Прогресс (лесная сказка)

Гул самолёта постепенно нарастал, перекрывая шум ветра в кронах деревьев. Боян поднял голову, пытаясь сквозь прорехи в листве рассмотреть нарушителя покоя. Его грубое лицо, больше похожее на трухлявый берёзовый пень, ещё больше потемнело и покрылось сетью глубоких морщин. Что-то сильно зачастили они в последнее время. Ещё лет десять назад самолёт был в диковинку, а теперь вот летают по несколько раз на день. Видать вскорости придётся перебираться поглубже в чащу, ибо негоже лесному народу с людьми знаться.

Да и сами люди сильно изменились. Вот раньше как бывало: в лес придут, со всем уважением, с дарами, шума не поднимают, ветки лишней не сломают. Если помочь просят, ну там ягоду показать или поляну грибную — так это завсегда с превеликим удовольствием. А ежели кто в чаще заблукает, да в топь болотную угодит, так тут уж всем миром горемыку из беды выручали. Водяной с Кикиморой чарами своими из трясины вызволят, а дальше уже его работа — бедолагу к людям вывести. И каждый спасённый, хоть и не мог видеть благодетелей своих, а всё ж понимал, что чудо само по себе не случается — его кто-то сотворить должен. И благодарил народ лесной, и в пояс кланялся не боясь переломиться…

На небе показалась маленькая точка, оставляющая за собой длинный белый след. Гул мотора отставал, поэтому создавалось впечатление, будто самолёт движется совершенно бесшумно, словно сокол высматривающий добычу. Боян не мигая следил за ним, пытаясь на глаз определить высоту полёта.

Бывало ещё охотник какой, зверем израненный, помирать в лесу надумает. Так опять же Лешему работа — страдальца к Яге доставить. Уж какой бы вредной ни была старуха, а всё же никогда ни кому не отказала. Вылечит, выходит охотничка, после чары забвенные наложит, и уж не помнит тот ничего — вроде как чудо с ним приключилось. Даже разговоры меж людей пошли о лесе чудодейственном. А всё потому, что трезвый человек попадался, не то что ныне — глаза зальют и стреляют во всё что шевелится.

На прошедшей седмице Кикиморе не свезло. Уж насколько скрытная она, да и колдовству всякому обучена, а вот поди ж ты, знать не знала, что на пьянь её чары плохо действуют. Еле в болоте схорониться успела, да Водяной её осокой прикрыл от глаз человеческих. Но всё равно поранили люди Кикимушку, теперь вот Яга снадобьями лечебными отхаживает. Надо бы сходить проведать её. Лучшее лекарство, это друга внимание. Да и ежевика в самом соку — как раз гостинец будет.

А ещё с Домовым поговорить надобно, он людей лучше других знает — сколько веков прожил с ними бок о бок. И ведь тоже горемыка неприкаянный. В былые годы, в избах деревянных, всегда было ему место где схорониться: хоть в подполье, а хоть и под крышей. А сейчас, в этих «квартирах» — мышам места нет, не то что Домовому. Вот и сбежал в лес. Теперь с Ягой живёт: за избушкой присматривает, да по хозяйству помогает — лишняя пара рук всегда пригодится.

Самолёт улетел. В наступившей тишине вновь стали слышны шум ветра и щебет пичуг. Боян ещё долго стоял наблюдая за тем, как растворяется в воздухе белая полоса. Поначалу тонкая как стрела,постепенно расширяясь, она теряла свою монолитность, разбиваясь на крохотные облачка. Но вот и они исчезли без следа, растворившись в бескрайних просторах вечно-голубого неба.

Так и в лесу: появятся люди на какое-то время, пошумят автомобилями да ружьями, отравят воздух газами выхлопными и уберутся восвояси, словно и не было их никогда. И жили бы себе так, и всё бы ничего, да только всё чаще и чаще такое случается. И нет уже той глуши лесной, в которой можно было бы схорониться. Может срок пришёл лесному народу? И теперь человек будет всем заправлять? Как там Домовой говорил, слово такое мудрёное — «прогресс». Будь он неладен.

