Индукция

10

Иван посмотрел на зелёный огонёк электронных часов. Четыре пятьдесят пять. До звонка будильника оставалось пять минут, но Ронинов не мог закрыть глаза и расслабиться. Капли воды барабанили в окно. На потолке темнело старое пятно, по мере того, как штукатурка тянула влагу из дыр. Всё тело Ронинова было напряжено в ожидании резкой электронной трели. Он боялся одновременно и пропустить звонок, не услышать в усыпляющем рокоте дождя, и самого того факта, что новый день наступит через жалких пять минут. Уже через три минуты. Через одну. Пять ноль-ноль. Бззз…

Иван тяжело поднялся и хлопнул ладонью по дребезжащей коробочке часов. Тут же взял лежащие подле нее инсулиновый шприц и утреннюю ампулу. Машинально проверил, сколько ампул осталось в упаковке. Одна сегодня на вечер и две на завтра. Нужно обязательно купить новую упаковку.

- Отец, ты проснулся? - позвал Иван в темноту квартиры. Ему никто не ответил, но из соседней комнаты послышалось слабое кряхтение.

- Я сейчас подойду. Промеряем сахар и сделаем укол, - снова крикнул Иван. Он быстро оделся, и прихватив все потребное, зашел в соседнюю комнату. Разобранная кровать со смятым одеялом была пуста. Посреди комнаты перед беззвучно работающим телевизором на инвалидном кресле сидел старик и откинув голову назад посапывал. Ронинов точно помнил, что на ночь укладывал отца в кровать. Он подошел ближе и коснулся плеча старика.

- Эй, давно так сидишь?

Отец дернулся, скривив лицо и обернулся на сына.

- Твое какое дело! Сейчас спать пойду. Немного посмотрю…

- Пап, уже утро. Ты всю ночь так просидел? Дай посмотреть на спину, нет пролежней? Хватайся за шею, я тебе переложу.

Отец скорчил недовольную гримасу, но все же ухватился обеими руками за сына, и тот подхватив старика с усилием как мог осторожнее приподнял его. Шерстяной плед упал со старческих колен обнажив культи ниже голеней. Иван положил отца на кровать и задрав его майку быстро окинул взглядом спину. В коже отпечатались глубокими красными рубцами каждая деталь спинки кресла. Такие болезненные пролежни на мгновение вызвали у Ивана панику. Подбородок неконтролируемо задрожал, и он был вынужден до скрипа сжать зубы.

- Ты что? Ничего не чувствовал? - едва разжимая челюсть спросил он у отца, - Я же укладывал тебя…

- Мне было скучно! - резко перебил его старик, - Я хотел смотреть телевизор.

- Ты мог смотреть его лежа на кровати? Ты понимаешь, что тебе нельзя…

- Так нихрена не видно! Ты уколы пришел делать? Далай!

- Сначала сахар, - немного успокоившись ответил Иван, вставляя стальное перо в глюкометр. Сахар был высоким. На вопрос, не ел ли Папа втихомолку чего-то запрещенного старик наградил Ивана полным ненависти взглядом.

- Еще бы мне в моем доме что-то запрещали! - фыркнул он. Иван проигнорировал выпад, заставил отца лечь на живот, и попытался протереть пролежни муравьиным спиртом. Затем повернув старика на бок сделал укол. Отец увидел пачку инсулина.

- Это не то лекарство, что мне должны бесплатно давать.

- Нет. Я купил его.

- Ты что дурак? - старик хлопнул Ивана ладонью по затылку как в детстве. Ронинов проигнорировал подзатыльник. Отец продолжал:

- Мне положен бесплатный инсулин. Какого хрена ты его покупаешь? Совсем мозгов нет? Тебя врачи дурят, дебила, а ты ведёшься на всю эту дурь! Безмозглый, весь в мать.

- Сейчас нет бесплатного инсулина. Мы не в Советском Союзе живем. Ты вон. Уже дождался бесплатного, - Иван кивнул на ноги отца, и тут же спохватился. Отец замолчал. Привычное выражение брезгливости и пренебрежения к Ивану сменилось чем-то незнакомым. Старик молчал несколько секунд. И внезапно залепил сыну звонко по уху, так что тот отшатнулся, едва не опрокинувшись на пол.

Иван молча встал и начал собирать медицинские принадлежности в пакет на тумбочке.

- Я приготовлю завтрак. А через десять минут придет Света Воронцова. Она посидит с тобой, пока я не вернусь.

- Светке ты тоже платишь, чтобы она сидела со мной?

- Нет. Но придется, если будешь ее изводить.

- Не выдумывай. Светка хорошая девочка. Не то что ты придурок. И муж у неё хороший. В администрации работает. Слава богу, что она за тебя замуж не вышла.

- И то верно, - вздохнув согласился Иван и пошел на кухню.

- Сын! - окликнул его отец на пороге.

- Да, пап?

- По пути домой, купи юбилейное печенье.

- Тебе нельзя печенье.

- Это не мне, идиот. Светка каждый день со мной нянчится. Я ее даже чаем с печеньем угостить не могу! Ты совсем дурак? В доме должно быть для гостей. Света любит печенье.

Иван немного помолчал, и наконец ответил:

- Хорошо. Куплю.

- Спасибо, сынок.

В пять тридцать задребезжал дверной звонок. Уже полностью одетый Иван обувался у входа. Он тут же отомкнул дверь, впуская из темного коридора румяную круглолицую девушку. Худенькая, маленького роста, она казалась совершенно подростком, в сравнении с высоким сутулым Иваном.

- Ох, ты! Уже убегаешь, Ронинов? Ну как сегодня папа?

- Я его покормил и уколол. Он ночь просидел перед телевизором, вся спина в пролежнях. Последи, пожалуйста, чтобы не сидел и не лежал на спине. У меня сегодня испытательные стрельбы. Я могу задержаться. Ты до сколька сегодня сможешь?

- Ох… - Воронцова нахмурила миловидное личико, - Сегодня Павел до девяти в управлении работает. Мне нужно будет в полшестого забрать Серёжу с тренировки.

- Полшестого… - тихо повторил Иван, запоминая про себя.

- Да ничего страшного за полчаса не случится. Не накручивай себя! - попыталась успокоить его Воронцова. Иван слабо улыбнулся и кивнул.

