Реальность пополам. Часть 1

Автор:
Ирина Ракова
Реальность пополам. Часть 1
Аннотация:
Правда, странно, когда мир вокруг сначала вдруг повинуется любому твоему желанию, потом упрямо пытается забрать у тебя самое дорогое, а в итоге разъезжается в стороны, словно ширма, открывая взору совсем уже невероятные вещи? Вот и попробуй тут сохранить рассудок и сделать правильный выбор.
Текст:

Глава 1

– Жанна, – цедит сквозь зубы брат, плюхаясь рядом со мной на диванчик. – Ненавижу её.

– Что на этот раз? – сочувственно спрашиваю я, откладывая книжку.

Встречаюсь с ним глазами – в его, обычно тёплых и карих, сейчас полыхает костёр. Мои – не такие. Серые, спокойные и скучные, как холодная стоячая вода.

– Плохо пол помыл, ты понимаешь? Где-то там в углу её чёртовы волосины остались, а у неё ещё совести хватает нос свой корявый брезгливо морщить, и говорить, что это твои! Как будто не видно разницы – моя сестра не какая-нибудь безмозглая блондинка!

Вздыхаю, откидываясь к стене и привычно стукаясь затылком о прохладную эмаль спинки кровати. Думаю, Жанна была серьёзна, предъявляя обвинение – волосы у нас с ней примерно одинаковой длины, а зрение у неё плохое.

– А потом она стояла надо мной с калькулятором и считала, – продолжает Руслан, – сколько она бы заплатила уборщице за такую паршивую работу, и сколько ей обходится прокормить нас и одеть!

Слова у него заканчиваются, а эмоции всё ещё распирают, поэтому он просто утыкается лицом в ладони и рычит. Машинально протягиваю руку, чтобы запустить пальцы в его волосы и слегка потрепать их фирменным успокаивающим жестом «старшая сестра». А старше я на год и четыре месяца, и этот нервный паренёк – мой лучший и единственный друг. Единственный – с тех пор, как умерла мама.

– Давай сбежим, – говорю бесцветным голосом. – Прибьёмся в какой-нибудь детдом. Может, там будет лучше, как считаешь? Осталось-то чуть больше двух лет потерпеть. А потом я найду работу и оформлю опёку над тобой.

Я произношу это очень тихо, почти шёпотом, но всё сжимается внутри при мысли о том, что бы с нами сделала Жанна, если бы вдруг услышала.

Он недоверчиво смотрит на меня. Мы только что поменялись ролями – обычно это он подговаривает меня совершить какой-нибудь опрометчивый поступок, а я холодным разумным тоном успокаиваю его и отговариваю от безумной идеи.

– Ты так шутишь, да, Кать?

Дверь распахивается, и мы подпрыгиваем, хватаясь за руки и перепуганно глядя на Жанну. Нет, конечно, она не могла слышать последнюю мою фразу, даже если бы подслушивала у двери.

– Ужин, – презрительным тоном говорит эта женщина, постукивая ногтем по циферблату наручных часов, резко разворачивается и уходит, закрыв за собой дверь.

– Она же не... – выдавливает из себя Руслан.

– Нет, – отвечаю твёрдо. – Просто мы опаздываем на ужин аж на три минуты. Какое свинство с нашей стороны!

Она мамина двоюродная племянница. До того, как мама ушла, мы её и видели-то всего несколько раз, на семейных торжествах. И ни разу у меня не возникало к ней приязни – холодная, высокомерная, всегда стояла поодаль от толпы доброжелательных родственников и смотрела на всех с презрением.

Однако же, когда пришло время, лишь она одна из всей этой добродушной толпы согласилась взять нас к себе. Мы с братом довольно быстро сошлись во мнениях, зачем она это сделала: очень удобно, должно быть, такой, как она, иметь под рукой кого-то, на кого можно изливать свою желчь.

– Мы сделаем это, – шепчу брату на ухо прежде, чем последовать за ней. – Скоро.

Стол уже накрыт по всем правилам, словно Жанна ужинает не с двумя ненавистными ей приёмышами, а ждёт в гости как минимум директора крупной компании. К пище и посуде она нас не подпускает – готовка для неё святое, нам остаётся чёрная работа вроде стирки, глажки, уборки.

Первое, второе, салат, десерт. Белая скатерть, голубые салфетки. Сияющие столовые приборы, ножи и ложки справа, вилки слева. Твёрдые деревянные стулья с высокой прямой спинкой. Сутулиться нельзя. И тишина. Разговаривать за едой тоже нельзя.

Я боюсь поднимать глаза, словно Жанна может случайно прочитать в них мои намерения. Боюсь за брата – не нужно было ему пока говорить, у него всегда всё как маркером на лбу написано. И посмотреть на него не могу, тоже боюсь – вдруг она сочтёт это заговорщическим жестом.

Впиваюсь зубами в нежное мясо, словно стараясь загрызть свой страх. Это действительно очень вкусно. У мамы никогда не получалось так готовить. И денег постоянно не хватало – ни на еду, ни на одежду. С Жанной у нас деньги на карманные расходы есть всегда, мы носим хорошие дорогие вещи и едим мясо трижды в день – один такой ужин стоит столько, сколько раньше нам хватило бы на пару недель. Зато тогда у нас были разговоры и смех за столом, дни без презрительных взглядов и попрёков по каждой мелочи, и ощущение того, что всё, что у нас есть – наше.

И мама... Дыхание перехватывает, я на секунду забываюсь, и из памяти тут же вырывается наружу родной образ, встаёт перед глазами.

МАМА!

Позволив себе мысленно, с отчаянием выкрикнуть это слово, тут же усилием воли беру себя в руки и обнаруживаю, что бессовестно смотрю прямо в глаза Жанне. В них странное выражение. Затем происходит что-то необъяснимое.

Всё кругом идёт волнами, и сама Жанна – рябью, словно помехи в телевизоре. Это длится буквально мгновение, потом проходит.

Она хмурится – если бы не правило молчать за едой, думаю, с меня бы сейчас грозно спросили за наглый взгляд. Поспешно утыкаюсь глазами в тарелку, но не выдерживаю и кошусь на Руслана – тот тоже смотрит на бифштекс, но выглядит совершенно нормально.

И что это было?

– Екатерина, зайди ко мне в комнату через полчаса, – приказывает Жанна сразу после ужина.

– Одна? – неуверенно оглядываюсь на брата – нагоняи мы обычно получаем вместе, даже если виноват только один из нас.

– Одна, – подтверждает она.

Мы топаем наверх, пока наша опекунша моет свою драгоценную посуду, и Руслан толкает меня локтем в бок.

– Она всё-таки слышала, да? – жалобно спрашивает он меня.

– Вряд ли, – меня сейчас волнует не это. – Ты... ничего странного не заметил во время ужина?

– Эээ... Странного? Я заметил Жанну. Мне кажется, это странно – в тридцать два года, с таким домом и кулинарными способностями – и не замужем. Наверное, поэтому она и злая такая.

– Она и в двадцать два такой была, – отмахиваюсь я. – Так что это скорее причина, а не следствие. Нет, серьёзно?

– Серьёзно? Нет, вроде. Но ты же знаешь, я не сильно наблюдательный. А ты что заметила?

Отвожу глаза. У меня обычно нет секретов от брата – он всегда в курсе моих месячных, предпочтений по поводу мальчиков в школе, мелких девчачьих проблем вроде выбора косметики или бритья ног и прочего.

– Нет, ничего, просто показалось.

И сейчас я, пожалуй, в первый раз что-то от него скрываю. И Руслан, конечно, понимает это. Почему я так поступаю? Точно сказать не могу, что за муха меня укусила.

Необходимость делать уроки избавляет нас на время от возникшей неловкости, и мы утыкаемся в учебники и тетрадки, молча, каждый в своём углу.

– Тебе пора, – ровным голосом говорит Руслан через какое-то время.

– Что? – поднимаю голову, выдернутая не столько из алгебры, сколько из собственных размышлений.

– Полчаса прошло, – он кивает на часы на стене.

– Чёрт, точно, – подскакиваю. – Что бы я без тебя делала!

Не хватало ещё опоздать – она этого терпеть не может.

– Входи.

Жанна стоит посреди комнаты, глядя на меня. Интересно, давно она так стоит, поджидая?

У неё светло-русые прямые волосы ниже плеч, голубовато-серые маленькие глазки, острые и холодные, под стать её характеру, тяжёлый нос с горбинкой и тонкие губы. Хотя губы, может быть, и нормальные – просто я ни разу не видела их неподжатыми.

Аккуратно прикрываю дверь и, собрав всё своё мужество, встаю напротив неё, глядя прямо в глаза.

Несколько секунд она молчит и не двигается. Затем начинает говорить – с места в карьер, как обычно.

– Тебе скоро шестнадцать. Я решила, что ты уже достаточно взрослая, чтобы начать работать.

«Ты решила?» – хочется мне крикнуть. – «Да кто тебе дал право решать за меня?»

Вместо этого молчу и вежливо улыбаюсь. Если она пытается вывести меня из себя, то не дождётся. В конце концов, может здесь она и права, учитывая, что мы с братом сидим у неё на шее.

– У моих знакомых есть кафе неподалёку, – не дождавшись моего ответа, она отворачивается к окну – её руки сцеплены за спиной. – Они согласны взять тебя официанткой.

Киваю спине Жанны, потом, сообразив, что она меня не видит, и что неприлично уже так долго хранить молчание, выдавливаю: «Хорошо». Если она успела договориться с кем-то, значит, не произошедшее за ужином тому виной.

Она поворачивается ко мне боком, её некрасивый профиль выделяется на фоне вечернего неба:

– Надеюсь, ты не думаешь, что это тебя освобождает от обязанностей по дому?

Конечно, не думаю. Это было бы слишком великодушно для Жанны. Но при мысли о том, что мне придётся после школы бежать на работу – сколько там смена у официантов, часа четыре? – потом домой, прибираться, стирать, гладить – мне становится не по себе. Руслан охотно помог бы мне, да Жанна не Жанна, если не проследит, чтобы этого не случилось.

– Что-то не так? – вопрошает опекунша, вглядываясь в моё лицо; в глазах у неё насмешка. – Мне показалось, у тебя появилось слишком много свободного времени, раз ты начала заниматься ерундой.

Я старательно делаю вид, что не понимаю. Значит, всё-таки слышала – или она о чём-то другом?

Глава 2

– Катя, ну нельзя бить посетителей! – Рита на секунду закрывает лицо рукой, затем убирает её и придвигается ко мне, глядя в глаза. – Тем более важных шишек.

– Он схватил меня за... пятую точку! – возмущаюсь я.

Администратор смотрит на меня долгим взглядом, потом вздыхает и начинает объяснять, как ребёнку:

– Он был пьян – это раз. Ты красивая молодая девушка – это два. Он богат и чувствует себя хозяином этой жизни, а ты официантка, его прислуга – это три. Знаешь, что в такой ситуации делают наши девочки? Хихикают и убегают. Он же тебе не ноги раздвинул, правда? Ты в автобусе в час пик когда-нибудь ездила? Тоже всем, кто до тебя дотронется, пощёчины раздавала?

Молчу, насупившись и глядя на резную дощечку на стене. На ней искусно вырезан пейзаж: речка, раскидистые деревья по берегам, несколько домиков вдали. Листья деревьев выложены янтарной крошкой.

– Сегодня твой первый день, так что пока ты отделываешься предупреждением, – машет на меня рукой Рита. – Но ещё раз что-нибудь подобное произойдёт – и ты отправляешься на кухню мыть посуду. У меня всё. Свободна.

Киваю, буркаю «до свидания» и пулей вылетаю из её кабинета. Пятнадцать минут седьмого.

У моего шкафчика, прислонившись спиной, стоит другой официант, Паша, высокий смуглый парень – он уже давно переоделся, меня ждёт, должно быть.

– Ну как? – спрашивает он. – Сильно влетело? Не уволили?

