Свобода со вкусом ананаса

Тёплый свет закатного солнца блеснул на крыле кирпично-коричневого «Бьюика», сворачивающего на подъездную дорожку к небольшому деревянному дому. Машина мягко качнулась на рессорах, под колёсами хрустнул гравий. Кэлвин заглушил мотор и глубоко вдохнул.

Как и во всякий вечер рабочего дня, в пригороде стояла шелестящая тишина, только где-то вдалеке шумел океан. Кэлвин погладил руками руль, машинально поправил чёлку стандартной мужской стрижки №2.

«Строгая и стильная! То, что вам нужно! (соответствует требованиям формального внешнего вида госслужащего, согласно исп. рек. 7856-33h)».

Кэлвин хмуро покосился на тёмные окна дома, вздохнул ещё раз и закурил, щёлкнув зажигалкой «Олд Вэллэй», осветившей его лицо синим светом.

«Новая зажигалка «Олд Вэллэй»!

Используя передовые технологии, наши специалисты смогли создать лучшую эфирную зажигалку в мире! По-настоящему вечная, без обмана!

Зажигалки «Олд Вэллэй» - это не просто надёжность, это стиль жизни!

(бессрочная гарантия не распространяется на механические части)».

Дымок лениво вытекал из открытого окна, молодой человек рассматривал трещины на бежевой краске дома.

Окурок отправился в карманную пепельницу. Кэлвин подхватил с пассажирского сиденья деловой портфель, пиджак и шляпу. У входной двери он на мгновение задержал руку перед ручкой, и, поймав себя на этом, поморщился.

Дверь открылась с грустным скрипом. Руби сидела за кухонным столом, уронив голову на руки. В воздухе витал запах бобов в томатах и карри.

«Бранч Джека Грейвза!

Будто только что с костра! Для настоящих ковбоев!

Состав: фасоль красная, кукуруза, томаты, томатная паста, лук, говяжий фарш, вода, смесь специй «Грейвз Спэшиал», консерванты ном. кл. RLC-22.

Срок хранения в морозилке: 6 мес.

Срок хранения в темпо-камере: не ограничен.

(Производитель оставляет за собой право заменять овощные и мясные ингредиенты на аналогичные, выращенные с использованием эфирных ускорителей роста, без дополнительного уведомления потребителей)»

Кэлвин громко прочистил горло. Руби вздрогнула, подняла голову; на её лице, занавешенном длинными локонами золотистых волос, расцвела мученическая, но совершенно искренняя улыбка.

– Ты уже дома, милый. Как работа? Ужин…

Руби нетвёрдо встала на ноги, щурясь и потирая левой рукой висок.

– Остыл, должно быть. Я сейчас разогрею. Свет… включи, если хочешь.

– Не надо, Ру-ру, я всё сделаю, – ответил Кэлвин, сглатывая комок в горле. Руби, словно ожидая этого как команды, рухнула в его объятья, вцепилась в рубашку. Кэлвин поцеловал её в лоб.

– Ты приняла таблетки? – спросил Кэлвин.

Руби что-то бессильно промычала.

– Сегодня сильнее обычного?

– Сегодня даже таблетки… Светится, Кэл, как же она светится. Держи мен…

Руби издала протяжный стон и повисла на руках мужа. Кэлвин подхватил её тонкое, почти невесомое тело и отнёс на диван.

Доктор Генри Фишер бросил шприц в лоток и кинул туда же полимерные перчатки.

– Я постарался купировать болевой синдром. В этот раз кое-чем очень сильным. Но, боюсь, это всё что я могу сделать. Если, как вы говорили, она видела что-то светящееся, то, вероятно, это аура. Так бывает при сильных мигренях.

Фишер упаковал инструменты в саквояж и направился к выходу. У самой двери Кэлвин аккуратно преградил ему путь.

– В том и дело, док, – вполголоса сказал он. – С каждым разом всё хуже. В этот раз она упала в обморок в первый же вечер.

– Мистер Уилроуз, мы обсуждали это миллион раз. Возможно лишь купировать болевой синдром. Мигрень, к большому сожалению, пока что нельзя вылечить.

– Док, она мучается годами. Вы знаете. Неужели совсем ничего нельзя сделать? Что-то экспериментальное, может? Это же, по сути, просто сильная головная боль…

– Головная боль! – возмущённо фыркнул доктор. – Мистер Уилроуз, вы, быть может, и хороший инженер, но это ни в коей мере не делает вас врачом. Мигрень, знаете ли, это не просто…

Кэлвин выхватил из кармана зажигалку.

– Вечная! Вечная, понимаете?! В том всё и дело, что я хороший инженер. Я знаю, на что способна современная наука. Особенно после паранорм-революции. И я ни за что не поверю, что нет никаких методов лечения обычной, мать её, мигрени!

Фишер посмотрел на инженера с нескрываемым презрением.

– Представляете, как часто я слышу подобное? – начал было злиться доктор, но успокоился. Однако в его взгляде всё ещё плавало презрение.

– Вы прекрасно знаете, мистер Уилроуз, почему всё так, как оно есть. Прекрасно знаете, потому что вы часть этой системы. И если однажды наше правительство решит использовать все эти ваши секретные разработки в медицине, мы обязательно постараемся помочь вашей жене.

Доктор решительно вышел в ночную, солёную прохладу. Открывая дверь потёртого «Плимута», он обернулся и коротко бросил:

– Но пока что вы делаете только оружие. Одно только оружие.

***

Океан шумел, ёжась высокими волнами. Бледные, ещё холодные лучи утреннего солнца освещали скопление людей и машин на берегу. По дикому пляжу, вокруг оцепленной чёрно-жёлтой лентой зоны, прохаживались силуэты в полицейской форме, ярко взрывались вспышки камер.

Над пляжем, наверху высокого обрыва, лампы на крышах машин сияли синим и красным, освещая лениво парящих над ними чаек.

Один человек, стоявший на обрыве, был невысок, худ и немного сутул. Ветер ерошил его короткие каштановые волосы. Человек был одет в серый костюм, с широкими штанами на подтяжках. На поясе у человека висел большой металлический жетон: в центре был орёл, который держал две стрелы, сверху надпись «Полицейский департамент», снизу – «Детектив Алан Т. Ринг». На тонких чертах его лица читалась усталость с толикой печали.

К детективу Рингу подошёл другой человек – высокий и грузный, с волевым подбородком и русыми волосами. На жетоне второго человека было указано «Детектив Рональд Р. Ганн».

– Кофе будешь? – хриплым и глубоким голосом спросил Ганн.

– Только не эту самосварную хрень, – отозвался Ринг.

Ганн распаковал целлофановый пакет и достал из него небольшой стаканчик из вспененного пластика.

«Кофе «Тропикал Джазз»! Теперь всегда с вами!

