Ольга Силаева

Ночь под дождем

Ночь под дождем
Работа №305

Если в этом городе идет дождь, то кажется, что он идет вечность. Часы и минуты реального времени совершенно не важны, просто в дождь начинаются все самые длинные и непростые истории, так уж повелось. «Тринадцать турнепсов», «Ловля моллюсков» и «Взаймы до пятницы» тоже начались в дождь. Начались и закончились, словно невидимый режиссер четко рассчитывал напряжение и управлял спецэффектами. Так будет и на этот раз, я костями чувствую.

За окнами только-только начинало смеркаться, когда первые дорожки из капель мазнули по стеклам. Похоже, что я забыл зонт, но это скорее всего будет наименьшей проблемой сегодняшней ночью. Вполне вероятно, выяснится, что еще я «забыл» адаптер для электровилки, удостоверение члена общества орнитологов и серебряную вилку для рыбы – никогда не знаешь, что тебе понадобится под Дождем. Хорошо еще, что старая-добрая 92-я всегда при мне.

Безучастно глядя на то, как капли за окном начинают сливаться в потоки бегущей по стеклу воды, я тщетно старался не замечать тишины внутри здания. Скорее всего, маленький офис на третьем этаже – единственное помещение с живыми людьми внутри. Понятно, почему в непогоду все уходят пораньше, и все же мне всегда неловко в такие моменты: появляется ощущение, что ты остаешься совсем один. Переход между распланированной, удобной для большинства действительностью и пространством другим, наполненным случайностями и удивительными метаморфозами, никогда не происходит мгновенно, и ходят слухи, что по пути легко можно потеряться. Синезубая Дженни постоянно шутит, что не узнает меня при встрече, намекая, что со времени прошлого визита меня подменили. От этих шуток у меня всегда шерсть встает на загривке дыбом. Как и от самой Дженни.

Дождь уже разошелся и барабанил по стеклам в полную силу, когда я услышал шаги за дверью. Звук был негромким и достаточно редким: либо идущий был очень высок и легок, либо обладал непропорционально длинными ногами. Воображение тут же нарисовало вытянутую сухую фигуру фонарщика, и я уже был готов увидеть в мутном окошке двери застывшую под потолком форменную фуражку, когда по ту сторону показался силуэт кого-то, мне совсем незнакомого. Больше всего он напоминал фигуристую куколку-пастушку, вроде тех, что ставят на каминную полку в приличных домах, а такими знакомыми жизнь под Дождем меня до сих пор не радовала. Я даже убрал ноги со стола и постарался разгладить воротник рубашки, но все же дождался осторожного деликатного стука, прежде чем сказать «Войдите».

Да, это одна из тех историй.

Ее волосы падали на плечи водопадом расплавленной меди, алебастровый лоб наводил на мысли о статуях древних богов, тонкий аристократичный нос отсылал к поколениям выслеживающих добычу хищников, а глаза лучились как две до сих пор не открытые звезды, покрывающие все известные науке диапазоны излучения и абсолютную темноту разом.

Это был ужас. Прибитый к месту открывшимся зрелищем я собрал все силы, чтобы не опустить взгляд ниже и остаться, хотя бы номинально, по эту сторону безумия. Опасаясь, что ее голос разорвет мое сознание или тело на ошметки, как старые тряпки, я постарался оттянуть момент, когда разомкнутся рубиновые, словно кровь всех ныне живущих и живших доселе, губы.

– Детективное агентство «J&J» к вашим услугам, мисс. Джек Салливан, любые разумные задачи при свете дня и любые задачи под Дождем, если конечно, у вас найдется, чем заплатить.

Голос, как ни странно, не дрожал, и я даже слегка приободрился. В конце концов я не зеленый мальчишка, и еще неизвестно, кто чаще бывал в переделках.

– Я наслышана о вас. Говорят, что вы можете найти слезу в бурлящем водостоке. Найти и вернуть владельцу.

Голос... приятный. Просто приятный, и это тоже, по-своему, шокирует.

– Боюсь представить человека, который смог бы заставить вас плакать, мисс...

Мой намек она предпочла пропустить мимо очаровательно заостренных ушей.

– Присаживайтесь... Хотите чаю? У меня есть миндальное печенье и отличный вид из окна. Если просто включить обогреватель и скоротать время за приятным разговором, то можно провести ночь даже не промочив ног.

– Стоит ли оставаться под Дождем, если не хочешь промочить ноги? – очаровательная улыбка, – Мне нужно, чтобы вы нашли человека, который потерялся по эту сторону. Он пропал несколько часов назад, но я очень волнуюсь. Видите ли, он совсем не из тех, кому прогулка под Дождем может пойти на пользу.

На стол передо мной легла фотография упитанного розовощекого мужчины, несколько растрепанного и, очевидно, удивленного появлением фотографа. По виду – типичный клерк. Чуть помятый строгий костюм не по фигуре, слегка сползший на сторону узел галстука. На заднем плане какой-то переулок. Словно бы в противовес изображенному на нем человеку снимок блистал отменным качеством изображения и фотобумаги.

– Не нашлось милой совместной фотографии? – я поднял глаза на заказчицу, перебирая варианты неприятностей, которыми может грозить новое дело. Набиралось около двух десятков.

– Не думала, что вы большой любитель рассматривать чужие семейные альбомы. Я выбрала лучшую, с точки зрения дела, и правда такова, что мне бы не хотелось афишировать свою связь с этим человеком. Про вас говорят, что вы уважаете чужие тайны, Джек.

Но свое имя ты мне все равно не назвала. Ладно, на самом деле я уже все решил. Быть детективом под Дождем – значит рисковать. Тут каждый заказ – кот в мешке, и можно быть уверенным только в том, что ни в чем нельзя быть уверенным.

– Его зовут Фрэнк Браун, последний раз его видели возле Каналов.

Каналы – паскудное место для перехода. Слишком много воды, слишком много щупалец у ее обитателей. Все может закончиться быстрее, чем я думал.

– Что мне нужно сделать после того, как я его найду?

– Позаботьтесь о том, чтобы с ним ничего не случилось, прошу вас. И как можно быстрее сообщите мне, где он. Вот мой номер телефона.

К фото присоединился прямоугольничек картона.

