Жизнь в залог

Жизнь в залог
Работа №334

Под ногой хрустнула ветка. Хват беззвучно, но душевно выматерился и попытался забиться поглубже в облюбованный овраг.

Свистельщик, который так некстати тащил мимо схрона свою длинную чешуйчатую тушу, остановился и затянул тихую заунывную трель. Присматривается. Вернее, ловит отголоски своего свиста и определяет расстояние до ближайших объектов.

Схрон Хвата был довольно удачным, обнаружить его слепая чешуйчатая гадина не должна, но поджилки всё равно противно тряслись. Надо же было так не вовремя двинуться.

Но удача сегодня была на стороне скитальца. Ящер помотал слепой остроносой мордой из стороны в сторону, высунул язык, пробуя воздух и, не обнаружив ничего интересного, поплëлся дальше, елозя брюхом по палой листве.

Выждав немного, Хват высунул из укрытия нос и, убедившись, что свистельщик отполз достаточно далеко, выбрался наружу.

Рюкзак за спиной предательски грюкнул. По пути к силкам Хват не удержался и заглянул на свалку. Обещал себе, конечно, что больше не станет понапрасну рисковать, но скупщик так сладко пел в уши об утерянных технологиях и крупном куше, что Хват не удержался. Больше он на эти песни не купится. На свалке его встретила лишь крупная стая блуждающих огней. Не велика беда, если не считать, что их возбуждëнные перемигивания стянули к свалке других, более крупных изменëнных. Пришлось спешно бросать в рюкзак первую попавшуюся под руку металлическую дрянь и уносить ноги.

Дрянь всю дорогу призывно бренчала, словно в отместку за своё похищение с налëжанной мусорной горы.

Силки оказались пусты. Эта новость окончательно добила и Хват, матерясь уже в голос, двинулся в сторону города.

Можно было, конечно, пробежаться до разлома и нарвать огнëвки, чтобы отбить затраченные на вылазку ресурсы и силы, но пришло стойкое ощущение, что затея не выгорит. Все скитальцы учились доверять своей интуиции в первые же пару вылазок. Те, кто научиться не смог, покоятся где-то за городскими стенами. Искать тела неудачников дураков нет. То есть, за хороший барыш скитальцы могли и расстараться, но редко кто готов тратиться на чужие похороны.

Город встретил звенящей тишиной, потресканным асфальтом дорог и привычным душком, горьким и дымным.

С ходу Хват не смог определить, погребальный это костёр, или власти Нижнего города жгут отпугивающие измененных травы.

У спуска в Нижний Хвата встретил суровый мрачный детина, окинувший его таким подозрительным взглядом, словно ждал, пока у пришельца отрастëт вторая голова. Детину Хват не признал. Кто-то из подросшего молодняка, слишком активного, чтобы молча сидеть в тоннелях и слишком трусливого, чтобы идти в скитальцы.

Какие бы хмурые морды охранник не строил, пропустит как миленький. В их мире всё просто: если перед тобой кто-то, кто выглядит как человек, и ведёт себя как человек, значит это человек. Среди людей изменëнных нет.

А раз перед охранником человек, значит можно пускать его внутрь. Благо, чужаков здесь быть не может. Разлом вырезал город как малыш пасочкой - по ровному кругу - так что ждать гостей с той стороны не приходилось. Да и непонятно, осталась ли она вообще, та сторона. Впрочем, их и здесь неплохо кормят, грех жаловаться.

Нижний город был не в пример уютнее Верхнего. Уже за решётчатой дверью Хвата встретил родной сыроватый воздух и бодрые крики ребятни. Играла малышня, конечно, в скитальцев, а роль добычи и, одновременно, страшного монстра досталась панцирнику. Жучара пищал, сучил тонкими лапами в попытке убежать, но дети были повсюду, кричали, стучали палками об пол. В конце концов у панцирника сдали нервы, он скатался в тугой шар и замер посреди тоннеля памятником самому себе.

- Опять воруете скотину с фермы? - грозно прикрикнул Хват, поднимая тяжëленький шар на руки. Тот оказался шершавым, пластинчатым и ритмично пульсирующим, словно внутри билось сердце.

- Он сам сбежал, - самый наглый и самый чумазый шкет вытер нос рукавом, ещё сильнее размазав грязь.

- А вы его, получается, ловили чтоб вернуть? - скептически поднял бровь Хват. Малец радостно замотал головой, подхватывая отмазку и скиталец, поулыбавшись, коварно припечатал. - Тогда держите, возвращайте.

Панцирник нервно гудел, чуя, что его пытаются вручить давешним мучителям, но чувства кормового скота Хвата не интересовали. А вот мальчишки, скуксившиеся и моментально поскучневшие, беспокоили. Воровство это последнее, чем должен заниматься житель их города. А воровать у фермеров, которые растят для тебя пищу вообще последнее дело. Пусть отнесут добычу на место, получат законный нагоняй и ищут себе другие объекты для игр.