Просто достаньте из стакана пакет с кофейной смесью* и водяную таблетку. Высыпьте смесь в стакан, надломите и добавьте таблетку. Подождите несколько секунд и наслаждайтесь вашим свежайшим кофе!

*содержание молотых кофейных зёрен не менее 5%»

– Делает своё дело, – пожал плечами Ганн. В его стакане уже пенилась кипучая коричневая жижа. Он аккуратно отпил глоток, но несколько бурых капель всё равно упали на его синий, в мелкую клетку, костюм.

– Ты даже не понимаешь, какой дрянью тебя пичкают. Себестоимость этой дряни, небось…

– Ой, свали с моей шеи, – Ганн махнул рукой.

Некоторое время они стояли молча и рассматривали людей на пляже внизу.

– Десять пятьдесят четыре? – спросил Ринг.

– Пятьдесят пять, я уточнил, – ответил Ганн.

– Мужчина?

– Девушка, – Ганн придержал федору, которую грозился унести налетевший ветер. – Вернее, то, что от неё оставили крабы.

– Ещё одно утро в прекрасном городе, – Ринг ослабил галстук. – Спустимся?

– Пф. Чтобы я измазался в песке и говне чаек? Посмотрю потом голотипии. К тому же, что ты хочешь там увидеть?

– Ну точно не ещё одно дохлое дело, – ухмыльнулся Ринг.

– Сам знаешь, почему вызвали нас. Левше левак…

– Рон, твою мать, заткнись!

Ганн озорно сощурился, но всё же прикрыл рот стаканчиком. Вскоре на обрыве показались полицейские, с трудом поднимавшие большой чёрный мешок по крутому склону.

Ринг заглянул внутрь чёрного мешка. Голое женское тело было раздутым от воды и частично обглоданным океанскими обитателями, часть которых всё ещё копошилась внутри тканей. Тем не менее, на опытный взгляд Ринга, труп был в воде не слишком давно, и оставалось ещё достаточно материала, чтобы был шанс на опознание.

Детективы переглянулись.

– Ещё одна несчастная русалка, – сказал Ганн.

– В городе мечты все сказки с плохим концом, – отозвался Ринг.

Подбежавший патрульный передал Ганну исписанные листы формуляров на многоразовой бумаге, коротко кивнул и, покосившись на Ринга, убежал.

– Хотя бы мой авторитет здесь что-то ещё значит, – с полуулыбкой сказал Ганн.

– Я всё равно перепечатаю на своей машинке, – хмуро ответил Ринг.

– Да-да, - Ганн махнул рукой. – Поехали перекусим. Голотипии и первичное вскрытие всё равно будут после полудня.

Они сели в машину, и, не сговариваясь, закурили, нахмурившись, и не заводя мотор.

– Опять твои ароматические? – поморщился Ринг. – Были вишнёвые, а это что за ужас?

– Яблочные, – сказал Ганн, затягиваясь. – Последний писк.

– Фу, отрава.

Несколько минут они молча курили.

– Как у моей жены, – вдруг сказал Ганн.

– Что? – Ринг посмотрел на хмурое лицо напарника.

– Волосы такие золотые у девчонки, – Ганн выпустил струю дыма. – Прямо как у моей жены.

***

В этот раз свет горел, и курить, отсиживаясь в машине, было бы странно. Кэлвин постарался изобразить благодушие на лице и вошёл в дом.

Руби, в пёстром платье и поварском переднике, кинула прихватки на стол и, подскочив к мужу, чмокнула его в щёку.

– Устал? Голоден? Пойдём, сегодня кое-что особенное, – она схватила его за руку и радостно потянула за собой.

Кэлвин только и успел бросить вещи на кресло. Руби усадила его за стол, расстелила на коленях салфетку.

– Ру-ру, я бы хотел сначала в душ.

– Нет-нет, Кэлви, сначала плотный ужин! А потом, хочешь, я сделаю тебе ванну.

Кэлвин терпеть не мог ванны. Но он не помнил, говорил ли он когда-то об этом вслух.

– Итак! – Руби хлопнула в ладоши. – Сегодня у нас сёмга на пару под белым соусом, молодой картофель, запечённый со специями, и жареная спаржа, фламбированая коньяком.

Руби поставила на стол тарелку и Кэлвин нехотя признался себе, что выглядит это всё аппетитно. Он попробовал рыбу с соусом – соль и чеснок. Попробовал спаржу – как будто вымочена в сивухе. Картофель безнадёжно пересушен.

– Очень вкусно! – сказал Кэлвин. – Будто в ресторане.

– Правда? – спросила Руби. – Тебе правда нравится?

– Конечно!

– Я очень старалась.

Кэлвин хмыкнул что-то неопределённое. Почему нельзя просто приготовить всё по рецепту? Это не так сложно. Если там сказано пятьдесят миллилитров, значит нужно добавить пятьдесят, а не влить треть бутылки.

– Как прошёл твой день? – спросила Руби.

– Нормально, – отозвался Кэлвин, запивая рыбу большим количеством воды. Сегодня ночью будет изжога.

Руби откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

– Не хочешь спросить, как прошёл день у меня?

– Ну… ты готовила.

Руби поджала губы, но потом снова нацепила улыбку, попытавшись проглотить ледяной тон мужа.

– А может я заказала еду в ресторане, а?

– Нет, это точно готовила ты, – машинально ответил Кэлвин. Повисшая пауза позволила ему осознать, что именно он сказал.

Руби сдержанно промокнула губы салфеткой и встала. Она подхватила свою тарелку, обошла стол, быстро подхватила тарелку мужа и выкинула обе в мусорное ведро.

– Ру-ру…

– Отстань, – она направилась в спальню, ссутулившись и сильнее запахиваясь в потёртый махровый халат. Почему нельзя ходить дома в чём-то более привлекательном?

Кэлвин пожевал губами, встал и открыл кухонный шкафчик. Она опять переложила чипсы. Почему нельзя держать их именно в том шкафчике, где ему удобно? Разве это так сложно? Разве он много просит? Найдя чипсы в четвёртом по счёту ящике, Кэлвин просто кинул их через весь холл.

Он закрыл глаза и опёрся на кухонную стойку. Он вспомнил несчастное лицо жены во время приступов мигрени и заставил злость уйти. Мелочи, всё это мелочи. Она любит его, он любит её. Он нужен ей, а она ему. Особенно сейчас.

Кэлвин сходил в машину и принёс из неё небольшую коробочку, прошёл в спальню. Руби полулежала на кровати и подпиливала ноги с ярко-красным лаком. Отвратительный цвет, пошлый и грубый. Мужчина мотнул головой.

Сев на кровать, Кэлвин аккуратно положил руку на ногу жены. Нога была не бритой. Руби дёрнула ногой.

– Я говорил тебе, что мне не нравится лак? – сказал он, но не то, что хотел сказать.