– Хорошо, – я кивнул и сгреб со стола фото и визитку, – А теперь, что касается оплаты...

***

Я вышел под дождь и с удовольствием втянул носом холодный ночной воздух. Плана как такового еще не было, но если ищешь пропавшего человека, то первый пункт маршрута почти очевиден, это конечный всегда разный и гадать, каким он будет, бессмысленно, даже если ты из тех, кто умеет гадать. Я не разбирался ни во внутренностях животных, ни в кофейной гуще, а потому просто поднял воротник повыше и зашагал по направлению к Холмам.

Холмы – роскошный особняк в викторианском стиле, был вотчиной Синезубой Дженни, моей заклятой знакомой, чье чувство юмора, вкупе с незаурядными и не всегда объяснимыми способностями, делало ее одной из самых известных под дождем особ. Что, впрочем, не значило «одной из самых популярных», так что у высоких решетчатых ворот перед палисадником очередь не толпилась. Визит вежливый, значит нужно позвонить: медная кнопка скрылась в пасти небольшой зубастой горгульи. Нажимал я ее мизинцем. На всякий случай.

Где-то внутри особняка гулко пробил колокол. Говорят, каждый раз, когда он звонит, под дождем на кого-то падает стеклянный нож: пара мастерских даже делает специальные, усиленные кевларом, зонты. Наверное, тяжеленные. Я не верю в стеклянный нож, но верю в то, что кевларовый зонтик от него не защитит.

От ярко освещенного газовыми фонарями крыльца к воротам двинулась фигура облаченной в плащ с капюшоном безымянной служанки – тонкого грациозного существа с оленьими глазами на красивом девичьем лице и неистребимой привычкой кутаться во множество слоев одежды. Легко процокав по булыжникам дорожки, она застыла по другую сторону решетки и подняла руку с фонарем, осветив незваного гостя. Я подставил лицо под лучи зеленоватого света и улыбнулся одной из самых обаятельных своих улыбок: скупиться незачем, во власти безымянной серны не пропустить меня дальше. Несколько волнующих секунд, и решетка ворот заскрипела, пропуская меня во владения Дженни.

Внутри особняка царил уют, в теплом и на удивление сухом воздухе витал запах хвои. Служанка приняла у меня плащ и указала в сторону гостиной «для своих». Я бывал там прежде: небольшая уютная зала с камином и тремя креслами, по стенам множество картин и полочек с милыми (только на первый взгляд) безделушками. Устроившись у камина, я протянул руки к огню и подумал о том, что неплохо бы пропустить сейчас бокальчик бренди.

– И кто же у нас тут такой? Что за ночной посетитель, рождающий тревогу в душах служанок и их хозяек?

Дженни появилась быстро, что и не мудрено, она не из тех, кого легко застать спящим. Я предпочел не оборачиваться, оттягивая момент, когда придется встретиться с ней взглядом.

– У меня есть к вам дело, мисс. Самое обычное, ничего особенного. Ничего интересного.

– Вот как?

Дженни опустилась в кресло рядом со мной, и я наконец посмотрел на нее. Как всегда удивительно прекрасна, словно королеву звериного народа выдернули из леса и одели по последнему слову современной моды. Тонкие черты бледного лица, вьющиеся волосы, прибранные в какую-то дикую модельную прическу и насмешливый взгляд колдовских зеленых глаз.

– Тогда вам самое время представиться, мистер. Я не веду дел с незнакомцами. Даже такими привлекательными.

– Это я, Джек.

– Джек? Милашка, ну какой же ты Джек! Джек под два метра ростом, косая сажень в плечах, и глаза у него серые. А ты совсем из другой породы, хотя что-то общее есть, да-да. Кажется, вы оба из тех, кто всегда добирается до ядрышка ореха.

Я сделал скучающее лицо и потер щеку, слушая, как скрепит щетина. Дженни словно бы посерьезнела, и ее взгляд стал прямым и изучающим.

– Неужели ты и правда считаешь себя Джеком?.. Я много раз говорила ему, будь осторожней, когда выходишь под Дождь...

Повисло неловкое молчание. Это нужно было перетерпеть. Потрескивал огонь в камине, Дженни делала вид, будто о чем-то напряженно думает. Даже морщины, собравшиеся на лбу, казались гримом.

– Что ж, если вместо него теперь действительно ты...

В тонких руках хозяйки особняка появился небольшой коровий колокольчик. Пара звуков, лишь отдаленно напоминающих звон, и стал слышен дробный стук шагов кого-то из прислуги.

– Принеси бренди мне и моему новому гостю, будь добра, – Дженни всегда была вежлива со слугами, и я никогда не слышал, чтобы она отзывалась о них плохо. Разговоров слуг, впрочем, я не слышал вообще никогда.

Кажется, с формальностями покончено. Я потянулся и достал из кармана рубашки фотографию.

– Ты уже догадалась, зачем я тут. Снова потеряшка, какой-то мелкий клерк или что-то вроде того. Пропал пару часов назад в районе Каналов, есть подозрение, что блуждает по этой стороне, если в них и не остался. Ничего о нем не знаешь?

Дженни с интересом изучила фото. Синезубая знала очень многое о пропажах: людей и предметов. Если вы когда-то теряли бумажник или вагон микросхем, то весьма вероятно, что хозяйка викторианского особняка знала не только где они, но и по чьей воле они сменили свое местоположение. Достаточно часто это была воля самой Дженни.

Поэтому я внимательно следил за ее лицом. Нередко мне приходилось выкупать у зеленоглазой приглянувшихся ей людей, и не всегда мне действительно было что предложить ей взамен. Это делает переговоры весьма непростой задачей.

– Я действительно видела его, Джек. Но совру, если скажу, что это было в неинтересном месте.

Я выдержал долгий изучающий взгляд. В конце концов, я почти ничего и не скрывал.

Тихо прошуршали по ковру шаги служанки, на небольшой столик опустился поднос с графином и двумя бокалами. Так же тихо прислуга удалилась.

– Он заходил к мистеру Виккерсу. Не всякий потеряшка пройдет через Каналы, чтобы потом совершенно случайно отправиться за покупками в его офис. Складывается впечатление, что твоя цель прекрасно знает, что делает.

