​Урок истории

Жил-был Саша Куприянов. Учился он в восьмом «Б» классе на «три» и «четыре». И даже учительница музыки ставила ему «четыре», хотя, казалось бы, это сущее безобразие. Любил Саша музыку больше шоколадных эклеров и «Фанты», за которые, как утверждала мама, «мог родину продать». Но не везло парню с оценками. А всё из-за того, что были у Саши длинные волосы. Хорошие такие каштановые волосы, и челка лезла в его прекрасные карие глаза. Больше всех бесилась завуч Виктория Викторовна. Она вызывала мать Саши в школу и просила «наконец-то отвести мальчика в парикмахерскую, пока еще не образовалось косоглазие». Со стены кабинета директора Ленин, Маркс и Энгельс смотрели в чудесное, социалистическое будущее. «С такой прической комсомола ему не видать», - заканчивала беседу завуч.

После этих встреч мать приходила домой, гладила сына по волосам и вздыхала. Завуч стала регулярно посещать восьмой «Б» и следить за прической ученика Куприянова: волосы Саши струились по плечам и отливали не советскими огнями в лампах дневного света. Завуч заходила в класс во время урока со словами «Продолжайте, продолжайте, не обращайте на меня внимание», подходила к учительскому столу, доставала из стаканчика с ручками и карандашами большие ножницы, вертела их на пальце, пристально глядя на Сашу.

Саша на секунду отрывался от художественного раскрашивания последней страницы общей тетради за сорок восемь копеек надписями шариковой ручкой «Kiss» и «AC/DC», и заправлял свою великолепную, длинную, упругую челку за ухо. Завуч краснела, роняла ножницы на пол и грациозно наклонялась, чтобы их поднять. Первый и второй ряд парт заглядывал ей в этот момент в вырез ангорской кофты, из которого выпадала тоненькая золотая цепочка, а кулон раскачивался маятником. Саша сидел всегда на последней парте и «гипнозу» не поддавался. Он выводил зеленой ручкой электрогитару с острыми краями и представлял, как через год или два возьмет ее в руки, включит усилитель, и волшебные звуки наполнят комнату, да так, что даже ковер на стене не заглушит этот мощный посыл соседям и Вселенной.

Каждый учебный день завуч посещала уроки восьмого «Б». Учителя нервничали, ученики дружно решили, что завуч «ку-ку», и только Саша Куприянов ничего не замечал. Встряхивал медными искрами волос, грыз синий пластиковый колпачок ручки, смотрел в школьное окно на воробьев и мечтал: вот выйдет он на сцену в черных джинсах, махнёт каштановой гривой и так брякнет по струнам, что сам Джин Симмонс в таинственной, пропахшей «Мальборо» Америке, где не был никто и никогда, вздрогнет и схватится за сердце.

Совсем обессилев в тщетной борьбе с магией каштановой пряди, Виктория Викторовна накатила трехзвёздочный «Арарат» и под аккомпанемент падающих слёз принялась писать заявление об уходе. Вот уж полночь, школа закрыта. И так плохо, так грустно стало Вике, что никогда не быть им вместе с Сашей, что залилась она горючими слезами, да и взмолилась гипсовому бюсту Ленина, что стоял в красном углу, под знамёнами, в кабинете директора. Пообещала исполнить всё-всё в обмен на Сашину любовь. Да и поцеловала пьяными губами крепко Ильича.

Зазвонил телефон. Робко сняла Вика трубку, шмыгнула носом: «Да?»

- Здравствуйте, уважаемая Виктория Викторовна, - знакомый каждому советскому человеку голос Генерального секретаря доставал до самой печёнки, - мне передали, что у вас есть просьба. Жду вас у себя через пять минут.

Обомлела Вика, стоит столбом. Видит, на телефонном аппарате мигает красная кнопка. Рука сама потянулась. Открылся подземный ход, аккурат за знамёнами. А там уж человек стоит, ждёт Вику. Проводил он её до вагона метро специального и поехала она с ветерком. Через пять минут уже во Дворце съездов оказалась. А там красиво как во сне. Люстры горят многоваттным огнём, на столах – эклеры рядами да «Фанта» с «Пепси-Колою». Гостей видимо-невидимо. И все лица какие-то знакомые. И Кобзон тут, и Лев Лещенко, Эдита Пьеха, Дин Рид, Валентина Толкунова, Карел Готт и даже Людмила Зыкина.

Подходит к завучу Генеральный секретарь – красивый, высокий, брови соболиные вразлёт, грудь в звёздах золотых. «Ну, что, Виктория Викторовна, зыкински у меня тут?». «Зыкински», - кивает Вика в восхищении.