– А я говорила тебе наточить ножи? – резко ответила Руби. – Ты наточил? Ты забываешь захватить мусор по утрам, об этом я тоже говорила. Куришь по ночам в доме. Думаешь, я не замечаю? Сколько я раз я просила не курить в доме?

Кэлвин прерывисто вздохнул, но смог себя с держать.

– Руби, я давно хотел тебе кое-что сказать.

Нам нужно разв… Нет, нет.

– Что?

Кэлвин облизнул губы.

– Сейчас. А пока вот, держи, – он протянул ей коробочку. – Хотел тебя порадовать.

Руби отложила пилку, осторожно взяла коробочку и открыла – в ней было небольшое пирожное.

– Спасибо, – тихо сказала она с улыбкой. Она откусила кусок, прожевала, проглотила. Положила пирожное обратно в коробку и резко вернула мужу.

– Там ананас. Спасибо, очень приятно. Ты же знаешь, как я люблю ананасы, – с нажимом сказала она.

Кэлвин взял коробочку и отложил в сторону, морщась и кляня себя, что не посмотрел состав на ценнике.

«Пирожное «Нежный поцелуй». Теперь ещё больше ананаса».

– Руби…

– Что, ещё один замечательный сюрприз?

– Нет. Я хотел тебе сказать, что уже год на работе занимаюсь одним проектом.

– О, ты решил рассказать мне про свою работу? Я думала, у тебя там всё секретно. Ты так говорил. Что не можешь ничего мне рассказать.

– Это правда. Но это… персональный мой проект. Я изучал сверхточные электрические поля…

– Как интересно.

– Пожалуйста, послушай. В последние дни я провёл несколько испытаний и, мне кажется, я смогу сделать аппарат, чтобы избавить тебя от мигреней.

Руби растерянно, не зная, как реагировать, смотрела на мужа. Смотря в её большие, влажные глаза, Кэлвин чувствовал любовь и точно знал, что делает всё правильно.

***

Ганн просматривал голотипии, вынимая по одной пластинке из пачки, и поднося к окуляру головизора. Ринг ритмично стучал по клавишам печатной машинки «Сансэт».

«Электрический привод, который не жуёт листы. Лучший выбор для многоразовой бумаги! «Сансет» – ваш верный секретарь».

Полицейский участок №6 гудел и трещал. Документы в пластиковых цилиндрах проносились в трубах пневмопочты, которые проходили по всем стенам и потолкам. Трещали печатные машинки, хрустели «вечные» карандаши, скрипела многоразовая бумага в валиках механических эрэйзеров.

– Делаю вывод, – сказал Ганн, откладывая последний снимок. – Она утонула. – он дождался вопросительного взгляда коллеги. – И её вынесло на берег.

– Есть отчёт коронера? – спросил Ринг, игнорируя придурковатую ухмылку напарника.

Ганн покосился на пустой лоток «Входящие».

– Нет. Неужели Рэджи теряет хватку?

– Прогуляемся?

– О да, ты же знаешь, как он это любит.

Коронер шестого участка, суховатый мужчина в возрасте, со светлыми глазами, цепким взглядом и редкими седыми волосами на голове, сухо крякнул, когда в морг вошли два детектива. Склонённый над трупом утренней девушки на металлическом столе, он резко распрямился.

– Так и знал, что вы заявитесь, – почти прокричал он, и в его круглых очках блеснули огоньки эфирных ламп. – Почему вашу братию вечно тянет прийти пообщаться? Я всё указал в отчёте. Для кого я их пишу? Мне презентацию вам составить? С дио-слайдами? Записывать на видеофон?

– Док, – успокоительно поднял руку Ринг, потом указал на труп. – Какой отчёт?

Коронер с видимом неудовольствием оглядел останки.

– А, это ваше.

– Да, и мы…

– Тихо, – коронер вздохнул. – Значит, слушайте меня, парни. Отчёта пока нет, потому что я запросил информацию и всё ещё жду её. Что имеем сейчас. Девушка, и хоть в этом нет сомнений, умерла от удушья, вызванного попаданием воды в лёгочные пути. Я нашёл различные внутренние повреждения тканей, которые явно были нанесены ещё при жизни, но ни одна из них не могла быть причиной смерти. Так что – утопление. Тело находилось в воде не более двух дней. Несмотря на состояние тела я смог снять остаточные отпечатки пальцев, метрику черепа, слепки зубов. Отправил информацию на машинную сверку, и… пришло ещё не всё, но…

– Док?

– Совпадений в реестре нет.

Детективы переглянулись.

– Разве так бывает?

– А вот это вы мне скажите.

– Нелегальная иммигрантка? – спросил Ганн. – Это единственный вариант.

– Когда ты последний раз слышал о нелегале, который хоть где-то не засветился бы? – спросил Ринг.

– Много… много лет назад.

– Я дам вам два варианта, – сказал коронер. – У меня было время подумать сегодня утром. Торговля людьми и… непорочное зачатие.

– Что? – в один голос сказали детективы.

– Шучу. Но только отчасти. Я, знаете ли, бываю на многих научных симпозиумах. И я вам так скажу, если мы уже можем клонировать и ускоренно выращивать овощи, то и…

– Док, док, – перебил его Ринг. – Давайте не уходить в фантазии.

– Я просто предлагаю вам варианты. Как и сказал, вообще-то это ваша работа. К тому же, и это может показаться удивительным, кое-что смущает меня гораздо больше отсутствия совпадений в картотеке. А именно – как она утонула?

– Упала с моста? – предположил Ринг.

– Были бы обширные гематомы от удара об воду.

– Завернули в материю, обвязали верёвкой, привязали камень…

– Нет следов от верёвки, нет частичек материи.

– Сицилийские сапожки? – спросил Ганн.

Коронер указал на остатки ног девушки.

– Ты видишь здесь огроменное такое ведро с цементом?

– Усыпили?

– Токсикология уже пришла, чистая.

– Погодите, погодите, – Ринг потёр нос. – Разве она не могла утонуть сама? Купалась голышом, заплыла слишком далеко.

– Точно, – поддержал Ганн. – Даже так. Она спряталась где-то на торговом корабле, чтобы нелегально попасть в страну. Наверняка же ещё находятся безумцы. Недалеко от побережья она выпрыгнула в воду, чтобы не попасться в порту. Почему без одежды – опустим, не существенно. Но она не рассчитала силы. Вот и всё, дело закрыто.

– Нет, – покачал головой коронер. – При самостоятельном, скажем так, утоплении, всё равно есть косвенные признаки. Люди могут наносить себе повреждения, раздирать горло от недостатка воздуха, но, что самое важное – они всегда глотают воду. А я не нашёл в желудке следов того объёма воды, который следовало бы найти. Это как будто… как будто она уже была под водой, когда утонула.

– Пыталась иммигрировать на подводной лодке?.. – неуверенно предположил Ганн.