Горлышко графина звякнуло о тонкое стекло, золотистая жидкость перелилась из одной емкости в другую. Я принял предложенный бокал и, не дожидаясь, пока тепло моих рук согреет его, сделал большой глоток. Ароматный напиток огненной волной пробежал по пищеводу. У Дженни всегда был отменный бренди.

– Думаешь, он сам хотел потеряться? И выбрал для перехода самое неподходящее место? К тому же моя нанимательница всерьез за него волновалась.

– Сбежавший муж? – Дженни хмыкнула и приложилась к бокалу.

– Не думаю. Видишь ли, она весьма... неординарная особа. Не похожа на ревнивую жену. Вообще мало на что похожа, она явно с этой стороны.

– И ты не сказал мне об этом, хитрый-хитрый малыш Джек? Решил, что можешь не делиться такими интересными подробностями? – Дженни криво улыбнулась, слегка обнажив зубы. Конечно, они у нее не синие. Скорее – голубоватые.

– Итак, кто-то из местных совершенно случайно ищет человека, который не боится рисковать на переходе и запросто заходит к Виккерсу. Человека, неизвестного при этом ни тебе, ни мне. Нового человека, который знает, что он тут забыл... – Дженни пробовала идею на вкус, запивая ее бренди,– Рождается новая легенда, Джек? Быть может, он будет поинтересней чем ты? Более вежливым, например, открытым, не обманывающим милую проказницу Дженни?

Она повертела фото в руках и передала его мне:

– Сомневаюсь. Недотепа недотепой, чистая удача, что никого не разбудил в Каналах. Думаю, у твоей нанимательницы просто странные вкусы, а к Виккерсу он и правда попал случайно.

– Может быть, – задумчиво пробормотал я и уставился на опустевший бокал.

– Прошлый Джек пил меньше, – сообщила Дженни, потянувшись чтобы налить мне новую порцию, но я остановил ее жестом.

– Не стоит. Мне предстоит долгая ночь.

– Понимаю. Тогда возьми на дорожку кусок пирога. Безымянная сегодня приготовила замечательный пирог со смородиной.

Я прислушался к себе и понял, что отказаться от пирога не смогу.

– Хорошо. За мной должок.

Дженни кивнула. Из нас двоих кто-то постоянно был должен другому, но мы менялись местами достаточно часто, чтобы сохранять паритет. Думаю, это устраивало обоих. Тот факт, что при нарушении определенных правил любой из нас мог стать для другого погибелью, ничего не менял. Мы такие, какие мы есть.

***

Скрип решетки за спиной, и вот я снова один на один с улицей, разве что за пазухой приятное тепло завернутого в бумагу пирога. Под Дождем начинаешь ценить самые маленькие радости. В приподнятом настроении я зашагал по мокрому асфальту, стараясь обходить особенно большие лужи.

Идти к Виккерсу можно было долгим и спокойным путем или коротким и другим. Я посмотрел на черное небо над головой, прислушался к своим ощущениям и выбрал второй путь. Усталости ни в одном глазу, поэтому незачем тянуть: никогда не знаешь, когда пригодится время. И если силы восстанавливаются относительно быстро, то отмотать назад маховик событий зачастую просто невозможно.

Короткий путь лежал через темные переулки Путаницы – района, чье название сполна отражает его суть. Если вы тут второй раз, то лучше бы вам найти проводника. Если вы тут впервые, то лучше бы вам держаться от любого, кто назовет себя проводником, подальше. На этот раз изменчивое пространство оказалось хорошо освещенным электрическими фонарями широким проспектом, с жмущимися к стенам домов узкими тротуарами. Я осмотрелся по сторонам и вышел на абсолютно пустую проезжую часть. Впереди мелькали желтыми огнями светофоры далекого перекрестка, потоки воды с шелестом исчезали в отверстиях дренажных решеток, размытыми яркими пятнами отражались в лужах фонари. Дождь не утихал. Редкие в этот час прохожие могли быть с равным успехом и настоящими людьми, и частью Путаницы, но выяснять степень их реальности не было никакого желания. Я запахнул плащ поплотнее и неторопливо зашагал в сторону лавки Виккерса, почти наслаждаясь прогулкой.

Когда начинает идти дождь, люди разбегаются. Не буквально, конечно, он все-таки не кислотный, но стараются как можно быстрее оказаться в «сухих» районах. Город спроектирован так, что большая его часть находится в зоне, где дождь проходит, как проходят все обычные дожди: покапает час, два, может быть день, но после закончится, и главное, сколько под ним ни гуляй, хоть с зонтом, хоть без, под Дождь не попадешь. Для этого нужно выбирать особенные места. Каналы, Бумаги, Окраина, еще несколько не таких известных. Если непогода застала тебя там – будь готов прогуляться по другому миру.

Казалось, успокаивающий шелест капель заполнил собой весь мир и можно вечно идти так, оставляя за спиной квартал за кварталом, растворяясь в холодных потоках льющейся с неба воды.

Этот мир не так уж сильно отличается от нашего – огонь горит, вода течет, физические законы, постольку поскольку, соблюдаются. Однако, есть еще множество частностей, и вот тут-то Дождь преподносит непосвященным немало сюрпризов. Изучать (зачастую с риском для жизни) новые закономерности охотников немного, вот и не рвутся люди под Дождь. Тем более что выйти из-под него просто по собственному желанию не получится - нужно опять-таки находится в переходном районе, когда там, в привычном мире, пройдет и закончится дождь. К слову о районах, – география у города под Дождем своя и совпадает с нашей только в местах перехода. Остальное пространство полностью принадлежит этому миру и Дождь здесь не кончается никогда.

Я прошел нерегулируемый перекресток. Огни светофоров тревожно мигали, словно предупреждая о чем-то, но это чувство пропало, стоило оставить их позади.

Этот город населен, но я так и не смог разобраться, было ли в нем коренное население, или каждый, кто когда-либо оказывался на вечно мокрых улицах, прибыл сюда из какого-то другого мира. Не то чтобы меня это всерьез интересовало, всегда находились дела поважнее. Что я точно знаю, так это то, что Дождь меняет людей. Превращает во что-то другое, перестраивает под себя. Те, кто задерживается здесь надолго, приобретают весьма странные черты, причем закономерности изменений проследить трудно. Одно можно сказать наверняка – они становятся более приспособленными к местным условиям и менее человечными. Я уверен, что Дженни, до того как поселилась в особняке на Холмах, была человеком.

