Уголёк

Давным-давно, в славном маленьком городке жил купец. Семья у него была небольшая, зато дружная: жена Любава да дочь Дарьюшка. Жена его писаной красавицей была, шить-вышивать мастерица. Всему дочь научила. Росла Дарьюшка доброй и послушной, отрадой для отца и матери. И всего у них было вдоволь, и беда обходила их дом стороной.

Раз случилось им привечать в доме знахаря одного, на всю округу известного. Лесьяр то был, старец седобородый, брови хмуры, да видно, что глаза добрые, честные. Уж Любава с Дарьюшкой и накормили, и напоили, и баню истопили, рубаху белёную, алой нитью шелковой шитую, подарили. Ничего взамен не просили, только поведать, что доброго в мире творится, чем в лесу мудрый знахарь живёт. Много рассказывал Лесьяр, складно да ладно, а Дарьюшка сидит, знай себе слушает да рушник вышивает, в подарок гостю славному.

– Всё в лесах есть: и кров, и помощь, и отрада. Да вот только премудрость кому свою передать – не разумею, – молвит Лесьяр, брови хмурит, а сам улыбается в бороду седую. – Вот, хожу от одного дома к другому, высматриваю, кто б мог в ученики мне сгодиться.

– Доброе это дело, гость ты наш дорогой, – молвит Дарьюшкина мать. – Коли в путь тебе пора – проводим с почестями, а коли устал с дороги – отдыхай.

– Я бы рад путь продолжить, да от усталости веки сами собою смыкаются. Вот ежели кто мне снадобье целебное приготовил, вмиг силы бы вернулись ко мне.

– Расскажи, Лесьяр, может, подсобим мы тебе. Травы водятся в доме разные.

– Да всего-ничего: по два листочка малины, смородины да первоцвета.

Опечалилась хозяйка дома: за первоцветом весной в лес не ходили, а сейчас уж отцвёл весь, не сыщешь. А Дарьюшка вызвалась в лес сходить, поискать. Знала она одно место, скалами крутыми да рекой широкой скрытое: даже летом туда солнце редко заглядывает. Под защитой скал, в прохладе лесной овражек небольшой есть. Авось, задержалась там весна ненадолго, растёт ещё трава целебная.

Согласилась мать, и отправилась Дарьюшка в путь. Спустилась в овражек, глянь: всё дно первоцветами усыпано. Листочки нежные, цветочки белые головы к земле клонят. Поблагодарила девочка лес за подарок дорогой, поклонилась низко, сорвала два листочка и отправилась в обратную дорогу.

Только со скал спустилась, на дорогу широкую вышла: глянь, на обочине мальчонка сидит, слёзы рукавом утирает.

– Почто кручинишься?

– Тятя тем летом в лесу дуб срубил, да потом новых три высадил, из желудей вырастил. Мне наказал ходить поливать.

И опять в рёв.

– Доброе дело, только не пойму, почто слёзы льёшь.

– Да как же мне не горевать, когда ведро тяжёлое, да воды много надо. Пока от ручья до дубочков воду носил, все ноги в кровь сбил, руки в мозоли истёр. Устал, сил нет моих даже шага ступить. А вечер близится.

Отдала Дарьюшка мальчонке листочки целебные, раны водой промыла да перевязала лоскутом от сарафана своего.

– Ступай домой, да в следующий раз один не ходи. С друзьями али с братьями быстрее дело спориться будет.

Поблагодарил он девочку и побрёл потихоньку домой.

Вздохнула Дарьюшка да обратно к овражку пошла. Прощения попросила у леса за то, что опять листочки сокровенные рвать придётся, поклонилась, собрала два листочка зелёных, да в обратный путь собралась. Почти из лесу вышла, видит – старушка сухонькая на пенёчке берёзовом сидит.

– Здравствуй, бабушка.

– Здравствуй, девонька. Скажи, далеко ль до городу?

– Далече. Сначала по большой тропке, потом по маленькой, да через поляну. Давай провожу тебя.

– Ступай сама, а я с дороги устала. Посижу на пенёчке, да и пойду потихоньку.

– Что же ты, бабушка! Скоро совсем темно станет, лес ночной к путникам не милостив. Пойдём! Я тебе листики первоцветные дам – усталость как рукой снимет!

С благодарностью бабушка помощь приняла, листочки за щёку заложила, идёт довольная. До самого города проводила девочка старушку, там и распрощались. Садится уж солнце, да делать нечего, снова вернулась Дарьюшка в лес.