Проводив мальчишек взглядом, Хват подумал, что стоило бы проследить, чтобы панцирника донесли до конечной точки маршрута, но в итоге махнул рукой. Людям нужно верить, иначе жить становится совсем грустно.

***

Развешанные по стенам цветы огнëвки выхватили из полумрака поворот в рыночный зал.

Часть бутонов ритмично пульсировала, делая свет в тоннеле неровным и пугающим. Скоро перегорят. Не зря Хват хотел наведаться к разлому.

Огнëвка - одно из немногих изменëнных растений, плохо поддающихся выращиванию в условиях подземки. Ей требовался свет, тепло и близость разлома. Последнее, наверное, больше всего. Администрация Нижнего пыталась приспособить для целей освещения блуждающие огни, но эти твари имели свойство просачиваться даже сквозь стеклянные банки. А летающие по тоннелям огненные сгустки вызывали учащение неврозов и сердечных приступов.

Рыночный зал, в отличие от коридоров, освещался силами торгашей. Поэтому в воздухе витал отчётливый запах прогорклого свечного жира. Даже на нюх можно было понять, что свечи самые дешёвые, из тех, что годами лежали под прилавком и отбраковывались придирчивыми покупателями.

Зазевавшегося Хвата пихнули в бок, и он едва не вмазался в прилавок седой как лунь, но очень активной старухи. Торговала та доморощенными пригодными в пищу растениями и какой-то вязанной ерундой. Судя по всему, бабка держала скромное хозяйство и сейчас деловито впаривала его дары всем желающим.

Хват даров не желал. Его устраивал паëк с городской фермы, а съедобной травы он мог бесплатно нарвать наверху.

Бабка скитальца опознала мгновенно и её лучащееся дружелюбием лицо скисло. Она небрежно махнула рукой, словно прогоняя мелкую изменëнную тварь и заозиралась в поисках других покупателей.

Хват не обиделся. Товар торговки его не интересовал, значит обмена у них случится не могло. Зачем тогда тратить друг на друга время?

Скитальцы вообще редко отоваривались у кого-то, кроме скупщиков. Слишком уж специфический они носили товар. Обменять железяку со свалки на глиняный горшок или одеяло вряд ли кто-то захочет. А скупщики принимали всё. И горшки, и железяки. А в случае, если покупатель не мог найти нужных для обмена вещей, готовы были платить продуктовыми карточками. Курс, конечно, устанавливали сами, но тут уж ничего не поделать.

Хват остановился у прилавка скупщика и снял со спины рюкзак. Добыча была скудной, поэтому продаст он её целиком. Свой месячный план для администрации он ещё не выполнил, но тащиться в другой конец Нижнего чтобы сдать пару невнятных металлических болванок он не хотел. Лучше разом перекроет план в следующий раз, притащив полный рюкзак огнëвок.

- С чем пришёл? - полюбопытствовал скупщик, подтаскивая плошку со свечой поближе.

- С претензиями, - буркнул Хват, тем не менее выгребая из недр рюкзака металлическую рухлядь. - Ты куда меня послал? И добычи толком не нашëл, и самого едва не сожрали.

- Ой да не нуди, - скупщика причитания скитальца интересовали гораздо меньше, чем его добыча. - Хороший металл, ржой почти не тронутый. Добыча как добыча, чего напраслину возводишь?

Но не смотря на то, что добыча была нормальной, цену скупщик назначил смешную. Хвата это взбеленило, и он начал отчаянно торговаться, чисто из чувства протеста. Сошлись на одной продуктовой карточке. На ферме её можно было обменять на приличного упитанного панцирника, но тащиться на ферму тоже не хотелось. Она, конечно, располагались не слишком далеко от его дома, но острой нужды в мясе Хват пока не испытывал. К тому же, он давно собирался купить домой утвари и одежды, поэтому неспешно побрёл вдоль торговых рядов.

Шум он услышал, когда сделав по залу полный круг, снова оказался у бойкой старушки с шарфиками.

Что за копошение устроили у прилавка Хват понял уже на подходе.

Бабка своими сухонькими пальцами цепко держала извивающуюся низкорослую фигуру, такую тощую и патлатую, что пол сходу определить не удалось.

- Ворьë малолетнее, - прочитала торговка, потрясая клубнем, отвоëванным, видимо, у преступного элемента. - В моë время за такое руки рубили!

Хват мысленно присвистнул, оценив почтенный возраст старухи. Он за свою жизнь успел застать целых два мира - до Раскола и после - но ни в одном из них руки рубить было не принято.

Преступный элемент уже отчаялся вырваться, и теперь безвольно болтался в неожиданно сильных старческих руках. Ребëнок, понял Хват.