Поэтому я стараюсь не задерживаться здесь дольше, чем того требует работа.

Эта немудреная мысль пронзила мозг электрическим разрядом, заставив застыть на месте и начать озираться по сторонам. Сколько же я шел по этому приглашающе прямому и явно повторяющемуся проспекту? Ноги, во всяком случае, промокли насквозь. Отгоняя нехорошие предчувствия я бросился к ближайшему переулку и с облегчением обнаружил, что прошел всего лишь на квартал дальше, чем нужно. На этот раз Путаница была удивительно безобидна, но возвращаться я все же предпочел параллельными улочками.

***

Заведение Виккерса встретило меня своей обычной вывеской: неприветливой, хмурой и очень подозрительной. В привычном понимании это была не столько вывеска, сколько рожи двух мордоворотов, стоящих у неприметной, в общем-то двери. Двери, которую под Дождем знал каждый, кому не хватало для счастья чего-то особенного, вроде хвоста утконоса или байки о двенадцати моллюсках. Тех самых.

Двое у дверей заметили меня издалека и мерили взглядами достаточно долго, чтобы не только сообразить, кто я, но и прикинуть, какого размера (исключительно при необходимости) понадобятся бетонные башмаки. Все-таки хорошо иметь некоторую известность под Дождем – когда тебя кидают в придорожную канаву, зная твое имя, чувствуешь себя несколько лучше. Но это дело прошлое, и, хотя вежливость не входила в список достоинств местных охранников, моей нынешней репутации все-таки хватило на пару приветственных кивков. Я так же сдержанно выразил свое почтение уважаемым господам и наконец-то скрылся от их тяжелых взглядов за дверью.

Офис Виккерса можно было назвать респектабельным безо всяких оговорок. Изящные газовые фонари наполняли воздух теплом, мебель темного дерева подкупала тяжеловесной основательностью, дверные ручки сверкали начищенной медью. Во всем легкий налет роскоши и очевидная расположенность к клиенту, тем более заметная из-за контраста со встречей у дверей.

Косясь на развешенные тут и там картины, в которых преобладал фиолетовый цвет, я прошел по короткому коридору в приемную и обнаружил отсутствие секретарши. Что ж, это только облегчало дело. Вежливый стук в дверь, и вот я уже в одном из главных нервных узлов города под Дождем.

Виккерс сидел в своем любимом кожаном кресле, поскрипывающем под его немалым весом. Туго обтянутая белой сорочкой фигура располневшего тяжелоатлета, неизменная сигара в толстых пальцах и выражение лица, говорящее всем и каждому: «У меня все настолько под контролем, что это даже скучно».

– Привет, Джеки. Ничуть не удивлен, что ты зашел. Выпьешь?

– Благодарю. Пожалуй, не сегодня.

Я отказался, памятуя о пристрастии Виккерса каждый день пробовать новую выпивку. Поймите меня правильно, поначалу все было отлично, в крайнем случае вы могли нарваться на нелюбимую вами марку вина или что-нибудь, изготовители чего всерьез считают гремучих змей отличным ингредиентом. Но со временем перечень обычных напитков подошел в концу, и в ход пошли асбест со спиртом, перебродившая слюна кролика и прочие удивительные жидкости, которые объединяло только наличие в них алкоголя.

– Очень зря.

«Продавец необходимого» потянулся к стоящему на столе графину, наполненному мутной бурой жидкостью, подозрительно побулькивающей без видимой причины. Налив полный бокал и кинув в него пару сразу же треснувших кубиков льда, он с видимым удовольствием отхлебнул. Чтобы не поморщиться понадобилась титаническое напряжение мышц.

– Дай-ка угадаю, ты здесь вовсе не для того, чтобы что-нибудь купить. Нет, ты пришел сюда красть мое время и расспрашивать о моих покупателях, ничуть не заботясь при этом о моей выгоде.

– Последняя часть звучит как-то слишком несправедливо, Уильям. Разве я хоть раз не заплатил за информацию?

Виккерс хмыкнул и, смакуя, сделал еще глоток. Строго говоря, я несколько раз пытался не заплатить за информацию, но в конечном итоге оплачивал ее всегда - если не полновесными банкнотами, то временем и силами, затраченными на попытку. И, конечно, хрустом ребер – Виккерс с большим вниманием относился к тем, кто пытался его обмануть.

– Верно, такого не случалось. Но я все-таки предпочитаю наличный расчет. Ты сегодня при деньгах?

На радость всем (особенно собственному организму), этой ночью я был платежеспособен. Никогда не был скрягой, имея выбор – просто иногда у тебя его действительно нет. Как и денег.

Несколько купюр, извлеченных из потертого портмоне, сменили хозяина. Как и многое другое в этом заведении, всякая информация имела свой ценник, хорошо известный постоянным покупателям. Виккерс одобрительно покивал и отставил бокал в сторону. Вовремя, тот уже начал покрываться паутинкой трещин. Сколько же этот бонвиван тратит на посуду?

– К делу. Ночь выдалась спокойная, так что необычных покупателей – по пальцам пересчитать. Членистоногий камень с огромными жвалами и мешком самородного серебра купил «ключ от шкафа» – ну и удивится же кто-то, обнаружив его ночью, выходящим из гардероба в спальне... Неприметный тип из Преддверия, всеми силами старающийся подчеркнуть эту самую неприметность и заказавший при этом три десятка профессиональных «медных компасов». Нечто непонятное, под желтой вуалью, купившее «пыльную мясорубку», которую тут же собрало и разобрало со сноровкой, которая моим ребятам и не снилась. Пожалуй, все.

Виккерс задумчиво покатал по столу карандаш.

– Но ты был бы не ты, если бы именно сегодня тебя интересовал один из них, а не самый обычный человек. Слишком непримечательный, чтобы составить компанию другим покупателям под Дождем. Угадал?