Мотаю головой, пока вожусь с замком. Это он вовремя оттащил меня от того... нехорошего человека, не дав устроить скандал, и извинился со смехом. А потом оставшиеся два часа ободряюще улыбался каждый раз, как проходил мимо, и похлопывал по плечу, если руки были свободны.

– Тебе в какую сторону?

Поднимаю на него глаза.

– Ты не думай, я не пристаю, – Паша выставляет руки в комическом жесте, словно защищаясь от пощёчины. – Просто вдруг тебе скучно одной идти.

– Не, нормально, – выпаливаю поспешно, и тут же краснею. – Прости. Спасибо за... в общем, спасибо.

– Не за что. Ну, до завтра.

Паша с некоторым разочарованием машет рукой и шагает к выходу, а я на пару секунд зависаю, глядя вслед. Интересно, сколько ему лет? На вид – около восемнадцати.

Опомнившись, хватаю одежду и бегу в раздевалку, а после выскакиваю из кафе и почти бегом несусь к дому Жанны, суетливо высматривая по сторонам фигуру Паши – было бы неловко обнаружить, что нам с ним всё-таки по пути.

Быстрым шагом дорога займёт около пятнадцати минут, которые мне кажутся непозволительной тратой времени. Мимо проезжает девушка на велосипеде с рюкзаком на спине. Дорога идёт с еле заметным уклоном, и она даже не крутит педали, лишь направляя руль в нужную сторону, чтобы объехать пешеходов. Шины мягко шуршат по асфальту. Я заглядываюсь на неё.

Возможно, было бы разумным сказать Жанне, что мне нужен велосипед – она мигом купит. Если у неё, конечно, нет цели заставить меня бегать туда-сюда с высунутым языком, что вполне вероятно. Я, правда, не умею ездить... Но почему бы и не научиться – глядя на ту девушку, это занятие не представляется таким уж трудным...

И тут приходит осознание, что я планирую на много дней вперёд, как буду носиться в новом ритме из школы на работу и домой, с велосипедом или без, и совсем забыла про намерение сбежать, так чётко обозначившееся вчера в моей голове!

Останавливаюсь как вкопанная посреди тротуара, и в меня сзади чуть не врезается пожилая женщина с объёмистым пакетом.

– Извините, – бормочу, отхожу к высокому бордюру и усаживаюсь на него.

Велосипед? К чёрту. Мы сделаем это сегодня. Мы уйдём от Жанны.

– Ты долго, – произносит она, красноречиво указывая кивком головы на часы.

Без пяти семь.

– Пришлось задержаться на работе, – равнодушно бросаю по пути в ванную.

Вымыв руки, сразу же отправляюсь за стол. Обычно к этому времени я уже успевала переделать всю работу по дому и даже начать уроки. Сегодня придётся поздно лечь спать – а жаль, не мешало бы хоть чуть-чуть выспаться перед тем, что я задумала.

За ужином мы, как обычно молча, уминаем луковый суп и тефтели с грибами. Расправившись с фруктовым салатом и чаем, привычно составляю свою посуду на мойку и поднимаюсь наверх, забежав предварительно в ванную за охапкой полезностей: две тряпки для пыли, пушистая щётка, три вида чистящих средств, два ведра для воды, швабра, щётка для окон.

Я надраиваю стекло на лестничной площадке, когда наверх поднимается Руслан, бросает на меня виновато-сочувственный взгляд и идёт к себе в комнату. Видимо, Жанна уже потолковала с ним.

На часах половина десятого, когда я наконец заканчиваю. Падаю на свою кровать и обречённо смотрю на стопку книг и тетрадей. Потом до меня доходит, что они мне не понадобятся, если всё удастся. А не удастся – никакие взбучки от учителей не сравнятся с разгневанной Жанной.

Брат легонько скребётся в дверь и проскальзывает в комнату.

– Сегодня в три часа ночи сваливаем, – шепчу ему. – Рюкзак заранее собери, только не шуми.

Он почему-то смотрит на окно. Усмехаюсь.

– Да через дверь уходим, чудик. Я знаю, как новая сигнализация отключается. Я уже это делала.

Отводит взгляд. У меня внутри разливается нехорошее чувство.

– Ты чего?

– Я боюсь, Кать. Если... если вдруг не получится...

– То что? Что будет?

– Ну, ты же знаешь Жанну...

– Руслан, – пытаюсь взять себя в руки и говорить спокойно и рассудительно. – Если у нас не получится, Жанна взбесится, будет на нас орать, оставит без еды на три дня, в самом худшем случае – поднимет на нас руку. Это что, сильно отличается от того, как мы каждый день здесь живём? Если будет совсем плохо, можно настучать в органы опеки, сказать, что... ну, наврать что-нибудь. А теперь представь, что мы просто останемся, и так будет всегда – по крайней мере, до тех пор, пока мы не будем в состоянии сами себя обеспечивать. Что выбираешь?

– Не знаю, – мнётся брат. – Наверное, ты права.

Но по его глазам-то видно, что он так не думает. Поэтому я решаюсь на крайние и, на мой взгляд, довольно подлые, меры.

– Ну, если ты не хочешь, – вздыхаю, – то, наверное, лучше не сто́ит. Забей. Ложись спать.

Он, наконец, смотрит мне прямо в глаза. Без улыбки. Какой он у меня, всё-таки, умный мальчишка. Всё понял. И мою куцую хитрость, и мои угрызения совести по этому поводу. И моё отчаяние.

– Ровно в три? – тихо спрашивает он.

– Я приду к тебе в комнату, – тянусь к нему, чтобы обнять. – Как же я тебя люблю.

Глава 3

– Вот и всё, – шепчу, когда приборчик на стене у входной двери тихо пикает.

Медленно, с облегчением выдыхаю. Боялась, что Жанна накануне изменила код, который я подглядела несколько дней назад – она совсем и не старалась его утаить от меня. Помнится, она сама как-то утром нечаянно ткнула не ту цифру – сигнализация зашлась ушераздирающим звоном.

Руслан не отвечает, только одобрительно сжимает моё плечо и очень аккуратно приотворяет дверь, чтобы пропустить меня вперёд, навстречу благоухающему свободой свежему ночному воздуху.

Послушно делаю шаг вперёд, но тут же замираю на месте. Сердце делает опасный кувырок.

Снова эта рябь!

Всё вокруг на мгновение вздрагивает, теряя реалистичность очертаний, превращаясь из привычного, объёмного и осязаемого мира в плоскую картинку.

– Ты чего? – брат смотрит на меня круглыми глазами, а я, как дура, стою в дверях на пороге нашего побега.

Шёпотом чертыхаюсь и решительно проскальзываю в дверь – и так уже потеряны драгоценные секунды, нет нужды тянуть дальше. Пытаюсь придержать дверь, когда та закрывается – но дрожащие пальцы промахиваются и дверь захлопывается со смачным стуком.

Мы застываем, прижавшись к стене – окно её спальни прямо над нами. Но она нас не увидит под дверным козырьком, даже если выглянет.

Всё тихо. С облегчением вдыхаю ночной воздух с легким запахом дыма, киваю Руслану, и мы начинаем двигаться вдоль стены к другому крылу дома – опять же, подальше от окна спальни. Проходим прямо под камерой, и я с трудом отказываю себе в удовольствии показать неприличный жест – наверняка Жанна будет просматривать запись после того, как обнаружит наш побег.

Краем глаза замечаю резкое движение со стороны брата, и первой приходит мысль, что он от этого жеста всё-таки не удержался. Но Руслан лишь пытается привлечь моё внимание. Тыкает меня пальцем в бок и с потрясающим отчаянием на лице указывает назад, на входную дверь.

Дверь дымится.

Искрит проводок, ведущий к домофону. Должно быть, его каким-то образом пережало, когда закрывалась дверь.

Гаснут лампы по периметру дома – выбило пробки. Что ж, нам это только на руку. Пожимаю плечами и иду дальше.

Руслан снова дёргает меня за рукав. Нетерпеливо разворачиваюсь – чего он так распереживался?

Мне плохо видно его лицо, во-первых, потому что темно, а во-вторых... его волосы подсвечены сзади бликами от пламени, которое охватило козырёк над дверью!

У меня отвисает челюсть. Как, чёрт побери? Со всеми этими Жанниными примочками безопасности, пожароустойчивыми стройматериалами, умной электроникой – как такое возможно? Но козырёк горит весело и ярко. Похоже, строители Жанну надули.

Я знаю, почему у брата такое выражение на лице. Мысленно вижу, как пламя растёт всё выше, выше, как загорается противомоскитная сетка в открытом окне, как огонь перекидывается на тяжёлые бархатные шторы.

– Сейчас сработает сигнализация, – шепчу. – Приедут пожарные.

– Они не успеют, – почти стонет Руслан.

– Ну и чёрт с ней, – отрезаю я и снова разворачиваюсь. – Мы неблагодарные сволочи, забыл?

Но не двигаюсь с места.

Потому что за спиной слышатся торопливые шаги, а мгновением позже – прорезающий тишину крик брата: «ЖАННА!»

Снова чертыхаюсь. Телефонов у нас с собой, конечно, нет. Я прекрасно знаю, как легко отследить активную симку.

– Беги лучше к соседям. Буди, кричи «пожар», – говорю брату в полный голос, и тоже начинаю орать: – ЖАННА!

Неподалёку заходится лаем собака. Подбегаю ближе к окну, мысли как сумасшедшие роятся в голове.

– ЖАННА, ПРОСНИСЬ! ЖАННА! ПОЖАР!

Мои крики смешиваются с воплями очнувшейся сигнализации. Дым и нагрузка на голосовые связки провоцируют кашель. Где-то рядом слышны крики Руслана. Краем глаза вижу, как зажигается свет в окнах соседей. Хорошо.

– ЖАННА!

Дверь! Изнутри она закрывается на замок–задвижку, но его мы открыли, когда выходили, а магнитный замок не работает без электричества. Как я раньше не додумалась!

Влетаю в дом, хватаю с вешалки первое, что попалось под руку – один из её шёлковых платков, кажется, судорожно мочу его под краном на кухне. Изысканная ткань очень плохо смачивается. С внутренней болью трачу на это несколько драгоценных секунд. Затем стремглав несусь наверх, прижимая платок к лицу, молясь, что у Жанны нет привычки закрывать дверь на ночь изнутри.

Комната уже наполнена дымом, и я на мгновение теряюсь, не понимая, где искать опекуншу. Потом вспоминаю, в какой стороне кровать.

Сквозь пелену дыма моим глазам предстаёт картина, которая в любой другой ситуации показалась бы забавной: всегда такая строгая, прилизанная Жанна сидит на кровати совершенно растрёпанная, ненакрашенная, и к тому же с заспанным и отчаянно-перепуганным выражением лица.

Не раздумывая, хватаю её за руку и тащу вон из комнаты. Сначала она словно бы сопротивляется, но потом идёт покорно, спотыкаясь об порог.

Уже на улице наклоняется, и её рвёт на газон. Тоже чувствую позывы, но сдерживаюсь, судорожно глотая ночной воздух и во все глаза глядя на полыхающий дом. Руслан подбегает и крепко меня обнимает. Скорей осязаю, чем слышу его сдерживаемые всхлипы. Кто-то из соседей накидывает тёплый махровый халат на плечи Жанне, и, зачем-то, куртку на меня – хотя я и так тепло одета. Видимо, своеобразный жест сострадания.

И совсем уже не удивляюсь, снова ощущая дрожь мироздания, когда наши с ней глаза, наконец, встречаются.

Глава 4

– Прости, – выпаливаю, едва открыв дверь. – Непредвиденные обстоятельства... Давно ждёшь?

Паша неопределённо мотает головой, улыбается, как всегда, и, протянув руку, легонько проводит большим пальцем по моей щеке. Я чувствую, как всё тело будто током пронзает и прикрываю глаза на мгновение, но тут же с ужасом кошусь на окна над нами – не дай бог, увидит Жанна, или, что ещё хуже, – Руслан.

– Поехали уже, – бормочу, неловко залезая на велосипед.

Да, я всё-таки его купила.

Опекунша лишь отмахнулась, когда я принесла свою первую зарплату. Я настойчиво протянула ей деньги, намекнув, что это хоть частичная компенсация за то, что мы «сидим у неё на шее». Она ухмыльнулась насмешливо и заявила, что такие копейки погоды не сделают.

Это было обидно. Со злости пошла и на все деньги купила велосипед – не самый дорогой, конечно, но неплохой.

Однако ездить на нём оказалось не так просто, как мне думалось. Бросила бы вообще эту затею, если бы не Паша. Он тут же раздобыл где-то у знакомых старенький, советский еще, велосипед, и делает теперь каждый день большой крюк, чтобы проводить меня на работу – и ещё один крюк обратно, с работы. Помогает советами, поднимает с земли после падений, заклеивает пластырем ободранные об асфальт колени и локти.

– Катя! – слышится крик сзади, стоило мне отъехать от дома метров на двадцать. – Ты рюкзак забыла!

От неожиданности пытаюсь развернуться прямо на ходу, и неотвратимо заваливаюсь на бок. Меня подхватывает Паша, бдительно ехавший чуть позади. Падает сам, проезжаясь коленом по асфальту, но всё же смягчает моё падение. Добродушно смеётся, сжимая меня в объятиях, из которых я сразу же высвобождаюсь и спешу – пешком – к крыльцу, чтобы взять сумку из рук брата.

Руслан отводит глаза. Мы перестали быть лучшими друзьями.

Я ему никогда не говорила про Пашу. Он видит сам, прекрасно видит, что происходит между нами двумя – но я ни разу не обсуждала это с ним, с моим самым близким человеком, от которого у меня раньше не было секретов.

И причина даже не в этом.

Стена между нами была воздвигнута в ночь пожара. Никогда не забуду его взгляда, когда мы, вымотанные, уже под утро поднялись на второй этаж пропахшего гарью дома, чтобы попробовать уснуть – Жанна осталась спать внизу, на диване.

– И ты бы ушла? – судорожным шепотом спросил он меня, впившись в лицо глазами; его брови сжались, образовав тугой валик над переносицей. – Ты бы бросила её умирать, и ушла бы?

Не дожидаясь ответа, он скрылся в своей комнате, хлопнув дверью, оставив меня со следом в душе, как от пощёчины, и текущими по щекам горячими дорожками слёз.

И теперь каждый раз, как он смотрит мне в лицо, даже если он тепло улыбается в своей обычной манере, вижу в его глазах упрёк: ты бы ушла... я верил тебе, я восхищался тобой, я следовал за тобой... а ты бы ушла!

– Всё нормально? – вскидываю голову, чтобы наткнуться на внимательный Пашин взгляд.

– Да, – выдавливаю из себя самую искреннюю улыбку, на которую сейчас способна. – Просто задумалась.

– Прости, – говорит он после небольшой паузы.

– За что?

– Не надо было тебя так... эээ... щупать. Я не специально. Просто так получилось. Я не собирался, правда.

Удивлённо смотрю на него несколько секунд, забыв следить за дорогой, затем начинаю смеяться.

– Забудь, – говорю ему, отсмеявшись. – Я не о том задумалась.

– О Руслане?

Я и не подозревала, что он всё понял. Но обсуждать с ним своего брата не хочу, словно не желая усугублять своё предательство, не желая добавлять лишний кирпичик в воздвигнутую стену.

С того пожара прошло два месяца. Или Жанна умудрилась в суматохе не заметить нашу попытку бегства, или из благодарности за спасение закрыла на неё глаза – в любом случае, нам это сошло с рук. Причина пожара была списана на бракованный домофон. Жанна как-то обмолвилась, что можно было бы и в суд подать на компанию, но делать этого не стала. Что, кстати, странно с её стороны. Нам бы в случае расследования не поздоровилось – следователи, конечно, стали бы просматривать записи с камеры видеонаблюдения.

Прошло два месяца, наступили каникулы, и работы у меня теперь на полный день. А вот у Руслана появилось свободное время, и он может позволить себе заскочить в наше кафе время от времени. Говорит, что ему нравятся наши пирожные (страшный сладкоежка). А мне кажется, что несмотря ни на какие стены, он просто понимает, как сестре приятно бывает видеть его кареглазую рожицу.

– Ещё вот это не пробовал, – заявляет Руслан, тыкая пальцем в меню. – Хотя, не люблю кофейные. Хотя, надо попробовать.

Я так рада ему – не думала, что он придёт сегодня, после утренней-то сцены.

– Окей. Чай?

– Да, девушка. И побыстрей, я тороплюсь.

Чуть было не отвешиваю подзатыльник нахалу, но, вовремя сообразив, что мне не избежать долгих объяснений, если Рита увидит, просто состраиваю грозную мину и ретируюсь на кухню. По пути улыбаюсь мысли, что люблю эти моменты, когда кажется, что между мной и братом всё по-прежнему.

До кухни не дохожу – застываю в коридорчике, потому что снова, после двухмесячного перерыва, чувствую знакомую рябь в воздухе. Анализируя прошлый опыт, понимаю, что сейчас что-то произойдёт, и начинаю дрожать.

– Ты чего? – Паша с подносом, вышедший из кухни мне навстречу, тоже останавливается, насторожённо вглядываясь в моё лицо – наверное, побледнела.

– Плохое предчувствие, – признаюсь дрожащим голосом и бросаюсь обратно в зал.

Останавливаюсь на пороге, судорожно обегая глазами столики и немногочисленных посетителей за ними. Руслан в одиночестве ожидает свой заказ, задумчиво глядя в окно. Коротает время молодая семейная пара с ребёнком лет пяти: девочка со смешными хвостиками оживлённо что-то рассказывает вполуха слушающим, воткнувшимся в свои смартфоны родителям. Трое парней, на вид – студенты, молча ждут, пока Паша переставляет еду с разноса им на стол. Может, они? Выглядят подозрительно.

На плечо мягко опускается ладонь вернувшегося Паши – не оборачиваюсь, продолжая следить за посетителями. Замечаю, как мимо окон проезжает знакомый фургончик – продукты привезли, надо идти к служебному входу, помогать разгружать. Кидаю последний взгляд на зал, пожимаю плечами на вопрос в глазах Паши и иду обратно на кухню.

– Ты себя нормально чувствуешь? – осторожно спрашивает он.

Нервно хихикаю.

– Имеешь в виду, всё ли у меня нормально с психикой? Нет, не всё. Я – псих.

– Никто и не сомневался, – встревает в разговор повар Никита, мимо которого мы как раз проходим – я не потрудилась понизить голос. – Нормальный человек не станет избивать посетителей в первый же день. Подождёт, пока хотя бы испытательный срок закончится.

Кисло улыбаюсь. Шуточки на эту тему уже приелись, но ещё не иссякли.

– Ребята, кто свободен – принимаем товар, – Рита высовывается из-за двери.

Паша и Марина, наша новенькая кухработница, идут на зов. Я не свободна. У меня заказ – беру разнос, чистую тарелочку, щипцами достаю пирожное, затем тянусь за кружкой, и тут раздаётся резкий хлопок и несколько вскриков со стороны служебного входа.

Холодея, бросаюсь было к двери, но оттуда уже спотыкаясь, выдвигается нелепое существо с путаницей рук и ног. Отбросив абсурдное первое впечатление, осознаю, что передняя часть существа – это Рита с перепуганным выражением лица, а сзади, захватив девушке локтём шею и приставив к голове пистолет, толкает её, заставляя идти вперёд, мужчина, лица которого не видно.

Не видно, потому что оно закрыто до шеи чёрной шапкой с прорезями для глаз и рта.

Мой тормознутый мозг, вместо того, чтобы решать, что делать, изо всех сил пытается вспомнить, как такая штука называется – слово вертится на языке, но никак не всплывёт на поверхность сознания. Я неподвижно, словно заворожённо, смотрю, как существо, преодолев наконец дверной проём, движется вдоль стены, а потом вдоль рабочей поверхности и кухонной техники к коридору.

– Только рыпнитесь, – хриплым голосом предупреждает нас с Никитой мужчина. – И вам придётся здесь всё отчищать от её мозгов.

На нём знакомая сине-зелёная форма фирмы доставки, что всегда привозит нам продукты. Но мы прекрасно знаем парнишек-экспедиторов, которые с нами работают – и этот не один из них.

Слежу, как они перемещаются в коридор, ведущий к двери администраторской, как Рита дрожащими руками пытается открыть ключом замок, когда краем глаза замечаю – Никита вздрагивает. Поворачиваю голову – и вижу в дверях Марину с понятыми руками, дрожащими так сильно, что почти слышно, как они дрожат, а за ней – второго парня, в такой же форме и такой же маске. Одной рукой он указывает пистолетом Марине в спину, другой – за руку волочит по полу чьё-то неподвижное тело.

Всё внутри обрывается.

Его лицо залито кровью.

Грабитель что-то говорит, мне слышно каждое слово, но нужны огромные усилия и секунд двадцать, чтобы вникнуть в смысл сказанного.

– Живой... сопротивлялся, пришлось приложить хорошенько по затылку.

Перевожу взгляд на первого вторженца – тот неодобрительно качает головой в маске.

Рита, наконец, выигрывает свою битву с замочной скважиной. Дверь администраторской распахивается, мужчина грубо толкает хозяйку внутрь – наверное, в дальний конец комнаты, где стоит шкаф с сейфом. Сегодня вечером должны были выдать всем зарплату, там же и деньги на продукты, которые мы ждали на этом самом фургоне.

Второй швыряет Пашино тело на середину кухни и становится в дверях, держа оружие наготове. Марина осторожно подбирается к Никите и судорожно вцепляется в его рукав.

Я, так же с поднятыми руками, очень медленно приседаю на корточки, и подползаю к Паше, не отводя взгляда от грабителя. Он тоже пристально смотрит на меня, но ничего не говорит и никак не показывает, что он против.

Дышит... видно, как вздымается и опускается его грудь. Осторожно снимаю фартук, стараясь не делать резких движений, одним глазом следя за грабителем, промакиваю тканью свежую кровь на лице. Теперь я вижу, откуда она идёт – из неаккуратной раны в волосах над ухом. Зажимаю рану и снова поднимаю глаза на мужчину в маске.

– Можно взять аптечку в шкафу?

Мимолётом удивляюсь звуку собственного голоса – хриплому, глухому. Вообще, если подумать, в ушах сильно шумит.

– Нельзя, – резко отвечает тот. – Знаю я ваши аптечки.

Киваю и просто жду. Одной рукой по-прежнему прижимая фартук к голове Паши, второй беру его за руку.

Его пальцы сжимают мои. Он в сознании. Почему притворяется?

Должно быть, времени проходит совсем немного, но тянется оно бесконечно. Вздрагиваю от неожиданности, когда, в конце концов, те двое появляются в коридоре – Рита так же на прицеле, за плечом у мужчины – чёрный пакет с длинными ручками.

Паша лежит у них на пути в тесном проходе кухоньки. Молюсь, чтобы Рита немного взяла себя в руки и посмотрела под ноги, но она и так аккуратно перешагивает через распластанного сотрудника. Зато грабитель спотыкается о ногу парня, и, грубо выругавшись, останавливается.

– Какого ты его сюда бросил? – обращается он к товарищу. – Я чуть на курок, мать его, не нажал!

Свободной рукой он отталкивает Риту к Никите и Марине, ставит пистолет на предохранитель, заталкивает его в карман и, бросив второму: «Прикрой меня!», тоже перешагивает через Пашу.

Дальше всё происходит за несколько секунд.

Паша быстро, но плавно поднимается и выхватывает из кармана мужчины пистолет. Раздаётся щелчок предохранителя.

– Сзади! – орёт второй, но выстрелить не может – его товарищ полностью заслоняет ему Пашу.

Тот, что остался без пистолета, соображает быстро и отскакивает в сторону, Паша стреляет (как он решился?!), я кричу, кто-то ещё кричит, пуля попадает в дверной косяк.

