Каким будет лето

Егор смотрел со страхом из окна машины на тёмный лес. Больше трёх деревьев в одном месте он раньше не видел, и этот лес нагонял густую тоску.

- Ты посмотри, на нём же лица нет, - покосилась мать на Егора.

- Ладно, тебе-то чего? Свободнее только будешь, - ответил отец.

Она вспыхнула, но промолчала. Сложила руки на груди.

- Традиция! Придумали тоже... Старик этот ваш с приветом, лес этот дурацкий, глухомань… - говорила она себе под нос.

- Цыц! Надо так, поняла? – оборвал он ворчание. - Я там пацаном был, отец мой, дед… Ха! – усмехнулся отец, и Егор испуганно поглядел на его затылок. - Я даже не знаю, кем он Егору… прапрапра… Сколько ж ему лет? Сотни полторы?

Егору стало совсем тоскливо.

***

Они остались вдвоём возле странного двухэтажного дома из бежевых кубов с плоской блестящей крышей. Дом стоял на большой поляне среди леса, вокруг дома был сад и многочисленные грядки.

Егор шмыгал носом, перебирая в руках какую-то соломинку. Дед Андрей, сухой старик, гладко выбритый и с аккуратным пробором в густых волосах, смотрел на него из-под нахмуренных бровей.

- Ладно, Егор, чего уж теперь плакать? Ничего не поделаешь, - сказал дед и улыбнулся. По-доброму так, выцветшие глаза сразу стали другими. – Первый раз, поди, без мамки остался?

Егор кивнул, пряча мокрые глаза.

- А лет-то тебе сколько?

- Десять, - ответил Егор, исподволь поглядывая на деда.

- О! Взрослый уже мужик, а сопли распустил… Ладно. Пошли, поужинаем, а потом я тебе твою комнату покажу, - сказал дед Андрей, заходя в дом.

Егор взял свой чемодан и поплёлся следом.

***

Через неделю Егор забыл все свои страхи, высохли слёзы. Он всюду ходил за дедом и ждал каждого следующего дня, как новое приключение. Родители забылись, остались где-то в прошлой жизни.

Дед показывал и рассказывал.

- Котелок у тебя как надо варит, - говорил дед. – Жаль, не учат вас только теперь ничему, - качал с досадой седой головой.

- Как не учат? Очень даже учат, - возражал Егор. – Мы стихи учим, рисуем, считаем и умножаем… - перечислял он.

- Это в десять-то лет? – усмехался дед. И брал его с собой на реку.

Река была небольшая, но шустрая. Она журчала прозрачной водой рядом с небольшой рощицей буков и грабов. И теперь лес не казался Егору тёмным и неприятным.

Здесь, на реке дед Андрей устроил свою маленькую плотину.

- Отсюда, Егор, у меня всё: и вода, и энергия, - дед Андрей объяснял, как всё работает. И так у него просто получалось, что Егор схватывал с полулёта. – А эти буки и грабы я сам посадил. Хорошо прижились. Им теперь в нашей полосе в самый раз, - добавил он, указывая на деревца.

Никогда раньше Егору столько внимания не уделяли. Мать вечно в слезах, вечно трагедии какие-то, не до сына. Отец постоянно занят - деньги зарабатывает.

А дед Андрей сколько всего знает! Про любое дерево Егору расскажет. И в саду и в огороде, каждое растение Егору теперь знакомо: где абрикос, где помидор, где арбуз, где персик и апельсин растёт, знает.

- Вот, ананас в этом году затеял. Посмотрим, что получится, - ласково говорил дед, указывая на куст, и они шли дальше.

Через месяц Егор совсем пообвыкся. Он уже не удивлялся работоспособности и умениям деда. Всё в доме, каждая мелочь в саду и во дворе – всё было сделано дедовыми руками. И почти всё Егору было в диковинку. Он поразился поначалу, вспоминая слова матери про "глухомань". Тут всё было удобно и приспособлено. Еда готовилась сама, кровать убиралась утром и раскладывалась вечером, свет в доме зажигался, когда нужно.

По вечерам дед корпел над какой-нибудь, как он называл, "приблудой". Над большим экраном водил руками, а потом из щели снизу выплёвывалась пластинка, коробка или деталь. Дед довольно говорил:

- Готово, испеклась.