Думаю, Виккерсу стоило бы поиграть на скачках или хотя бы поучаствовать в одном из многочисленных тотализаторов «Веселого двора», так часто он попадал в точку. Объект моего внимания начинал приобретать широкую известность – уж слишком его выделяла собственная незначительность...

– Среднего роста, лишний вес, неуверенные движения, старается скрыть совершеннейшую растерянность за вежливой улыбкой. Абсолютнейший тюфяк. Знаешь, что он купил у меня, Джеки? Камешек «Веселого двора», «бенгальский огонь» и кукурузный батончик. Кукурузный батончик, Джеки!

Как это часто бывает, переход Виккерса от спокойствия к тщательно контролируемой ярости занял не больше двух ударов сердца. Покрасневшие пальцы сжали ни в чем не повинный карандаш, раздался сухой треск.

– Он знал, что здесь можно купить все что угодно и понял эти слова буквально! Ну разве не идиот? Купил билет в квартал развлечений, где таких как он в бочки закатывают, боевую хлопушку, которой не умеет пользоваться, и... кукурузный батончик.

Теневой делец слегка успокоился и ссыпал щепки в корзину у стола.

– По чести говоря, чем дольше я об этом думал, тем больше подозревал какой-то подвох. Не бывает таких простаков, только не под дождем. И вот ты, тут как тут, ищешь кого-то.

В ответ на тяжелый испытующий взгляд пришлось только развести руками. У каждого свои дела.

– Кстати, Уильям, мне совершенно случайно тоже понадобилось попасть на «Веселый двор»...

К чести Виккерса, он не сказал ни слова. Молча взял деньги и передал мне извлеченный из ящика стола черный камень.

– Ладно, если ты узнал все, что хотел – выметайся. Снаружи очередь куда более благодарных и приличных клиентов.

Я был уверен, что не заметил у входа очереди, но по части респектабельности даже случайно заглянувший в окно промокший голубь мог бы дать мне несколько очков вперед, а потому спорить не следовало. Я коснулся полей потрепанной шляпы и вышел вон.

***

Дело приобретало неприятный оборот. Зря я припомнил «Веселый двор» во время разговора с Виккерсом, очень зря. Может, не приди мне в голову пустое сравнение, все бы обернулось совсем по-другому, не зря же болтают – чем чаще вспоминаешь об этом шальном месте, тем чаще там оказываешься. Но сделанного не воротишь, да и не каждая байка – правда. Особенно о квартале, куда завсегдатаев и так как магнитом тянет, а думать о чем-то другом многие из них уже и вовсе не способны.

«Веселый двор» предлагал веселье всем и каждому, в основном выбирая из всего его многообразия самые жестокие и вызывающие зависимость разновидности. Не лучшее место для кого угодно, а для новенького под дождем – пожалуй, в десятке худших. Ну или в первой двойке, если он использует в своей речи слово «извините». Стоило поторопиться.

Ближайший вход на «Веселый двор» был всего в паре кварталов от лавки Виккерса. Над неширокой аркой красовалась, освещенная двумя тусклыми рыжими фонарями, выцветшая вывеска, словно бы намалеванная старыми акварельными красками. Сама арка была надежно перегорожена крепкой стальной решеткой, в центре которой топорщился толстыми перекладинами похожий на вытянутого металлического ежа ростовой турникет. Не слишком празднично, что тут скажешь. Парадные ворота «Веселого двора» были куда более впечатляющим зрелищем, но «черные ходы», во множестве разбросанные по периметру квартала, все равно пользовались большой популярностью, позволяя посетителям попадать внутрь не привлекая к себе лишнего внимания. Тем же целям служила и полностью автоматизированная система пропуска, исключавшая присутствие каких-либо одушевленных охранников.

Пропуском в логово пагубного веселья служил один из «Черных камешков» – обычных с виду нефтяно-черных голышей, легко отличаемых от обычных камней неясным ощущением стыда, возникающим при контакте с ними. Если подольше подержать такой камешек в руках, то на самом краю восприятия вдруг начнут раздаваться едва различимые, словно приглушенные большим расстоянием, крики возмущенной толпы. И хотя их конкретное содержание различить невозможно, каждый, кто слышит эти исполненные праведного гнева выкрики, уверен, что речь идет именно о его грехах и проступках. Брошенный в каменную чашу на постаменте у входа «черный камешек» бесследно пропадал, даруя возможность пройти сквозь турникет и отмечая голос, собственноручно отданный за исключение себя из... Из приличного общества? Из города под Дождем? Из реальности? Никто точно не знал, было ли участие в церемонии остракизма всего лишь символическим актом, или чем-то куда более мрачным, но факт оставался фактом – все завсегдатаи «Веселого двора» рано или поздно действительно пропадали с концами.

Стараясь не задумываться о последствиях, я проскользнул сквозь турникет и направился вглубь района, вслушиваясь в многоголосие звуков «Веселого двора».

"Веселый двор" был ярким местом. Лихорадочно, самозабвенно ярким. Тут и там пестрели многоцветным неоном вывески баров, извивающиеся, словно живые, обещающие посетителям выпивку и шанс наблюдать за самыми причудливыми и волнующими формами, некоторые из которых определенно не могли принадлежать людям. Тлеющие жаровни у дверей, ведущих в полутемные подвалы притонов, наполняли воздух волнующими ароматами, вдыхания которых лучше было избегать, – владельцы гостеприимных заведений воскуряли тут пробники своего товара, привлекая и без того более чем заинтересованную публику. Красочные афиши на стенах арен и бойцовских домов пестрели вычурными именами гладиаторов, здесь же, обычно возле черного хода, настоящие фанаты могли приобрести пот, слезы и кровь прославленных бойцов, а если повезет, то даже части их тел. Игорные дома выделялись в этом буйстве красок некоторой сдержанностью оформления, то ли в погоне за большей солидностью, то ли из-за отсутствия необходимости привлекать посетителей яркими красками – звон легких денег был отчетливо слышен даже сквозь толстые стены.

