​Сердце за свой Род

–Предатель.

Вокруг было темно, глазам требовалось много времени, чтобы привыкнуть и начать различать хоть какие-то очертания предметов. Однако увидеть обстановку вокруг помогал лунный свет, который иногда проскальзывал между листьями в кронах могучих дубов. Эти лучики освещали землю под деревьями, пронизанную мощными корнями, стволы растущие вверх и трёх человек. Один сидел на земле, подложив под себя плащ, и рукой опирался на торчащий камень. Своим взглядом он сверлил небеса. На нем был надет испачканный в крови кожаный нагрудник, из-под которого виднелась тканевая рубашка с длинными рукавами. Последние в свою очередь были заправлены наручи, туго перевязанные на запястьях. Настолько, что порой следовало работать пальцами рук, чтобы восстановить кровообращение в кистях в норму. Человек почти не двигался, лишь изредка моргал, нервно сглатывал и тяжело выдыхал воздух. Остальные двое находились в двух метрах от него. Они стояли на естественной возвышенности из корней и грунта, оба они были облачены в те же одеяния, что и тот, который находился ниже. Один из них был тяжело ранен, его правая рука была откушена. Второй держал в руках легкий арбалет и целился в того, что сидел под деревом.

–Зачем ты бросил нас, Жак, своих боевых товарищей?­– говорил солдат без руки.

Жак не обращал никакого внимания, он пытался игнорировать эту ситуацию. Он просто хотел, чтобы бронзовая стрела поразила его самое сердце.

–А как же клятва? Все твои вдохновляющие речи, что ты перебьешь их всех, до одного. ­– раненный все продолжал, в надежде услышать хоть слово.

Другой, что держал в руках арбалет, не выпускал предателя из прицела. Он просто ждал момента, когда его цель хоть на пядь шевельнётся, и он поразит его прямо в мятежную голову. А безрукий товарищ всё говорил о морали. Терпение арбалетчика заканчивалось, он чуть опустив арбалет, выпрямился и набрал в грудь больше воздуха.

– Хватит давать дезертиру повод оправдаться! Он предал всё, что мы чтим. Наши традиции. Наш дом, наше братство. В тот момент, когда мы выехали в первую нашу вылазку за стену, я верил, что все мы нерушимый монолит. Но когда мы погнались за той сукиной дочерью и попали в западню, когда мы дохли как мыши в схватке с кошками, вместо того, чтобы отдать сердце за свой род и сражаться как мы, он повернул коня и ускакал! Трус …

Жак повернул свою голову в быстром движении. В этот момент были впервые видны его глаза. Они не были такими, какие имеет испугавшийся смерти человек. Он попытался встать, но заметив, что освиставший его арбалетчик вновь принял положение полной готовности выстрелить, отказался от этой идеи.

– Стефан, Исаак, я…– Жак попытался заговорить, но его перебил раненный Исаак.

– Чтобы ты не говорил, ты не заслуживаешь прощения. Я не говорю, что если бы ты сражался с нами до конца, то мы точно выжили, но мы бы погибли с честью, выполнив долг. Долг, что перешёл нам от наших отцов! Отстоять нашу землю, наш дом. Иначе, зачем все эти стены, патрули, жертвы год за годом?

–Однако мы выжили. Наш отряд разделился, трое отвлекли часть исчадий на запад, подальше от деревни. Мы же добили оставшихся двух крыс ценой шестерых. Мы думали, что найдем остальных, а нашли тебя! Лучше бы тебя сожрали твари, подонок –вмешался Стефан с гневом и горечью.

Подул холодный ветер, заставивший Исаака сжаться и задрожать. Лучик света блеснул и на нем, и Жак увидел, что его тёмные волосы поседели. Лицо было измазано в крови, но на этот раз уже в крови твари. Видимо, когда огромная крыса его укусила своими длинными зубами, а её змеиные щупальцы были заняты, он выхватил нож и ударил её в глаз со всей силы. Однако видно, что руку спасти не удалось. Увы, если Исаака свет то и дело освещал с ног до головы, то стоящий в стороне Стефан оставался во тьме для Жака все время. Возможно, его даже не задело ни разу, и кровь его не обагрила. Либо ему было на это глубоко наплевать. Когда сохранять паузу уже было неуместно, Жак вновь попытался подняться, не смотря на то, что может получить арбалетным болтом в грудь.