Водит Викторию Викторовну Генеральный секретарь от стола к столу – то шпроты рижские, то сервелат розовый на тарелочку положит, водочки со слезой нальёт. Между столами ковбои Мальборо бродят, предлагают сигареты посетителям.

Смотрит Вика, телевизор большой стоит в углу. Подошла поближе: а там Джим Моррисон улыбается и говорит ей по-русски: «Кам он, бейби! Споём?». Отшатнулась Вика, а Генсек подошёл, улыбается.

- Это мы придумали. Называется «кириоки». После смерти артисты в телевизор волшебный попадают. И концерты дают, а мы с ними поём, песни им заказываем. Внизу строка бежит со словами. Очень удобно. Им хорошо, и нам. Я, к примеру, с Лидой Руслановой пою постоянно. А вот Черненко любит с Луи Амстронгом погудеть. Он вообще джаз очень уважает.

- А Рейган то не против, что мы их артистов после смерти у себя держим?

- А Америки нет никакой. Это мы выдумали, чтобы народ занять, - смеётся он, видя как у Вики рот открывается, - один сплошной СССР и мировой океан. Всё. Полная наша победа. Как хорошо журналисты-международники, молодцы, работают. Как фильмы художественные эти свои репортажи снимают. Про Запад загнивающий, Гондурас и апартеид.

- А если Франции нет, то «Анжелика, маркиза ангелов» как же? – удивляется Виктория.

- Тоже наша работа. Что не сделаешь для народа! - вздыхает Секретарь.

- А как же люди за границу ездят, вещи привозят, фотографии? – недоумевает завуч.

- Мы туристов вводим в транс, крутим им «фильм», вещи и фото подкладываем, - смотрит с прищуром на Викторию Генсек.

- Здорово! А я думала люди байки рассказывают, а оказывается правда, - смеётся Вика.

- Это тоже мы. Запускаем слухи в народ. Пусть потешатся. В основном правду рассказываем.

- Ой, а про красную плёнку правда? А про килограмм сушёных комаров? Про гроб на колёсиках? Про эскалатор в метро, который в ад людей спускает по тринадцатым числам, выпадающим на второй вторник?

- Все правда. В гробу на колёсиках Ильич раз в году в полночь на Новый год страну объезжает. Глядит, не ведёт ли кто себя плохо, не по-советски. Кто плохо ведёт, тому пальчиком грозит. А кто хорошо себя ведёт, у того быстрее очередь на «Жигули» подходит.

- Как интересно! – захлопала в ладоши Вика и тут же пригорюнилась, вспомнила про любовь свою невозможную.

- Всё исполню. Но и ты не подкачай, - подмигнул Вике Генеральный секретарь. - В вашей школе спрятан учебник по новой истории за девятый класс. Только там всё шиворот-навыворот написано. Что Великого Октября не было, а Ленин не рождался. Полная фигня, короче. Мы долго ищем. КГБ подключили. Но надо, чтобы мы первые его нашли. Как отыщешь, жди до полуночи, а потом жми красную кнопку, садись в метро и дуй ко мне. Только не вызывай Пиковую даму!

Удивилась Вика, пожала плечами. «Мне ж не пятнадцать лет», - думает.

***

Утром просыпается Виктория Викторовна. Голова болит. Пустая бутылка «Арарата» под столом валяется. Смотрит на часы – скоро прозвенит первый звонок. Достала зеркальце макияж поправить и глазам не верит: смотрит на неё девушка белокурая, подросток, глаза голубые огромные как у Мальвины из фильма про Буратино. Сама ладненькая, аккуратненькая, коленки тонкие, трогательные.

А в классе её как будто уже и ждут. Посадили Вику рядом с Сашей. Сделался Саша Куприянов вдруг красным и застенчиво хамоватым. Сразу понятно, что влюбился.

Радовалась Вика своему новому статусу недолго. Со сверстниками неинтересно, учителя командуют, физрук постоянно смотрит масляным взглядом. Никакой свободы, а красота даже мешает – подруг нет совсем. Саша влюблён, но гитару и Джина Симмонса любит не меньше.

Рассказала Вика Саше про Америку правду. Так он не поверил, высмеял её. Я, говорит, уже в первом классе в эти байки не верил. Вот про то, что есть на теле человеческом точки специальные, которые каратисты знают, если нажать на них – умрёт сразу человек, - в это верю, говорит, а в то, что группа «Kiss» по-нашему шпарит – дудки! А что с него взять – ребёнок! Но с поисками учебника обещал помочь.

- Мне Серый из «А» рассказывал, что есть такой учебник. Если его найдут враги, то придет конец советской власти.