Совсем темно – солнце красное село, а луна на небо тёмное ещё не выплыла. Не узнать лес: и звуки другие, и словно сами деревья изменились. Выше стали, темнее. Поклонилась девочка лесу, молвила тихим голосом:

– Батюшка-Лес, не серчай, что покой твой ночной тревожу. Дозволь в последний раз за листьями чудодейственными сходить.

Сказала это и дальше пошла, по сторонам не глядя и ни на что не отвлекаясь. Не видать тропы безопасной меж скал, на ощупь поднялась Дарьюшка. Спустилась в овражек, а цветы – диво – мягким серебром мерцают, точно волшебные светлячки. Поблагодарила девочка лес за помощь, сорвала два листочка да цветок один самый маленький и поспешила домой. Темно, да с цветочком не так страшно.

Воротилась, а мать встречает вся в слезах, причитает. Поведала ей Дарьюшка, что с ней случилось и почему так поздно домой воротилась. Поняла всё мать, слёзы утёрла, дочь обняла, по волосам погладила.

– Доброе дело сделала, Дарья. А теперь иди спать, умаялся гость наш дорогой, почивает давно. А первоцветные листочки завтра отдашь ему.

Пошла Дарьюшка спать, а наутро принесла листочки Лесьяру.

– Неужто настоящие? – прищурился знахарь.

– Настоящие. Скажи, мудрый знахарь, как снадобье приготовить.

– Скажу, коль будешь учиться у меня, Дарья. Ну как, хозяйка, отпустишь дочь ко мне в обучение?

Поблагодарила мать знахаря за предложение и испросила подождать, покуда муж не вернётся. Согласился Лесьяр, взял листочки да рушник вышитый и ушёл. Обещал вернуться через пять дней.

На пятый день воротился, с купцом переговорил да и взял Дарьюшку к себе в обучение.

Долго ли коротко ли, а зажила девочка у знахаря, премудростям обучалась. И по хозяйству подсобит, и в лавке за старшую побудет, пока Лесьяр по делам отлучался. А в лавку кто только не приходил: и купцы богатые, и солдаты бравые, и дети малые, и старики седые.

А однажды зашли в лавку двое: старик да паренёк. Лесьяр, едва их увидал, в пояс поклонился, а Дарьюшка тихо-тихо сидит, порез-траву сухую в ступке толчёт.

– Проходите, гости дорогие! Истислав! Давненько не виделись! А это неужто мальчуган тот несмышлёный? Вот уж точно теперь – Добромир!

– Здрав будь, друг мой давешний, Лесьяр. Пришли мы к тебе за снадобьем, что раны затягивает. Истощились мои запасы.

Отвечал Лесьяр, что надобно ему кое-каких трав в дальнем лесу собрать. Дарью оставил гостей кормить-поить, а сам ушёл. Накрыла девочка стол, сама сидит, гостей слушает. Славные истории рассказывал кудесник: и про птиц диковинных, и про чудищ морских, и про вед мудрых, и про чародеев чёрных. И Добромир не отстаёт: про коней огнегривых да про замки подводные, и про витязей силы немереной, и про духов горных. Дарья сидит, едва ли не рот разинула: так интересно.

– А сходи-ка ты, Дарья, окрестности Добромиру покажи. Все мы – кудесники, веды, чародеи, знахари – рука об руку ходим, в беде помогаем, да радости множим. Сходите-сходите, а я пока на солнышке подремлю…

В тот же миг уснул старец крепким сном. Хохотнул мальчик, на Дарью смотрит хитро так, ждёт. Зарделась девочка, подхватила корзинку для трав да ягод и повела гостя в лес.

– В лесу всякое встречается: и худое, и доброе, – говорит Дарьюшка. – Надобно наперво поклониться, слово честное, от души, молвить.

Поклонился Добромир лесу, говорит:

– Дозволь, Лес Лесович, по угодьям твоим пройтись, на дары твои посмотреть.

Улыбнулась Дарья, по нраву слова ей пришлись.

– Идём теперь. Только смотри не отставай.

– Уж я-то не отстану, – усмехнулся мальчик.