–Так всегда, в этом суть жизни. Ты предаешь одно, чтобы спасти другое!– выдавил из себя он.

Собеседники переглянулись. Стефан покрепче сжал арбалет, а Исаак начал говорить. В его голосе все говорило о том, что он ошарашен словами Жака.

–Ты совсем бредишь Жак. Это ты так испугался? Мне казалось, что волей ты сильнее нас всех. Где бы мы не находились, на стрельбище, в трапезной, на стене, ты говорил о том, что нужно хранить веру в то, что избрал. Даже когда со стен мы впервые увидели тварей, ты и бровью не дрогнул. А сейчас ты говоришь слова, которые и страшны и бессмысленны в равной степени. Ты предал человечество ради чего? Что ты спасаешь, этих уродов, что поедали наших предков?! А как же семья? У тебя жена и маленький сын. О них ты подумал? Что будет с ними? Что почувствует Вероника? А твои предки? Ты осквернил их память! Предал традиции нашей деревни.

– Эти традиции сковывают нас. Мы здесь как в клетке, хотя в ней должны быть крысы. Вокруг целый мир, а мы засели в этой дыре. Я говорил, что нужно хранить веру в то, что выбрал, и я избрал свободу. Разве не видишь, мы все идем на убой, так было и будет. Пока мы не разорвём порочную цепь. Разве вы этого не видите? Я собирался забрать мою семью и покинуть это ангелами забытое место. Ты спрашиваешь, что с ними будет? А что с ними станет, если их отец и муж не вернётся, а останется на расклевание воронам или застрянет в зубах у монстра? Но я думаю вам не понять. Ведь вы только вышли из-под крыла.

–Закрой пасть!–сорвался Стефан. Он чуть ли не сгорал от гнева и ненависти к тому, кто недавно был его товарищем– Моих родителей сожрала одна из этих крыс, когда они прорвали стену на севере деревни. Ты думаешь, ты один тут такой, кто мыслит широко. Я клялся, что все они будут убиты рукой людей, твари недостойные жизни, я думал, что все разделяют мою ненависть к ним. Но появился подонок, что не задумался, что сражается за всех людей, живущих в этой деревне. За жертву павших и жизнь существующих. Ты забыл свою клятву!

Он буквально светился от такого самозабвенного монолога, от чего сжал ладонь, управляющую выстрелом. Миниатюрная стрела сорвалась с места и полетела к цели. Хоть арбалетчик и целился в кожаный жилет, что защищал внутренние органы, болт полетел ниже и попал в живот предателя. Тот, получив этот удар, чуть пошатнулся и вновь осел на то место, где недавно мирно смотрел в небо. Исаак тут же сорвался с места. Он не знал зачем, но он думал, что так будет правильнее. Когда он подошёл к Жаку, тот смотрел на него все тем же взглядом.

–Ты заслужил это, Жак, такие грехи несмываемы.

Жак смотрел на него заслезившимися глазами. Но прежде чем поникнуть и принять агонию, он обратился к бывшему товарищу.

–Я оставил лошадь на водопое, здесь в сотне шагов на север… она больше не могла скакать, и я бросил её и копье там.

Он сглотнул и попытался договорить, стискивая зубы от боли.

–Но последнее, не говори им, что меня казнили, как дезертира. Однако, я никогда не отрекусь, мы в западне. Это место сулит лишь погибель. Не допускайте больших жертв, бросайте дома. Здесь людям ловить нечего. Все богатства леса и земли давно исчерпаны. А мы всё сражаемся за какую-то иллюзию.

–Жак, здесь наш дом. Наша земля. Здесь покоятся твой и мои деды, их товарищи. Здесь все то, что нажито долгим трудом и отвоевано кровью. Мы не оставим дом.

Жак оставил Исааку последний взгляд. Будто не убедив его словами, он попытался взглядом. Однако товарищ оставил его, еще живого, под деревом.

Остаток отряда встречали у ворот. Все хотели узнать, как обстоят дела в битве с крысами, однако в деревню въехали только двое на одной лошади. Все крестьяне сразу осознали, что победа еще очень и очень далеко. Ведь из тридцати солдат, вернулось только двое. Исаак взглядом искал Веронику с сыном. Он хотел сказать, что её муж пал под дубом, борясь за их идеалы.