Анна Неделина №3

Чёртова грань

Автор:
Агния Романова
Чёртова грань
Работа №64
  • Опубликовано на Дзен

Пахло бетоном и пылью; таблетка анальгина хрустела на зубах. Гадость, но Валя не отстала, пока не разгрыз. Мол, нечего мигрень терпеть. Подземелье, взрыв, перепад давления, то-сё.

Анальгин помогал слабо, но Михаил с женой не спорил; негласный уговор ещё с армейских времён: за здоровьем надзирает Валя. В мирное время, конечно. Она Михаила, контуженного, почти год выхаживала, так что право имеет.

Он поправил налобный фонарь – желтый свет метнулся по бетонному потолку. Вскрыл дверцу электрического шкафа и хмыкнул: обесточен физически. То есть кабель обрезан. А два шкафа в углу гудели, как ни в чем не бывало. Какого лешего?

Валя в оранжевом комбезе, яркая, как белка, читала инструкции на стенах. Общий смысл – не влезай, убьёт.

Михаил сглотнул горький привкус во рту. Он бы многое отдал, чтобы Валя очутилась далеко отсюда, дома или хотя бы в лаборатории Аграрного НИИ. А не глубоко под землёй, посреди уральской тайги.

Куда он её затащил? Ладно, сама рвалась – попробуй не пусти. «Здесь я родилась, не вы. Урал чужих не любит. Лес, горы, спутник не поможет. А я помню место, откуда меня папа гонял». Валя-Валюша, быстрая, сероглазая... В груди заныло тепло и колко.

Да, он доверял жене, как самому себе. И да, все равно хотел оградить от всего мира, спрятать в спальне с золотисто-сосновой мебелью, закрыть своим телом от любых угроз. Он пошёл бы в разведку только с ней.

И ещё с Кирюхой – армейским другом и командиром. Экипаж машины боевой в отставке: десантники, он сам – механик-водитель БМД, а Кирюха – наводчик. Он сейчас бродил с фонарём по пустым коридорам. Чудо искал. Чудо запасливых параноиков, наученных столетиями войн. Соломку всюду не подстелишь, но что-то да спасёшь.

Михаил не думал о высоком. Он ставил цель, анализировал и действовал.

Плевать, что обвал закупорил шахту – из передряг похуже выбирались. Если в заброшенном зернохранилище уцелело зерно – он его добудет. Лично каждый угол ощупает. Потому что у его будущих детей должен быть хлеб. А войн за него быть не должно.

Знает он, что такое на деле «локальный конфликт по экономическим причинам».

Валя в поход не напрашивалась – поставила перед фактом. Или втроём, или едет отдельно. В итоге Кирюха подогнал внеочередные отпуска, и они дернулись туда, не зная куда. Искать буквально то, не зная, что.

Валя бы в армии пригодилась. С её-то упорством. Но окопалась на биофаке, нянчилась с клетками и ДНК. Так и познакомились: Валя в статусе «просто однокурсницы» Кирюху в армию провожала...

Михаил нашёл взглядом жену и улыбнулся. Та как почувствовала – обернулась, тихо и нежно просияла в ответ. Он знал, что улыбался страшновато: уголок рта перекошен; как в детстве, душевно ржать во всю пасть не выйдет. Но Валя не смущалась. Щадила или вправду не замечала?

Валя, курносая кнопка с русым пучком волос на затылке – чтоб в глаза не лезли. Она потянула ворот вниз – неужели снова душно, в каменном-то холоде? – и привстала на цыпочки. Изучала мелкий шрифт инструкции на стене.

Два шкафа гудели чуть слышно.

Михаил подавил желание схватить Валю в охапку и оттащить от ветхого оборудования. Нет. Он ей доверяет. Да и кто-кто, а Валя на технике безопасности собаку съела. Вдвоём без числа электросхем спаяли: Михаил после контузии отходил, мелкую моторику отрабатывал. И концентрацию.

Валя работала вместе с ним.

Плут-Кирюха, как сманил ее к себе в лабораторию, так техподдержку на неё и скинул. Радовался, как пёс – сахарной косточке. Михаил поразмыслил и устроился в тот же НИИ охранником. Дослужился до начальника отдела безопасности, в перерыв водил жену в парк, «ветер слушать». Валя без природы и дня прожить не могла.

«Два сапога пара, – бухтел Кирюха. – Романтики с большой... горы». Закатывал глаза, увидев за поцелуями, и сажал Валю за круглосуточный эксперимент. Шестое чувство нудело: Кирилл избегает смотреть на их нежность.

Михаил посылал интуицию в пеший занимательный поход по известному адресу.

Ревновать – это жену не уважать. И предавать друга.

Михаил выудил из рюкзака планшет и развернул фото: план объекта и схема электропитания. Если где-то осталось зерно, то таких мест два. И к ним подаётся электричество.

Он машинально взглянул на жену и вернулся к планшету. Привычка держать ее в поле зрения порой здорово доставала. Причём обоих. Но это как жажда – впрок не напьёшься.

Валя задумчиво качалась с пяток на носки. Как любопытная птица, склонила голову набок: то на панель посмотрит, то на схему разводки. В многолетней пыли на полу оставались маленькие следы её ног.

Чёртова грань между заботой и неуважением, где она? Случись что с Валей – Михаил себя не простит. Но и Валя думает также. Случись что с ним... Проклятье.