Самой длинной дорогой ведёт Добромира Дарья, самой сложной – не отстаёт. Знай ещё расспрашивает: это что за былинка, да в какой отвар сгодится. Отвечает Дарья, а сама знай быстрее всё идёт. Тропка неровная: то корни могучие землю вспахивают, то под мхом камни скользкие прячутся. Отстал Добромир. Но всё равно идёт да опять спрашивает: что за цветы, да в какие настои годятся. Отвечает Дарья, а сама ещё быстрее идёт. Вдруг слышит позади: «Погоди, не поспеваю за тобой!», да как припустится со всех ног. Обернувшись, крикнула: «Догоняй, кудесник!», и опять бежать.

Вдруг земля под ногами задрожала да вверх поднялась. Выше трав лесных, выше густого подлеска, вот уж выше молодых берёзок. На три аршина поднялась земля, да застыла. Стоит Дарьюшка, пошевелиться боится. Добрался наконец до неё Добромир, улыбается.

– Говорю же – не поспеваю.

Ладони вверх поднял, земля сразу вниз устремилась. Протягивает девочке руки, улыбается. А та стоит, не шевелится.

– Не серчай, Дарья. Давно в салки-догонялки не играл. Истислав – мудрый кудесник, да всё равно скучно без одногодок жить. Одна вот радость, что тебя встретил.

Подаёт ему руки Дарья и молвит в ответ:

– И ты не серчай, Добромир. Бахвальства не люблю. А салки-догонялки люблю.

Отправились они в путь обратный. Тут уж Дарья сама всё рассказывать принялась: какие травы целебной силой обладают, а какие яд смертельный таят.

Семь дней Лесьяр за травами в дальний лес ходил, семь дней Дарья с Добромиром в своём, ближнем лесу гуляли. Туда идут – в салки-догонялки играют, обратно возвращаются – Дарья всё про дары лесные рассказывает. Вечор настанет – Истислав про времена былые вспоминает, а дети слушают. Так и пролетели семь дней, как один. Вернулся Лесьяр с травами нужными, вмиг снадобье приготовил, по склянкам разлил.

Настала пора прощаться. Зарделась Дарья, ладонь протягивает Добромиру, а на ней – цветок живой. Стебелёк тонкий, в три волосинки, еле держит гроздь соцветий. Верхние лепестки – синее неба чистого, нижние – жёлтые, как солнце ясное.

– Прими подарок мой скромный. Это – огнецвет. В народе говорят, что цветок этот не ведает разлуки. Храни его, и знай: встретимся мы ещё не раз.

– Благодарствую, Дарья. Нечего мне подарить тебе в ответ, разве только…

Коснулся кудесник юный груди своей, слово тайное шепнул, ярко-ярко полыхнул огонь в ладони. Вздрогнула девочка, зажмурилась.

– Не бойся, Дарья, взгляни-ка.

Открывает девочка глаза и видит: на ладони у Добромира уголёк лежит.

– Это – часть сердца моего. Хочу, чтоб у тебя хранилось. Да не просто так: добрую службу тебе сослужит уголёк этот маленький. Зачарованный он. Коли супротив тебя человек злое задумает – похолодеет вмиг уголёк. А коли добра тебе желает – жаром полыхать будет.

Взяла Дарьюшка уголёк с руки – тёплый-тёплый. Улыбнулся Добромир и за учителем следом вышел.

Год за годом проходит: не возвращался больше Добромир. Дарья растёт, и мастерство её с ней вместе, и краса, и доброта. Настоящей знахаркой стала. Лесьяр на шестнадцатый день её рождения наказ дал: домой возвращаться, людям добром и верностью служить. Поклонилась Дарьюшка ему, отправилась домой.

Долго ли коротко ли, вернулась в родные края, на порог отчего дома ступила. Да только радости в доме нет: матушка с тяжкой болезнью слегла.

Тут же Дарьюшка за дело принялась: и так и этак лечит, денно и нощно от кровати её не отступает, да только крепчает хворь. Бросил купец дела все, знахарей, колдунов – и добрых, и худых – в дом зазвал, да всё без толку. Закрыла очи светлые Любава, да так потом и не открыла.

Горем убивался муж, поплакала Дарьюшка украдкой, да делать нечего. Горе-горем, но вспомнил купец, что денег нет совсем. Всё пустил на знахарей да кудесников, и всё без толку. Решил Дарьюшку свою за сына богатого купца отдать.

Приехали сваты, сам жених да родители его, встретил дорогих гостей купец, а Дарьюшка уж стол накрыла, стоит в лучшем платье своём, суконном, парчой рукава обшиты. Кланяется сватам, просит к столу. Сама села скромненько, на жениха поглядывает, а тот всё знай себя нахваливает. Ни одного слова доброго за вечер хозяевам не сказал, только и знает, что о себе говорит.

