Город детства. Город кошмара

В моей жизни был свой Дерри. И нет, без инопланетного кошмара и мистических тварей. И всё-таки я росла в самом настоящем Дерри. С момента, когда меня оттуда забрали, прошло не двадцать семь лет, а четырнадцать. Я говорю «забрали», потому что кроме меня не осталось никого. И я могу понять эту ненормальную тягу к месту, где ты рос, но вместе с этим я испытываю глубокое отвращение и страх перед этим городом. Поэтому поездка туда далась мне нелегко. Я не думаю, что плох сам город. Наверно для каждого человека есть свой Дерри, и это вовсе не обязательно город, это может быть дом, школа, просто место, где было невыносимо. А между тем у меня множество знакомых, кто не раз и не два был в Старой Руссе. Лечился там и с удовольствием приезжает каждый год летом на курорт. Четыре дня для меня было более чем достаточно.

Я думаю, много людей, кто ездил в этот тихий городок, сейчас активно развивающий туризм по мере своих возможностей, писал о нём. Что ж, я буду очередным таким человеком. Но я опишу своё личное переживание этого места.

Старая Русса — это город, который младше Москвы всего на двадцать лет. В своё время он обеспечивал солью (выпаривание воды из минеральных источников) всю Россию, и был этаким нефтяным городом. Пошлина, которую платили рушане (жители Руссы) превышала ту, что платила Москва. Чуть позже были открыты его удивительные грязи и вода с полным набором периодической системы Менделеева. Так появился бальнеогрязевый курорт (1828). Это место не обошёл кровавый холерный бунт (1831), в результате чего было жестоко убито более ста человек генералов, полковников и офицеров. Публичные казни, пытки, избиения и даже заживо похороненные. Убивали лекарей, аптекарей и всех, кто имел к ним отношение. О бунте сохранилось воспоминание очевидца (http://www.bibliotekar.ru/reprint-124/index.htm), весьма красноречивое и зрелищное.

Во время Великой Отечественной войны Русса была оккупирована немецкими войсками. Сразу после вступления в город они устроили виселицы. Минеральная улица стала местом казней. Большинство повешенных были молодые люди и подростки, предварительно им ломали кости и руки. Там же проводили массовые расстрелы. При вскрытии в 1945 году глубоких рвов было обнаружено около пяти тысяч трупов, в том числе женщин и детей. Парк курорта был превращён в кладбище для солдат.

У Руссы кровавое великое прошлое. Дважды город горел в 1194 г. и в 1763 г., когда Русса буквально сгорела дотла. Но сведений об этом сохранилось слишком мало. Кроме того, что при втором пожаре центр города был перенесён на другой берег реки. Сейчас, несмотря на все эти события, о Старой Руссе мало кто знает. Место, в самом деле, живописное, почти нетронутое. Две реки сливаются в одну и огибают полуостров, на котором стоит Воскресенский собор. Помню, была потрясена, когда мы приехали сюда, количеством церквей. Это город из русской литературы: маленький, набожный и как все они с двойным дном. В Старой Руссе стоит загородный летний дом Ф.М. Достоевского, куда он приезжал на лето вместе с семьёй, начиная с 1872 года. Неудивительно, что Русса же стала местом действия для романа «Братья Карамазовы».

Когда долго живёшь в таком месте, а тебе день изо дня рассказывают о нём, невольно ощущаешь себя заложником вечности. С момента переезда сюда нашей семьи прошло четыре с половиной месяца, когда половину из неё мы потеряли. Налёт летнего флёра исчез, а тягостное ощущение приближения долгой зимы было слишком болезненно. Люди в Руссе добры, когда в дом приходит горе. Жаль, они не хотят, чтобы ты выбрался из этого отчаяния. Это, пожалуй, первое, что можно сказать о местных жителях. Не всех, разумеется, но части из них точно. Когда следующим летом мы всё-таки оклемались, кто-то из соседей повесил нашего кота, а потом подложил его на порог. Ещё один вовсе пропал, мы его так и не нашли. Мне кажется, это то, что называется не любить чужаков. О более занимательной травле, я пожалуй, умолчу.

Рушане близки со своими покойниками. Это удивляет и даже потрясает. В городе два кладбища, одно совсем на выселках — новое, второе — старое, где вроде бы никого не хоронят кроме тех, кто уже застолбил место, прилегает к городу. В Руссе принято ходить туда на все праздники. Буквально на все. На пасху туда несут куличи и яйца, на Рождество ставят и украшают небольшие ели. В выходные туда идут убираться, сажать цветы. Зимой, конечно, не каждые, и всё-таки ненормально часто. 