Он вкалывал, чтобы оградить любимую от взбесившегося мира, хотел сделать все правильно, а получилось как всегда. Зато Кирюха не терзался: втянул Валю в дело государственной важности, в борьбу с вирусом, пожирающим зерно. И лучше не думать, с какой опасной дрянью они возятся в лаборатории. Валю втягивать не надо – рвётся в бой за светлое будущее.

Она страстно хотела ребёнка. Михаил тоже. Но кто дал им право обрекать маленького человека на мучения от болезней? На шальные пули «голодных» перестрелок.

Михаил наложил план и схему объекта друг на друга, пальцем проследил цепь питания по экрану. Есть квадрат. Точнее, два: в Северной и Южной частях хранилища. Стоит начать с ближайшего.

Он нашёл взглядом Валю, но медлил позвать.

В пустой тишине слышалось её дыхание. Изредка шелестел песок – отголосок обвала. Будет весело, если зерно найдётся, а выход на поверхность – нет.

Михаил распрямил плечи, втянул воздух носом. Запах камня и пыли скользнул в горло, как змея. Впору вспоминать кличку Мастер и отыскивать малахитовые разводы в стенах. Только ящерки в бетоне не живут, а Мастером прозвал его взводный за умение на коленке перебрать движок БМД хоть в болоте, хоть в песке и глине с помощью неизменного друга-Кирилла и всем известной матери.

Кирюха – вон он, вечный третий, тенью маячил в глубине коридора. В разведку двинул.

Дверь диспетчерской нараспашку, обзор как на ладони. Михаил дёрнул уголком губ: вот же шило в заднице. Рефлексы наводчика не плесневеют, даром что учёным заделался и в лаборатории пятый год пропадает.

А помнится, в часть приехал – тьфу, нечисть. Сопляк-биолог, высшее получил, зачем – без понятия, в поисках себя в армию подался. И нашёл же. Ничто не предвещало. Теперь гляньте-ка, глазки голубые горят – отсюда не видно, но Михаил знает. Шустрит, что твой дрон, на горбу чуть не испытательный полигон притащил: пробирки-датчики в специальном рюкзаке.

Вот что хлеб и зрелища с людьми делают. Особенно, когда хлеба нет, а зрелища – поварёшкой жуй, не обляпайся: полыхает, взрывается и чадит, хорошо, успели тогда сделать ноги. А вот зерно сгорело – последнее крупное хранилище, потому что какая-то тварь занесла туда пресловутый вирус.

Может, не занесла. Может, сквозняком в элеватор задуло – мало ли, что за руки-крюки строили.

Вирус выкосил всё – запасы на еду, на посев; в земле окопался... Зерно-то малохольное – как Кирюха пояснял, под копирку сделанное. Модифицированное. Вирус пожрал его, как троян – винду. С неукротимым аппетитом. А другого зерна нет и взять неоткуда. «Обычного», базового давно не осталось.

Казалось бы, хлеба нет и ладно, будем картошку есть. Ан нет, голод подкрался незаметно, врачи и матери бунтовали онлайн и оффлайн, яростно в первом случае и вяло – во втором, потому что иммунитет ни к чёрту и болезни взяли за горло. Как говорил Кирюха, ГМО ли ты дрожащее, или право имеешь?

Нетронутое модификацией зерно найти или заново вырастить – слабо?

Вырастить не получалось. Вирус новые варианты кушал и облизывался. Поэтому Михаил с женой и другом оказались здесь.

Точнее, потому что у Вали память, что твой модуль оперативки.

В детстве рыбку любила, на лесных озёрах выросла. Фосфора для мозгов вдосталь... Вспомнила, как девчонкой возле бетонных штуковин в лесу играла, уже внутрь собралась – да стянуть у пацанов шашку динамита не успела. Хотела завал-насыпь растрясти. Тятька поймал, по попе вразумил и велел неприкосновенный запас всея страны не трогать, иначе Урал вымрет. И трёхцветная кошка Дуська тоже. Валя прониклась: Дуську жалко. А запас чего и зачем – не спросила. Теперь только вспомнила.

Так что Михаил исполнил Валюшке детскую мечту – взорвал явно рукотворную насыпь. Когда увидел шахту со ржавым винтовым шнеком – чуть сердце не прихватило. От счастья, что и правда зернохранилище, а не ракетные стволы, не бункеры. И с досады – металл ржавый, облезлый.

С тем и полезли внутрь, проверять.

Взрывали зря. На полпути догнал обвал – бетонные плиты съехали по растревоженному грунту и закрыли выход. Намертво.

Но план-схема на стене сообщала, что стволов два. На объекте два автономных хранилища. Электричество есть, ввод с подстанции не отрезан. А людей нет.

Хоть «Сталкера» снимай: запустение.

Пыльные ленты зерновых конвейеров тянулись под потолком. Вентиляторы молчали, молчали насосы. Гудела трансформаторная – низко и деликатно, запертая гермодверью. Это сто процентов не халатность. Хранилище не обесточили. Почему?

Шанс, что зерно вывезли не целиком. Кто-то явно спускался раз в пять-десять лет, техобслуживание проводил. Входные шахты завалены, но кто сказал, что нельзя войти через старые штольни рудника? Знать бы, где они.

Кто-то знал.

Например, хранилище закрыли, а местному электрику стало за державу обидно. А подстанцию обслуживал его кум-сват-приятель... Михаил потёр ноющий висок. Поверх легли прохладные нежные пальцы, помассировали. Михаил замер и прикрыл веки, вдыхая чуть слышный аромат жасмина.

