Камневолье

12+
  • Самородок
  • Опубликовано на Дзен
Автор:
Аня Тэ
Камневолье
Аннотация:
Рассказ написан в рамках писательского марафона от Charlie Gelner (она же милый Фиолетовый Гриб), за что ей большое спасибо. Побывал на Квазаре, С.Ч.К. и Кубке Брэдбери практически в неизменном виде. Долго потом правился по разным советам и замечаниям.
Кто приложил руку, отписался, высказался - спасибо! Я не люблю этот рассказ, мне с ним сложно, но вы помогли сделать его немного лучше.
Текст:

Из магнитолы звучали любимые «Nickelback», скрашивая время в пути. Рита уже забыла, когда ездила здесь последний раз. С отцом, на белом «Запорожце», трясло как в телеге. То ли дело сейчас.

Рита совсем не чувствовала связи с родным городом. По инерции праздновала Сабантуй, всегда заканчивала разговоры по телефону с дедом словами «Мин хинэ яратау[1]», время от времени совершала намаз. Рита стала русской. Как и её отец, забравший жену и восьмилетнюю дочь, уехавший из родных мест в большой город за лучшей жизнью.

И теперь Рита, совершенно русская, ехала к деду и везла с собой совершенно русского своего сына Руслана. Он отнекивался и всячески выражал своё недовольство. Отчасти Рита его понимала: нечего подростку делать в городке с населением в двадцать тысяч. Она помнила только дискотеки по субботам, интересно, как там теперь? Руслан согласился поехать в основном из-за того, что в Баймаке ловил интернет, а ещё там были горы. Ну как, горы… Совсем не те, в которые время от времени Руслан ходил с инструктором и другими ребятами. Горы Баймака другие: ниже, спокойнее. Даже в детстве они такими казались Рите, а уж в девстве всё кажется значительнее, чем есть на самом деле.

– Прикольно, – вдруг оживился Руслан.

Рита согласно улыбнулась. Воспоминаний о городе и окрестностях осталось немного, но ярких. Тихая гладь реки вдоль одной из улиц, густой лес в горах и старый алтарь – камушек к камушку. Любимые места всех детей.

Воспоминания отдались тяжестью в груди и странной тупой болью в виске. Хотя ничего плохого с алтарём связано не было. Как и все дети, Рита видела его, затерянного в лесу мрачного одинокого серого молчуна. Никто из местных не знал, какому богу принадлежит алтарь, какие жертвы на нём приносили, но никто не боялся. И не трогал ни единого камня, а их тут было много, самых разнообразных размеров – от ягоды брусники и до человеческого роста – они хаотично усеивали большую проплешину в густом лесу.

Рёбра словно резко всковырнуло огромным консервным ножом. От неожиданности Рита вздрогнула, но несколько быстрых вдохов-выдохов помогли справиться с внезапной болью. Хорошо...

Она мельком бросила взгляд на сына, но он ничего не заметил. Уставился за окно как маленький, а ведь до этого зависал в соцсетях. Руслана нетрудно было понять: почти всю дорогу сплошь поля да равнины. Глаз от такого быстро устаёт. Вот теперь начались горы. Дорога запетляла, пришлось сбросить скорость с комфортных ста десяти до осторожных семидесяти, а временами и вовсе плетясь под сорок километров в час. Зато появилось время всё рассмотреть.

Справа раскинулся карьер, ровный и строгий, только цвета яркой акварелью играли с воображением – от сизого до буро-коричневого. Дальше – невысокие горы, заросшие ковылём и редкими берёзами, чем ближе к городу, тем гуще, ярче. По краю дороги золотом рассыпалась сурепка, редкими мазками выделялся на траве шалфей и львиный зев.

Руслан мечтательно улыбался. Рита знала, что он каждую неровность мысленно проверяет. Как почва под ногой поведёт себя – промнётся мягкой травой или встретит крепким камнем. Как пахнет – сухо и сладко или мягко и свежо. Долго ли добираться до подъёма, спуска, переката. Он уже был там – среди камней, деревьев и трав.

Дорога пошла круто вверх и влево, и, наконец, вот он, город: пятиэтажки и трёхэтажки центральной части, вытянутой вдоль реки, в окружении частных домиков. А позади – горы.