- Кстати, ты к чаю какое печенье любишь?

- Печенье? - удивилась девушка, и тут же улыбнулась - Ронинов, мы одиннадцать лет в одном классе учились. Я тебе сто раз говорила, что терпеть его не могу, а ты все никак запомнить не можешь! Тебя отец попросил? От только посмей принести! Я тебя самого всю пачку съесть заставлю.

20

- Орудие закреплено в стенде, - громко произнес в гарнитуру Ронинов, все ещё удерживая крышку затворной рамы открытой, - Покинуть рубеж. Повторяю. Покинуть рубеж.

Стрельбище представляло собой траншею-коридор прорытую на три метра вглубь земли. Чтобы грунт не осыпался, земляные стенки были укреплены бетонными плитами или заполненными песком стопками старых автомобильных покрышек, в тех местах, где строители хотели избежать рикошета.

На другом конце длинного, километрового коридора все ещё копошились техники, ковыряясь вокруг машины. Броня вся в черных оплавленных отметинах, обведённых маркёром. Возле каждой подписаны глубина, дистанция и тип боеприпасов. После последней серии отстрела, загорелось что-то в электронной начинке, и механизм автоматически выплюнул «пилота». Техники возились с оранжевым манекеном «Гошей», пытаясь усадить резинового человечка обратно на место оператора. Из-за того, что во время катапультирования его не слабо приложило о бетонную стену, руки и ноги Гоши постоянно вылетали из шарнирных суставов, техники никак не могли зафиксировать мишень в рабочем положении.

В добавок, они в последний момент принялись заливать в утробу манекена ярко зелёную флуоресцентную жижу. Светящаяся под ультрафиолетом дрянь должна была имитировать человеческую кровь, в случае неудачного отстрела. Использовать в качестве имитатора крови жидкость красного цвета запрещалось. Если пуля или внутренние осколки брони и попадали в гуттаперчевое тело Гоши, манекен исходил ядовито салатовой кровью, как какой-нибудь «чужой». Забавно, что салатовое пятно нынче медленно стекало со стены, в которую бедного резинового человечка впечатала спасательная катапульта.

Медлительность техников начинала раздражать Ронинова, и он повторил в гарнитуру:

- Орудие закреплено в стенде! Всем покинуть линию огня! Во избежание несчастных случаев, всем покинуть линию огня!

Наконец бедолаги в спецовках закончили свое грязное дело. Старший техгруппы выгнал остальных с рубежа и лично закрыл передний люк. Хотя назвали это люком скорее по привычке. На пятистах метрах без всякой оптики Ронинов прекрасно видел, и даже, как ему казалось, слышал, стучащие друг о друга словно жалюзи ребра, съезжающие по направляющим вниз. «Люк» захлопывался с противно чавкающим звуком, автоматически герметизируясь сфинктерным клапаном в области «паха». После этого технику оставалось лишь поднять откинутую вперед аппарель плакарда, и закрепить ее через два полукольца стропами на плечевых опорах.

- Цель готова! - раздалось в наушниках Ронинова, и он увидел, как старший техник показывал ему раскрытую ладонь на высоко поднятой руке. На таком расстоянии большой палец не рассмотреть, условные жесты изменялись под потребности.

Как только техник убрался в боковой проход, оставив машину в покое, Ронинов наконец захлопнул крышку, и резко дернул на себя тугую рукоятку затворной рамы.

- Двенадцать и семь миллиметров, мгновенного действия зажигательный. Дистанция пятьсот метров. К бою готов. Ожидаю команду. Как слышно? Ожидаю команду!

- Ожидайте, - ответил стрелку безразличный голос из наушников, - Наблюдательная группа ещё не на месте.

- Я тут уже полдня торчу! - рявкнул Ронинов в микрофон как можно громче.

- Ожидайте команды, - без эмоций повторил голос из наушников, и тут же послышался щелчок демонстративно отключённой связи. Ронинов выругался, и, зажав большим пальцем левой руки кнопку предохранителя, толкнул рукоятку затвора вперёд. Из экстрактора на бетонный пол выпал нестрелянный патрон и покатился противно звеня металлом. Ронинов не стал за ним нагибаться.

Он, не отрывая взгляда, смотрел на гротескную цель в дальнем конце коридора. Трехметровая сгорбленная уродливая фигура с массивной, как у гориллы грудью, широкими плечами и маленькой рудиментарной головой на вертлявой шее. Машина могла вращать ею как сова на все двести семьдесят градусов, хотя голова и была закреплена на торсионном суставе, а не на вращающемся погоне. Между двух рыбьих глаз окуляров из лба торчал рог. Какая-то чувствительная антенна. Но выглядела она как натуральный рог на морде животного. Несуразная, уродливая, рогатая. Не «группа оптико-сенсорных инструментов», как было записано в техпаспорте, а именно что животная харя, вперившая в Ронинова немигающие рыбьи глаза.

Хотя стрелок прекрасно знал, что механизм обесточен, а внутри вместо пилота сидит резиновая кукла, ему все равно казалось, что машина незаметно шевелится. Когда техники с ней заканчивали, «руки» машины висели по бокам как две плети. Но сейчас пять минут спустя, они были слегка согнуты в локтях и приподняты, словно машина пыталась закрыть ими живот, в котором должен был находиться пилот. Как беременная женщина инстинктивно закрывает свое чрево от опасности.

- Василий, слышишь меня? - Ронинов позвал по гарнитуре старшего техника.

- Я тут, - раздался в наушниках голос Василия.

- У вашей обезьяны лапы шевелятся. Так и должно быть?

- Остаточное напряжение в искусственных мышцах. Это рефлекторное.

- А в мозгах у этой дряни нет остаточного напряжения? - без тени иронии спросил Ронинов.

- Не должно быть, - неуверенно произнес техник, - Да у неё и нет полноценного мозга.

- Говорят у акулы он размером с грецкий орех, - усмехнулся Ронинов, - Ей как-то хватает.

Внезапно в наушниках раздался резкий треск. Наблюдательная вышка снова включила связь. Все тот же монотонный голос оператора произносил механические фразы:

- Очистить эфир. Стенд, доложить о готовности. Доложить о готовности.