– Кирилл не заблудится? – спросила Валя. Эхо вздохнуло по углам.

Михаил отложил планшет и поймал узкую ладонь жены. Прижался к ней губами – нежность кожи, её запах, как целый мир... Михаил поднялся на затёкшие ноги.

– Выдвигаемся, – он приобнял Валю, – Наш квадрат – за водоотливом, а здесь ловить нечего. Ну, кроме Кирилла.

– Он на живца ловится, – хихикнула Валя. – На зёрнышки.

– Сержант, приём! – гаркнул Михаил в дверной проём.

Кругляш света порскнул в мутной тьме и замер.

– Отвали, – отозвался Кирилл высоким голосом. – Товарищ ефрейтор, чистые погоны – чистая совесть.

– ... Ве-есть, – подхватил отзвук.

– Мальчики, не ссорьтесь, – возмутилась Валя.

Михаил потянулся взять её за руку и поймал тычок острого локтя в бок.

– Прекрати дразнить, – прошипела она. – Хотя бы здесь. Тебе весело, ему больно.

– Страдалец, – буркнул Михаил, но послушно заткнулся.

Они двинулись на глухую возню и звон. Собственно, Кирюху дразнил по привычке и с умыслом – вытравливал скрытую, задавленную вину, которой тот молча угрызался. Да, психотерапия кривенькая, но Михаил по-другому не умел.

Он скривился, как от зубной боли. С точки зрения гражданского, виноват командир БМД, вызвавший огонь на себя по наводке Кирилла, но он погиб. Шёл бой – какая, к лешему, вина? Есть приказ – нет препятствий. Экипаж задачу выполнил.

Михаила тяжело контузило, а Кирилла будто чёрт прикрыл – посекло поверхностно, зажило как на собаке. Может, потому и мучился?

Валя защищала его, как дитя неразумное. Тот дурачился, требовал то кофе, то реактивы сверх нормы, махал руками, излагал очередную идею... Валя азартно бросалась аргументами. Михаил отмалчивался, любуясь раскрасневшейся женой. Увлекаясь, она трепала ворот и обмахивалась распечатками.

Ревновать бы впору, да не выходило.

Валя в разгар спора любила угнездиться у Михаила на коленях и разбивать теории Кирилла с надёжного рубежа. Знала бы она, что у Кирюхи под комбезом пистолет пригрет, причём боевой... Михаил «не по службе» предпочитал нож.

А Вале подробности ни к чему. Хотя не факт, что она не курсе.

Чёртова грань между недоверием и заботой.

Михаил покосился на жену – макушкой ему по плечо, а осанка королевы. И грудь, весьма... выдающаяся. Он ещё на той неделе думал смазанно и жарко: будто налилась она, нежная, мягкая, потяжелела в его ладонях. Они не виделись пять дней – командировка, истосковались друг по другу, забылись, как в первый раз...

Бетонная крошка хрустнула под ногами. Из полутьмы пахнуло ржавчиной, метнулся конус света.

– Спускайтесь, голубки, – как из бочки, позвал Кирюха. – Влажность четырнадцать процентов. Условия на все сто, но пусто, как в мозгу перед экзаменом.

Валя напряглась. Михаил сжал её ладошку.

– Электричество оставили. Не просто же так.

– Может, забыли, – прошелестела Валя. – У нас могут.

Желудок подвело. Нет уж. Отставить пораженческий настрой. Михаил сверился с планшетом.

Таблички на развилке гласили: «К Южному стволу», «К Северному стволу». Вход к Северному отмечала жёлтая гермодверь, гостеприимно распахнутая. Кирюха махал фонарём со стороны Южного – гигантская тень на стене, похожая на кузнечика. Слева веяло сыростью: по схеме там бассейн водоотлива.

Протечки грунтовых вод собирались туда, потому и в коридорах сухо. Валя дёрнула Михаила за рукав, указывая вперёд. Глаза лукаво блестели.

Кирюха закрепил фонарь на лбу и сидел по-турецки на погрузчике, что твой аист в гнезде. Квадратный рюкзак-чемодан одиноко висел на вилах.

– Каков вердикт, товарищ электрик по призванию?

– Цели есть, ума не надо, – привычно отозвался Михаил. Валя ущипнула его сквозь рукав. – Ладно. Сейчас налево и прямо. Ищем закрытые гермодвери.

Кирилл молча спрыгнул – хрустнула каменная пыль. Подхватил рюкзак двумя пальцами, без усилия. А весил тот, как груда кирпичей. Михаил усмехнулся: позёр. И ведь не рисуется, а привык... Скосил глаза на Валю – и усмешка застыла на губах. Валя улыбалась Кирюхе ласково, почти нежно.

Кота нет, ребёнка тоже. Михаил прикрыл веки и попросил неизвестного кого, хоть Бога, хоть мироздание, чтобы в хранилище осталась хоть одна камера с хорошим зерном.

Кирюха ушёл далеко, свет фонаря висел во тьме, как в тумане. Наводчик – это диагноз, даже без дронов. В боевой обстановке он замещает командира экипажа.

А может, Кирюха действительно не любил смотреть на переплетённые пальцы Михаила с Валей.

Михаил сглотнул вязкую слюну и отвернулся, изучая выход вентканала: решетчатый ход почти от пола до потолка.

Стоп. Силуэт Кирюхи застыл на месте. Михаил подобрался, как перед командой «К бою». Нашёл? А что молчит, нечисть? Валя вцепилась в локоть. Михаил накрыл её пальцы ладонью: всё будет хорошо.

Кирюха медитировал перед запертой гермодверью. Руки в карманы, на узком лице – спокойствие хищника.

В нише стены громоздилось оборудование; красная краска пооблупилась. Михаил без лишних слов вскрыл шкаф управления: ящик по плечо высотой. Пыль, клубок кабелей; изоляция расползлась от времени.

Михаил выудил из комбеза индикаторную отвёртку – вещь первой необходимости, как паспорт и мини-аптечка. Лампочка мигнула. Есть напряжение. Но запускать движок – себе дороже, закоротит, застрянет. Лучше вручную.

– Диагноз, Мастер? – вскинул бровь Кирилл.

– Скорее мёртв, чем жив.

– Ясно, – Кирилл аккуратно сгрузил на пол чемодан-рюкзак. Направил пучок света на штурвал ручного управления. Жёлтая краска висела клочьями, внутри виднелась ржавчина. Михаил размял пальцы.

– Валя, вправо на шесть шагов, – спокойно велел Кирилл. Мальчишество слетело с него, как сухая листва.– Свет на дверь и щит. Миш, ты слева, я справа.

– Так точно.

Михаил не добавил «сержант». Но такому Кириллу он подчинялся беспрекословно. Они вдвоём ухватились за штурвал. Тот не поддался. И снова. И опять.

Штурвал словно намертво прикипел. Михаил разогнул спину. После контузии подъём тяжестей под запретом, но есть приказ – нет препятствий.

– Врубай машину, – решил Кирилл, пальцем собирая капельки пота с бровей.

– Сгорит к чертям.

– Должна открыться, – сказал тот настолько ровным тоном, что у Михаил засосало под ложечкой.

– Есть, сержант, – ответил он.

Мать Кирилла третий год тяжело болела. Врачи подтвердили, что из-за голода: когда рожь и пшеница резко исчезли из рациона, организм не перестроился.

Следующая четверть часа выпала из сознания Михаила: он чуть не обнюхивал кабели, заматывал изолентой оголённые участки, осторожно проверял давление в трубках. Счастье, что манометр исправен.

Перед пуском мир вокруг будто выцвел. Всё исчезло, кроме кнопок на панели. Там, за полутонной металла, – зерно. Живое. Необходимое, как воздух.

Михаил врубил механизм.

Гигантская дверь задрожала. С лязгом вышли ригели из пазов. Жёлтый металлический бок заскрежетал по рельсам. Пахнуло холодом и кисло-хлебным духом. Ахнула Валя, радостно выматерился Кирилл.

Дверь отползла по дуге на полметра. Михаил отключил ток и привалился к стене. В нише с оборудованием отчётливо несло палёным.

– Ты – чудо, Мишенька, – шепот и тёплые губы на щеке, запах жасмина. Быстрый топот, взволнованные голоса...

Валя, Кирилл и его стратегический рюкзак скрылись внутри. Михаил отлепился от стены. Он не станет докладывать, что второго пуска механизм не выдержит. Второй не понадобится, верно?

Михаил покосился на весёленькое красное ведро с песком и багор. Трогательный натюрморт. Гореть нечему, но мало ли. Он снял багор, закрутил вокруг себя, как палку на тренировке. Свистнул воздух.

Ох, нечисть. Надо зайти внутрь, но… как на пороге церкви топчешься, честное слово.

Михаил натянул пару бахил и прозрачных перчаток – Кирилл лично проверил «лабораторный комплект, две штуки». Не ахти предосторожность, но лишней не будет.

Потолок камеры терялся во мраке. Жёлтый свет качался на стенах, на полу. Блестел на грудах зерна.

Михаил потёр занывший висок: слой не больше метра, но это зерно. Цель. Жизнь. Он присел на корточки. Отдельные зёрна валялись тут и там. Михаил сгрёб одно, поднёс к глазам и долго не мог разглядеть. Руки мелко тряслись.

У него родится ребёнок. Через пару лет, но родится. У них с Валей будут дети, а у детей – хлеб, если...

– Не испортится? – спросил вслух.

– Не должно, – отрешённо ответил Кирилл. – Влажность в коридоре в пределах четырнадцати процентов.

Он постелил плёнку на пол, поверх разложил рюкзак-чемодан. Валя колдовала с пробирками. Экспресс-тесты делают; не разбили бы ничего, учёные. Могли бы до НИИ подождать.

От колотья в виске начало подташнивать – чёртова контузия. Михаил ткнулся коленями в пол, погрузил ладони в зерно: упругое, прохладное. Налитое жизнью. Касаться его – кощунство, даже выдыхать хотелось в сторону. Сцепив зубы, Михаил рванул со спины рюкзак. Вытряхнул герметичный пакет.

Вокруг золотилось чудо, чудо битых войной параноиков... Он сам из таких же. Не рассуждая, Михаил горстями стал кидать зерно в пакет. Оно шелестело, сползая, блестело горкой, как лунный свет на листве.

Звон стекла, вжиканье «молнии» и голоса доносились, как сквозь вату.

– Миш, – окрик Кирилла, как хлыстом по нервам. – Закончишь – подежурь снаружи. С этой стороны тоже ручной штурвал есть, но, сам понимаешь.

– Так точно.

– Мы постучим, как проверим образцы.

Михаил двинулся к выходу, заталкивая пакет в рюкзак.

