​Небесный блюз

– Пит!

– Пи-итер!

Он не отзывался. Пушистые головки одуванчиков качались на ветру, отправляя в далёкое небо своих посыльных, и каждый из них в маленькой сумочке нёс послание о том, что есть на земле мальчик по имени Питер, который очень-очень хочет летать...

– Так и знала, что ты здесь! – кусочек синевы заслонила голова с двумя тонкими косичками.

– Я не здесь. – Пит немного передвинулся, чтобы увидеть, как из-за головы Янки выплывает облако, похожее на большую горбатую птицу, и замедляет ход, зацепившись за кончик русой косички. – Я там.

– Ты забыл? Сегодня же проводы! На площади все уже собрались!

Одуванчики дрожали, не по одному – целыми отрядами отправляя во все стороны своих пушистых курьеров, когда он бежал следом за Янкой. Сегодня же добровольцы уходят на фронт! Как он мог забыть?

На площади, сухой и пыльной, спрыснутой самогоном и омытой слезами прощания, выстроились отряды юнцов, одетые в одинаково серую лётную форму. Пусть мама ругается, называя её саваном, Пит знает – это цвет грозового неба. Неба, которое насылает неукротимые ветра, стреляет градом и поливает землю свинцовыми дождями.

Он вытянулся на носочках, чтобы лучше видеть из-за плеч собравшейся толпы. Какие серьёзные лица! На каждое уже поставлен штамп ответственности за дело, которое им предстоит совершить, не посрамить себя и отечество (кажется так говорил грузный дядька, записывающий в большой журнал фамилии добровольцев). Вот он, Пит, вырастет и тоже наденет цвета грозовых облаков.

***

У Янки в глазах отражается небо. В него можно улететь и никогда не вернуться. Как он раньше не замечал этого? Решено, свою первую победу он посвятит ей и крылом самолёта напишет на облачном небе её имя.

Мама часто плачет. По её словам, война забирает у них самое дорогое. Они с другими женщинами посёлка теперь часто собираются у них на кухне и ведут бесконечные разговоры. Пит знает, как прекратить войну. Просто нужно победить. И тогда всё небо от края до края станет свободно.

Он неслышно выскользнул из дома, держа в руках башмаки, и притворил за собой покосившуюся обшарпанную дверь. С тех пор, как ушёл отец, ещё в числе самых первых, дом стал скучать и разваливаться. Ничего. Война закончится – и они все вернутся. И всё починят. А сейчас некогда. Там, на обрыве его ждёт Янка, и небо, синее-синее и невероятное, как её глаза.

Один за одним мальчишки разгонялись и сигали с обрыва, чтобы, на миг воспарив, разбить зеркальную речную гладь, а потом вынырнуть и снова вскарабкаться на каменистую кручь, и снова взлететь. А небо ласково жмурилось, наблюдая за тем, как его птенцы становятся на крыло.

***

Когда крутишь на турнике солнышко, облака становятся ближе. Питер знал, что если сильно-сильно раскрутиться и отпустить руки, то можно нырнуть прямо в небо. Иногда он так и делал. Но приземляться было немного больно. Если бы Янка не ловила его, он бы, наверно, и вовсе убился. Но она ловила. Руками, губами... Какие сладкие у неё губы... Он сорвёт с неба самую яркую звезду и подарит ей. Уже скоро. До выпускного экзамена в лётном училище остался всего год.

По всей стране идут пикеты. «Матери против войны», «Верните нам наших сыновей»... Мама больше не плачет. В её глазах, руках, в каждом жесте – огонь. Кажется, она живёт только одной целью. Вчера они снова поругались. И, пока он встречался с Янкой, мать собрала все его модели самолётов и сожгла на заднем дворе. Он орал, что никогда ей этого не простит, и впервые ушёл из дома.

***

Пит стал возвращаться домой всё реже, ночевал у друзей, но больше у Янки, тайком пробираясь через балкон в её комнату. И каждый раз, когда девичьи колени брали его в плен, Питеру казалось, что он готов остаться с ней навсегда... А утром его будило небо, манило через окно пухлой рукой облаков, стучало в стекло дождливым пальцем... И он уходил.

Когда Питер стоял на площади, весь в сером они обе плакали. И Яна, и мать. По случаю проводов, матери даже разрешили его проводить. Вместе с другими матерями она стояла за стеной конвоя, а небо брызгало в счастливое лицо добровольца приветственной моросью. Сердце Питера замирало от восторга. Скоро, совсем скоро он взлетит по-настоящему. И больше не будет войны. И фанатичный огонь, сожравший мать до костей, наконец, погаснет. А он, Питер, возьмёт подругу с собой в небо...

***

Всё оказалось ложью.

Стеклянной пустышкой, раздавленной тяжёлым сапогом настоящего ада, в котором переплавляли таких вот юных дураков. Мечты летели осколками, а вместе с ними с большой высоты падала на землю и разбивалась вдребезги надежда вернуться домой. Ещё хоть раз увидеть любимую, обнять маму...

Стиснув зубы, до боли в ушах он каждый раз молился. Молился о том, чтобы и в этот раз не попасть в зубатую пасть вражеского прицела, вернуться на землю живым. Но пока у неба есть его воины, а у воинов есть патроны – ад не закончится никогда.

***

Последнее задание. Небо заволокла сплошная муть. Шли по приборам. Враг засел где-то там внизу.

Лейтенант Питер Эльмах сделал выдох и вынырнул из пелены облаков. Они на месте. Но что за?.. Взгляд выхватил знакомые изгибы речной ленты... крыши домов, словно детские формочки, разбросанные в траве... А вон там знакомый круг поселковой площади, с мачтой флагштока, на которой сейчас развевается какая-то непонятная тряпка...

– Не стрелять! Я приказываю! Не стрелять!

Но рация молчала. А небо вздрогнуло и накрыло знакомые с детства улочки смертельным дождём.

Питер взвыл и рванул на себя штурвал. В прицел гашетки попала первая стальная птица... Палец не дрогнул.

Он шпиговал равнодушное пепельное небо тысячами жалящих пчёл. Кричал, и непрерывно жал на гашетку, пока пелена над головой не взорвалась, открывая бескрайнюю глубокую синь.

Небо падало на землю, укрывая её стеклянными брызгами, а в прозрачную синюю даль уже поднимались невесомые, словно пушинки одуванчиков, души. И у каждой из них было своё небо. Чистое. Свободное. Небо.