Ронинов вновь дернул рукоятку затворной рамы и отрапортовал:

- Орудие закреплено в стенде. Маркер целика на центре лобовой бронеплиты. Зенитный пулемёт калибра двенадцать и семь миллиметров. Лента снаряжена мгновенного действия зажигательным.

На целую минуту воцарилась тишина в эфире. Ронинов раздраженно спросил:

- Можно начинать? Эта штука там меня нервирует!

- Рубеж, открывайте огонь по готовности!

- Слава богу! - выдохнул Ронинов, перевел отсечку на одиночные выстрелы, и плавно отжал спуск.

Яркая вспышка раскрылась цветком на секунду, и гулким эхом в коридоре разнесся грохот. Всполох огня на пару мгновений окутал грудь машины, и тут же потемнел черной копотью с жирной дымкой. Место куда ударила пуля почернело и слегка оплавилось. Пластиковая броня плакарда едва заметно горела ещё пару секунд и затухла, потушив огонь едким тяжёлым дымом поли-ацетат-сульфида.

- Попадание! - рявкнул Ронинов, поднимая крышку затворной коробки и вынимая короткий остаток ленты. Пока на рубеж выбежали техники, проверяя состояние машины и замеряя глубину пробоины, он методично вытрусил из ленты оставшийся зажигательный патрон, и засунул в освободившиеся звенья патроны Б-32.

- Углубление два и пять сантиметра. Пробития брони нет, - констатировал техник.

- Едрена мать... Дополнительный отстрел МДЗ нужен? - на всякий случай спросил Ронинов.

- Нет. Давай тридцать второй, по готовности.

- Хорошо. Только заставьте эту штуку опустить руки. Они мешают стрелять!

После попадания манипуляторы машины вскинулись, согнувшись в локтях. Будто машина пыталась закрыться от удара. Ронинову не нравились такие «признаки жизни». Это вызывало внутри тошнотворное чувство омерзения и позывы рвоты. Ронинов однажды видел, как взрывалось человеческое тело, когда в него попала пуля двенадцать и семь. Один раз, но в подробностях.

- Просто тонус в искусственных мышцах, - повторился старший техник, - Я попробую стравить осмотическое давление, но она все равно будет рефлекторно шевелиться.

Когда Василий снова спрятался в боковом проходе. Ронинов зарядил короткую ленту из трёх патронов, и захлопнул крышку.

- Дистанция та же. Калибр тот же. Отстрел патроном с бронебойной-зажигательной пулей.

- Огонь по готовности.

- Понял.

Ронинов поправил в стенде прицел, сместив целик ниже, чтобы случайно не попасть в ослабленное предыдущим попаданием место. Маркер пришелся как раз туда, где должен сидеть оператор машины. Если пуля пробьет броню, Гоше придет конец. На этой уродливой машине висела облегченная броня из пакета кевларовой и асбестовой ткани утопленного в смесь эпоксидной и карбоновой смол.

Ронинов краем уха слышал, что сначала хотели вешать алюминиевую броню, как на американских Бредли, но она все равно оказалась слишком тяжелой для искусственной мышцы, и в итоге остановились на пластиковом бронировании. На предварительных стрельбах Ронинов пробил лобовой щиток вольфрамовой пулей ещё с девятисот метров.

Правдами и неправдами, Зотов — директор местной шарашки — добился того чтобы приемные испытания ограничились стрельбой из зенитных пулемётов. Даже для такого офис-менеджера как он было очевидно, что пули четырнадцать и пять миллиметров из КПВТ превратят новую дорогую игрушку в дуршлаг с фаршем.

Ронинов же сомневался, что даже двенадцать и семь окажутся пластику по зубам. Уж если стальная пуля тридцатьдвойки не возьмет, вольфрамовый сердечник БЗС точно прошьет насквозь. Он легко пробивает на вылет двадцать миллиметров гомогенной стальной брони с дистанции в километр, в то время как оставшаяся еще со времен Отечественной тридцатьдвойка способна на такое разве что метров с двухсот. Однако, стенд на узких вагонеточных рельсах уже встал на отметку в пятьсот метров.

- Может Зотов подшаманил с патронами? Некачественный порох? - подумал Ронинов, - Вряд ли. Такое тут же вскроется на общевойсковых. Значит химики чего-то намешали в пластмассу. Один черт. Это ее предел. Последний раз. Прибью к черту и пойду домой, пока Светка не ушла.

- Ты хочешь домой?

- Ясен хрен, - на автомате ответил Ронинов, - Стоп, кто спрашивает? Эй, народ, очистите эфир. Тут люди делом занимаются.

Убедившись, что маркер прицела на месте, стрелок нажал спуск.

- Какого…

Внезапно манипуляторы машины снова согнулись в локтях и скрестились на животе. За долю секунды до того, как Ронинов выстрелил. Пуля ударилась в бронированный щиток левого манипулятора, пробила его насквозь вместе с искусственной мышцей, керамической костью, и обессиленно стукнувшись о бронеплиту плакарда отскочила.

- Нет пробития! Нештатный выстрел. Повтор отстрела! Персоналу на рубеж не выходить!

Ронинов перевел маркер прицела выше, поверх скрещенных рук машины, и сделал ещё один выстрел. На этот раз, хоть руки машины снова дернулись, пуля попала в грудной щит.

- Попадание! Нужен дополнительный отстрел цельностальным?

- Нет. Техники на замер.

30

- Проблема всех экзоскелетов - произнес Астров, оглядываясь на собравшихся и пытаясь угадать по выражению лиц, понимают ли они о чем идет речь, - малая энергоемкость батарей. Литий слишком нестабилен и склонен к самовозгоранию. Приходится стабилизировать его графитовым порошком в пропорции один к десяти. Это резко снижает емкость батареи, но так она хотя бы не взрывается. Вот уже более пятидесяти лет наши коллеги борются с этим пределом, пытаясь создать емкий и лёгкий аккумулятор.

- И как же вы их обскакали? - на чистом русском перебил инженера крупный темнокожий тип в мундире йеменских танковых войск.

- Мы подошли к проблеме с другой стороны, - сбившись ответил инженер. Он немного помолчал, пытаясь нащупать нить потерянной мысли. - Иной тип движителя, не требующий больших пусковых токов. Как бы объяснить? Мнэээ… Давайте лучше на стенде покажу.

Он повел группу людей, одетых в мундиры и гражданские костюмы, к стоящему в углу пластиковому шкафу, из которого торчало нечто похожее на обезьянью лапу, с которой заживо содрали шкуру. Гротескный манипулятор светил обнаженными белёсыми сухожилиями и мышцами ярко красного цвета. Из крупных фистул на плечевых мышцах в глубину шкафа к дренажной системе отходили гофрированные патрубки, а из катетера в локтепястной группе прозрачная трубка вроде тех, что используются в капельницах. По всей системе патрубков циркулировала пурпурная гидравлическая жидкость.

- Мерзко выглядит! - усмехнулся все тот же йеменец.

- Мы не пытались делать ее красивой, - ответил кривой улыбкой Астров, обменявшись взглядами со стоящим среди гостей Зотовым, - Машина войны должна внушать страх и отвращение.

Араб одобрительно кивнул и повернувшись к коллегам и соплеменникам что-то быстро сказал, поправив переводчика, пытавшегося синхронно пересказывать слова Астрова усатому полковнику в военной форме Саудовской Аравии. Саудит мрачно посмотрел на ухмыляющегося Йеменца и широко улыбнулся. Астров поспешил отвлечь обоих возобновив импровизированную лекцию.

- Искусственная осмотическая мышца. Её принцип работы основан на взаимном скольжении волокон актина и миозина из которых состоят стенки капилляров. Сокращение происходит за счет химической реакции анаэробного окисления аденозинтрифосфата внутри капилляра. Катализатором выступает слабый электрический ток на калиевом аноде. Менее одной четвертой ампера. Литиевой батарейки хватает с головой.

Он вставил собственную руку в привод, и сжал кулак. Манипулятор моментально повторил жест инженера.

- А самое главное, топливо равномерно распределено по всему объему искусственной мышцы, и не может взорваться при такой концентрации. Нет никакой необходимости в топливных баках. Система будет работать, пока концентрация аденозинтрифосфата в кро… гхм... простите, в гидравлической жидкости не опустится ниже пятнадцати процентов. Мы выигрываем в весе и общем кпд системы.

Зотов злобно зыркнул на Астрова и беспокойно оглянулся на лица гостей, пытаясь понять, заметили ли они оговорку. Его взгляд пересекся с холодными глазами седого человека в костюме из английской шерсти. Седой слабо улыбнулся и тут же задал инженеру вопрос:

- А этот адено… как его… эта штука?

- Аденозинтрифосфат? - переспросил Астров.

- Именно, - кивнул седовласый, - Его получают как бензин? Перегонкой нефти? Сколько это стоит?

- Ну… - Астров замялся, смутившись неожиданным для него вопросом, - По стоимости… Вам, наверное, лучше пообщаться с Зотовым Алексеем Михайловичем. Я такой…

- Так что это за топливо? - не унимался седой, твердо вперив взгляд в инженера - Это ведь не бензин и не нефтеполимер?

- Лудин, не издевайтесь над моим конструктором, - со сдержанной улыбкой обратился к седовласому Зотов, - Если бы вы не пришли с полпредом, я б вас, как шпиона, на порог не пустил. Если так хотите знать, проблем с получением топлива у наших заказчиков не возникнет. Химический генератор уже установлен в базовой комплектации Фурии.

Из самой дешевой смеси крахмала, сухого молока и той грошовой рыбы, которой китайцы поля удобряют, химгенератор и вырабатывает АТФ. Чтобы запитать Фурию на сутки автономной работы достаточно поместить в бункер двадцать килограммам сухой смеси.

- Она что же? Как скотина жрет? - фыркнул Лудин, - Это точно машина, а не служебное животное? Как те скандальные...

- Нефть кончается, бензин дорожает, - ещё шире улыбнулся Зотов, перебив Лудина - Мы идем в ногу со временем. Весь мир переходит на биотопливо. Немцы запустили двигатели на метане и картофельном спирте. Китайцы заправляются топливом из рапса и той же рыбы.

Седой мужчина хотел было что-то сказать в ответ, но промолчал. Немного отойдя назад он приблизился к другому парню в гражданском костюме и что-то тихо зашептал ему на ухо. Пока гости рассматривали стенд и игрались с манипулятором, Зотов схватил Астрова за лацкан и потащил за ближайший угол.

- Ты чуть не ляпнул прямо при них, - шепнул Зотов на ухо Астрову, глотая очередную таблетку кофеина - Чинуши и заказчики не любят такого дерьма. Они боятся попасться по «закону Долли». Особенно после скандалов с неопсами и человеческими мозгами в роботах.

- Как будто кого волнуют международные законы и конвенции? - фыркнул Астров, скривив тонкие еврейские губы в улыбке, - Мы используем белый фосфор в зажигательных пулях и белковые деструкторы в аэрозолях.

- Ты просто не знаешь, как все это дерьмо трудно продается, - повысил голос Зотов, но тут же оглянувшись на кучку инвесторов снова зашептал, став похожим на шипящую змею, - «Неконвенцию» можно делать внутри страны для себя. Легально её никуда не пихнуть. Разве что на развес вывозить самолётами в Африку или в какой-нибудь Чеготостан. И там продавать с лотка, пока Интерпол в дверь не постучится. Ты знаешь, что такое тюрьма в нейтральных водах?

Зотов ослабил галстук и оттянул воротник рубашки ровно на столько, чтобы Астров смог увидеть вытатуированный около ключицы номер. Слегка поблекший после попыток свести его лазером, но все ещё читаемый. Инженер отвел глаза и прокашлялся. Улыбка сменилась поджатыми губами, словно он выпил ложку уксуса.

- Простите. Оговорка по Фрейду. Гидравличка же содержит гемо-порфирин железа...

- Да даже если бы мы туда донорскую кровь заливали! - осадил инженера Зотов, поправляя галстук, - Больше рассказывай им какое это вундер ваффен. И как оно не имеет аналогов в мире. Всё что они любят и больше ничего. Как там кстати наш подопечный?

- Перешагнул рубеж в пятьсот метров. Возмущение тонких полей экспонентно повышается. Пики синусойдных гармоний Фурии и испытателя постепенно сближаются. Они уже выравнялись по высоте.

- Эпофиз?

- Отклонений на энцефалограмме пока нет. Температура тридцать семь и семь.