К ворью он относится резко негативно, но конкретно это замызганное тощее нечто наводило на мысль о продолжительном недоедании и беспризорности.

Вообще, на детей в Нижнем пайки выделялись вне зависимости от положения семьи. Это взрослым пропитание нужно было отрабатывать на благо города. От детей требовалось лишь выжить и вырасти, чтобы занять своё место в городской системе. Но карточки на пропитание выдавались не детям, а их родителям, поэтому случалось всякое. Случались тунеядцы, не имеющие собственного пайка и наплодившие отпрысков только ради карточек и теперь живущие всей оравой впроголодь. Были семьи, набравшие кучу долгов и коллекторы, реквизирующие карточки в счёт их уплаты. Были, в конце концов, сироты, у которых карточки мгновенно отбирали те, кто старше и наглее.

Конечно, всё это власти Нижнего старались искоренять, но человеческий фактор был, есть и никогда не исчезнет.

Руки воришке, конечно, рубить не станут. Слишком они ценны в современных условиях, эти руки. Но вот отрабатывать на фермы точно пошлют. До самого совершеннолетия.

Труд, грязный, тяжёлый, неоплачиваемый, быстро отбивает желание брать чужое.

Хват уже почти прошёл мимо, когда воришка поймал его взгляд. Глаза его были огромными и просящими. Как у кота из мультика, популярного до Раскола. Хват котов не любил. Пока они ещё были. Сейчас, когда котов не стало, отчего-то случались ностальгические приступы воспоминаний о мягком и мурчащем.

- Бабусь, да бросьте бузить, - Хват вклинился между бабкой и её добычей неожиданно даже для самого себя. Но раз вклинился, пришлось продолжать. - Он ничего и спереть-то не успел, вы так ловко его изловили. Чего теперь шуметь?

"Он" при ближайшем рассмотрении оказался скорее "ей". Острое скуластое лицо, на котором видны были лишь глазищи, неопрятные спутанные волосы, неопределённо-русые, узкие плечи и тонкие запястья. Ну точно девчонка. Не такая, кстати, и мелкая, как он предполагал. Подросток, скорее.

- Он репку покусал! И платить не хочет, - торговка нехотя отпустила свою добычу и нахохлилась, недовольная вмешательством в её правосудие третьей стороны. Предъявленная скитальцу в доказательство репка была мягкой, рыхлой, с жёлтой кожурой и куцым зелёным хвостиком. В огородом деле, а тем более в доморощенных изменëнных овощах, Хват не разбирался, но след от зубов на репкином боку не оставлял сомнений - бабка не врёт.

- Ну давайте я заплачу, - брякнул Хват и тут же понял свою оплошность. Платить ему было нечем. Добычу он уже обменял, а карточку за покусанную репку отдаст только распоследний идиот. Но слово было сказано и услышано. Не только бабкой, но и её соседями, развесившими уши за своими прилавками. Теперь, если даст заднюю, начнутся пересуды, поднимется шум, позовут стражей. А стража к попыткам откупить воришку отнесëтся резко негативно и Хвата ждёт позор, порицание и нехилый штраф.

Помимо воришки и покусанной репки, Хват сгрëб весь старухин товар. Все её невнятные огородные достижения, всю вязанную ерунду и, со сладкой мстительностью, выгреб дрянные дешëвые свечи. В хозяйстве всё пригодится. Карточку всё равно было жаль. Не стоила она полного рюкзака бабушкиных гостинцев и чумазой тощей воришки. Последнюю, кстати, Хват предусмотрительно перехватил за шиворот, как только от неё отцепилась торговка, и теперь девочка висела в его руках безвольным кулем. Что делать с этой частью покупки скиталец пока не знал, но человеколюбие твердило, что воришку нужно как минимум отмыть и накормить. Поэтому, вручив засиявшей бабке карточку и закинув за плечи основательно потяжелевший рюкзак, Хват отправился домой, ведя следом не сопротивляющуюся добычу.

Дом встретил мерным светом огнëвок и заметным, особенно после сырого коридора, теплом. Жилище скитальцу досталось завидное, расположенное достаточно близко к котельным, чтобы подвести обогревательные трубы прямо к бытовке.

- Па, это ты? - из-за перегородки, отделяющей кухню от жилой зоны, высунулась белая макушка Лëна. Ребëнок опять пренебрегал родительскими указаниями утеплиться и щеголял по дому в лёгкой короткой пижаме.

- Оденься, неслух, у нас гости, - рыкнул Хват, подпихивая добычу в спину.

Лëн заинтересованно блеснул красными радужками в сторону гостьи и понëсся выполнять указание.