Я ВИЖУ В ГЛУБИНЕ ДВЕРНОГО ПРОЁМА ЖАННУ.

Пространство дрожит и гудит.

Пистолет в руках преступника направлен на Пашу, но прежде, чем он успевает нажать на курок, Никита одним движением перемахивает через рабочую стойку и впечатывает кулак ему в висок. Ещё один выстрел – пуля улетела в сторону коридора.

Я не вижу Марину и Риту – наверное, спрятались за стойку.

Я больше не вижу Жанну.

Топот ног в коридоре – лица Руслана и двух парней с соседнего столика.

– Вызывайте ментов, – орёт Никита. Он держится за живот.

Паша тяжело дышит, всё так же сидя на полу. Он держит на прицеле грабителя у двери, но пистолет того тоже направлен Паше в лицо.

– Уходим, – бросает мужчина с рюкзаком.

Паша сжимает зубы. Он хочет выстрелить. Но тогда...

– Нет, – Никита растопыривает ладонь в его сторону. – Не надо, Паш...

Двое грабителей, пятясь, исчезают в дверном проёме, – я до последней секунды стараюсь разглядеть там Жанну, – и захлопывают за собой дверь.

Рита выскакивает из-за стойки и бросается к окну.

– Вишнёвый «Пассат», без номеров, – сообщает она.

– Вызвали полицию и скорую, – говорит над ухом голос брата.

– Ты болван, – налетает Рита на сидящего на полу Пашу. – Ты что творил? Он тебя чуть не убил! Если бы не Никита... Лёг, быстро! Белый весь!

Она проворно подсовывает ему под голову охапку белоснежных полотенец, выхватывает аптечку из шкафа, бросает мне, и уносится дальше, к Никите, с виноватым видом массирующему солнечное сплетение, к рыдающей у духового шкафа Марине.

– Балаклава, – говорю, щедро обрабатывая перекисью голову раненного.

Руслан и Паша одновременно и одинаково недоумённо смотрят на меня.

– Что – балаклава? – спрашивает брат.

– Эти штуки у них на голове так называются. Всё никак вспомнить не могла.

– Хочешь сказать, ты всё это время сидела и вспоминала, как они называются? – слабым голосом спрашивает Паша. – С того самого момента, как увидела первого из них?

Киваю, сама удивляясь, что так и было.

Они переглядываются. Брат хохочет во весь голос. Паша – беззвучно, закрыв глаза.

Глава 5

– Спасибо тебе огромное, – говорит Пашина мама, заключая в объятия Никиту. – Если бы не ты... Кто знает...

Это худая, очень болезненного вида женщина с огромными кругами под глазами. Она выглядит лет на шестьдесят – но, разумеется, ей не может быть столько. Я вижу её в первый раз – Паша не любит даже говорить о своей семье, и уж конечно, ни разу меня с ними не знакомил. Всё, что знаю – он живёт с матерью и отчимом, а его отец – в другом городе. Теперь, внезапно, понимаю – это одна из тех самых «неблагополучных» семей. Даже сейчас, на расстоянии, чувствуется лёгкий запах перегара в воздухе, окружающий эту женщину.

Мы с Никитой пришли навестить Пашу в больнице, куда его положили с черепно-мозговой травмой, но нам пришлось подождать – в палату не пускают больше двух посетителей.

Он широко улыбается нам с больничной койки в дальнем конце палаты, той, что у окна. Мы плюхаемся на свободную кровать рядом, Никита со знанием дела принимается рассовывать по ящикам тумбочки гостинцы.

Безумно хочется поприветствовать Пашу как-то иначе, чем просто «Привет!», но я не уверена, что готова потом каждый день терпеть шуточки Никиты.

Так что просто молчу и улыбаюсь, слушая, как он отвечает на вопросы товарища.

– Просто сотрясение, синяков на мозге нет, так что через неделю должны выписать, – беззаботно вещает Паша. – Вы там как? Марина успокоилась? Что менты сказали? У Риты сильная истерика?

Мы с Никитой переглядываемся и по очереди принимаемся рассказывать. Сегодня кафе было закрыто, мы весь день общались с полицией. К счастью, у нас остался тот самый пистолет, что Паша забрал у одного из грабителей, ценная улика. Рита держалась молодцом – лишь раз за день я заметила у неё следы слёз на лице, когда она выходила из туалета. А вот у Марины выдержка оказалась слабая. Рита дала ей отгул на три дня.

– Твоя мама меня сейчас в коридоре расцеловала, – гордо говорит Никита.

– Да, – Паша улыбается, но отводит глаза. – Спасибо большое, друг. Всю жизнь у тебя в долгу.

– Да брось, – отмахивается повар, но мне видно, как ему приятно. – Лады, Паш, мы пошли. Не болей.

Он поднимается, глядя на меня.

– Ты иди, я ещё минут пять посижу, – решаюсь. – Мне всё равно в другую сторону.

– А, ну окей, – Никита ухмыляется, и в его глазах появляется озорная искорка понимания, а у меня – недоброе предчувствие. – Бывайте!

– Спасибо, что зашёл, – машет ему Паша.

Дверь закрывается.

– Тебе надо было в полицейские идти, – говорю, не зная с чего начать.

– А тебе – в экстрасенсы, – парирует он.

Мы смотрим друг на друга. Атмосфера не такая романтическая, как ожидалось.

– Ты умеешь стрелять! – поднимаю брови. – Откуда?

– Отчим научил. А ты, – он, наоборот, хмурится. – Часто у тебя случаются «нехорошие предчувствия»?

– Три раза только бывало, – отвечаю честно.

– Чёрт с ним, – он откидывается на подушки и снова улыбается. – Испугалась?

– Ну, как сказать. Если честно, не совсем поняла, что вообще происходит.

– Точно, у тебя же более важное дело было – вспомнить, как та шапка называется.

– Балаклава. Теперь никогда не забуду.

Мы смеёмся. Потом я отвожу глаза и тихо признаюсь:

– Вообще-то, очень сильно испугалась. Как увидела, что этот... тебя за руку... а ты в крови весь...

Замолкаю, и снова смотрю на него.

– Прости, – говорит он без улыбки. – Это я виноват. Я-то сознание всего на пару секунд потерял, просто решил притвориться.

Он протягивает руку ко мне, к моим волосам – и мягко привлекает к себе. И мне не важно, что в палате ещё двое больных, и у каждого по двое посетителей; меня бы даже не волновало сейчас, если бы на нас смотрели Никита, Руслан и Жанна, вместе взятые...

Из больницы не выхожу, а вылетаю. Так легко мне не было давно – хочется бежать, петь, танцевать!

Повозившись с замком цепочки, отстёгиваю своего железного друга от парковочного столбика, и вскакиваю в седло – куда ловчее, чем прошлым утром. Отталкиваюсь педалями от земли...

Но велосипед трясётся. Я в замешательстве – может быть, в цепи что-нибудь попало? Или сломалось?

Тут вокруг слышатся взволнованные возгласы, и становится ясно: проблема не в велосипеде, трясётся земля. Торможу и спрыгиваю с велика, на всякий случай отходя подальше от здания больницы.

Землетрясение? Но у нас не сейсмоопасный регион. Под ногами старые, пологие холмы, и я как раз стою на вершине одного из таких. Если посмотреть вперёд – внизу расстилается пол-города, как на ладони...

Пол-города идёт волнами. Вразнобой поднимаются и опускаются разные его части, словно кто-то встряхнул землю, как ковёр. Слышится гул, будто грохочет гром – но небо чистое. Грохот идёт из-под ног. В нескольких местах клубятся тучи пыли – видимо, обрушились здания. В ужасе гляжу налево – там дом Жанны, затем направо – там наше кафе. Но ничего не могу разглядеть – далеко.

Почему? Почему в этот раз не было той самой дрожи в воздухе, что предупреждала меня раньше? В мозгу снова всплывает момент, которым я жила последние пять минут, с самого выхода из палаты – как наши губы встречаются, и меня пронзает током и дрожью. Вот оно когда случилось.

Кто-то кричит мне, чтобы я отошла от здания. Хватаю велосипед и бегу по газону в центр сквера. Неподалёку, со стоянки, слышен целый хор надрывающихся сигнализаций.

Оглядываюсь – напуганные люди тоже озираются, ожидая повторения толчков. У нас никогда раньше не бывало таких сильных землетрясений, и никто не знает, как себя вести в такой ситуации. Но земля спокойна, и больше не уходит из-под ног и не подбрасывает вверх.

Поднимаю глаза, чтобы убедиться, что со зданием всё в порядке, и Паша в безопасности, затем сажусь на велосипед и спешу домой – волнуюсь за Руслана.

По пути в голову приходит мысль: не многовато ли происшествий за последние два месяца: драка, пожар, ограбление и землетрясение – и это не считая Паши?

Проезжаю мимо рухнувших крыш, покосившихся стен, упавших столбов. По мере приближения к дому Жанны, растёт тревога – Руслан должен быть там в это время; устойчивей ли дом к землетрясениям, чем к пожарам?

Но вот он виднеется за поворотом, целый и невредимый, и я выдыхаю с облегчением. Затаскиваю велосипед в прихожую и вихрем взлетаю на второй этаж. Руслан сидит на кровати в своей комнате, с виноватым видом; левое плечо кое-как обмотано бинтами. Рядом – его одноклассник, Артём.

– Всё нормально, – торопливо сообщает мне брат. – Просто поцарапался. Да и то, там больше синяк, чем царапина.

– Кровищи было, – восклицает Артём, игнорируя убийственный взгляд товарища; его глаза горят. – Но мы всё обработали, перевязали. До свадьбы заживёт.

– Но как? – заламываю я руки.

Повисает пауза. Руслан молчит, насупившись. Артём переводит взгляд с меня на него, и не выдерживает, осторожно произносит:

– Он под завалы полез... Там и напоролся на арматурину. Зато, между прочим, человека спас! Ребёнка.

– Он сам ещё ребёнок, – отрезаю свирепо.

Снова пауза. Затем мой брат поднимает на меня несвойственный ему тяжёлый взгляд:

– Ну да, ты-то взрослая. Ты бы ушла.

Теперь тишина настолько звенящая, что становится неловко даже бесцеремонному Артёму. Он ёрзает на месте.

– Ну, ты здесь... Так что я уже не нужен. Я пошёл...

– Да... – едва нахожу в себе силы не разреветься. – Спасибо. Пойдём.

– Я дверь найду. Пока, – и он сматывается.

– Прости, – тихо-тихо говорит Руслан; его губы дрожат.

Всю мою обиду как рукой снимает.

– Ты меня прости... – слёзы уже беспрепятственно катятся по моим щекам.

Секунда – и оба ревём в объятиях друг друга.

Мы долго разговариваем: не у меня одной, оказывается, выросшая стена вызывала чувство безысходности. И теперь, когда она рухнула, накопившиеся потоки откровений хлынули навстречу друг другу. Я объясняю брату всё про Пашу, но не получаю в ответ негативной реакции, которой так боялась. Кажется, случай в кафе, когда Паша, рискуя жизнью, пытался совладать с грабителями, изменил мнение Руслана о нём. Самопожертвование – мой брат это в людях ценит.

Сбиваясь, рассказываю ему про странные явления вибрации пространства, которые чувствовала перед каждым инцидентом. Он слушает внимательно, но ничего не говорит, лишь пожимает плечами. Мои мысли перебегают к ещё одной странности: вспоминаю, как видела силуэт Жанны в дверном проёме во время ограбления.

– Но это точно невозможно, – заявляет Руслан.

– Невозможно, – соглашаюсь. – Наверное, мне просто померещилось от шока.

Брат смотрит на меня долгим задумчивым взглядом.

– Ты знаешь, – медленно произносит он. – Мне кажется, она ведьма.

– Что? – даже не знаю, смеяться или нет; с другой стороны, что это, если не шутка?

– У меня такое ощущение, что это она всё подстроила. И твои вибрации в воздухе, и ограбление, и пожар.

– Подожгла собственную комнату? Зачем?

– Ну, мало ли, – он пожимает плечами. – Кто знает, что у неё в голове творится. Но согласись, это нереальное совпадение – как раз в тот момент, когда мы пытались дать дёру.

Я согласна. Уже думала об этом. Но Жанна...

– А землетрясение тоже она устроила, ты считаешь? – как можно более скептически поднимаю брови.

– Не, землетрясение вряд ли. Вот это, наверное, совпадение.

– Надо же, как совпало.

Мы хихикаем, и примолкаем на время, обдумывая сделанные выводы.

Мой взгляд случайно падает на часы на стене. Уже без пяти шесть... Она никогда не опаздывает.

– Руслан, как ты думаешь...

Перевожу глаза на него, и вижу, что он тоже смотрит на часы.

Фразу он заканчивает за меня:

– ...где Жанна?

Глава 6

– Пропала? – отрывисто переспрашивает уставший, раздражённый офицер в прямоугольных очках, глядя на нас из-за заваленного кипами бумаг и папок стола. – Кем приходитесь?

– Мы... она наш опекун.

У меня в таких случаях никогда язык не поворачивается назвать Жанну приёмной матерью; само слово «мать» и Жанна – понятия несовместимые.

– Удостоверение.

– Эээ... – мы с братом переглядываемся. – У нас нету...

– Несовершеннолетние, что ли?

– Мне шестнадцать, но я ещё не получила...

День рождения у меня был две недели назад, и заявку в паспортный стол я подала сразу же – Жанна настояла, – да вот забрать документ ещё не успела.

– Но мы всё принесли, – выкладываю перед ним бумаги из папки. – У неё ведь близких родственников больше нет, чтобы заявить.

Полицейский бросает безразличный взгляд на документы об опеке, справки о смерти родителей, наши свидетельства о рождении.

– Бог с вами, – морщится он. – Имя, фамилия, дата рождения, особые приметы?..

Уже минут через пять-семь, пропустив внутрь женщину с маленьким ребёнком на руках и отчаявшимся выражением лица – видимо, тоже не дождалась мужа домой к ужину, – мы выходим в тесную приёмную. Тесную не потому что маленькую, а потому что она битком забита людьми. Человек тридцать ждут своей очереди.

Кидаю взгляд на часы на стене – тридцать пять минут десятого. И как можно быстрее протискиваюсь через толпу, стараясь не смотреть на полные отчаяния лица. Я не чувствую ничего подобного по отношению к Жанне, но мне не по себе от этих глаз.

– Мне кажется, они нам не помогут, – мрачно говорит Руслан, чуть только мы выходим на свежий воздух. – Кто будет искать всех этих людей?

Молчу. Стараюсь не думать кое о чём, но мысль эта упрямо лезет в голову. Сегодня утром, собираясь на работу, Жанна до меня снова докопалась по поводу плохо сделанной уборки. В результате я провела минут пятнадцать, фантазируя, что Жанны не существует, рисуя в воображении картину о том, как бы мы с братом жили вдвоём, без неё.

Можно полностью согласиться с Русланом – нам никто не поможет её найти. Потому что это я заставила её исчезнуть.

Это я сделала.

И это совсем не огорчает, напротив, из глубины души поднимается мрачное чувство удовлетворения.

Как только эти мысли заполняют голову, воздух вокруг в очередной раз содрогается – но я не обращаю внимания. Это меня тоже больше не волнует.

Уже почти десять, когда мы добираемся домой. Руслан, не раздеваясь, проходит в зал и включает телевизор – не с первой попытки, неумело обращаясь с пультом. Не то что мы, его и Жанна-то очень редко смотрит.

Он щёлкает каналы, пока на экране не оказываются кадры местной новостной передачи.

– Думаешь, что-нибудь есть? – я на ходу стягиваю ветровку.

Диктор подробно рассказывает о том, как проходят выборы президента в соседней стране. Внизу бежит строчка главных новостей – минуты две мы молча читаем её: счёт игры между футбольными клубами, кто-то взял золотую медаль по бобслею (что это вообще?), последствия землетрясения в регионе, лесные пожары на севере страны, явка избирателей на те же выборы (чихать мы на них хотели)... что-то про военные базы враждебно настроенной державы у наших границ (страшно, но сейчас неважно), отчёт о смертях из горячей точки на востоке (хорошо, что не у нас), о взрыве бомбы в ещё одной стране... и снова спорт.

– Ничего нету, – нервно сообщает Руслан. – Быть такого не может. Сотни человек же пропали...

– Попробуй местные каналы, – советую я.

Мы перебираем городские станции, но нигде не находим и упоминания о волне человеческих исчезновений.

– Бросай, – говорю наконец. – Спать.

Теперь, в своей постели, можно наконец подумать о том, о чём хотелось думать уже давно, да не было времени – с этим землетрясением, а потом пропажей Жанны... Я думаю о Паше.

Невероятно волнующее и в то же время уютное тепло разбегается по телу разрядами нежного электрического тока при воспоминании о его взгляде, устремлённом мне в глаза, запахе его губ и их прикосновении к моим... Меня внезапно охватывает непреодолимое желание увидеть его снова, я даже чётко представляю себе, как сижу в палате на пустой соседней койке, и мы смотрим друг на друга, и болтаем обо всём подряд...

Что-то заставляет меня открыть глаза. Почему-то мир перевернулся – нет, это я перевернулась. Сижу – хотя всего мгновение назад точно лежала. Сижу в больничной палате – хотя сейчас должна быть в своей постели. Сижу в Пашиной больничной палате и смотрю на него.

Что, простите?

– Кать?

У него совсем не удивлённый вид. Он выглядит так, будто внимательно меня слушал, а я вдруг замолчала.

Точно, это же сон. Просто не заметила, как уснула.

Но, насколько можно судить по тем снам, что мне раньше снились, там никогда не удивляешься вещам, которые происходят – какими бы невероятными они не были.

– Кать, всё в порядке?

– Что я здесь делаю? – спрашиваю в лоб, стараясь контролировать дрожь в голосе.

– Эээ... – Паша выглядит обескураженным. – Ну, если тебе пора, иди.

– Нет, – начинаю задыхаться. – Слушай... Я только что была дома... Пыталась заснуть... А теперь здесь...

Неужели схожу с ума? Провалы в памяти и прочие прелести?

– Ты чего, – его голос уже не на шутку взволнован. – Ты минут пятнадцать, как пришла.

Подскакиваю к окну.

– Который час?

– Без двадцати одиннадцать, – тут же говорит он – телефон в его руке.

И хмурится. До него начинает доходить.

– В такое время ведь обычно не пускают посетителей, правда? – моё сердце колотится, но дышу уже ровнее – мне легче от того, что он тоже заметил странное.

Он молчит.

– Где остальные больные? – оглядываюсь на пустую палату.

– Я здесь один лежу, – осторожно произносит он.

– Неправда. Когда мы к тебе заходили сегодня днём – с Никитой, помнишь? – здесь ещё двое лежало. Там... и там! Куда они делись?

Паша растерянно разглядывает койки. Я вижу по его лицу, что он помнит тех мужчин, и тоже не знает, когда и куда они исчезли.

– Что вообще за дела? – шепчу, падая на кровать и истерично заламывая руки – паника снова начинает мной овладевать.

Пожелала – и мы с братом остались без Жанны. Захотела – и оказалась здесь.

Руслан неправ. Жанна – не ведьма.

Ведьма – я.

И если так, то это многое объясняет. Пожар, ограбление, землетрясение –всё из-за меня.

Смеюсь, и от моего смеха воздух трясётся. Это уже не та еле уловимая вибрация, а мощные волны, которые заставляют пространство казаться плоским, нереальным, и мне кажется, что оно вот-вот исчезнет, словно картинка, уступив место чему-то более вещественному.

– Тихо, – вокруг меня смыкаются крепкие руки Паши. – Тихо, Катя.

Волны успокаиваются. Судорожно вздыхаю и тоже успокаиваюсь.

– Всё хорошо, – почти шёпотом произносит он. – Мы во всём разберёмся.

Пожалуй, я всё-таки сумасшедшая.

Открываю рот, чтобы сказать это вслух, но вижу, как он тоже открыл рот, собираясь что-то сказать, и ничего не произношу. Он, впрочем, тоже, потому что в этот момент с улицы, из приоткрытого окна, доносится странный звук. Он начинается с низкого гудения, которое плавно взлетает к более высокой, тревожной ноте и, подержавшись на ней немного, постепенно спадает вниз, затихая, а затем снова идёт на подъём.

– Что это? – шепчу, обеими ладонями проводя по рукам – волоски на них встали дыбом.

– Это сирена... мы в школе проходили, сигнал «внимание всем», – задумчиво отвечает Паша. – Значит, нужно включить телевизор или радио, и делать то, что там скажут.

– Опять землетрясение или что-нибудь подобное, – говорю обречённо.

Я уже ничему не удивлюсь.

– Пошли!

Он быстро открывает ящик, выхватывает оттуда папку для документов, свободной рукой хватает меня за руку и тянет к двери. Послушно бегу за ним.

В коридоре уже полно сонных, растерянных людей в пижамах и тапочках, среди них виднеются белые халаты и синие костюмы медсестёр и санитарок.

Одна из медсестёр кричит, чтобы все шли в комнату отдыха – так у них называется расширение коридора в центре отделения, с окнами по обеим сторонам, уставленное мягкой мебелью и с довольно большим телевизором на стене.

Вместе со всеми мы послушно бредём туда. К моему облегчению, никто, кажется, не замечает меня, которой тут сейчас быть не должно.

Телевизор уже кто-то включил. На экране висит белая заставка с крупными буквами «ВНИМАНИЕ ВСЕМ», а из динамиков идёт тот же звук, что и из форточек – только он немного отстаёт, создавая жутковатый эффект эха.

Какое-то время мы просто стоим и рассматриваем это незамысловатое сообщение. Люди вокруг переглядываются и переговариваются, а я снова начинаю переживать, что меня обнаружат. Но тут заставка сменяется изображением мужчины-диктора на фоне, как в новостной программе.

– Внимание населению! Это НЕ учебная тревога, – произносит он, и продолжает говорить что-то ещё, но я не улавливаю сути.

Потому что внезапно перед глазами встаёт картина: мой брат, разбуженный сиренами, кидается в мою пустую комнату, бродит по дому, выбегает на улицу, в отчаянии зовёт меня.

Силой воли подавляю эту мысль, и пытаюсь вернуть внимание к тому, что говорит диктор на экране, он как раз произносит «Повторяю...» – значит, я ничего не пропустила, но все вокруг суетятся, и Паша тянет меня за руку:

– Пойдём!

– Куда?

Он смотрит удивлённо.

– В укрытие, сказали же.

За его спиной пухлая медсестра машет рукой и кричит: «Сюда! Все сюда!»

– Ты иди, я домой. Там Руслан один, – моментально решаю и разворачиваюсь к лестнице, но он только крепче сжимает мою ладонь.

– С ума сошла? Ты что, не слушала?

– Нет, – честно признаюсь. – Задумалась.

– О чём? Опять про балаклавы?

С трудом удерживаюсь от смеха – ещё решат, что у меня истерика.

– Катя, война началась!

– Правда, что ли?

Уже открыто смеюсь. Война. Ну да, это логично. Что дальше? Вторжение инопланетян? Всемирный потоп? Зомби-апокалипсис?

Он несколько секунд смотрит на меня, потом снова решительно тянет куда-то – но не туда, куда бегут все. В другом направлении.

Я подчиняюсь.

И лишь когда мы выбегаем на улицу, спрашиваю, куда он собрался.

– За Русланом, – отрывисто отвечает он. – Это твой?

Он указывает на велосипед, прицепленный цепочкой к столбу. Голова в очередной раз идёт кругом – значит, я ещё и на велике сюда приехала.

– Мой...

– Ключ.

Как во сне, лезу в карман, вытаскиваю и кладу ключ от цепочки на его раскрытую ладонь. Потом позволяю ему посадить себя на багажник, и мы мчимся по ночным улицам.