- Это разве не перегрев? Введите жаропонижающее.

- При такой интенсивности это норма. Я бы ничего не вводил.

- Пятьсот метров и пули все ещё… - встряхнув головой произнес Зотов, словно сомневаясь в собственных словах.

- Это определённо возмущение тонких полей эпофизом, - шепнул Астров, - Вы ведь помните. При обесточенном контуре пластиковая броня поддалась на девятистах метрах. Сейчас отметка около четырехсот пятидесяти. Но все зависит от стрелка.

- Все зависит от того парня за пулемётом, - кивнул Зотов, и плотоядно улыбнулся - Славно что у нас есть такой человек!

40

Пока ребята в спецовках вновь высыпали на рубеж, облепив машину, Ронинов обратил внимание на руку-манипулятор пробитую первой пулей. Из нее обильным потоком вытекала гидравлическая жидкость искусственной мышцы. Она была багряно красной. Ронинову стало слегка дурно. Он вспомнил душмана, разорванного попаданием. Да уж. В том, что «кровь» Гоши была ярко салатовой, а не красной, был определённый смысл.

Ронинов почувствовал, как из желудка к горлу подбирается противно едкая волна. Он с усилием сглотнул, пытаясь отвлечься, загоняя в ошметок ленты очередные три патрона с вольфрамовыми пулями.

Ронинову не нравилось стрелять в живое. На полигоне в Моздоке танкисты часто стреляли в собак, выбегающих на рубеж. Стоило псине показаться в поле зрения, как разом все башни семьдесятдвоек синхронно поворачивались в ее сторону. Командиры танков соревновались кто попадет первым.

Стрелять во что-то бегающее гораздо интереснее, чем по фанерным макетам. В доли секунды после зрительного контакта тушка псины разлеталась на ошметки. В первый раз Ронинов обблевал боевое отделение. Потом он всегда на стрельбы ходил с аскорбинкой за щекой. Кислота помогала сдерживать рвоту.

Но эта штука… Ему хотелось ее убить. Не потому что он вдруг преисполнился ненависти к ней. Нет.

Отстрел начали в восемь утра с дистанции в девятьсот метров. После каждой серии выстрелов, стрелок сдвигал стенд с пулемётом на десять метров вперёд, катя тележку по вагонеточным рельсам.

Ронинов думал, что БЗС прошьет машину насквозь ещё метров с семисот, как было на предварительных стрельбах. Но тушка на другом конце рубежа имела другое мнение. В отличие от бронетранспортеров и других подобных машин, она при попадании отклонялась всем корпусом, пружиня на полимерных мышцах. Из-за этого на больших дистанциях пули постоянно рикошетили, и никак не получалось сделать штатный выстрел. Когда же получалось, вольфрамовая пуля дырявила лобовую бронеплиту и вязла в тканях искусственной мускулатуры. Раздражение Ронинова росло. Он все чаще поглядывал на часы.

На шестистах метрах машина впервые начала непроизвольно шевелиться. Она уклонилась от пули слегка качнув корпусом ещё до попадания. А сейчас, на пятистах, она даже попыталась закрыться руками. При обесточенном то контуре!

Ронинов ощутил острое желание убить её, как убивают бьющуюся в припадке лошадь, когда из ее пасти начинает валить пена. Поскорее закончить со всем и пойти домой, пока отец не выкинул очередную маразматическую глупость. Еще нужно успеть заскочить в аптеку за инсулином. Если пробития и в этот раз не будет… Но это просто невозможно. Ни сталь ни уж тем более пластик на такой короткой дистанции не остановят вольфрамовый сердечник БЗС.

Ронинов навел маркер прицела в центр верхней трети грудной клетки. Нижняя полость отдана под кабину пилота. Значит если у нее и есть что-то вроде жизненно важных органов, они скорее всего будут находиться там. В том, что вольфрамовая пуля пробьет хлипкую пластмассовую броню, Ронинов не сомневался. Остаются еще слой искусственных мышц и металлокерамические кости.

- Дистанция та же. Калибр тот же. Боеприпас бронебойный с вольфрамовым сердечником. Готов к бою.

- Огонь по готовности.

- Если тебя так тошнило, зачем ты стрелял в собак?

- Что? Кто это спрашивает? - Ронинов потряс гарнитуру, - Вышка, у вас там что за бардак? Не пускайте к микрофону кого не попадя.

- Стенд, кроме вас в эфире никого нет.

- Но я же слышу бубнеж в наушниках!

- Стенд, займитесь работой.

Рононов в последний раз проверил маркер прицела, и нажал на спуск. Яркий трассер, как лазерный луч из фантастических фильмов, прочертил воздух ударившись в лобовую аппарель. Машина резко дернулась и всем корпусом подалась назад, опрокинувшись нелепо вскинув механические руки.

- Да! Сдохла! Василий, глянь. Есть пробитие? - попросил Ронинов, и поднял для безопасности крышку затвора. Техник подбежал к машине и бегло оглядел ее, выискивая глазами среди старых отметин новую пробоину. Наконец он поднял руку и ответил.

- Есть попадание. Промеряю.

Он склонился над броней, орудуя щупом и штангенциркулем.

- Пробил? Скажи, что пробил, и пошли по домам.

- Нет побития, - со вздохом ответил техник, - Глубина шесть сантиметров. Пробиты пластиковая броня и слой искусственной мышцы. Пуля застряла в керамической кости. Внутренние агрегаты не повреждены. Ты можешь покурить, нам придётся опять ставить её на ноги.

- Да мать твою! Как так? Так так то? Ты сдохнешь, мразь пластмассовая! Сдохнешь, я сказал! Вася, ставь её, я убью тварину! - Ронинов выматерился и посмотрел на часы. Без пятнадцати четыре вечера. Пока эта богомерзкая помесь лягушки с гориллой не будет простреляна хотя бы одной пулей, домой никого не отпустят.

- Черт, нужно позвонить домой. Что у них там? Вася, вы долго провозитесь?

- Десять минут.

-Я отбегу в аптеку по-быстрому. Мне надо забрать инсулин пока мой заказ не перепродали. И это, Василий, у меня кто-то постоянно бубнит в наушниках. Дай своим по башке, чтобы не игрались с аппаратурой.