– Миша. – Голос Вали чистый, молитвенный. – Оно здоровое. Годов с семидесятых двадцатого века, не позже.

Она сидела на пятках, встрёпанная, сияющая, в расстёгнутом на груди комбезе.

– Люблю тебя, – хрипло выдавил Михаил.

Он перешагнул порог, а дальше это случилось. Он сразу не понял. Замороженное, неверящее «Не может быть» – Кирилла. Панически резкое, как мелом по доске, «Откуда?» – Вали, и тут же стук, возня, смачный хруст зерна под ногами...

– Это я! – так кричит мать, увидев, что во сне придавила своего ребёнка. – Уходи, уходи немедленно! Не прикасайся!

Он бросился к Вале на одних рефлексах, но не успел. Кирилл безыскусно врезал ему в пах; боль прошибла тело, взорвалась красным под веками. Михаил кувырнулся в коридор. Скорчился у порога, хватая воздух ртом, беспомощно наблюдая, как Кирилл и Валя... дерутся?

Чемодан оказался за порогом, Кирилл же теснил Валю... в камеру? Не она же его – прочь, желая в камере остаться сама? Бред. Кирилл орудовал её рюкзаком, как щитом. Ублюдок – с катушек слетел? Михаил рывком бросил себя к шкафу. Распрямился – внутренности горели огнём, но он дотянулся. Пуск.

Пусть Кирилла запрёт в камере, не Валю.

Дверь заскрежетала по рельсам. Завоняло горелым. Михаил бросился к исчезающей щели, споткнулся о какую-то палку и дёрнул Валю к себе. Ладонь схватила шершавый рюкзак. Мелькнули ботинки Кирилла.

Полыхнуло синим треском; дверь встала. В узкий просвет Михаил увидел Валю – она съёжилась в камере на полу, обхватив живот руками. Багор застрял в щели.

– Прости, – с горечью сказал Кирилл откуда-то сверху.

Удар в челюсть швырнул Михаила в темноту.

***

– Потерпи, маленький, сейчас, уф-ф, перерывчик... тьфу, тяжелый.

Валя бросила багор, которым методично расшатывала, как рычагом, штурвал ручного управления. Накрыв ладонью живот, она аккуратно присела. Попе от камня не холодно – рюкзак толстый. Но в дополнительную кофту Валя завернулась.

– Папа нам подмогу приведёт. Всё будет хорошо, – сообщила Валя в пространство. Пустынное эхо пробралось мурашками под кожу. – Только папа не знает, что он папа.

Миша её не бросит никогда, Валя знала сердцем. Но добраться до деревни, привести людей – дело не быстрое. С Кириллом подраться – тоже время.

Валя поморщилась. Хорош парень, но не академик Вавилов. Слушать других не умеет, женщин – вообще. Пока сам не напорется – кивает с милой улыбкой и гнёт своё. Говорила же: не бери чемодан, найдём зерно – в НИИ разберёмся.

А он – «Не желаю зря тащить! Отчёт писать! Заметут, мало ли. Вдруг мы правительственный склад ограбили?» Тьфу... леший. Не возьмись они за тесты, набрали бы зерна и ушли... выход искать. Валя отпила маленький глоток из бутылки. Жажда не грозила – Кирилл скинул свой запас воды сквозь щель. Но туалетов в зерновых камерах не предусмотрено.

Глупо вышло. Семь недель – срок небольшой, но серьёзный. На Кирилла нельзя положиться, как на Мишу, а то сидела бы дома. Но у него – чистый энтузиазм, а у неё – ребёнок. Запущен обратный отсчёт. К тому моменту, как она перестанет кормить грудью, нужно возродить хлеб.

А лучше – раньше.

Ждать нельзя: аутоиммунная болезнь прогрессировала. Ещё полгода, и родить бы не вышло вовсе. Миша не знал... Валя потянула вдруг ставший колючим ворот.

Это не предательство – предусмотрительность. Что ж так муторно?

Нет, она права. Мише вредно волноваться, а помочь ей он не мог. Валя сжала переносицу. Или мог?

Ради неё и ребёнка он бы горы свернул. Кирилла за шкирку взял. Но весь извёлся бы, снова в больницу загремел. Контузия головы – не шутки.

Валя спрятала лицо в ладонях. Нет, лучше все делать самой. И за ошибки отвечать – тоже.

Хотела как лучше, вышло как обычно. Валя хихикнула, протирая кулачками глаза. Технику безопасности умные люди придумали: полная смена одежды. Но то в лаборатории, а здесь они с Кириллом уселись в уличной, как были, Валя ещё ворот по привычке расстегнула… Вирус сожрал зерно мгновенно. Она оттолкнула Кирилла, чтобы не касался ни её, ни заразы – тот, дурачок, боролся. Хотел, чтобы она с ними пошла, просто поодаль.

Чушь. Так рисковать нельзя.

У них всего-то один рюкзак зерна и сохранился. Конечно, может, в другой камере, в зоне второго ствола, тоже сохранился запас. Но то лишь вероятность, а кто знает наверняка?

Миша, молодец, собрал образцы. Принесёт в НИИ сохранности – всё можно исправить. Тесты показали, что хлеб можно возродить.

Подъём.

Она пару раз глубоко вздохнула и ухватилась за багор. Звонкий стук заметался под сводами.

***

В голове гудело, как в трансформаторной. Зверски хотелось пить, язык саднило привкусом металла. Михаил приподнял голову; потолок качнулся.

