Красное платье

- Одна живешь?

- Да, - сказала она, и это было первое, что они услышали. - На что он мне дался. Муж этот.

Колчинский положил свою руку на руку помощника. Мол, помалкивай. Оба грели мокрые замерзшие ноги у буржуйки, закутавшись в одеяла. Милицейская форма их прела на веревке.

- Мы за браконьером гнались. Он в озеро упал, и мы чуть не потонули, - сказал Колчинский женщине. Та вязала. – У меня рука болит, не найдется ли нитки повязать?

Хозяйка встала и повязала запястье Колчинского грубой красной ниткой. Милиционер увидел, что руки и шея ее были покрыты шрамами.

- Шерсть добротная у вас, – спросил Кондратьев. – Животина имеется?

Она сняла тушку зайца с крюка и положила на стол.

- Лицензия на охоту есть? – спросил Кондратьев.

Хозяйка улыбнулась легкой полуулыбкой. Сняла со стены старое ружье и взвела его на мужчин.

- Выметайтесь.

Милиционеры встали. Оба револьвера их, остыревшие после проруби, сушились на столе. Слишком далеко. Одежда мокрая, на улице метель.

- Мы погибнем, на вашей совести же останется, - начал Кондратьев, но начальник цикнул на него.

- Люди забыли, каково это – помогать друг другу. – сказала хозяйка.

– Нам некуда деваться. – сказал Колчинский.

Хозяйка промолчала.

- Мы поможем вам с зайцем, - сказал Кондратьев.

Хозяйка подождала, пока мужчины сядут, выложила перед ними зайца и ведро для требухи.

- Курево есть?

Кондратьев протянул ей пачку папирос.

Женщина закурила и села. Ружье положила рядом. Выдала ножи и вскрыла брюхо зайца. Кондратьева замутило.

- Городской, - заключила женщина и затянулась.

В тишине они разделывали зайца. Слышно было, как ножи вспарывают ткань, а кишки падают в ведро. Кондратьев посерел.

Колчинский начал рассказывать:

- Это было в двадцать втором, в Петрозаводске. Помнишь ты этих нэпманов, а? Они устроили свободную торговлю. Один из них, Рооп его фамилия, и пришел к нам в розыск и заявил, что платье его жены украли. У нас банды промышляют, говорю, милиционерам форму купить не на что, а вы с платьем приходите. Я, говорит, распоряжусь, чтоб ателье Рудницкого вам сшило. А вы мне поможете. Я отказался. Но меня, конечно, послали на дознание. Кража, все-таки. Форму нам сшили, как видишь. До сих пор ношу. На ателье была вывеска: «Яков Рудницкий. Московский портной». Шельмец, да? «Одежда из живой материи». «Не выцветает и не требует стирки».

В тот день, когда платье украли, Рудницкий примерял его на модели. Ей работала тощая девчонка из крестьянских. Похоронила всю семью и приехала в город, побивалась милостыней и попала уборщицей к Рудницкому. Заодно он вешал на нее платья для женушек нэпманов и актрисуль из губернского театра. С Рудницким работала модистка-француженка и его партнер, шарлатан Коссов. Как вы поняли, тоже еврей. Он называл себя ученым-изобретателем и поставлял ткань невиданных цветов Рудницкому. Его ткань, видите ли, не плелась на фабрике, а росла в теплицах.

Колчинский сплюнул и отмыл руки после заячьей крови. Кондратьев почистил в кастрюлю две лежалые картофелины. Хозяйка с папиросой во рту поставила кастрюлю на печку. Кондратьев отметил, что вязание свое она в ведро с требухой положила и накрыла крышкой, затем вынесла из дому.

Колчинский продолжил, когда она вернулась.

- По словам Рудницкого, в тот день девица эта сбежала. Ей не понравилось шесть часов стоять по струнке, пока он работает ножницами, она пнула его ногой и вышла из ателье. Нацепив поверх шикарного красного платья оборванное бабушкино пальто. Так же она унесла двадцать рублей. Девицу не нашли.

- А платье? - спросила хозяйка.

- Платье нашли через неделю. Один из ваших, из охотников, доложил. Недалеко отсюда, на дереве. Дерево, нетипичное для этих мест, дуб раскидистый, хотя и кривой. На нем и болтались брывки платья. С кусками кожи и с кровью. Рядом жил отшельник один, мы с ним пошли потолковать. Охотники говорили, что он девицу какую-то к себе затащил в землянку. Так вот, девицы там и не было, а бродяга мертвый лежит, с перерезанным горлом.

– А Коссов? – спросил Кондратьев.

- Я ездил. Ткань его висит в теплицах. Знаешь, чем он её якобы кормил?