Вся улица перед главным ходом занимается изготовлением памятников, крестов, оград и прочего. Это буквально-таки улица гробокопателей. Конечно, это удобно, и всё-таки становится жутко, когда дети, которым едва исполнилось шесть-семь лет, разрежают по двору на велосипеде между памятниками и похоронными венками. Но наверно иного способа заработать просто нет. В городе то и дело встречаешься глазами с вывеской о ритуальных услугах. Слишком много их тут на душу населения.

Здесь очень сильно патриотическое воспитание. Ещё в младшей школе мы дважды проходили вторую мировую войну. На тот момент, я думаю, мы знали больше любого старшеклассника. А это на минуточку нулевые годы, когда патриотизм по стране всё ещё не был в моде. Приехав сейчас, и прогуливаясь по парку курорта, мы встретили сборную по футболу, игрокам было не больше восьми-девяти лет. Мальчишки шли на тренировку без тренера и горлопанили Катюшу, проявляя потрясающее знание слов песни. В моё же время наш хор (школа Искусств) репетировал отдельный обширный репертуар для девятого мая. Это действительно был большой праздник.

Рушане набожные. В том самом правильном смысле. Конечно, это в первую очередь касается взрослого и пожилого населения. Здесь нормально ходить на утренние службы, нормально звать на них ходить вместе. Здесь обязательно освящают куличи и яйца. И делали это, кажется, всегда. В моё время мы отстояли огромную очередь, чтобы попасть в Воскресенский собор и освятить куличи. И да, возвращаясь к музыкальной школе. В репертуаре хора всегда есть церковное пение. Это и Многие лета, и Пресвятой богородице, и Дева-богородица и т.п. Хор поёт а капелла в церкви Святой Живоначальной Троицы, которая находится напротив музыкальной школы.

Здесь огромное количество кошек. Буквально на каждом шагу вы встретите очаровательное пушистое или короткошёрстное существо. Все они ходят сами по себе. Из-за того, что все эти мохнатые состоят в близком контакте, на нашей Свердловой уродилось как-то множество сиамских гибридов. От этого делается особенно горько. С нашими персами обошлись чудовищно жестоко.

В Руссе особая вода. Это правда. И самое главное её много разной. У Руссы две реки, одна соединяется с другой: Полисть и Порусья. Чуть дальше по течению Порусьи, считается, была вырыта искусственно Перерытица. Вода в них ржаво-коричневая и была такой всегда. Возможно, из-за железа, а может из-за фитопланктона, который блаженствует в водоёмах, где высока концентрация минеральных питательных веществ. Здесь же из-под земли бьют солёные источники: Муравьёвский фонтан и Царицынский источник. Последний дарит совершенно непередаваемые ощущения, если встать под его струи. Впрочем, долго простоять не удастся.

Русса проникнута Достоевским духом. Дело даже не в том, что здесь сохранился его дом (сейчас это музей), скорее всё дело в самой атмосфере. Днём это доброжелательный набожный город с туристическими дорожками и приветливыми жителями, но вечером он вновь становится собой: тёмный, мрачный, почти без освещения (кроме главной площади), и как и раньше, множество компаний собирается в группы и слушает музыку, раскрыв двери авто и врубив ту на полную громкость. Вечером я вспомнила все те разы, что убегала от таких вот компаний, идя после репетиции домой. Тут уж лучше через кладбище, мёртвые не тронут.

Я испытала огромное воодушевление, когда приехала в Руссу, ещё большее, когда вернулась в Питер. Последний день стал для меня кошмаром наяву, мне казалось, что отменят рейс или автобус сорвётся с моста, или небо обвалится сверху. Мы уехали без каких-либо проблем, и я с облегчением подумала, что Русса меня отпустила. Конечно, ненадолго, мне придётся периодически приезжать. Но, по крайней мере, я вернулась из неё. Сейчас я понимаю, что мои страхи и отношение к городу сформировалось из-за того, кто был вынужден меня воспитывать. Нечуткий взрослый, переживший психическую травму. Мы жили в вакууме, когда миру, кажется, было на нас плевать. Я была бременем, а не утешением. А мне было всегда страшно жить с человеком, который то не замечал меня в упор, то терроризировал за любую незначительную провинность. После смерти опекуна я почувствовала облегчение и только потом горе, но и оно не было нормальным. Это как любить своего мучителя, потому что больше любить просто некого.

Я написала это всё обезличено, потому что на самом деле мне стыдно вспоминать всё это и рассказывать. О мёртвых плохо не говорят, но я надеюсь, это не было слишком уж плохо. Это только то, что я чувствую, приехав из города, в котором росла. На самом деле я его ненавижу. Ненавижу и не могу не думать о нём. 

Воскресенский собор:

Ивы над Порусьей:

Водонапорная башня на Соборной площади: