Волшебная палочка

Кофе — национальный напиток писателей. Хотя вообще коньяк. Но можно вместе.

Официант многозначительно прокашливал мимо столика уже не в первый раз. Совесть укоризненно бубнила, что ещё одна чашка эспрессо дыру в бюджете не проделает, но эспрессо не хотелось. И американо тоже.

На фляжке не хватало надписи: «Выпей меня!» Коньяк так органично перекочёвывал в слабо пахнущую арабикой жижицу, как будто на ней и настаивался последние лет пять. Вздохнув, писатель перечитал фразу, поморщился и скомкал салфетку. Слова упорно разбегались от кончика авторучки, словно дошколята от воспитательницы. Впрочем, они это начали задолго до коньяка.

Колокольчик над дверью брызнул хохотком: в кафе ворвался физик. Он ловко пронырнул под локтем официанта, обогнул пару столиков и рухнул в кресло напротив.

— Мне того же, что и ему! — Физик отобрал чашку приятеля, принюхался. — А, нет. Только кофе!

— Пожалеешь, — наморщился писатель. — Местный продукт больше похож на жижу из жареных тараканов, которым дедушка рассказывал, как однажды упал в банку с цикорием.

Со спины донеслось отчётливое фырканье официанта. На столешницу перед физиком легло блюдце, потом салфетка, а сверху гордо утвердилась чашка. Гость принюхался и отхлебнул.

— Да ладно тебе, нормальный кофе. Что, опять не пишется? Про цикорий было почти хорошо.

— Про цикорий не моё. — Писатель дождался, пока официант отвернётся, и снова подлил из фляжки. — И если убедить себя, что кофе не удался, становится не жалко разбавлять его спиртным.

Физик отобрал фляжку, приложился, приподнял брови.

— Ну, коньяк тоже неплохой…

— Но не работает. — Горка скомканных салфеток дрогнула, когда писатель махнул над ней ладонью. — Какое-то безумное кофепитие… Мне не хватает слов. Нужных. Правильных. Единственно верных. Вот сижу, накидываюсь, жду то ли катарсиса, то ли мордобоя.

— Отставить мордобой! — скомандовал физик. — Ты не поверишь, но я к тебе как раз с нужными, правильными и единственно верными словами. И знаешь, как они звучат? «Некогда объяснять, допивай, поехали!»

— Подожди, подожди… — Писатель неуверенно щёлкнул ручкой, убрал её в нагрудный карман, снова достал, повертел в пальцах. — Куда поехали? Зачем?

Физик молча улыбнулся, подмигнул и посмотрел на официанта. Тот понял и направился к столику с терминалом наперевес. По салфетке расплывалось тревожное тёмное пятно.

***

Охранник за турникетом бдительно сощурился.

— А второй?

Физик снова подмигнул, запустил руку за пазуху и громко, чётко произнёс:

— Гостевой пропуск!

На турникет легла аккуратная пластиковая карточка. С фотографии в углу смотрел хмурый, кривящий угол рта тип. Да, бриться, наверное, следовало чаще. А пить меньше.

Только когда они завернули за угол, писатель вдруг понял и схватил приятеля за рукав.

— Так, стоп. Когда ты успел? А фото? Я эту рубашку утром распаковал, даже не гладил толком...

Ухмыляясь, физик приложил палец к губам:

— Пара минут, ладно? Моя лаборатория под соседним корпусом. Тут не могу.

— Настолько не можешь, что всеми силами работаешь на публику?

Писатель покосился на красноглазую камеру, устало обозревавшую коридор. Перехватив взгляд, физик помахал объективу.

— Дело не в секретности, дело в расстоянии. Впрочем, я уже не уверен. Эх, надо было сразу в кафе проверить…

— Да что проверить-то? — начал понемногу закипать писатель. — Хорош интригу наводить, это моя работа! Рассказывай давай, ну?

За перепалкой они миновали ещё один турникет, вышли на крытый переход между корпусами, потом свернули по нисходящему пандусу в сторону массивной сдвижной двери. Здесь физик посерьёзнел и вытянулся в струнку на обведённом белой краской квадрате.

— Биометрию считывает. Как будто отсюда можно что-то уволочь…

Попав внутрь, писатель осознал иронию. Цокольный этаж на самом деле оказался верхним ярусом уходящей в глубину конструкции. Огромные металлические цилиндры, шары и тороиды вязли в темноте, а толстые кабели и трубки казались паутиной, покрывавшей циклопический артефакт древней цивилизации. Потенциальным грабителям понадобился бы карьерный самосвал, и не один.

— Внушает. — Писатель облокотился на ограждение, прямо над надписью «не облокачиваться!» — Настоящая кроличья нора. А мне вообще можно на это смотреть? Не придётся потом сдавать глаза на проходной под расписку? Или вообще голову с плеч…

— Тут экскурсии водят. — Физик пощёлкал пультом. Стало гораздо светлее, а на полу проступили весёлые оранжевые стрелки. — Студенты, школьники, политики. Наука в массы и всё такое. Но мы здесь не за этим.

Он втиснулся между парой набитых аппаратурой стеллажей и исчез. Через пару секунд оттуда высунулась рука, махнула нетерпеливо. Писатель вздохнул и полез следом.

За лазом оказалось что-то вроде лаборантской: раковина, стол, шкафчики. Физик покрутился на месте и вытащил из угла пару табуретов.

— Садись и смотри. Кофе будешь?

— Да не работает он… — устало пробубнил писатель, но его перебили:

— Это если без секретного ингредиента. И тот тоже не работает, но предположим. Итак, — физик снова полез за пазуху, — кофе с коньяком!

Наверное, следовало удивиться. Вскочить, распахнуть глаза, прижать ладони ко рту. Возможно, громко охнуть или затейливо выругаться. Вместо этого писатель повёл носом, взял возникшую из ниоткуда кофейную чашечку и попробовал.

— А это чудеса, и они случаются… Знаешь, удачные пропорции. Всего в меру, ровно столько, сколько нужно.

— Именно! — Физик аж подпрыгнул. — Идеальная вещь, почти по Платону. Но вполне материальная, как ты успел заметить.

Он вытащил из внутреннего кармана пузатый рифлёный цилиндрик, поставил его рядом с чашкой на торец. Писатель откинулся на стену и пожевал губами.

— Умклайдет. То есть, мы дожили до волшебной палочки. И вы сюда детей водите?

***

— Проблема науки в том, что она не даёт конечных ответов. Вопросы — сколько угодно. И то, что кажется обывателю ответами, на самом деле рождает каскады новых проблем.

Физик опасно покачивался на табурете и прихлёбывал свежесозданный кофе. Без коньяка, ясное дело. Цилиндрик матово поблескивал в свете настольной лампы.

— То есть, ты не знаешь, как оно работает, — кивнул писатель.

— Не знаю, — хлюпнуло с другого края стола. — На самом деле мы пытались создать самоподдерживающийся изолят квантовой запутанности. Там, — физик кивнул на стеллажи, отделяющие лаборантскую от многоярусного агрегата, — за слоями охлаждающих кожухов, сверхпроводящих соленоидов, силовых фокусаторов и чутких датчиков, в ловушке всех известных нам сил и полей бьётся единственное пойманное человечеством антинейтрино. А его обратный близнец почти без каких-либо ухищрений лежит себе и релаксирует тут.

Палец постучал по столешнице рядом с цилиндриком. Писатель с любопытством склонил голову.

— Но почему кофе?

— Не только он, — отмахнулся физик. — Можешь вызвать что угодно. Эта штуковина — ключ, запускающий материализацию всего, к чему можно подобрать определение. Всего, для чего есть слова. Знаешь, похоже, мы ненароком взломали исходный код нашей Вселенной. Или не нашей, соседней. Честно скажу, версий больше, чем стабильных изотопов у ксенона.

— А что, если я попрошу океанский лайнер?

Физик захохотал.

— Попроси. Тебе понравится!

Писатель обвёл взглядом тесную комнатку.

— Ладно, допустим, ты свято чтишь технику безопасности… Морской пароход!

Между кофейными чашками сухо хрустнуло. Физик поймал отвалившийся от удара пластиковый кубик и вернул на место.

— Масштаб «один — двести», девять тысяч деталей. Конструктор появится в магазинах в следующем месяце. Мне иногда кажется, — он покатал цилиндрик между ладонями, — что эта зараза над нами издевается. Как джинн в сказке.

— Сказки, говоришь… — протянул писатель, изучая модель корабля. — Ты ведь меня за этим сюда позвал? Сыграть с вашим всемогущим джинном в слова? «Что общего между вороном и письменным столом?»

Физик моргнул. Потом задёргался, вскочил и прижал палец к губам.

— У тебя есть идеи? Тс-с, тихо, только молчи! — он схватил пульт и снова нажал пару кнопок. — Давай-ка на полигон. Технику безопасности и правда следует чтить.

***

Полигон оказался унылым щетинистым полем, тянущимся до приземистого хвойного леска. Со стороны въезда общую колючесть дополняла зазубренная спираль, прокинутая вдоль забора — почему-то с обеих сторон. Писатель поёжился и открутил крышку на термосе.

— То есть, кофе оно варит даже за городом. И без какого-либо источника энергии.

Физик помотал головой, неуклюже устанавливая посреди подозрительно выгоревшего пятна массивную треногу-подставку. Ему приходилось работать одной рукой: во второй попискивал и помаргивал светодиодами планшет.

— Больше тебе скажу. Мы неделю следили за основной ловушкой — там, в лаборатории. Знаешь, что происходит, когда начинается материализация?

— Что?

— Ничего. Ни колебаний в напряженностях рабочих полей, ни проседаний по мощности. Да если бы из реактора вылез Дед Мороз с бутылкой водки, и то стало бы уже не так обидно. Хоть какой-то результат…

Он закончил с приготовлениями, водрузил на подставке цилиндрик и перелез через бруствер. Писатель молча протянул термос.

— Учти: я не уверен, что смогу родить значимый для науки эффект. Это просто тень от идеи, на грани безумия, на кончиках пальцев…

— Ага! — поднял палец физик, основательно приложившись к термосу. — Значит, правильные слова! Нужные и единственно верные, да? Ну, поехали!

Кинув взгляд поверх бетонированного вала, писатель машинально достал из нагрудного кармана ручку. Повертел в руках, пощёлкал, прикинул расстояние до объекта эксперимента. И выразительно, ритмично начал декламировать:

— Варкалось! Хливкие шорьки
Пырялись по нове,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове...

Земля задрожала ещё на первой строчке. Физик упал на дно капонира, не выпуская планшета, по экрану которого взбудораженно змеились какие-то линии. Воздух вокруг цилиндрика засветился, напоминая полярное сияние, которое писателю довелось видеть в детстве. В ушах звенело и щёлкало.

Потом накатила волна холода. В лицо толкнуло, закрутило, бросило. Свет погас — и мир погас вместе с ним.

***

— Только не вздумай себя в чём-то винить! — Физик охлопывал одежду, отплёвывался от сухой земли и травинок, косился на разбитый планшет. — Эксперимент удался. Результат мы получили, пусть и… такой. Кроме шуток: нашим теперь материала на год работы хватит!

Писатель механически откручивал крышку на помятом термосе, вдыхал смешанные ароматы жареных зёрен и дубовой бочки — и снова закручивал обратно. Авторучку он найти так и не смог, но эта мысль его не беспокоила.

— Катарсис и мордобой… Знаешь, — сказал он наконец, вставая с треснувшей бетонной приступки, — я напишу об этом рассказ. О великом научном открытии и о словах, которые подобраны верно. Но для этого мне понадобится чего-нибудь выпить. Желательно без кофеина и спирта. Как насчёт чая?

— Идея отличная, — кивнул физик. — И чай, и написать. Только в чае есть кофеин… И убери имена. Пусть будут просто писатель и физик. Ключевые детали тоже измени. Тебе я доверяю, а твоим читателям… Прости.

— А экскурсии водите, — писатель улыбнулся и положил термос рядом с планшетом. — Или другим посетителям другие истории? Что вы им показываете, «коллайдер»? «Токамак»?

— У истины, как у любого сложного явления, существуют грани и слои. — Физик закончил отряхиваться и тоже встал. — Ещё одна просьба: лучше, если в твоём варианте всё взорвётся. Центральный персонаж произносит загадочную фразу, земля начинает дрожать… Ну, как ты это обычно делаешь; не мне учить.

— Тоже разумно, — писатель посмотрел на огромную воронку, над которой всё ещё искрило и тянуло морозцем. — И надо придумать, что именно говорит герой. Вот, пускай он вспомнит любимые стихи. Достаточно известные, в меру абсурдные. Волшебная палочка, оперирующая непогрешимыми законами мироздания, не выдержит человеческой парадоксальности и жахнет. Очень нравоучительно.

Он зачем-то опять взял термос, уставился на него невидящим взглядом, а потом размахнулся и метнул в сторону воронки. Похлопал себя по нагрудному карману, ожидаемо не нашёл в нём ручку — и направился в сторону выезда с полигона.

Физик проводил термос глазами. Когда шаги за спиной затихли, он достал из внутреннего кармана пузатый рифлёный цилиндрик, поставил его рядом с планшетом на торец. Улыбнулся, подмигнул кому-то невидимому и громко, чётко произнёс нужные, правильные и единственно верные слова.