Сама воришка внимательно оглядывала жилище, не отвлекаясь на семейные сцены. Было заметно, что подобные хоромы для неё в новинку. Возможно, вся жизнь этой девчонки прошла в одном из общественных бараков, переделанных из вагона поезда. Бараки были далёкими от уюта - при похолодании промерзали насквозь, койки во многих громоздились в два этажа и почти упирались в потолок, а народу там обычно проживало столько, что даже двухъярусных коек порой не хватало и приходилось спать вповалку на полу.

Хват водрузил рюкзак на стол и к нему тут же подлетел Лëн. Любимую заношенную пижаму он сменил на тёплый и добротный домашний костюм.

Пока мелкий разбирал покупки, девчонка в приказном порядке была сослана в ванную. Мыться ей, конечно, никто не предлагал - чтобы нагреть достаточные для помывки объемы воды, требовалась целая горсть жаровенной гальки и час времени. Да и вода давалась лимитировано, грех тратить её на мелкую воришку, когда в ванной стоит целая корзина грязного белья. Но разрешение умыться, комплект мыла и расчёску Хват гостье выдал. А подумав, отжалел собственную рубаху, старую и застиранную, но зато чистую.

На кухне кипела жизнь. Лëн бросил в небольшую жестяную кастрюльку, полную разномастного сена, камешек жаровенной гальки и тот уже подпрыгивал, пуская по воде ворох мелких пузырей. Привкус от кипячëной таким способом воды был, конечно, специфический, но тому же Лëну, никогда не пробовавшему воды без тухловатого речного душка, нравилось. Хват столько раз обещал себе вывести ребёнка на поверхность и устроить пикник с кострами и чаем из чугунка, но время шло, а Лëн крепче не становился. Наоборот, в нём всё сильнее проступали признаки болезни, унесшей его мать за грань. А тащить слабого ребёнка в относительно безопасный, но всё равно кишащий изменëнными пригород было не просто безответственно, но и опасно.

- Как тебя зовут? - нарушил невесëлые раздумья Хвата детский голос. Лëн, уже расставивший на столе кружки с заваренными травами, смотрел на вошедшую в помещение воришку.

Сейчас она действительно походила на девчонку. По-подростковому нескладную, забавную в огромной рубахе с чужого плеча, но умытое лицо перестало казаться таким острым, а расчëсанные волосы оказались длинными и вьющимися.

На вопрос девчонка натурально зависла. Хват буквально видел по бегающим глазам, что мелкая готовится соврать, но вмешиваться не стал.

- Лила, - наконец выдавила девочка. Имя было странным. Скорее всего, сокращённым от какой-нибудь Лилии, но Лëну было всё равно. Он подскочил, представляясь и протягивая Лиле ладонь, которую та, замешкавшись, приняла.

Ужинали тем, что удалось выменять на продуктовую карточку. Оказалось, что Лëн отлично разбирается во всех этих огородных дарах. Хват словил лёгкий приступ угрызений совести по этому поводу. Он сам так много времени проводил наверху, что упускал огромный пласт жизни Нижнего, а его ребёнок вынужден самостоятельно учиться здесь жить.

Впрочем, ребëнка это вряд ли тяготило. Он радостно трещал, пересказывая какой-то казус из школьных будней, хвастал Лиле своими планами стать инженером на ветрогенераторе, в лицах пересказал любимые байки Хвата о его похождениях наверху. Лила оставалась сосредоточенно-хмурой и когда неуëмный отпрыск наконец выдохся и задал вопрос, девчонка испуганно замерла:

- А ты кем хочешь стать, когда вырастешь?

- Не думала об этом, - буркнула Лила, преувеличенно-сосредоточенно вгрызаясь в безвкусную горьковатую дрянь, слишком твëрдую, чтобы есть её было комфортно.

Девчонка была странный. Явно шифровалась, скрывая своё имя, темнила в ответ на простые вопросы. Такое чувство, что Лила удрала с угольных шахт. Впрочем, таких мелких и хлипких на шахты не пустят. Пользы они не принесут, только станут кормом землякам.

Был ещё вариант, что девчонка спустилась из Верхнего города. Там до сих пор жили небольшие общинки, слишком цепляющиеся за старый мир. Правда, из-за ночных набегов на город изменëнных, таких общин становится всё меньше. Но даже среди жителей Верхнего дикарей нет. Они свободно спускаются в Нижний торговать, их дети ходят в подземные школы.

Впрочем, странности Хвата интересовали постольку-поскольку. Дань человеколюбию он отдал, поэтому накормленная и отмытая девчонка может идти туда, откуда она свалилась. И, учитывая нервозность и дëрганность, Хват был уверен, что утром гостью уже не обнаружит.

Запозднившееся чаепитие он разогнал зычным рыком. Тоскливо вздыхающий Лëн отправился в свою постель, а Хват закопался в шкаф в поисках спальника. Искомое обнаружилось, как водится, в самом низу, закопанное под грудами хлама.