– Сегодня можно погулять?

Рита покачала головой.

– Дед праздник устроит. Такой гость приезжает.

Праздники. Раньше любой приход гостей – да хоть бы и соседей – был праздником. А праздник – это всегда улыбка. Ритин дед со всех фотографий смотрел сурово и строго, но в памяти он смеялся, пряча глаза в сухих складках морщин. Руслан прадеда ни разу в жизни своими глазами не видел. Сюрприз так сюрприз.

Рита свернула на нужную улочку и сбавила скорость. Странное чувство – она ведь теперь совсем другой человек, не та девчонка, которую дед называл Маргаритка, которая заблудилась в лесу и которая целую ночь провела не пойми где, в настоящем буреломе. Взрослая женщина, руководитель отдела. Сын в выпускном классе… А всё равно ощущение какого-то чуда крепко-накрепко связало так, что еле хватало сил вдохнуть и выдохнуть.

Дед уже поджидал их, сидел на простенькой скамейке перед воротами. Хмурый и задумчивый. Подслеповато щурился, пытаясь высмотреть на дороге машину внучки. «Чёрная, красивая» – так он запомнил, а «Шкода Октавия» оказалась той ещё тарабарщиной. Едва разглядел, сразу привстал и помахал рукой. Рита дважды просигналила в ответ. Руслан буркнул в сторону, что в населённых пунктах это запрещено.

– Да блин, мам! – с обидой протянул он, приглаживая взъерошенные матерью волосы.

Рита всегда взлохмачивала макушку сына, когда тот перечил, занудствовал или жаловался, ну и в других, особо нервировавших, случаях. И пар выпустила, и в шутку своё недовольство перевела. А сейчас – ты гляди – надоело ему. Или взрослеет? Ладно, пусть. Всего делов – придумать новый способ показать сыну: кое-что не совсем в порядке.

Рита припарковалась у ворот, вышла из машины. Дед, такой маленький, широко расставил руки и осторожно обнял. Словно боялся задушить внучку от радости.

– Маргаритка моя, добралась наконец! А это Русик?

– Руслан, – кивнул он и подал руку.

– Ох и серьёзный, – покачал головой дед. – Вылитый младший мой.

– Нет, деда. Руслан у меня другой, свой собственный.

– Ну хорошо-хорошо, вы не топчитесь тут, проходите.

Руслан взял большую часть вещей. Дед тоже напросился помогать, и Рита, даже не собираясь перечить старику, торжественно вручила ему коробку с тортом и увесистым свёртком в яркой подарочной зелёной упаковке. Дед прибедняться и отказываться от подарка не стал, наоборот торжественно внёс в дом, уселся за стол и попытался освободить место. Но дело было обречено на провал – всё сплошь уставлено тарелками, блюдами, вазочками и кесушками. Дед громко эхнул и поставил торт на ближайший табурет, зашуршал бумагой, разворачивая подарок. Выложил на колени увесистый фотоальбом – Рита отреставрировала все старые фотографии, что нашлись у отца. Дед смотрел и улыбался, довольно сощурившись.

За обедом он в очередной раз завёл старую песню: мол, как же он, без дома, без огорода и, самое главное, без соседей.

– Лучше всех, дед! – уверяла Рита. – Не в другой же город переезжаешь, а просто в центр. Квартира двухкомнатная, в доме лифт, а как красиво – из окна вид на речку! Все в гости будут к тебе приходить и нахваливать, какой ты молодец, что так придумал.

Рита сама не верила в свои слова, понимала – вся жизнь его здесь прошла. Он здесь любил, горевал, пот проливал и гостей встречал. Небо широкое и близкое променять на квартирку, пусть и с видом на реку. И горы…

Пир закончился, дед отправился в свою комнату, сославшись на усталость. Рита с Русланом разбирали стол, относили посуду на кухню, прятали несъеденное в холодильник.

– Мам, ну можно сегодня?

Рита растерялась. Что сегодня? Нужно вещи паковать, конечно, но это и до завтрашнего утра подождёт…

– В горы, мам, – нетерпеливо проговорил Руслан.