Не по нраву кроткой Дарьюшке жених пришёлся, да разве уж против отца пойдёшь? Ни слова не сказала девушка, только едва ночь настала, залилась слезами горькими, у матушки покойной совета просит. Всколыхнулось пламя свечи, отразилось в зеркале, и почудилось Дарьюшке, что это мать на неё смотрит. И слышен стал тихий голос, словно ветер в ветвях шумит:

– Эх, Дарьюшка, вижу, не люб тебе жених. Супротив отца идти – тяжкий груз на плечи брать, но лучше уж так, чем жить с немилым. Пока ночь на дворе, уходи из дому, чтобы никто не приметил. Торопись, доченька, а я уж, сколько сумею, буду твой побег скрывать.

Девушка мать поблагодарила и, как была в платье парчовом, убежала, только платок пуховый взяла.

Ночь ли, день идёт, совсем умаялась, еле до деревеньки добралась. В один дом постучалась, в другой – да всё без толку, не хотят чужую привечать, холодеет уголёк за пазухой. Брела Дарьюшка дальше по дороге, плакала тихонько, да не заметила, как старушку с ног сбила. Упали корзинки, рассыпались по дороге грибы-ягоды. Дарьюшка прощения попросила и давай собирать обратно, а старуха всё знай, клянёт девушку, на чём свет стоит.

– Не серчай, бабушка, – улыбнулась девушка. – Давай я твои корзинки донесу.

Согласилась старушка, а сама знай идёт следом, ворчит, рот не закрывая:

– Что, не видишь, младуха? Замёрзла я. Зуб на зуб не попадает!

Отдала Дарьюшка платок свой пуховый. Дошли до деревни, старуха корзины отобрала и сразу прочь. Окликнула её Дарьюшка, спросила, в каком лесу столько ягод водится. Девушка за весь день и маковой росинки не отведала. Махнула старуха рукой на дорогу, да и говорит:

– Прямо пойдёшь, там два лесочка по обе стороны. Ты иди туда, где солнце встаёт, тот лес добрый. А в другой и ступать не вздумай – проклят тот лес.

Побрела старуха по своим делам, а девушка отправилась по дороге к лесу. Да только ветер холодный налетел как раз, и не заметила Дарьюшка, как уголёк ледяным стал совсем.

Вошла девушка в лес, а там светло, тепло, запахи цветов и смолы повсюду… Благодать. Глянь – за деревьями поляна ясная виднеется. Подошла ближе: ягод целая россыпь. Знай только собирай да в рот отправляй. Поблагодарила Дарьюшка старушку за доброту, лесу поклонилась и принялась за еду. Вдруг слышит: то ли птица стонет, то ли человек о помощи молит. Пошла девушка на звук, глянь: в траве под веткой еловой снегирь красногрудый сидит, человечьим голосом стонет. Удивилась: где ж это видано, чтоб снегири летом водились? Но всё ж подошла.

– Помоги мне, девица, выбраться, – пропела птица. – Ветка тяжёлая, сил нет.

Помогла Дарьюшка снегирю, усадила на плечо. Девушка вновь за ягоды принялась: одну себе, другую – птичке спасённой. Разговорились они, и спрашивает птица, назвавшаяся Зорюшкой:

– И какая беда тебя заставила в лес этот проклятый войти?

Удивилась Дарьюшка, рассказала всё, как было.

– Обманула тебя старуха, – печально сказала Зорюшка. – Лес этот заколдовало чудище лесное, Ырх зовётся.

– Ырх? – переспросила девушка, уж больно слово чужое, нерусское.

– Ну, само-то оно себя никак не величает, да только когда совсем злым становится, на всю округу орёт: «Ыыыырх!». Так и зовём мы его. Те, кто волей-неволей в этот лес попал.

– Отчего ж лес проклятый? Куда ни глянь – взор радуется.

– Так-то оно так, да только никогда ты больше отсюда не выберешься.

Опечалилась Дарьюшка, да подумала, что всё равно идти ей некуда, а лес всё же добрым, светлым кажется. Зорюшка поведала, что в лесу теремок есть небольшой, старый, и взялась проводить девушку. Долго ли коротко ли, вышли к поляне, на которой теремок стоял. Рядом яблонька дикая, малины кустистые заросли, да колодец. Заглянула Дарьюшка на дно: воды чистой полно. Наполнила ведёрко, черпачком немного загребла, напилась вдоволь. Поблагодарила Зорюшку за то, что место для ночлега помогла найти, вошла в терем. А птичка на ветке яблони устроилась почивать.