Егор во все глаза глядел, ему было интересно, хотя и мало что понятно. А дед рассказывал, рассказывал… Он увлекался и говорил вроде уже и не для Егора.

- Профукали всё, про-фу-ка-ли! – гудел он, склоняясь над очередным творением. – И ведь, главное, чернят, хаят… а сами пользуются! А? В космос теперь не летают - кричат про мечты, которые природу портят, а игрушки дурацкие с немереным потреблением в ходу, не только природу, но и мозги губят! Все приспособы наши поломали, а новые делать не умеют, не могут! На машинах чадящих разъезжают, забыли уж, как летать… знаний ведь ноль! Были города-сады, а теперь всё порубили, а туда же - кричат про экологию! Плотину-то любят, каждый год праздник, когда запускают, а? – дед подмигнул Егору. – Слышал про Плотину-то, Егор?

Егор зачарованно слушал деда.

- Ага, - протянул он. – Слышал…

- А что слышал?

- Ну… - сконфузился Егор. – Там это… она … Ледовитый океан с Тихим соединяет. Вся планета осенью отмечает поворот …этого… течения, - неуверенно бубнил он.

Дед Андрей повернулся на своей табуретке без опоры, с усмешкой поглядел на Егора.

- Ага, почти так. Только океаны не соединяет, а как раз наоборот, - он изобразил пальцами ножницы. – А соединяет континенты, два полуострова – Аляску и Чукотку… - дед задумался. – Ты снег видел когда-нибудь?

- Снег? – переспросил Егор, покачал головой. – Нет, вроде…

Дед Андрей прикинул в уме, подсчитывая.

- Ну да, лет двадцать, как последний раз… А вот я что про Плотину тебе расскажу. Слава богу, приложил и я руку, - дед пересел к Егору на диван, диван обхватил их мягко. – Когда Плотины не было, всё тут кругом зимой было под снегом… а снег, это когда холодно, очень холодно. Нет ни травинки, ни листика. Всё кругом белое и мороз. Как морозильнике, ага?

- Как в морозильнике? – удивился Егор. - Где мороженное?!

- Ага, - кивнул дед. – На улицу чтобы выйти, надо на себя кучу одежды надевать. В доме отопление. Никаких тебе абрикосов, персиков, тем более, апельсинов. Ёлки только росли, ну, яблоки кое-где…

- Как это? – Егор слушал с открытым ртом. Он знал от матери, что дед "с приветом", но не знал, что это так интересно, когда "с приветом".

Дед с грустью посмотрел на Егора.

- Да… отшибли они вам начисто память… Смотри. Вот Ледовитый океан ты вспоминал. А чего он так называется? От слова лёд. А лёд… это вот снова, как в морозильнике…

И пошёл рассказывать дед, забыв опять о том, что его десятилетний мальчик слушает. Рассказывал он, как Гольфстрим протянули через северный океан; как могучими насосами выбрасывали холодные воды вон из арктического бассейна; как обогревали Сибирь тёплыми массами, как изменили климат новыми течениями на всей Земле, как ушла вечная мерзлота, а потом болота сменились лесами, а таёжные леса сменились широколиственными. Как расцвели сады в полярных широтах. Как выровнялся климат по всей планете, ушли засухи и наводнения, жары и морозы… Дед говорил, говорил и не заметил, как Егор заснул.

- А сломается Плотина, и починить будет некому. Вот тогда все и вспомнят, что такое снег… - он повернулся к Егору. – Да ты спишь, суслик? Ну, спи, спи…

***

Когда осенью Егор вернулся, он бравировал поначалу, хвастал дедовскими изобретениями, своими навыками и знаниями. Только дружки высмеяли его разок-другой, учителя одёрнули – и замкнулся он. Не нужны были его каникулы тут.

А к Международному дню Плотины дали задание – про этот великий день доклад сделать.

Одноклассники в массе своей почти все отличились, правильные вещи написали, пятёрки получили. Про то, как правители всех страны съезжаются, как на всей Земле выходные, никто не работает, карнавалы кругом, парад с Плотины транслируется на всех площадях и в каждой квартире на объёмном экране. Хорошие были доклады, красочные.

А Егор про то написал, что дед ему рассказывал.