– Пей, – кружка стукнула о зубы. Михаил жадно выпил досуха; в мозгу прояснилось. А следом пришла ярость.

– Ты! – он рванулся вверх перекатом, но был схвачен и втиснут щекой в колючую пыль. – Что. С Валей. Урод, что... – он задёргался. Заломленный локоть прострелила боль: сильнее – и перелом. Михаил застыл, оглушённый грохотом крови в ушах.

– Зерно испорчено, Миша, – сообщил Кирилл так тихо, что пришлось напрячь слух. Смысл слов дошёл не сразу – и растёкся холодом вдоль позвоночника.

Не может быть.

– Это сделала Валя.

Михаил вскинулся, но острое колено ткнулось в лопатки.

– Заткнись и выслушай, – хоть какие-то эмоции в деревянном тоне. – Валя не специально. Обрадовалась, расслабилась, расстегнула комбез – то ли в жар бросило, то ли душно стало... Прямо в перчатках расстегнула. А потом стала зерно в пакет собирать.

Михаил сжал ноющие челюсти. На зубах хрустнул песок. Он завозился и сплюнул.

– Свитер, да? – прохрипел в пол. – Мы в гостинице накануне спали не раздеваясь.

– Так точно, – устало ответил Кирилл. – Достаточно одной шелушки... Мой просчёт. Зря за тесты взялся, набрали бы зерно да ушли. Н-да. Я Валю вытаскивал, она уворачивалась, чтобы заразу не передать.

Хватка на затёкшей руке слегка ослабла. Михаил закрыл глаза.

– Нет. Ты не вытаскивал, я видел. Ты пинал её внутрь, а я, дурак, помог.

Он крутанулся из упора лёжа, через плечо наружу. Ударил локтём в грудь, тут же меняя позицию. Захват. Никаких «мордой в пол». А мордой в стену – в самый раз. В запястье колотился пульс – или чужая кровь билась в пережатом горле? Кирилл не вырывался. Застыл на коленях, запрокинув голову.

Чего-то ждал. Чего?

Не оправдывался. А зачем, он ведь сказал, что хотел.

Михаил уставился в стену поверх взмокшей светлой макушки. Луч фонаря бил в упор. Стена расплывалась в слепящее пятно.

Предавали Михаила не раз, он привык. Но не свои, не бойцы. Не Кирилл – наводчик, командир, тот, с кем шёл под взрывы в чадящей духоте кабины, тот, кого вывозил из-под огня и кто в последнем бою вытащил его...

Чёртова грань между недоверием и верой.

– Я не брошу Валю, – Михаил разжал захват. Взвалил на спину рюкзак с уцелевшим зерном. – Выйду с ней или никак. За помощью идёшь ты, я остаюсь здесь.

Кирилл неуклюже застыл.

– Отправишь одного, после… – он отмер, распрямился рывком: – Цели есть, ума не надо.

Кулак сам метнулся в белеющую скулу, но Кирилл увернулся. Отряхнул штаны.

– Один я не выберусь. Вторая шахта завалена.

Михаил развернулся и направился к Северному стволу.

– Аварийный ход найдём вместе, – бросил через плечо. – Потом ты возьмёшь зерно и выйдешь, а я вернусь.

Он не сомневался, что Кирилл последует за ним. За спиной заскрипели шаги.

***

Штурвал поддавался. Со скрипом, рывками, но поддавался. Валя смяла фантик от белкового батончика, сунула в карман. Мусорить в камере с зерном, пусть и порченым, рука не подымалась.

– И-раз, – багор впечатался в обод штурвала. – Ха, шалишь, не сдамся. Не будь я папина дочка, дедушкина внучка.

Валя колотила багром с удвоенным энтузиазмом. Отцовские слова бились в мозгу, как вой сирены. «Неприкосновенный запас, чтоб кошка Дуська с голоду не померла». Валя, мелкая, босоногая, слушала, да не слышала...

Дед наотрез отказался в городе жить: мол, сторожит «закрома Родины». Он окучивал соседям картошку на тракторе и чинил всякий хлам. Сельскохозяйственный. Раз в неделю топил баню тете Лиде с лесной заимки – муж её помер давно, а был электриком на подстанции.

Валя с победным воплем налегла на багор. Штурвал лязгнул и сделал полный оборот, как со стопора сорвался.

***

За шиворот капала вода. Михаил сгибался в три погибели, сзади чертыхался Кирилл. Узкая штольня вела, по ощущениям, в тупик. Но из тупика тянуло сквозняком, что обнадёживало.

Забитый кирпичом лаз обнаружили на глубине сто десять метров. Он выводил на лестницу в технической части ствола, и кто-то проделал в кирпиче аккуратную дырку. Рядом торчала арматура, в самый раз верёвку для страховки привязать.

Под ногами чавкнуло. Ботинок ухнул в мягкое – не вытащить. Михаил посветил вниз.

– Твою мать.

– Глина, – мрачно констатировал Кирилл из-за спины. Повёл головой туда-сюда, освещая проход, и добавил: – Оползень.

– Тьфу, нечисть.

Сапёрные лопатки они достали одновременно. Штольня расширялась, но воздуха не хватало. Пот разъедал глаза; боль ворочалась в затылке, как сверло.

– Вижу свет, кх-ха, в конце туннеля, – не отрываясь от раскопок, сообщил Кирилл.

Они в какой-то момент оказались бок о бок.

– Сплюнь и по дереву постучи, – выдавил Михаил.