Глава 7

– Ну прости меня уже, – со смешанным чувством вины и раздражения восклицаю я, когда брат в очередной раз укоризненно смотрит в мою сторону. – Я же не специально!

– Самое интересное, что специально, – бормочет Паша. – Ведь произошло то, чего тебе хотелось, правда?

– Но я не знала, что так получится, – бессильно падаю на диван, и пялюсь в телевизор.

Телевизор теперь включен постоянно. Но говорят гораздо меньше, чем нам хотелось бы знать.

Нас волнует, что конкретно нам троим грозит, что делать дальше, и чем всё это закончится. А сменяющие друг друга ведущие новостей вещают о бесконечных переговорах, высылке дипломатов и реакции зарубежных политиков и организаций. И мы смотрим это уже часа два.

Сирены больше не вопят. В новостях сказали, что соседские самолёты пролетали над нашим городом – он у самой границы, – но ничего сбрасывать не стали.

Мы с Пашей были на улице, когда они летели. Военные пару раз пытались остановить нас, мчащихся по ночному городу на велосипеде, и загнать в бомбоубежище, но мы не дались. Было страшно.

– Поесть бы что-нибудь, хозяева, – извиняющимся тоном говорит Паша.

– Посреди ночи? – Руслан недоверчиво смотрит на часы: половина второго.

– Ну, а почему нет. Спать всё равно не будем, а так хоть будет чем заняться.

Мысленно соглашаюсь и встаю. Паша поднимается вслед за мной.

– Нет, – приказываю ему. – Ты сиди. Тебе вообще лежать нужно, с твоей головой-то.

– А не на велосипеде по улицам гонять? – он мне подмигивает. – Ничего, я на кухне посижу. Руслан, крикнешь нам, если там что-нибудь новое скажут?

Руслан кивает, но хмурится. Отмахиваюсь от них обоих, и иду на драгоценную Жаннину кухню.

Я, в принципе, знаю, что где лежит, ведь сама здесь всегда убиралась. Но готовить...

– Что-то не так? – спрашивает Паша при виде моего замешательства.

– Что бы приготовить?

– А что ты умеешь?

Смеюсь.

– Что, совсем ничего? – удивлённо спрашивает он.

– Ну, яичницу или макароны смогу. Наверное. Жанна нас к плите не пускает. И мама всегда сама готовила...

– А в холодильнике ничего готового нет? Чтобы разогреть?

Мотаю головой. Жанна всегда выбрасывает несъеденную еду. По её мнению, съедобные блюда – только свежие.

Он как-то нехорошо на меня смотрит, по лицу расползается улыбка.

– А давай ты сейчас захочешь сильно-сильно, и всё само приготовится?

Молча хватаю первое, что попалось под руку – увесистый казанок с ручкой.

– Всё-всё, – он смеётся и встаёт. – Так, сейчас разберёмся.

Открывает морозилку и, порывшись, вытаскивает упаковку с фаршем.

– Сделай дырочку и разморозь.

Послушно выполняю, и, пока я пытаюсь понять, куда нажимать на огромной замудрённой микроволновке, он копается в холодильнике, а потом в шкафах.

– Кастрюлю.

– Да, шеф.

Достаю из шкафа под столешницей никелированного монстра.

– Издеваешься?

– Да, слишком большая, так и знала. Вот, – протягиваю ему посудину поменьше.

Через десять минут в кастрюле булькают макароны, и на кухне аппетитно пахнет жареным фаршем, который шеф с чувством перемешивает на сковороде. Заглядываю внутрь, и мелькает мысль, как неплохо бы было добавить туда грибов – люблю жаренные грибы. Я даже представляю себе их неповторимый запах...

– А где ты взял грибы? – спрашиваю, пытаясь сдержать истерический смех.

– Грибы? – безучастно переспрашивает Паша.

– Ага, грибы. Их ведь не было в холодильнике.

Он задумчиво чешет затылок рукояткой деревянной ложки. Он бы даже не обратил на эту нестыковку внимания, если бы я не сказала. Как и в случае с моим внезапным появлением в палате.

– Забудь, – тихо, с нажимом говорю ему, потому что мне не по себе от его ошарашенного взгляда.

Он мне подчиняется. Я с мурашками по коже наблюдаю, как выражение его глаз мгновенно меняется на безмятежное, а по лицу расползается привычная полуулыбка. Он не притворяется. Он действительно забыл.

Разобравшись со своими порциями вкуснейших макарон по-флотски с грибами, мы сгружаем посуду в раковину (смотри, Жанна!) и отправляемся спать.

Едва удерживаюсь от соблазна взять себе одеяло и остаться в гостиной с прикорнувшим на диване Пашей. Если бы не внимательный взгляд Руслана, я бы, может, и не удержалась.

Мне кажется, я просыпаюсь скорее от дрожи пространства, чем от грохота – она на этот раз настолько пронизывающая и всеобъемлющая, что некоторое время не могу пошевелиться от нахлынувшего ужаса.

Только чуть погодя начинаю вслушиваться в окружающие меня звуки – а их очень много. Сначала приходит мысль об очередном землетрясении, но потом почему-то кажется, что землетрясение не может так звучать.

На часах – пять минут седьмого.

Заставляю себя подняться на кровати и выглянуть в окно.

Небо красное.

Под ним – привычные по-утреннему серые дома нашей улицы, кое-где в окнах горит свет – кто-то уже собирается на работу. Но в узком просвете между двумя крайними справа домами открывается вид на горящий город.

Несколько секунд, затаив дыхание, изучаю это зрелище, а в моей ещё не проснувшейся голове роятся тучи мыслей, из которых я не могу выдернуть хоть одну сто́ящую.

Скорее чувствую, чем вижу, какое-то движение в небе над домом, и прижимаюсь щекой к стеклу, запрокинув голову, чтобы разглядеть получше.

Но мгновение спустя это теряет значение, потому что мир становится одним сплошным оглушительным грохотом.

Я теряю ориентацию в пространстве, кричу, не слыша собственного крика, и прихожу в себя в наступившей тишине, сидя с ногами на подоконнике и задыхаясь.

Почти ничего не ощущая, словно тело превратилось в плюшевую игрушку, спрыгиваю, распахиваю дверь, вылетаю в коридор и врезаюсь во что-то, не сильно твёрдое.

Катя, – говорит Руслан; его не слышно – в ушах стоит какой-то противный тихий шум, лишь смутно видно, как шевелятся губы, произнося моё имя. У него одна сторона лица в крови, но я не могу разглядеть, откуда она бежит, хотя и стою вплотную к нему.

Потому что в воздухе очень много пыли.

Так много, что даже не видно очертаний лестницы в нескольких шагах от нас. Пыль клубится, поднимаясь из гостиной.

Из гостиной, где на диване спит Паша.

На трясущихся ногах шагаю к лестнице, но брат хватает меня за рукав. Он мотает головой – его губы снова шевелятся, но я не могу расслышать ни звука. Успокаивающим, как мне кажется, жестом, заставляю его разжать пальцы и осторожно спускаюсь вниз, ступенька за ступенькой.

Двух нижних ступеней просто нет – вместо них острые обломки дерева. Из середины торчит что-то тёмное и, судя по всему, очень тяжёлое. Неловко перепрыгиваю их, особо не вглядываясь, и ощущаю, как Руслан за моей спиной делает то же самое.

На ощупь, жмурясь и закашливаясь от едкой пыли, пробираюсь к центру гостиной. Пашин диван стоит спинкой ко мне, и я не увижу самого Пашу, пока не обойду его вокруг.

Но я знаю, что меня ждёт. И прекрасно понимаю, что если бы всё было в порядке, он был бы уже рядом со мной.

Его глаза закрыты. Должно быть, он спал, когда это произошло.

Не хочу, чтобы Руслан видел – но он здесь, дышит мне в затылок.

Как?

Не понимаю. Как может этот человек лежать здесь, утыканный металлическими осколками в грудь, шею, живот – когда всего несколько часов назад он, такой живой и осязаемый, смеялся с нами на Жанниной кухне, уплетая макароны по-флотски собственного приготовления?

Я отказываюсь принимать такой поворот событий!

Сознание, как за спасительную соломинку, цепляется за воспоминание о нашей ночной трапезе: уютный жёлтый электрический свет над небольшим кухонным столиком, аромат жаренных грибов и фарша в воздухе, слегка напряжённые, но всё же тёплые улыбки мальчишек...

Это воспоминание будто оживает, наливается красками, запахами, теплом...

– ...а отчим заваливается в комнату и кричит «Пошли вон отсюда, бессовестные!» Ну, на самом деле он немного по-другому сказал, это я так, для приличия перефразировал... Кать, всё нормально?

Я, наверное, бледная. Но искренне улыбаюсь и киваю головой, и Паша, с некоторым сомнением поглядев на меня, продолжает досказывать свою историю.

Краем глаза слежу за братом: тот, кажется, тоже в небольшом замешательстве. Он ещё с минуту трёт висок и слегка хмурится, глядя в пространство, словно стараясь что-то вспомнить, но потом расслабляется и снова начинает работать вилкой.

Глава 8

– Тогда я буду спать в комнате Руслана, а вы вдвоём – в моей, раз у меня есть диванчик.

Мальчишки недоумённо смотрят на меня. У них уже глаза слипаются, но силы спорить со мной ещё остались. Это оказалось гораздо сложней, чем я думала – заставить Пашу спать на втором этаже.

– Но я бы спокойно поспал и в гостиной, – в очередной раз произносит он.

– Да не в том дело, – закатываю глаза. – А если Жанна вернётся, а в гостиной незнакомый парень на диване?

Руслан поднимает бровь. «Жанна не вернётся», – говорит его выражение лица. – «А если и вернётся, ей будет не до этого».

– Хорошо, – я выставляю ладони вперёд, переводя дыхание. – Теперь честно. Ты, – пальцем тыкаю Пашу в грудь, – сам заметил тогда, в кафе, что моё плохое предчувствие работает. Так вот, у меня плохое предчувствие по поводу гостиной и сегодняшней ночи! И спать ты будешь наверху!

– Ладно, – поспешно соглашается тот, осторожно переглядываясь с моим братом – Руслан пожимает плечами. – Ладно, Кать.

Я вздыхаю с облегчением.

Быстро застелив постели, пожелав спокойной ночи мальчишкам, ставлю будильник на сотке на без пяти семь и сворачиваюсь калачиком на кровати Руслана. Сердце колотится, точно ошалевшее. Я уже давно утратила чувство реальности происходящего, но не хочу переживать это снова – даже если Паша на сей раз в безопасности.

Правдами и неправдами заставляю сознание провалиться в болезненную дремоту – и вот уже чирикает будильник. Сразу же прыгаю с кровати к окну, вглядываясь в просвет между домами, где прошлый раз полыхали пожары.

За окном идёт дождь.

Хмурюсь – прошлый раз дождя не было. Наверное, сейчас закончится.

Вслушиваясь в шум дождя, пытаясь уловить гул двигателей, сверля глазами щель между серыми стенами, и стукая пальцем по экрану телефона всякий раз, как он гаснет, чтобы было видно часы, провожу эти десять минут.

Семь ноль пять. Дождь всё идёт. За окном тихо.

За завтраком у меня настроение прескверное. Мне кажется, что Руслан с Пашей кидают мне взгляды, в которых значится: «ну вот, ничего плохого не случилось, твои предчувствия подвели тебя»... Но даже если они и на самом деле так думают, сказать вслух не рискуют, уловив моё расположение духа.

Телевизор проработал минут десять, а затем был выключен. Ничего нового. В буквальном смысле ничего – у меня ощущение, что они просто крутят одни и те же записи.

Паша заводит разговор о том, что пора бы ему домой – предки ведь не знают, что он не в больнице, мать удар хватит, если она придёт навестить его, и не застанет в палате. Я возмущённо вскидываю голову.

– Почему бы тебе просто не позвонить им?

– Ну, Кать, – он смущённо отводит взгляд. – Я тоже переживаю за них. Какие-никакие, а они всё-таки моя семья.

– Но там опасно!