Спальник пах пылью и, немного, сыростью, но ревизия показала, что для эксплуатации он до сих пор пригоден. Вручив Лиле находку и указание укладываться на кухне, Хват со спокойной совестью отправился на боковую.

***

Утренняя ревизия показала, что в людях Хват разбирается гораздо хуже, чем в изменëнных.

Лëна в постели не оказалось. Отпрыск дисциплинированно проснулся, несмотря на поздний отбой, и умотал в школу, зато за кухонным столом восседала, сложив бабочкой остроколенчатые ноги, давешняя знакомица.

За ночь Лила окончательно обжилась и обнаглела, поэтому на её ступнях красовались ярко-розовые теплые носки, явно из вчерашних покупок, а поверх презентованной рубахи пестрел безрукавный вязанный жилет.

На поднятые брови Лила ответила непрошибаемым спокойствием и пододвинула в сторону хозяина жилища парящую кружку.

- Я решила, что ни вы, ни Лëн, не станете носить женские вещи, - соизволила пояснить захватчица. Вчерашнее сравнение с кошкой оказалось метким. Девчонка была человеческим воплощением всего наглого-усатого-полосатого.

- Да бери, мне разве жалко, - растерянно выдохнул Хват, но кружку принял.

Заваривала настой явно Лила. Сын обычно соображал что-то терпкое, душистое и бодрящее. Сейчас же в кружке обнаружилась подслащённая бурда, пахнущая цветами и фруктами. Хват скривился, но отказываться не стал. - Я думал, ты свалишь.

Он сказал без претензии, просто констатировал и его, как ни удивительно, поняли. Лила спустила со стула ноги, поболтала ими и на выдохе, словно признаваясь в чëм-то стыдном, пояснила:

- Я должна вам жизнь.

Сказано это было с таким непрошибаемым выражением лица, словно девчонка озвучила прописную истину. Задолжала, вот, жизнь. С кем не бывает. Хват, который в этот момент отхлëбывал из кружки поперхнулся и закашлялся так, что настой пошёл носом.

- Да не тронула бы тебя эта карга, - прокашлявшись сообщил он, оставляя кружку подальше. Мало ли, на Лилу ещё раз нападёт желание делать неожиданные заявления. - Оттаскала бы за уши и сдала на руки родителям. Ну, в крайнем случае, вызвала бы стражу. Если б ты сильно ерепениться начала.

Честно признаться, Хват немного лукавил. В том, что стражу бабка вызвала бы практически первым делом он не сомневался. Но смысл теперь пугать ребёнка обошедшими её проблемами. Урок она должна была усвоить и без того.

Лила упрямо молчала, хлебая свою сладкую бурду.

- Ты ела? - поинтересовался Хват переводы тему.

- Да, мы позавтракали вместе с Лëном, - ровно отозвалась девчонка и тут же нахмурилась. - А что с ним? Почему он такой... Белый?

- Лëн альбинос, - пожал плечами Хват и замолчал. Сказать можно было о многом. О его болезни кожи, о смерти его матери, такой же альбиноски, об отсутствии квалифицированной медицины под землёй и о том, что Лëн вряд ли сможет когда-нибудь исполнить свою мечту о работе на ветрогенераторе. Но обо всём этом говорить не хотелось.

Девчонка словно поняла и с расспросами приставать не стала.

Утро прошло в мирных хлопотах, а когда собранный на вылазку Хват уже стоял в дверях, шнуруя берцы, за его спиной возникла Лила. Она была замотана в шарф, спрятала волосы под шапку и утеплилась объемным свитером, явно из тех же старухиных запасов. Родные штаны, грязные и местами драные, смотрелись при всём этом шерстяном попугайском величии неуместно.

Лила собралась в путь. Об этом говорил весь её сосредоточенно-независимый вид.

- Ты далеко? - поинтересовался Хват. Держать девчонку он не собирался, просто хотел уточнить, стоит ли ему ждать вечером еë возвращения. Сам же прикормил, теперь поди отвяжись.

- С тобой, - пожала плечами Лила. Её умение преподносить шокирующие вещи с непроницаемым лицом уже изрядно выводило из себя. Потому что Хват, не разобравшись в смысле слов сначала даже рассеянно покивал. Когда же значение данного сочетания букв достигло мозга, он резко выпрямился и нахмурился:

- Мне не нужны провожатые.

- У меня долг жизни.

- Поздравляю, но разбирайся с ним сама, - в конце их странного диалога Хват слегка закипел, поэтому фраза вышла резче, чем он планировал. Впрочем, извиняться скиталец не стал. Просто закинул за плечи пустой рюкзак и вышел за дверь.