Под веками искрило красным и белым – какой уж там свет.

– Ты лоб подставишь или мне свой уляпать? – махнул измазанным кулаком Кирилл.

– Заткнись.

Михаил вывалился вперёд, подскальзываясь на глине. Что-то хлюпнуло, треснуло, ноги поехали вперед... И правда – свет, вспышкой по глазам. Запах мокрой зелени и мха. И пустота под ногами.

– Твою мать!

Кирилл, когда волновался, тенором вопил. Молодец, вцепился в руку, как клещ. Когда перчатки снял? Но скользкая одежда понемногу выскальзывала.

Михаил заелозил, хватаясь за выступы, но тщетно. Кругом глина. Он проморгался и уставился вниз: оползень обрушил ярус, на который выходила штольня. Бурая глина пятнала острые камни у подножия.

– Сейчас, сейчас, – бормотал Кирилл, извиваясь, как раненый червяк.

Михаил глянул вверх. Сердце стукнуло в рёбра. Он завозился, освобождаясь от рюкзака.

– Уступы справа, Кирюх, смотри. Каменные. Возьмёшь зерно, выйдешь через другой спуск, – он подтолкнул рюкзак вверх.

– Что? – рявкнул тот. – Обалдел?

– Держи, ну, – сквозь зубы скомандовал Михаил. – Людей приведёшь – динамит не берите, тут к лешему всё рухнет.

– Только попробуй, – зашипел Кирилл.

Схватился за лямку, вытягивая вверх вместе с Михаилом. Но тот потихоньку выскальзывал.

А Кирилл неотвратимо съезжал следом. Михаил закрыл глаза и представил лицо Вали. Нащупал в кармане нож.

– Не смей, идиот, – прорычал Кирилл, понимая всё за секунду.

Михаил занёс нож над его ладонью.

– Валя беременна!

– Что, – холодея, выдохнул Михаил. Он словно разом ослеп и оглох, только кровь шумела в висках.

А через секунду он вонзил нож в глину и подтянулся вверх. Посыпались комки. Нога сорвалась.

Кирилл резко дёрнул его на себя. Михаил вскинулся – но увидел лишь изумление в расширенных зрачках.

– Держитесь! – закричал женский голос из глубины штольни.

Михаил понял, что их держит верёвка. Привязать её негде, кроме как на лестничной клетке ствола. Они привязали, да длина закончилась, а Валя свою добавила.

Валя здесь.

Через пару минут он сидел в грязи, прижимая к себе жену, тёплую, дрожащую, с мокрыми щеками и смятением в глазах. Кирилл нежно баюкал рюкзак с зерном. Взгляд блуждал по скалам и верхушкам деревьев.

– Тебе тоже нельзя его трогать, – шепнула Валя ему в шею.

– Кирюху?

– Зерно!

– Я твою жену пальцем не тронул, – удачно вставил Кирилл. – Она отпинала меня рюкзаком. Зерно дороже моих почек.

Валя хихикнула, свернувшись у Михаила на груди. Он вдохнул запах жасмина.

– Я понял, – обнял Валю крепче. – Виноват, погорячился, готов искупить.

Кирилл только глаза закатил.

– Я тоже, – внезапно призналась Валя. Взглянула серьёзно: – Прости, что не сказала о ребёнке. Хотела сделать сюрприз. То есть нет. Я должна… Если бы я...

Михаил взял её руки в свои. Под нежной кожей колотился пульс.

– Валя.

Она умолкла и тревожно взглянула ему в лицо.

– Валя, что бы ты ни сделала – у тебя были причины. Я верю тебе. Всегда.

Растерянность в светлых глазах, робкая радость… Миг – и Валя приникла всем телом, покрывая перепачканный лоб и щеки поцелуями.

Михаил тихо гладил вздрагивающую спину. Он смотрел на Кирилла – прямого как палка, с плотно сжатым ртом.

– Ты действительно, – начал тот. Прочистил горло. – Действительно доверил бы мне Валю? И зерно. Мне. Несмотря ни на что?

И Михаил ответил:

– Так точно, товарищ сержант.

Кирилл с минуту молча смотрел на него, а потом коротко, по-военному, кивнул.

+8
21:30
773
18:57
-2
Как складно, однако.
Полноценная история о дружбе и любви, да.
Что характерно, задним умом понимаешь наличие хэппи-энда, но ждёшь по привычке, что один из персонажей окажется редиской. Ан нет.
И это хорошо. Тут персонажи друг на друга работают.
12:07
Напомнило «Параграф 78» только с хорошим концом. Честно говоря, понял не все психологические мотивы, а так ничего.
22:05
+2
Хлеб, конечно, всему голова, но, по-моему, из-за отказа от мучного еще никто не умирал. Тем более в современном мире, где соевое мясо хрен отличишь от настоящего.
Ну да ладно. Пусть так. Но тогда объясните мне, как сотрудники НИИ, которые борются с вирусом, вдруг вспомнив о последнем хранилище, лезут туда с грязными неумытыми лицами? По-моему, так поступают только персонажи дешевых американских фильмов.
Затем взрывают искусственную насыпь. Очень порадовали воспоминания героини, как она в детстве собиралась стянуть у пацанов динамитную шашку и… Помню, когда сам был пацаном, всегда носил в кармане динамитную шашку. Но это же сколько кг тротила нужно Е… ть?
Поехали дальше! Хранилище заброшено. Невозможно найти вход, но электричество не отключили! Браво!!! Это по-настоящему фантастично.
И все это на фоне параноидальной мании контуженного Михаила. Автор, конечно же, тут как тут и лихо закручивает сюжет, облекая подозрения бедняги в реальность! И здесь, внимание, Интрига!!! Оказывается, напрасно подозреваемый Кирилл таким образом спасает мир! По-другому нельзя было? А заражение, конечно же, всегда происходит именно так — красавица расстегивает комбинезон… И бац! Все заражены! А когда Михаил загребал зерно руками — это ничего???)
Еще очень понравилось, как два мужика саперскими лопатками раскопали оползень. Причем сделали это с противоположной стороны, из-под завала… И такого здесь пруд пруди, не говоря уже о излишней затянутости и абсолютно лишних подробностей. Таких как воспоминание героини о какой-то Лизе и баньке! ( Хотя банька это прекрасно!) Короче, из какого носа это выковыряли я так и не понял!
Автор, вы меня, конечно, простите за резкость. Я на самом деле не такой злой. Да и написан ваш рассказ очень достойно, но я пришел сюда по рекомендации, как на один из лучших рассказов…

