Позвольте представиться, сударь

- Петрович, просыпайся. - Сева тряс напарника за плечо.

Просыпаться не хотелось. Снилась Надюха, дом. Моченые яблоки и холодной квас.

- Петрович, раньше начнем, раньше до дому доберемся. Пора выезжать.

- Сколько заказов на сегодня?

- Два. В одном доме камин не тянет. В другом, неожиданно, крыша потекла. Слышь, Петрович, неожиданно. Вот любит наш народ - снега дождаться и только потом крышу чинить.

- Зима всегда приходит неожиданно, запомни это!

Петрович открыл глаза и потянулся. Как ему надоели эти убогие придорожные гостиницы. Скорее бы уже добраться до дома. До Надюхи…

А зима в этом году, действительно, наступила неожиданно. Но красиво. Без серости и чавкающей под ногами ледяной крошки. Завалила все вокруг сугробами, сверкающими под ярким зимним солнцем.

- Петрович, не тяни. - Сева сидел уже готовый к выходу. Побрился, надушился. Как на гулянку собрался, а не на работу.

Юрий Петрович и Сева года два назад объединились в бригаду. Ездили по поселкам, в которых дома росли как грибы, занимались ремонтом. Петрович в этом деле был большим специалистом. Работал с душой. Сева отличался аккуратностью и исполнительность. Со старшим не спорил, все выполнял. Учился, короче.

Маршрут выстроили так, чтобы двигаться в сторону дома. Получалось, что первым будут чинить камин.

- Лучше бы начать с крыши. - сказал Петрович, как только они загрузились в машину и поехали по занесенной снегом дороге. - Поди знай, что там. Вдруг до темноты не управимся. Опять по чужим углам ночевать?

- Не каркай, Петрович, управимся. Чую, что к вечеру дома будем.

Дом с неисправным камином, стоял в лесу. Новая асфальтовая дорога, кем-то уже очищенная от снега.

- Красавец! - присвистнул Петрович, осматривая двухэтажный особняк.

Кованные ворота автоматически распахнулись. На пороге дома, закутавшись в легкую шаль, их встретила высокая худосочная востроносая блондинка. Петрович таких не любил. Ему больше нравились те, что в теле.

Когда шли за востроносой в комнату с камином, Сева легонько толкнул Петровича плечом и, указав подбородком на блондинку, закатил глаза.

“Дурак, - подумал Петрович. - Ничего в женской красоте не понимает.”

- Вот, пожалуйста. - Хозяйка сделала широкий жест рукой в сторону камина. - Мне вас рекомендовали как хороших мастеров. Надеюсь, вы меня не разочаруете.

- Даже не сомневайтесь! - заверил женщину Сева.

А Петрович… Петрович стоял, как громом пораженный.

Над камином, в роскошной золоченой раме, висела картина. С картины на него смотрела жена. Петрович не мог поверить своим глазам. Чтобы его Надюха и так бесстыдно… Жена сидела на чужой кровати, облокотясь на подушки, размером с приличного поросенка. Ничем не прикрытая. Смутно знакомые обои. Где-то он такие видел. А вот перина точно их, домашняя. Розовая и жаркая. Со своей периной, что ли, ходит?

- Ничего себе, поворот событий! - восхитился Сева. - Это Надежда Ивановна, что ли?

Юрий не мог произнести ни слова. Если бы еще этого Севы-балабола рядом не было, он бы все у хозяйки аккуратно про картину расспросил, не выдавая своего интереса. А тут…

- И кто же этот срам нарисовал? - Слова давались с трудом. Горло перетянуло обидой и еле сдерживаемой злостью

- Какой срам? - уточнила худосочная.

Петрович дернул подбородком в сторону картины.

- Так это же Кустодиев. Это его “Красавица”. Копия, конечно.

- Кустодиев?! - Петрович аж поперхнулся от возмущения. Он вспомнил, где видел эти аляповатые обои. В дома соседа. - Его красавица?!

- Ни фига себе! - воскликнул Сева. - Я и не знал, что Борька наш так рисует.

- Картины не рисуют, а пишут, - встряла хозяйка. Не любил Петрович таких дотошных. - И потом… Борис Кустодиев - великий художник.

