера плавно ушла вверх, обнажая испещренную яркими точками звезд бесконечную пропасть. Стартовый комплекс мягко вывел в энергосиловом захвате сплюснутый с боков металлокерамический трехгранный корпус катера за пределы станции.

Дан, едва борткомп окончательно передал ему управление планетолетом, на маневровых ионниках закрутил размашистую спираль вокруг усеянных цепочками габаритных огней граней станции, осваиваясь с управлением. Все-таки в первую очередь он был радиотехник-связист, а не пилот, хотя подготовка военспецов-дальников была максимально универсальной. Со столь близкого расстояния сигнальная станция производила еще большее впечатление, но бросив на нее мимолетный взгляд, Дан скомандовал навигационной консоли катера выстроить схему взаимного гравипозиционирования "маяка" и приближающейся к нему по плоскости эклиптики экзопланеты. Одна из наиболее ярких точек в черноте космоса приобрела бледно-зеленую окантовку из стремительно меняющихся буквенно-цифровых строчек. Катер рассчитал самый оптимальный курс вдоль гравитационных линий, выводя его за перед глазами Дана. На планетолетах малого класса основными ходовыми двигателями были гравитационники, так что добираться до ставшего опасным спутника разведчиков приходилось окольными путями, скользя и прыгая вдоль широких дуг силовых линий, связывающих звездную систему воедино.

Предстояло преодолеть порядка шести миллионов километров. Через шесть часов он окажется на орбите злосчастной мертвой планеты, сводящей землян с ума с помощью земной же техники. Дан медленно вдохнул и бросил катер вниз к орбите планеты по расчетному маршруту. Для стороннего наблюдателя, если бы таковой тут оказался, утлая треугольная скорлупка окуталась призрачным фиолетовым сиянием и с огромной скоростью бесшумно сорвалась с места, бритвой рассекая пространство. Инерционные силы были невластны над человеческой техникой двадцать девятого века, гравитационные двигатели нанизывались на незримые силовые линии полей тяготения белого карлика, одновременно формируя защитный кокон вокруг обитаемого отсека катера, не позволяя размазать человека внутри в бесформенную биомассу.

Внутри кокпита обеспечивалась комфортная гравитация в девять десятых от земной. Ближайшие несколько часов делать было нечего, катер шел в реальном космосе и быстрее просто не мог физически.

Вынужденное бездействие оказалось самым страшным врагом Дана. Ограниченный даже в подвижности, он оказался наедине сам с собой. До этого момента ему особо некогда было думать. Стремительность событий, навалившихся за последние сутки, просто не оставляла времени на передышку. Не успел он толком пережить разрыв с Инной, началась эта чехарда с обезумевшим Семёновым, Кравцовым. А что ждет его там, внизу, у планеты? Движением глаз мичман вывел таймер. Он должен успеть оказаться у спутника за час до начала пиковых всплесков аномального сигнала. Мысли против его воли снова вернулись к жене. На самом-то деле вполне обыденная история произошла. Сколько браков, счастливых отношений сожрал и выплюнул суровый армейский быт, не счесть. Но он-то, наивный, думал, что у них все будет по-другому, что у них с Инной всё по-настоящему, навечно. А ничего вечного нет. Даже эта чужая галактика, и та не вечна, пройдет какое смешное время по меркам вселенной, и она разобьется о Млечный путь, как разбилось его, Дана, сердце о безжизненную пустоту космоса, в который он рвался, не обращая внимания на тоску в зеленых озерах любимых глаз.

Сотый раз прокручивая ее прощальные скупые строчки в своем мозгу, Дан понял, что вполне себе успешно сойдет с ума и без помощи всяких аномалий.

– Мичман Дунин! – неожиданно гаркнул он внутри шлема, представляя перед собой Кравцова. – Отставить распускать сопли! Тебе поставлена боевая задача спасти станцию и своих боевых товарищей! Вот и выполняй! А бабы… не сегодня, мичман, не сегодня!

Оставив далеко позади мерцающую приводным сигналом и зовом о помощи станцию, пылинка катера, казалось, застыла в пустоте на полпути к орбите экзопланете, хотя ее скорость достигала миллиона километров в час. Дан решил вопрос томительного ожидания просто – аптечка скафандра вкатила ему строго выверенную дозу транка, и он провалился в глубокий сон без сновидений и переживаний.