20:36
-2
Эффект «вау» в действии.
Насколько я понимаю, рекомендация моя, а значит, я могу откомментировать.
Я не говорил: «один из лучших». Я сказал — «мне понравилось». История понравилась, персонажи, тема доверия. В матчасти я не копался, хотя про хлеб тоже подумал, ну да бог с ним. Читать было интересно, по крайней мере.
17:33
Ок. Согласен! Забираю свои слова насчёт «одного из лучших» назад. Просто перешел по рекомендации и был разочарован. Больше даже не за рассказ, а за ссылку. Наверное, когда идёшь по рекомендации ожидаешь большего. В самом начале написанно действительно неплохо. Но к середине устаёшь!
19:14
Да, но концовка лично мою усталость окупила.
Не вы ли меня попрекали тем, что я не дочитываю от скуки...)
20:18
+1
Я, как ответственный читатель терпеливо дочитал до конца smile
… Нормальный рассказ, только в качестве рекондованного чтива не тянет.
А зная вас, как пристрастного критика был удивлён!
00:10
+1
Сознаюсь, так и быть. Видите на моем столе тридцать ложечек лежат? То-то. Серебряные.
А если без шуток — есть рассказы, в которых мне просто не хочется искать ни чушь, ни ляпы, ни препинаки. Цепляют, собаки. Как этот. Виновен в предвзятости!
01:38
Ну, а кто без греха?
23:18 (отредактировано)
+1
«Когда кончился хлеб, масло стали мазать прямо на колбасу!»
Сначала вообще понравилось как написано. Потом стала настораживать былинность интонации и такая прям любовь и дружба, что до рези в глазах. Тут явный переборщ — Надо было чем-то компенсировать однородные эмоции.
Потом пошли косяками странные допущения и смутные описания с еще более смутными обстоятельствами. Вышло чересчур невнятно и сложно. Мне кажется, надо было проредить частокол смыслов и событий, оставить половину, но штоб било наверняка.
Комментарий удален
16:52
Кое-какие вопросы остались по технической части. А вообще хорошо — и намёки все на беременность супруги в тексте есть. Вся эта психология взаимоотношений троицы достойно подана. Правда, рассуждения женщины касательно пшеницы непонятны. Наоборот, часто запрещают есть продукты из пшеницы и молочный белок кормящим. Рассказ понравился. Хорошо читается.
14:36
уже и не надеялась прочитать нормальный опус, от которого душа радуется. Наконец-то!
14:46 (отредактировано)
Трогательно очень, энергично. Мне понравилось… Напомнило сразу пару фильмов с таким сюжетом..., и книг прочитанных)… Неплохо…
И, если здесь есть грань, она не чёртова)
12:13
Когда начала читать, подумала – вот он рассказ, который достоин высшей оценки, но к финалу постигло разочарование. Такую завязку слили в банальные сантименты. Вместо фантастического рассказа вышла сопливая история про любовь, детей и крепкую мужскую дружбу. По сути, большая часть повествования крутится вокруг надуманного «любовного треугольника», порожденного паранойей ГГ. Вроде бы он весь рассказ пытается убедить себя и читателя в верности жены и друга, а на самом деле потихоньку подозревает их на каждом шагу.
Для чего здесь фантастика? Убери ее, замени на любой другой антураж и ничего не изменится. Да и фантастика ли это? Ну зерно заражено, ну его пытаются вылечить. Что в этом фантастичного? Весь показанный мир, в целом, ничем не отличается от нашей действительности. Кроме инфекции зерна и войн за него. Но войнами за ресурсы никого не удивишь. Таинственными вирусами тоже. Это все даже на постапок не тянет. Но больше всего, повторюсь, атмосферу портит соплежуйство.
nik
23:19
Рассказ совершенно не зацепил. Сложилось впечатление, сто меня обманули. Столь усердно развешанные вначале ружья так и не выстрелили. Какой смысл было выстраивать конфликт на ревности, и в конце нивелировать все, аки гг показалось? Это попахивает обманом, а я такое не люблю.
Стиль повествования тоже не понравился. В некоторые моменты не понимал, что происходит. Приходилось перечитывать.
Это тот случай, когда хэппи енд не работает на историю, портит ее. На лучший рассказ в группе явно не тянет.
По итогу — средне с уклоном вниз
Загрузка...
Alisabet Argent

Достойные внимания