На часах половина шестого. Не так уж и поздно.

– Телефон возьми.

Руслан смерил её снисходительным взглядом. Уж что-что, а телефон он никогда не забудет.

Когда с посудой было покончено, Руслан подхватил рюкзак. Рита внезапно почувствовала себя неуютно в затихшем доме и решила, что лучше дождаться возвращения сына за сбором вещей для переезда.

Она смотрела на такие забытые и знакомые вещи и не могла понять, почему отец уехал отсюда. В незнакомый город, на съёмную квартиру, забыв на время про жену, которая тогда оздоравливалась после операции в санатории. Просто сорвался с места, кое-как распрощавшись со своим отцом. Ну, тот не дурак, сказал – надо так надо. Но Рита помнила, как довольный прищур превратился в полностью прикрытые от тоски глаза. Никто не объяснял причину, и раз на третий Рита сдалась. На родине она не была больше тридцати лет, и теперь память едва уловимыми бликами играла перед глазами: вот чайный сервиз – бабушкин любимый, с золотыми и зелёными цветами, вот отцовская табакерка, украшенная резным камнем...

Отец любил всё, что было хоть как-то связано с землёй, камнями. Главный помощник в огороде с малых лет, на подоконнике – штабеля разноцветных камушков, добытых со дна речки. Все горы окрестные излазил, потом работал на карьере, до начальника участка дослужился, а потом... Всё. Как переехал, забыл о земле. Нет, не могла Рита понять поступок отца. Принимала, но не понимала.

Рита начала волноваться, когда сын не вернулся в девять. В десять волнение переросло в беспокойство, а в одиннадцать – в настоящую панику. Паниковать, правда, Рита не умела. Её паника скорее напоминала бурную целенаправленную деятельность. И Рита считала это единственно правильным в стрессовых ситуациях, ведь если все будут впадать в ступор, нервничать и терять голову, то кому действовать?

Перво-наперво Рита позвонила на мобильный, но нарвалась на длинные гудки и автоответчик. Тут уже не обойдётся уже привычной отговоркой «Было громко, не услышал», что-то случилось. Следующий звонок – в дежурную часть. Понимаете, такая проблема. В «дежурке» всё понимали. Внимательно выслушали, задали ещё кучу вопросов и пообещали помочь. Но не сегодня, завтра. Рита поблагодарила диспетчера и сбросила вызов.

Ей не нужно было завтра. Прямо сейчас, сегодня. Это тёмный лес, проглотивший горы и камни пастью из густого подлеска, осклабился качающимися то ли от ветра, то ли от вековой скуки соснами. Между ними прячутся, пытаются выжить берёзы и клёны, а ели лапами душат молодую поросль акаций. И это всё в детстве, а сейчас? Заросло небось всё ещё больше, корни из плена высвободились, землю вспороли, бурелом кругом…

Да нет, это всё нервы. Да и Руслан неглупый мальчик, ночью шляться не будет, понимает, что опасно. Сидит где-нибудь, один, запутавшийся, затаившийся…

Рита плюнула на всё и решила пойти в лес одна. Достала из бардачка фонарик и уже направилась было к калитке, как услышала позади тихий оклик деда.

– Неужто одна, посерёд ночи...

– Да, дед. И не отговаривай.

– Не буду, – тихо вздохнул старик. – Крепко по земле ступай – дойдёшь. Хоть и не хотел тебя отец больше к горам подпускать, да они своё всё равно возьмут.

От его слов в груди заворочался неуютный клубок тревоги.

– Ступай, Маргаритка, авось обойдётся.

Она резко кивнула и буквально выбежала со двора. Что-то неприятное тяжело перетекало от головы к кончикам пальцев ног.

Мысль – шаг, голова – нога.

На ходу окружающие предметы сплетались в символы, в ходы забытой игры. Наступишь – смерть, и Рита поддалась порыву: вступила в противостояние с неведомым. Камень – нельзя наступать, цветок – нельзя, а вот ковыль – можно.

Дорога пустовала; на трещинки – нельзя, на разметку – можно. Белая же.

