Сочинение на тему "Как я провёл лето"

Лето — прекрасная пора. Тёпленько, ни тебе уроков, гуляй — не хочу.

Но это всё лирика, это всё не про меня.

Моё лето выдалось скучным и неинтересным.

Началось всё с того, что сдох петух. Я сказала, что это не к добру, когда вот так петухи сдыхают, но папа только отмахнулся и сказал, что ничего такого. Что в мире существует миллионы миллионов живых организмов, людей, животных, птиц, рыб, и каждую минуту кто-то сдыхает. То есть, умирает. Пришла минута нашего петуха — и он тоже того самого, помер.

Тогда я сказала маме, что это не к добру, но мама сказала, что нет такой приметы и попросила папу зарыть безвременно почившую птицу.

Папа прикопал петуха на заднем огороде, приговаривая, что, де, так собаки не растащат. Не знаю, кто там кого таскал, но утром сдохший петух снова горланил на заборе своё «Ку-ка-ре-ку».

Мы горохом высыпали к окну. Треклятая птица вещала о новом дне беспременно с заборного столба, находившегося аккурат напротив моей комнаты. Каждый напряжённо вглядывался в зомбо-петуха с тайной надеждой, что тот окажется соседским или просто залётным, на худой конец. Чёрное, благородное оперение, чуть отливающее синевой в лучах солнца, тугой гребень и серёжки, как будто налитые кровью, — точно, наш петух и есть!

Всё ещё не веря, папа бросился на задний двор. Не иначе как проверять. Я сунула на ходу ноги в тапки, припуская следом. Догнала почти на месте: папа с философским видом рассматривал раскопанное последнее петушиное пристанище.

— Вот паршивец! — пробормотал родитель и кинулся обратно в дом.

Не иначе, за ружьём.

— Как он мог?! — доносилось из дальних комнат.

Мама только качала головой, а я отдёрнула занавеску в сторону и уселась глядеть представление «Папа и петух». Маленький ураганчик пронёсся по комнатам, внося разлад в это тихое утро. Хлопнула дверь, и во дворе раздался курлыкающий, приторный голос:

— Пе-етя, Пе-етенька! Куть-куть, иди сюда, мой хороший! Глянь-кось, что я дам!

Имени у петуха сроду не было, вот ведь тоже судьбинушка незавидная: обзавёлся, стоило только помереть. Птица слетела с забора и, наклонив голову, доверчиво уставилась в чёрные дула ружья. Раздался выстрел, петух всклокоченной кучкой свалился под ноги.

Отец кликнул меня, направляясь снова на задний двор. Ямку копала теперь я, причём не в пример глубже. Папа стоял рядом и руководил: то посолонь копать, то противо, три прихлопа, два притопа — не похороны, а пляски, чесслово! Мы закидали землёй тушку, папа куда-то сбегал и вернулся, пыхтя от натуги: в руках он тащил тяжеленный камень. Водрузив тот сверху, папа утёр призрачный пот и загадочно молвил:

— Так-то да, не сдвинет.

Утром нас разбудил петушиный крик. Папа выругался и сразу метнулся к вчерашней могилке. Камень лежал на месте, а сбоку земля была разворочена.

— Крот недоделанный, ну, погоди у меня!

И пошёл чистить и смазывать ружьё, только не вчерашнее, а какое-то другое. С раз-рыв-ны-ми патронами.

— Копать нечем будет, все лапы отстрелю! — грозился папа.

Я его очень люблю, как и маму, но в петуха верила больше.

Утром нас будило ставшее почти привычным кукареканье. Папа пробовал поганца травить мышьяком и даже стрихнином, но клятая птица с началом нового дня опять занимала пост на столбе.

К концу лета мы слегка попривыкли. Родитель временами постреливал в Петюню, но эффект держался ровно до следующего утра.

Бывало, в дождливые дни зомбо-петух отсиживался в курятнике: папа не рисковал охотиться там с ружьём, боясь ненароком подстрелить курицу или раскокать кладку. Тогда петух блаженствовал и горланил с бОльшим энтузиазмом.

Как-то раз на рассвете я проснулась. Лежала, лежала, жмурилась, пока не поняла, что всё равно не усну, не сходив в туалет. Вышла во двор, где уже царили серые сумерки. Тишину нарушило приглушённое кококанье. Приглядевшись, я увидела тёмную тень, во весь дух бежавшую с заднего двора. Тень приобретала всё более чёткие очертания, пока не оформилась в нашего петуха. Хищно вытянув шею и полураскрыв крылья, зомбо-птица, злобно покококивая, тюкала клювом впереди себя. Ну чисто орёл!