Боян в последний раз с тоской посмотрел на небо и неспешной походкой побрёл в лесную чащу. Ступал он осторожно, стараясь не примять ни одной травинки, но всё же было заметно, что лесной владыка торопится. Появилась в его походке какая-то целенаправленность. Вопреки обыкновению, не задержался на лесной полянке понаблюдать за пчёлами, весело жужжащими среди цветов, не обратил внимания на волчат, затеявших возню у самого входа в логово под бдительным присмотром родителей, и даже когда кукушка начала свой отсчёт, он не остановился, прислушиваясь к голосу лесной провидицы.

Его целью были заросли лесной ежевики, обильно поросшей на прогалине, недалеко от болота. Зелёный ковёр, усыпанный маленькими чёрными ягодами, заполонил собой всю поляну, а на самой её окраине Боян рассмотрел, буро-зелёную спину Водяного. Болотный царь не любил солнечного света, потому старался держаться в тени. Да и выходить за пределы своего царства тоже не любил. Что же могло выгнать его из болота? Слегка озадаченный загадкой Боян подошёл ближе и лишь тогда разглядел, что его приятель занят тем же, зачем и он пришёл — сопя и кряхтя Водяной медленно и неуклюже собирал ягоды ежевики, складывая их в небольшой туесок, притороченный к поясу.

— Мир тебе, друг любезный, — поздоровался Леший. — Что это тебя на ежевику потянуло? Али хворь какая приключилась?

— И ты здравствуй, владыка леса, — озвался Водяной, не прерывая занятия. — Кикимушка наша уж на поправку пошла, вот Яга и отправила меня за ягодой, говорит, что сейчас это лучшее лечение. А тебя сюда каким ветром занесло?

— Так ведь тоже надумал страдалицу проведать — не с пустыми же руками идти-то. А сейчас время такое, что только ежевика и созрела. Так что давай-ка, друг, я тебе пособлю.

— Пособи конечно, вдвоём-то оно веселее пойдёт, — Водяной наконец оторвался от своего занятия и окинул взглядом прогалину. — Только ты на солнечной стороне собирай — там и ягода сочнее будет, а то, сам знаешь, мне солнышку спину лишний раз показывать не следует — уж больно быстро кожа сохнет.

Собирали молча, чего попусту языками трепать — лес тишину любит, да и работа быстрее спорится. Вот туесок уже и под завязку. Водяной бережно, стараясь не примять ни одной ягодки, прикрыл его крышкой, потом вдруг поднял глаза на Бояна и тихо спросил:

— Как дальше жить-то будем, владыка леса?

Не ожидал Леший вопроса такого, даже растерялся, в глаза только глянул Водяному да так и не смог взгляда отвести. Интересные у того глаза: жёлтые с прожилками, прямо как у совы, и смотрит также — не мигая. Ждёт. А что тут скажешь…

— Не знаю я. Не знаю… — и потупил взор. — Сам вот думаю. Ведь сколько веков-то мы в лесу этом живём, а такого ещё не случалось, чтобы человек на лесной народ охоту устраивал. Домовой говорит: прогресс это, не избежать, мол его никак.

— А ты-то сам, что думаешь?

— Уходить надобно, глубже в леса.

— Да как же я своё болото с собой унесу что ли? — воскликнул Водяной. — Это тебе хорошо — лес большой! А мне, как быть?!

Не знал Боян что другу ответить, только почудилось ему будто стихло всё вокруг, ожидая его решения.

— Что такое этот «прогресс»? — не унимался Водяной.

— Вроде как развитие, — поморщился Леший, как от оскомины, — когда все становится другим, лучшим… Переосмысление чего-то… Я сам не очень хорошо понял — слово больно мудрёное, вот и запомнил. Домовой мог бы лучше объяснить.

— Домовой говоришь, — задумчиво протянул Водяной. Потом положил руку Лешему на плечо, — давай так, друже: солнце сейчас высоко, и мне в дорогу выступать ну никак нельзя, а вот ты ступай к Яге. Ягоду отнеси и меня подожди — я ближе к вечеру буду. Тогда и обсудим, как дальше жить. Добро?

— Ты словно удумал чего? — прищурился Боян.

— Может быть. Но сейчас мне пора в водицу окунуться — засох совсем. Скоро на тебя похожим стану. Ступай. Вечером поговорим.