– Что, даже опасней, чем спать в гостиной? – не выдерживает Руслан.

Кажется, ему весело – карие глаза неудержимо щурятся, выдавая искорки смеха в глубине.

– Мы идём с тобой, – сдаюсь я.

– Вы там зачем?

– Втроём безопасней.

Пашина поднятая бровь говорит о том, что он так совсем не думает, но меня спасает брат:

– Да, я бы тоже сходил, проветрился. Может, хоть услышим от кого, что там на самом деле происходит, – он кидает сердитый взгляд на телевизор.

На улице ещё свежо после дождя, но в прояснившемся небе ярко блестит солнышко, и день обещает быть жарким.

Вдыхаю полной грудью вкусный воздух, и с улыбкой переглядываюсь с Пашей, который сделал то же самое.

Прохожих, хоть и слегка нервных, довольно много. Война войной – а на работу идти надо. Какое-то время мы молча пробираемся по улице, прислушиваясь к разговорам. Несколько раз мимо проезжают грузовики с военными, дважды в небе с гулом пролетают самолёты. Оба раза шугаюсь, но только я одна: все остальные понимают, что это свои. Да ещё Руслан смотрит вверх как-то задумчиво.

Паша принимается рассказывать какую-то забавную историю про своего отчима и танк – слушаю вполуха, потому что знаю: сейчас что-то произойдёт. Пять минут назад пространство содрогнулось. И я на девяносто процентов готова, когда сзади раздаются автомобильные гудки и крики.

– В сторону!

– ...дембель, – рассеянно договаривает Паша. – Что?

Отчаянно показываю пальцем, что. На нас несётся большой военный грузовик, раскрашенный пятнами горчичного и грязно-зелёного цвета. Сквозь лобовое стекло видно водителя: его голова болтается на груди, но раздумывать, что с ним сталось, у меня нет ни времени, ни желания.

Хватаю обоих мальчишек за руки и тяну прочь с пути приближающейся машины, но тут водитель заваливается назад, при этом, видимо, задев руль, и грузовик резко меняет курс.

Мы не успели бы.

Только лёжа на земле, понимаю, что пару секунд назад Паша изо всех сил оттолкнул нас с Русланом, а сам остался там.

Когда клубы дыма рассеиваются, я вижу его – он прижат к стене углом кабины. Светло-серая футболка взмокла от крови, голова странно деформирована и тоже вся в крови. По сути, то, что я вижу сейчас – это лишь половина Паши, вторая половина расплющена между стеной и кабиной.

Но я не хочу, чтобы было так, и это теперь решает всё. Я знаю, что делать – даже знаю, что мне не нужно оборачивать для этого время вспять.

Просто руль грузовика повернулся чуть сильнее вправо, и машина врезалась в стену чуть дальше от того места, где он стоял, – всего на полметра дальше. Чётко представляю себе, как это произошло.

– Ты в порядке? – кричу ему.

Паша бочком отползает от места аварии, выпучив глаза и хватаясь за сердце. На щеке у него кровь.

– Вроде как, – откликается он с запозданием на мой вопрос, и проводит рукой по щеке. – Задело немножко.

– До свадьбы заживёт, – утешаю я. – Пойдёмте отсюда.

Но тут замечаю выражение лица Руслана. Он стоит как вкопанный, уставившись на Пашу, словно на привидение.

– Ты чего?

– Н-ничего, – он трясёт головой. – У меня глюки. Не выспался, наверное.

– Что за глюки? – интересуется Паша.

Его всё ещё трясёт, но выглядит он уже лучше, чем, например, Руслан.

– Мне показалось, что грузовик врезался в тебя. Точнее, мне чётко померещилось, что я это видел... С подробностями... Ты уж прости.

Паша хмыкает, хлопает его по плечу, и идёт дальше. Я следую за ним. Двоякое чувство разливается по телу: с одной стороны, на сердце становится легче, ведь Руслан тоже заметил, хоть частично, что происходит вокруг нас – а значит, я не совсем сумасшедшая. С другой – появляется смутная и неприятная мысль, будто Паша должен умереть, и сколько его не оживлять, вселенная не успокоится, пока этого не произойдёт.

Впрочем, оказывается, не я одна в мрачных раздумьях.

– Кать, – говорит Паша, не оборачиваясь. – А это твоё плохое предчувствие... оно тогда касалось именно гостиной... или меня?

– Тебя в гостиной, – размыто отвечаю я.

– А... сейчас? Не было предчувствия?

Руслан вскидывает голову, внимательно слушая. Вижу по его глазам, что он тоже в полном замешательстве. Так хочется всё им рассказать – но, не понимая, что мне мешает это сделать, вру. Почему? Просто знаю: нельзя говорить, и всё.

– Сейчас не было.

Глава 9

– Ну, не ваши хоромы, – извиняющимся тоном говорит Паша, входя вслед за нами и закрывая дверь на ключ.

Оглядываюсь и понимаю, почему он не хотел вести нас к себе домой. И почему сам старался как можно больше времени проводить вне дома.

Меня действительно передёргивает.

И дело здесь не в бедной обстановке, тесных комнатках или старенькой мебели. С мамой мы тоже жили небогато, но дома всегда было чисто и опрятно.

Слой пыли на всех поверхностях. Лампочка без плафона, на кривом проводке свисающая с потолка. Треснувшее зеркало, висящая на одной петле дверца шкафа, куча обуви и пакетов в углу.

И запах.

– Есть будете? Ма! Я с гостями.

Паша проходит вглубь узкого коридора, заглядывая в одну дверь, потом во вторую.

– Спишь, что ли?

Сейчас опять произойдёт что-то нехорошее. Мир снова дрожал. И точно – Паша странно замирает в дверях, а потом резко бросается внутрь.

С колотящимся сердцем добредаю до дверей в зал и вижу его, склонившегося над диваном.

Женщина, благодарно обнимавшая Никиту в больнице, лежит там, раскинув костлявые руки и ноги. Её голова запрокинута, распущенные седые волосы перепачканы чем-то тёмным. Их концы свисают до пола, до отливающей масляно-красным на солнечном свету лужи.

Моя память подсовывает мне ту жуткую картину, когда Паша лежал мёртвый, тоже весь с крови, и тоже на диване. Нет, не когда – если он лежал мёртвый.

– Скорую? – спрашивает Руслан, поспешно вытаскивая из кармана телефон.

– Поздно скорую, – слышится из дальнего конца коридора хриплый голос, заставляя нас с братом подпрыгнуть от испуга.

Небритый мужчина в камуфляжных штанах, домашних тапочках и с голым торсом шаркающим шагом проходит мимо нас, замерших на месте, в дверь.

Успеваю заметить его лихорадочно блестящие, безумные глаза.

– Отродье к отродью, – бормочет он, поднимая пистолет в руке.

Меня так шокирует эта сцена, что я даже забываю захотеть изменить реальность сразу же после выстрела. Просто стою и смотрю, как вскочивший навстречу отчиму Паша заваливается назад, прямо на тело своей матери.

Потом перевожу взгляд на стрелявшего. Он как раз медленно поворачивается к нам. Его испитое, обрюзгшее лицо кривится в ухмылке.

– Пить будете, гости?

Я смотрю ему прямо в глаза.

– Не хочу.

– Ну, тогда валите.

Он снова поворачивается к нам спиной, чтобы оглядеть дело своих рук.

– Не хочу, чтобы так было, – повторяю вслух, цепляясь памятью за первые мгновения в квартире Паши.

– Ма! Я с гостями.

Руслан справа от меня трясёт головой.

Паша идёт вдоль по коридору, заглядывая в комнаты.

– Мам! Дядь Лёш! Вы дома? Странно, – он поворачивается к нам. – Куда они свалили? Мама обычно дома в это время.

Руслан неверными шагами направляется вперёд, к двери в зал. Мы следим за ним, я – обеспокоенно, Паша – с любопытством.

Останавливается, какое-то время смотрит вглубь комнаты, туда, где стоит диван. Потом, недоумённо – на меня. Я мрачно киваю ему.

Паша обескураженно глядит на нас. Наверное, он подумал, что мы просто не в восторге от обстановки. Чтобы загладить неловкость, улыбаюсь ему как можно теплее.

– Пойдёмте, – приглашает он нас жестом на кухню. – Сейчас что-нибудь придумаем.

Пока он ставит чайник, а потом роется в стареньком, пожелтевшем от времени холодильнике, я разглядываю кухню. Жанну бы удар хватил, увидь она. Меня мысль об этом даже веселит, и на скрипучую табуретку с рваной обшивкой я усаживаюсь с удовольствием.

Паша достаёт продукты, складывая их на холодильник, и неловким движением сшибает вазочку с печеньем. Печенье с мелким стуком сыплется за холодильник, туда же летит и вазочка, а следом ещё катится колбаса.

– Оп-па, – он ловит колбасу за хвостик в последний момент. – Ничего, сейчас всё достану.

Подобравшись сбоку к щели между холодильником и стеной, он просовывает туда руку.

Раздавшийся звук похож на тот, с которым падало на пол печенье.

Он сопровождается мелкими искристыми вспышками, почти незаметными на солнечном свету.

Потом выбивает пробки, и тело Паши перестаёт дёргаться и безжизненно замирает на полу.

– Катя, – стонет Руслан.

Но я к этому была готова.

– Давай помогу, – вскакиваю с табуретки и забираю из рук Паши маслёнку и колбасу.

Руслан, тоже вскочив, хватает сыр и половинку шоколадки.

Пока мы накрываем на стол, меня посещают сразу два мрачных размышления.

Во-первых, кому же так приспичило убить Пашу? Не верится мне, что происходящее может быть делом каких-нибудь высших сил. За ситуацией чётко прослеживается человеческий ход мыслей. И этот человек сейчас явно раздражён тем, что задуманное никак не удаётся – убийства становятся всё чаще и поспешнее. Любопытствую про себя, что будет дальше, наблюдая краем глаза, как он режет сыр. Нож сейчас случайно выскользнет у него из рук и воткнётся прямо в сердце?

А во-вторых, меня беспокоит Руслан. Он уже всё прекрасно помнит, это я поняла, обменявшись с ним взглядами, когда мы предотвращали последний несчастный случай.

Сдерживая смех, смотрю, как мой брат оттесняет Пашу, протянувшего было руку к чайнику, и сам разливает кипяток по кружкам.

За окном, из открытой форточки, снова слышится гул летящих самолётов.

Интересно, ему принципиально оставить нас в живых? Или в окно, например, может прилететь снаряд, убив нас всех в мгновение ока. Я тогда уже не смогу его спасти. Возможно, оно и к лучшему бы...

Я ловлю себя на том, что уставилась в давно не мытое окно, словно действительно жду летящую ракету.

Но вместо этого снова слышу нарастающий вой сирены.

– Блин, – говорит Паша, и с сожалением смотрит на невыпитый чай. – Берите это всё, пойдёмте в зал. Там телевизор.

Или мне кажется, или диктор на экране тот же самый, что и в прошлый раз. Может, он и говорит теми же самыми фразами. Не знаю – я ведь тогда, в больнице, ворон считала.

– А где здесь убежище? – спрашивает Руслан.

Паша пожимает плечами.

– Просто пойдём, куда все идут. Вы кружки-то оставьте, – замечает он, глядя, как мы плетёмся к двери с чаем в руках. – Мне не жалко, но с ними неудобно будет.

Мы переглядываемся и, все трое, начинаем хохотать.

На лестнице необычайно много людей. Соседи взволнованно переглядываются, перекидываются фразами, торопятся вниз, прижимая к груди сумки и папки.

– А тебе не надо никакие документы взять с собой? – спрашивает Руслан.

– Пофиг, – Паша отмахивается, закрывая дверь на ключ. – Вы-то без документов. Пойдёмте.

Но мы и так уже стоим на пролёт ниже него, а он – наверху. И тут, конечно, раздаётся грохот. Поднимая тучу пыли, на Пашу рушится потолок.

Да как бы не так.

За секунду взлетаю наверх и становлюсь рядом с ним.

– Ты чего? – он удивлённо смотрит на меня.