Очнулся он так же резко, как уснул. Чтобы подстегнуть организм пилота, автоматика вколола в плечо бодрящую смесь, и Дана распирало от желания действовать. Сквозь бронепластик фонаря была видна ночная сторона планеты, окутанная лентами разноцветных облаков. Дан привычным усилием вызвал в памяти все, что изучил о планете за время – формально находится в зоне обитаемости, но из-за не самого дружелюбного центрального светила на поверхности абсолютно непригодные для жизни условия. Чуть больше Земли, инертная атмосфера, ночью экстремально низкие температуры, пока на дневной стороне пронизанное жестким излучением карлика пекло. Ад для органической жизни, а другой человеческая вселенная не знала.

Катер, маневрируя, сменил полусинхронную орбиту на низкую, на корректируя свое положение относительно координат дежурного разведсканера. Самого спутника еще не было видно, но навигационный комплекс подсветил его на забрале шлема - он . Хронометр отсчитывал минуту за минутой до радиовсплеска, который теоретически мог выжечь разум Дана. И тогда людей на станции уже никто не спасет, и неизвестно, что случится со спасательным отрядом.

Не вмешиваясь в курс, мичман лишь аккуратно добавил скорости планетолету. Ионные двигатели не могли обеспечить достаточной скорости, и Дан вновь запустил ходовые. Оставляя инверсионный след, отражающийся длинными искрящимися волнами в верхних слоях атмосферы планеты, столь же безымянной, как и звезда, катер в течение пары десятков минут настиг спутник, по нелепой случайности обратившийся против своих создателей.

Автопилот уравнял скорость относительно цели. Предстояло сблизиться с ощетинившимся датчиками и фотопанелями корпусом спутника и, взяв его на абордаж манипулятором, совершить целенаправленную порчу флотского имущества.

На то, чтобы сцепиться со спутником, ушло совсем немного времени. Дан сдвинул фонарь и вытянул себя на руках из тесного кокпита. Теперь его соединял с планетолетом лишь тонкий страховочный фал. Оставалось допрыгнуть до напоминающего своим видом шестиметровый бриллиант разведспутника и вскрыть одну из его граней, чтобы добраться до ретранслятора. В открытом космосе громоздкость скафандра практически не ощущалась, и Дан легонько оттолкнулся от покатого борта катера в сторону спутника. И поплыл над непроглядной тьмой ночной стороны планеты. Но вдоль плавно изгибающейся дуги горизонта начинали пробиваться сквозь плотную атмосферу слепящие лучи еще невидимого светила.

Судя по хронометру, Дан успевал. Системы вывода информации скафандра уверяли, что аномальный сигнал по прежнему находится в своей стабильной безопасной фазе. Подлетая к усыпанной рассветными бликами зеркальной поверхности спутника, на последних метрах мичман чуть поправил траекторию и затормозился микрореактивными двигателями экзоскелета около панели, за которой скрывались схемы ретранслятора. Дан вывел на правую ладонь универсальный инструмент и аккуратно вскрыл корпус спутника. Протянул руку, чтобы вытащить управляющую плату…

В этот момент и ударило. Он потом так и не сумел восстановить полную картину произошедшего на орбите мертвой планеты. В памяти было только ощущение вворачивающегося под черепную коробку сверла, от боли Дан ослеп и оглох. Накатило сводящее с ума чувство бесконечного одиночества. Словно он был один во всей вселенной, и не было никакой надежды это изменить. Кажется, он даже терял сознание, так как вдруг обнаружил себя цепляющимся за край открытой кабины катера.

Сделал он что с ретранслятором или нет, в памяти не сохранилось абсолютно. Виски по-прежнему стискивала безжалостная боль, а сознание глушило иррациональное чувство одиночества. Это были не его чувства. Даже дурацкое расставание с Инной не погружало Дана в такую бездонную пучину тоски. Запоздало он сообразил, что раз чувство шевелящегося внутри головы колючего ежа не проходило, значит и ретранслятор еще работает, гонит убийственный сигнал на радиомодуль скафандра. Человеческие коммуникационные системы прочно связали сознание мичмана с чем-то пугающе чужим, внеземным настолько, насколько вообще так можно было выразиться в сверхдальнем космосе.

Но экипаж станции выведен из строя, спасатели не имеют понятия, с какой опасностью им предстоит столкнуться. И злосчастный ретранслятор – это лишь часть возникшей проблемы. А Дан за годы службы во флоте Федерации привык, что проблемы нужно решать в корне. И кажется, корни эти сейчас скрывались внизу, на поверхности планеты, которую земляне считали мертвой.

