Реальность пополам. Часть 2

Глава 1

– Да, это она виновата, – говорит мне сидящий напротив мужчина. – Она сильно рисковала, затевая этот эксперимент, и вот – он провалился.

Молча разглядываю его. Если не считать странноватой одежды, обыкновенный мужчина. Чисто выбритое, интеллигентное лицо, нос с горбинкой, короткие тёмные волосы, доброжелательные серые глаза.

– Катя, – он хмурится. – Ты ведь можешь всё вспомнить! Просто не хочешь...

Это правда. Не хочу. Не хочу становиться здешней Катей. Судя по словам Руслана и Жанны, она совсем другая. Совсем не я.

Поэтому сейчас сижу здесь, в этой уютной комнатке с огромным окном во всю стену, с мягкой кроватью, с кучей незнакомой, но вкусной еды. Очень комфортные у них тюремные камеры.

Поэтому не знаю ровным счётом ничего о мире, который с недоумением наблюдаю из окна.

И поэтому молчу, глядя на мужчину, который приходится отцом здешней Кате. Мой отец умер, когда мне было пять, а Руслану почти четыре. Может, он выглядел так же. Не могу вспомнить. Воспоминания начинают меркнуть, хоть я и цепляюсь за них изо всех сил.

Он вскакивает и подходит к окну, сцепив руки за спиной. Этот жест немного напоминает мне Жанну.

– Что случилось с остальными, когда я проснулась? – решаюсь нарушить своё молчание.

– С кем?

– С людьми, которые меня окружали... Паша, Никита, Рита...

Он пристально смотрит на меня.

– Их никогда не существовало. Они были иллюзией. Такой же, как всё остальное вокруг.

– Но они разговаривали, думали, принимали решения!

– Нет... Всё не так. Они говорили и делали то, что было заложено в них программой. Всё остальное дорисовывало твоё воображение. Я не сильно разбираюсь, тебе лучше спросить у мамы... Это она специалист по Испытаниям.

Фыркаю и отвожу взгляд.

Он снова подходит поближе и садится на диванчик, чтобы наши лица оказались на одном уровне.

– Катя, ты помнишь, там, в иллюзии, были эти, как их... мультфильмы. Когда мультфильм заканчивался, ты же не требовала, чтобы герои вернулись и жили с тобой в реальном мире? Там, в твоём Испытании было только три настоящих человека: ты, Руслан и мама.

Он вздыхает и продолжает:

– Собственно, именно это и привело к катастрофе. У Испытания есть два правила. Первое: в иллюзии должны быть задействованы только один испытуемый и его куратор. Второе: куратор должен быть чужим для испытуемого человеком. Мама нарушила оба эти правила. Тебе хоть успели объяснить, что произошло?

Качаю головой. Я не стала слушать. Очнувшись, орала как ненормальная на Жанну и бросалась в неё стульями.

– Разреши тогда мне рассказать. Чтобы лучше контролировать ход Испытания, куратор соединён с твоим сознанием. Он, конечно, не способен читать всё, что происходит у тебя в голове, только поверхностный слой мыслительной деятельности – эмоции, намерения и кое-какие мысли, которые ты в своей голове оформляешь в слова. Так вот, однажды, прямо перед началом активной фазы Испытания, ты мысленно выкрикнула слово, которое оставило бы хладнокровным любого другого куратора, но не твою мать...

Помню. «МАМА!»

Он видит по моим глазам, что я поняла.

– И с этого момента всё пошло наперекосяк. Маме показалось, что ты обращаешься к ней, потому что смотрела ты в тот миг на неё. Она занервничала и на долю секунды упустила контроль над иллюзией. И ты это почувствовала. И, ощутив один раз, стала чувствительна к иллюзии в те моменты, когда куратор меняла её.

Дрожь мироздания. Вот откуда она бралась.

– Осознав свою неудачу, мама решила немного отложить активную фазу, а после её старта вообще исчезнуть из иллюзии, управляя ей из тени. Но тут началось самое интересное.

Он пристально смотрит мне в глаза.

– Каким-то образом, Катя, ты начала сама менять иллюзию – эпизодически, неумело, но менять. Мама думает, это оттого, что в вашем Испытании вас было трое. Программа рассматривала Руслана как главного испытуемого, и позволила тебе быть вроде как ассистентом куратора.

Я встряхиваю головой, потому что она слишком быстро наполняется информацией, которую я не успеваю переваривать.

– И тут мама совершила ещё одну ошибку. Нужно было в экстренном порядке прервать Испытание, перезагрузить иллюзию, дать вам с братом отдохнуть и начать заново. Но она – очень упрямая женщина. И продолжала отвоёвывать у тебя контроль над ходом дела. Продолжала до последнего момента, пока ты не пошла на крайние меры. Теперь идёт спор, можно ли считать Испытание Руслана завершённым... Достигнута ли цель...

Он замолкает, словно ожидая моей реакции. Напрасно.

– Здесь тебе бы следовало спросить: «Какая цель?» – со смехом говорит, наконец. – Ну, может, пока и не стоит... Потом... Тяжело, наверное, вот так – из одного мира в другой...

Мы ещё с минуту сидим в тишине, пока он не поднимается с дивана.

– Ладно. Я зайду ещё попозже. Держись. И не кидай больше в маму ничего.

– Мультфильм можно пересмотреть, – выпаливаю я, лишь только он повернулся к двери.

– Что? А... Нет, Кать. Это так не работает. Долго объяснять, просто поверь мне – вернуться нельзя.

– Кто придумывает персонажей для Испытания?

– В смысле?

– Кто их придумывает? Внешность, характер? Поведение?

– Есть люди, которые этим занимаются, – его голос звучит осторожно.

– Но они же их не берут полностью из головы, правда? С кого-то копируют. Кто их прототипы?

Он хмурится, кусая нижнюю губу.

– Это плохая идея, Катя. Ты не найдёшь того, что хочешь.

– А что я найду?

Несколько секунд он серьёзно глядит на меня.

– Что ж, с другой стороны, тебе будет полезно встретиться с ним. Чтобы ты поняла. Я постараюсь убедить в этом остальных.

Разворачивается и уходит. Дверь выпускает его без малейшей заминки и снова плотно закрывается. Меня она не выпустит.

Глава 2

Странно – мне всегда казалось, в будущем нас ждут более продвинутые средства передвижения. Летающие машины там. Может быть, даже телепортация. Но не канатная дорога.

Хотя, не жалуюсь. Вид из кабины с прозрачными стенами и полом потрясающий. Со странным чувством осознаю, что это мой город. Тот самый. Где дом Жанны и наше с Пашей кафе.

И ещё одна неувязка.

– Я думала, будут небоскрёбы, – говорю вслух. – Перенаселение, всё такое...

А внизу – сплошные двухэтажные домики, явно рассчитанные на одну семью.

Руслан фыркает. Он всё ещё не в восторге от того, что именно ему пришлось сопровождать меня в исполнении моей прихоти.

– Ну расскажи, – прошу его.

Я могу чувствовать ненависть к Жанне, неприязнь к так называемому моему отцу, но не к брату. Неважно, как он относится ко мне.

– Сама вспоминай.

Он отворачивается к окну, но через минуту не выдерживает.

– Эпидемия же.

– Что?

– Эпидемия была. Сто семьдесят три года назад. Умерло больше трёх четвертей населения Земли.

Молча офигеваю, потом осторожно спрашиваю:

– А это было через сколько времени после... Ну, после того года, что в Испытании?

– Лет через двадцать.

– А, ясно. Понятно.

Мы молчим, глядя в окно. Почти двести лет.

– А что за болезнь?

– Грипп Марсо.

– Грипп?! И выжила всего четверть всех людей? Но... даже если четверть...

Обвожу глазами редкие яркие домики, утопающие в зелени.

– Многие из тех, кто выжил, остались бесплодными.

– Ничего себе. Дай угадаю. А с теми, кто не остался бесплодным, тоже что-то было не так?

Руслан подозрительно блестит в мою сторону карими глазами.

– У меня такое чувство, что тебя подослали, чтобы проверить, насколько хорошо я историю учил.

– Да рассказывай уже.

Он вздыхает.

– Не с ними. С их детьми было что-то не так. Жуткие психические расстройства годам к двадцати-тридцати, почти у всех. Кроме тех, кто в детстве переживал сильное потрясение.

– Потрясение?

– Вроде смерти кого-нибудь из родителей, или несчастного случая...

– ...или землетрясения, пожара, ограбления?

– Поняла теперь? Испытание – это лекарство. Это просто придуманная ситуация, в которой твоё сознание переживает несуществующую потерю. И пытаться остаться в этой ситуации навсегда – просто тупо.

Не отвечаю, наблюдая, как наша кабинка сворачивает налево с основной трассы и идёт на снижение к аккуратному оранжевому домику с коричневой крышей.

Нас встречают. Старенький дедушка со сгорбленной спиной и молодой высокий мужчина рядом с ним.

У меня сердце начинает колотиться часто-часто где-то у горла.

Я вглядываюсь в лицо мужчины сквозь прозрачные стенки.

Это не Паша, как мне показалось сначала. Похож, но не он.

Перевожу взгляд на старика. Краем глаза вижу, что Руслан следит с усмешкой за моим выражением лица.

– Павел Тюрин, – лишь только мы выходим, старичок кивает сначала мне, потом Руслану. – Мой внук... Женя.

Пролетая над городом в прозрачной кабинке, я заметила, что не все дома одинаковые. Некоторые – поменьше, поприземистее, и выглядят не так аккуратно. Я уверена, что и здесь, в этом рафинированном мирке есть деление на богатых и бедных.

Хозяева этого дома – точно не из последних.

Мы проходим сквозь просторные, залитые тёплым солнечным светом комнаты. Свет бьёт через огромные окна, занимающие внешние стены почти целиком. Странно – снаружи казалось, что дом вообще без окон.

Конечной нашей целью оказалась комната, которую я бы охарактеризовала одним словом. Мягкая. Потому что она обставлена мягкой мебелью всевозможных форм и размеров: тут и огромный диван, развернувшийся чуть ли не на полкомнаты, и несколько пухлых пуфиков, и замысловатые кресла, и даже пол усеян подушками и подушечками. Общее у всего этого лишь одно – цвет. Точнее, довольно приятное глазу сочетание мятно-зелёного с шоколадно-коричневым.

А ещё внимание привлекает стена за диваном, напротив окна. Я готова поклясться, что это настоящий сосновый лес – настолько реалистично шевелятся ветви, словно от лёгкого ветерка, блестит солнце между кронами, перемещаясь, пока я иду, отдаётся бликами на каждой иголочке хвои, дрожащими солнечными зайчиками на шершавых могучих стволах и палых ветках на земле.

Не выдержав, протягиваю руку и натыкаюсь на обычную стену. Сначала застываю на месте, поражаясь тому, что бывают настолько искусные иллюзии. Потом с нервным смешком вспоминаю про Испытание.

Хозяин жестом приглашает нас сесть, и я, слегка растерявшись, опускаюсь на уголок дивана. Руслан устраивается поодаль, на пуфике, подняв и скрестив по-турецки ноги.

Для меня любые переговоры привычно связаны с едой или, по крайней мере, кружкой чая. Но в этой комнате нет стола, и ни малейшего намёка на то, что нам что-то предложат. Должно быть, здесь (точнее, сейчас?) это не принято.

– Итак, – произносит Павел (Пашей называть его у меня внутренний язык больше не поворачивается). – О чём вы хотели поговорить, молодые люди?

Он чинно откинулся на спинку большого кресла напротив меня, а его внук, которого я так поспешно приняла за него самого, в полулежачем положении развалился прямо на полу, в окружении подушек.

Открываю рот, лихорадочно соображая, с чего бы начать, но Руслан меня опережает:

– У нас на Испытании несчастный случай. Моя сестра зациклилась на иллюзии. Основная причина – персонаж, которому вы были прототипом. Наш отец считает, что встреча с вами поможет ей восстановиться. Поэтому мы здесь. Память, кстати, у неё совсем отшибло, так что объяснять нужно на пальцах.

Я возмущённо оглядываюсь на него. Надо же, так вот бесцеремонно выложить сразу все подробности.

Это совсем не в духе моего Руслана. Это не мой Руслан, осознаю внезапно чётко. И я сама – не здешняя я, которую они все знали. И этот Павел – не тот самый Паша, и никогда им не был.

Что иллюзия делает с людьми?

– А, вот оно что, – старик с понимающим видом кивает. – Ну тогда, девушка, позвольте мне рассказать свою историю.

Мне, несколько секунд назад сделавшей своё открытие, больше неинтересно слушать этого чужого человека. Но я из вежливости киваю:

– Расскажите, пожалуйста.

Он покряхтывает, устраиваясь поудобнее в мягком мятном кресле, и начинает:

– Я родился в сумасшедшее время. Во всех смыслах этого слова. Представьте себе мир, которым правили подростки... Знаете, почему? Потому что взрослые были не в состоянии этого делать.

Он замолкает, его взгляд становится отстранённым.

– Стать взрослым означало слететь. Сойти с ума. Обычно это происходило лет в двадцать пять или двадцать семь. Иногда – раньше. Так что все, кому исполнялось двадцать, находились под подозрением... и наблюдением. Те, кто в тридцать остался в здравом уме, считались везунчиками. Но и они обычно слетали годам к сорока.

– Но... – не выдерживаю и перебиваю, – разве у тех, кто пережил потрясение, не было иммунитета? Неужели их было так мало?

– О нет, их было немало, – улыбается старик. Его взгляд всё ещё где-то далеко, не с нами. – Но мы им не доверяли. Видите ли, потрясение – это не лекарство навсегда. Оно лишь даёт время. Если дальше жизнь течёт спокойно, разум в итоге всё равно оставляет. Поэтому мы проходим Испытание каждые десять лет.

– О, правда? – я снова оглядываюсь на Руслана.

Отводит взгляд. Об этом он забыл упомянуть.

– Эту закономерность, конечно, заметили, – продолжает Павел. – Давно заметили, ещё до моего рождения. Но что-либо предпринимать... Для этого нам не доставало организованности, видите ли... Вы не представляете, что это было за время.

Он качает головой и на несколько секунд замолкает. Я перевожу взгляд на Женю. Кажется, ему скучно. Ни на кого не глядя, рассеянно водит пальцем по бархатистой коричневой ткани подушки.

– Моя мать была тихой слетевшей, – продолжает Павел. – Таких тогда оставляли в живых. Она отключилась в тридцать два – мне было семь. Дожить до этого возраста в сознании ей позволила утрата мужа. Его казнили через год после моего рождения, когда он стал буйным слетевшим.

Он тяжело вздыхает.

– После того, как её разум нас покинул, опеку над ней и надо мной взял один из Защитников. Хороший был мужик. Он научил меня многому. Помню, как он всё время хвастался, что ему слёт не грозит, потому что его работа целиком состояла из потрясений. Но мне было семнадцать, когда он его всё-таки настиг. Причём в буйной форме. Застрелил мою мать и застрелил бы и меня – если бы мои друзья, следившие за ним, пришли на минуту позже. Как сейчас помню голос одного из них: «Вот видишь, Паш! Вот поэтому я говорил, что старикам нельзя давать оружие!» А я стоял, глядя на мёртвое тело матери и отчима, и в моём сознании чётко вырисовывалась суть вещей. Всего за несколько дней до этого отчим говорил мне, что работа перестала его волновать. Что стрелял в людей, не чувствуя ни страха, ни жалости, ни злости. Не испытывая ни малейшего потрясения.

– И это была ваша идея? – мрачно произношу я. – Это вы придумали Испытание?

– О, нет, – он отмахивается. – Не я. Но, осознав, я стал искать ребят, которые мыслили в том же направлении. Начали мыслить до меня. И нашёл их. В их числе и основательницу Испытания.

– Марину Мергенбаеву, – вставляет Руслан, словно отличник на уроке истории.

– Её самую. И многих, многих ещё. Мы это сделали все вместе.

– Спасли мир? – горько киваю.

– В каком-то смысле. Прошли годы, прежде чем мы разработали, написали и воплотили иллюзию. Прошли десятилетия, прежде чем люди нам поверили, и стали её использовать.

У меня в голове вертится фамилия, которую назвал Руслан. Я помню её. Видела в одной из бумаг на столе Риты. В резюме нашей кухработницы, Марины.

– Сколько человек из вашей... команды стали прототипами?

– Все, – с лукавой улыбкой отвечает старик. – Все без исключения оставили отпечаток своих личностей в иллюзии. Должно быть, вам попалась ранняя версия.

– Да, мама решила ставить свой эксперимент на самой простой и проверенной, – буркает брат.

– Кого ты встречала, девочка?

– Марину, Риту, Никиту, Артёма... Многих. И вас.

Смотрю ему прямо в глаза – пожалуй, первый раз за всё время нашего визита.

Это они, что бы там ни было. Это его глаза. Они так же улыбаются, отдаваясь где-то в глубине ноткой грусти.

Глава 3

Никто не произносит ни слова, пока идёт трапеза. Так принято. Теперь понятно, зачем у Павла в доме мягкая комната. Чтобы разговаривать. Потому что разговаривать и есть в этом мире одновременно запрещено.

И мне не нравится этот обычай – слишком напоминает порядки в доме Жанны. Хотя сама она сейчас сидит не каменным изваянием, как в иллюзии, а чуть ссутулившись, залезая порой вилкой в общую тарелку, и кидая на меня взволнованно-заботливые взгляды.

Да, я была пай-девочкой последние три дня, и теперь на свободе. «Дома». С «семьёй».

Жанна и её муж, доев, кладут приборы крест-накрест поверх квадратной тарелки и сидят молча. Руслан заканчивает последним, делает то же самое и в ожидании смотрит на меня. Я уже не ем, но мои нож и вилка просто лежат на тарелке.

Он хмурит брови, кивком головы указывая мне на них. Закатываю глаза, но послушно перекрещиваю приборы.

Тут же все трое встают и отправляются к выходу из комнаты. Недоумённо оглядываюсь на стол – интересно, посуду здесь убирают какие-нибудь роботы? – и следую за ними.

Терпеливо подождав, пока все рассядутся, вижу, как «отец» открывает рот, чтобы что-то сказать. Значит, говорить уже можно, и я выпаливаю:

– Верните меня обратно в иллюзию! Пусть это будет другой сценарий, главное – в тот же мир!

Они смотрят на меня, затем переглядываются.

– А что, это может помочь, – говорит Жанна, подняв брови.

– Ещё одно Испытание? – её муж, напротив, хмурится. – Не слишком ли большая нагрузка на сознание?

– Но если это поможет ей вспомнить...

– Я не хочу ничего вспоминать, – отмахиваюсь от их непонимания. – Я хочу вернуться туда навсегда.

– Говорю же, она безнадёжна, – мрачно заключает Руслан.

Кидаю на него возмущённый взгляд.

– Катя, – осторожно начинает Жанна. – Послушай, пожалуйста. Во-первых, в иллюзии время течёт по-другому. Ты находилась под её влиянием всего двенадцать часов, а тебе показалось – полгода. И дело даже не в том, что тебе бы пришлось время от времени отключаться, чтобы выполнить физиологические потребности твоего тела...

– Разум не выдержит, – нетерпеливо перебивает Руслан, и, не удержавшись, добавляет: – Если там есть чему выдерживать.

– Не разум, а сознание. Во-вторых... Ты не сможешь вернуться с теми же знаниями и мыслями. Испытуемый должен забыть, кто он на самом деле, забыть о реальном мире. Вместо этого на него накладывается «маска». Это выдуманная жизненная легенда плюс совокупность черт личности, которых на самом деле у него нет. Например, вам с братом, помимо прочего, внушили, что вы лучшие друзья, потому что в реальности вы жили как кошка с собакой... Если честно, я надеялась вас таким образом помирить...

– И то, что тебе сейчас мешает вспомнить, кто ты такая – всего лишь разросшаяся маска, – вмешивается «отец». – Превратившаяся в подобие самостоятельной личности.

– То есть, по-вашему, нужно маску содрать, убив эту личность? – вскипаю я.

Снова переглядываются.

– Не думаю, что это можно назвать убийством, – наконец, отвечает он. – Все воспоминания и мысли, весь твой опыт останется при тебе. Просто знаешь, мы тоже соскучились по настоящей Кате, которая сейчас заключена под маской.

Киваю, пытаясь не выдать свои горькие мысли. Значит, они всё-таки тоже признают двух Кать – их, привычную, и меня, чужую. Я смотрю в упор на Руслана – не могу понять по выражению лица, что он думает. А хотелось бы.

– А в-третьих? – беру себя в руки. – Ведь есть же ещё и «в-третьих»?

– Есть, – кивает муж Жанны. – Испытание – это дорого. Мама работает там, и ваше подключение было экспериментальным, поэтому нам обошлось немного дешевле, но всё равно очень дорого.

Мне тут же вспоминается великолепный дом Павла, одного из основателей Испытания. «Наш» дом по сравнению с ним, даже на мой неискушённый взгляд, гораздо скромнее.

– Значит... деньги здесь нужны, чтобы не сойти с ума, – без вопросительной интонации говорю вслух. – А что бывает с теми, кому не хватает денег?

«Родители» обмениваются быстрыми взглядами, и я вижу, что они хотят срочно закончить этот разговор. Но Руслан, напротив, поднимает голову.

– Их забирают Защитники. Тех, кто десять лет не проходил Испытание, сразу забирают.

– Куда?

– Изолируют. Они опасны для окружающих, потому что слёт может произойти в любой момент.

– А разве государство не должно помогать в таких случаях?

Родители, наверное, скоро шеи себе свернут, переглядываясь.

– Нет никакого «государства», Катя, – тихо говорит Жанна. – Всё совсем по-другому.

– Оно такое забавное, это прошлое из иллюзии, правда? – добавляет Руслан совсем не весёлым тоном.

Снова молчание. Должно быть, они ждут, что я начну расспрашивать о том, как всё устроено.

– Можно где-нибудь подышать свежим воздухом? – кротко интересуюсь. – Что-нибудь вроде веранды...

– Конечно, можно, ты же дома, – улыбается «отец».

– Только не долго, – поспешно добавляет Жанна. – И не уходи никуда. Руслан, солнышко, будь другом.

Брат бросает на меня тяжёлый взгляд и кивком головы велит следовать за ним.

Это действительно веранда. Обычная деревянная веранда, небольшая, чистенькая, ухоженная.

Облокачиваюсь на перила, разглядывая шумящие на ветру деревья, и краем глаза замечаю, как Руслан опускается рядом на скамейку. Почему он не уходит? Я бы хотела побыть одна. Или родители велели ему следить за мной?

Обдумываю, как бы намекнуть, чтобы он ушёл, но тут он произносит:

– Я не хочу, чтобы та Катя возвращалась.

– Что?

Мы секунду смотрим друг на друга, а потом он отводит глаза.

– Не хочу, чтобы ты всё вспоминала. Мне кажется, сейчас ты гораздо лучше... чем была.

– А... – осторожно начинаю после ещё одной паузы. – Какой она... я была?

– Как тебе объяснить, – он хмурится. – Помнишь, из-за чего мы с тобой там, в иллюзии, поссорились?

Киваю.

– Я бы ушла.

– Так вот: это твоя истинная сущность. Была. Плевать на всех: на родителей, меня, друзей, на весь этот чёртов мир. Лишь бы самой было уютно.

– Почему ты думаешь, что мне сейчас не плевать?

– Вижу. Ты совершенно другой человек. В общем, – он снова смотрит на меня, – не знаю, возможно это или нет, но если ты хочешь остаться такой – я сделаю всё, чтобы тебе помочь.

На этом он вскакивает с деревянной скамьи, разворачивается и уходит в дом, оставив меня совершенно сбитой с толку.

Глава 4

– Да проснись же! – слышу сквозь сон рассерженный шёпот.

Открываю глаза и вижу подсвеченное мягким сиянием лицо Руслана.

– Тебя чёрта с два разбудишь, – раздражённым тоном сообщает он, по-прежнему шёпотом.

Свет идёт от браслета на его руке. За окном темно, я седьмую по счёту ночь сплю в «своей» комнате.

– Что случилось?

– Тсс! – он прикладывает палец к губам и снова начинает шептать: – Тебе нравится этот мир? То, что ты видишь вокруг?

Неуверенно мотаю головой, всё ещё не до конца понимая, о чём он.

– Пошли! – он вскакивает на ноги.

– Куда?

– Что-то покажу. Одевайся, – он кивает в сторону маленькой ниши в стене, где висит моя одежда, и отворачивается.

Это лишнее. Я его совсем не стесняюсь.

Послушно выскальзываю из-под одеяла – здесь принято спать нагишом – и натягиваю на себя бельё и платье. Меня тянет заупрямиться, возразить ему, но что-то внутри подсказывает, что не стоит. В конце концов, остаться – означает смириться, встать на сторону Жанны и её мужа, а этого мне хочется меньше всего.

Руслан молчит всё время, пока я вожусь в полумраке с платьем. Такие здесь носят все – и женщины, и мужчины. Хотя, я не уверена, что это можно назвать платьями. Просто кусок материала с прорезями для головы и рук. Вся суть в маленьком приборчике, который, касаясь ткани, заставляет её стягиваться, словно превращая в резинку. Многие мужчины предпочитают стягивать свои платья на груди или на бёдрах, как Руслан. Я веду приборчиком вокруг талии, чуть выше, чем мне бы хотелось – просто чтобы не было точь-в-точь как у Жанны.

– Всё? – Руслан уже повернулся ко мне лицом, и наблюдает, как я аккуратно, но неумело закрываю приборчик, чтобы убрать обратно в шкаф.

– Как он называется-то? – спрашиваю, просто чтобы заполнить паузу.

– Стретчер, – пожимает плечами Руслан. – Ты до сих пор не знаешь?

– Не интересовалась.

– Я бы на твоём месте проявлял побольше интереса.

Не отвечаю, на цыпочках следуя за ним в тёмный коридор. У меня такое ощущение, что чем больше я узнаю об этом мире, тем сильнее меркнут воспоминания о том, настоящем. Что я только что забыла, узнав, как называется машинка для одевания?

Ночной город колышется кронами деревьев под ногами, среди тёмно-зелёного с серебристыми в свете луны бликами моря вспыхивают редкие огоньки домов. Отбрасываю попытки разобраться в темноте, над какой частью города мы летим, и просто поглощаю взглядом невероятную панораму, когда брат неожиданно встаёт.

– Что ты делаешь? – интересуюсь, наблюдая, как он ковыряется в коробочке слева от двери кабины.

Он не отвечает, но через секунду раздаётся тихий писк, затем щелчок. Руслан хватает дверь за ручку и с силой толкает в сторону.

В кабинку врывается вихрь прохладного ночного воздуха.

– С ума сошёл? – стараюсь перекричать шум ветра.

– Туда, куда нам нужно, кейбл нас не доставит, – отвечает он, и кивает головой на приближающийся холм. – Будем прыгать.

Не могу поверить своим ушам. Тросы действительно натянуты очень низко над холмом, но всё равно будет метров пять высоты.

– Не бойся, – кричит брат. – Там мягко падать, я всё приготовил.

Я в ужасе смотрю то на него, то на приближающуюся вершину холма, а он всё продолжает раздавать инструкции.

– Батут маленький, поэтому прыгать будем вместе. Главное, сгруппируйся – колени к груди, голову береги. Поняла? Всё, приготовились... Раз, два... Три!

Сама не понимая, что делаю, отталкиваюсь ногами от пола кабины и лечу вниз, лечу бесконечно долго. Зажмуриваю глаза прямо перед падением в кусты, ожидая болезненного, а может, даже смертельного удара об землю. Но вместо этого ощущаю лишь сопротивление чего-то мягкого, упругого – и снова подлетаю на пару десятков сантиметров в воздух.

Открываю глаза, чтобы оглянуться. Никаких кустов нет и в помине. Мы с Русланом лежим на поверхности странного, водянисто-резинового на ощупь материала, разрисованного темными ломаными линиями поверх зелёного фона. Я ощущаю головокружение, пытаясь рассмотреть этот узор повнимательней, и откидываюсь назад, хохоча в лицо полной луне. Снова обман зрения. Очередная иллюзия.

– Быстрей, быстрей, – Руслан тянет меня за руку. – Они знают, что мы спрыгнули, скоро кто-нибудь будет здесь.

И мы бежим со всех ног – сквозь заросли кустарника, теперь уже настоящего, перепрыгивая канавы и камни, хорошо заметные в свете луны.

Руслан бежит впереди, изредка оглядываясь на меня. Мне чудится в его взгляде раздражение. Неужели я бегу слишком медленно?

Вскарабкавшись на очередной холм, мы наконец видим нашу цель – маленький домик, я бы даже сказала, хижину, в низине, в окружении нескольких кривых сосенок. По сравнению с теми домами, которые я здесь видала, хижина выглядит неухоженной, и, может быть, даже не жилой.

Но в окнах горит свет.

Сбавляю шаг, потому что в боку нестерпимо колет, дыхание безнадёжно спёрло, а до домика осталось от силы метров сто. Расстояние между мной и Русланом увеличивается.

– Ты чего? – восклицает он, в очередной раз обернувшись. – Ну-ка...

Но его голос тонет в неприятном, резком звуке откуда-то из-за спины. Я оборачиваюсь и нервно хихикаю.

Вот они, летающие машины, которых мне так не хватало в будущем человечества. Только совсем не такие, как я себе представляла. Скорее, похожи на вертолёты без пропеллера и хвоста, зато с какими-то колёсами вместо крыльев. Две уродливые бесформенные конструкции, зависшие в воздухе почти неподвижно, и почти беззвучно. Лишь серебристым дымком колеблется в лунном свете воздух под колёсами.

– Потрудитесь объяснить, молодые люди, зачем взломали кейбл и проникли на запрещённую территорию?

Сначала не могу понять, откуда идёт голос, но потом вижу, как Руслан неприязненно косится на свой собственный браслет, мягко сияющий красным.

Он молчит. Открываю было рот, чтобы заговорить, но брат качает головой.

– Я вас слушаю внимательно, – голос из браслета преисполнен дьявольского терпения.

Руслан кидает яростный взгляд на хижину, но по-прежнему не произносит ни слова.

– Ну ладно, – в голосе говорящего сквозит разочарование. – Тогда залезайте.

Одна из машин подаётся вперёд и зависает прямо над нами. Руслан закрывает лицо рукой.

– Куда моих гостей потащили, Защитнички? – внезапно слышится сердитый голос.

На холме в десятке метров от нас стоит, скрючившись и хватаясь за бок, пожилой мужчина со взъерошенными седыми волосами, пышной щёткой усов над верхней губой и в длинном платье непонятного цвета.

– Гостей? – недоверчиво переспрашивает браслет Руслана после небольшой паузы.

– Гостей, – с вызовом отвечает старик. – Кажется, за мной ещё осталось право их приглашать.

– Ваши гости последнее время редко стали добираться человеческими путями, – голос звучит укоряюще, но теперь в нём слышится и толика почтения. – Постарайтесь хотя бы домой их отправить как подобает. А вы молодежь, имейте в виду, что вашим родителям мы сообщим. О матери бы подумали – ей и так в последнее время досталось.

На этом машины поднимаются выше и удаляются, так же беззвучно, как и появились.

– Кажется, я внятно и громко сказал не приходить, – резко говорит старик Руслану, разворачиваясь к своему дому. – Не может быть такого, чтобы ты меня снова не расслышал.

– Но вам нужно послушать меня... нас! – умоляющим тоном восклицает тот, бросаясь за ним следом.

Ровным счётом ничего не понимая, тоже бегу в сторону дома, где старик, миновав входную дверь, жестом приглашает нас вниз по ступенькам – в подвал, судя по всему.

– Значит, всё-таки послушаете, – Руслан улыбается во весь рот.

– Заходите живей, – фыркает старик.

Помещение, куда мы попадаем, поражает. Во-первых, ярким для привыкших к темноте и лунному свету глаз. Во-вторых, обилием красок и форм – стены сплошь заклеены картами, плакатами, непонятными схемами. Если подумать, раньше нигде в этом мире не видела ничего бумажного.

Одну из стен полностью занимает огромная карта мира. На ней нет деления на страны – наверное, их уже давно не существует как таковых. Но зато толпятся, пестря, группы разноцветных точек.

И океан живой, понимаю я, присмотревшись. Он шевелится, прямо как деревья в той мятно-шоколадной комнате.

Есть здесь ещё одна странность. Для этого времени странность. Маленький квадратный стол в центре и четыре стула вокруг.

– Не желаете ли чаю? – подмигнув мне, предлагает старик.

– Да, если можно, – соглашаюсь, чувствуя облегчение при мысли о том, что нет необходимости рассказывать ему, что со мной произошло.

Он и так всё знает.

С кружкой в руках этот человек подходит к стене и издаёт привычный уже мне цокающий звук. Карта эффектно уезжает вверх, открывая меню с непонятными значками вместо букв. Неужели письменность так сильно поменялась за эти двести лет?

– За здоровье Эммануэля Марсо, – тихо, но чётко произносит хозяин.

На экране, один за другим, начинают появляться странные портреты. Нарисованные, шевелящиеся изображения людей с цветными волосами или кожей, животных, вообще каких-то монстров. Один из портретов мог бы сойти за нормального человека, если бы не висел вверх ногами.

– Что, уже? – мой брат выглядит шокированным. – Прямо сейчас?

– Ну, я всё ждал знака свыше, а это чем не знак? – старик добродушно кивает на меня. – Вы же этого хотите, правда?

– Чего этого? – интересуюсь напряжённо. – Я – нет!

Браслет Руслана издаёт щелчок и загорается синим.

– Обратный отсчёт, ребята, – не обращая на меня внимания, произносит старик. – Двадцать три.

– Двадцать два, – сразу же отзывается мужской голос, и один из портретов на стене выделяется золотистым контуром.

– Двадцать один, – ещё один голос, и ещё один портрет.

– Двадцать, – это уже женщина, обозначенная на экране ярко-красной кошкой.

– Девятнадцать, – произносит голос рядом со мной.

Обернувшись, я вижу Руслана, сжавшего зубы. Он убирает браслет от лица. На стене вспыхивает картинка с синим вороном.

Старик ходит взад-вперёд по комнате, слушая, как ещё шестнадцать невидимых человек называют свои номера. Но дальше номера «три» дело не идёт. Мы ждём ещё немного, затем старик кивает.

– Быть тому. Вперёд!

Глава 5

– Может быть, мне кто-нибудь что-нибудь объяснит? – не выдерживаю я.

Все головы поворачиваются ко мне, окатывая меня волной смущения. Уже жалею, что сорвалась.

Но я права.

– Вы заставляете меня участвовать непонятно в чём, – произношу уже спокойнее. – Я не имею ни малейшего понятия, куда мы летим, зачем, и что там будем делать. Это нечестно.

– Так и есть, – пожимает плечами молодая девушка с длинными чёрными волосами. – Почему вы ей до сих пор не рассказали?

Остальные переглядываются. В основном, это всё подростки и молодёжь. Старик здесь определённо самый старший, и ещё есть пара мужчин лет сорока и пожилая женщина.

– Ты прости, Кать, но нам всё ещё трудно поверить, что ты на нашей стороне, – говорит, растягивая слова, парень в конце салона. – В твоём духе, скорее, сдать нас всех с потрохами Защитникам.

– Но я не собираюсь этого делать! – восклицаю возмущённо. – Я не та Катя, которую вы знали!

– А вдруг ты неожиданно всё вспомнишь, станешь прежней Катей, и сделаешь это? – не унимается парень. – Ведь согласись, такая возможность есть. Почему мы должны рисковать?

– Думаю, мы можем рискнуть, – мягко говорит пожилая женщина. – Всё очень просто, Екатерина: мы хотим устроить революцию. Ты знаешь, что это такое?

– Я помню, что это такое. То есть, вы хотите свергнуть правительство.

– У нас нет правительства, в том-то и дело.

– Нет правительства?

– Это называется «анархия», – вмешивается брат. – Вспомни, в школе проходили. Там, в иллюзии.

В сознании вспыхивает знакомый символ: буква «А» в круге, и сразу же подключается ассоциация с музыкой, которую любил слушать Руслан.

– Эээ... или я что-то путаю, или я себе не так анархию представляла. Ладно. Так... как вы собираетесь устраивать революцию, если нет правительства?

– Мы хотим его поставить, – просто отвечает один из мужчин.

Я мрачно смотрю на них всех.

– Подчинить остальных людей, – заключаю, наконец.

Поднимается гвалт: начинают говорить сразу несколько человек. Старик, до этого молчавший, останавливает их одним-единственным жестом.

– Давайте я расскажу, – предлагает он, сверкая на меня хитрецой в глазах. – Представь себе, Катя, общество, в котором у людей есть срок годности. Этот срок нужно время от времени обновлять – знаешь, как?

– Проходить Испытание, – бормочу я.

– Верно. Удовольствие дорогостоящее. Особенно для семей с несколькими детьми и стариками-родителями на шее. Не потому, что плохие дяди нарочно задирают цену, чтобы набить себе карманы, а потому что это действительно затратно – по энергии, по материалам, по количеству труда специалистов, которые работают с иллюзией. Так вот, как следствие, в этом обществе время от времени появляются «просроченные» люди.

– Их забирают Защитники.

– Да. И это тоже правильно. Потому что велик риск, что они сильно навредят, или даже погубят окружающих, когда придёт их час.

– Что с ними делают?

– Держат в специальных местах под наблюдением, с возможностью видеться с родными. Потом, когда слёт берёт своё, по идее, должны казнить. Легко и безболезненно. Хотя... до нас доходит иная информация...

– А если семья накопит за это время деньги, им можно пройти Испытание?

– Не выйдет. Есть риск, что Испытание уже не даст результата. И чем больше просрочен человек, тем выше этот риск.

– Так чего же вы хотите?

– Что бы ты сделала?

Я гляжу на него с подозрением, ожидая какого-то подвоха, но он просто смотрит на меня честными глазами.

– Сделала бы Испытание доступным всем, – отвечаю, подумав. – Но как, если оно такое затратное? На какие средства? По-моему, это очень наивно.

– Было бы справедливо, если бы все или платили определённую сумму в фонд Испытания...

– Налог.

– Да... или, если нет возможности платить деньгами, работали бы на него. Налог трудом.

– И всего лишь ради этого? Вся революция?

– Всего лишь? – возмущённо восклицает одна из девушек, по виду – моя ровесница. – Да ты представить себе не можешь...

Женщина кладёт руку ей на плечо, и произносит:

– Все, кого ты здесь видишь, однажды так потеряли кого-то из близких. Для нас это не «всего лишь».

– Все? – недоумённо перевожу взгляд на Руслана.

– Да ты просто не помнишь, – мрачно говорит он. – Бабушка. Ты не помнишь тот день, когда стало ясно, что если мы заплатим за её Испытание, не хватит денег, чтобы оплатить наши. Знаешь, что ты сказала тогда?

Мотаю головой. Не хочу знать, что сказала та Катя.

– Ты сказала, что она уже прожила свою жизнь, а у нас с тобой всё впереди. Поэтому ей нужно отступиться. Что она и сделала.

Я сглатываю.

– Она... жива?

– Да, – Руслан кивает. – Пока ещё.

Машина, наподобие тех, что недавно пытались забрать нас с Русланом, только намного больше, бесшумно идёт на снижение и садится на просторную площадку возле незнакомого, нетипичного для этого мира аккуратных домиков, здания. Мы гуськом тянемся к выходу.

Я понимаю, где мы, лишь только переступаю порог. Узнаю этот светящийся потолок. И лавандового цвета форму на перепуганных людях в коридорах, что так резко отличается от повсеместно носимых платьев.

– Почему здесь? – спрашиваю на бегу у Руслана. – Почему не захватить базу этих Защитников?

– А толку? – пожимает он плечами. – У них и базы-то нет, так, мелкие опорные пункты то тут, то там. А у лагеря изоляции охрана – знаешь, какая мощная? Зато здесь – всё, что нам нужно. Настоящая-то власть – здесь.

Обдумав эти слова, мысленно соглашаюсь. Я представляю себе, какие возможности получает тот, в чьих руках находится ключ к жизни в здравом уме.

Глава 6

– Вы серьёзно?

Перевожу взгляд с одного на другого, не веря своим ушам. То, что они предлагают, очень странно. После всего, что мне говорили до этого.

– Вы серьёзно хотите отправить меня в иллюзию? Но... как же маска?

– Маска накладывается на испытуемого, а ты подключишься как куратор, – отвечает Татьяна.

Я в недоумении смотрю на неё. На вид ей лет шестьдесят – глаза выдают возраст, а лицо гладкое, волосы – пышные и красивые, фигура – как у тридцатилетней. Если подумать, ни разу не встречала здесь неухоженного человека. За исключением старика.

– Как куратор? А кто будет испытуемым?

– Никто. Кураторы иногда подключаются поодиночке. В основном, чтобы потренироваться. Или чтобы испытать новую версию иллюзии...

Мы втроём стоим у дверей в пустой кинозал. Я добилась, чего хотела. Меня отправляют обратно. К Паше. В мой мир. Но почему-то я не спешу заходить...

– Вопрос в том, действительно ли ты этого хочешь, – произносит Руслан, словно прочитав мои мысли. – И что оно тебе даст.

Со стороны коридора несутся голоса, но мои собеседники не реагируют. Должно быть, уверены, что всё идёт по плану.

Со вздохом делаю шаг к двери. Руслан хватает меня за руку.

– Зачем? – его карие глаза горят огнём. – Зачем оно тебе? Ну, проживёшь ты там эти полгода, осознавая, что всё кругом ненастоящее. Фальшивая школа, фальшивое кафе, фальшивый Паша. Так необходимо? Всё равно же в результате проснёшься здесь!

– А что мне делать? – пытаюсь не пустить к горлу горьковатый ком. – Что делать, Руслан? Я не здешняя! Это не я! Ты сам говорил... Не такая, какой была до Испытания...

– Тебе же не обязательно опять такой становиться. Ты можешь всё заново начать. С другим взглядом на вещи. Узнать побольше об этом мире. Завести новых друзей. Хотя бы из тех ребят, которые с нами летели. Можно попробовать поближе познакомиться с Пашиным внучком, хочешь?

– Дурак.

– Я-то дурак?

Мы несколько секунд смотрим друг на друга. Я чувствую, как одновременно с подступающими рыданиями по лицу расползается улыбка.

Потом перевожу взгляд на Татьяну. Всё это время она терпеливо слушает наши разборки, скрестив руки на груди и мягко улыбаясь.

– Нет, я всё-таки пойду, пока есть шанс. В конце концов, двенадцать часов – не так много, да? Пока буду там, подумаю. Вернусь – скажу.

– Как знаешь, – брат пожимает плечами с деланным безразличием, но я-то знаю, что он дуется.

Татьяна жестом руки приглашает следовать за ней, и исчезает за тяжёлой занавеской. Я медлю, прежде чем войти. Приоткрыв занавес, разглядываю ряды людей, словно бы нанизанных на светящиеся нити.

Кто-то снова хватает меня за руку, лишь только я захожу. Раздражённо оборачиваюсь, чтобы отчитать нытика Руслана, но это вовсе не он.

Незнакомый рослый мужчина настойчиво тянет меня за руку обратно в коридор. Там уже стоят ещё несколько людей в такой же жёлто-фиолетовой форме.

Руслан с досадой смотрит в сторону. Татьяна, грустно улыбаясь, переводит взгляд с одного из собравшихся на другого.

– Опять, да? – произносит женщина со стянутыми в хвост светлыми волосами, кивком указывая на меня.

– Это другой случай, – качает головой Татьяна.

В том конце коридора топот ног – один за другим появляются фигуры в зелёном, подходят ближе, берут нас в полукольцо.

– Ради одной-единственной девочки, – удивлённым тоном говорит кто-то из них. – Ради одной дурочки – столько риска! И ладно бы речь шла о её жизни... Это так глупо, что даже не верится.

– Но вы поверили, – спокойно отвечает Татьяна.

Резким движением она прижимает нас с братом к стене. Слышится звук, словно гудит трансформатор. Крики, но какие-то приглушённые, как сквозь вату. И молочно-белая пелена застилает глаза.

Сначала мне кажется, что я теряю сознание. Но нет, повернув голову, вижу, что всё реально. Точнее, реальны только мы втроём. По бокам, сверху и под ногами – клубящийся непрозрачный туман.

– Мы были приманкой, да? – тихо говорит Руслан. – Они подумали, что мы все пришли, чтобы подключить Катю...

– Такой у него план, – пожимает плечами Татьяна.

– Почему они сказали «опять»? – спрашиваю я.

Руслан смеётся.

– Что смешного?

– Ты в своём репертуаре. Вечно тебя не то волнует. Балаклавы помнишь?

– Я уже один раз пыталась незаконно подключить к Испытанию человека, – отвечает мне женщина. – Когда здесь работала. Своего брата.

– У вас тоже не было денег?

– Деньги были. Ему запретили проходить Испытание из-за провинности на работе. Он обслуживал кейблы и не уследил, чтобы очередную кабину вовремя отремонтировали. Та сломалась в полёте.

– И за это лишили Испытания? Это же всё равно что смертная казнь!

– В какой-то степени справедливо. Каждая работа должна быть выполнена на совесть. Я, кстати, после этого тоже потеряла и работу, и право на Испытание.

– Понимаешь теперь? – тихо говорит Руслан.

Туман вокруг рассеивается.

– Ого.

В коридоре больше никто не стоит. Все лежат. Неподвижно.

– Они что... – мой голос дрожит.

– Нет, конечно, – отмахивается брат, пока мы пробираемся среди тел к выходу из коридора. – Просто парализованы. Татьяна нас прикрыла полем, а ребята шарахнули из «Аксиомы».

Я киваю. Думаю, лучше не спрашивать, что это такое.

– Но ведь нас тоже могут так. Шарахнуть.

– Могут, – кивает Татьяна. – В любой момент. До этого им мешали принципы гуманизма, но после такого...

– Поэтому нужно шевелиться, – вмешивается старик, расслышав последние слова. – Ты ещё не передумала погружаться в иллюзию, барышня?

Глава 7

Очень неудобно, полулёжа в этом дурацком кураторском кресле, тянуть шею, чтобы видеть, что происходит на стене-мониторе. Там, правда, пока не происходит ничего. На тёмном квадрате в центре – очертания ещё одного кинозала. Он поменьше, чем мой, и выглядит несколько заброшенным.

– Секунд через тридцать, – сообщает кто-то за моей спиной.

Уже было откинувшись в кресло, снова приподнимаюсь, стараясь разглядеть экран.

– Вот они. Готовьтесь.

Занавеска на двери осторожно, но решительно отодвигается. Группа людей гуськом заходит в зал. Кто-то включает свет, и нам теперь хорошо видно их зелёную форму. Они оглядываются по сторонам, но не слишком внимательно – по приборам видели, что в помещении никого нет. Спешат к нам, кучке красных точек на дисплее. Однако, чтобы достать группу мятежников, сбившихся в комнатушку для кураторов Испытания, сначала нужно пройти через зал.

– Включайте, – приказывает старик.

Защитники застывают на месте. Нам ничего не слышно, но их сейчас оглушает чудовищной силы белый шум. А со стороны нашей каморки тянутся злополучные светящиеся щупальца.

Слишком медленно. Я возмущённо окидываю взглядом присутствующих – нельзя ли как-то их ускорить? – но все они, затаив дыхание, напряжённо наблюдают за происходящим. И сразу несколько человек издают приглушённые стоны, когда один из Защитников начинает трясти головой и пятится назад, натыкаясь на подлокотники кресел.

– Без паники, – сухо произносит старик, и выдаёт ещё одну серию щелкающих звуков.

Защитник падает на колени, но послушно поднимает лицо навстречу своей нити.

– Это их командир, – шепчет Руслан возле моего уха. – Ты будешь говорить с ним.

– Катя, готовься, – раздаётся голос Татьяны. – Десять... Девять...

Безумная, безумная идея. Их идея – старика и Татьяны. Я должна поймать этих людей в сети иллюзии, довести до грани сумасшествия, вытянуть информацию. Но шансов нет. Я не справлюсь.

– Восемь... Семь... Шесть...

Несколько наших ребят появляются на экранах. У них на голове – объёмные наушники, защищающие от шумовой атаки. Стремительными движениями они подхватывают падающих на пол Защитников, небрежно бросают их в кресла.

– Пять... Четыре... Три...

Щупальца на экране слегка идут рябью, прикрепившись к головам жертв. Я чувствую тёплое прикосновение к собственному лбу. Дороги назад нет.

– Два... Один... Старт.

Белое сияние заливает весь мир вокруг, становится миром вокруг. Им теперь наполнена каждая клеточка в моём теле. Я его вижу, слышу, чую, осязаю и чувствую на вкус.

Но это не новое ощущение. Я не раз слышала рассказы знакомых о том, как они проходили Испытание. А недавно прочувствовала всё на своём опыте.

Меня зовут Екатерина Панфилова. Я помню всё. Помню лицо своей бабушки. Люблю своих родителей. Знаю всё об этом мире – всё, что необходимо знать подростку, и даже чуть больше.

А ещё помню мир Испытания. Маму – другую, не Жанну... Пашу, Риту, Никиту, Марину. Всех одноклассников – в лицо и по именам. Надпись на своём велосипеде. Примеры, которые решала в последнем задании по математике. У моего выдуманного отца, кстати, было совсем не такое лицо, как у настоящего.

Свет становится ещё ярче, хотя казалось что ярче – некуда. Больно...

Но потом всё проходит.

«В иллюзии время течёт по-другому».

Здесь у меня есть минут пятнадцать, пока неподготовленное и несогласное сознание Защитников пытается оттолкнуть навязанную иллюзию. И за это время я должна выудить у их лидера нужную старику информацию.

«Сначала напугай их», – сказала Татьяна. – «Ты справишься. Ты уже управляла иллюзией».

Мне нужно только захотеть – и вот наши обалдевшие Защитники уже стоят на городской площади, окруженные толпой солдат с автоматами.

Я, правда, призывала монстров.

Наверное, в программе есть ограничения – всё должно вписываться в рамки этого мира. Ладно, так тоже сойдёт.

Защитники поднимают дрожащие руки. Бедолаги, мало того, что их насильно запихнули в иллюзию без масок – так теперь ещё и это.

Только командир на это не ведётся. Он тоже выглядит неважно и дрожит, но кричит остальным, чтобы взяли себя в руки. Убеждает их, что всё это – не реально.

Я хмыкаю про себя. Это мы сейчас посмотрим.

Солдаты внезапно направляют оружие друг в друга и стреляют. Грохот выстрелов и жуткие предсмертные вопли, за которыми следуют не менее неприятные звуки падения мертвых тел на асфальт, шокируют даже командира. Он стоит совсем белый, щедро забрызганный кровью, и диким взглядом обводит страшную картину. Несколько Защитников падают на четвереньки, опорожняя желудки.

Господи, я и не подозревала, что у меня такая жестокая фантазия. Как саму не тошнит. Насколько себя знаю, никогда не переносила подобные зрелища.

Неправда, отзывается какой-то кусочек моего сознания. Просто это та часть характера, которую убрали под маску перед Испытанием. Жестокость и хладнокровие – они всегда были во мне.

Ясно, понятно. Привет, прежняя Катя.

Но нет времени копаться в себе. Моя пробудившаяся буйная фантазия вовсю диктует, что творить дальше.

Десятки летучих мышей, крупных, как кошки, слетаются со всех сторон и принимаются пожирать мёртвые тела, разбрасывая вокруг окровавленные ошмётки.

Один из Защитников, стоя на коленях, хватается за голову и начинает орать дурным голосом.

А ещё землетрясение. Теперь на коленях или на четвереньках все без исключения. Под аккомпанемент глухих раскатов, земля сотрясается так сильно, что трудно удержать равновесие. Один из столбов у края площади падает, утягивая за собой провода. Коснувшись чёрно-коричнево-кровавой кишащей мешанины тел и зверей, провода искрят и порождают мощную вспышку. Под жуткий визг горящих животных пламя стремительно распространяется по кольцу, окружая несчастных.

Это я вижу происходящее, как объёмную картинку. А им, должно быть, достаётся реалистичности по полной, включая жар пламени и неповторимый дым от горящей плоти.

– Хватит! – кричит кто-то из них, и захлёбывается в кашле. – Хватит! Что тебе от нас нужно?

Может, и правда хватит?

Ещё чуть-чуть, чтобы наверняка.

Земля заходится в новом приступе толчков, и с эпичным звуковым сопровождением разъезжается пополам в нескольких метрах от Защитников. Картина довершается срывающимися в бездну горящими останками.

Теперь моя очередь появиться.

Брезгливо убираю смрадный дым, оставив лишь чистое пламя для эффекта, и возникаю из ниоткуда на самом краю пропасти, прямо перед командиром.

Он выглядит измученным, но взгляд вполне осознанный. А вот остальные, обезумевшие, будут мешать. Внезапно решаю, что хочу поговорить только с ним и в более уютном месте.

Пустой сквер у больницы, где лежал Паша, подойдёт. Мы сидим на скамеечках друг напротив друга.

– Это ты? – мрачно вопрошает он, едва шевеля губами на сером лице. – Неважно... Что?

– Почему Испытание так дорого обходится? – задаю ему первый вопрос из надиктованных мне Татьяной.

– Ничего оно не обходится дорого, вы уже и сами могли догадаться, – бурчит он. – Цена сильно завышена. Нам просто нужны просроченные...

– Зачем?

Он усмехается. Как вообще можно усмехаться после всего этого?

– Я знаю, что они думают... Знаю каждый их чёртов вариант... Будто бы мы ставим опыты на людях, или используем их для выработки энергии. Или, мой любимый – делаем из них продукты питания. На самом деле всё проще. И неприятней. Готова услышать, девочка? Готова передать своему беспокойному вождю?

Я не уверена, что готова. Но нельзя же отказаться от такого предложения. И я киваю.

– Нет никакой всемогущей программы, создающей иллюзию. Точнее, программа есть, но она довольно проста. Никакие синтетические мозги не способны заменить человеческие. Всё, что мы видим в иллюзии, вот даже прямо сейчас, – он поводит вокруг ослабшей рукой, – это плод воображения реальных живых людей, подчиняющихся воле куратора. Мы их называем Мечтателями.

– То есть... Вы специально ставите непомерно высокую цену на Испытание, чтобы получать «просроченных». Подключаете их к иллюзии и используете их фантазии... Но... почему просто не нанимать людей и не платить за это?

– Всё не так, – Защитник качает головой. – Нет способа подключить и отключить человека. Мы его ищем и, может быть, когда-нибудь найдём. А пока – Мечтатели отдают своё сознание иллюзии. Они становятся иллюзией. Выхода обратно нет.

Мой мозг отчаянно протестует, отказываясь воспринимать информацию. И его протест проявляется приступом жуткой головной боли, возникнувшей в считанные секунды.

– Но ведь просроченные видятся с родными! А, вот оно что... – до меня доходит. – В иллюзию загружают только тех, кто слетел. Это вместо смертной казни.

– Да, у слетевших гораздо богаче фантазия. И ими проще управлять, потому что разрушено чувство собственного «я».

– Получается, – шепчу, игнорируя боль, – общество жертвует кем-то... чтобы остальные спаслись от сумасшествия. Ну... в общем-то, разумно... Но неужели нет другого способа?

– Пока нет. И потом, функция Мечтателей не заканчивается на поддержании иллюзии. Они правят миром.

– Что?

– Всё, что нас окружает – транспортная система, экология, добыча ископаемых, производство сырья и продуктов питания – всё это под их контролем. То, что мы называем программой координации, заменяющей нам правительство, на самом деле – они. Наблюдают, анализируют информацию, планируют, принимают решения именно они. А нам остаётся лишь следовать их советам.

Я тупо смотрю на него. Головная боль становится невыносимой.

– А ты – сообразительная девочка. Система разумная, ты сама сказала. Так ли необходимо ломать её, как хочет старик? Нужно ли всем остальным знать о ней? Всё налажено и работает с минимальными потерями. Может быть, со временем мы найдём выход получше. Если нет – ну, это, чёрт побери, тоже не самый худший. Подумай.

Страшный жар переполняет меня, стекая волнами от раскалывающейся головы вниз, до самых пяток. Я кричу, утратив силы терпеть, и вырываюсь из объятий кем-то придуманного скверика со скамейками. Света в этот раз нет – наоборот, всё затопила тьма, настолько чёрная, что невозможно в неё поверить.

Глава 8

– Что, Катя?

Перепуганное лицо брата маячит надо мной. Без сил падаю на кресло, не отрывая глаз от медленно отползающего светящегося щупальца. Головная боль постепенно утихает. Я, наверное, действительно кричала, потому что ко мне повёрнуто несколько обеспокоенных лиц.

– Ты в порядке? – тихо спрашивает брат.

– Голова болит...

– Ещё бы, – Татьяна буравит меня пристальным взглядом. – Ты, похоже, перестаралась со спецэффектами, пока была в иллюзии, скажи честно?

– Сами же сказали напугать их...

– У тебя прямо талант. Должно быть, от матери.

Пока она деловито отсоединяет датчики, приподнимаюсь на локте. Людей в помещении теперь меньше – по сути, остались только мы с Русланом, ещё трое из молодёжи, Татьяна и старик.

– Как успехи? – спрашивает последний, не отрывая глаз от экрана.

– Вы ошиблись, – мой голос дрожит и болезненным звоном отдаётся в голове. – Правительство-то есть.

Старик неопределённо хмыкает, и я понимаю: он не ошибся, он знает. Не может он этого не знать. Как и всего того, что я по просьбе Татьяны так старательно выпытывала у командира Защитников. Но тогда зачем?..

Несколько секунд молча, с нарастающим раздражением, сверлю глазами его спину, и в конце концов не выдерживаю:

– Это бесполезно! Адриан не отступится. Даже если вы его убьёте, куча народу на его стороне, со всеми не справитесь... И они правы. Нельзя ничего менять, всё рухнет. Какой бы жестокой не была эта программа, без неё будет ещё хуже...

Я выложила это всё лихорадочным тоном, запинаясь. Может быть, поэтому остальные на меня смотрят так, будто не поняли ровным счётом ничего. Только старик по-прежнему стоит ко мне спиной.

Перевожу взгляд на экран. Пленники привязаны к креслам, вяло шевелятся.

– Почему никто не приходит к ним на помощь?

– Ну почему же не приходит, – старик наконец поворачивается и весело подмигивает мне. – Посмотри сама.

Я неловко слезаю с кресла, морщась от очередного приступа боли, и подхожу к стене с экраном. Инстинктивно щёлкаю языком, и жестом руки сдвигаю изображение. Его место занимает вращающаяся панорамная картина происходящего вокруг здания.

Их много. Человек сто, думаю. Почти все вооружены. В воздухе висит пять онтокоптеров.

– Почему тогда... А, ясно, заложники, – до меня доходит. – Группа Адриана и персонал центра у нас в заложниках. А ступораторы или другое психотропное оружие бесполезно, стены здания защищены от них. Чтобы Испытанию ничего не мешало... Мама рассказывала.

