Понарошку

Двое мужчин, негромко переговариваясь, поднялись по лестнице обшарпанного подъезда и остановились перед одной из дверей. Тот, что шел первым, нажал на звонок.

Послышалось неспешное шарканье ног, дверной глазок потемнел.

— Кто? — поинтересовался хриплый голос.

— Полиция, — один из звонивших поднес к глазку корочки, — откройте!

— Минуту…

За дверью завозились, щелнул замок — на пороге стоял сонный парень в домашнем трико.

— Андрей Михайлович? — потеснив хозяина и шагнув через порог, осведомился тот, что предъявлял документы.

Парень кивнул.

— Мы по поводу вашей жены...

— Катя? — он оглянулся на спальню, — мы поссорились, она уехала... А в чем дело?

Мужчина вытащил из внутреннего кармана куртки фотографию и протянул. Среди примятых зеленых стеблей лежала девушка: подол платья задран, голова откинута вправо.

— Катя... — парень побелел, — где это? Что случилось?

— Труп обнаружен несколько дней назад... Одевайтесь, поедете с нами.

***

— Ну, давай еще разочек! Вот так, — девушка раскинула руки над желтым, колышущимся под легким ветерком цветочным морем, — только чтобы все вошло: и цветы, и небо.

Парень скривился. «Сделаем пару фоточек» ожидаемо переросло в полчаса лазанья по высокой траве рапсового поля с поисками лучшего места, лучшей позы и лучшего ракурса. Они стояли в самой гуще травы. Парень оглядывался на дорогу, но не мог даже разглядеть оставленную на обочине старенькую тойоту. Понять, что рядом проходит трасса, можно было только по дорожному шуму.

Солнце палило, стрекотали кузнечики, гудели шмели и пчелы. Сладкий медовый аромат поднимался от желтых соцветий. От его приторности уже начинало мутить.

— Это точно последнее, — он поднял смарт, прицеливаясь, — улыбайся!

Маленькая фигурка в белом коротком платье замерла на экране, длинные русые волосы взметнул порыв ветра. Хороший должен получиться кадр. Парень нажал кнопку как раз в тот момент, когда девушка дернулась, взвизгнула и принялась что-то высматривать внизу, среди стеблей.

— Что опять?! — заворчал он.

— Тут что, змеи водятся?! — округлив глаза, она подбежала и вцепилась в его плечо.

— Блин! Чего так орать? Нет тут никаких змей... Максимум — ящерка какая-нибудь.

— Ящерка, да? По мне что-то проползло... По ноге прямо, вот здесь, — она ткнула пальцем в щиколотку, — холодное такое, мерзкое, огромное. Как удав!

Он захохотал.

— Катя, ну какой удав? У нас тут что — Африка или тропики?

— Может, кто-нибудь купил и выбросил? Я вот читала про крокодила в канализации...— она все еще пыталась разглядеть кого-нибудь в густой траве под ногами.

— Так — всё. Фотосессия окончена. Пошли назад, — парень взял ее за руку и потянул, — а то удав догонит.

Она выдернула руку, но шла следом, сердито сопя в спину:

— Вечно мне не веришь, будто я дурочка.

Он молчал. Возражать было лень. Зной над полем стал совсем злым, футболка прилипла к телу. Хотелось поскорее сесть за руль и включить кондиционер. Над желтыми верхушками рапса пробежал слабый ветерок. Показалось уже белое пятно машины у дороги. И тут сзади раздался сильный шорох, девушка закричала как-то дико и пронзительно. Парень оглянулся. Завалившись в траву, она дергалась, как эпилептик, хваталась за лодыжку и сипела «укусил...укусил...».

Парень кинулся к ней, обхватил за плечи, прижал к себе, надеясь успокоить. Она билась уже меньше, конвульсии отступили. Он осматривал ее ноги.

— Где? Покажи, где укусили?

Она совсем затихла и молчала: глаза закрыты, руки безвольно висят. Он принялся шлепать ее по щекам — никакой реакции. По спине пополз холодок страха. Накатила слабость.

— Пульс… Проверить пульс, — бормотал он, подсказывая сам себе. Руки дрожали. Он провел пальцами по гладкой теплой шее, посильнее нажал слева. Вроде бьется? Или кажется? Муть паники болталась в голове, мешая соображать. Он надавил чуть сильнее.