Наверное, он в тот момент просто дошел до точки. Оказался один на орбите чужой планеты, брошенный женщиной, которую он считал единственной в своей жизни. Просто несчастный атом в масштабах вселенной. Добиваемый волнами безумия чужого одиночества. Иначе не объяснить, почему он вопреки всем регламентам принял решение высадиться на поверхность экзопланеты.

Катер пробил плотные ленты стремительно бегущих прочь от сжигающего света звезды облаков. Навигационный комплекс планетолёта, опираясь на пеленг с орбитального ретранслятора, вел Дана к первоисточнику аномалии. Приходилось бороться с грызущей изнутри болью, красными искрами рассыпающейся в глазах, поэтому он полностью доверился автопилоту.

Если не было ошибки, аномалия находилась практически на грани дня и ночи. Ледяной холод отступал перед раскаленным сиянием карлика, но выпавший на камни замерзший газ еще только начинал вскипать. Дан не знал, что именно его там ждет, но действовать в любом случае нужно было быстро, иначе его просто сожжет, и даже скафандр высшей защиты поможет лишь не развеяться пеплу сразу.

Черные скалы. Красные скалы. Желтые скалы. Изрезанные глубокими тенями провалы между каменными цепями. Это место ничем не отличалось от сотни других таких же мест на планете. Кроме того, что источник сигнала был где-то тут.

Глядя сквозь поляризованный пластик фонаря на ощеренный протуберанцами белый диск звезды в желтых небесах, Даниил падал в каньон между черной и красной скалами. Он надеялся, что найдет внизу ответы на вопросы последних дней и хоть какую-то цель своего существования.

Пеленг оказался точным, мичман приземлился совсем рядом с ней… с ним. Выбравшись из катера, он оказался в нескольких десятках метров от огромной шевелящейся массы. Длинный перламутровый аморфный жгут, окутанный клубами мутного пара, будто слепой червь медленно ползущий меж острых камней. Теперь для приема сигнала, режущего мозг, не требовался никакой дополнительный ретранслятор. Эта завораживающая своей чужеродностью масса и была источником аномалии. Дан сделал пару шагов, если бы не экзоскелет, он, наверное, рухнул бы на колени от измотанности. Но даже сквозь муть в глазах он заметил некоторые странности.

Это нечто, что он наблюдал перед собой, делилось на две неравные части. В ущелье сквозь зазубрины окружающих скал проникали горячие лучи белого карлика, деля дно каньона на светлую и темную половины. Перламутровая масса ползла и клубилась на освещенной стороне. А начиналась она из гигантской вытянутой друзы серо-синих многогранных кристаллов, скрытых в густой ледяной тени. Световая граница медленно ползла вглубь ущелья, и каждый раз, когда потоки звездного излучения попадали на кристаллы, они начинали тут же оплавляться, приобретая перламутровый отлив, и втягивались десятками гибких нитей в ползущего по каньону "червя".

"Вот так стерильная планета. Нет жизни, говорили они", – забилась мысль в воспаленном мозгу Дана. Невероятное зрелище перед ним не оставляло ни единого шанса усомниться, что эта полукаменная, полуаморфная куча перед ним - живая. А сигнал лишь являлся финальным штрихом. Это был вопль тоски, отчаяния и одиночества.

Не помня себя, мичман пошел вперед. Его безудержно манило коснуться переливчатого бока "червя". Столь же одинокого, как и он сам в эту минуту. Лоб заливало холодным потом, при этом система жизнеобеспечения скафандра принялась настойчиво долбить в уши об ухудшении внешних условий и необходимости покинуть открытую поверхность.

Дан игнорировал обеспокоенный женский голос наушниках и упрямо шел к самому несчастному существу во вселенной. Так как даже у Дана еще как минимум оставался Кравцов, пусть в нескольких миллионах километрах отсюда. А у местного обитателя не было ничего, кроме безжизненных скал планеты, родившейся из выгоревшего звездного вещества. Между мичманом и существом словно наладился неразрывный канал связи, не требующий больше никаких устройств. И даже голова вроде бы стала меньше болеть.

Он понял, что знает теперь гораздо больше. Знает леденящий мрак местной ночи, сковывающий движения и превращающий в камень даже воздух. Знает пламя дня, когда плавятся даже камни, а тебя просто обращает в бесплотный пар, бессмысленно кружащий над огненным адом внизу.