Передав приятелю туесок с ягодой, Водяной направился к болоту. Глядя ему в след, Леший, в который раз отметил, насколько болотный царь похож на лягушку: большое грузное тело, плавно раскачивающееся на длинных тонких ножках, коротенькие ручки и огромная голова, при полном отсутствии шеи… Лягушка и есть. А потому пропадёт без болота.

Солнце только перевалило за полдень. Редкие лучи, пробившись сквозь густую листву, оставляли на траве причудливые светлые пятна. Боян брёл, как всегда неторопливо, размышляя над словами Водяного. Туесок, привязанный к поясу, мерно раскачивался в такт с его шагом. Вдруг, чуткий нос Лешего уловил едва ощутимый запах дыма. «Неужели опять», — мелькнуло испугано, и он ускорил шаг в направлении источника запаха. Предупреждающий стрекот сороки подтвердил догадку — в лесу чужие. Вскоре стали слышны голоса. Детские голоса. Но почему не слышно шума автомобилей?

Боян осторожно выглянул из-за куста терновника и оторопел. На поляне были подростки. Не старше пятнадцати. И хотя их число не превышало десятка, гомон стоял неимоверный. Свалив велосипеды в кучу, недалеко от куста терновника, за которым скрывался Леший, дети устроили сущий кавардак. Посреди поляны уже пылал костёр, вокруг которого суетилась пара мальчишек. Ещё несколько таскали дрова, собирая в лесу валежник. Девчонки, расстелив несколько покрывал, доставали из рюкзаков различные свёртки и баночки с едой. Были даже двое, затеявшие игру в бадминтон — прыгая и визжа, парочка беспощадно вытаптывала траву на поляне. При этом создалось впечатление, что все, либо одновременно говорили, либо громко смеялись. «Какой же бардак оставит после себя эта компания, — подумал Боян с ужасом. — Нет, надо что-то делать». Не мешкая больше ни минуты, Леший поспешил к Яге.

Избушку свою ведунья расположила в самой глуши, у лесного родника, вода которого, как утверждала сама старуха, имела целебную силу. На крыльце, со скучающим видом, сидел Домовой. Проведя всю жизнь меж людей, он больше других походил на человека, только ростом не вышел. Маленький худенький старичок с лицом настолько заросшим курчавой чёрной бородой, что единственной достопримечательностью на нём оставался только огромный нос «картошкой». Всегда одет в какое-то рубище, латаное-перелатаное и опоясанное толстой верёвкой из конского волоса.

— Мир тебе, владыка леса, — голос у Домового сухой, скрипучий, словно сосна в ветреную погоду. — Ты к нам по делу, али как?

— И ты здрав будь, друже, — слегка поклонился Леший. — Вот решил страдалицу нашу проведать. Ежевики с Водяным собрали. Как она?

— Выздоравливает. Только туда сейчас нельзя — Яга чары лечебные наводит. Меня тоже выгнала, чтоб под ногами не путался. А ягода в самый раз будет, в ней витамины полезные присутствуют в большом количестве.

Леший неторопливо отвязал туесок и поставил его на крыльцо. Следом и сам опустился на ступени. Взглянул исподлобья на Домового и пробурчал:

— Вот понабрался ты у людей слов мудрёных, да так, что порой и понять-то тебя нет никакой возможности.

— А чего тут понимать, — улыбнулся тот. — Вот есть же у тебя руки, ноги, голова… Это то из чего ты состоишь. Вот так и в ягоде — есть части из которых она состоит, только не видно их — уж больно малы. Но пользу приносят изрядную.

— Как же ты можешь знать, что они там есть, если их не видно? — не унимался Боян.

— Люди много разных штук понапридумали. Есть и такие, которые позволяют увидеть то, чего простым глазом никак не узреть.

— А тебе то откуда ведомо?

— Тут такая история, — почесал бороду Домовой. — Ещё до того, как хозяева моего последнего дома съехали в квартиру, они купили себе «телевизор». Это, брат, такая штука… Словно окно, только видеть в нём можно не только то, что за стенкой, но и то, что творится в других краях, за морями-океанами.