Внутри было просторно и пыльно, и хоть смеркалось, убралась девушка, истопила печь кое-как старыми трухлявыми поленьями, да спать улеглась.

Ночью вылез из пещеры своей глубокой Ырх: росту четыре аршина, брови мхом заросли, лицо словно из камня чёрного высечено, весь в лохмотьях грязных да сором заросший. Ходит по лесу, рыскает: проверяет, все ли его узники на месте.

Все прячутся, дрожат. Авось не осерчает чудище, ещё день тёплый да ясный подарит.

Увидел Ырх: дымок небольшой вьётся. Сразу догадался, что кто-то в теремок наведался. Прокрался туда неслышно, заглянул в оконце, увидел девушку спящую, да осерчал не на шутку. Но решил сгоряча не рубить, вернулся в пещеру свою, дождался утра, да позвал к себе Лису.

– Поди, Лиса, к терему, да приведи того, кто в нём живёт.

– Помилуй, лесной хозяин, сроду там никого не бывало.

– Поди, говорю!

Поджала Лиса хвост и побежала приказ Ырха выполнять. К теремку шасть – а там девушка хлопочет, двор метёт, а птичка Зорюшка помогает, хвостиком паутину со ставней сметает.

– Девица-красавица, – ластится Лиса. – Что же ты, в чужой дом вошла, а у хозяина разрешения не испросила?

Попросила прощения Дарьюшка, в ноги Лисе поклонилась и про хозяина спросила: кто он да где сам? А рыжая ей и отвечает:

– Недалече. По тропинке, потом через ручей по мосточку, да так и дойдём.

А Зорюшка смекнула, что Лиса Дарьюшку к самому Ырху собралась вести, села девушке на плечо, защебетала тихо, предупредила. Испугалась Дарьюшка, да делать нечего.

– Так и быть, веди меня, Лисонька. Только негоже в таком виде к хозяину идти, дай причешусь да косы переплету.

Причесалась Дарьюшка, да и Лису вычесала частым гребнем. Шёрстка лоснится, на солнце огнём переливается да золотом. Повязала ленту алую себе в косы и про Лису не забыла.

Идёт Лиса довольная, хвостом помахивает: самая красивая в лесу, не иначе! А как на мосточек взошли, увидала себя в отражении и налюбоваться не может. Стыдно стало Лисе за обман свой, да не осмелилась бы Ырха ослушаться.

– Эх, девица, не к простому человеку веду тебя, а к чудищу страшному. Во всём лесу он хозяйничает, никто не смеет против него и слова дурного сказать. Говорят, он колдун сильный, что хочешь – всё исполнит. Многие люди, что в плен лесной попали, к нему приходили. Каждому он говорил: исполню всё, что пожелаешь. И тебе скажет, да только ты знай: для себя ничего не проси. Коль пожелаешь – тотчас сквозь землю провалишься.

Поблагодарила Дарьюшка Лису, и пошли они дальше к пещере. Услышал Ырх их приближение, камень огромный со входа отодвинул, внутрь пригласил. Девушка вошла, а Лиса незаметно убежала обратно в лес.

Пещера пустая, тёмная. Ничего-то и нет, даже подстилки из лап еловых. Словно и не живёт тут никто: ни человек, ни зверь. Страшно Дарьюшке стало, да только уголёк за пазухой чуть теплее стал.

– Назовись и скажи, зачем ты в терем вошла?

– Меня Дарьей зовут, а в терем вошла, потому что очень устала. Не серчай на меня, позволь в тереме жить остаться.

– Что ж, оставайся. Всё равно из леса ты больше не выйдешь. Пожитков у тебя никаких, может, чего надобно тебе, Дарья? Что скажешь – всё исполню!

Вспомнила девушка наказ Лисы, да ответила:

– Ничего не надо мне, только разве что иглу тонкую и ниток клубок. Хочу Зорюшку да Лисоньку отблагодарить за доброту, бусы смастерить.

– Будет тебе всё.

Топнул Ырх, с плеч его широких посыпалась земля. Из-под лохмотьев да травы сорной жёлтый лепесток выглянул, словно солнца лучик. Да только обратила внимание на это девушка, тут же сомкнулась трава сорная, скрыла лепесток. Глянула Дарьюшка вниз: нити шелковые лежат да игла. Подняла подарки, в ноги чудищу поклонилась.

