Красные яблоки в полоску

Мне всегда не нравилось её имя. Зато нравилась она сама. Тёмные глаза и тонкие запястья, длинные ноги и острый ум… Да что там, я её любил когда-то.

А сейчас Нина воткнула в меня холодный взгляд, и в нём среди отблесков костра стоял немой вопрос: "Зачем ты их всех сюда позвал?".

– Вадик, ну чего там ваши яблоки? Скоро? – Друзьям не сиделось, они ходили вокруг костра и яблони, поглядывая на тёмную крону.

– Спокойно, сейчас всё будет, – ответил я и пошевелил в костре прутиком.

Они бывали тут и раньше. Летом, иногда весной. Даже Новый год встречали один раз; чуть не вымерзли все, жались к маленькой печурке в хлюпком нашем домике. А вот по осени, когда падали яблоки, оказались впервые.

Осенняя яблоня всегда была только для нас двоих.

***

Лет за восемь до этого сборища, в одну из наших с Ниной размолвок я уехал из города, вышел на не очень дальней станции и пошёл куда глаза глядят. Сентябрь входил в силу, после обильных дождей и холода немного прояснилось, пахло сыростью и дымами. Я шагал через бесконечные, казалось, садовые товарищества. Шёл и шёл, пока затухающая в осеннем покое дачная жизнь не коснулась и меня.

Я поймал себя на том, что давно стою на месте, облокотившись на шаткий забор, гляжу невидяще в заросший сад. Облезлый домик терялся в желтеющих деревьях, поблёскивая маленькими оконцами застеклённой террасы.

– Что хотели? – С задворок вылез невзрачный мужичок в кепке.

– Вы случайно дом не продаёте? – слова слетели с языка сами, и я удивился, откуда они вдруг такие взялись. Взялись вместе с неутолимым желанием заиметь такую старую дачу в запущенном саду.

Мужичок дом случайно продавал. Быстро договорились, и я собрался уезжать, но, мельком осмотрев дом, решил поглядеть ещё раз на сад.

– Что за сорт? – Я понюхал душистое яблоко на ветке.

– Коричневое, что ли… – пожал плечами хозяин.

– Коричное, наверное, – подсказал я.

Тот снова пожал плечами, и я побежал на станцию.

Ссора была позабыта. Но на моё сообщение "Я купил дачу" Нина лишь кивнула. Зато почему-то засмеялась, когда я рассказал про "коричневую" яблоню.

– Поехали? – сказала она, как только дача окончательно стала нашей.

– Поехали, – сказал я.

Вяло поработав в саду и в доме, вечером мы уселись на лужайке возле дерева.

Жгли костёр в обрезанной бочке, пекли картошку. Было тихо, только иногда потрескивал костёр. Сладко пахла старая яблоня. Та самая.

– И совсем не коричневое. – Нина покрутила поднятый с земли красный в полоску плод. Надкусила немятый бок. – Вкусное.

Она встала и потянулась к нижним ветвям сорвать яблоко.

– Не надо, – остановил её я. – Бывший хозяин единственно, что попросил – не снимать никогда с этого дерева яблоки.

– Это почему, интересно? – Нина запретов не любила, тем более таких непонятных. Но на скамейку обратно села.

– Не знаю, – ответил я. – Да пусть падают.

И словно в подтверждение моих слов с самой верхушки, сшибая листья, полетело яблоко, гулко стукнувшись в конце пути о плотную землю.

– Какой… коричневый звук, – сказала с серьёзным видом Нина и выжидающе посмотрела на меня – хороша ли шутка.

Я кивнул, мол, оценил.

А через мгновение в глазах Нины было совсем другое. То же, что промелькнуло и в моей голове.

– Даша? – вымолвила она почти беззвучно.

Точно, именно Даша. В мозгу после этого, чёрт его дери, коричневого звука пронеслись галопом нелепые картинки: я, Нина и какая-то светловолосая девица. Нина без слёз, но в гневе, а эта лыбится, и мы вроде как… пара? Что за бред?

– Ты про что? – просипел я.

– Не тупи. Ты видел то же, что и я.

Ага – я ж говорю, ум острый и проницательный.

– Хрень какая-то… Не знаю я никакой Даши, – ответил я.

– Значит, узнаешь, – уверенно предрекла она.

И я разозлился. Типично бабское – родить гору из мыши и сделать это нагромождение чуши "реальностью". Я взмахнул рукой, открыл рот. Только тут следующее яблоко – фьють, тук – упало.

Мы вновь переглянулись. В этот раз случилось совсем другое кино. Никакой Даши. Горы какие-то белоснежные, на лыжах мы вдвоём, кругом никого, безмолвие – всё, как давно хотели, мечтали даже.

– А вот этот вариант как-то получше, – кивнула Нина и, посмотрев на яблоню, добавила: – Какое, оказывается, интересное дерево.

Гроза миновала, но этот бред…

– Пойдём в дом, – сказал я. – Холодно.

В доме мы раскочегарили печку, пили горький чай и над пережитым наваждением лишь посмеивались.

***

На дачу до сильных холодов мы выбирались ещё несколько раз. Земля вокруг старой яблони была усеяна гниющими плодами, а в голых ветвях уже ничего не осталось. Мы вздохнули с облегчением, и история подзабылась. Пока у меня на работе не появился новый сотрудник. Сотрудница. Дарья Малькова. Та самая блондинка из яблочного бреда

Я похолодел, когда начальник знакомил всех с новой программисткой, и улизнул к себе в комнату.

Неделю я избегал с новенькой встреч, бросая на ходу безликое "Привет". А потом понял, что сбежать не удастся. С Дашей этой познакомился поближе и удивился, чего я так боялся. Не в моём вкусе совершенно, хотя улыбчивая, добрая и весёлая. И вообще я Нину люблю.

Своим мыслям усмехнулся, встряхнул головой – как, однако, мной яблочный бред завладел. Хотя… Имя Даша тогда ведь прозвучало. Ну к чёрту, вновь мотнул я головой.

А к концу года нарисовался интересный проект. Для меня и для новенькой. Она сотрудницей оказалась старательной и толковой, без неё мне никак. И как-то вечером, офис уже опустел, я задержался. Смотрю, и у неё свет горит; зашёл что-то уточнить. Сидит, ко мне обернулась. Уставшая, с большими глазами, лохматая и очень милая. Внутри меня что-то шевельнулось; из такого вот что-то потом случаются нелепые оправдания вроде "Бес попутал". Ага, подумал, вот оно, пресловутое раздвоение, адова бифуркация. Ну уж нет.

– Ну уж нет, – сказал вслух и, не попрощавшись, ушёл.

Но заснеженные холмы у нас тоже не получились. Умер давно болеющий Нинин отец, и пришлось ехать в Питер на похороны.

Точно, осенило меня, ведь не все яблоки при нас упали.

– И не все коричневые звуки мы услышали, – пробормотал я в поезде.

Нина была задумчива, чуть грустна.

– Что? – переспросила.

Про яблоню она всё позабыла.

***

Вспомнила летом.

– Поехали в отпуск на дачу, на яблоки? – предложила она.

– Какие ещё яблоки? А Крым? – опешил я.

– Вадьк, хочется на даче тихо посидеть. Ладно?

В другом случае я бы поспорил, но вспомнив свои зимние выводы "Не всё коричневое услышали", я молча согласился и пошёл сдавать билеты в Крым.

***

– А если потрясти? – спросила Нина.

Я задумчиво поглядел на крону яблони, где на самой верхушке осталось несколько плодов.

Две недели назад мы, едва открыв калитку, кинулись к заветному дереву. "Считай, почти ничего и не упало", – оценила Нина; большая часть яблок, действительно, ещё висела на ветвях. Приехали мы вовремя.

Мы придумывали какие-то работы на участке и в доме, ходили в лес, в тёплые дни на пруд, но нас постоянно тянуло к коричневой. Спали с открытым окном – и во сне ловиликоричневые звуки.

Падающие яблоки вбивали в нас самые разные картинки, отчётливые и яркие. "Предлагаемые обстоятельства", – назвала это Нина. Но самое красочное кино мы видели, когда сидели в вечерней тишине рядом с яблоней.

Чего только нам не являлось. "Всё что тебя касается", – говорила Нина и добавляла: "Всё что меня касается". Варианты один, второй, третий. Как и с кем, и в какой мировой обстановке провести следующий год.

"Крымнаш – идея неплохая, но слоган дурацкий", – сказала вечером за чаем Нина, оценивая события следующей весны.

Мы внимали этим видениям с наркотической зависимостью, но не примеряли их на себя всерьёз. Она пошутила: "Ничего себе. Всё-таки придётся тебе на мне жениться, Сараев", в одном из коричневых звуков увидев свою будущую беременность.

Я поддакивал, удивляясь, как беззаботно и счастливо мы проводим этот отпуск; ничего, и никого нам не надо кроме нас. Ну, и кроме яблони.

Отпуск заканчивался, а на самой верхушке дерева оставалось несколько яблок, которые никак не падали.