Поворачиваюсь лицом к остальным, и вдруг осознаю, почему все на меня так уставились. Совсем не потому, что беспокоятся за моё самочувствие.

Я упомянула командира Защитников по имени. Как нечего делать управилась с дисплеем на стене. Назвала вещи, которых нет в иллюзии, своими именами. А Жанну – мамой.

– Вообще, честно говоря, твоей маме не следовало разглашать такую информацию, – вздыхает Татьяна. – Но не мне судить, конечно.

Смотрю на Руслана, пытаясь прочитать выражение его глаз. Это, наверное, разочарование. Он так не хотел, чтобы «прежняя Катя» возвращалась, дурачок...

Все они ждут, что я буду делать дальше, вернув себе настоящую личность. Особенно колючий взгляд у Данила. Это он по дороге сюда предсказал, что я могу внезапно всё вспомнить и всех их предать.

Самое интересное, что мне действительно не хочется больше быть на их стороне. Но не потому, что настоящая Катя такая злая и нехорошая. Просто теперь я понимаю, что их действия ведут к катастрофе.

Так что да, Данил, я всё вспомнила и готова это сделать. Даже, наверное, должна.

Улыбаюсь и собираюсь сказать что-нибудь дружелюбное, чтобы они не заметили моё настроение, но тут вмешивается Руслан.

– Что значит – правительство есть? – хмурится он, кидая косой взгляд на старика.

– Защитники, – с готовностью начинаю объяснять я. – Они управляют городом с помощью прог...

Меня бесцеремонно перебивает пронзительный сигнал со стороны дисплея.

– Пора, – быстро произносит старик, повелительным взглядом указывая на дверь. Рад, небось, что не пришлось отверчиваться. – Лиза, останься. Следи за ними.

И мы бежим по коридорам, куда – пока непонятно. Впрочем, меня это сильно не беспокоит. Настоящая Катя, оказывается, мастер действовать по обстоятельствам.

Над головой мягко сияет светопласт, который довёл до припадка меня, едва очнувшуюся от Испытания – смешно вспомнить. В голове зреет смелый и подлый план. Я пока не решила, собираюсь ли претворять его в жизнь, или нет.

Что дороже? На одной чаше весов мой родной брат и горстка знакомых под предводительством местного сумасшедшего. Их всех лишат права на Испытание. На другой – благополучие всего города, а может, и мира.

А ещё первую чашу тянет вниз вторая Катя, эта чёртова маска, колотит кулаками и, надрываясь, требует, чтобы я не была такой вероломной стервой.

Да пошла она. Обидно же.

Шнурки.

Подумать только, как странно – из всех возможных вариантов застёжек обуви в наше время популярна именно непрактичная, неудобная шнуровка. Считается чуть ли не чертой интеллектуала каждый раз давать себе труд вручную зашнуровывать и расшнуровывать свои ботинки. А они, между прочим, имеют свойство время от времени развязываться – причём в самый неподходящий момент.

– Догоню, – кричу я, склоняясь над пострадавшим ботинком. Это было нетрудно – всего лишь наступить на край шнурка.

Руслан делает движение, словно собирается меня подождать, но потом встряхивает головой и бежит дальше. За что я ему бесконечно благодарна.

Лишь только мои спутники скрываются за очередным углом, вскакиваю на ноги и бегу со всех сил – но не в ту сторону. Обратно, в комнату кураторов.

Лиза недоумённо оборачивается на стук открывшейся двери. Хорошая девчонка, учится на год младше меня. Я знаю, почему она здесь – они забрали одну из её трёх старших сестёр. Родители сами виноваты. Нечего заводить столько детей, если не в состоянии всем обеспечить Испытание. Но её саму жалко.

– Помоги, – притворно задыхаясь, хватаюсь за неё, ошарашенную, словно в поисках защиты.

Незаметно достаю из её кармана шокер.

Вот и все дела. Аккуратно укладываю обмякшее тело на пол. Девочка даже понять не успела, что случилось. И главное – не успела послать остальным тревожный сигнал. Через пару часов очнётся.

Превозмогая дикую головную боль, с разбегу кидаюсь в кресло куратора и принимаюсь дрожащими руками цеплять на себя датчики, одновременно активируя щелчком языка экраны на стене и отыскивая там кнопку, которая включит ступоратор.

Как раз вовремя. Группа «революционеров» как раз вбегает в зал Испытания. Без тени сомнений тыкаю пальцем в воздух, включая кнопку, и вот – они попались в свою же ловушку. Оглушённые белым шумом, замирают на месте. Подав команду подключения к Иллюзии, с болью гляжу на фигуру Руслана, пока сияющие нити ползут по воздуху к их лбам. Прости, братишка...

Но что-то ещё не так. Судорожно пересчитываю застывшие фигуры – всего четыре, одного не хватает. Кого? Вот чёрт, надо же так...

Старик стоит в дверях. Сквозь молочный свет приближающейся к моей голове нити вижу выражение его лица – там ни капли злости или раздражения, только насмешливое удивление... И жалость.

Шлепок выстрела. Я знаю этот звук – парализатор. Но одновременно с ним моего лба касается тёплое щупальце нити.

Я ещё успеваю понять – что-то сейчас пойдёт не так.

А потом всё тело пронзает ослепительно белой болью, которая тут же распространяется на весь мир.

Потому что тела у меня больше нет.

Глава 9

А мир, оказывается, совсем не такой, каким я его видела... каким все его видят.

Не существует цветов и узоров – есть только излучение, бесчисленными способами пронизывающее пространство и отражающееся от предметов. И звуков нет – лишь колебания. Жар и холод – тоже иллюзия. Но всё это хоть как-то связано с реальностью. А самое выдуманное, самое ненастоящее наше чувство – это боль.

Мы – пленники собственных ощущений. Закутавшись в них, как в кокон, отгородившись от всего остального, полностью доверяем органам восприятия, которые позволяют уловить крошечную долю происходящего вокруг. И даже вообразить себе не можем, насколько сложна вселенная. Эта необъятная система непрерывно двигается, меняется и каждой частичкой взаимодействует внутри себя.

Какое-то время я ошеломлённо созерцаю открывшуюся истину. Затем звено за звеном начинаю выстраивать логическую цепочку мыслей.

Что мешало мне осознавать всё это раньше? Должно быть, то, что контролирует органы чувств. Мозг. Раз ограничение исчезло, значит, он больше не функционирует. Мёртв. Я умерла. Но почему-то кажется, что в таком случае должна исчезнуть и личность. А я по-прежнему Катя.

Хочу жить, – неуверенно отправляю мысль куда-то в пространство.

Кто тебе мешает? – немедленно приходит ответ.

Теряюсь. Разговоры с собой для меня не в новинку, но сейчас я твёрдо уверена – там не я.

Как мне так жить? – обиженно возражаю неизвестному собеседнику.

А что тебе для этого нужно? – откликается он.

Действительно, что? Немного подумав, решаю начать с тела и привычных органов чувств. Поднимаю руку и осматриваю собственную ладонь. Наклоняюсь, чтобы разглядеть ноги. Ощупываю лицо, волосы.

Стесняться в этой безликой пустоте, конечно, глупо и некого, но всё же одежда – то что надо, чтобы ещё больше почувствовать себя живым человеком. Останавливаюсь на компромиссе: простое летнее платьишко из мира иллюзии такой же длины и силуэта, как в современном мире. Сандалии. Никакой шнуровки.

– Так лучше? – интересуется голос.

Вроде бы слышу его ушами, а определить, какой он – высокий или низкий, мужской или женский, не могу.

– Обстановку бы поуютнее, – бурчу.

Голос молчит, но создаётся впечатление, будто собеседник передёрнул плечами: валяй.

Решив шибко не фантазировать, разворачиваю вокруг всё тот же скверик около больницы. Устало опускаюсь на скамеечку, кладу голову на руки. Как бонус к ощущению себя живой приложилась тупая головная боль.

Звуки лёгких шагов и тень на асфальте дают знать о чьём-то приближении. Скрип скамейки напротив заставляет поднять голову.

– Ты бы мог выбрать другое обличье, – укоризненно замечаю, вглядываясь в Пашино лицо. – Кого-нибудь незнакомого.

– «Обличье» – это не совсем справедливо, – безмятежно замечает он. – В каком-то смысле тот, кого ты видишь перед собой – и есть настоящий я. Один из настоящих меня. Понимаешь?

Я киваю и стараюсь не смотреть в это лицо, всё ещё вызывающее бурю эмоций.

– Ты и есть та программа. Подумать только... Получается, ты – разумное существо.

– И да, и нет, – он улыбается. – Всё-таки, повторю, «я» – это скорее «мы». Миллионы сознаний. У каждого – свой характер, свои эмоции и мысли. И в то же время мы все связаны.

– «Вы» – это Мечтатели, которых Защитники держат подключёнными к программе?

– Не только. Все бывшие Мечтатели. Все, кто когда-либо проходил Испытание. Все, кто хоть раз был в иллюзии и оставил отпечаток себя.

Молчу, переваривая. Вспоминаю их – Пашу, Риту, Никиту, Марину. Руслана, доброго и жизнерадостного; высокомерную жестокую Жанну...

– Так они все реальны, – заключаю, наконец. – Они существуют. И ты тоже, Паш. И я, которая вторая Катя...

– Существуют, – он вздыхает. – Кстати, насчёт второй Кати... Слушай. Обычно люди уходят из Иллюзии, разрывая всякую связь с той своей копией, что осталась здесь. Ты почему-то связь сохранила. И всё ещё можно было исправить... Но минуту назад в тебя попал паралитический импульс. Прямо в момент подключения к иллюзатору. Это вызвало сбой. Из-за него оба твоих сознания ещё крепче сцепились друг с другом. Теперь придётся жить сразу в обоих мирах. Боюсь, это не очень приятно.

– В обоих?

– Ты сейчас этого не ощущаешь, потому что там ты без сознания. Но скоро они приведут тебя в чувство. Над тобой уже целая бригада суетится.

– Откуда ты знаешь?

– Камеры, – пожимает он плечами. – Я знаю всё, что там происходит.