50

- Вон тот рог на лже-голове Фурии. Это наша система раннего обнаружения. Вы слышали про шишковидную железу мозга? Она есть почти у всех высокоорганизованных хордовых. Правда мы до сих пор точно не знаем зачем она нужна.

Но, кое-что все же известно. Синяя акула и акула молот способны охотиться при нулевой видимости и посторонних шумах. Они могут улавливать искажения в магнитных полях вызванные электрическим током живых организмов. Все живое вырабатывает электричество.

Мы думаем, шишковидная железа также способна воспринимать возмущения тонкого поля. У Фурии в роге установлена искусственно выращенная из стволовых клеток гипертрофированная шишковидная железа. Она соединена с боевым тактическим компьютером - БТК. Система способна обнаружить любого у кого есть достаточно развитый мозг, начиная с мелких позвоночных типа мышей, заканчивая людьми и другими фуриями. По возмущению полей тонких излучений, тактический компьютер...

- Тонкие излучения? Я не слышал раньше этого термина.

- Ну… система не воспринимает самих электромагнитных волн. Фактически наши приборы вообще ничего не видят. С чем именно работает эпофиз — не понятно. Очевидно он фиксирует какие-то колебания, которые наша аппаратура не воспринимает. Мы думаем, что у приборов слишком грубая измерительная шкала для фиксации этих волн. Поэтому мы и назвали их тонкими излучениями.

- То есть вы не знаете, что это такое?

- Понятия не имею, - Астров замолчал и зажмурил глаза, протирая тонкий нос под упором очков. Когда он снова открыл веки и посмотрел на испытательный рубеж, инженер произнес с улыбкой скривившей его губы, - Главное, что их излучают все у кого есть высшая нервная система. А эпофиз фурии может их фиксировать. Чтобы построить ветряную мельницу не обязательно знать природу ветра. Достаточно понять откуда он дует.

Зотов отодвинул в сторону Астрова и показал наблюдателям на маленькую фигурку Ронинова у стенда на рубеже.

- Сейчас вон тот парень за пулемётом просто пылает жаждой убийства. Психологи выбрали его не просто так. Он ведомый тип. Легко управляемый, исполнительный. Если ему дать инструкцию или приказ, он будет ее придерживаться как машина. А ещё у него есть больной диабетом отец, которому по расписанию нужно делать уколы инсулином.

Мы дали инструкцию. Он не сможет пойти домой, пока не пробьет броню Фурии. И парень будет ее придерживаться. В тоже время, он всем своим существом стремиться быстрее закончить и вернуться к больному отцу.

Вы чувствуете? Я отсюда ощущаю отчаяние, ненависть, желание убить. Все это проецируется на тонкие поля и воспринимается эпофизом Фурии. Чем яростнее он хочет ее уничтожить, тем точнее Фурия угадывает его намерения, и… мы не знаем, что именно происходит. Как-то сама машина уворачивается на остаточном напряжении, способствуя рикошету, или тонкие поля замедляют пули. Черт его знает. Главное, что броня до сих пор не пробита.

- Кстати, скоро шесть часов, пойдут сверхурочные. Медиков уже направили к нему домой? - спросил Астров. Зотов непонимающе вытаращился на инженера.

- Медиков?

Глаза Астрова расширились, а челюсть непроизвольно ослабла. Зотов искренне удивился, и Астров поняв это впал в ступор. Он даже не мог предположить, что такая очевидная для него мысль просто не могла прийти в голову Зотова.

- Там же инвалид, который может… ять! Какой телефон отдела кадров? Ять! - Астров сорвался с места и побежал к кабинету. Зотов и наблюдатели ошарашенно смотрели ему в след. Фыркнув, Зотов покрутил пальцем у виска. Сорвав трубку с телефонного аппарата Астров яростно выжал ноль, вызывая внутренний коммутатор.

- Девушка, это полигон. Главный конструктор Астров. Дайте мне срочно отдел кадров. Спасибо. Алло, Люба? Люб, это я. Мне срочно нужен домашний адрес сотрудника. Иван Ронинов. В деле он должен быть. Посмотри пожалуйста. Да, очень срочно. Ага. Записываю. Спасибо, с меня шоколадка.

В следующий миг он отстучал номер платной клиники.

- Инвалид, диабетик без присмотра. Нет я не знаю. Если нужно выломайте двери. Да, за мой счет. Запишите номер моей карточки. Да, только пошлите их прямо сейчас!

60

- Умри! Умри! Умри! - Ронинов плюнул на методичные отстрелы и замеры. Он палил по гадине одиночными, уже не заботясь о том, что пули могут дважды попасть в одно и тоже место.

- Иван, прекрати! - кричал в гарнитуру старший техник, - Нам нужно замерить…

- Да в задницу замеры. Ты же знаешь, что там нихрена нет! Я убью её и тогда промеряй сквозные дырки в её заднице! Ты видел? Видел? Эта сука опять двигается! Она уворачивается. Хрена лысого, а не остаточное напряжение! Она двигается! Нарочно двигается! И не лечи мне, что боевой комп выключен.

В этот миг впервые машина не просто уклонилась. Она сделала шаг вперёд. Её уродливая голова дернулась и начала дрожать на торсионной шее, как в эпилептическом припадке. Ронинов секунду не понимая смотрел на конвульсии машины, но тут же подумал, что это шанс. Пока она устойчиво стоит, и не качается, можно всадить пулю в лобовой лист.

- Убью суку, - прошипел Иван, наводя маркер целика, и в тот же миг голова фурии застыла, уставившись прямо на стрелка рыбьими окулярами. Машина сделала ещё один шаг и ещё. Между ней и стрелком уже было чуть меньше четырехсот пятидесяти метров. Возле сложенной из старых автомобильных шин стены рубежа, несколько тяжёлых покрышек от камазовских колес свободно валялись внизу. Двигавшаяся до этого медленно, словно паралитик, фурия внезапно стала быстрой и пластичной, как тренированный легкоатлет. Она схватила манипулятором одну из покрышек и с огромной силой метнула её в Ронинова.

Не успев сделать и выстрела, Иван упал на пол укрывшись за стендом. Камазовская покрышка ударила в пулемёт, выбив его из станка. Двадцатикилограммовая стальная махина пролетела над Рониновым с металлическим лязгом брякнувшись о бетонный пол. Иван тут же кинулся к оружию, проверяя не погнулся ли от удара ствол. Обернувшись, он посмотрел на Фурию. Она застыла в позе дискобола. Лишь голова на торсионной шее снова начала дёргаться, как у эпилептика.