До первой гряды сосен Рита добралась быстро, а потом пришлось сбавить темп. Подлесок действительно разросся, и корни с засохшими и живыми ветвями образовывали труднопроходимый лабиринт. Но Риту это не пугало. Пугало только совпадение. Она в детстве потерялась в этом лесу, теперь Руслан. Странное место. Не страшное, а именно странное. Часть её помнит всё это, стремится вернуться, часть – бежать со всех ног, не оглядываясь. Как отец.

Рита всё шла и шла, стараясь не обращать внимания на то, что творилось вокруг. Лес скрадывал шаги, менял силуэты; горы путали звуки и мысли. Такое уже было много лет назад. Тоже ночь, тоже одна. И только камни. Камни и кровь. Разодранные колени, расцарапанные руки и стук камня о камень.

Стук.

Воображение расшалилось. В этом лесу что ни звук, то шаги чудятся.

Нет. Это не шаги, это…

Стук.

Рита медленно сосчитала до десяти в уме, выдыхая застывший в груди воздух.

– Руслан?

Ха-ха, конечно, нет. Сейчас на неё выпрыгнет волк. Злой и страшный, как из «Джентльменов удачи», а не добрый и всезнающий из легенды… Мудрый вожак из легенды ей бы сейчас ой как пригодился, чтобы посмотрел на неё внимательным взглядом, пошёл впереди и вывел к сыну…

Ответа не было, но и волк не появился. Рита немного успокоилась и даже заставила себя тихо посмеяться над собственной глупостью, а потом двинулась дальше. Камень о камень. Сердцу больно и тяжело. Руслан, Русечка, только бы живой, только бы в безопасности.

И тут она услышала. И от голоса бросило в дрожь. Такой же въедливый, напевный, чарующий. Светлый, не светлый. Единственный значимый.

В паузе между дыханием Рита разобрала слова.

«Я уже, похоже, не могу молчать».

И шум, шум соснового леса, разносимый горами от одного камня до другого: по мху перекатилось, в хвоще запуталось, шишкам между чешуек пробралось, в землю глухим стуком упало. Птицы презрели сон и глухими, чужими голосами пели-хрипели в такт, перемешиваясь с человеческой речью, вплетаясь в ночные шёпоты леса. Сосны скрипели тяжёлыми стволами, сцеплялись ветвями, звучали то выше, то ниже – это ветер водил невидимым смычком по сухим старым стволам, словно по струнам.

«Я иду – дышу».

И Рита дышала, хоть внутри опять разлилась боль, но уже не такая сильная. Как эхо, налетевшее на скалы. Как каменная пыль, слоями ложившаяся на ботинки работников карьера, пробиравшаяся в складки спецовки.

Камень о камень, мёртвое по мёртвому.

«Бросишь руку – вспомнит, вернёт сама»

Рита тоже вспомнила. Как посреди ночи свалилась в овраг. Сухой треск укутал с головы до ног, завертел как громкую погремушку, заставляя зубы стучать друг о друга, заставляя рёбра рваться наружу. Больно было. Больно и одиноко. Страшнее всего умирать в одиночестве. А потом пришёл он.

Камень о камень, кровью смоченный, слезой огранённый.

Рита умерла тогда. Или нет? Помнит, но не помнит. Только слова помнит. И стук.

Она вышла к оврагу – тому же самому или другому – во тьме не разглядишь. И человек был тот же. В старой лисьей шапке, побитой молью и временем. Серая куртка, поверх – бусы из камней. Камни в карманах, за пазухой, на браслете, они стучат при ходьбе, отмеряя ритмичный шаг. Морщинки испещрили смуглое лицо, словно высеченные временем на одиноком камне. Имя вертелось на языке. Служитель, смотритель…

– Ансар, – вслух произнесла она.

Старик перевёл на неё взгляд человека, обременённого тяжёлой ношей. Потом вновь опустил взор в овраг. Рита ничего не видела, подошла ближе и посветила фонариком вниз.

Рука дрогнула. Сердце дрогнуло. Весь мир дрогнул. Нашла. Только бы...

– За сыном?

Рита несмело кивнула.

– Умирает он.

Рита рухнула на землю. Шишки впились в голени и лодыжки. Да что же это… да как же.