И началось! Двойкой дело не ограничилось. Родителей вызвали. Гремели словами о прославлении ужасного прошлого, о пропаганде неправильных ценностей… Егор не всё понимал, что взрослые говорят, но только злость его брала, когда слова деда "бредом" называли и "опасной чушью".

Но вот когда слова "звёздный синдром" мелькнули, Егор занервничал по-настоящему. Этим клеймом пугали с детсада. Хуже не придумаешь, чем "звездняк" подхватить. Говорили, что люди сразу куда-то исчезают. А если у ребёнка синдром, то родителей прав лишают, а детей… а детей на перевоспитание. "Они о звёздах начнут думать, о космосе своём будут мечтать, а Земле нашей их кормить?! За фантазии эти никчёмные платить?! Нет, нам таких граждан не нужно! Ловить в зачатке и выдёргивать с корнем!", – шумела директриса.

Мать плакала на кухне, отец ходил кругами.

- Это всё дед ваш… - всхлипывала она, а Егор за дверью сжимал кулаки.

Отец остановился

- Точно! Дед! – принял он решение.

Мать зарыдала с ещё большим сладострастием, а Егора отправили собираться.

***

Спрятали Егора вовремя.

Прямо на празднике всё и случилось. Ежегодная смена направления течений не состоялась. Насосы замерли, рукотворная река остановилась…

В прессе замяли, праздник удался всё равно, но тихая змея репрессий и расследований потянулась по миру. Ремонтировать и создавать не умели, зато умели искать и находить виноватых.

В ноябре похолодало до плюс десяти, и в городе поползли слухи.

А когда в январе пошёл снег, началась паника.

***

Егор надел пуховик и вышел во двор. Ветер сразу кинул ему за шиворот охапку снега.

- Вот чёрт, - выругался он и надел лыжи. Лыжи были широкие, дедовские. Аэросани он трогать не стал, ему хотелось прогуляться.

Деда он похоронил за оврагом. Там, где ровно десять лет назад толстый бук, не выдержав нового климата, упал под порывом ветра, придавив деда насмерть.

Егор присел на тот самый пень, снял шапку. Давно вроде было, а всё также печаль холодит изнутри.

Вспомнился тот август. Тогда ещё деревья хило, но зеленели. Прежде чем ударяли первые августовские заморозки. Нынешнее же лето морозило даже закалённого Егора.

Он сидел рядом с могилой, и тяжелые воспоминания ворочались в его голове, всполохами выхватывая прошлое. Вот родители приехали, мать в истерике, пытаются забрать его с собой на переселение поближе к экватору. А Егор прячется на заднем дворе, глотая слёзы. Вот первый раз выпал снег в июле. Вот дед оборудует в огромной подземной комнате летний сад, огород и плантацию, а свою маленькую плотину переводит в подлёдный режим.

Егор вспоминал мрачные прогнозы деда в первый же год Остановки. Дед постоянно твердил, что Плотина ещё даст прикурить без управления. Что хоть взорви её сейчас, а планета всё равно компенсирует прежнее тепло, раскочегарила она тренд в обратную сторону, и жди теперь ледникового периода. Он предсказывал и готовился к похолоданию, а Егор, закусив губу, готовился вместе с ним.

Вскоре после смерти деда, съедаемый тоской и одиночеством, он махнул на экранолёте к Плотине. Сколь велик был его энтузиазм, столь велико оказалось и разочарование. Плотина была раздавлена мощнейшим паковым льдом. Пролив был гладок и бел. Восстанавливать было нечего.

С тех пор дальше, чем на пятьдесят километров от избы, он не отлучался.

Понуро Егор возвращался домой, поскрипывая хрустким снегом. Снимая возле избы лыжи, взглянул на светящуюся надпись над дверью: "Звёздный синдром". Дед, как в ту самую осень узнал, долго смеялся, а потом разозлился: "Конечно, им мечтателей не надо, им надо тупых лентяев. Выхватывают неугодных с детства". И приделал эту надпись. "Если собака какая забредёт, пусть знает, что у нас тут только такие, только с таким синдромом", - сказал тогда дед.

Надпись горела тускло, грозя вот-вот потухнуть совсем. Егор в очередной раз пообещал себе починить, точно зная, что чинить не будет. Ему было всё равно.