– Я ещё жду несколько исследований, – сказал коронер. – Но вот вам вопрос на засыпку, парни: как она оказалась под водой?

***

Кэлвин поправил шлем на голове Руби.

– Думаю, всё готово.

– Это точно безопасно? – спросила Руби. – Точно-точно? Ты уверен?

– Мы с тобой провели множество калибровочных тестов. К тому же воздействие будет минимальным. Я просто заблокирую несколько болевых центров. Максимум, ты можешь потерять определённую чувствительность где-то в теле, но я уверен, что всё будет хорошо.

Кэлвин встал за импровизированный пульт и принялся подстраивать регуляторы. За несколько дней он превратил подвал их дома в целую лабораторию. Оборудование для аппарата он покупал в магазинах электроники, в разных частях города, в разные дни и только за наличные. Тем не менее, аппарат требовал один детектор, крайне высокого уровня точности. Таких не было на гражданском рынке, и Кэлвину пришлось утащить один со склада с работы. Потребовалось несколько дней, чтобы понять, как пройти охрану. Кэлвин знал, что он всё предусмотрел, и пропажу, если и заметят, то просто спишут на ошибку логистики. Но всё же это не давало ему покоя. Мог ли он что-то упустить? Нет, нет, конечно же нет. Иначе за ним бы уже пришли.

И всё же все эти дни, и даже сейчас, он боялся услышать тот самый медленный и сильный стук во входную дверь. Тот стук, когда уже не важно, откроешь ли ты дверь сам.

Кэлвин включил прогрев ламповых диодов. Руби сидела в кресле, ссутулившись под тяжестью шлема. Молодой человек скользил взглядом по её изящным запястьям, плечам, по линии ключицы, видневшейся из выреза платья, по выбившейся прядке, щекотавшей тонкую шею, на которой лучик солнца подсвечивал нежный пушок.

Кэлвин проглотил ком в горле и переключил конденсаторы на заряд.

– Не замёрзла?

– Нет, всё хорошо, – ответила Руби с нервной улыбкой. – Мне просто страшно. Кэлви, если всё получится, я даже…

– Всё получится. Ты веришь мне?

– Конечно, Кэлви. Ты такой умный. Просто я боюсь боли.

– Ты ничего не почувствуешь. Больше не будет больно.

Тянулись минуты. Кэлвин подстраивал частотные и амплитудные характеристики, исключал шумовые гармоники, контролировал мощность импульсов. Глаза пересохли, потому что он боялся моргать. Он чувствовал себя слепцом в лабиринте, и всё же он точно знал, что должен найти выход.

Когда всё было настроено, Кэлвин качнул рычажок и отпрянул от пульта; пошатнулся, ощутив внезапную слабость в ногах.

– Руби?

Ответа не последовало. Кэлвин на негнущихся ногах подошёл к жене и встал на колени. Её глаза были закрыты и на лице играла безмятежность. Кэлвин аккуратно коснулся её плеча.

Руби вся встрепенулась, её веки распахнулись, глаза безумно вращались в орбитах, но спустя мгновения, взгляд обрёл осмысленность и сфокусировался на лице мужа.

– Ой, прости. Уснула, кажется.

Кэлвин шумно выдохнул.

– Как тебя зовут?

– Руби Уилроуз.

– Кто я?

– Мой муж. Кэлвин Уилроуз.

– Какой сейчас год?

– Одна тысяча девятьсот шестьдесят пятый.

– Кем я работаю?

Руби сощурилась.

– Ты инженер, работаешь на правительство, и это всё, что я знаю.

Кэлвин не сдержал нервный смешок, он расстегнул застёжки шлема и помог Руби его снять.

– А теперь, – Кэлвин поднёс включённую лампу к лицу жены, в ярком свете оно казалось каким-то бледным и неживым.

Руби внимательно смотрела на свет. Кэлвин подождал немного, потом стал щёлкать переключателем туда-обратно. Хотя это обычно влияет на эпилептиков, в случае Руби яркий свет и его мерцание тоже часто вызывали приступы.

– Кэлвин…

– Что, Руби?

– Ничего. Ничего, Кэлви, ты понимаешь? Ничего!

– Получилось, Ру-ру, – Кэлвин убрал лампу. – У меня получилось.

Руби хотела сказать что-то ещё, но просто расплакалась на его плече, прижимая мужа к себе так сильно, как только могла.

Все последующие дни, Кэлвин, специально взявший для этого небольшой отпуск, внимательно наблюдал за женой. Руби порхала по домашним делам, улыбалась и казалась совершенно счастливой.

Кэлвин смотрел за каждым движением жены с тревогой, но всё более растущей надеждой. Неужели правда? И даже мигрирующая по разным ящикам пачка чипсов не омрачала его дни.

В пятничный вечер, когда Руби сожгла рулет, Кэлвин только махнул рукой. Руби заказала пиццу. Когда еду привезли, Кэлвин открыл коробку не глядя взял кусок и откусил. Его лицо вытянулось.

– Гавайская? – спросил он.

– Да-а, – протянула Руби с набитым ртом. Вдруг так захотелось, не представляешь.

Кэлвин улыбнулся, не понимая до конца, какие именно чувства вызывают у него эти маленькие жёлтые кусочки на пицце.

Руби расцвела. Отпуск Кэлвина закончился, и тот снова проводил все будни допоздна на работе. Каждый раз подъезжая вечером к дому, ему хотелось зажмуриться, чтобы не увидеть выключенный свет в окнах. Но свет горел. Каждый раз, день за днём. Руби встречала его, радостная и лёгкая, с широкой улыбкой на лице.

Кэлвин и забыл, как выглядит её улыбка. Втайне, он был рад это забыть. Руби могла улыбаться мило, не открывая рта. Но когда её переполняли эмоции, она улыбалась иначе – высоко поднимая верхнюю губу, так, что она немного выворачивалась на зубах; при этом правая сторона губы поднималась чуть выше левой.

Это был пустяк. Ещё одна мелочь. Он любил эту женщину. Её внешность, её ум, её заботу. Он был рад и, казалось, тоже всецело счастлив. Каждый вечер он проверял Руби на аппарате, страшась найти какие-то посторонние вещи. Но всё было хорошо. Ещё несколько дней наблюдений, и он сможет вернуть украденный детектор обратно на склад. И тогда всё будет совсем идеально.

Ещё несколько дней наблюдений, чтобы удостовериться.

По вечерам они сидели на диване; Руби, прижимаясь к мужу тёплым и мягким телом, мурлыкала ему на ушко слова благодарности. Кэлвин, в ответ, целовал её со всей любовью, что мог ей дать.

Ананасы.

Ананасы.

Ананасы.

***

– Да-да. Какой, ещё раз, кабинет? Да. Это будет запрос именно центрального архива? Я… Да, да, послушайте, я просто хочу убедиться. Да. Хорошо, спасибо.

Ринг кинул трубку на рычажки.

– Я собираюсь в центральный архив. Хочу проверить слепки зубов и отпечатки напрямую в основной картотеке. Поедешь со мной?

Ринг переложил трубку телефона на другое плечо и подхватил со стола блокнот.

Ганн посмотрел на напарника поверх пятнадцатидюймового сэндвича с болонской колбасой.

– Не доверяешь Рэджи? Или думаешь, у нас случай третьего на линии?

– Маловероятно. Но других идей у меня нет.

Ганн вздохнул и принялся заворачивать сэндвич.

– Ну поехали.

Проезжая по залитым солнцем улицам города, Ринг остановился неподалёку от большого здания, на фасаде красовалась надпись «Агентство национальной безопасности» и герб с орлом, который держит в руках ключ.

Напротив здания большая пёстрая толпа кричала и ярилась. Многие держали плакаты с надписями: «Долой диктатуру!», «Не позволим превратить нас в рабов рынка!». На многих плакатах герб с орлом и ключом был перечёркнут красной краской.

– Твои друзья? – спросил Ганн.

– Мы не будем сейчас вести этот разговор, – мрачно отозвался Ринг. – Ты всё равно меня не услышишь… Как те, кто наверху, не слышал людей на улице.

– Я тебя умоляю. Если они будут слушать каждого дебила, который валяется пьяным в подворотне, мы просрём эту страну быстрее, чем ты успеешь моргнуть.

– А мне казалось, эта земля является оплотом демократии, – проворчал Ринг. – Или об этом уже забыли?

– У нас и есть демократия. Мы выбираем тех, кто будет наверху управлять нами. И для этого вовсе не нужны эти ваши коммуны и равенство. Равными людей делает только полковник Кольт.

– Чёрт, Рон, да ты посмотри куда мы катимся. Что мы едим? Всё, что нас окружает, становится только хуже, потому что так диктует свободный рынок. А рынок всегда будет заботиться только о своей прибыли, а не о людях.

– Думаешь, эти твои будут заботиться о людях? Не смеши. Выгляни в окно, вот он, этот воздух свободы.

– Если ты не чувствуешь всю эту вонь угнетения обычных людей, Рон, то о чём с тобой говорить. Вокруг нас уже настоящее полицейское государство, а мы с тобой его псы.

– Вот и… не забывай, кто платит тебе зарплату, – сказал Ганн, закурил и отвернулся.

Ринг поморщился, махнул рукой, разгоняя подслащённый дым, и открыл пошире окно машины.

Повторный поиск в центральном архиве ничего не дал.

***

Сидя на кресле в подвале, Руби просунула палец под шлем, чтобы почесаться.

– Сколько ещё мы будем это делать? Всё ведь получилось, мигреней не было уже три месяца.

Она ворчала, но больше от скуки. Ей нравилась его забота и то, сколько времени он теперь уделял ей. Был момент, когда она даже хотела изобразить головную боль, чтобы он ухаживал за ней ещё больше, но она отогнала эти мысли. Это было бы низко. К тому же Кэлвин и так зачастил, в последнее время, со своей диагностикой.

Кэлвин же, переключая реле, не мог выбросить из головы гавайскую пиццу. Он пугался того, к чему вели его мысли.

– Я просто хочу всё тщательно проверить. Так, – он настроил детектор. – теперь нюхай.

Руби поднесла к носу тарелку с дольками ананаса и глубоко вдохнула.

– Хорошо, – Кэлвин записал показания. – Теперь просто вдохни. Хорошо. Теперь снова нюхай.

Кэлвин переключил режимы.

– Так, Руби. Теперь поставь тарелку, закрой глаза и подумай об ананасе. Представь его себе. Представь его запах, его вкус. Хорошо. Теперь представь яблоко. Клубнику. Белый хлеб. Снова ананас. Хорошо.

Кэлвин снова щёлкнул тумблерами.

– Не открывай глаза. А теперь… – его будто бы затошнило. – вспомни наше второе свидание. На ярмарке. Когда тот клоун внезапно выскочил и напугал меня.

– О-о, да, я помню, ха-ха… – Руби расплылась в улыбке. Её верхняя губа вывернулась, зубы обнажились.

Кэлвин зафиксировал гармоники. Вот оно. Он попросил жену вспомнить ещё несколько забавных историй из их прошлого, проверяя точность координат.

– Помнишь енота в парке? – спросил он, и когда Руби снова расплылась в улыбке, качнул рычаг, не давая себе задуматься дважды.

Верхняя губа Руби опустилась и теперь были видны лишь края верхних зубов.

– Ой, милый, что-то… как будто что-то не так.

– Всё хорошо, – сказал Кэлвин онемело. – Нет-нет, всё хорошо.

Весь вечер Руби ходила и трогала верхнюю губу.

– Как будто онемела немного.

– Для этого я и провожу диагностику.

– А что если у меня что-то отмирает?, – со страхом в глазах спросила Руби. – Что если…

Кэлвин взял её за руку.

– Ру-ру, всё хорошо. Доверься мне.

Руби с нежностью смотрела на мужа и улыбалась, с ямочками на щеках и почти не показывая зубов.

Кэлвин смотрел на красный лак её ногтей.

***

Ринг вошёл в морг, постоял несколько секунд и аккуратно постучал по жестяному столу. Коронер, впившийся в окуляры микроскопа, вздрогнул.

– Что? Кто? Ал, это ты. Прости, не слышал, как ты вошёл.

– Ты оставлял мне сообщение.

– Да-да.

Коронер встал и подошёл к детективу.

– Кратко. Пришли результаты анализа зубной пломбы девушки. Пломба относительно новая, но состав её старый, сейчас такие не производят. Возможно, лечилась в подпольной клинике. Второе. Я разговаривал с коллегой из девятого участка. Фрэнк. Ты его не знаешь. Он упомянул, что на прошлой неделе у него был труп, какой-то водитель, у которого он обнаружил странные повреждения мозга.

– Тоже утопший?

Коронер кивнул.

– Личность тоже не смогли установить?

– В том и дело, что смогли. Дело, как я понял, обычное. Водитель не справился у справлением, улетел с моста. Ничего загадочного. Никто бы и не обратил внимания, если бы Фрэнк не был бы таким же дотошным, как и я. И ещё одно, Ал. Водитель… он был одним из наших.

Ринг задумчиво почесал щёку.

– Ты кому-то говорил об этом?

– Нет, Ал. Даже излишне не расспрашивал Фрэнка. Сам понимаешь, – коронер понизил голос. – нам не стоит сейчас особо отсвечивать. Поэтому и позвонил только тебе. И поэтому, Ал, я опасаюсь делать кросс-запрос.

– Я доверяю Рональду полностью, – сказал Ринг. – Так что в девятый мы поедем с ним вместе. Сделаем всё аккуратно, не официально.