И конечно, болотные огоньки. Маленькие блуждающие комочки света, неторопливо кружащиеся в полуметре над землей, появляющиеся порой в самых неожиданных местах. Неприметные, не в пример кричащим вывескам и громогласным зазывалам, они цепляли внимание своей потусторонней таинственностью, обещая нечто, странное даже по местным меркам. Огоньки не были прерогативой «Веселого двора», встречаясь под Дождем повсеместно, где-то чаще, где-то реже. Огонек мог кружиться посреди оживленной улицы, мог прятаться в чьем-нибудь сейфе, а один мой неблизкий знакомый даже обнаружил такой в чашке с кофе. Заслуженно пользуясь дурной славой, привлекали они немногих, но тех, кто все же решил поймать светлячка, ожидала неизменно захватывающая, пусть и редко когда безопасная, прогулка.

Мне предстояло повторить путь Фрэнка, чем точнее – тем лучше, и потому я еще раз проанализировал события этой ночи. Маршрут «обычного клерка» проходил исключительно по местам, пользующимся под Дождем определенной славой, причем славой именно тех мест, от которых случайному человеку лучше держаться подальше. Из множества точек для входа он выбрал продуваемые всеми ветрами Каналы, где из-за неизвестного смещения есть немаленький шанс после перехода обнаружить себя в темной воде рядом с щупальцами их обитателей. Из всех лавок и магазинчиков города он заявился именно в офис к Виккерсу, опасному теневому дельцу, заявился только чтобы купить невыносимо банальный набор предметов. И, наконец, он решил посетить «Веселый двор»…

Налицо была закономерность, закрывать глаза на которую, при всей её абсурдности, не стоило. Я еще раз огляделся по сторонам. Учитывая интересы Фрэнка, не было никакого смысла искать его в каком-нибудь рядовом баре «У крошки Лу». Любое местное заведение было для него неподходящим местом, но из всех неподходящих он, судя по всему, предпочитает выбирать наихудшие. Я вздохнул, поправил кобуру и направился к маячившему в ближайшем переулке блуждающему огоньку...

***

Не в пример ярко освещенным площадям и улицам, переулки «Веселого двора», пронизывающие весь квартал артериями едва освещенной темноты, были местом куда более мрачным. Не то чтобы здесь было намного опаснее, просто опасность проступала явственней. Тут жили те, кто решил, по своей ли воле, или по случаю, навсегда поселиться на «Веселом дворе». Стены ветхих, подпирающих друг друга, домишек, в изобилии покрывали колонии флюоресцирующих грибов, чье мертвенно-бледное свечение едва освещало узкую мостовую. Тут и там копошились неясные тени, в наполненных темнотой окнах поблескивали красным не то бережно сбереженные хозяевами угольки, не то чьи-то глаза. Ощутимо пахло гниющими водорослями, булыжники под ногами были покрыты какой-то темной, чавкающей и расползающейся массой.

Даже слабый свет блуждающего огонька горел здесь неуместно ярко и явно привлекал ненужное внимание. Словно почувствовав угрозу, мой проводник почти перестал петлять и двинулся напрямик, постепенно ускоряясь. Я прибавил шагу и чудом не рухнул навзничь, когда нечто вцепилось в мою штанину чуть повыше ботинка.

Кое-как устояв на ногах и бросив взгляд вниз, я от души выругался – бледная, неприятно тонкая и длинная рука, по локоть торчавшая из подвального окошка, крепко держалась за мои брюки, а в темноте за ней уже маячила вторая. Обе левые. Спустя мгновение каблук свободной ноги опустился на костлявое запястье, раздался треск, сухие пальцы разжались. И вовремя, потому что в темноте окошка уже появилась третья рука, а за ней и четвертая. Левые. Подавив крик, я бросился за огоньком, меньше всего желая потерять его за пеленой дождя среди грибных россыпей ветхих домишек. За спиной послышался громкий треск, что-то не столько проламывалось, сколько прорывалось сквозь гнилые вязкие доски. Я оглянулся на бегу и увидел, как сквозь выгибающуюся стену дома выползает на улицу, бесцельно размахивая многочисленными руками, темное нечто. Пистолет сам собой прыгнул в руку, грохнули один за другим несколько выстрелов. Останавливаться, чтобы прицелиться как следует, я не собирался, да и вообще вся эта пальба была скорее средством успокоения нервов, чем попыткой действительно повлиять на ситуацию. Бывают в моей профессии такие ночи, когда отвечая на старый-добрый вопрос «бить или бежать» предпочитаешь выбирать сразу оба варианта.

Огонек впереди, будто испугавшись выстрелов, вдруг запетлял, закружился на месте и юркнул в темное окно неприметного домишки. Едва поравнявшись с ним, я всем телом бросился на закрытую дверь, стараясь не особенно задуматься над тем, что делаю, и, спустя наполненное хрустом то ли дерева, то ли костей мгновение, оказался внутри. Вовремя – мой проводник уже добрался до верхних ступеней лестницы, ведущей на второй этаж. Отпихнув со своего пути что-то похожее на неприятно-плотный мешок веток и прелых листьев, я вихрем взлетел наверх. Еще одна обшарпанная запущенная комната, на этот раз чуть светлее – тонкие лучи электрического света просачивались сквозь неплотно заколоченные досками окна, выходящие на сторону противоположную улице. Огонек покружил возле одного из них и юркнул в щель, пропав из виду. Внизу, у подножья лестницы, недовольно зашелестело, заскрипели ступени. Времени думать не было и я, разбежавшись, бросился в окно.

Ветхие доски отпустили меня почти равнодушно, а булыжная мостовая приняла почти ласково – во всяком случае, когда первая волна боли прошла и ко мне вернулась способность кое-как соображать, я смог самостоятельно подняться на ноги. Вокруг раскинулась ярко освещенная улица, столпившиеся неподалеку зеваки увлеченно обсуждали мое неожиданное появление, огонька и след простыл. Все еще не совсем придя в себя я все-таки смог сфокусировать взгляд на вывеске здания напротив: «Кровавый аукцион».

Ну да, куда же еще...