– Не реви.

– Не реву.

– Может, и выживет. Родня всё ж.

Родня. Рита вспомнила, как часть души скреблась с той стороны камня. Её камень был овальный, чуть больше куриного яйца. В руки Ансара он лёг тяжело и твёрдо, но, едва вязь слов и лесной шум закончили своё дело, обронил на стремительно бледнеющее лицо прозрачные слёзы.

Ансар поднял тело Руслана и направился к алтарю, Рита последовала за ним. Каждый камень под ногами отдавался тихим согласием, твёрдой поддержкой, подталкивал вперёд, хотя сил почти не осталось.

Прогалина. Алтарь. Ансар водрузил тело Руслана на плоский камень и, ни доли секунды не сомневаясь, поднял с земли острый плоский осколок какой-то светлой породы. Острый, но добрый. Ну, точно, как Руся.

Второй камень Ансар достал из кармана, тихо зашептал что-то в прижатые к лицу руки, подул. Камень о камень, над лицом Руслана. Он лежал без движения, свет фонарика скользнул на висок и выхватил вычерченную вязь тёмно-красного цвета.

– Камень нынче хорошо поддаётся. Знать, выйдет толк.

Камень. Душа в неволе. Что-то такое выпирало из дальних уголков сознания. Истуканы, тотемы, нет, всё не то. Творение духом. Микеланджело говорил, что видел ангела в куске мрамора, и резал, пока не освобождал его. Может ли быть так, что Ансар видит в камне людей части их души? Те самые, которые отвечают за чудеса.

– Как ты это делаешь? – набравшись смелости, спросила Рита.

– Я не знаю, что делаю, но знаю, что это правильно. Верю. Я ведь не всех нахожу – значит, так надо. Когда чудеса творятся без разбору, то это и не чудеса вовсе.

Рита утёрла вновь накатившиеся слёзы. Камень плачет, ха!

– Но он же выживет?

Камень о камень, мёртвое по мёртвому.

Рита помнила, как отец плакал, неся её на руках домой. Обещал никогда в жизни сюда не возвращаться, проклинал горы и себя за то, что едва не потерял дочь. А Рита слушала его и думала, что её жизнь без гор никогда не станет прежней. Оказывается, она ошибалась. Горы всегда были с ней, горы были частью её. В них заключена её сила, её эхо-отзывчивость, её хладнокровие и рассудительность.

Из камня на лицо Руслана вытекала прозрачная жидкость. Слёзы камня как живая вода, слёзы человека – как мёртвая. Слова старика сплетались в густой ком, в воздух поднялась пыль и осела на груди Руслана. Тяжесть, эту тяжесть ни с чем не спутаешь. Ансар последний раз ударил камнем о камень и швырнул их на землю. И в тот же момент Руслан раскрыл глаза и ошарашенно тряхнул головой.

Рита боялась шелохнуться. В голове метались глупые мысли, как будто неведомый великан спугнул стайку беспечных бабочек с любимого луга. И что теперь? Живые они или не совсем? Что за часть души хранят камни?

Руслан испуганно подскочил, ощупал голову – видимо, ей и ударился – оглянулся на Ансара, на маму и затих. Он понял, что случилось нечто странное. Умный, взрослый мальчик, не то что Рита в детстве.

– Мам? – так тихо и неуверенно он говорил, разве что, когда принёс домой брошенного щенка десять лет назад.

Рита молча развела руки в стороны. Сын уткнулся ей в плечо, тяжело дыша. Она улыбнулась и взъерошила волосы на макушке.

– Да блин, мам! – заелозил Руслан в попытке увернуться от маминой руки.

Послышался смешок. За ним ещё один. Он плакал и смеялся, и всё пытался что-то сказать, получалась сплошная ерунда. Рита соглашалась, гладила сына по волосам и повторяла, как рада, что он нашёлся.

– Мам? – вдруг чётко спросил Руслан, не поднимая головы.

– Что?

– Это хорошо?

– Что? – ещё раз повторила Рита, почувствовав себя совсем уж глупой и заторможенной.

Руслан замер, плечи опустились, и вроде даже дышать на какое-то время он перестал. Потом резко выдохнул и поднял голову.