— Блюдечко с золотой каёмочкой? — с недоверием покосился на приятеля Леший.

— Вроде того, но блюдечко — сказка, а тут быль.

— Хочешь сказать, что люди научились чародейству?!

Домовой пристально посмотрел на Бояна.

— А ты глянь вокруг, владыка леса: самолёты, летающие выше облаков, автомобили, оружие человеческое — чем тебе не чародейство? Только нет в этом никакого волшебства — это, брат, «наукой» зовётся. Люди веруют в неё, и она им служит. А мы в чародейство веруем — нам чародейство служит.

— Не очень-то оно нам помогает в последнее время, — вздохнул Леший. — Видать наука-то человеческая посильнее будет.

— Ну чего раскудахтались, словно курицы?!

Боян обернулся. На пороге избушки стояла дряхлая старушонка, недовольно скрестив руки на тощей груди. Маленькие колючие глазки метали волны негодования из-под насупленных бровей. Но весь её грозный вид безнадёжно портила огромная бородавка, венчавшая самый кончик острого, крючкообразного носа. Сколько Боян её помнил, Яга всегда была такой — вечно недовольной и, при этом, весьма забавной.

— Ты, матушка, шибко-то не серчай, — владыка леса поднялся навстречу хозяйке и протянул ей туесок. — Я ведь к тебе не с пустыми руками. Вот ежевики с Водяным собрали для Кикимушки. Прими, не побрезгуй.

— Давай уже! — Яга, не церемонясь, отобрала у него туесок и немедля заглянула под крышку. — От Водяной! От молодец! — воскликнула она радостно. — Ведь только ночью был здесь, а уж, смотрите-ка, чуть за полдень, как задание исполнено.

Потом старуха перевела взгляд на Лешего и вновь насупилась:

— Не то, что вы, олухи! Вам лишь бы лясы точить!

— Так ведь и я помогал ягоду собирать, — попытался оправдаться Леший, — причём, по собственному почину.

— Ладно, —махнула Яга уже добрее. — Водяной-то не сильно усох на солнцепёке?

— Так он больше в тени собирал. Сейчас в болоте отмокает. Но вечером обещал прийти, и меня попросил здесь его обождать. Сказать что-то хочет.

— А чего он удумал-то? — не выдержал Домовой.

— Не знаю, — пожал плечами Леший. — Сказал лишь: вечером поговорим.

— Ну, до вечера ещё далеко, — решительно заявила Яга, — а вы уже расселись. И то, что дровник пуст — вас не заботит.

— Так, как же пуст? — вскинулся Домовой. — Я же на прошлой седмице его до самого верху набивал.

— А то, что хворая у нас — забыл?! — обрушилась на него старуха. — Ей тепло нужно — я топлю жарче. А тут тебе и помощь подоспела, — указала она на Бояна. —Так что не мешкайте. К вечеру как раз управитесь.

— И то правда, — примирительно подхватил Леший, — пойдём-ка, друже, дело доброе сделаем. Я, пока к вам шёл, две берёзки приметил — сухие совсем. Одному тебе тяжко будет, а вот вдвоём, мы это дело легко посилим.

— Ну пошли, коли так, — обречённо вздохнул Домовой, кряхтя вставая со ступеней. — Только надобно инстрýмент взять.

— Так я его и понесу, — Боян помог приятелю подняться. — А ты мне пока про этот «тивизер» расскажи — уж больно занятная штука.

— «Телевизор», — улыбнувшись поправил Домовой. — Занятная. Хозяин часто перед ним в кресле засыпал. А я смотрел…

Продолжая разговор, друзья направились к дровнику. «Вот вечно эти двое, — как соберутся вместе, так и болтают без умолку, словно сороки,—подумала Яга, провожая недовольным взглядом спины приятелей. — А Водяной — молодец. Ответственный. Надо бы к его приходу почек берёзовых заварить, да желудей пожарить. Всё ж не каждый день мы вместе собираемся». С тем и скрылась в избушке.