***

Безыдейное название сполна отображало безыдейную суть, ни слова не говоря о несколько запутанных правилах. Посетителям этого заведения, желающим полноценно участвовать в торгах, стоило захватить с собой не только кошелек, но и готовность побороться за лот в самом прямом смысле. Помимо обычной, денежной, каждый участник мог сделать «кровавую» ставку, обозначая свое желание здесь и сейчас вступить в бой с любым, кто оспорит его право обладать выставленным на торги сокровищем. Что немедленно и делал на специально оборудованной арене, если находились желающие с ним не согласиться. Впрочем, здесь кровь никогда полностью не вытесняла деньги – перебить кровавую ставку можно было и тугим кошельком, достаточно было заплатить в два раза больше предыдущей озвученной цены. От неуемного использования участниками «кровавых» ставок аукцион спасала гибкая система правил, ужесточавшая правила боев по мере возрастания цены лота, и если дешевую безделицу можно было получить просто помахав кулаками, то перебить ставку в несколько тысяч монет означало перспективу вступить в смертельную схватку.

Случись у местных воротил побольше влияния, «кровавый аукцион» мог бы превратиться в огромный амфитеатр, где наемники проливали бы кровь на потеху толпе, стараясь заполучить необходимые своим нанимателям сокровища. К счастью, средний уровень выставляемых на торги вещичек был, мягко говоря, не высок, а потому заведение скорее напоминало нечто среднее между лавкой небогатого антиквара и портовым баром с подпольными боями.

Я, прихрамывая, вошел в двери аукционного зала, ничуть не изменившегося со времени моего последнего визита сюда. Просторное помещение с обшарпанными стенами, ряды шатающихся скамеек и маленькая сцена, на которой выставляются лоты. Сейчас место очередной диковинки занимал мистер Браун собственной персоной, с растерянным видом восседавший на стуле рядом с двумя местными охранниками и конферансье. Вид у него был помятый, но не сказать чтобы слишком, и вообще он казался скорее удивленным, чем испуганным. Происходящее не было чем-то из ряда вон выходящим – кроме официальных правил аукциона, в этом заведении, как и на всем «Веселом дворе», существовало еще множество негласных правил, а также желаний и капризов владельцев, к ним приравненных. Стать лотом на местных аукционах для недотепы вроде Фрэнка было раз плюнуть, и мне даже не хотелось разбираться, совершил ли он действительно какой-то проступок или его просто обманули и запугали. Главное, что скоро все закончится.

Местный персонал вряд ли бы стал держаться за Брауна до последнего, но я все еще чувствовал себя не очень хорошо после пробежки по переулкам и потому решил не ввязываться в заварушку ради того, чтобы вызволить его немедленно. Пройдя сквозь зал я присел на скамью поближе к сцене и еще раз осмотрелся. Распорядитель готовился к началу аукциона, публика вяло изучала лот, лот, в свою очередь, глазел на публику. Проще всего было дождаться начала и поучаствовать в торгах, тем более что никто из потенциальных участников не выглядел толстосумом, да и особенного ажиотажа в зале предсказуемо не наблюдалось.

Торги начались. Фрэнк глупо улыбался со сцены, немногочисленные посетители, шутки ради, озвучивали свои предложения, не выходившие за рамки ценового диапазона сосиски в тесте. Я заглянул в портмоне и убедился, что такими темпами даже жалких остатков моей наличности хватит, чтобы выкупить десяток Браунов, и еще останется. Так продолжалось до тех пор, пока кто-то, слегка потрескивающим, будто бы воспроизводимым со старой граммофонной пластинки голосом, не произнес:

– Тысяча.

Взгляды всех присутствующих мигом сошлись в одной точке. На дальней от входа скамье, которая совершенно точно еще минуту назад пустовала, сейчас восседала прямая как жердь, с ног до головы закутанная в плащ, но все еще мгновенно узнаваемая, фигура. Безымянная, служанка Синезубой Дженни.

Нельзя сказать, чтобы я относился к ней плохо, но сейчас предпочел бы видеть на ее месте средних размеров разъяренного леопарда или, возможно, небольшой смерч. Во-первых, у меня даже близко не было денег, чтобы перебить ее ставку. Во-вторых, заинтересованность в мистере Брауне такой крупной фигуры как Дженни определяла его ценность в смысле, куда более широком, нежели стоимость на заштатном аукционе, и почти гарантировала дальнейшие сюрпризы.

– Хозяйка просила передать свои извинения и наилучшие пожелания, – снова проскрипела пластинка, и Безымянная склонила голову в легком поклоне.

– Тысяча раз! – к распорядителю наконец-то вернулся дар речи.

Неожиданно на несколько порядков подорожавший Фрэнк все так же преспокойно сидел на стуле, хотя и перестал, наконец, улыбаться. Я лихорадочно взвешивал свои шансы. Заявить «кровавую ставку»? Безымянная вряд ли может отступить, даже если захочет. Смогу ли я справиться с одним из лучших агентов Дженни? Как же некстати пришлось это падение, нога все еще плохо сгибается, да и в плече что-то щелкает...

– Тысяча два!

Нет, в плече щелкало и раньше. Я просто не уверен, что справлюсь. Но не отступать же без боя...

– Я даю больше! – мощный удар ногой распахнул дверь, и крик ворвался внутрь вместе с двумя сурового вида мужчинами в двубортных пальто и шляпах. И тут знакомые все лица, ребята Виккерса. Предсказуемо и очень плохо.

– Больше тысячи? – растерянно переспросили со сцены.

– Две! – широколицый крепыш, который явно был в паре за старшего, окинул зал цепким взглядом. Приподнял шляпу, приветствуя Безымянную, по-свойски кивнул мне и уселся на скамью, подтвердив:

– Две тысячи.

Начиная с озвученного ценника «кровавая ставка» в этом замечательном заведении означала буквальное пролитие крови.

– Пять тысяч, – проскрипела Безымянная.

Зал погрузился в молчание, на фоне которого были хорошо различимы шаркающие шаги покидающих помещение посетителей, осознавших себя случайными и, в сущности, лишними, свидетелями.

Пять тысяч – разрешение на применение оружия.

– Десять!

Ну вот и все, я выбываю из игры. Десять тысяч – это бой допускающий убийство, а к такому я совершенно не готов. Прости, Фрэнк, каким бы ты ни был славным парнем, сегодня твоя подруга тебя не дождется.

– Кровавая ставка, – громко прохрипела позади меня надтреснутая пластинка.

Я медленно развернулся. Безымянная откинула капюшон плаща за спину, огромные глаза на бледном, словно вырезанном из фарфора лице, внимательно изучали возможных противников.