- Зачем тебе инсулин? Это нужно? Делать то, чего не хочешь? - пронеслось в голове у Ронинова, - Это дерьмо не стоит тех денег, что мне платят. Стоп! Что за хрень? Мне нужны деньги на лекарства и сиделок. Мне нужно домой, чтобы следить за тем, чтобы придурковатый отец не вычудил очередную дурость.

- Но зачем же я тогда сижу тут и пытаюсь уничтожить даром мне не нужную машину? Почему я просто не плюну на все, и не уйду домой?

- Хороший вопрос, другой я… хороший вопрос, - пробормотал Ронинов себе под нос, - Может потому что тогда меня выгонят с работы и я все равно не смогу ничего сделать для старого маразматика?

- Это логичная причина.

- Иван, ты там как? - раздался в гарнитуре перепуганный голос старшего техника, - Ваня приди в себя! Ты контужен? Я слышу, как ты сам с собой разговариваешь. Уходи нахрен с рубежа. Вышка говорит, у Фурии боевые системы самозапустились.

- Охринеть, Вася! - рявкнул в микрофон Ронинов, - Остаточное напряжение, остаточное напряжение… Я тебе, мать твою, говорил же! Нарочно двигается, курва! Осознанно! Что? Компьютер боевой забыли выключить, идиоты? Как я отсюда уйду? Она меня убьет еще одним броском. Выключите её как-нибудь.

- Вышка этим занимается. Потерпи чуток, мы тебя оттуда вытащим.

70

- Что? Что это за дерьмо там произошло? Астров, это же не здоровая херня? Или все так и должно быть? Ты контролируешь ситуацию?

- Это не здоровая херня! - кивнул инженер, - Фурия запускает основные агрегаты. Идет загрузка боевых протоколов. Она защищается.

- Так отрубите ей питание! Выдерните из розетки к чертям!

- Семен, - Астров повернулся к старшему оператору, - Пусковые контуры обесточены?

- Фаза выключена. Но амперметры в самой фурии показывают ноль пять ампера на катодах. Они запитываются из какого-то резерва.

- Что значит из какого-то резерва? Вы же сами её лепили. Вы не знаете, что туда запихнули? - заверещал Зотов.

- Знаем, - огрызнулся Астров, оттолкнув директора назад, - Семен, что показывают амперметры с девятого по четырнадцатый?

- Ноль пятьдесят один и пять ампера

- А с девятнадцатого по тридцатый?

- Ноль сорок девять ампер.

- Вектор падения инвертирован. Это не утечка из внешнего кабеля. Какой амперметр на входе? Нашли?

- Двенадцатый. Контрольный на цепи «эпофиз — БТК», - оператор как пианист высекал из клавиатуры всплывающие окна на экраны мониторов, выстраивая из них ветки и пирамиды, - После «боевого тактического» падение на сотую ампера через церебральный столб до литиевых аккумуляторов. От них уже штатно распределяется на мышечные синапсы и боевые системы.

- Откуда берется электричество? Астров!

- Обратная индукция, - прошептал инженер, - Мы не испытывали контур тонких полей на такой интенсивности… Эпофиз преобразует электрический импульс в искажение тонких полей, а фиксируя тонкие поля, преобразует их обратно в электрический импульс, понятный боевому компьютеру. Мы работали при обесточенных контурах. Литиевые аккумуляторы были разряжены. Обратной индукции эпофиза было достаточно для работы компьютера и только. Но тонкое поле Ронинова выдает напряженность выше расчётной. Оно с самого утра незаметно заряжало батареи.

- Так отрубите контуры!

- Семен, с пятидесятого по четырехсотый синоптические контуры размыкай.

- Разомкнуто. Контрольные амперметры показывают ноль после разрыва, а следующие все равно запитаны. О! Что за фигня? Николай Семёнович, гляньте…

- Сема, отодвинься. Твою на лево! Новые синоптические контуры. И ещё. И ещё.

- Вот, смотрите. Вот новый прямо тут появился.

Инженер повернул к Зотову лицо, озарённое смесью божественного откровения, ужаса, экстаза и противоестественной радости.

- Новые синоптические контуры прорастают в мышцы сами собой. Нервные ткани от церебрального столба и эпофиза. Биомозг пытается контролировать свое тело на прямую, минуя боевой компьютер и наши электро-цепи. Мы размыкаем контуры, но сигналы все равно идут обходными путями. Охренеть! Откуда берутся клетки для регенерации?

- Может стволовые из околомозговой жидкости? - предположил Семён, - Там был запас для зашиты от склеротического некроза.

- Да какая к чертям разница? - Зотов схватил обоих инженеров за края халатов, - Отрубите ее пока никого не убило! У меня толпа инвесторов за этим бардаком наблюдает. Как ее выключить? Вырубите БТК.

- Он запитан напрямую от эпофиза. Если бы оборвать цепи от аккумуляторов, - Астров зажмурился с усилием протирая глаза под очками, - Как можно ещё отключить аккумуляторы?

- О! А их же можно отстрелить! - подал голос техник за соседним пультом.

- Чего? - инженеры и Зотов разом повернулись в сторону говорившего техника.

- Противопожарка! Вышибные панели и блоки отстрела взрывоопасных сегментов. Литиевые блоки можно просто отстрелить. Обратной индукции будет недостаточно, чтобы заставить фурию двигаться.

- Твою на лево! Включай! - заорал Зотов.

- Оки-доки! Три секунды до отстрела аккумуляторов. Персонал, наденьте противогазы. Возможен выброс лития.

- Да включай уже, придурок!

- Три, два, один. Подрыв!

80

Горбатая спина фурии внезапно разорвалась ярко-желтой фосфорной вспышкой. Густой тяжелый дым от тлеющего фосфора моментально обволок машину в холодном сыром воздухе. Ронинов не понял, что именно произошло. Но уродливая махина остановилась. Где-то позади неё гулко грохнулись о землю два массивных блока прямоугольной формы. Иван узнал в них литиевые батареи, придававшие фурии очертания верблюжьих горбов.