Она открыла глаза и схватила его руку.

— Задушить меня собрался?! — голос бодрый и веселый.

Парень не сразу понял, что произошло, выдохнул облегченно:

— Очнулась...

Она села, чуть отстранилась и громко рассмеялась, хлопнув его по плечу.

— Видел бы ты себя! Испугался, да? Адреналинчик? — она заглядывала в его ошарашенное лицо.

— Ты совсем дура?! — он оттолкнул ее, поднялся и резко зашагал прочь.

Девушка тоже поднялась, отряхнула с подола приставшие былинки и побежала следом.

— Ну, Андрюш...ты обиделся, что ли?

Нагнав, она обхватила его за плечи и протянула:

— Андрю-ю-юш... Шу-у-утка же... Понаро-о-ошку...

Он шагал, игнорируя виснувшую на нем девушку.

— Ну прости... Я больше не буду... — она не отставала и не отцеплялась, неловко тащилась за ним вприпрыжку.

Он резко развернулся. Лицо покраснело от гнева, ладони сжаты в кулаки:

— Больше не буду?! Ты задолбала! То же самое неделю назад говорила! Я с этими играми скоро сам сдохну! Пошла ты нахрен со своими извинениями! Пошла ты, вообще, на хрен! В город вернемся — собирай вещи и вали!

Она поникла, обхватила себя за плечи и вся будто съежилась:

— Куда я пойду-то? Предки запиваются, друзей нет… — слова вышли дрожащими, хнычущими.

В груди парня плеснулась жалость. Он смотрел на ее острые костлявые коленки, худенькие плечи, на тонкие пальцы, ноготки с облупившимся темным лаком.

Сделал шаг навстречу. Она шевельнула губами, будто что-то желая сказать, схватилась рукой за грудь, застонала и второй раз за полчаса рухнула в траву. Упала навзничь. Юбка задралась, обнажив узкие белые бедра; руки вдоль тела; голова повернута вбок.

Парень чертыхнулся, навис над ней.

— Ты опять?

Девушка не реагировала. По ее щеке полз маленький муравей. Она ненавидела насекомых, подскакивала даже от бабочек, а тут лежит — не шелохнется. Он осторожно присел, потряс за плечо — не двигается. Муравей дополз до виска и там замер. Парень снова потянулся проверить пульс на шее. Девушка вдруг шумно вдохнула, медленно повернула голову и улыбнулась.

Он даже не осознал, что произошло дальше. Рука сама собой взметнулась и опустилась вниз. Удар пришелся в область виска. Показалось — что-то слабо хрустнуло. Он посмотрел на свой кулак, разжал пальцы — все цело.

— Достала, сука! — Он рывком поднялся и пьяно побрел к машине. Там, включив кондиционер, откинулся на подголовник и прикрыл глаза. Прохладный воздух остужал тело и успокаивал частое дыхание.

Парень нашарил на заднем сиденье бутылку воды, отпил. Вода оказалась противной, степлившейся. Бросив бутылку назад, он пару раз посигналил и наклонился, выглядывая в боковое стекло. Долго еще она собирается валяться посреди чертова поля?

В зеркале заднего вида замаячило белое пятно. Через десяток секунд девушка открыла дверцу, и села рядом, резко хлопнув. Посмотрела на него, сузив глаза, швырнула на переднюю панель желтый букет, закинула туда же ноги и надула губы.

— Пришла в себя? — парень, не глядя на нее, завел машину и тронулся с места.

Она принялась собирать с платья травинки и листики рапса. Краем глаза он видел узкую ладошку, сложенную лодочкой. Ладошка взлетела вверх — на него посыпался мелкий мусор.

— Дурак! Оставил меня одну. А если бы там правда змеи?

— Блин, не начинай, а? Я за рулем!

— Ладно, — она положила руку ему на бедро, поскребла ноготками, — мир?

Он глянул на нее: растрепанные волосы, сморщенный носик, просительное выражение глаз, у виска разлилось пятно синяка. Чувство вины кольнуло под ребра.

— Мир! Блин, прости, я не хотел... Просто ты...

Она перебила, хлопнув его по ноге:

— Ладно, давай забудем. Сама виновата...