- Великий? - Севе явно не было никакого дела до соседа, но он с удовольствием ввязывался в разговор с понравившейся блондинкой.

“Почему он? - думал Юра. - Чем Борька Надюху взял, что она перед ним так бесстыдно. Ведь сморчок сморчком. И трезвым редко бывает. Дрянь, а не мужик. Да и женат он. Ах ты, черт! Получается, он, Петрович, с чужими каминами корячится, чтобы для семьи заработать, а Надюха…”

- Слышь, Петрович! Борька то наш, оказывается, великий, а мы и не догадывались. Эх, жаль тут посетителей мало. В музей бы эту картину.

- Оригинал висит в Третьяковке. - внесла свою лепту в разговор востроносая.

- А сколько этих самых? Копий? - Юрий еле выдавливал из себя слова.

- Много, - заверила хозяйка. Как гвоздь в гроб вбила.

- Убью этого Кустодиева.

- Так он же давно умер.

- Тем более - убью!

В голове у Петровича что-то взорвалось. Он развернулся и побежал из дома. Заскочил в машину, рванул с места.

Ехал, нарушая все правила. На поворотах сильно заносило. Мотор визжал как двигатель реактивного самолета. Погода начала портиться. Поднялся ветер, который со злостью швырял в лобовое стекло снежную крошку. Дорога обледенела. Всего за несколько километров до дома, на повороте с основной трассы, на склоне машину сильно занесло. Петрович не справился с управлением и автомобиль, перевернувшись несколько раз, влетел в сугроб.

* * *

Глаза открывать не хотелось. Кожей чувствовал, что вьюга мести перестала и припекает солнце. Раздавалось пение птиц. Никогда прежде так хорошо и спокойно Юрию не было.

- Сударь, - кто-то осторожно коснулся его плеча. - Позвольте вас поприветствовать, а заодно и покаяться.

Юрий открыл глаза. Осмотрелся. Лежит на поляне. Над ним, чуть склонившись, стоит незнакомец в светлом чесучовом костюме. Небольшая бородка, трость, внимательный взгляд.

- Позвольте представиться, сударь. Борис Кустодиев. Невольно явился причиной вашего теперешнего состояния.

- Какого состояния?

- Ну… - Незнакомец развел руками. Выглядел он виноватым. - Картину “Красавица” помните? Что над камином висела? Так это именно я ее написал, а не ваш сосед, которого вы так торопились убить и который, волей случая, оказался полным моим тезкой. Моей современной копией, так сказать. Весьма неудачной.

Голову сдавило болью. Стало сложно говорить.

- Ах ты, гад! - с трудом выдавил из себя Петрович. - Это ты мою Надюху так расписал? Это к тебе она с периной шастает?

Юра подскочил на ноги и схватил чесучового за грудки. Затряс. Тот охнул, неловко сделал шаг назад и выронил трость. Петрович, высоко подняв колено, шагнул на трость, переломив ее. Раздался хруст, в голове что-то взорвалось и дышать стало легче.

* * *

- Ну, слава Богу! Пришел в себя!

Голос Надюхи врезался в сознание Петровича. Он открыл глаза и осмотрелся. Лежит на диване с чем-то мокрым на голове. Чуть придавив мощной грудью, над ним склоняется жена. Кто-то в светлом маячит за ее спиной. Не разглядеть. Перед глазами пелена и все двоится. Петрович попытался что-то сказать, но его скрутило от боли.

- Ты для чего так гнал-то? По обледеневшей дороге? Хорошо, что мимо Борька на своей колымаге проезжал и увидел, как твоя машина переворачивается. Вытащил тебя, да домой приволок. Повезло тебе дураку!

Надя зарыдала и начала с глухим треском щелкать пальцами. Тот же резкий звук, как от сломанной трости.

- Какой Борька? - просипел Петрович.

Из-за плеча жены, одетый в бежевый свитер грубой домашней вязки, выглянул сосед. Непривычно трезвый и бритый.

Петрович замычал что-то нечленораздельное и закрыл глаза.

“Все равно убью, - подумал Юрий. - Как только встану на ноги - сразу убью! И того и этого!”