– Нет, ничего. Показалось, – подозрительно кошусь на целый и невредимый потолок и вместе с ним спускаюсь вниз под внимательным взглядом Руслана.

Может, нас всё-таки убивать нельзя?

Уже на первом этаже навстречу нам поднимается человек. У меня сердце замирает, потому что я узнаю его. Те же военные штаны, только теперь в комплекте с рваной, когда-то белой майкой. Те же шаркающие тапочки. В одной руке – открытая бутылка пива. В другой...

– Отродье, – бормочет он, стреляя в Пашу.

Стоп. Это уже было. Что, фантазия закончилась?

Мы минуем пустой первый этаж и выходим на улицу. Люди кучкуются возле своих подъездов, понемногу вливаясь в общий поток, движущийся в одну сторону. Они задирают голову, глядя на пролетающие с гулом в небе военные самолёты.

Поворачиваюсь, оглядывая глазами толпу, и сразу же слышу очень неприятный звук у себя за спиной.

Оборачиваюсь.

Кирпич с уже гораздо более громким звуком падает на асфальт, и Паша тоже медленно оседает вслед за ним. По его лицу течёт кровь.

Что, кирпичом по голове? Серьёзно?

Ладно. Я не даю Паше стоять на месте и ждать кирпича. Сразу решительно тяну его за руку в ту же сторону, куда бредут все остальные.

Но люди поспешно расступаются. Навстречу с грохотом катится уродливая, угловатая, покрытая защитным узором машина. Из люка наверху высовываются два служивых с автоматами.

– Вот он! – орёт один из них. – Огонь! На поражение!

Мелькает мысль бросится вперёд, закрыть его грудью – но не успеваю. Рука Паши рывком выскальзывает из моей, когда его отбрасывает назад автоматной очередью.

Да что за чёрт, я же даже опомниться не успеваю!

Мы бежим по улице, лавируя между остальными людьми, и, наверное, вызывая среди них панику – вижу перепуганные лица по сторонам. Что дальше, ты, там, наверху или где ты?

Горящее здание прямо по курсу. Так...

Надо бы обогнуть по тротуару с противоположной стороны, но там толпа, поэтому мы продолжаем бежать прямо, уставившись на огонь.

Кажется, здесь был магазинчик одежды, если память мне не изменяет. И точно – вот металлический каркас от манекена в витрине...

Чем ближе подбегаем, тем громче слышен детский плач. Маленький мальчик лет трёх ревёт во всё горло, стоя прямо перед магазином. Наверное, ему горячо вблизи огня. Неужели мама осталась там, внутри?

– Чёрт, – слышу голос Руслана за спиной.

Вывеска, тоже горящая, начинает раскачиваться прямо над ребёнком. Зная моего брата, он готов броситься вперёд, чтобы спасти мальчишку.

Но Паша опережает его. В несколько прыжков он оказывается рядом с малышом, подхватывает его на руки и кидается обратно.

Конечно, не успевает.

Но ведь мальчик тоже так погибнет!

Странно.

Значит, только нас с Русланом нужно оставить в живых? Или вообще... только меня? Ведь это я ведьма. С неожиданно нахлынувшим ужасом оглядываюсь на Руслана. Если бы он кинулся помогать Паше...

Назад. Не хочу никакого мальчишки, потерявшего маму.

Мы просто пробегаем мимо горящего магазина, и всё.

И Пашу тут же просто припечатывает к стене автомобиль.

Так не честно, это тоже уже было. Правда, тогда был грузовик, а не минивен, но всё же. Не хочу.

Мы не успеваем пробежать и десятка метров, а на него уже с огромной скоростью падает с неба какой-то металлический обломок. Нет, нет.

– Катя, прекрати! – кричит мне Руслан. – Это бесполезно!

Горящий магазин дальше ещё на двадцать шагов, и провода над тротуаром, по которому мы бежим, вдруг начинают искрить. Один из них обрывается и падает прямо на ничего не подозревающего Пашу и ещё пару человек. Знакомые вспышки и треск... Нет.

– Хватит, Катя, – умоляет брат, поймав меня за талию. – Отпусти его. Значит, так надо...

– Не хочу! – я со слезами вырываюсь из его рук и бегу изо всех сил, чтобы догнать Пашу.

Но он остановился и ждёт нас.

Он не видит, что за его спиной целый отряд военных наставил на него автоматы.

Но теперь я успею. Вырываюсь вперёд, опережая его, раскинув руки, как крылья. Я готова. Я больше не могу.

И вижу ещё одни крылья перед собой – Руслан.

– Что ты делаешь?

Наверное, выглядим мы по-идиотски.

Время замирает. Из-за плеча брата вижу пули, застывшие в дрожащем, волнующемся воздухе. Они летят к нам.

Летят?

Глава 10

Открываю глаза, хотя не помню, чтобы закрывала их. Странное ощущение – словно пейзаж, в реальности которого ты был уверен, внезапно разъезжается разрисованной ширмой в стороны, являя взгляду совсем другую картину, и с глубин подсознания тут же доносится вопрос: а это – точно настоящее?

Я сижу в просторном, но очень тёмном зале с чёрными стенами и потолком. Первое, за что цепляется взгляд – молочно-белые, слегка светящиеся нити, веером расходящиеся из ниши в стене напротив. Не вижу, куда они ведут. Но одна из таких нитей прямо у меня перед глазами идёт дрожью, дёргается и принимается плавно удаляться, её кончик мягко трепещет.

Пока я тупо размышляю, нити ли это вообще или всё же просто лучи света, боковым зрением замечаю ещё одну отползающую нить. Поворачиваю голову, чтобы посмотреть, куда ведёт она, и натыкаюсь на глаза брата, заворожённо следящего за ней.

– Руслан, – шепчу непослушными, пересохшими губами.

Только теперь наконец задаюсь вопросом, где я, и что происходит. Бегут мурашки по телу, затёкшему от долгого сидения, хоть и в мягком, удобном кресле, слегка отклонённом назад. Мышцы слушаться отказываются, и с большим трудом я отрываю спину от кресла и поворачиваюсь, оглядывая зал.

Почему-то мелькает мысль о кинотеатре. Человек пятьдесят, на первый взгляд, подростков, полусидят-полулежат в таких же креслах в пять рядов, расположенных амфитеатром. Белые нити ведут к их лбам.

Зажмуриваю глаза и трясу головой, пытаясь прогнать дурацкую картину, словно выдернутую из какого-то фантастического блокбастера. Открываю.

Ничего не изменилось. Ловлю взгляд брата, теперь уже осмысленный, слегка напуганный, но на удивление спокойный.

– Ты в порядке? – шёпотом спрашивает он.

Пожимаю плечами.

– Пойдём, – повелительным тоном бросает он мне, неуклюже встаёт и разворачивается спиной.

– Куда?

Он поворачивается обратно, смотрит на меня со странным выражением на лице – он никогда так на меня не смотрел, – вздыхает, грубовато берёт за руку и тянет прочь, к зашторенной нише в боковой стене, точно как в кинотеатре.

Отодвинув тяжёлую занавеску, Руслан выводит меня в ярко освещённый коридор. Мой мозг автоматически подаёт мне сигнал, что за окнами темно, хотя только что был полдень. Это сейчас не самое странное, отвечаю я ему раздражённо, и тут же запрокидываю голову, потому что яркий свет идёт не от ламп на потолке или стенах, а от самого потолка. Материал, которым он обшит, сияет ровно и мягко уютным желтоватым светом. Никогда такого не видела.

Из-за угла показывается и поспешным шагом приближается к нам женщина в униформе тускло-фиолетового цвета с жёлтой каймой. Вглядываюсь в её лицо, и внутри всё переворачивается.

– Ох и задали вы мне работы, – добродушно усмехается женщина, с улыбкой глядя на нас.

Но я знаю, что улыбка фальшивая, и эта доброта в голосе – предвестник какого-то издевательства, потому что Жанна не способна на иное.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю со злостью.

Жанна застывает, улыбка медленно сползает с её лица.

– Катя...

Руслан тоже ошарашенно смотрит на меня.

– Подожди, мам, – говорит он, обращаясь к Жанне. – По-моему, она ещё не очнулась.

– В смысле – не очнулась? – внутри меня кипит неконтролируемая злоба.

– Кто я? – спрашивает совершенно побелевшая Жанна.

– Что?

Не понимаю, почему эти двое смотрят на меня с почти одинаковыми выражениями на лицах. Не понимаю, чего от меня хотят.

– Ты – Жанна, которая издевалась над нами два с половиной года, а потом свалила, бросив нас в самой опасной ситуации.

Она какое-то время молчит, а потом, сглотнув, произносит:

– Значит, я хорошо вписалась в эту роль...

В её глазах появляются слёзы.

– Это наша мать, ты, бестолочь, – сквозь зубы цедит Руслан.

– Наша мать мертва, – неслушающимися губами бормочу я.

– Да ты вообще, что ли...

– Тихо! – Жанна расставляет руки в стороны, словно разнимая дерущихся детей. – Постойте. Просто подождите.

Она делает глубокий вдох, подносит к лицу руку с прозрачным резиновым браслетом на запястье, издаёт языком цокающий звук, вроде тех, которыми обычно изображают стук лошадиных копыт, после чего браслет загорается ровным зелёным светом, и произносит:

– Бригаду ноль-шесть в западный коридор. Срочно.

Прибор гаснет, и она очень серьёзно обращается ко мне:

– Екатерина, ты должна знать: всё, что с тобой сейчас происходит – моя вина. Я провалила это задание как куратор вашего с Русланом Испытания. И очень хочу всё исправить. Но для этого мне нужна и твоя помощь. Постарайся не паниковать и внимательно слушать, что мы говорим.

Я начинаю задыхаться, в глазах темнеет. Моё сознание отказывается воспринимать этого Руслана, грубого и враждебного, эту Жанну, доброжелательную и серьёзную, этот сияющий потолок, светящиеся нити и браслеты, выбегающих из-за угла людей в таких же костюмах, как у Жанны, внезапное чувство укола в правое плечо.

Кажется, я кричу что-то невразумительное и мечусь, как бешеная – или наоборот, всё это время лежу без сил на полу, уставившись в светящийся потолок? В любом случае, потолок идет концентрическими тёмными кругами и в конце концов гаснет.

Другие работы автора:
+2
18:32
618
21:40
Хорошо написано! Грамотно, добротно, увлекательно! Только одну очепятку заметила: «И это совсем не огорчает, напротив, из глубины души поДнимается мрачное чувство удовлетворения».
Крутой экшн! Автору аплодисменты! bravo
05:08
Cветлана, спасибо большое! Рада, что понравилось. Очепятку исправлю)))
16:23
Вообще круто! Немного пугает объем, но прочитать стоит! thumbsup
Здорово, когда уровень восприятия происходящего всё время меняется. Эх, как бы не проспойлерить… :))))
Сначала думаешь об одном сюжете, потом оказывается, что на самом деле тут дело совсем в другом. )))
Не знаю, насколько вам пригодятся следующие моменты:
1. паспорт гражданина РФ сейчас выдают с 14 лет. А место действия вообще РФ или как?
2. Руслан в одном моменте говорит о сотнях погибших — откуда он это знает?

В целом — отлично! По моему дилетантскому мнению — это уже вполне готовый к печати роман. wink Пойду читать вторую часть. )))
18:31
Спасибо! Приятно blush
У нас, в Казахстане, удостоверение личности в 16 дают. Про РФ даже не знала, если честно)) А в принципе, у нас тут чисто абстрактный *спойлер* мир, так что пусть.
Про сотни пропавших не задумывалась. Действительно, откуда? Надо исправить, благодарю за подсказку)))
ПС. А я только что поняла, что вы ко мне из Чтения по обмену pardon Есть пожелания, что конкретно прочитать, или можно на выбор?
10:11
Есть пожелания, что конкретно прочитать, или можно на выбор?


Да, вы загляните в группу «Чтение по обмену», я там под вашим сообщением оставил ответ с пожеланием.
Загрузка...