- Чем?

- Кровью.

- Так из чего ткань? - спросил Кондратьев.

- У него там скотины было, вот. Уж нашёл, из чего.

Завершил он рассказ уже за супом, шепотом. Хозяйка задремала с ружьем в углу.

- Так вот, Коссов был мертв, представляешь? Лежал в кровати, вены на руках перерезаны, и на них ткань его налипла. Отодрать ткань не смогли, так и хоронили.

- Надежнее застрелиться, - ответил Кондратьев.

- И ткань его мы забрали, отдали девчонкам на фабрике. Красивая была, цветов невиданных. Засохла. Через два дня высохла и рассыпалась.

- Вы не пробовали ее… кормить?

- Дурак ты набитый. – Колчинский прихлебнул супа. – Коссов сказал, если ткань не кормить, она сама пищу найдет. Не нашла.

Спали неспокойно. Метель стихла, и на ясном небе выступила полная луна.

Утром мужчины вышли помочиться за сарай. Кондратьев достал папиросу.

- Пойду потороплю с санями, - сказал Колчинский.

Когда начальник ушел в балок, помощник зашел в сарай. Внутри на крюках и веревках были развешаны шерсть, шкуры и ткани. На стене висели шапки и шляпы: три меховые, дамская шляпка, уже старая, маленькая не то феска, не то кепа. Ткани красились, края их были замочены в ведра. Раздалось приветственное ржание за стеной.

Мужчина уронил папиросу и перевернул ведро. Кишки и кровь растеклись зловонной жижей по полу. Кондратьев прижал руку к лицу, чтоб его не вырвало. Выбежал на улицу, и из него полилась желчь вместе с супом. За ним наблюдали.

– Выпейте чаю, и поехали. – сказала хозяйка. Кондратьев взялся за кобуру. - Я за конем пошла.

Кондратьев зашел в балок, а спина его горела под её взглядом. На плече её висело ружье, в руках - хомут. Она улыбалась. Конь в стойле заржал снова.

Колчинский пил травяной чай и смачивал туда ржаные сухари.

Кондратьев влетел внутрь, выпил чай залпом

- Не нравится она мне.

- Ты дорогу знаешь? – спросил Колчинский.

- Нет.

- Вот в город приедем и доложим чекистам.

Кондратьев потянул начальника наружу.

- Ну, нет ничего, - сказал Колчинский в сарае.

Шапки, ткани и ведра с кровью – все исчезло.

- Готово, - женщина показалась в дверях.

- Где вязание твоё? Вчерашнее. – спросил Кондратьев.

- Вот, - женщина протянула мужчинам большой шарф радужной расцветки. Оба чуть не выхватили револьверы. - Наденьте, не то замёрзнете.

Колчинский нацепил поверх телогрейки. Кондратьев отказался, хотя мороз встал крепкий.

Они сели в сани. Женщина запрягла крепкого коня и похлопала его по крупу. Колчинский бросил взгляд на ее руку, пока та натягивала рукавицы для езды.

- Можно спросить?

Она кивнула.

- Откуда вот это? – он жестом показал на шрамы на шее и руках.

- Пожар, - ответила женщина и натянула поводья. – Пошел!

Конь понес по пухлому снегу, скалы и деревья побежали навстречу. Мужчины прижались друг к другу.

- Так Рудницкий еще шьет? – спросил Кондратьев.

- Как запахло жареным, они с модисткой его сбежали. Слухи говорят, на запад.

- Он ведь еврей? – Кондратье зевнул.

- Да, носил свою эту… кепу, мелкую такую, лысину закрывать. А модистка его в шляпке всегда. В стране революция, война, а она в шляпке.

Но Кондратьев уже спал. Вскоре уснул и Колчинский.

Колчинский проснулся уже в губернском управлении угрозыска.

- Думали, не проснетесь, - покачал головой лейтенант Пригубов и дал начальнику глоток водки. - Опоили вас.

Колчинский теребил шерстяную красную нитку на запястье.

- Интересно.

- Что?

- Не отдирается.

- Дайте мне.

Пригубов дернул нитку, оторвал ее с клоком кожи, и кровь брызнула на пол.

Колчинский от боли ударил Пригубова.

- Приросла. – сказал Пригубов и поднял нитку с пола.

Пока начальник искал, чем перевязать рану, Пригубов разглядывал нитку. Кровь и кожа медленно всасывались в волокна.

- А где Кондратьев? - спросил Колчинский.

Кондратьев вбежал в управление.

- Нет её нигде, товарищ Колчинский!

- Еще бы, - Колчинский поправил повязку на руке.

- А это у вас не по уставу, - заметил Пригубов и и указал помощнику на шею.