– То, что я… не умер.

Совсем как маленький.

– Конечно хорошо, Русь, – с нажимом проговорила Рита, словно сын сморозил глупость. – Хорошо-хорошо. Так и должно быть. Я знаю. Верю.

Ансар, молчаливо наблюдавший за матерью и сыном, кивнул и поднял с земли «свой» камень. Он хрипло попрощался и ушёл вглубь леса.

Забрал камни – уже пустые – с собой, оставив вокруг алтаря живые, наполненные сотнями, тысячами частичек чужих душ.

Рита улыбнулась и крепко обняла сына. Камень ли, человек – не важно. Корни – любовь – они всё преодолеют.

– Люблю тебя, Русь.

– И я тебя, мам.

Камни древнее всех людей, всех религий. Кто знает, может, камни вечны. И предназначение людей – освободить их из неволи.



[1] В переводе с башкирского – «Я тебя люблю».

+14
16:20
1603
17:23
+3
да ладно, нормальный рассказ rose
18:12
+3
спасибо)))
18:51
+3
да не за что вроде, а мистика или волшебство, когда они уместны и хорошо кончаются, это даже здорово wink
18:49
+3
Вот это мне показалось непонятно:Сын в выпускном класс… Или опечатка, может хотели сказать :классе? Или именно так и надо? Хочется знать точно. Рассказ так же даёт повод задуматься. Произошедшее в овраге это хорошо или нет? Остаётся только верить, что да. Или же просто убеждать себя в этом. Что может знать наверняка простой смертный человек?
18:55
+3
Спасибо)) действительно очепятка, пропустила.

настроение вы верно уловили. рада, что откликнулось.
18:56
+5
«от ягоды брусники до человеческого роста» — некорректно. Ясно, что имеется в виду кустарничек, но…
«Сын в выпускном класс…» — «е» пропущено.
А так — хорошо!
19:02
+3
спасибо!
очепятку я уже поправила, ну а бруснику я имела в виду действительно ягоду, т.е. совсем крошечные камешки) не знаю, насколько корректно…
21:20
+2
Если я выделю кавычками «брусника до человеческого роста», будет понятнее, что я имел в виду.
11:34
+1
да))) но всё равно еле разобралась, что имелось в виду… спасибо большое, буду исправлять
21:30
+1
рассказ хорошо написан
Чтобы однозначно ягода, можно брусничина, или даже брусничинка inlove
11:35
+1
спасибо)) брусничинка — это слишком мило jokingly
Комментарий удален
12:00
+1
что-то поменялось)
15:51
+1
Близкие мне рассуждения о том, как нечто родное перестаёт им быть ) Тронуло)
Хороший рассказ, о серьезном, но без надрыва, я именно так люблю )
15:53
+1
спасибо! и за отзыв, и за марафон, благодаря которому рассказ был написан kissedrose
очень рада, что тебе понравилось)))
16:17
+1
как обычно, я все лавры с удовольствием заберу себе laugh
09:17
+1
оставь другим чуть-чуть laugh
13:29
+1
при мистику не буду, не моего ума, предпочитаю с этим делом не заигрывать.
Чисто придиралки.

Странно, что в выпускном-то классе юноша назван подростком.

«Даже в детстве они такими казались Рите, а уж в девстве всё кажется значительнее, чем есть на самом деле.» А чойта за «девство»?

«Хотя ничего плохого с алтарём связано не было. Как и все дети, Рита видела его, затерянного в лесу мрачного одинокого серого молчуна.» Ну мошть он намеренно одушевлён, раз настолько знаковый, а только вообще-то чисто по правилу — его, затеряннЫЙ в лесу мрачнЫЙ одинокИЙ серЫЙ молчуН". Не говорим же — видела колодца, смотрела на домиков. Да, и определений явно лишку.

"… он каждую неровность мысленно проверяет. Как почва под ногой поведёт себя – промнётся мягкой травой или встретит крепким камнем. Как пахнет – сухо и сладко или мягко и свежо" Это «пахнЕт» или всё-таки «пахнЁт»? раз уж всё к тому: поведёт, промнётся, встретит.

