То, что нужно Родине

То, что нужно Родине

Иннокентий Васильевич Ядроголовцев вышел из подъезда своего дома и размеренной походкой пошел на работу. Человеком Иннокентий Васильевич во всех смыслах был обычным. Сорока двух лет отроду, среднего роста, среднего телосложения, не спортивный, не худощавый, не полный. Волосы имел не длинные, то ли темно-русые, то ли светло-каштановые. Лицо округлое, глаза добрые, ладони мягкие. Являлся хорошим отцом двоих детей и верным мужем одной жены.

Родился и проживал Иннокентий Васильевич в маленьком городе, именуемым Курчатов-7. Город это очень маленький, даже по меркам очень маленьких городов и очень секретный, даже по меркам очень секретных городов. Курчатов-7 не найти на обычных географических картах и даже не на всех секретных картах он присутствует. Можно даже предположить, что где-то есть города Курчатов-6 и Курчатов-8. Неизвестно, сколько таких Курчатовых разбросано на просторах родины и нет такой карты, где бы их отметили все разом. Так как город секретный, то и нумерация домов в нем отсутствует, но все знают, что их двадцать три пятиэтажки. Еще в городе Курчатов-7 работают клуб, дом быта, кинотеатр, баня. Дети учатся в школе, а малышей родители по утрам отводят в садик. На выходных все гуляют в парке. Город Курчатов-7 настолько секретный, что о распаде СССР его жители узнали только в две тысячи третьем году.

Особняком, на самом почетном месте в городе, стоит здание секретного института. Настолько секретного, что настоящего его названия никто не знает. Поэтому все называют его Филологический Институт имени Александра Сергеевича Пушкина. Иннокентий Васильевич Ядроголовцев числится в этом институте деканом кафедры Русской словесности.

По дороге на работу Иннокентию Васильевичу поступил вызов на старенький голографический коммуникатор «Маяк», 1984 года выпуска.

– Здравствуйте, Зинаида Андреевна. Что-то случилось? – поинтересовался ученый у секретаря ректора.

– Андрей Геннадьевич попросил, чтобы вы к нему зашли.

– Всенепременно загляну.

Иннокентий Васильевич, пройдя через приемную, еще раз поздоровался с Зинаидой Андреевной. Толкнул солидную дверь и вошёл в столь же солидный кабинет. Стены оббиты венгерскими деревянными панелями. Румынский книжный шкаф из бука. Железная вешалка для одежды, произведена в ГДР. Огромный дубовый стол. Настолько огромный и настолько дубовый, что, возможно, сначала его поставили тут и только потом вокруг него построили институт. На столе стоял бюст Сталина, три дисковых телефона, канцелярский пенал и старый кубитовый компьютер «Эльбрус ИКК» с голографическим экраном. На стене висели три портрета. Пушкина, Курчатова и Циолковского. За столом, на кресле, сидел он – Андрей Геннадьевич Броссе.

Попросите обычного человека назвать какую-нибудь легендарную личность. Кто-то вспомнит Македонского, иные Чингисхана и, конечно, не забудут про Юрия Гагарина. Задайте тот же вопрос жителям Курчатова-7, и они без раздумий назовут Андрея Геннадьевича Броссе. Личность во всех смыслах легендарную. Роста невысокого, коренаст, лысоват, умен, рода дворянского, коммунист. Одни говорили, что ему семьдесят восемь лет, другие – сто семьдесят восемь. Кто из них прав, абсолютно неизвестно. Легенды об Андрее Геннадьевиче ходили разные. Поговаривали, что еще до того, как американцы создали атомную бомбу в США, а Курчатов в СССР, Броссе уже собрал бомбу – аннигиляционную. Но из-за отсутствия на земле антиматерии зарядить ее оказалось нечем. Бродили разговоры, что под конец холодной войны Броссе вместе с Пажитновым и Герасимовым создали супероружие под названием «Тетрис». Безобидная игрушка стала сверх популярной в капиталистических странах. Многие играли в нее на рабочем месте, сильно ухудшив производительность труда.

Одна из невероятных историй, связанных с Андреем Геннадьевичем, сучилась в далеком 1967 году. В то время, Андрей Геннадьевич руководил крайне секретным экспериментом, связанным с геомагнетизмом. Для науки эксперимент прошёл отлично и дал множество великих открытий. Но для самого Андрея Геннадьевича все прошло не столь гладко. Во время одного из опытов ученый подвергся воздействию магнитного поля огромной мощности. На два месяца впал в кому. Усилиями советской медицины великого ученого удалось спасти, но с тех пор его левый глаз всегда смотрит на север. Точнее, на северный геомагнитный полюс.

– Иннокентий Васильевич, проходите, голубчик, присаживайтесь, – по-отцовски предложил Броссе.

Ядроголовцев насторожился. В институте любой, начиная от сопливого студента и заканчивая деканом, знали, если Андрей Геннадьевич ругает и критикует, значит все хорошо. Если Броссе любезен, добр и приветлив, тогда случилось что-то неладное.

– Я прошу прощения, случилось что-то неладное? – робко поинтересовался Иннокентий Васильевич.

– Нет, ну что вы. Все так, как должно быть, – Андрей Геннадьевич поставил на стол стакан, наполнил его из графина и протянул Ядроголовцеву. — Вот, пожалуйста, попейте.

Иннокентий Васильевич осторожно сделал маленький глоток. Вода. Без длительных раздумий, он выпил весь стакан и аккуратно вернул его на стол.

– Как вы думаете, что это было? – будто невзначай спросил Броссе.

– Что было? Где? – не поняв вопроса, уточнил Ядроголовцев.

– В стакане. Что было?

– А, в стакане, – Иннокентий Васильевич посмотрел на пустой стакан. – Вода.

– Вот и нет голубчик, не совсем вода, – Броссе снова наполнил стакан из графина. – Это оксид дейтерия.

– Тяжелая вода? – ошарашено переспросил Ядроголовцев. Он знал, что оксид дейтерия в таких количествах безвреден для организма, но все же почувствовал себя не очень хорошо.

– Да, Иннокентий Васильевич, она самая. Вы знаете, что это топливо молодой вселенной. Именно из дейтерия в первые мгновения после Большого Взрыва образовался гелий. Потом загорелись звезды, начали вращение галактики, а позже появились мы! Мы с вами, вы и я! – заканчивал фразу Андрей Геннадьевич громко и воодушевленно.

– Ну да, конечно, знаю, – Ядроголовцев чувствовал себя некомфортно, а если говорить начистоту, то ему было просто страшно. Непонятный разговор на непонятную тему. Да еще и этот глаз, который постоянно на него смотрел. Куда бы Броссе не повернул голову, его левый глаз всегда глядел на Ядроголовцева. Конечно же, он смотрел на север, но кресло стояло так, что взгляд ректора упирался прямо в сидящего.

– Еще бы вы не знали. Кто бы тогда назначил вас деканом в наш институт? – Броссе открыл лежащую на столе папку и достал оттуда лист бумаги. – А что это такое, вам известно?

Иннокентий Васильевич сначала чуть не сказал: «бумага». Потом поняв, что, наверное, и тут скрыт подвох, лишь отрицательно покачал головой.

– Ну тогда я вам скажу. Это секретное постановление. Принятое двадцать шестым съездом ЦК КПСС. Оно ставит перед советской наукой задачу: найти более дешевый и эффективный способ производства оксида дейтерия. Эта задача поручена нашему институту, а если быть точнее – вашей кафедре.

Ядроголовцев, ошарашенный и сбитый с толку, непонимающе смотрел на стакан.

– Но, простите, СССР и ЦК КПСС уже давно нет, – робко возразил он.

– Конечно СССР нет, но постановление ЦК КПСС есть, и его никто не отменял.

– Но, простите, когда это постановление приняли, мне не было еще и трех лет.

– И что? Вы приняли кафедру и должны знать о незавершенных научных проектах, которые за ней числятся.

– Но почему сейчас, по прошествии тридцати лет?

– Хотя информация эта секретна, но вам скажу, как человеку в дело вовлеченному. Совсем недавно ученые из города «Курчатов 12» совершили прорыв в проектировании термоядерного реактора. Очень скоро мы ожидаем технологическую революцию. Термоядерный синтез обеспечит человечество энергией и даст толчок к дальнейшему развитию цивилизации.

Ядроголовцев еще некоторое время думал над аргументами, затем лишь обреченно махнул рукой и спросил.

– На сколько? На сколько мы должны удешевить производство тяжелой воды?

Броссе достал из кармана старый советский рубль и положил его на стол.

– Рубль за стакан дейтерия.

Ядроголовцев ошарашено посмотрел на рубль и тяжело сглотнул.

– Но это невозможно технически. Производство дейтерия сложный, энергозатратный процесс. Электролиз, ректификация, снова электролиз.

– Иннокентий Васильевич, поймите, голубчик, – Броссе был непреклонен. – Родине не ведомо слово – невозможно. Родина ставит задачу, и мы должны ее выполнить. Если мы не можем этого сделать, то…

– И что тогда?

– Тогда приходят люди из компетентных органов и спрашивают: «А достаточно ли ты старался для выполнения поставленной задачи?» – Андрей Геннадьевич встал у окна, созерцая солнечное утро. – Сейчас мы работаем в прекрасных условиях, Иннокентий Васильевич. Но все может резко измениться. Вам, когда-нибудь, доводилось работать в шараге, запертым глубоко в подвальчике, не имея возможности видеть солнечного света?

– Нет не доводилось, – не кривя душой, ответил Ядроголовцев.

– А вот мне довелось, в тридцать седьмом.

– Но, простите, сейчас наступили другие времена.

– Голубчик! – перебил Броссе. – Время течет по спирали, сегодня наступили одни времена, а уже завтра могут вернуться прежние. Так что к концу недели жду вас с отчетом о первых успехах в решении поставленной задачи. Рубль возьмите себе, на память.

Ядроголовцев, не говоря больше ни слова, встал со стула, сунул в карман подаренный ему рубль и отправился к себе в кабинет. Взяв себя в руки, следующие два дня Иннокентий Васильевич провел, натужно размышляя над поставленной задачей. Проводил расчеты и выдумывал новые, порой фантастические способы получения дейтерия. Привлекать к вопросу других работающих у него на кафедре специалистов он не стал, решив, что если ничего не получится, то всю ответственность придётся нести исключительно ему одному. По всем прикидкам ученого, даже если максимально оптимизировать все процессы производства, то конечную стоимость продукта удастся сократить максимум вдвое. Что все равно будет в сорок раз дороже, чем в постановлении партии. Это и не удивительно, ведь в постановлении подразумевался советский рубль, курс которого был значительно выше. В конце второго дня Ядроголовцев решил ухватиться за, как ему казалось, последнюю возможность. Зайдя к Броссе, он мягко поинтересовался, можно ли считать стоимость дейтерия по курсу советского рубля. На что Андрей Геннадьевич так же ласково ответил.

– Иннокентий Васильевич, голубчик, о чем вы? Советского союза уже тридцать лет как нет. Советский рубль давно не в ходу. Так что считайте все в наших, российских рублях, и не отвлекайте меня по мелочам.

Весь оставшийся рабочий день Иннокентий Васильевич просидел то глядя в пустоту, то на подаренный ему денежный знак. Налив себе стакан с водой, он просто не решился его выпить. Дорога домой, которая пешком всегда занимала двенадцать минут, затянулась на час. Ученный останавливался и разглядывал деревья, фонарные столбы, проходящих мимо людей. Щурился на клонящееся к закату солнце, будто наблюдает его в последний раз.

Домой Ядроголовцев вернулся понурый, со вселенской горечью в глазах. Домочадцы, которые еще несколько дней назад заметили, что с отцом их семейства творится что-то неладное, ходили тихо как мышки, стараясь его не тревожить. Перед сном супруга Иннокентия Васильевича, Кристина Александровна, пошла на штурм крепости тоски и уныния. Сладкими речами, женской нежностью и уговорами, как Мата Хари у старого французского генерала, выведала Кристина все беды своего супруга. Ученый рассказал про разговор с Броссе, про секретное постановление партии, про разработку института в Курчатове-12. В завершении разговора, он красочно описал, как вскоре может отправиться работать в подвальную шарагу без права переписки. Столь кардинальные перемены в семейном будущем Кристину Александровну решительно не устраивали. Она без раздумий достала из глубины тумбочки пожелтевший клочок бумаги и протянула мужу.