– Кровавая ставка, – глядя себе под ноги, невесело отозвался крепыш, и его напарник повторил эхом:

– Кровавая ставка.

В зале повисло молчание. Я с тоской посмотрел на Фрэнка. Зачем, чего ради тебя понесло под Дождь, растяпа? Что ты искал в городе этой ночью, чего добивался? Уж точно не возможности стать лотом на аукционе для людей и нелюдей, чья заинтересованность вызвана исключительно твоим феноменальным неумением выбирать подходящие для прогулок места. Я безо всякого удовольствия подумал о наполненных экзальтированным смехом Кругах Пропавших в особняке Дженни и о вечной нехватке новых компонентов для перегонных кубов и бочек Виккерса. Избежать десятка опасностей и в итоге закончить так?

Неожиданно для самого себя я обнаружил, что медленно тяну руку вверх, одновременно пытаясь припомнить, сколько патронов осталось в магазине пистолета...

Поймавший мой взгляд Фрэнк внезапно подмигнул мне. Удивиться я не успел.

В разыгрываемой драматической сцене мистеру Брауну, по всеобщему мнению, отводилась роль скорее декорации, чем актера, а потому никто не успел отреагировать должным образом, когда он стремительно вышел на передний план. Тяжело спрыгнув со сцены, человек в измятом костюме довольно ловко извлек из кармана штырь «бенгальского огня» и ткнул им в лица двоих головорезов, внимание которых было равномерно распределено между мной и Безымянной. Безобидная, по меркам прочих товаров Виккерса, оглушающая игрушка, оказывала на незащищенного человека сокрушительный эффект: громилы повалились на пол в сверкании множества ярких искр, резко запахло порохом. Наблюдать представление до конца было некогда - я уже разворачивался к Безымянной, выхватывая пистолет из кобуры. Замеченное краем глаза смазанное движение резко изменило мои планы, и я, уклоняясь, бросился вниз. Нога отозвалась протестующей болью, нечто очень изящное и чрезмерно острое пронеслось мимо, а мне наконец-то удалось взять на прицел расторопную служанку, извлекающую из широкого рукава плаща второй костяной кинжал. «Беретта» дернулась в руках, нога Безымянной с каким-то неприятным сухим треском подогнулась, и та рухнула на пол. Рывком поднявшись на ноги и от души надеясь, что не совершил ничего непоправимого я бросился к Фрэнку, довольно умело заставлявшему служащих аукциона держать вежливую дистанцию, в чем ему изрядно помогали «бенгальский огонь» и сменившая хозяина пушка одного из парней Виккерса.

– Время уходить, мистер Браун.

Покинув аукцион под аккомпанемент однотипных ругательств персонала, мы завершили короткое представление, точкой в конце которого стал костяной кинжал, с глухим стуком вонзившийся в закрывшуюся за нами дверь.

***

Мы сидели на бордюре у дороги и смотрели, как замедляются бегущие по ней потоки воды. Небо, еще недавно абсолютно темное, начинало светиться серым.

Я вынул из-за пазухи кусок смородинового пирога, чудом уцелевшего во всей этой кутерьме и, отломив от него половину, протянул ее Фрэнку. Тот благодарно кивнул и какое-то время мы оба наслаждались волшебным вкусом все еще теплой домашней выпечки. Тот факт, что недавно мне пришлось прострелить ногу приготовившей этот самый пирог Безымянной, не мог испортить удовольствия от него, подтверждая высокий уровень мастерства кондитера.

– Джек Салливан, частный детектив, – наконец представился я, стряхнув последние крошки.

– Фрэнк Браун, конторский служащий, – мы пожали друг-другу руки.

– Видите ли, одна известная вам особа наняла меня, чтобы...

– Я догадываюсь, по чьему поручению вы присматриваете за мной, – перебил он меня, – Она всегда была против моей идеи побывать под Дождем... – Фрэнк рассеянно смотрел на проплывающий мимо его ботинка пожелтевший лист, – Когда мы повстречались впервые, сразу стало ясно, что никакие различия не помешают нам быть вместе – мы были без ума друг от друга, проводили вместе все свободное время, строили планы на будущее. И все же Дождь стеной отделял привычную ей реальность от моей, и я боялся, что однажды это может встать между нами. Мне хотелось быть уверенным, что я подхожу ей, что могу быть частью ее мира, так же, как она может быть частью моего. Понимаете? Это странный и опасный мир, но она – его часть, и я не мог не попробовать, – он обвел взглядом улицу и вдруг улыбнулся, – По-моему для первого раза получилось неплохо.

– Учитывая случайно выбранный вами маршрут – более чем.

– Случайно? – улыбка Фрэнка стала шире, – Нет, у меня был путеводитель.

Отвечая на мой вопросительный взгляд, Браун достал из-за пазухи и протянул мне карманный блокнот в потертой обложке. Я неторопливо полистал его, вчитываясь в написанные аккуратным мелким почерком строки. На отливающих желтым в свете уличных фонарей страницах была собрана блестящая коллекция историй о городе под Дождем. Тщательно рассортированные, снабженные множеством перекрестных ссылок и примечаний, они представляли собой нечто среднее между сборником фольклора и крайне неточным туристическим справочником. Была там пара строк и обо мне. Впечатляющий труд, хотя и несколько... однобокий.

– Я записывал все, что она рассказывала об этом мире. Сначала просто чтобы не забыть, потом начал соотносить, систематизировать... Когда я решился на прогулку, у меня уже было достаточно материала, чтобы знать, куда стоит пойти и как избежать неприятностей.

Помятые ребра отозвались болью в ответ на начавший разбирать меня смех.

– Знаете, Фрэнк, думаю, что ваша пассия была склонна несколько сгущать краски, когда рассказывала вам об этом месте. Должно быть, ей очень не хотелось, чтобы вы подвергали себя опасности, но после сегодняшнего дня она наверняка станет меньше за вас волноваться. Что касается меня, то я с уверенностью могу сказать – вы уже стали здесь своим. Во всяком случае, за все время, проведенное под Дождем, мне ни разу не доводилось видеть, чтобы кто-то использовал в качестве путеводителя сборник страшных сказок.

А потом дождь закончился.

0
12:06
485
Маргарита Блинова

Достойные внимания