***

Дорога до разлома была практически ополовинена, Хват шёл хорошим темпом, проскакивая днëвки свистельщиков, огибая заросли колючих вьюнов, где так любили прятаться пасти труполовок, даже обошёл по широкой дуге свалку, где со вчерашнего дня копошились привлечëнные им твари. Всё было прекрасно. Кроме одного "но".

Лила упрямо плелась позади метрах в пятнадцати и шуму производила столько, словно была не лëгкой девочкой-подростком, а целым отрядом рыцарей в полном доспехе. Рыцарей городских, лесов даже не нюхавших, и при этом больных астмой, потому что пыхтение девчонки Хват отчётливо слышал даже на солидном расстоянии.

- Ты сманишь к нам всех изменëнных с округи! - не выдержал Хват, когда под ногой Лилы оглушительно хрустнула очередная ветка.

Девчонка не усовестилась. Зыркнула исподлобья, но даже не соизволила остановиться.

Скиталец застонал, поймал паршивку за шиворот свитера и повел рядом, стараясь не подпускать её к слишком трескучим палкам.

- Куда мы идём? - голос Лила тоже не пыталась снижать. Цветастая, в дурацкой шапке и намотанном почти до носа шарфе, на поросшей травой разбитой дороге она смотрелась нелепо.

- Я к разлому, ты не знаю, - устало ответил Хват, напряжённо вглядываясь в частокол стволов. Секунду назад ему примерещилось смазанное движение, но кусты стояли мирно, тени находили своих хозяев, да и уши твердили, что лесок дремал, дожидаясь ночи. Днём большая часть обитателей, по крайней мере, опасная её половина, предпочитала спать.

Хват бывал у разлома кучу раз, но зрелище того, как дорога обрывается пропастью, наполненной чëрным клубящимся ничем, всегда вызывала волну мурашек.

Лилу зрелище обрывающей видимый мир тьмы почему-то не поразило. По крайней мере, ожидаемых охов-вздохов Хват не услышал, по поводу чего испытал иррациональную досаду. Он так хотел показать разлом Лëну, а привёл чужую пигалицу с эмоциональным диапазоном табуретки.

Лила подошла к самому краю разлома и заглянула в пустоту. От такого бесстрашия у Хвата засосало под ложечкой. Почему-то в голову пришла совершенно дурацкая мысль, что сейчас не только Лила смотрит в разлом, но и разлом глядит на Лилу.

***

Интуиции нужно доверять. Это главное правило скитальцев. Правило, которое Хват нарушил.

Он ведь видел мелькающие среди деревьев силуэты, почуял, что за ними охотятся, но присутствие Лилы отвлекло.

Грызли вышли полукольцом, совершенно не таясь. Мелкие - взрослому человеку по колено - туши поблескивали густой трёхцветной шерстью. Твари скалили тупоносые морды и прижимали длинные, украшенные кистями уши.

- Проклятая бездна, - неверяще прошептал Хват, растерянно озираясь. За спиной простилалось бесконечное чëрное ничто, а спереди медленно подступали не меньше дюжины тварей самого высокого класса опасности. В ситуации хуже ему попадать ещё не доводилось.

Лила обернулась.

- Какие славные, - слегка склонив набок голову сообщила она, так и не соизволил добавить в голос хоть каких-то эмоций.

Выглядели грызли, конечно, и правда симпатично - ушастые, пушистые, с длинными размашистыми хвостами. Но любой, кто хоть раз видел, как стая таких тварей без проблем рвëт на части взрослого мужика, умиляться поостережëтся. Хват видел.

- Вам страшно? - поинтересовалась вдруг Лила, внимательно вглядываясь в лицо скитальца. - Это зверюшки для вас опасны?

- Эти зверюшки, - передразнил Хват, с трудом подчиняя осипший голос, - сожрут нас обоих и не подавятся.

Словно в ответ на его слова, ищущий впереди грызль, вожак, судя по массивности и горделиво распушённой гриве, заклокотал низко и утробно. И, словно подчиняясь этому приказу, изменëнные ринулись в атаку, быстро и слаженно.

Пëстрые тени стелились над землëй, почти на касаясь лапами травы, а Хват судорожно пытался припомнить, успел ли сказать ребëнку куда сунул заначку их продовольственных карточек. Конечно, профсоюз скитальцев не бросит сироту на произвол судьбы, но лучше мальчику иметь за душой хоть какой-то капитал, чем полагаться на чужую милость.

Вожак-грызль приблизился на расстояние прыжка, напружинил лапы и взвился в воздух.

То, что произошло дальше, могло претендовать на кадры из кошмарного сна. Не долетев до жертвы, пушистая тварь истошно завизжала и буквально разорвалась на части с мерзким хлюпающим звуком. Кровь, шерсть и ошмëтки внутренностей волной окатили ошарашенно замершего Хвата.