"… торжественно вручила ему коробку с тортом и увесистым свёртком в яркой подарочной зелёной упаковке." эт штоле всё в общей коробке — и торт, и в ней же свёрток?.. вроде бы нет. Тогда «вручила коробку и свёртОК».

"… всё сплошь уставлено тарелками, блюдами, вазочками и кесушками". Кесушка — пиалушка? буду знать, коли не забуду. У нас такого слова нет. Зато наши приезжие с азиатской стороны научили нас названиям кухонных посудин разного размера — газрул, газрулка, газрулчыг. Соседка думала, что это на тамошнем языке так. laugh

"… на подоконнике – штабеля разноцветных камушков, добытых со дна речки" Камушки — и штабелем?.. думала, рассыплются. Чо не груды, не кучи-завалы? Штабелируется же вроде чонить квадратистое, с плоской поверхностью. А, ну мошть окатыши из речки если плоские… Ну не знаю.

«Тут уже не обойдётся уже привычной отговоркой...» — два ужика подряд не айс.

Непонятно, куда именно она двинулась от дедова дома, в которую сторону. Вот они ещё только едут:
«Вот теперь начались горы. /… / Справа раскинулся карьер, ровный и строгий, только цвета яркой акварелью играли с воображением – от сизого до буро-коричневого. Дальше – невысокие горы, заросшие ковылём и редкими берёзами...»
«Дорога пошла круто вверх и влево, и, наконец, вот он, город: пятиэтажки и трёхэтажки центральной части, вытянутой вдоль реки, в окружении частных домиков. А позади – горы.»
Получается, что вродьбэ со всех боков те горы обступили городок. Куда сын пойдёт — не сказал, она тоже отправилась в божий свет как в копеечку. Раз уж мистика, то стоило бы всё на неё конкретно свалить — мол, материнское сердце вело, кровь подсказала, все дела.
И так полно невнятных отсылок в никуда и заклинательно-таинственных фраз не в дело, хоть бы уж что-нибудь для расстановки точек над ё.

"– Мам? – так тихо и неуверенно он говорил, разве что, когда принёс домой брошенного щенка..." — показалось, что можно бы без запятых.

В целом ощущение — что начиная с названия, перебор с пафосом.
А такта — плюс, канешна. smile
09:22
+1
пафос — это да))) но оно само так, без моего участия pardon

Кесушка — пиалушка? — точно так))) у нас город многонациональный, это слово буквально с детства у меня в ходу. словарики говорят, что это с татарского, но, видимо, для многих слово незнакомо.

остальное заберу на подумать, большое спасибо!
15:03
+2
Знакомая работа)))
09:22
+1
и комментатор знакомый wink
19:02
+1
Темпоритм зачётный
09:27
+1
это всё влияние Аукцыона))) заслушалась-запелась его в то время, когда писала.
Спасибо)
20:47
+1
Аня, ты молодец. Стало намного лучше, и, судя по комментам, встроилось органично.
09:29
+1
спасибо большое! хорошо, что кто-то читал оба варианта и может высказаться.
ты тоже свой вклад внёс. не уверена, что всем твоим советам вняла, но я старалась)))
09:47
+1
Если это по поводу закулисья всего этого возрождения — раскрытие отличное. С одной стороны, понятно, что же произошло, с другой, непонятно, что это было. Ясность и простор для интерпретаций.
09:48
+1
рада, если так drinkспасибо ещё раз!
12:46
+2
Помню ваш рассказ, но на КБ он был немного иным. Тут начало не такое философское, но более понятное.
17:38
для меня вообще небо и земля)) но оно и к лучшему, наверное. Спасибо!
22:05
+1
Хороший рассказ. Запомнился с Брэдбери. Хорошая тема, хотя хотелось бы, чтобы он был глубже что ли. Более проникновенного чего-то хотелось.
Но мистическая составляющая хорошо сделана.
В целом, впечатления остаются, а это, пожалуй, главное.
Спасибо.
18:43
Спасибо! Если копать глубже, боюсь, уйду в большой объём, а я с ним пока работать не умею unknown
Загрузка...
Маргарита Блинова

Другие публикации