– Кеша, возьми, это адрес бабы Тони, она поможет.

Иннокентий покрутил в руке бумажку. Надпись на ней потерлась, но все еще была различима: «Село Плутово, пятый дом справа. Баба Тоня». Ядроголовцев знал, что баба Тоня бабка его жены, но не знал, как она может ему помочь.

– Кристиночка, это научный вопрос. Я не знаю, как баба Тоня может мне помочь.

– Не важно, какой это вопрос, но если он нерешаем, то поможет только баба Тоня. Пойдешь к ней с утра и не спорь.

Иннокентий Васильевич и не спорил. Встал с утра, позвонил в отдел кадров, взял больничный. Надел удобную обувь и отправился к бабе Тоне.

Рядом с городом Курчатов-7 стояли два села. «Урково» после постройки города переименовано в «Ураново», и село «Плутово», переименованное в «Плутониево». Идти до «Плутониева» пешком пришлось часа два. Когда Иннокентий уже выбился из сил, вдали показались первые деревянные домики. Жилище бабы Тони ученый нашел сразу. Зашел во двор и постучал в дверь.

– Заходи, Кеша, открыто! – донесся старческий голос из дома.

«Странно», – подумал Иннокентий. Как бабка могла узнать о его приходе? Может Кристина предупредила, хотя тут, в деревне, телефонов отродясь не было.

Зайдя в избу, Иннокентий как в сказку попал. Большая русская печь, оббитый железом сундук, деревянные лавки. Стены завешаны расшитыми рушниками. В красном углу позолоченный иконостас. На столе стоит самовар и куча разных вкусностей.

– Ноги вытирай, проходи, садись за стол, я тебе сейчас щей налью.

Баба Тоня молчала до тех пор, пока Иннокентий не поел. Потом подала ему чай.

– А я тебя, Кешенька, еще во вторник ждала, чего тянул так долго? – спросила бабуля, жуя крендель и запивая чаем.

– Ну так работа, занят был, – недолго думая, ответил Иннокентий.

– Работа — это хорошо, лодыри нам ни к чему, – вынесла свой вердикт баба Тоня и, макнув пряник в чай, продолжила. – Как там у Андрюши дела?

Иннокентий задумался, про какого Андрюшу спрашивает бабуля.

– Может быть, как у Саши дела? Внука вашего Александром зовут.

– Да не, как у Саши дела я знаю. Кристинка в письмах рассказывает. Я спрашиваю, как у начальника твоего дела.

– У Андрея Геннадьевича? – удивленно уточнил Иннокентий.

– Ну да, у Андрюшки.

– Да вроде бы хорошо, тоже работает, – недоуменно ответил Иннокентий.

На какое-то время в избе повисло молчание. Иннокентий с бабой Тоней тихо попивали чай.

– Ну давай, Кеша. Хватит чаи гонять, пора и вопросы решать. Ты готов?

– Готов, но как их решать?

– А есть методы. Наши, народные.

Баба Тоня плотно закрыла ставни и зажгла лучину. Выкатила на центр избы ростовое зеркало. Прошлась вокруг него, что-то нашептывая, и с деловитым видом вернулась на свое место.

– И что теперь? – робко поинтересовался Иннокентий.

– Сидим, ждем, – шепотом ответила баба Тоня. – Ты, главное, не шуми, они тишину любят.

Спустя некоторое время, зеркало тускло засветилось. Иннокентий глядел на него не отрываясь. Свет разгорался все сильнее, Иннокентий смотрел все пристальней. Вскоре зеркало засияло так, что начало резать глаза. Иннокентий прищурился, и именно в эту секунду из зеркальной глубины вышли темные фигуры. Потрясенный ученый чуть не полетел со стула. Свечение поубавилось так, что стало возможным рассмотреть двух странного вида субъектов.

Первый: рослый, плечи расправлены, в черном френче с бабочкой на шее, седая борода перетянута лентой, длинные волосы зачесаны назад. На кончике носа маленькие очки с круглыми линзами. Похож то ли на дворецкого, то ли на дореволюционного учителя.

Второй: низкий, доставал Иннокентию лишь до груди, широк в плечах, сутуловат. В сером костюме тройке. Короткая, рыжая борода топорщилась ежовыми иглами. Из-под кепки торчали нечёсаные, медного цвета лохмы. Руки низенький держал в карманах. Видом своим напомнил Иннокентию Бармалея.

– Приветствуем вас, Антонина Петровна и Иннокентий Васильевич, – начал разговор высокий. – Хотя, признаться, ждали от вас вызова еще во вторник.

– Здравствуйте, – машинально промямлил Ядроголовцев и покосился на бабу Тоню. Но та лишь кивнула гостям и села в дальний угол, взяв в руки вязание. Всем своим видом показывая: дальше разбирайтесь без меня.

– Иннокентий, мы осведомлены о вашей проблеме и готовы посодействовать в ее решении, – высокий непонятно откуда вытащил зеленную папку и положил ее на стол. – Выдаем вам документацию и соответствующие расчеты, относящиеся к процессу получения оксида дейтерия по цене один рубль за грамм.

– Вот так просто отдадите мне документы? – уточнил Иннокентий.

– А чего усложнять-то? – подхватил разговор низенький. – Ща быстренько договор подпишите, заберете документы и домой к жене. У нас, знаете, тоже дел невпроворот.

Ага. Теперь у Иннокентия в голове начала вырисовываться картина происходящего. Неизвестные личности, в обмен на исполнение желания, предлагают заключить контракт. Сюжет до боли знакомый.

– А в обмен что потребуете? Мою душу? —твердым голосом спросил Иннокентий.

– Ну вот и этот туда же! – вспылил коротыш. – Да на кой хрен нам твоя душа?!

– Как же? Ад, чистилище, вечные муки.

– Тфу ты, – махнул рукой коротыш. – С виду образованный человек, а на деле дурак.

– Зря вы так коллега, он просто жертва тлетворного влияния западного кинематографа. Боюсь, мы бессильны в противостоянии этой напасти, –Высокий придвинул стул и сел напротив Ядроголовцева. – Уважаемый Иннокентий Васильевич. У нас серьёзная организация, мы такими глупостями, как пытки и порабощение душ, не занимаемся. Так что подписывайте договор и забирайте документы.

Иннокентий некоторое время раздумывал в нерешительности.

– Могу я взглянуть на ваш договор? – с сомнением спросил он.

– Конечно можете, хотя чё на него смотреть, договор как договор, – тут же подхватил низенький. – Вы крещенный или нет?

– Крещенный, а это имеет значение? – хотя Иннокентий не считал себя верующим, но тут же вспомнил, что в детстве его крестили.

– Конечно, имеет. Для некрещеных типовой договор. Для крещеных с приложением. У нас отчетность строгая, – коротышка положил на стол рядом с Иннокентием четыре листа желтоватой бумаги с отпечатанным на принтере текстом.

Иннокентий глядел то на договор, то на коротышку и высокого. Мельком даже глянул на бабулю, но она, как ни в чем небывало, все так же орудовала спицами. Ладони у Иннокентия вспотели, он потер их об штанину. Во рту пересохло, но чая на столе уже не было. Сейчас ученый, наверное, согласился бы выпить и стакан с дейтерием из кабинета Броссе. Иннокентий не знал, что произойдет после подписания договора, но вспомнил про шарагу в подвале и решился.

– И как мне его подписать? Кровью? – серьёзно спросил он.

– Нет, ну я просто не могу! Какой еще кровью?! – снова вспыхнул коротышка.

– Иннокентий Васильевич, не нужно никакой крови, вот, возьмите ручку. Поставьте подпись там, где галочки.