Повисла напряжённая тишина. Грызли затормозили так резко, словно влетели в невидимую стену. Ближайший, не веря глазам, провёл над останками вожака кожистым розовым носом, истошно завопил, развернулся и помчался прочь петляющими кривыми. Стая, помедлив, сорвалась следом.

Хват стëр с лица влажный тёплый шмат и заторможено обернулся на Лилу.

Та, успевшая юркнуть за его спину, смотрела прямо и спокойно. Словно произошедшее было чем-то обыденным и не стоило эмоциональных усилий.

- Не хотела замарать свитер, - по-своему поняв взгляд скитальца пояснила Лила. - Мы пришли за этими цветами?

Огнëвки устилали поляну вдоль обрыва алыми мазками. Сейчас, при ярком солнечном свете, они не горели, только тянули толстенькие стебли с плотными круглыми бутонами к стоящему в зените светилу.

Цветы огнëвки Хвату нравились, но сейчас их слабый цветочный дух заглушался едким запахом смерти и устилающие обрыв красные бутоны казались кровавыми ошмëтками.

***

Бара, как такового, в Нижнем не было. На территории города действовал сухой закон, правда недостаточно жëсткий для того, чтобы торговцы самогоном перевелись окончательно.

Лавочка под говорящим названием Приют скитальца располагалась на рыночной площади. Её несменный владелец - Жук - сам произошёл из касты искателей адреналина и даров разлома, поэтому быстро сколотил себе стабильную клиентскую базу. К одноглазому, лишённому половины пальцев на правой руке бармену, скитальская братия стекалась по любым мало-мальски серьëзным поводам. Празднование солидной добычи, посвящение нового авантюриста, смерть боевого товарища - всё обмывалось исключительно за этим прилавком.

Сегодняшним вечером Хват сидел на пластиковом треногом стуле один. Жук косил на него единственным глазом озадаченно-сочувствующе, но молча подливал из пузатой бутылки без этикетки.

За то неопределённо-нескончаемое время, которое Хват планомерно надирался дрянным алкоголем в компании собственных раздраенных чувств, к ним дважды подходила стража. Но документы на торговлю у Жука были в порядке, а что посетитель пьян, так ты поди докажи. Экспертиз-то больше нет. А что лыко не вяжет, так может с головой беда.

Жук повозил по жестяной столешнице своей торговой лавки грязной тряпкой, стирая капли расплескавшейся сивухи. Протëртое место стало даже грязней, чем нетронутая тряпкой часть. Почему-то этот факт показался Хвату очень забавным, и он пьяно хихикнул.

Жук вскинул брови. Надравшимся в сопли Хвата он ещё не видел и до этого момента вообще считал его практически трезвенником. По крайней мере, в рамках реалий современного мира.

- Ты хоть добычу с собой не припëр, дружище? - сочувственно поинтересовался бармен, перевешиваясь через столешницу в попытках оглядеть багаж посетителя. - Уведут же, а я за твоим шмотьëм присматривать не нанимался.

Хват хотел сказать, что весь немалый улов огнëвки уже отдал в административное здание, полностью закрыв месячный план, а последний цветок лежит на прилавке Приюта в честь платы за алкоголь и светится мерным жёлтым огнём. Хотел сказать, что пустой рюкзак унесла домой девочка, способная разорвать изменëнного взглядом и при этом задуматься только о чистоте своего нового свитера. Что Лëн липнет к этому чудовищу с доверчивостью непуганого зверька, а он, Хват, даже не может ничего сказать. Вдруг следующей взорвëтся его туша, или, не дай бездна, Лëна. И плевать, что девчонка не тронула бабку, которая собиралась сдать её охране. Может, бабку спасло только проявление Хвата.

Мыслей было много, но они упорно не желали складываться в слова и после пары бесплотных попыток Хват только махнул рукой.

- Добрый вечер, господа, - момент появления нового действующего лица Хват упустил. Только что они мило беседовали с Жуком, а теперь рядом с ним стоял, опираясь на стойку, невнятный франт. Слово всплыло само и было очень неожиданным, потому что последний раз использовалось ещё до Раскола. В нынешнем мире франтов нет. Не было до этого момента.

Мужчина был высок, бледен, с зализанными волосами и такими острыми скулами, что в памяти мгновенно всплыла Лила. И Хвата понесло.

Он глядел куда-то на начищенные пуговицы щегольского пальто, периодически сползая взглядом на длинные, облачённые в чёрные перчатки пальцы, и рассказывал. Он выложил как на исповеди всё, что случилось за два последних странных дня и закончил, почему-то Лëном, у которого на теле находятся всё новые и новые пятна, знаменующие начало конца. Франт слушал внимательно, участливо кивал, возвращал к потерянной мысли, и когда Хват выдохся неожиданно сказал:

- Продай мне её обещание.