Девушка замолчала, а через пару минут уже дремала — голова ее тихонько покачивалась в такт движению машины. В том же ритме покачивались соцветия рапса в букете, разливая по салону приторно-сладкий аромат. Парень включил приемник, убавил громкость, чтоб не разбудить девушку, и прибавил газа.

***

Приглушенный свет мягко ложился на стальные поручни кровати, на голубую простыню, закрывающую пациента по самую шею. Глаза молодого человека, лежащего в одной из просторных палат ЦВП — Центра по восстановлению памяти — были закрыты. К обритой голове прикреплен десяток датчиков — вермишель проводов тянулась к мигающему зелеными глазками аппарату. На столе рядом с кроватью располагался монитор. Последние кадры видео на нем показывали желтое поле цветов, замершего на бархатной коже муравья, занесенный для удара кулак.

— Прогресс шестьдесят восемь процентов, Виктор Палыч, — молоденькая сотрудница в зеленой униформе посмотрела вверх, на круглолицего, круглотелого, туго обтянутого такой же униформой заведующего Центра.

— Чудес-с-сненько! Восстановили воспоминания о поездке — уже сдвиг, — заведующий потер подбородок, сделал несколько пометок в карте пациента и распорядился, — отключайте, на сегодня достаточно.

Сотрудница застучала по клавиатуре. Заведующий повернулся к Вадиму, неодобрительно покосился на его футболку с принтом «Everybodylies» и вздохнул:

— Так все и происходит. Программа «Наваждение» работает с ложными воспоминаниями. Постепенно распознает и восстанавливает нейройнные связи, замещенные в результате психотравмы или искусственного вмешательства. Когда память пациента восстанавливается до показателя девяносто девять и девять десятых процента, его выводят из состояния искусственного сна. Конечный мемофайл мы передаем следователю. А дальше уже не наша работа. Там следствие или суд... Если честно, тонкостей не знаю… Наверное, вам, журналистам, про то побольше известно.

— Зачем такие сложности? Вот про этого, — Вадим стукнул по спинке кровати, — все уже ясно, вроде... Доказано. Зачем тратить время?

— Вы же знаете их нынешний девиз: «Без осознания нет наказания». Тут я, в общем-то согласен: какой смысл в приговоре, если виновный даже не помнит преступления? Вы так не считаете? — Виктор Павлович сунул руки в карманы брюк и смотрел выжидательно.

— Не вижу разницы. Главное, чтобы их держали подальше от нормальных людей.

— Таких, как вы, разумеется? — усмехнулся заведующий.

— По крайней мере, я никого не убивал... — Вадим вернул усмешку и кивнул в сторону монитора, — этот преступник у вас уже давно, насколько мне известно. Каждый раз так много времени уходит на дешифровку?

— Пациент, — с нажимом поправил заведующий, — мы здесь называем их пациентами... Тут сложная ситуация, между событием — моментом убийства, в данном случае — и формированием ложной памяти прошло крайне мало времени. Программе тяжело распознать какие нейронные связи появились раньше, какие позже. Потому процесс и затянут. А вот на дешифровку искусственных воспоминаний, которые встраиваются намного позднее исходного события, уходит гораздо меньше времени.

— Что ж, принцип понятен, — Вадим принюхался,— слушайте, что тут за приторный запах? Уже тошнит от него...

— Всего лишь аромат цветущего рапса... Помните желтое поле из его воспоминаний? Ассоциативные приемы мы тоже используем... — Заведующий шагнул к двери и пригласил Вадима на выход, — Идемте, здесь и правда чересчур тошно.

В коридоре, чуть щурясь от яркого освещения после рассеянного света палаты, он попрощался с Вадимом, велев передавать привет «батюшке».

«Это вряд ли,» — думал Вадим, нажимая кнопку лифта. Общаться лишний раз с отцом в его планы не входило. Слишком уж он давил в последнее время, настаивая на присоединении отпрыска к семейному делу. Вадим же хотел оставаться свободным и независимым, считая, что журналистика — самое удобное для этого занятие. То, что свобода и независимость мало сочетаются с проживанием в купленной отцом квартире и безлимитной картой, пополняемой отцом же, Вадим оправдывал одной фразой: «просто поддержка на первое время». И ничуть не сомневался, что, утвердившись в профессии и став знаменитым, откажется от отцовской помощи.