Я потряс дерево. Оно лишь слегка вздрогнуло, и яблоки остались на ветках.

– Да бог с ними, пойдём собираться.

– Ну конечно, – сказала Нина. – Если тебя все варианты нашей предстоящей жизни устраивают, то меня – нет.

– Большой выбор, большая проблема, – пробурчал я. – Брось…

Она закусила губу и пошла в подсобку за лестницей. В такие моменты её было не остановить.

– Давай тогда я.

– Нет уж, Сараев, держи лестницу. – Полезла наверх, ловко цепляясь за гниловатые поперечины.

Я залюбовался её стройными ногами в драных джинсах и упустил момент, когда лестница пошатнулась в моих руках, и Нина, вскрикнув, цепляясь за ветки, повалилась вниз с трёхметровой высоты. Что-то хрустнуло, и она выругалась:

– Твою мать!

Своим падением она заслонила от себя коричневый звук сорвавшегося тут же яблока, в котором я расслышал перелом Нининой ноги.

***

Нога срослась довольно быстро.

А потом грянула майданная заваруха – мы переглянулись, сглотнули каждый свой ком. А в январе Нина забеременела.

– Вот теперь можно и в ЗАГС, – сказал я обалдело после того, как она принесла благую весть.

– Разве было именно так?.. Ну, в предлагаемых обстоятельствах? – спросила спокойно она, не обращая внимания на меня и на своё особое теперь положение. Будто не таскала меня и себя несколько лет по врачам, с сухими глазами кусая губы после очередного холостого выхлопа.

– Так! Так! – я наконец обрадовался и бросился её обнимать.

А она хмурилась, освобождаясь от моих объятий.

Крымнаш уже вовсю сверлил умы граждан, когда Нину увезла "Скорая" с плохими симптомами.

После всего она лежала на диване, уставившись в стену, никак не реагируя на мои утешения.

– А там ведь оставалось ещё несколько штук… – сказала глухо.

– Каких штук? – не понял я.

– Вадик, мы этой осенью опять поедем ведь, да? – Она повернулась ко мне и погладила меня по лицу, слабо улыбаясь.

И я понял, что она говорила про яблоки.

***

С тех пор мы подгадывали свои две, а иногда и три недели под коричневый звук.

Мы не гадали, не выбирали, мы просто смотрели, что нас ждёт, слушая, как падают все до последнего яблоки. События мировые и личные складывались калейдоскопом в наших головах. Яркой, бесполезной кучей. Не вызывая никаких в нас действий. "Пусть всё идёт, как идёт", – говорила Нина, тихо наблюдая, как истаивает наша любовь в трясине будней. А я бесхребетно с ней соглашался.

Но через несколько лет, немогущий вырваться из заколдованного круга, разрушаемый Нининой тоской, видя, как проносятся мимо из раза в раз другие пути и возможности, я стал рыпаться и дёргаться в стороны. Но получалось по Нининому – пусть всё идёт, как идёт. И получалось тускло и ровно.

А в этом году сразу после цветения жахнул мороз, посшибав добрую половину завязей, потом налетел какой-то неведомый жучок и пожрал всё остальное. Нинино равнодушие подёрнулось разгорающейся тревогой – неужели совсем без? Но где-то в июле, забравшись на ту самую лестницу, она закричала:

– Есть! Есть! Целых два!

И тогда во мне вызрело дикое желание позвать "на урожай" друзей: разрушить, предать нашу тайну на двоих.

***

Друзьям не сиделось после моих "сказок про предсказательные яблоки". Нина же от моих кривляний нервно щурилась.

– Сейчас, – повторил я, встал с лавки и толкнул яблоню.

Шлёп.

Оторвалось только одно. Нина презрительно скривила губы и что-то прошептала в мой адрес.

А у друзей замерли их праздные улыбки, остекленели весёлые глаза, у кого-то выпал из рук пластиковый стаканчик. Коричневый звук пронял их до костей.

Потом, быстро освобождаясь от наваждения, делились увиденным общим будущим, одним и тем же, блёклым и невзрачным: "Неплохой фокус", "Можно в инет выложить – Что? – Ну гипноз общий этот", "Да ну, серовато предсказание, это и я такое могу наванговать: нефть, доллар, кризис и митинги". Оценки разнились по форме, сходясь в главном: "Скука смертная…".

Глухой ночью, когда все спали, я услышал из сада одинокое – тук – это приземлилось второе яблоко. По тому, как вздрогнула рядом Нина, я понял, что она это тоже слышала и видела – Мир, погрузившийся в панический хаос.

– Пусть всё идёт, как идёт, – прошептали мы вместе.