***

Ищут учебник по истории Вика и Саша вторую неделю. Всю библиотеку облазили – нигде нет. Ночью спит плохо Вика: снится ей, что Ленин подъезжает к её кровати в гробе на маленьких колёсиках, таких маленьких, что кажется, будто гроб парит, подъезжает, садится, смотрит строго и грозит жёлтым пальцем.

Совсем умаялись Саша и Вика. Вот отправила их библиотекарша макулатуру сдавать. Смотрит Вика лежит книжка, в газету обёрнутая. А газета странная какая-то – «Правда», но выпуск от 1985 года. «Опечатка», - думает Вика, ведь это только через шесть лет будет. Открывает – тот самый учебник новой истории для девятого класса.

Читают Вика и Саша, удивляются: нет ни Сталина, ни Ленина. Царь правит в России. Распутин ему помогает. Как же так-то? Кто такое написал то? Где авторы? «Иванов, Петров и Сидоров» значится на обложке. «Ааа, ну всё понятно», - думает Виктория Викторовна, - «это жидомасонский заговор». Захлопнули учебник, убрали в портфель да стали ждать, чтобы к Генсеку во Дворец ехать.

Ближе к полуночи отправились в кабинет директора, благо у Вики ключи сохранились. На первом этаже видят, из-под двери кабинета черчения и рисования свет пробивается и возня какая-то слышна. Стала Вике интересно. А там девчонки-одноклассницы карты разложили на полу, свечи зажгли. Страшно любопытно стало Виктории Викторовне, аж сил не было терпеть, всё-таки пятнадцать лет взяли своё. «Пойдем отсюда», - стал нудить Саша, - «ерунда какая-то девчачья. Вот если пачки сигарет «Космос» собирать, как мы с пацанами, да номера секретные в столбик выписывать, вот за это потом можно мотоцикл «Ява» в спец отделе Военторга получить. А это что? Они же гномиков собрались вызывать. Фууу». Но Вика уговорила его остаться, даже в губы поцеловала, так ей хотелось на живых гномиков посмотреть.

А девчонки из туалета притащили зеркало, на нём красной помадой лестницу нарисовали, карту с пиковой дамой на верх «лестницы» на жвачку приклеили, свечи зажгли, свет выключили. Сели в кружок, за руки взялись, стали скандировать: «Чёрная дама, чёрная дама, спустись по лестнице!». И так несколько раз. Саша ухмыляется, Вика дрожит. Видят – маленькая фигурка отделилась от карты и спускается медленно по «лестнице». Вот еще одна ступенька вниз, еще одна. Ленка Симакова с визгом из комнаты выбежала, за ней Светка Потапова. Надя Васильева кричит: «Стирайте лестницу скорей, а то Она всех тут передушит!». Да сама как припустилась бежать. А часы над доской «двенадцать» показывают. Остались только Саша и Вика в полном оцепенении. Глядят, перед ними фигура в чёрном, лицо скрыто под вуалью. Тут и вспомнила Вика слова Генерального секретаря, прижала портфель к себе крепко. А Пиковая дама на Сашу указывает и говорит скрипучим голосом: «Пойдем со мной, я исполню твоё желание. Будешь ты пятым в группе «Kiss»». Схватила Вика Сашу за руку, а он отстраняется. Вот уже на ноги поднимается, собирается к Даме пойти. А в это время в дверь закрытую кабинета черчения и рисования кто-то долбится, как будто таранит. Поняла Вика, что это Ильич в гробе на колёсиках приехал. А Саша Куприянов взмахнул великолепными каштановыми волосами, убрал чёлку с правого глаза, да так, что защемило в груди у Вики. «Не отдам!», - думает. Да как кинет портфель с учебником в Пиковую Даму.

***

Развеялся морок. Смотрит Виктория Викторовна, перед ней ученик восьмого «Б» класса Александр Куприянов, троечник и любитель вражеских музыкальных течений, стоит, переминается с ноги на ногу. На полу портфель валяется. Карты игральные разбросаны.

- Куприянов, ты дежурный? Почему кабинет в таком состоянии? Через пять минут звонок.

Сопит Саша, не знает, что сказать.

- Мать ко мне завтра в школу! И если ещё раз увижу тебя с патлами, сама лично постригу!

- Ой, Виктория Викторовна, - в дверь просунулась учительница английского, - там «Анжелику» принесли, мерить будете?

- Конечно, Светочка! А ты, Куприянов, что стоишь? Тебе особое приглашение нужно? За тебя кто убираться будет? Пушкин?

«Ленин», - шепчет Саша, заглядывая в портфель. Обёрнутый в газету «Правда» за 1979 год учебник по истории лежит на своём месте.