***

На узком подоконнике тесного кабинета, между горшком с цветущим кактусом и синей пластиковой леечкой в форме слона, лежала фуражка. Кокарда поблескивала на солнце. На спинку скрипучего офисного стула был наброшен майорский китель. Покачиваясь и теребя усы, на стуле сидел следователь и внимательно следил за происходящим на мониторе.

Парень на видео прошел по цветочному полю, сел в автомобиль, нашарил на заднем сиденье бутылку воды, отпил. Поморщился. Бросив бутылку назад, он пару раз посигналил и наклонился, выглядывая в боковое стекло. Подождав пару минут, завел автомобиль и тронулся с места.

— Наконец-то! — следователь хлопнул рукой по лежащей перед ним серой папке, — не прошло и года... — он посмотрел на сидящего напротив, — знал бы ты, как достали эти висяки!

— А что — много висяков? — Вадим закинул локоть на спинку стула, борта куртки разошлись — желтый покемон на футболке предлагал майору: «Catch me if you can».

Майор глянул, усмехнулся:

— Дерзкий, да? Я молодой тоже дерзкий был... — он встал, подошел к окну, полил кактус и кивнул на шкаф у стены, — видишь сколько папок? Все в ожидании. — Он заложил руки за спину и стоя вполоборота к Вадиму покачивался на носках, — я тебе начистоту скажу. Все было проще, пока этот идиотизм не начался. Пока все доказательства, кроме мемофайлов, не стали считать косвенными. Вот ты смотри — по этому рапсовому полю у меня все собрано: фото, пальчики, свидетели даже нашлись — ан нет! Пока воспоминания факт убийства не подтвердят — хоть вешайся, никому твои свидетели не сдались!

— Так вроде, наоборот, хорошо — в память залез и дело раскрыто?

Майор оперся на стол руками, навис над Вадимом топорща усы:

— Да?! Ну ладно тут, — он ткнул в папку, — сбой там у него какой-то психический... Наслоения памяти… А подпольщики? Ты знаешь, сколько их развелось? Любой урод сейчас может пойти это... прошить... про... перепрошиться! Да и не раз. Хоть какую гадость сделай — к утру не вспомнишь!

— Но ведь «Наваждение» их дешифрует.

— Ну, дешифрует. Дешифрует! Но смысл-то не в том! Не в этих бумагах, — он снова хлопнул по папке, — смысл в том, что мы теперь живем и знать не знаем: своя в башке память или не по-настоящему все... это... понарошку...

— Да ладно вам... — Вадим поерзал на стуле, — про себя-то каждый знает...

— Каждый?! Каждый ему... А я вот не знаю. Я вот не уверен... — майор махнул рукой и сел, затухая, — ладно, парень. Разошелся я чего-то. У тебя по существу вопросы еще есть?

Вадим пожал плечами:

— Да, вроде, все выяснил.

— Ну и отлично. Смотри там в своей писанине про меня не пиши. Ну, бывай, — он пригладил усы, кивнул на дверь, — мне тут сегодня еще кучу файлов отсматривать.

Вадим понял, что его выпроваживают, поблагодарил следователя и вышел.

«Заработался следак!» — думал он, сбегая по лестнице.

Внизу, на выходе остановился перед видеопанелью. Устройство распознавания лиц тонко пискнуло, подтверждая пропуск, и разблокировало турникет. Несмотря на яркое солнце, на улице было прохладно. Вадим сунул руки в карманы куртки. В левом нащупал какую-то бумажку. На потертом клочке тетрадного листа чужим твердым почерком нацарапано «Артур. Позвонить в семь». Когда и по какому поводу нужно позвонить и кто такой Артур, он не помнил. Но особенно этому не удивился, учитывая, со сколькими людьми приходилось общаться по работе.

***

В лишенное штор окно, разгоняя по углам полумрак, вливался свет от уличного фонаря. На журнальном столике рядом с ноутбуком блестело с полдюжины мокрых кружков — следов от пивной бутылки. Бутылка стояла рядом, стекающие с нее капли рисовали новый узор.

Вадим правил статью. Свечение монитора делало его лицо усталым, напряженным.

— Пойдет, — перечитав последний абзац, резюмировал он, глотнул пива и, не глядя, поставил бутылку слишком близко к краю. Она накренилась и опрокинулась. Жидкость проворно потекла из горлышка, заливаясь под столик.

— Твою мать!

Он кинулся на кухню, принес тряпку и отодвинул стол от стены. Прямо в пивной лужице лежала маленькая розовая флешка.

— Это еще чье?

Бросил ее на столик, чертыхаясь вытер насухо пол и снова уселся перед экраном. Повертел флешку в руках и вставил в разъем ноутбука.

В единственной папке с незатейливым названием «Мы» оказалось несколько десятков фотографий. На каждой — веселящаяся пара: Вадим и девушка в белом платье — та самая Катя с рапсового поля.

— Что за фигня?

Последнее фото добавлено почти полгода назад. Но Вадим был абсолютно уверен, что никогда не знал убитую.

***

Только офисный стол с установленным на нем полупрозрачным монитором да кожаное кресло-вертушка намекали на то, что помещение связано с работой. В остальном кабинет заведующего ЦВП выглядел по-домашнему уютным: бархатные кресла, кофейный столик теплого орехового цвета, льняные портьеры на окнах, на стенах — серия живых фотографий с рыжим спаниелем в главной роли.

Вадим все же чувствовал себя некомфортно и пытался справиться с волнением, рассматривая снимки.

— Вы, верно, думали, я такой же стерильный, как и мой центр? — иронизировал хозяин кабинета, почесывая круглый живот. — Ну вот, знаете, хочется иногда вылезти из чужих воспоминаний в собственные.

Он коснулся рамки одной из фотографий и картинка задвигалась: спаниель резво скакал вокуруг смеющегося хозяина, выпрашивая игрушку.

Изображение застыло, заведующий обернулся к Вадиму:

— А что же, в прошлый раз вы что-то забыли спросить? Не наговорил я вам на большой репортаж?

— Нет. Там хватило… Виктор Павлович, я к вам по личному делу…

Вадим замялся, барабаня пальцами по мягкой обшивке кресла, в котором расположился. Виктор Павлович не торопил и, наморщив лоб, разглядывал светящийся зеленым поломанный Х на его футболке.

— В общем, я бы хотел узнать, нет ли у меня ложных воспоминаний? — скороговоркой выдал Вадим.

— О! Чудес-с-сно! — оживился заведующий. — В прошлый раз вы были более уверены в себе…

— Вам смешно…

— Ничуть. Это весьма любопытно. Но вы же знаете, Вадим, что «Наваждение» применяют только по запросу полиции или медицинским показаниям. Какой из этих случаев ваш?

— Ни один. Я бы хотел... неофициально. Это ведь не сложно, учитывая, что мой отец финансирует ваш центр? — на последних словах в голосе появились заносчивые нотки.

Заведующий усмехнулся:

— Да. Ваш отец. Но не вы.

Этого Вадим и боялся — что получит отказ и будет вынужден идти к нелегалам. Виктор Павлович сел в кресло напротив и, наклонившись ближе, ткнул в Вадима пальцем:

— Откуда это?

— Что? Футболка?— Вадим глянул на него, как на сумасшедшего.

— Нет — буква.

— А. Это икс-файлс...ну, секретные материалы, помните?

— Точно! — Заведующий стукнул себя по колену, — А я-то думаю… Ну что ж, ладно. Любопытство сгубило кошку. Так говорят? — Он потер подбородок. — Хорошо, посмотрим вашу память. Только из уважения к вашему отцу. Будьте здесь завтра в восемь утра, подготовим для вас палату.

***

Выйдя из искуственного сна, Вадим даже не поинтересовался, сколько времени прошло с момента, когда его обрили, уложили в кровать и увенчали кучей датчиков. За окнами было серо, шел дождь. В палате раздражающе пахло чем-то сладким. Виктор Павлович стоял рядом и молчал. Вадим перевел на него взгляд:

— Получилось?

Заведующий протянул Вадиму планшет, сказал сухо:

— Ваши мемофайлы здесь. Я зайду позже.

Вадиму стало холодно — до дрожи в пальцах. Он дождался, когда дверь закроется, глубоко вдохнул и резко нажал кнопку воспроизведения, будто боясь передумать.

... Он шагал, игнорируя виснувшую на нем девушку.

— Ну прости... Я больше не буду... — она не отставала и не отцеплялась, неловко тащилась за ним вприпрыжку.

Вадим резко развернулся. Лицо покраснело от гнева, ладони сжаты в кулаки:

— Больше не буду?! Ты задолбала! То же самое неделю назад говорила! Я с твоими играми скоро сам сдохну! Пошла тына хрен с этими извинениями! Пошла ты, вообще, на хрен! В город вернемся, собирай вещи и вали!

Она остановилась, рассмеялась — зло, издевательски:

— Да и свалю. Сдался ты мне! Я лучше к Андрею вернусь, он ко мне не цепляяется хотя бы! Он, вообще, тебя в сотню раз лучше. В тебе ценного-то кроме папашиных денег ничего и нет! На мужика даже не похож — дохляк в пафосных шмотках!

Вадим даже не осознал, что произошло дальше. Рука сама собой взметнулась. Удар пришелся в область виска. Показалось — что-то слабо хрустнуло. Он посмотрел на свой кулак, разжал пальцы — все цело.

Катя лежала без движения. Он склонился над ней: дышит или нет — не понятно. Осторожно присел, потряс ее за плечо — не двигается. Маленький муравей полз по ее щеке вверх. Вадим приподнял голову девушки — пальцы вымазались в красном. Острый булыжник под ее головой тоже был в кровавых потеках. Вадима замутило и вывернуло.

Немного придя в себя, он оставил тело в поле и побежал к машине. Сев в салон, нашарил на заднем сиденье бутылку воды, отпил. Поморщился.

И набрал отца...

...Под тяжелым отцовским взглядом Вадим, как на допросе, отвечал на бесконечные «где», «когда», «зачем» и «почему».

— Я говорил тебе, что эта девка тебя до добра не доведет. Притащил в дом нищебродку, потаскуху. А мне теперь расхлебывать?

Отец не кричал, но говорил с таким нажимом, будто до боли впечатывал слова прямо в тело сына.

— Хорошо хоть, что она еще замужем за этим своим...

Вадим взглянул удивленно.

— А ты думал, я не знаю? Да я про нее побольше твоего знаю... Ладно, сиди тут.

Отец достал телефон и набрал номер:

— Артур? Привет, дорогой! Можешь говорить? У меня для тебя пара клиентов…

После черкнул что-то в блокноте, оторвал листок и протянул Вадиму:

— Вечером позвонишь, тебе скажут, что делать...

Вадим смотрел мемозапись с ощущением, что перед ним какой-то дешевый фильм с его двойником в главной роли. Фильм, сюжет которого ему известен. Мерзкий фильм. Досмотрев, он впал в оцепенение. Сидел, уставившись взглядом в экран. Тело стало будто неживым, холодным, каменным. И мыслей особо не было. Кроме одной — что все понарошку.

Из ступора его вывел стук в дверь. Вернулся Виктор Павлович.

— Вижу, вы закончили?

Вадим кивнул, протягивая планшет. Заведующий проигнорировал жест.

— Вы, должно быть, знаете, что о таком мы обязаны сообщать полиции? Но ваш отец… В общем, давайте оба сделаем вид, что вас тут не было? И прошу, больше с подобным ко мне не обращайтесь.

— Но что мне делать? — голос Вадима звучал слабо и растерянно.

— О! Меня это не касается. Помнится в прошлый раз у вас было совершенно определенное мнение, — он указал на планшет, — на счет таких «пациентов»… Что же, теперь можете не спешить, оставайтесь сколько понадобится, приходите в себя и — прощайте.

Заведующий кивнул и удалился.

Вадим еще какое-то время просидел без движения. Потом медленно, словно сомнамбула, оделся. Вынул из планшета мемокарту и спрятал в карман джинсов. Туда же положил выключенный смарт, лежавший на тумбе у кровати.

Он брел по коридору центра, слегка пошатываясь. Не от слабости тела, а от пугающих, навязчивых мыслей: он — убийца, он подставил другого человека, как с этим жить, как это развидеть? И как избавиться от удушающего приторного запаха, который будто вьелся в кожу?

Он вышел на улицу под мокрые золотые деревья. Достал и активировал телефон. Последними в списке контактов, рядом друг с другом, стояли два номера: отца и следователя. На экран плюхнулась тяжелая дождевая капля.

Вадим поежился, выругался и нажал кнопку вызова.