Несколько раз Иннокентий перечитал договор, вдумался в каждое слово. Поискал строчки, написанные мелким шрифтом. Не нашел ничего подозрительного. Просто передача технологии в его пользование и не более.

Дрожащими руками Ядроголовцев расписался на двух экземплярах договора и двух приложениях к нему. Коротышка взял подписанные бумаги, пробежал по ним глазами.

– Нормально все, пошли.

Оба гостя развернулись к зеркалу.

– Стойте! – вскрикнул Ядроголовцев. – А дальше что?

– Ничего, Иннокентий Васильевич, работайте. На благо родины.

Ученый смотрел на удаляющиеся в зазеркалье спины коротышки и высокого, слушая доносившийся разговор.

– Знаешь, Андрюха-то сообразительней будет.

– Согласен, коллега. Люди деградируют. Не устану повторять, всему виной западный кинематограф. С этой напастью нужно срочно что-то делать. Как вернемся, подам рапорт по данной проблеме.

Зеркало погасло. Баба Тоня неспеша открыла ставни, впустив в избу солнечный свет. Иннокентий стоял, глядя на свое отражение.

– Кешенька, милый, ты давай в себя приходи, тебе еще домой топать.

– Баба Тоня, это кто были? Черти?

– Да Бог с тобой, Иннокентий! – бабуля набожно перекрестилась. – Еще нечисти мне тут не хватало. Наши это, леший с домовым, на пару работают.

– А им-то это зачем?

– Как зачем? Во благо родной земли трудятся, как и все мы. Ты вот что, Кешенька, водички испей и ступай. Подышишь свежем воздухом, развеешься.

Утром следующего дня Иннокентий Васильевич положил зеленую папку на стол Броссе. Андрей Геннадьевич глянул на нее, но открывать сразу не стал.

– Были у бабы Тони? – серьезно, без привычной любезности, спросил он.

– Был, – без робости ответил Иннокентий. После посещения Плутониева левый глаз Броссе его уже не пугал.

– И как она поживает?

– Хорошо, о вас спрашивала.

– Вот как? – удивился Броссе. – И что вы ей ответили?

– Сказал, что работаете.

– Это вы правильно сказали. Лодыри родине не нужны, – Андрей Геннадьевич все же открыл папку и неспеша ее пролистал. – Надо же, как у них тут все просто получается.

– Да. Возможно, я бы и сам до этого додумался.

– Возможно, – Броссе закрыл папку и толкнул ее Ядроголовцеву. – Приступайте к реализации проекта. Подадите мне список необходимого оборудования, я отправлю запрос в центр. Отчитываться мне будете лично, на еженедельной основе. Идите, работайте.

Иннокентий Васильевич встал, пошел и начал работать.

* * *

Сергей Витальевич только недавно перевелся в Курчатов-7. Ему поручили возглавить одну из кафедр в институте филологии. По дороге на работу к нему на коммуникатор поступил вызов от секретаря ректора.

– Сергей Витальевич, вас ректор к себе просит.

– Да, конечно, уже иду.

Сергей Витальевич еще ни разу не встречался с ректором. Но историй о нем слышал множество. Особенно ему запомнился случай, который произошел с ректором лет десять назад. В институте проводили эксперимент по меж-квантовому переносу материи. Ректор лично зашел в портал, переместившись из одного крыла института в другое. Этот эксперимент стал прорывом для человечества, но для ректора оказался не совсем успешным. При переходе его правая и левая рука поменялись местами.

– Иннокентий Васильевич, здравствуйте, вызывали?

– Здравствуйте, Сергей Витальевич, проходите, садитесь.

Сергей мельком посмотрел на руки Ядроголовцева, те и в правду были вывернуты ладонями наружу.

– Вы у нас человек новый, – продолжил Иннокентий Васильевич, – заступили на ответственную должность. И цели перед вами стоят сложные. С сегодняшнего дня, основной задачей вашей кафедры станет нахождение способа получение металлического водорода в промышленных масштабах.

– Но сейчас металлический водород с трудом получают даже в лабораторных условиях, – возразил Сергей.

– А никто не говорил, что будет легко. Не теряйте времени, идите работайте. Помните: лодыри родине не нужны.