Перед петухом бежала серая крыса. Жирное тельце подпрыгивало на кочках, пропадало в траве и петляло, но преследователя было не обмануть. Наконец, совершив обманный маневр, петух особо удачно хряснул крысу. Та перекувыркнулась и замерла, а Петя проскочил по инерции пару шагов. Затем степенно выпрямился, встряхнулся, взял в клюв крысу и неторопливо двинулся к крыльцу.

Я, забыв о своих нуждах, потрясённо шла след в след. Взобравшись по ступенькам, петух прищурил глаз и уложил крысу в ряд её товарок. Поправил лапкой и закококал, глядя на меня.

Открылась дверь, являя папу. Тот пробормотал что-то невнятное и вышел, разглядывая серых покойниц. Крысы были сложены по возрастанию, начиная с мелкого крысёнка и заканчивая последней, матёрой, почти седой от старости.

Папа кашлянул, бочком протиснулся к петуху и неловко похлопал-погладил его по гребню:

— Ну-ну, мальчик, молодец!

Петя же неторопливо, даже вразвалочку, заложив крылья за спину, направился к столбу. Кукарекать.

Папа виновато вздохнул и ушёл в дом, за ружьём. Однако же стрелять не стал, видимо, впечатлившись подвигом. Собрал крыс, но не закопал. Не иначе как опасаясь ещё и нашествия дохлых разнокалиберных грызунов, развёл костёр и спалил их под предлогом «чтоб заразу не разносили».

Зомбо-петух зажил вольготно, с недельку разгуливая гоголем по двору, пока опять не разбудил нас с рассветом. Тогда папа пропал на день, явившись под вечер с загадочным видом и ящиком подмышкой. В ящике что-то туктукало и скреблось.

Кинув нам победную улыбку, родитель взял бессменное ружьё и елейно позвал:

— Пе-етенька, мальчик мой! Подь сюда!

Обнаглевшая за неделю птица бесстрашно выступила из-за курятника, подбоченившись и на ходу покрикивая на кур. От выстрела чуть заложило уши, папа прислонил ружьё к стене и рысью кинулся к дохлому петуху. Наскоро закопав тушку на традиционном месте, он взял гвоздодёр и стал вскрывать принесённый ящик. Мы напряжённо ждали.

Наконец оттуда вылетел... петух, новый и возмущённо квохчущий. Он глянул на нас жёлтым глазом и прыснул во двор.

Новенький мне не понравился. Он был раза в полтора поболе старого, весь красно-оранжевый, как пожар. Гребень и серёжки мясистые, тряслись при каждом шаге.

Наш зомби и при жизни был хозяйственным, и преставившись, остался таким же: обходил всех кур, призывно кококал, усиленно грёб землю, подкармливая своих дам. Этот же кукарекнул, потоптал походя курицу-другую и кинулся к рытой-перерытой навозной куче за курятником. Что он там хотел найти, если в ней по очереди копались то куры, то я, в поисках жучиных яиц, то папа в надежде на червяков, но увы, все — безрезультатно.

Переглядываясь, мы направились на боковую. Папа — предвкушая. Мама бормоча, что такой альфонс и даром не нужен, старый хоть и дохлый немного, но своё дело знает. Я же неизменно верила в нашего Петю.

Утро встретило пугающей тишиной. Друг за другом мы шли к курятнику. Двор перед ним был усеян красновато-оранжевыми перьями, рядом, яростно роя землю, метался родной зомбо-петух, от старого же не наблюдалось и останков.

Завидев нас, он застыл на мгновение, пригнул голову и злобно сощурился. Ну что твой бык на красную тряпку. Затем решительно вскококнул и бросился к нам. Папа от неожиданности притормозил. Петух же возмущался уже в полный голос, и пусть родители мне не верят, но я явно слышала, как он вопрошал: «За что?!».

После этого папа махнул рукой и отстреливал его периодически, для острастки, чтоб не потерять навык.

Так и пролетело лето, блаженная пора. Почти незаметно, в попытках упокоить нашего петуха. Скучно и неинтересно.

Зато я, наверное, сдала практикум по некромантии мелких животных и птиц.

Копия: учителю словесности и благоречия.
Копия: учителю по прикладной некромантии мелких животных и птиц.