Шанс. Схватив пулемёт обеими руками, Иван потащил тяжелую махину к стенду, пытаясь на скорости закрепить тридцати килограммовую дуру на станке. Но едва он поднял крышку затворной коробки, махина снова дернулась. Словно чем упорнее сражался Ронинов, тем упрямее эта пластиковая дрянь не хотела сдаваться.

В измученном усталом мозгу Ивана мелькнула дурная истеричная мысль - перестать хотеть. Закон подлости. Чем сильнее чего-то боишься, тем вернее оно и случается. На предварительных стрельбах он, не торопясь, спокойно всадил гадине вольфрамовую пулю прямо в кабину пилота. А сейчас, как нарочно. Чего она хочет?

- Чего ты хочешь! - зашипел Ронинов себе под нос, утирая сопли и кровь с верхней губы, - Чего ты хочешь, сука? Защитить пилота? Это, мать, кукла! Тупая резиновая. Загляни сама себе за шиворот. Там даже не человек! Он не дышит, не думает. Кого ты хочешь защитить? У тебя никого нет! Ты кусок пластмассового говна! Тебе некого защищать! И сама ты никто.

- У тебя есть кого защищать?

От неожиданности вопроса Иван оглянулся в поисках того, кто мог говорить поблизости. Он подумал, что на рубеже оказался ещё человек. Но кругом никого не было. Он подумал было что опять начал разговаривать сам с собой. Но если раньше такой смутный внутренний голос он и впрямь воспринимал, как собственные мысли, то этот был отчетливо чужим голосом. Пытаясь унять истерику, Ронинов с силой ударил себя по лицу. Из разбитого носа и лопнувшей губы потекла кровь смешавшись с грязью на лице. Он снял гарнитуру и бросил микрофон с наушниками на пол.

- У меня есть кого защищать, - скорее пытаясь убедить себя, чем кого-то другого произнес Иван, вставляя шарнир пулемёта в гнездо станка.

- У моего пилота бьется сердце, - вновь раздался голос в наступившей тишине. Ронинов скосил глаза вниз на валявшиеся под ногами наушники. Сейчас ему было очевидно, что звук шел не из них. Хотя оставались сомнения в том, что это вообще был звук. Он достал из кармана вакуумные бируши для стрельбы. Они гасили до двухсот децибел. Основательно вставил в уши, и похлопал в ладоши перед лицом. Абсолютная тишина.

- Вот как. У Гоши есть имитатор жизнедеятельности. Хоть раз за весь день его пульс изменился? - Ронинов замолчал, в полной тишине приводя оружие в боевую готовность. Стоявшая в угрожающей позе машина оставалась неподвижной, но искусственные мышцы напряглись, словно она готовилась к последнему прыжку.

- Ни разу.

Ответ прозвучал четко и громко, словно говорившая девушка стояла прямо перед ним. Ронинов замер на секунду, посмотрев на уродливую махину в паре сотен метров от себя. Он ни за что бы не подумал, что она «девочка». Хотя голос который он слышал прежде и нельзя было толком назвать мужским или женским. Иногда он просто путал его со своими собственными мыслями. Но сейчас он был уверен, что слышит женский голос. Усталый, измученный, надорванный.

- Он не пугался, не злился, - продолжала она, - Пульс постоянно был ровным.

- Мне... очень жаль, - вздохнув произнес Ронинов. Он не знал, что ещё можно было ответить. Иван ощущал себя акушером, который только что сказал роженице, что ее ребёнок родился мертвым.

- Зачем?

- Богатые дяди хотят посмотреть, что мы можем.

- Зачем МЫ это делаем?

- А… ты об этом? У меня еще есть цель.

- Она настоящая?

Ронинов навел маркер прицела точно в середину грудной бронепластины. Дальномер показывал дистанцию в двести тридцать два метра. Мягко положил палец на спусковой крючок.

Пуля с вольфрамовым сердечником ударилась в грудную аппарель плакарда на уровне кабины пилота, разворотив пластмассу и слои кевлара ажурной розой. Вонзилась в белковые волокна искусственной мышцы, сменив направление в изменившей плотность среде, и раскрошив керамическую кость, вращаясь как бешеный шмель влетела в кабину пилота, оторвав резиновой кукле руку по плечо. Ударившись о заднюю стенку, пуля рикошетом, вновь пробив кресло пилота, вместе с манекеном, выпотрошив его резиновые внутренности, и напоследок еще раз срикошетив внутри кабины разнесла на кусочки резиновую голову вместе со стальным шлемом. Имитатор пульса остановился, показывая на диаграмме ровную линию.

90

- Вам не стыдно? - Света выговаривала старика, как шкодливого мальчишку, пока помогала ему слезть с утки, - Ваня старается ради вашего здоровья. А вы плюёте на все его усилия. Просто на зло. Из мелочных капризов.

- Херня! Если бы он хотел, чтобы я жил, то не покупал бы мне сраные конфеты и печенье, даже если бы я и просил. Этот мелкий засранец хочет, чтобы я быстрее сдох. Но не может… Ему мамка в свое время сказала, чтобы заботился обо мне. Этот дебил никогда не мог перечить указаниям. Он все делает по инструкции и предписанию. Он заботится обо мне, потому что сыну должно заботиться об отце, а не потому что мелкий поганец меня любит.

Он умеет только следовать чужим инструкциям и приказам. Когда я сдохну, у него даже никого не останется, кто мог бы наполнить его тупую жизнь очередными предписаниями, но он и этого не понимает. Куда ему понять, чего он сам хочет на самом деле? Лучше бы Иван остался в армии. Таким безвольным слизнякам, там самое место. О! Ты вернулся наконец! Где тебя черти носили полудурка?

Ронинов стоял в дверном проходе, забежав не разуваясь, сжимая в руке аптечный пакет.

- Ты чего такой взъерошенный, Ваня? - Света повернулась к нему с сочувствием в глазах, - Тебе на работе не сказали, что они фельдшера прислали, пока ты на сверхурочных?

- В счет зарплаты небось, - фыркнул отец и отвернулся к стене, - Этого идиота за все штрафуют, а он слова в ответ сказать не может. Бездарь. Когда я уже сдохну, чтобы не видеть тебя?

Ронинов молча достал из пакета упаковки с инсулином и положил на прикроватную тумбочку.