– Хорошо, хорошо, – коронер замялся. – Ал, что-то случилось?

– По мне всё видно, да? – Ринг улыбнулся. – Ничего особенного. Узнал сегодня утром, что мне назначили внеочередную аттестацию в центре.

– Ох, думаешь это может быть связано с…

– Нет, Рэджи, пустяки. Учитывая мои успехи в последние месяцы, это было ожидаемо.

– Аккуратней, Ал, – коронер положил руку на плечо детективу. – Они будут копать, обязательно будут. Глупо думать, что они ничего не знают. Но нам нужно держаться. Это больше чем я, чем ты и чем наша ячейка.

– Я знаю. И потому мне очень нужно распутать это дело с девчонкой. У них ничего на меня нет из фактов, я уверен, а подозрения, пока что, слава богу, ещё не аргументы. Но ещё одно нераскрытое – и они смогут использовать это как повод убрать меня за профнепригодность.

Ринг вздохнул и тяжело посмотрел на соратника.

***

Руби сидела на кресле в красивом коротком платье, которое обнажало её чисто выбритые ноги. На ногтях рук и ног девушки блестел свежий нежно-розовый лак. Она читала газету, спортивную колонку.

Кэлвин, в кухонной зоне, потягивал виски с содовой, любуясь женой. Допив стакан, он закурил сигарету.

– Милый, – мягко улыбнулась Руби. – не кури, пожалуйста, в доме.

– Всего одну сигаретку, дорогая.

Что за глупость, он будет курить там, где захочет. Значит, ещё и сигареты, что ж. Свет моргнул, это значило, что конденсаторы аппарата заряжены. В последние месяцы Кэлвин немного доработал машину, добавив мощности.

– Пойдём?

Руби встала и направилась в подвал, держа плечи и спину ровно, как по линейке.

– Опять рулет? – спросила Руби, когда Кэлвин закрепил ей шлем.

– Угу.

Последние недели он бился над мясным рулетом. Это было сложно, так как готовка затрагивала множество зон, зрительную память, вкусовые ощущения, запахи. Следование инструкциям. Но на сегодня, как Кэлвин считал, данных уже достаточно.

– Так, по порядку.

– Ага. Я достаю мясо из темпо-камеры…

Кэлвин следил за гармониками, пока Руби снова и снова повторяла рецепт. В конце его рука слегка замерла на рычажке. Кэлвин удивлённо посмотрел на свои пальцы, будто видел их впервые. Словно со стороны, он смотрел как они двигают переключатель.

– Руби?

Девушка повернулась к мужу, улыбнулась. Потом глаза её закатились, челюсть свело спазмом. Когда Кэлвин снял с неё шлем, изо рта его жены уже шла пена.

***

Стивен Риверс, молодой офицер девятого участка, светловолосый, с близоруким, немного косым взглядом, крутанулся на кресле.

– Чем могу быть полезен, детективы?

Ринг отодвинул лоток с документами и присел на край стола; Ганн пододвинулся поближе к молодому полицейскому, нависая над ним.

– В-вы из шестого участка?

– Точно так, – Ринг будто бы невзначай стал перебирать стопку бумаг. – Скажи, Риверс, ты уже закрыл то дело о погибшем водителе?

– Да, – Стивен немного расслабился. – Лопнула шина, грузовик упал с моста в воду. Там и расследовать нечего…

– Но дело из-под ведомства дорожной полиции передали тебе?

Стивен пожал плечами.

– Так решило руководство.

Ганн переступил с ноги на ногу, как бы невзначай наступив на ботинок Риверса, от чего тот ойкнул.

– А ты и рад продвинуться по службе?

– Что это значит? – Риверс встал, оказавшись нос к носу с Ганном, который и не думал подвинуться. – И вообще, почему всех вдруг так интересует это дело?

– Всех? – медленно спросил Ринг, вставая со стола и зажимая Риверса в угол.

На лице полицейского проступил страх, он переводил взгляд с одного детектива на другого. Затем, видно решив что-то, он расправил плечи и сжал губы. Ноздри его раздулись, а лицо покраснело.

– Господа, – сказал он дрожащим голосом. – Вы сказали, это дело имеет пересечения с вашим, однако я не видел официального запроса. Всю интересующую вас информацию вы можете получить через официальные каналы.

Риверс попытался пройти мимо детективов, но только ударился о плечо Ганна, отчего лицо полицейского из красного стало белым. Ринг выждал приличествующую паузу и сделал шаг в сторону, полицейский тотчас юркнул в образовавшийся проход.

– Попрошу вас уйти, – сказал Риверс.

Детективы учтиво улыбнулись и направились к выходу.

– Последний вопрос, офицер, – бросил Ринг вдогонку.

– Я же сказал…

– Всего один. Что перевозила эта фура?

– Промышленные темпо-камеры, – не сразу ответил Риверс.

Ринг и Ганн переглянулись.

– А что было в них?

Полицейский пожал плечами.

– Вроде мясо.

Уже в машине, Ринг достал блокнот, написал несколько строк и отдал напарнику.

– Вот говорят им в учебке не оставлять номера своих дел на видном месте стола, и всё как с гусей вода. Получится выудить?

– Да, – Ганн убрал листок в карман. – Есть у меня пара покерных должников.

***

Кэлвин пытался взять Руби за руки, но она вырывала их.

– Отвези меня в больницу!

– Послушай, послушай меня…

– Нет! Нет! Вези меня в больницу или я поеду сама!

– Руби, я всё могу исправить…

– Ты уже исправил! – Руби указала на свою ногу, бинты на которой скрывали ожог. – Слава богу это случилось во время готовки! А если бы я принимала ванну? Я бы утонула, ты понимаешь?

Рулет… Кэлвин бросил взгляд на кухонный стол, на котором стоял противень с рулетом. Вернее тем, что даже не напоминало рулет. То, что лежало в противне, пробуждало в Кэлвине воспоминание из детства, когда он увидел на дороге котёнка, которого переехала машина. Ни в одной из вселенных это не могло являться мясным рулетом.

– Руби, послушай. Мой аппарат… он не имеет аналогов. В больнице тебе не помогут. Только я, Ру-ру, только я могу тебе помочь.

Девушка перестала кричать, но руки из рук мужа всё равно вырвала.

– Что ты собираешься сделать? – серьёзно спросила она, исподлобья смотря на Кэлвина. – Только давай без своих терминов и понятий.

– Я только постараюсь понять, что пошло не так. Если я не пойму, я отвезу тебя в больницу.

– Ты же сказал, мне там не помогут!

Кэлвин хотел прекратить разговор. Зачем она спорит? Он знает, что делает. Ей просто нужно заткнуться и делать, что он говорит.

– Я расскажу им про свой аппарат. Вместе с учёными мы во всём разберёмся. Последний раз Руби. Доверься мне ещё один раз.

Руби задумалась. Дала взять себя за руку.

– Последний раз, Кэлвин. Это будет последний раз.

– Конечно, сказал он.

Кэлвин перебирал гармоники, но никак не мог найти несоответствие. Руби нервничала и ругалась. Он не может попросить её представить себе припадок. Да и как она это сделает? Стоило бы дождаться, когда у неё снова это случится, чтобы сравнить с показателями обычного состояния, но она не даст ему этого сделать. Плюс, её будет трясти, а значит шлем сдвинется.

Кэлвин лихорадочно соображал. За месяцы испытаний он набрал уже много материала, определил множество зон в мозге, проштудировал множество книг. Так, судороги, потеря сознание, небольшое количество вспененной слюны. Можно предположить, что это эпилепсия. Он может изолировать зоны, которые дают наложения гармоник. Он справится.

– Расслабься, Ру-ру.

– Ты понял, в чём дело?

– Да, почти, сейчас.

Кэлвин выставил режим импульсов. Это поможет, плёвое дело.

– Кэлвин?

– Что?

– Я люблю тебя.

– И я тебя, – машинально ответил Кэлвин. Он уже не смотрел на жену, была ещё целая прорва работы. Спустя полчаса, когда вязкую тишину прерывали лишь нажатия кнопок и щёлканье переключаталей, Кэлвин коротко бросил «Руби, сиди смирно» и качнул рычажок.

– Руби?

Девушка не отвечала, опустив голову и мерно дыша. Кэлвин аккуратно снял с неё шлем, поднял на руки, отнёс в спальню. Постоял некоторое время, думая дождаться пробуждения, но всё же направился к выходу спальни. Скрипнув дверью, он почувствовал шевеление сзади и обернулся.

Руби пыталась сесть на кровати. Правая рука её была сжата в неестественной позе; кожа на правой половине лица была расслаблена и свисала; правый глаз смотрел куда-то вниз. Левый же глаз смотрел прямо на Кэлвина, и в нём читалось столько ненависти, сколько мужчина и не мог представить, что может существовать в мире.

***

Придорожное рок-н-ролл кафе расцвечивало дождливую улицу пёстрым и ярким неоном. Ринг вошёл, отряхивая зонтик. Громко играла музыка, пары на танцполе извивались под всполохи света. Ганн сидел за столиком в глубине, рядом с дверью на кухню.

– Всё настолько плохо? – спросил Ринг, вешая мокрое пальто и присаживаясь.

Ганн пододвинул к нему через столик серую папку без названия. Ринг открыл было её, но тут же захлопнул, так как подошла официантка, в розовом платье и белом переднике.

Когда официантка ушла, Ринг аккуратно открыл папку.

– Да, – наклонившись к напарнику сказал Ганн. – Всё настолько плохо. Видишь?

Ринг пробегал глазами листы.

– Хм… Эта чёртова музыка меня сбивает. Что здесь не так?

– Всё! Да всё там не так! Присмотрись.

Ринг нахмурился. На первый взгляд отчёт был самым обычным. Оформлено аккуратно и чисто. Тогда почему они встречаются в этой гремящей забегаловке? Свидетели. Показания. Лопнувшая шина. Тело доставали водолазами. Отчёт коронера. Похоронен… Так, стоп.

Цепочка начинала проясняться, но не там, где обычно ищут. Тело похоронено на следующий день после вскрытия. Слишком быстро. Груз искали пять отрядов водолазов. Слишком много для такого дела. Машина принадлежит логистической компании «Федерал Лоджистикс», однако нет формуляра о возвращении самой машины и груза компании. Куда тогда делся груз? Темпо-камеры, как сказал Риверс, но на это даже нет указания. Как и о том, что было в них.

Из клапана в конце папки Ринг вытащил голотипии и их двухмерные копии в виде обычных снимков. Он достал из кармана небольшую лупу и принялся рассматривать кадры. И вот тут всё было явно обставлено хуже. Многих снимков явно не хватало.

– Что думаешь? – спросил Ганн.

– Всё это было бы странным, но не более, если бы…

– Если бы не наша девчонка, – закончил Ганн.

– Я не знал, что в темпо-камерах можно…

– Значит, можно. И вот так наша русалка оказалась под водой, – Ганн допил кофе. – Не считая миллиона вещей, которые меня беспокоят в этом деле, я не могу понять одно – почему у водителя и девушки одинаковые повреждения мозга? Нас привела к этому совершенно сторонняя улика. И ты видел в деле особое мнение коронера? Он считал, что водитель страдал эпилепсией, и приступ мог послужить причиной падения. Но эпилептик не прошёл бы медосмотр. Не могла же она у него просто возникнуть? Может…

– Погоди, – перебил его Ринг, который продолжал перебирать снимки. Он достал из внутреннего кармана пиджака небольшую лупу и склонился над кадром, изображавшим повреждённые перила моста, с которого упала машина. По бокам кадра виднелись полицейские машины и стояли люди.

– Чёрт, Рон, в какое дерьмо мы влезли? – Ринг резко выпрямился, положил лупу на кадр и толкнул их через стол. – Второй слева.

Ганн посмотрел на снимок через лупу, захлопнул папку и кивнул напарнику.

– Через кухню.

Они встали из-за стола – Ринг оставил несколько купюр – и спокойным шагом прошли через кухонную дверь. Повара только скользнули по ним взглядами, но вопросов не задали. Детективы прошли кухню насквозь к чёрному выходу, но у зоны с духовками Ганн вдруг остановился.

– Знаешь, почему я выбрал именно эту забегаловку?

– Нет.

– Потому что они делают очень хорошую пиццу. В настоящей дровяной печи.

Ганн схватил висящую рядом с печью тряпку, открыл заслонку и кинул в огонь папку.

– Пошли.

В огне постепенно сгорали документы, а также снимок моста, на котором вторым слева стоял человек в строгом костюме, уперев руки в бока и задрав полы пиджака. На поясе у человека виднелся металлический жетон, на котором, хоть и с трудом, но безошибочно угадывался силуэт гербового орла, который держит в лапах ключ.

***

Руби с трудом сидела самостоятельно, поэтому Кэлвину приходилось привязывать её к креслу. Ему пришлось взять внеочередной, двухнедельный отпуск на работе, к неудовольствию начальства. Однако его идеальный послужной список и тот факт, что все на работе знали о мигренях его жены, позволило не делать из этого скандал.

– Кэвл… кэвл…

– Тихо, Руби, тихо. Ничего не говори.

Синусоиды. Гармоники. Напряжение. Частота. Речевые центры — это достаточно простая зона.

– Защ… етыел… мар… з-з…

– Руби, пожалуйста, помолчи, – Кэлвин послал импульс. Посмотрел на жену.

– Марс… Мрас…

– Что, Руби?

– Мрас… Мараз… Мразь. Какая же ты мразь. Чтоб ты сдох.

Кэлвин шумно выдохнул.

– Ты снова говоришь. Видишь, всё можно исправить.

– Мразь. Мразь! Ненавижу! НЕНАВИЖУ! – Руби, привязанная к креслу, начала судорожно биться.

– Руби, Руби…

– Ногти! Нравятся тебе мои ногти Кэлвин? А? Нравятся теперь?

Кэлвин, подошедший было, чтобы снять верёвки, остановился.

– Что?

– По-твоему я дура? Кретинка? Ты действительно был настолько одержим? Ты думал я не понимаю, что делаешь? Что ты делал, Кэлвин?!

– Я… Я просто…

Руби закричала. Потом заплакала.

– Почему ты просто не попросил меня? – всхлипывала она. – Почему просто не сказал?

Кэлвин развязал верёвки. Руби, всё ещё не владея половиной тела, упала в его объятия, содрогаясь в рыданиях.

***

К рабочим столам детективов подошёл человек. Человек этот был ничем не примечательной внешности, в строгом чёрном костюме, с чёрным галстуком и шляпой.

– Мистер Ганн, мистер Ринг. Меня зовут Рой Карвер, я из миграционной службы. Полагаю, вы уже ознакомились с моим отчётом?

– Конечно, – натянуто улыбнулся Ринг. – Погибшая девушка оказалась нелегальной иммигранткой из старого света, которая пыталась попасть в страну на корабле. У побережья она спрыгнула, но не доплыла.

– Да-да, – кивнул Карвер, внимательно смотря на Ринга. – Всё так. Надеюсь, вы рады, что это дело успешно закрыто?

Представитель миграционной службы сделал особый акцент на последнем слове.

– Неимоверно, – сказал Ринг.

– Уверен, ваша аттестация теперь пройдёт успешно, – с ядовитой ухмылкой сказал Карвер, и, коснувшись шляпы, ушёл. Ринг проводил его ненавидящим взглядом.

– Миграционная служба. В таком-то костюме? Хах, да конечно, – фыркнул Ганн. – Скажу тебе честно, Ал, иногда я даже думаю, что в твоих словах что-то есть.

***

Сколько уже прошло дней он не знал. Был момент, когда телефон звонил каждый час, так что Кэлвин перерезал провод. Верхний свет в доме уже давно не зажигался. Спустя ещё несколько сеансов, он смог вернуть жене моторику в теле, но…

Он запер все выходы из дома, и, хотя Руби при нём не порывалась бежать, он стал замечать множащиеся следы ногтей на белых поверхностях дверей. Когда он отрывался от работы над книгами и чертежами, он искал жену. Находил её, съёжившуюся в шкафу, подсобке, или под кроватью.

Один раз он искал её особенно долго, обшарил весь дом, пока не заметил две блестящих точки под потолком. Руби сидела – как только забралась – на холодильник, и сидела там на корточках, вжавшись в стену. Волосы её были растрёпаны, а платье порвано и свисало лоскутами.

В иные дни она просто ходила за Кэлвином, держа дистанцию в два шага. Она ничего не говорила, лишь ковыляла, тяжело дышала и смотрела на мужа, почти не моргая. В другие дни она просто стояла посреди какой-нибудь комнаты и смотрела в сторону окна, которые Кэлвин забил досками из подвала.

– Если здесь, то это может… Чёрт, – Кэлвин закрыл анатомический атлас, выключил лампу и уронил голову на руки. Волосы его были сальными и взъерошенными, глаза налились кровью, он уже очень давно не спал.

Кэлвин встал и в темноте дома прошёл в холл, сел на кресло, налил виски и закурил трясущейся рукой.

Послышался скрежет, мужчина повернулся на звук. Руби, в кухонной зоне, нетвёрдо стояла, подвернув правую ногу. На лице больше не свисала кожа, но выражение на нём вряд ли можно было назвать человеческим, словно маска, натянутая невидимыми нитями. В правой руке Руби держала большой нож, который скрежетал по столешнице с каждым шагом девушки.

– Руби…

Когда стол закончился, девушка упала, но, уже на полу, продолжила ползти к мужу. Кэлвин смотрел на жену, не замечая, как догоревшая сигарета обжигает пальцы.

– Ру-ру…

По лицу Кэлвина катились слёзы. Он снова и снова повторял её имя, пока девушка, втыкая нож в пол и подтягивая тело, ползла к нему. Оказавшись неподалёку, Руби вдруг вскочила и бросилась на мужа. Нож скользнул по кости и прорезал левое плечо.

Кэлвин вскрикнул, пытаясь удержать беснующееся существо, которое когда-то было его женой.

Надо уезжать. Увезти Руби. В больницу или… или в его лабораторию. Там много светлых умов, всё ещё можно исправить. Да, ему, после всего, светит срок, но лишь бы… лишь бы…

Он повалил Руби на пол, прижал телом, одной рукой он завёл руки девушки за её голову, другой закрывая ей лицо. Руби сильно брыкалась ногами.

Сквозь пальцы, Кэлвину казалось, что он видит лицо прежней Руби. То нежное лицо, которое он с нежностью гладил, когда она лежала у него на коленях обычным спокойным вечером.

Руби продолжала активно сопротивляться, и в этот момент Кэлвин услышал, как во входную дверь медленно и сильно постучали.

***

Дома у Ринга собрались гости. Немного, только самые близкие друзья. Ганн поднял бокал.

– За успешную аттестацию!

– С отличием!

– Ура-а!

Вечер проходил весело и беззаботно, Ринг светился спокойной радостью. Детективы больше не обсуждали дело девушки, но там и нечего было больше обсуждать, они это понимали. Это не их уровень.

– Тише! – миссис Ганн включила звук на телевизоре. Картинка показывала толпы людей, которых разгоняют водомётами.

«Ввиду продолжающихся беспорядков на улицах» – донеслось из динамиков. – «мэрией было принято решение ввести особое положение в городе. Начиная с грядущего понедельника, четвёртого августа, одна тысяча шестьдесят девятого, года, в городе вводится комендантский час. Помимо этого…».

Ганн встревоженно посмотрел на напарника, но Ринг был совершенно спокоен. Увидев взгляд напарника, он только спросил:

– Покурим?

Они вышли на задний двор.

– Что творится-то, Ал. Там был кто-то… из твоих близких? – спросил Ганн, имея в виду пострадавшую на улице толпу.

– Не знаю. Да и… – Ринг махнул рукой. – В последнее время я всё чаще думаю, что занимался каким-то ребячеством.

Устал я. Хочу подумать о себе, о своей жизни. Остальное уже как-то… потеряло всякий смысл.

– Вот как, – задумчиво проговорил Ганн, внимательно изучая лицо напарника. Как тот улыбается каким-то своим мыслям, доставая из кармана и закуривая персиковые сигареты «Уайлд Спирит».

«Сигареты «Уайлд Спирит». Вкус настоящей свободы».