– Благодарствую, хозяин леса. Скажи, как величать тебя?

Уголёк за пазухой похолодел.

– Никак не звать меня! Нет у меня имени! Вон отсюда!

Выбежала девушка из пещеры, а вслед ей рёв доносится: «Ыыыыыырх». Грянул гром средь ясного неба, тучи накликал. Дождь хлынул, что есть мочи.

Добралась Дарьюшка до терема, села у окна. Сняла платье суконное, в одной рубахе белёной сидит. Парчу с рукавов сдирает да думает: а ведь когда она с Зорюшкой да Лисой говорила, уголёк волшебства своего не показывал. Как там Добромир говорил: коли человек с добрыми помыслами… Выходит, не чудище это вовсе, а человек заколдованный? Дошила Дарьюшка платье, за бусы принялась. С пояса жемчуга оторвала, смастерила каждой помощнице своей по подарку.

Три дня и три ночи дождь лил, а на четвёртый день, едва солнце из-за туч показалось, вышла Дарьюшка во двор, кликает Зорюшку. А та кручинится, о доме родном вспоминает. Подумала девушка, да и решила обратно к чудищу сходить, желание попросить.

– Чего тебе надобно, Дарья?

Девушка прислушалась: молчит уголёк.

– Весточку хочу домой отправить, что жива-здорова, в покое и заботе живу.

Потеплел уголёк на миг, а потом снова утих.

– Не пущу тебя.

– А ты дозволь птичке весточку донести.

Подумал хозяин леса, да и разрешил.

Топнул Ырх, с плеч его широких посыпалась земля. Из-под лохмотьев да травы сорной синий лепесток выглянул, словно небо чистое. Да только обратила внимание на это девушка, тут же сомкнулась трава сорная, скрыла лепесток.

Поклонилась Дарьюшка и пошла в путь обратный. Как домой вернулась, всё Зорюшке рассказала. Уж как та обрадовалась, не описать! Долго они прощались, а потом улетела Зорюшка прочь из леса.

На следующее утро едва вышла Дарьюшка из терема – Лисонька у порога кружится, в ноги ластится.

– Говорят, ты, Дарьюшка, Зорюшку вызволила из плена? А меня, подружку свою, что же?

В третий раз собралась девушка к Ырху. Идёт по дороге, смотрит: а в лесу зверей да птиц видимо-невидимо, все из чащи вышли, взглядом провожают. Сколько же раз ходить придётся к чудищу лесному, пока каждого из плена не вызволит? Заходит в пещеру, в ноги кланяется Ырху и молвит:

– Не серчай, лесной хозяин. С просьбой я к тебе пришла.

А уголёк молчит.

– Говори, Дарья, чего желаешь?

– Желаю, чтоб лес ты от проклятия избавил и всех освободил. А я в тереме останусь, тебе буду сказки рассказывать и песни петь, чтобы не заскучал один.

Жарко-жарко стало от уголька. А потом опять холодно.

– Да ты обмануть меня вздумала? – заревело чудовище.

– Что ты, хозяин леса!

Достала Дарьюшка уголёк из-за пазухи, на ладони раскрытой протянула.

– Глянь, это – уголёк волшебный. Кудесник добрый мне в дар его дал. Коли человек тебе добро задумал, то…

– Убери! – громче прежнего взревело чудище.

– Возьми, сам поймёшь, что не зла я тебе желаю.

Уголёк стал горячим-горячим, в тот же миг вспыхнул пламенем ярким и исчез. Испугалась Дарьюшка, да потом поняла, что огонь ей вреда не причинит. Объяло пламя чудище, скрыло за красной стеной, а когда исчезло пламя, стоял перед Дарьюшкой друг её давешний, Добромир, к груди цветок-огневик приколот.

– Спасибо тебе, Дарья, за доброту твою, заклятие развеявшую. Подарил я тебе частичку сердца своего, да без этого кусочка стали мысли мои чернеть, и превратился я в чудище лесное, озлобленное да одинокое. Скажи, друг мой, краса ненаглядная, будешь невестой мне?

Согласилась Дарья, и с тех пор больше никто о чудище лесном не слышал. Лес так и остался волшебным, но только всякий человек с добрым сердцем мог найти в нём приют и покой, а у кого сердце злое было, и пяти минут под сенью деревьев пробыть не мог – тут же прочь бежал.

И жили Добромир с Дарьей долго и счастливо. И много добра они людям искусством своим волшебным сделали за долгую жизнь.