Я на миг немею, обрисовав себе масштабы этой тотальной слежки.

– Вы ведь можете... По первому желанию...

Перед глазами встаёт фантастическая картина взбунтовавшихся машин, беспощадно уничтожающих человечество.

– Можем. Но зачем?

– Ааа, – выдаю я тоном внезапно снизошедшего озарения. – Вы просто управляете людьми.

– Ничего подобного. Люди сами управляют собой. С нашей помощью, не более.

– Как?! Вы им подчиняетесь? Но почему?

– А почему нет? Мало кто из нас желает им зла. Если вспомнишь, каждый из нас раньше был человеком, а значит, сохранил тёплые чувства к своим близким.

Замолкаю на несколько секунд. Странно – я могу по своему желанию создать в этом мире всё, что угодно, могу преобразить собственное тело, но не могу заглушить головную боль.

– И вас устраивает... Существовать здесь... Ведь это всё не реально...

– Не так. Это всё не материально. Но кто сказал, что реальность обязательно должна быть материальной? Это те условия, при которых ты способна существовать. Мыслить, испытывать эмоции. В конце концов, у тебя ведь не возникало сомнений в материальности иллюзии, пока ты не обнаружила свою способность менять её, так? А вот можешь ли ты с уверенностью сказать, что тот мир материален?

Всё это совсем не идёт на пользу моей голове. Не пойму, от чего она раскалывается в первую очередь – от боли или от обилия информации.

Внезапно вспоминаю его слова, на которые так и не отреагировала должным образом, сбившись с толку при упоминании о камерах.

– Мне придётся здесь остаться.

– И здесь, и там одновременно.

– Можно сделать так, чтобы я не могла управлять иллюзией? Просто жила, подчиняясь событиям. Как было в начале Испытания.

Я ждала удивлённой реакции, но он лишь кивает.

– Можно. Если ты этого хочешь.

– Хочу.

Паша с улыбкой поводит глазами вокруг. Сквер и улица наполняются людьми, звуками, криками.

– Меня выписали, – весело сообщает он, подмигивая и похлопывая пузатую спортивную сумку, которой секунду назад не было на скамейке.

– Давно ждёшь, парень? – раздаётся голос сбоку.

Поворачиваю голову и вижу лысоватого, пузатого, но ещё крепко сбитого мужика в камуфляжных штанах и мятой спортивной майке. Только теперь он не наставляет на Пашу пистолет, не сквернословит и вообще довольно приветливо ухмыляется.

– Ничего, я в хорошей компании. А ты не торопился.

– Да эта твоя мать... – он качает головой и отмахивается. – Ты ж её знаешь.

– Ладно, Кать, мы пошли. До завтра, – Паша подхватывает сумку, хлопает меня по плечу и вслед за отчимом отправляется в сторону автобусной остановки.

Я, как во сне, тоже поднимаюсь, взбираюсь на свой велосипед и кручу педали в противоположную сторону, вниз с холма, к дому Жанны.

Но на полдороге приходится притормозить, потому что от головной боли темнеет в глазах. Прислоняю велосипед к ближайшему столбу и сама приваливаюсь к нему же.

Время будет идти с той же скоростью, как там, – произносит безликий голос у меня в голове. – Это большее, что мы можем сделать, прости.

А потом наваливается.

Я открываю глаза. Сначала одни, потом другие. Лежу на спине в кураторском кресле, щурясь от мягкого сияния светопласта. И сижу на корточках, уперевшись спиной в бетонный столб. Надо мной склоняется незнакомая женщина в зелёном костюме Защитника. И ещё одна, пожилая, в платочке и шерстяной кофте.

– Очнулась, – говорит одна. – Давайте тонизирующее.

– Тебе плохо, дочка? – спрашивает другая. – Может, скорую вызвать?

И я смеюсь – одновременно в обеих реальностях. И звук собственного смеха, жутким образом помноженный на два, летит сквозь пространство и время, поднимая дыбом реальные волосы Кати в кураторской комнате, виртуальные – у Кати, скрючившейся на тротуаре, и фантомные – у миллионов обитателей Иллюзии.

Так вот что он имел в виду!

Глава 10

– Кать, там клиент буйный, отказывается платить, – с виноватым лицом заглядывает в мой кабинет официантка Вика.

– Катерина, на пятой линии неисправность уже пятнадцать минут. Свяжитесь, пожалуйста, с центром координации. Что они так долго возятся, кейблы-то висят!

Морщусь. Не люблю такие моменты, когда в обеих реальностях происходит что-то, требующее моего пристального внимания. Думать на два фронта я уже приспособилась, но это чревато дикими головными болями – ещё более жестокими, чем обычно.

Как хорошо, что есть разница во времени суток – сейчас вечер там, где я администратор кафе, и утро там, где я координатор канатной дороги. Так что большую часть времени одно из моих тел спит, а не как сейчас.

Вздохнув, принимаюсь за дело. Встаю из-за стола со сметами и направляюсь в зал. И наоборот, сажусь в специальное кресло, чтобы пообщаться с программой, диагностирующей и контролирующей кейблы.

Чуть позже, когда освобожусь, будет время подумать. Ведь сегодня необычный день. Мне ровно десять лет. Когда я говорю «мне», я имею в виду именно ту меня, которая состоит из одного сознания и двух тел в разных мирах.

Пожалуй, сегодня можно дать себе волю и хорошенько вспомнить обо всём, что тогда случилось. О моём выборе – правильном или неправильном, чёрт с ним. Что бы было, если бы я не предала мятежников, дав Защитникам те несколько драгоценных минут? Одна из моих жизней бы не существовала вовсе. На что была бы похожа другая? Стоило бы оно того?

Удивительно – из той переделки мы все вышли сухими. Все, кроме старика и Татьяны. Их лишили Испытания, а нас, молодёжь, нет. Должно быть, не обошлось без участия иллюзии – всё-таки Защитники прислушиваются к её мнению. Они-то думают, иллюзия правит миром. Любой совет, должно быть, воспринимают как приказ.

А вот с семьёй просто беда. Стыдно признаться, я с тех пор ни разу не разговаривала ни с Русланом, ни с родителями. Может, это я навоображала себе, но мало верится, что после всего, что стряслось, они способны меня простить.

Вообще репутация в этом мире у меня так себе. Кажется, я теперь стала местной сумасшедшей – на замену старику. Свято место. Никто не поверил мне. И до сих пор эксперты из центра Испытаний продолжают настаивать на том, что моё сознание пострадало в ходе неправильного подключения к иллюзатору. Затяжные галлюцинации, головные боли, агрессивное поведение и прочие прелести. Лечению не поддаётся.

Собственно, поэтому меня и не взяли работать в Центр, как я ни пыталась туда пробиться. Попытки получить поддержку у самой иллюзии успеха не возымели – миллионы сознаний молчат, как партизаны, лишь речь заходит обо мне. Может, эксперты и правы. Может, это галлюцинации.

В иллюзии я, кстати, тоже сумасшедшая. Об этом, правда, знаем только мы с Русланом. И несколько психотерапевтов, по которым он меня заботливо затаскал. Один из них даже преуспел – какое-то время я действительно верила, что больна и страдаю галлюцинациями о том мире. А может, он как раз и был прав.

Паша тоже в курсе. Наверное, поэтому мы и расстались. Не слишком легко уживаться с сумасшедшей. Это, конечно, была не единственная причина, но решающая. Скорее всего.

В общем, у двух моих персонажей в разных мирах есть несомненные сходства – обе безумны, одиноки, но неплохо устроились. Место администратора досталось мне от Риты, которая выкупила наше кафе и теперь хозяйка. Мы с тех пор сильно расширились – и мне приятно думать, что есть в этом и моя заслуга.

Координатор кебл-системы – хоть и не самая высокооплачиваемая, но довольно интересная работа. Мне в своё время не составило труда разобраться в технической составляющей и найти общий язык с управляющей программой. А так как семьи у меня нет, все заработанные средства я могу, отложив нужную сумму для собственного Испытание, тратить на путешествия по этому удивительному, зелёному миру.

Свободное время же я предпочитаю пускать на поиск информации – с некоторых пор сильно интересуюсь историей. Помнится, даже пыталась доказать, что оба мира реальны, предсказывая в иллюзии события, которые произошли в определённые дни. Бесполезно, как оказалось. Иллюзия не повторяет реальный исторический ход, всё идёт самотёком. Даже нашего городка в те времена, на которые она завязана, не существовало.

Путешествовать здесь я тоже пыталась. Несколько раз покупала билет на поезд или самолёт, заказывала такси – но в последний момент что-нибудь срывалось. Работник аэропорта вежливо отказывал в вылете, объясняя это тем, что имеются неуплаченные налоги. Поезд по непредвиденным причинам задерживался на несколько часов, я засыпала на вокзале, а просыпалась дома – билета не было, чемодан лежал в кладовке под слоем пыли, а все вещи из него – аккуратно на своих местах.

И всё же этот выдуманный мирок мне нравится больше. Здесь есть Руслан, который со мной разговаривает. Хоть и всего лишь отпечаток, я уверена, что он полноценная, самодостаточная личность, какой в своё время была Катя-маска.

А ещё, кто бы мог подумать, именно здесь у меня появилась лучшая подруга. Марина, одна из первых жителей иллюзии. Основательница Испытания. По совместительству – кухработница в моём кафе. Да, даже десять лет спустя. Никакого карьерного роста. И никому не кажется это странным. И меня абсолютно не напрягает то, что мы с ней можем часами разговаривать обо всём на свете, но ни разу не обмолвиться об истинном положении вещей.

Потому что я вижу в её глазах – это лишнее. Достаточно просто дружить с существом, в котором сосредоточена вся суть этого мира, и осознавать, что дружишь со всем этим миром целиком. И любоваться им – как по мне, это лучшее творение человечества за всю его историю.

Реальность не обязательно должна быть материальной, – сказал он.

Довольна ли я? Скорее да, чем нет. В конце концов, кому ещё выпадает такая возможность – прожить одновременно две жизни.

Но вот головные боли достали.