Но есть и время до и после восхода злой звезды, когда начинаешь осознавать, что ты есть. Это самое благодатное и самое страшное время, так как только в те короткие моменты приходит беспощадное осознание своего одиночества.

Оно искало. Искало годами, столетиями, но находило лишь пустоту. Оно не знало, откуда оно здесь и зачем. И не могло сдержать свои крики…

Зрачки Дана были расширены, но он ничего не видел. Он стоял, прижавшись к желеобразному телу существа, проникаясь его ужасом и одиночеством. В конце концов человек просто не выдержал и потерял сознание, проваливаясь внутрь однородной массы "червя".

***

Пришел в себя Дан на борту "маяка". Он лежал в той самой капсуле, в которой оставил Кравцова перед полетом к экзопланете. Тут же заверещал оповещатель, и в медблок ворвались, если это вообще возможно в столь стесненных условиях, несколько человек во флотской форме. Одним из них был бледный, но вполне здоровый капитан-лейтенант Кравцов. Остальных мичман не знал, но подозревал, что это спасатели, которых они ждали.

Так и оказалось. Пилоты спасательного корабля умудрились провести его сквозь "глубину" чуть раньше плановых сроков. Выйдя на траверс станции, они убедились, что она не отвечает на запросы. Не тратя на время на стыковку, спасатели просто подключились к внутренним системам "маяка" и как смогли составили из логов борткомпьютера цепочку событий. И едва поняли, что двоим членам экипажа ничего особенно не угрожает, зато третий отправился в опасную миссию и не выходит на связь, рванули к планете. А там "услышали" бьющих тревогу об угрозе жизни катер и скафандр мичмана и отправили за ним челнок. Дана обнаружили без сознания на раскаленных скалах в неглубоком ущелье. Еще немного, и он превратился бы в хорошо прожаренный бифштекс.

– Вот так, друг мой ситный, – подытожил каплей, заботливо глядя на опутанного проводами Дана. – Провалялся ты тут после эвакуации без малого двое суток. Меня из медблока выпнули, сказали, что хорош притворяться больным, – Кравцов широко улыбнулся, – и тебя на мое место засунули.

– Там, внизу, на планете… – тихо сказал Дан. В глотке пересохло, говорить вообще было трудно.

– А, да! Ну ты, конечно, учудил. Я тебя куда отправил? А ты что сделал? Там щас большой полковник, начэскпедиции, седой ходит и нас идиотами кличет.

Тут Кравцов стал серьезным:

– Пистонов нам с тобой выпишут, мама не горюй. Надеюсь, отделаемся малым поджопником, если войдут в положение. А вообще ты там, конечно, интересное нашел. Логи твоего рывка сейчас целая комиссия изучает, волосами шевелит во всех местах. С утра вот малый атомный заряд на аномалию штаб сбросить повелел, в связи с повышенной опасностью объекта на важном межгалактическом маршруте.

Дан похолодел.

– И? - севшим голосом спросил он. – Сбросили?

– А чего ж не сбросить, нам погоны плечи не жмут, сбросили. Эй, ты чего?!

Кравцов едва успел поймать дернувшегося из паутины проводов мичмана. Дан был слишком слаб и не смог долго сопротивляться мягкой силе командира.

– Оно там одно! Совсем, ему плохо, а мы - заряд? – не глядя на каплея, сквозь зубы выдавил Дан.

– Так, товарищ мичман, ты меня не пугай, мне Семёнова вполне достаточно, его до сих пор в себя привести не могут. Да не сделалось той фиговине ни хрена. Спасатели ее ночью подловили, когда она кристаллизовалась, чтобы пик себе на мозги не словить. Торпеду сбросили, рвануло знатно, это да. Десяток скал сравняло в щебенку. А эта фиговина всосала в себя все сто килотонн, в пар превратилась, и пока наши придурки радовались, опять в осадок в другом месте выпала. Короче, плюнули на все, спутник от греха раскурочили прямой наводкой, а аномалию ионосфера за пределы атмосферы все равно не пропускает без нашего ретранслятора. Но ЧП мы с тобой на пару все равно отличное такое накопали. Да, знал бы, где упасть, синтепона б подстелил. Выпрут меня вместе с тобой из флота за эти фокусы…

Капитан-лейтенант говорил что-то еще, но Дан его уже не слушал. В его душе все еще продолжало эхом звучать межзвездное одиночество.