Шумевшей в голове Хвата бормотухе идея показалась совершенно адекватной. Вопрос был только в цене, о чём он и сообщил с трудом ворочая языком. Но франт понял.

- Ты передаëшь мне её долг жизни, я даю твоему сыну возможность излечиться.

Выбор был настолько очевиден, что Хват даже не думал. Договор они скрепили рукопожатием, а затем рюмочкой чего-то крепкого и, очевидно, лишнего.

Уплывая в чëрные недра беспамятства, Хват на миг поймал за хвост мысль, что лечить такие недуги могут лишь медики, а всех медиков Верхнего и Нижнего он знает наперечëт. И никаких франтов среди них отродясь не водилось.

***

Утро встретило безумной головной болью. События прошлого вечера в голове всплывали какими-то урывками и самыми яркими из них были сцена убийства грызля и договор с таинственным щëголем у барной стойки. Причем, Хват не был уверен в реальности ни одного из этих эпизодов.

С трудом оторвав себя от постели он поплëлся к умывальнику и застыл соляным столбом. В стаканчике не было щётки Лëна. Оглядев пол и заглянув под умывальник, Хват убедился, что щëтка никуда не завалилась.

Поплескав себе в лицо ледяной водой, скиталец выполз в коридор и его сердце окончательно ухнуло в пятки. Одежды сына тоже не было. Ни зимней куртки, ни осенней непромокайки, ни вечно висящей у входа толстовки. Спешная истерическая ревизия показала, что в доме нет ни единой принадлежащей Лëну вещи. Даже школьная сумка с учебниками бесследно пропала.

В кухню Хват ввалился покачиваясь и совершенно потерявшись в происходящем.

На кухонном столе стояла кружка. Ещё парящая, пахнущая цветами и фруктами. Кружка сладкой бурды, которую ни за что не сварил бы Лëн. А рядом кровавой каплей алел цветок огнëвки.

Так быстро до разлома Хват не добирался ещё никогда. Охрана на выходе из Нижнего проводила его ошарашенными взглядами. Потому что так - ошалело, наскоро застëгивая куртку, с пустыми руками - за город не ходил ещё никто.

Хвату было плевать. Он нëсся как токующий свистельщик - напролом, не следя за тем, сколько шума производит. Видимо, изменëнные ошалели от такой наглости, потому что когда Хват вылетел на поляну к обрыву, хвоста из тварей за ним не тянулось.

Лила сидела на самом краю, свесив ноги в чернильную тьму, и трепала в руках цветок огнëвки.

- Такие маленькие, а держат внутри столько света, - девочка даже не обернулась. Лишь похлопала рукой рядом с собой, приглашая присоединиться к посиделкам на краю пропасти.

- Верни моего ребëнка, - прорычал Хват, приглашение не принимая. Он стоял за спиной девчонки и едва сдерживал себя, чтобы не послать её пинком в спину в увлекательный полëт в бесконечную неизвестность.

- Не могу, - бесцветный голос Лилы будто бы на миг окрасился сожалением. - Мой отец, в отличие от вас, соблюдает условия сделки. Вы подарили ему мою жизнь, он забрал Лëна туда, где может его вылечить. Других шансов у Лëна не было.

- Почему в отличие от меня? - севшим голосом спросил Хват, отчего-то задетый этой фразой.

Лила запрокинула голову и внимательно всмотрелась в лицо скитальца.

- Правда не понимаете, - слегка приподняв брови выдохнула она. - Вы спасли мою жизнь, а я, прямо здесь, на этом месте, спасла вашу. Вы ведь сами сказали, что не справитесь без меня. Я оплатила долг, а вы меня продали.

Наконец-то на лице девочки проступило что-то похожее на эмоции. Но это был не гнев, не обида, а тихая печаль.

- Вы и правда не похожи на нас. Не плохие, просто совсем другие, - Лила поднялась на ноги, задрала голову, чтобы посмотреть Хвату прямо в глаза и радужки её, наполненные густой синевой, едва заметно засияли.

Как он раньше не замечал, что она такая чужая, такая... Изменëнная?

- Вы нарушили наш договор, но я не стану забирать вашу жизнь в уплату. Прощайте.

Она просто откинулась назад. Хват попытался перехватить подол свитера, но не успел. Тонкая фигурка растворилась в чернильной мгле словно брошенный в горячую воду кусок сахара.

Хват остался один посреди поляны, покрытой алыми цветами, рядом с попахивающей уже тушей грызля. Он остался один, с пониманием, что дома его больше никто не ждёт. И никогда ждать не будет.

Изменëнная девчонка со своей изменëнной логикой, так легко разбрасываясь помилованиями не учла одного. Свой долг, так щедро прощенный на словах, она всё-таки получила.

Другие работы:
0
10:01
198
Светлана Ледовская

Достойные внимания