Болотный царь пришёл уже в сумерках, да ещё и принёс с собой изрядный запас гнилушек. Разложив их на столе, он стал чародействовать, тихо бормоча заклинания. Внезапно болотные огоньки вспыхнули, словно лучины, ярко освещая убранство избушки. Скромно жила Яга: стол дубовый, две лавки, да печь-лежанка чуть не в пол избы. Вот и всё богатство. Домовой с Лешим уж давно за столом места свои заняли. Желудями жаренными хрустели, да отваром берёзовым тешились.

Присел и Водяной на край лавки, а Яга уж и пред ним угощение ставит. Суетится старая — давно у неё столько гостей не случалось, от того и настроение поворчать отступило. Лишь Кикиморе не позволено с печи слазить, потому лежит горемычная, острую мордочку из под одеяла высунув, да тонкими пальцами ежевику из туеска по одной уплетает.

— Слыхал я от Лешего, — заговорил Водяной, обращаясь к Домовому, — что у людей какой-то прогресс случился, и что они теперь не такие, как ранее?

— Известное дело, — отвечал тот важно, — люди теперь совсем другие стали. Всякое уважение к природе-матушке утратили. Леса вырубают, болота осушают — всё им места мало.

— А я сегодня детей в лесу видел, — подхватил Боян. — Одно мне не понятно — как они сюда добрались? До ближайшей деревни вёрст десять будет, не меньше.

— Так это когда было-то, — вздохнул Домовой. — Разрослась деревня, считай город уже. Завод какой-то строят. Избы порушили, многоэтажек настроили, народу теперь — тьма. И всё прибывает.

— Выходит, что ни лесу вашему, ни болоту моему покоя теперь не видать? — уточнил Водяной.

— Боюсь, что так.

— А я говорю — вглубь надо уходить, — решил ещё раз попытать счастья Леший.

— Везде достанут, — обречённо махнул рукой Домовой.

— И я так думаю, — согласился Водяной. — Да и как нам уходить? У меня болото, у Яги избушка… Да и ты, друже, — покосился он на Бояна, — корни в этом лесу пустил. Нет, други, некуда нам отступать, здесь оборону держать будем.

Тихо стало в избушке. Да так тихо, что писк комариный громом показался бы. О какой обороне говорит царь болотный? Всегда лес их чудодейством славился. Всегда люди могли найти в нём и помощь, и утешение. А как иначе? Ведь для того народ лесной и существует, чтобы в лесу порядок был.

Яга первой нарушила молчание — нравился ей Водяной поступками своими да рассуждениями:

— А ты бы растолковал нам свой замысел, глядишь и нам мысль твоя по душе придётся.

— А замысел мой прост, — ответил он. — Ежели раньше мы всё своё умение и чародейство на добрые дела направляли, то теперь нам следует сделать так, чтобы человек боялся в наш лес ступать. К примеру, понаедут к нам охотники, разбредутся по лесу в поисках добычи, а мы зверя предупредим — он и попрячется. Ещё можно ям неглубоких нарыть и листвой прикрыть, не так чтобы для смертоубийства, но глядишь кто-то ногу себе и подвернёт. Ты ведь справишься, — посмотрел он на Бояна, — на то ты и Леший. Да и Кикимора может тебе в этом пособить.

— Я согласна, — слабым голосом пропищала та с печи. — Мне с ними поквитаться охота.

Посмотрел Боян на неё да и обмер — никогда не видел он столько ненависти. Вот лежит она, немощная, а глаза так и горят злобой, так и пылают яростью. Понял, что не простит Кикимора человеку прегрешений его, не помилует. Да и Водяной настроен решительно. Страшно подумать, что станет с тем кто в его царство забредёт. Так может быть прав царь болотный. Бежать-то действительно некуда. Если и суждено народу лесному сгинуть, то уж лучше так, нежели где-нибудь в глуши и забвении.

...Вырос завод, разросся. Вырос и городок, к нему примыкающий. Высокие дома, широкие улицы. А люди всё едут. Непрерывным потоком. Целыми семьями. Школы, детсады, больницы… Вот уже и свой аэродром появился. И всё им места мало. Лишь лес на юго-западе каким-то чудом остаётся нетронутым. Плохой лес. Мрачный, страшный, неприветливый. Сколько народу в нём сгинуло да покалечилось. И молва пошла, что проклят он. Вот люди в этот лес и не ходят.

Пока не ходят...